Над океаном висело раздутое красное солнце. Такие закаты случались нечасто и означали, что грядет ветреный день, ничего больше, но Мирону отчего-то было не по себе.
Здравствуйте, Михаил Афанасьевич. Вы сейчас вертитесь в гробу, я вас понимаю.
Мирон обернулся к календарю и посмотрел на дату, подчеркнутую зеленым маркером. Не было никакой необходимости что-то отмечать, Мирон и так прекрасно помнил, и все же он нервничал и потому почти бездумно разрисовал календарь всякими отметками.
Но Мирон в собственном кабинете поставил календарь с отмеченной датой секретной операции. В том самом кабинете, куда водит Славу и куда таскаются просители.
Мирон повернулся и замер увидев, что Слава подпирает дверь тяжелым креслом. На красной футболке Славы расплылись темные пятна пота - под мышками, у ворота и на спине.
Со Славиной подготовкой перетаскивание тяжелого кресла заняло бы столько времени, что Мирон бы юлой закружиться успел.
Слава резко повернулся к нему – он был белым как мел, расширенные глаза казались прозрачными и зелеными, как молодой виноград.
Анон сталкивался со Славой нос к носу и имеет сказать, что у Славы не зеленые, а как раз чисто серые глаза, даже без желтых лучиков.
Слава подошел ближе и открыл рот – и в эту секунду где-то далеко в городе грохнуло, зазвенели стекла и раздался истошный, нарастающий многоголосый вопль. Слава вздрогнул. Мирон молча смотрел на него.
Зазвонил телефон, стоящий на столе, но Слава тут же снял трубку и отбросил ее подальше. Через пару секунд зазвонил мобильный телефон, Мирон машинально потянулся к нему, но Слава успел схватить первым и с громким треском разбил об угол письменного стола. Мирон отшатнулся.
Слава пришел выполнять хитрый план, но Слава вздрагивает от взрыва, а Мирон спокоен. Про телефон, который дает возможность всем желающим слушать, что творится в кабинете, уже сказали.
- Я должен, - тихо сказал он и разжал кулак.
Мирон пару секунд смотрел на ампулу с присоединенной иголкой, которую держал Слава.
- Это яд? – спросил он.
- Нет, - ответил Слава. – Ты пока нужен живым… тебя будут судить за преступления против человечества.
Ампула с присоединенной иголкой - это вообще как? Дася, ампулу ломают, туда некуда сунуть иглу, ну никак.
А за преступления против человечества судили в последний раз, кажется, нацистов? За весь фанфик Мирон допустил только одну зашитую промежность, одного убитого мужа какой-то женщины, утопил Шокка хз за что, дважды насовал Славе по морде, вырезал ему на спине лого и по независимым от него обстоятельствам случился взрыв. Где тут леденящие подробности кошмарного правителя, за которые ему Нюрнбергский трибунал грозит?
Мирон помолчал. Слава не нападал на него, он даже дрожал, у него был такой измученный и несчастный вид, что Мирон его пожалел.
- Я не доживу до суда, ты же понимаешь? – спросил он. – Меня найдут повешенным на ремне или что-то такое…
Во всем мире уже научились бороться с самоубийствами в камерах, только в Дася-мирке отобрать у заключенного все, с помощью чего он может совершить суицид, не способны.
- Я не могу, - с мукой в голове пробормотал Слава. – Как я могу?
Он посмотрел на Мирона, потом снова перевел взгляд на ампулу на ладони.
- Я не знаю, что делать, - признался Слава.
- Я знаю, - ответил Мирон.
Он успел выхватить ампулу до того, как Слава сжал кулак, сдернул ногтем колпачок с иглы и воткнул Славе в шею. Тот ахнул и попытался выдернуть, но его движения сразу же стали смазанными, словно у пьяного. Слава поскреб ногтями ладони Мирона, но не сумел разжать даже одного пальца.
Какой кретин вообще отправил Славу на это задание после того, как Мирон на весь Додгород заявил, что они трахаются и не ебет? В сопротивлении не нашлось больше никого, кто способен ткнуть в мэра иголкой?
Составляя дополнения к правилам Темного Властелина, я впишу "Не буду отправлять на ответственные задания влюбленного в жертву исполнителя ради драматичности эффекта. Влюбленный будет надежно заперт до окончания операции, а в идеале - расстрелян в момент ее начала, чтобы ему не пришло в голову ее сорвать".
Мирон заметил в мутных глазах Славы благодарность – за то, что снял с его плеч тяжелый выбор, который Славу мучил и изнурял, но который тот не мог сделать, и снова взял на себя решение проблем.
Благодарность? Благодарность за то, что сотни людей, которых ты вывел на улицы, убьют, потому что ты распустил сопли, взял на себя ответственность и не смог?
Да главный мудак тут совсем не Мирон, чувак.
- Трущобы громят центр, - проговорил Охра. – Я отправил все подразделения, что у тебя с теле…
Он осекся, увидев Славу, спящего на диване.
- Отозвать всех, - приказал Мирон.
Охра уставился на него с откровенным недоверием.
- Ты что, не слышишь? – спросил он. – Они разоряют центр.
- Отозвать! – заорал на него Мирон. – Всех!
Охра вздрогнул от неожиданности.
- Понял, - коротко ответил он и ушел.
И вместо того, чтоб ебнуть Мирону по голове и заняться делом, Охра послушно бежит исполнять. То, что в такой ситуации отозвать подразделения невозможно, потому что они скорее всего уже ввязались в бой, - пренебречь.
- Они будут у Мэрии минут через десять, - проговорил Охра. – Внутрь не прорвутся, но запекут нас, как каштаны в костре.
- Они не пойдут сюда, - равнодушно ответил Мирон.
- Откуда ты знаешь? – спросил Охра.
И при этом, Охра, ты стоишь и ждешь, пока тебя запекут, понятия не имея, не ебнулся ли твой начальник. А поводов в себе сомневаться он тебе давал тысячу и один.
- Что со Славой? – наконец спросил Замай.
Мирон поморщился от этого явного нарушения субординации. Он понимал, что Замай за Славу волнуется, они очень давно дружили, и все-таки его передернуло от фамильярности вопроса.
- Гнойный мне больше не нужен, - сухо ответил он. – И это вообще не твое дело.
Так волнуется, что отправил его к мэру, зная, что тот проебется.
Так дружил, что сдал друга тем, кто его прикончит во имя революции.
Но фамильярность - это единственное, что беспокоит Мирона.
Мирон мог только представлять, какие разрушения произошли за эти полчаса. Иногда достаточно минуты, чтобы натворить непоправимых дел, а за полчаса разъяренные и озлобленные жители трущоб наверняка не оставили камня на камне от элитных районов, где проживали самые привилегированные слои общества, чиновники… заговорщики, решившие, что новая политика Мэра их не устраивает. Мирон позволил себе усмешку.
Без ловкой сильной руки, направляющей пролетариат, озверевшие массы выплеснулись бы на улицы, и вырезали половину Города, а так… без жертв не обошлось, - без чудовищного насилия и убийств, - однако могло быть намного, намного хуже.
Анон нихуя не понял!
А так, куда они выплеснулись эти массы? Они же и так вырезали тебе кучу людей, с направлением или без, чем лучше ты сделал ситуацию???
Он несколько минут смотрел на Славу, пытаясь запомнить его таким – еще не отдалившимся, не ставшим чужим, пока Слава не стал Гнойным, чью выстраданную революцию кроваво и жестоко подавили.
Когда он переступит порог кабинета – Слава перестанет быть его Славой, его придурочным другом, его нежданной любовью, его сильным и заботливым мужчиной и его нежной девочкой. Всем, чем был до этого, совокупностью ролей, непостижимым человеком, который заставлял Мирона смеяться, злиться, вести себя, как мальчишка, подстегивал азарт, и вернул полузабытое желание жить. Просто жить и по-человечески наслаждаться каждым днем и его возможностями.
И за это ты его прикончишь, хотя можешь прекрасно избежать. Вон, у тебя куча народа на роль предводителя, выбирай любого.
Мирона все время дергали, он раздавал распоряжения, в какой момент скинул пиджак и закатал рукава по локти. Тимарцев перестал отгонять от него людей, сообразив, что это бесполезно, потом куда-то исчез и Саша. Мирон раздраженно оглянулся, прошипев себе под нос, что охрана у него весьма так себе, но тут Тимарцев вернулся, пробился к нему через толпу, и прикоснулся к локтю.
Да, Мирон, охрана у тебя очень таксебетсу. Потому что сейчас в потоке народа придет - спойлер - какой-то Дудь и ты сдохнешь.
По пути Замаю вручили миску бесплатного супа для пострадавших и накинули на плечи одеяло. Он закутался в него почти по уши, и жадно пил суп, то и дело отфыркиваясь. Мирон не торопил его с докладом, ему было как-то неловко дергать человека со сломанным носом, который давился собственной кровью.
И суп уже успели сварить. Самое важное при подавлении вооруженного восстания - начинать варить суп.
А еще при сломанном носе обычно людям не очень хочется жрать, вкус мерзковат, анон проверял.
По пути им встретился Охра, выглядящий так, словно вырвался из ада. От ветровки Охры остались лохмотья, капюшон и левый рукав обгорели, майку забрызгало чьей-то кровью, на перевязи под мышкой болталась пустая кобура. Пот проел чистые дорожки в корке крови, гари и грязи, которая покрывала Охру.
Охра грубо, чуть ли не за волосы, тащил за собой Фаллена – тот прихрамывал и спотыкался, злобно сверкал глазами. Левая половина его лица превратилась в сплошной синяк – разбитые губы распухли, черные волосы торчали, словно иголки у ежа. Фаллен упирался, но руки у него были связаны, и Охра тащил его на аркане из собственного ремня, затянув на шее петлю, так что Фаллену приходилось волей-неволей перебирать ногами, тем более что Охра не скупился на оплеухи.
На аркане - это менее грубо, чем за волосы, конечно. А как раздавать оплеухи, когда тащишь человека за собой, анону интересно отдельно.
Давным-давно, когда они были совсем юными и не знали, чем закончится их тщательно спланированный переворот, - тупые дебильные идеалисты, не подозревающие, что всегда должен быть дракон, и они станут следующими, - каждый обзавелся своей группой доверенных людей, о которых не знали остальные. Они рассудили, что так сумеют сберечь идею своей революции.
Шокк почти сразу бросил своих на заклание, за что в итоге и поплатился. Группа Охры частично уцелела, и превратилась потом в огромную всемогущую сеть шпионов, силовиков и аналитиков. Из «Вагабунда» - группы Мирона, двое были мертвы, Замай хрипел на диване, обливаясь кровью, Порчи пока на связь не выходил.
Впрочем, Мирон и так знал, что Порчи не выйдет на связь, он будет вести праздную, легкомысленную жизнь крутого известного ди-джея, и появится лишь тогда, когда в нем возникнет нужда.
Слово "Вагабунд" Дасе просто понравилось, ясно. При том, что они делали общую революцию, они не знают имен друг друга, это же совершенно неважно.
- Что будет с Фалленом? – спросил Замай.
- Забудь о нем, - посоветовал Мирон. – Я не стану забирать его у Охры. Считай, что его нет и никогда не было.
Замай болезненно скривился.
- Здорово, - с горечью проговорил он. – Один друг скоро умрет, другой…
А ты рассчитывал, что им будет хорошо и они поедут лежать на солнышке? Хотел бы спасти - выпинал бы под зад из сопротивления.
Дальше происходит невнятная хуйня с попыткой почему-то Дудя убить Мирона, Замай закрывает его своей грудью, Охра оскорбляется, что его не дождались, они трагично сидят над будущим трупом. Мирон гуляет по мэрии.
Мирон равнодушно сгреб все это на пол, перетащил на столик включенный ноутбук, с грустной иронией отметив, что Охра может сколько угодно свирепствовать, но система безопасности все равно под угрозой, потому что какой-то идиот-чиновник вышел из кабинета, бросив включенный компьютер с открытым доступом в городскую сеть.
Нет, Мирон, безопасность под угрозой, потому что Гнойный пишет Панч на твоем личном ноуте, а ты отмечаешь в календаре даты операций.
Чиновник на твоем фоне - просто бог.
Там-то Охра их и настиг, один против десятерых. Мирон даже головой покачал, осознав этот самоубийственный идиотизм.
Фаллен пару минут слушал Охру, потом отвернулся от него, ничего не ответив, и жестом приказал своим парням напасть.
- Сука! – выдохнул Мирон.
Вот не зря он этого Фаллена терпеть не мог. Хитрый скользкий мудила.
Еще одно правило Темного Властелина: я не буду давать одному герою выступать с речью, даже если у меня десять человек. Если у нас с ним были сессии, я собью его с толку внезапным приказом, а пока он будет приходить в себя, мои парни его убьют. И жеста им для этого не понадобится, те, кто не могут думать сами, до моей команды не дойдут.
Охра дал ему фору в несколько секунд, отбросил биту и, поморщившись, потрогал разбитое лицо. Потом посмотрел вперед и сорвался с места, словно гончая. Погоня не попала под камеры, но Мирон видел ее результаты – Фаллена притащили на поводке, и, судя по всему, даже терпения Охры не хватило, и он пару раз врезал этой сучаре.
А должен был поцеловать ему ноги еще раз.
Охра, верный своему слову, действительно посадил Фаллена на цепь. Точнее, подвесил к крюку на потолке, зацепив за него цепь наручников. Мелкий Фаллен балансировал на носках и злобно смотрел на Мирона лихорадочно блестящими глазами. Наверное, он бы сказал что-то неприятное, но Охра завязал ему рот собственной майкой, сообразив, что у этого хватит ума откусить язык и захлебнуться кровью.
И поэтому..
Мирон подошел к Фаллену и брезгливо, самыми кончиками пальцев, развязал узел на затылке. Фаллен долго отплевывался, облизнул пересохшие губы.
Чтоб у него была такая возможность, мэр за справедливый доступ к суициду!
- Он жив, - мягко проговорил Мирон. – Пока что жив… толпе нужен виновник, а Слава отлично подходит на эту роль.
- Какая же ты мразь, - с горечью проговорил Фаллен. – Он так тебя любил.
Мирон молчал. Фаллен едва слышно всхлипнул, но потом взял себя в руки.
Да, он его так любил, а вы отправили его усыпить свою любовь, чтоб потом порвать на клочки всем городом.
Но так жаль, так жаль.
- Я тебе расскажу, что будет с тобой, - проговорил он с легким торжеством. – Ты исчезнешь, и больше никто никогда о тебе не вспомнит… но ты будешь жить, наверное, даже долго. Будешь живой игрушкой для Охры… будешь ублажать его и развлекать, пока не надоешь.
Фаллен смотрел на него расширенными глазами. Он все это понимал, умненький несчастный Фаллен.
- Я не знаю, что он будет с тобой делать, - пожал плечами Мирон. – Но одно я знаю точно, ты больше не человек и никогда им не станешь, ты просто… жевалка для зубов.
Он подошел поближе и снисходительно похлопал Фаллена по здоровой щеке. Тот отшатнулся, потерял равновесие и несколько секунд покачивался.
- Всего плохого, - кивнул Мирон и затянул у него на затылке узел жгута.
Фаллен опустил голову. То ли так упал свет, то ли у него действительно щеки стали мокрыми, Мирон не стал присматриваться.
С учетом того, что вел Охру Фаллен, потом Охра же подчинялся приказам Фаллена и Фаллен наказывал Охру, как именно они будут развлекаться, у меня стоит большой вопрос.
Можно бить человека, насиловать, унижать без взаимного согласия и получать удовольствие, если ты садист, но заставить другого человека руководить собой против его воли - как, Дася?
А еще у Фаллена уровень эгоизма - бог. Славу распнут на потеху толпы - печально, сам он выживет, но будет страдать - слезы, трагедия.
Его настроение немного улучшилось, хотя это, конечно, было мелочно и гадко. И все-таки он немного взбодрился и сумел нацепить на себя маску мудрого, заботливого Мэра, готового вникать в беды горожан.
Охуенный способ повысить себе настроение и придти в режим заботы.