Мирон пересматривал бумаги и едва не подпрыгнул от неожиданности, когда Охра положил прямо перед ним прямоугольное приглашение на бархатной бумаге, с золотым тиснением и лаконичной надписью – место, дата и время.
- Это еще что? – рассеянно спросил Мирон. – Черная метка?
- Я тебе уже третий раз за день показываю, - едва заметно улыбнулся Охра. – Тебя зовут на вечеринку к Фон Глену.
- А, - Мирон кивнул. – Да-да, отложи.
Просто представьте себе. Мэр такой пишет бумаги, и тут Охра - ХОБА. Показывает. А потом мэр кофейку налевает, а Охра - ХОБА, и тут показывает. А потом мэр посрать пошел - и вы поняли. Нахуя Охра ему весь день показывает картинку и почему Охре больше нечем заняться, другой вопрос.
Он быстро досмотрел все, что требовало его внимания, и откинулся назад. В висках горячо пульсировала кровь, по спине тек пот, но Мирон ощутил себя как узник, вышедший из тюрьмы.
Вот так Додо выкладывает фички.
- Я закончил. Домой!
- Фон Глен, - терпеливо напомнил Охра.
- Какой еще… а-а-а.
Мирон выдернул из руки Охры приглашение и перечитал текст.
- Так это сегодня?
- Ну да, - кивнул Охра.
- Нахер, - решил Мирон и протянул приглашение обратно, но Охра не взял.
- Может, все-таки развеешься? – спросил он, склонив голову набок. - Ты слишком много работаешь в последний месяц. Мозги спекутся.
Если это мероприятие, где у мэра представительские функции, то это работа и хрен он развеется. А если нет, то нахер ты доебался до человека и мешаешь ему поехать отдыхать, заботливый наш?
Голубые глаза Охры, круглые, и словно подведенные черным карандашом, гипнотизировали. Охра об этом прекрасно знал и пользовался, когда ему было выгодно, убаюкивал тихим спокойным голосом, и смотрел, не давая шанса отвести взгляд.
- Тебе надо отдохнуть и отвлечься, - негромко сказал Охра, поймав Мирона на крючок взгляда.
И все-таки, глядя в глаза Охры, Мирон ощутил, что вот-вот передумает. Ночью на него надвигалось одиночество в собственной постели, и тишина, от которой звенело в ушах, и тени, которых больше не разгоняла даже настольная лампа. Мирон то вертелся всю ночь на сбитой простыне, не в силах найти покоя, то замирал по центру кровати, завернувшись в покрывало так, чтобы не осталось и щелочки. По-хорошему, стоило бы показаться врачу, он так давно не спал нормально…
Дорогая Даша, если бы ты когда-нибудь в своей жизни занималась хоть чем-то важным или у тебя просто была бы работа, которую реально надо делать и реально нельзя проебать, ты бы знала, что по хорошему - через сутки такого пляса человек из штанов выпрыгнет, чтобы как-то эту проблему решить при любой возможности. Тупо потому, что такая лютая бессонница - это просранный в ноль рабочий день и начисто потерянная эффективность, а от твоей эффективности действительно что-то зависит. У тебя герой - мэр города. Ему не надо ХОДИТЬ к врачу, врач приедет к нему. И колесики привезет все необходимые, и подробные рекомендации даст, и на блюдичке с голубой каемочкой принесет.
Ну а еще в положении Мирона, скорее всего, чувак бы просто ебнул на ночь крепкого. Но это другая история.
Олсо, читая описание Мирона в нервяке и бессоннице, почему-то представляю Скруджа МакДака в ночном колпаке, к которому пришли духи рождества выдавать пиздов, и он дрожжит жопкой к верху и ссытся.
Мирон подхватил пиджак и пошел за Охрой. Время было позднее, сотрудники давно разошлись по домам, и большинство ламп было потушено, даже уборщики уже ушли. Только на первом этаже, у входа на парковку, они встретились с охранниками. Мирон вежливо кивнул и практически рухнул в машину.
Мне нужно объяснять, почему это очень малоправдоподобный расклад, особенно в русском городе?
Руслан, которого Охра предупредил, что они спускаются, вытащил наушники и обернулся.
- Куда? – спросил он лаконично, прекрасно зная, что под конец рабочего дня Мирон становится раздражительным и неразговорчивым.
Охра подсунул ему под нос навигатор с маршрутом.
Охуительно разговаривает водитель политика высокого ранга. И да, здесь даже навигатор забивает Охра.
Мирон несколько секунд смотрел ему в спину и вдруг, неожиданно для себя, спросил:
- Что ты слушаешь?
- Рэпчик, - ответил Руслан, не оборачиваясь, он выводил машину из подземной парковки.
- Серьезно? – удивился Мирон. – Дай послушать?
- Не дам, - ответил Руслан, зная, что может себе это позволить. – Тебе не понравится.
- Да ладно тебе, - обиделся Мирон. – Считаешь меня снобом?
Руслан хмыкнул и не оборачиваясь протянул ему плеер и наушники.
Нахуя? Ну серьезно?
Ну почему делает она, а стыдно мне?
Мирон тщательно протер наушники о рукав рубашки и сунул в уши. Несколько минут он слушал картавый речитатив, но все же не выдержал.
- Ну говнище же! Тупость!
Охра засмеялся. Руслан тоже фыркнул.
- Отдай обратно, - попросил он. – Мне нравится.
- Да ради бога, - ответил Мирон, передав плеер Охре, тот убрал его в бардачок. – На здоровье. Но рифмы убогие.
- Начитай лучше, если сможешь, - посоветовал Руслан. – Буду тебя слушать.
Охра не выдержал и громко захохотал.
Даша. Во-первых, в Москве давно есть картавый талант, и это не ты.
Во-вторых, Мирон, надо отдать ему должное, никогда вот так вне баттлового/диссового движа о чужом творчестве не высказывался. В отличие от тебя, в повседневной жизни он приличный человек. Он знает, чего стоит чужой труд, даже если результат оставляет желать лучшего, и знает, как разговаривать с людьми. В специфические моменты, когда у него - по неизвестным причинам - отлетала жопа, он все равно был гораздо, гораздо корректнее. Не потому, что он задрот из Оксфорда, Даша. А потому, что - в отличие от тебя - он не стремится при любой удобной возможности высраться на всех живых.
Дерзкий персонал деклассирует шефа:
- Ты чего ржешь? – холодно спросил Мирон.
- Когда-то наш Мэр был маленьким мальчиком и хотел стать певцом, - сообщил Охра ухмыляющемуся Руслану. – На «Голубом огоньке» выступать.
- Не пизди! – не выдержал Мирон. – Про «Голубой огонек» я ничего не говорил!
- Можно подумать, я не знал, о чем ты мечтаешь, - отмахнулся Охра. – Помахать бенгальским огнем на госканале и собрать стадион.
- Я… я не… - Мирон даже поперхнулся от возмущения, но потом понял, что сказать ему нечего. – Иди в жопу.
А мы узнаем, что Даша не отличает мечту собрать стадион (получить широкое признание за СВОЕ творчество) и помахать ветками на обоссанном госканале в лютой шкварке типа голубого огонька среди людей, которых тебе не за что уважать.
Судя по суете, которая поднялась вокруг него, Мэра все-таки не ждали. Охра почему-то не стал звонить и сообщать, что Мэр изволит оказать честь. Возможно, он забыл, но скорее всего просто не захотел, Охру вообще развлекали довольно странные вещи, он тяготел к контролируемому хаосу.
Мирон, помяни мое слово, скоро он тебе в чай нассыт. Забавник, блядь. Глава службы безопасности решил, что будет прикольно и весело не предупреждать о визите мэра, не заботиться о его безопасности на ивенте и забить хуй на свою работу. Авось ебнут босса, прекратится блядский пляс.
Мирон фальшиво улыбался и пожимал руки, почти с порога нацелившись на поднос с бокалами шампанского, но к его огорчению, официант, проходящий мимо, подхватил поднос и унес в соседний зал.
Тут не только водитель охуенно подкован, я смотрю.
Даша. То, что персонал обычно игнорирует тебя, не значит, что он будет игнорировать мэра города. Или реалового Окси. Вот где-то тут проходит понятная тебе грань между вами.
«Если я сейчас не выпью - я начну орать и бить людей», - подумал Мирон, растягивая губы в оскале.
Я надеюсь, еще и в окно выпрыгнешь с криком "я ненавижу срать". Потому что с такой мыслью ты дальше яростно стремишься наебениться.
Он исхитрился пробиться сквозь толпу желающих пожать руку, и решительно направился ко второму большому подносу, который углядел на дальнем столике. К счастью этот поднос никто не попытался утащить у него из-под носа, поэтому Мирон взял бокал с шампанским… и едва не выронил, увидев Гнойного почти перед собой. Мирон облил рубашку и галстук, и хотя обычно такие мелочи выводили его из себя….но не в этот раз. Он таращился на Гнойного – и не мог поверить своим глазам.
Все здесь прекрасно. Мэр, как ледокол Челюскин прорубающий толпу с посылом ВЫ В ЖОПУ Я БУХАТЬ, обливание слюнявчика шампанским посередь зала, сисадмин в гнилых носках на званом приеме. Вот он сейчас бы запросто мог мэра ножом пырнуть: и все, и "так уж".
Когда Мирон мимоходом уточнил, как поживает Гнойный, Охра сказал, что через полторы недели после… инцидента, если можно так сказать, Гнойного выписали из больницы. Мирону до сих пор было странно вспоминать свою веселую злость, свое бешенство, толкнувшее его на такой дикий поступок. Хотя в глубине души он понимал, что если Гнойный продолжит, то порезами на спине все не ограничится, но Гнойный, словно сделав выводы, затих на месяц.
Мне нравится формулировка "словно". Еще нравится, что вообще никто не обратил внимание на ЗДОРОВЕННУЮ БЛЯДСКУЮ ПОДПИСЬ МЭРА ножом по мясу. И никаких слухов, и никакого инфоповода, и никаких проблем. И, естественно, Мирону нигде не жмет со своего пляса, хотя нас всеми силами пытаются убедить, что это для него было впервые и вообще он на диво охуел с таких граней своей загадочной души.
Мирон не верил, что Гнойный угомонился, скорее, тот затаился, вынашивая страслые-узаслые планы мести и сочиняя особо злобные строчки в свой драгоценный «Панч». Мирон подумывал отправить к нему людей, чисто убедиться, что эта скотина не подохла, - Охра вроде бы упоминал, что у Гнойного были задеты мышцы спины, и что-то там не очень хорошо зажило, - и вот, пожалуйста, как вам это нравится, господа избиратели, честные горожане?
Дорогой мэр Догорода. Я не знаю, как донести до тебя эту мысль, но факт остается фактом: у тебя нет охраны, ФСБ, полиции, армии и начальника безопасности. В сущности, ты самый уязвимый диктатор в мире и абсолютно в любой момент тебе могли бы утопить во вражеской моче. Для тебя даже этот чувак - безусловно превосходящий противник. Ты по-прежнему цел просто потому, что у автора этой хуятины - как и у всего населения вашего города - по ходу лоботомия.
Мирон залпом допил шампанское, не чувствуя вкуса, и взял второй бокал, почти не задумываясь над тем, что делает. Он смотрел на Гнойного немигающим взглядом, а тот, в черной футболке с какой-то непонятной надписью, и потертых, но, в общем-то, приличных джинсах, невозмутимо попивал марочное шампанское и слушал престарелого оперного певца, кривовато улыбаясь и время от времени кивая, словно ему было действительно интересно.
В текст только что еблом вперед влетел Киркоров. Он ни зачем не нужен, просто живете с этим. Так же каждый день бывает: приходит опездол с улицы, тусит с Бедросычем, слева мэр, справа королева Англии.
Наконец, он ощутил на себе его взгляд, посмотрел в сторону Мирона и поперхнулся. Мирон широко улыбнулся - Гнойный смотрел на него так напряженно, что даже побледнел. Похоже, он тоже не знал, что Мэр посетит вечеринку, и теперь ему явственно хотелось провалиться сквозь пол или куда-нибудь спрятаться.
Мирон ощутил, что его улыбка расползается до ушей – ему нравится такой Гнойный, сбитый с толку, растерянный и испуганный. Мирон шагнул к нему и едва не засмеялся, заметив, что Гнойный панически стреляет взглядом по сторонам, пытаясь прикинуть, куда сбежать.
Как я уже говорил, здесь нет достойных людей. И амбивалентных людей. Во-первых, здесь вообще нет людей, только картонные дашутки, приодетые то злой няшкой, то Вячеславом, то ебланом в платке. Во-вторых, каждая картонная дашутка - мразь пуще настоящей.
А еще Мирон наконец-то прочитал, что написано на футболке. Гнойный, как всегда, был в своем репертуаре, заявившись на престижную вечеринку с надписью транслитом через всю грудь, что ебал всех в рот…
Только реальный Гнойный на такие вечеринки стал "заявляться" (не стал на самом деле, но этот момент мы опустим), когда после нескольких лет упорного труда прославился на всю страну. А этот с хуя ли? Авось не Думская, и то там фейс-контроль есть.
- Здравствуй, Слава, - сладко проговорил Мирон, остановившись перед Гнойным и перекрыв тому все пути к отступлению.
Он коротко кивнул престарелому певцу и не дожидаясь ответа крепко взял Гнойного за рукав и повел прочь от всех. Гнойный послушно шагал, не думая сопротивляться. Мирон нашел взглядом уединенный балкончик и потащил туда, но когда они очутились наедине, Гнойный тут же сделал два шага в сторону, посматривая настороженно и зло.
ПУСТЬ ГОВОРЯТ. Во всем городе о том, как, куда и кого мэр через весь зал попер с вечерины.
PR? Мдэ мна... ну это когда... ыыыыыы... когда аноны меня хуями поливают. Пиривет.
- Допустим, меня позвал Юра Дудь, - проговорил он. – Знаешь такого?
- Главного редактора городской газеты? – скептически спросил Мирон. – Наверное, знаю. Юре-то ты зачем?
Гнойный пожал плечами.
- Он хотел показать меня приличному обществу, - ответил он с такой кривоватой насмешкой, что Мирон не понял – серьезно ли Гнойный говорит, или, как обычно, шутит.
И откуда же, блядь, Юра Дудь знает сисадмина из подвала дома третьего по улице Мудацкой Хуевого района?
В реале Дудь пошел брать у Славы интервью, когда поднялась медийная истерия вокруг баттла, где Слава "раскатал Оксимирона". А здесь у них какие точки пересечения?
- Мне кажется, я обломал его гнилую затею показать местным сливкам парня с низов, - наконец, проговорил он. – Он спросил, кто написал «Войну и мир», и в каком году умер писатель Жижек.
- И?
- Я знаю, кто написал «Войну и Мир», - ответил Гнойный. – А ты знаешь?
- Представь себе, - усмехнулся Мирон. – И писателя Жижека тоже знаю, и он, кстати, еще живой.
- Окси знает все, - задумчиво проговорил Гнойный.
Тут уже вносил анон: это хуевая отсылка к Славиной песне с ровно вот этими строчками. Только там вымышленные родители троллят оксифана-школьника, горящего по Окси, знающему все, а здесь два взрослых мужика с высшим образованием стоят. И один всерьез гордится, что знает азы школьной программы, и меряется этим с мэром города, а потом всерьез дивится. Что имбецил мэр ходил в школу, видимо.
Он потушил сигарету о парапет и оглянулся. Стеклянные двери закрыли, отсекая шум, и поэтому на балконе они были вдвоем.
Нет, вы были в стеклянной витрине, у всех на виду, всем на радость.
Мирон задумчиво наблюдал за Гнойным. Он пожалел, что не увидел собственными глазами, как Юра Дудь напрыгивает на Гнойного, и как Слава дает отлуп, а Мирон даже не сомневался, что отлуп был шикарный – Гнойный не тот человек, которого можно выставить дурачком, простофилей из низов, и если Юра планировал поглумиться, то жестоко разочаровался.
Зато теперь мы отчетливо поняли, какие энциклопедическими знаниями так гордиться Даша. Нахуя Гной в принципе пришел работать обезьянкой для Дудя, правда, нам здесь никак не объяснят.
И хотя Мирон прекрасно понимал, что собой представляет Гнойный, и его тоже царапнуло, что тот чувствует себя так привольно среди людей, которым он и в подметки не годился. Гнойный должен был испытывать благоговение и благодарность, что его ввели в высшее общество, пусть даже всего на один вечер и в качестве увеселения, дрессированной мартышки, но никакого благоговения или почтительности, или хотя бы простого человеческого смущения, зажатости он не испытывал. Это раздражало.
Реальный Мирон, сдается мне, дико приорал бы, если бы кто-то стал ему рассказывать, что околосветская туса с Бедросовичем - это соль земли и люди, которым Гной "в подметки не годится".
Как твоя спина, Слава? – спросил Мирон. – Как здоровье?
Он ожидал, что Гнойный снова поежится и испугается, как в первые минуты их встречи, но тот, должно быть, уже опомнился. Гнойный повернулся к нему и внимательно осмотрел от макушки до ботинок, а Мирон впервые осознал, что они действительно остались вдвоем, охраны поблизости нет, и на балкон, скорее всего, никто не выйдет. Присутствие Гнойного, который был выше и крупнее, его почему-то начало тревожить. Очень уж неприятное выражение лица стало у того.
Да, зачем кому-то выходить на балкон или звать охрану, если мэр города заорет о помощи. Его изнасилуют, потом выкинут с балкона, изнасилуют внизу, и он проснется в больнице для нищих с зашитой промежностью.
И естественно, Охра, который видел, как он уходил с чуваком из сопротивления хуй знает куда, сидит себе внизу и сладко наебенивается шампасиком. Это ж не баб под дверью сторожить.
- Окси, а ты никогда не думал, что без своих шакалов, ты просто ноль без палочки? – негромко проговорил Гнойный и шагнул к нему, притирая Мирона спиной к стене.
Мирон инстинктивно пихнул его рукой в грудь, но Гнойный только пошатнулся и не отошел, наоборот, склонился и заглянул Мирону в лицо, приблизившись чуть ли не на расстояние поцелуя.
- Не говори ерунды, - сухо ответил Мирон, пытаясь отстранить Гнойного и не показать, что взволнован.
Ситуация выходила из-под контроля. Гнойный тяжело дышал и недобро щурил глаза, и в том, как он притирал Мирона к стене, было нечто агрессивное и нездоровое.
- Отойди! - приказал Мирон, чувствуя, как накатывает паника. – Сейчас же.
- Тише будь, - прошипел в ответ Гнойный и пихнул его обеими руками в плечи – Мирон стукнулся затылком о стену и едва не ополз вниз.
- Ты рехнулся? – шокировано спросил он, невольно потрогав место ушиба.
- Без охраны и шелухи ты хуй простой, да? – спросил Гнойный, улыбаясь совершенно безумно. – Знаешь, Окси, ты такой мелкий, что я могу тебя через балкон выкинуть нахуй, прикинь.
Стеклянная витрина, повторюсь.
Олсо: что действительно безумно, так это то, что герой заговорил баянами-мемасиками, и не в шутку, и в дохуя серьезный для себя момент.
Мирон даже дернулся, когда Гнойный вдруг схватил его за руку горячими пальцами и стиснул повыше локтя.
- Хочешь знать, как моя спина? – спросил Гнойный, дрожа от злости. – До сих пор в пластыре, мать твою! Ну как, тебя еще беспокоит мое здоровье, в рот ебать?!
В этом мире, бля буду, пластырь лечит даже спидорак.
- Уже не очень, - честно ответил Мирон, косясь в сторону прямоугольника света.
«Совсем рядом, за стенкой, толпа народа, - с бессильной яростью подумал он. – Неужели никто не заметит, что этот придурочный собирается меня убить? Где носит Охру, когда он так нужен?»
Вопрос на миллион.
- А ведь это действительно такой шанс! – проговорил он, словно отвечая своим мыслям.
- Какой? – спросил Мирон.
Он где-то слышал, что с психами надо разговаривать спокойно и ласково, как с детьми, даже если психи – двухметровые лоси, которые хотят твоей крови, и хотят, в общем-то, справедливо.
- В рот выебать, - пояснил Гнойный.
Из-за того, что он улыбался, и из-за того, что Мирон совершенно не ожидал такого ответа, Мирону показалось, что он ослышался. Он смотрел на Гнойного с изумлением, а тот положил свои огромные лапищи на плечи и принялся давить вниз, принуждая опуститься на колени.
Мирон опомнился и забрыкался, сообразив, что на этот раз Гнойный ничуть не шутит.
- Не кипиши, - пропыхтел Гнойный, навалившись на него всем весом, чтобы утихомирить. – Хочешь, чтобы твои друганы явились на шум и увидели тебя на коленях? Мне и «Панч» не понадобится, твоей репутации пиздец придет, пупсик!
Ну да, так все и будет. Не тебя РАССТРЭЛЯЮТ за покушение на мэра, а его после нападения автоматом обвинят в гомогействе (ведь как еще он мог оказаться на полу, если не собирался сосать, азаза) и свергнут с трона. Дашин ебнутый мирок, давно мы с тобой не виделись.
Мирон яростно рванулся в сторону, но Гнойный, потеряв терпение, больно сжал пальцы на его плечах с такой силой, словно он собирался сломать ключицы. Мирон тихо вскрикнул, боль была острая и почти невыносимая, так что он действительно опустился на колени.
На самом деле, очень трудно удерживать человека, когда он у тебя в ногах, а ты безоружен и один.
- Не сопротивляйся, Окси, прими свою судьбу, - с издевательской нежностью проговорил Гнойный, положив ладонь ему на макушку. – Открой рот.
Он провел мозолистым пальцем по губам Мирона и попытался сунуть ноготь между зубов и потрогать язык. Мирон злобно щелкнул зубами, Гнойный отдернул укушенную руку и выругался.
А пальцы у него мозолистые, стесняюсь спросить, потому что дрочил много, в носу ковырял уссердно или на дваче неистово срался и об клаву набил?
- Если ты. Хоть что-то. Попытаешься засунуть мне в рот. – Звенящим от злости голосом проговорил Мирон. – Я откушу. Нахер!
Гнойный помолчал, потом задрал футболку и зазвенел пряжкой ремня, стащил джинсы на бедра. Мирон смотрел на него с недоверчивым удивлением.
- Слушай, метр с кепкой, ты, видимо, не догоняешь, - терпеливо проговорил Гнойный. - Если ты меня укусишь – я заору, и тогда сюда точно сбежится весь гадюшник. Классная будет картинка – Мэр на коленях и с хуем в зубах!
Следите за руками. На крик Славы сбежится все село. Но если закричит мэр города, не услышит ни одна живая душа и не прибежит никто. ПАРАПАРАПАМ, БЛЯДЬ.
- Да не ссы ты, - фыркнул Гнойный. – Мне много не надо, пять минут – и ты свободен.
Он вытащил член, необрезанный, возбужденный, с широкой, развилистой веной на стволе. Мирон первый раз в жизни видел чужой член так близко к своему лицу, он уставился растерянно, не зная, что делать, и даже вскрикнул от отвращения, когда Гнойный вдруг подался вперед и провел влажной головкой ему по щеке.
- Блядь! – выдохнул Мирон, отпрянув.
Он звонко стукнулся затылком о стену и невольно схватился за голову.
- Все, теперь зашкварился! – торжественно сказал Гнойный, тыча хреном ему в лицо. – Падать дальше некуда, Оксан. Соси.
Оксана - это давняя переделка ника. Внимание, вопрос. А ТУТ-ТО ОНА С ХУЯ ЛИ, ЕСЛИ НИКА НИКАКОГО НЕТ?
Мирон замычал от ужаса и отвращения, и уже собирался сжать зубы, но пальцы Гнойного больно вцепились ему в голову, так что он сразу же вспомнил обещание, которое дал Гнойный. Если этот ублюдок действительно заорет, то его непременно услышат, и сюда сбегутся люди, которые тусят буквально за стенкой, и будет очень сложно что-то пояснить, и репутации действительно пиздец.
Вот это единственное, о чем бы я на самом деле спросила Дашу. Она реально считает, что это так и работает в реальном мире? И если да, то почему? Потому что анон наблюдает эту поеботу в ее фикле долгие годы. И все равно каждый раз, как в первый.
Мирон обреченно закрыл глаза, ощущая, как жжет лицо заинтересованный взгляд Гнойного, и расслабил губы, позволяя члену все глубже въезжать в свой рот. Он ожидал, что его вот-вот стошнит, но Гнойный не пихал до самого горла, позволяя определенную свободу. Когда он убедился, что Мирон не планирует ничего откусывать, он вообще разжал пальцы и принялся неожиданно ласково почесывать за ушами.
Ничем особо противным его член не пах, и ощущения были странные, но вполне обычные ощущения теплой и мягкой человеческой кожи. Даже чем-то приятно было легонько сжимать зубами ствол, ощущая, как сминаются наполненные пещеристые тела.
Анон в детстве кусал губку для мытья. Просто решил вам об этом рассказать. Это единственная моя ассоциация со смявшимися пещеристыми телами. А оказывается, не прав я. Оказывается, це про хуй.
Шум вечеринки отступил на периферию сознания, словно упал непроницаемый купол, отсекающий Мирона и Гнойного, заключивший их в единое пространство.
Мирон, краснея от злости, стыда и бессилия, сосал член, распирающий его рот, и старался не подавиться слюной. Она стекала по подбородку, капала ему на колени, оставляя на ткани штанов темные пятнышки, но он не мог остановиться и утереть рот, потому что Гнойный вошел в раж и принялся толкаться бедрами от души, загоняя хер почти в глотку.
...а руки у Мирона были свободны, но вытереть слюни он все равно не мог, потому что уо.
Уморительно, что они все еще на балконе со стеклянной стеной, и Мирон готов отсосать Гною, лишь бы не зашквариться от того, что кто-то прибежит на его крик (но на крик Мирона не прибежит), и при этом его абсолютно не ебет, что в любой момент кто угодно может тупо войти или увидеть в стекло с нужного угла, и вот это будет шкварка посерьезнее.
В какой-то момент Мирон понял, что его никто не держит ни за руки, ни за голову. Ему даже сосать не приходилось, достаточно было держать рот открытым под удобным углом, а Слава сам двигался и не настаивал на большем. Никто не принуждал, Мирон сам жадно и торопливо отсасывал с таким азартом, словно сосание члена – это было то, чего он всю жизнь хотел. Челюсть чуть-чуть затекла, и горло саднило, приходилось учащенно, отрывисто дышать носом, но это почему-то казалось в кайф, как и то, что Слава то и дело задевал полностью обнажившейся головкой нижнюю губу, от чего во рту растекался горчащий вкус предэякулята.
Чтобы горло саднило, тебя должны в него ебать. Но тут ни рвотного рефлекса, ни проблем с дыханием, вообще нихуя, хотя казалось бы в 2017 это пиздец распространенные штампы (раз уж из личного опыта замужняя Даша судить не может).
«А ведь нас могут увидеть», - со сладким ужасом подумал Мирон и сжал собственный член, изнывающий от невнимания, через ткань штанов.
С Мироном никто никогда так не обращался, и он никогда не подозревал за собой, что ему понравится быть беспомощным. Ему даже нравилось грубоватое отношение Гнойного, что было совсем уж дико. Наверное, потом все-таки придется идти к доктору и лечить голову, но пока Мирон так возбудился, что подозревал, что вот-вот кончит, и возможно, даже без рук, как мальчишка в период созревания, который не может совладать с собственной эрекцией.
1. Замечу, что в этой истории был Шокк, а Мирона все равно никто не строил. Чем же Шокк провинился?
2. Что за фетиш на кончание без рук там, где можно подсобнуть руками?
Мирон прищурил глаза. Ему было, что ответить, но не хотелось выпускать изо рта член, с которым они практически породнились.
Это петросянство, но на строчке про родню анон живо вспомнил Горько и родню из Туапсе с Толяном лично.
- Окси, я сейчас кончу, - предупредил Слава. – Глотать не обязательно, я не обижусь.
Мирон пихнул его в бедро, заставляя отодвинуться. Член медленно выскользнул из его рта, и не успел Мирон ничего сказать или спросить, как ему на лицо брызнули теплые капли.
- Ах ты сука, - обреченно проговорил он, жмурясь и не пытаясь отодвинуться.
Слава застонал и положил ладонь ему на макушку, все же удерживая на месте.
- Бля-я-я, - прохрипел он. – Бля, бля, бл-и-ааа! А-ху-еть!
Мирон попытался вытереть ладонью лицо, но еще сильнее размахал сперму по ресницам и щекам.
«Я весь в сперме этого ублюдка», - со злостью подумал он, и эта мысль вдруг так сильно стегнула, пробив судорогой от затылка до копчика, что он ссутулился и кончил в штаны, только и успев прижать ладонь к паху.
От копчика к паху, от сердца к солнцу. Я не знаю, я представил эту пантомиму и написал бы, что больше не могу воспринимать фикло всерьез, но я уже писал так, причем два раза.
Он чувствовал себя совершенно потерянным: между ног было мокро
Ты обоссался что ли? Или у тебя там молочные реки растеклись?
на лице подсыхала белковая корочка, склеив ресницы.
Может, ты второй раз утрешься? Серьезно, вот это вот вся Дашина жизнь.
- У меня ебло в конче.
- Мда, мнэ, ну, типа, вытру.
- Мнэ. С первого раза не вытерлось, типа, пиривет.
- Ну чо, ну буду так ходить, эээ, да, а что мне делать-то. А вы все просто завидуете!
- Знаешь, Окси, за один только твой вид я почти готов простить то, что ты со мной сделал, - на удивление серьезно проговорил Гнойный у него над головой.
...ведь мы поебались, а на то, что ты делаешь с городом, мне на самом деле всегда было насрать. Тем более, что автор так и не придумал, что ты делаешь не так.
Слава выпрямился и убрал платок.
- Принести тебе винишка? – спросил он, видимо догадавшись, о чем Мирон думает. – Могу поискать где-нибудь влажные салфетки, если хочешь.
Мирон кивнул.
- Ширинку застегни, - проговорил он устало.
Слава хмыкнул, застегнулся и ушел, плотно закрыв за собой дверь. Конечно, ни вина, ни салфеток он не притащит, а сбежит, куда подальше, он ведь не идиот, он понимает, что такого ему никто не простит, и что за такие поступки следует наказание, кровавое и жестокое.
Мирон тяжело вздохнул, поднялся на подрагивающие, затекшие ноги и решил, что надо позвонить Охре. Охра, конечно, охуеет от такого поворота событий, но промолчит. Охра всегда молчит, даже если ему есть, что сказать.
- Может, все-таки вытереться?
- Охре можно не рассказывать, ты же в курсе?
- Ты и так залился шампанским, как свинья, кто знает, чем ты там испачкал брюки?
- Все это время ты мог позвонить Охре и у тебя был телефон, но ты не попытался им воспользоваться, чтобы позвать на помощь. Да и собственно вообще ничем не воспользовался. Хотя руки у тебя были свободны, а Гной очень быстро отвлекся.
Дверь снова хлопнула, впустив гул и многоголосый аромат толпы, аромат духов, алкоголя, драгоценностей и самолюбования, и тут же закрылась. На парапет перед Мироном поставили полупустую бутылку шампанского.
...все эти люди, создающие гулы и запахи, тусили ЗА СТЕКЛЯННОЙ ВИТРИНОЙ В МЕТРЕ ОТ ВАС. Как думаете, какова вероятность, что вас реально бы никто не увидел?
- Салфетки я не нашел, - признался Гнойный.
Он шагнул вплотную, всмотрелся и закусил губу.
- У тебя все лицо… - почти виновато проговорил он. – Тебе нельзя на свет, увидят же…
- Давай сюда свой мерзкий платок, - сдался Мирон.
Слава достал носовой платок, щедро смочил его шампанским, отжал и принялся старательно возить по лицу Мирона.
- Какого хуя ты делаешь? – прошипел тот, пытаясь увернуться. – Хватит меня трогать!
Слава крепко взял его за плечо и встряхнул.
- Я пытаюсь вытереть твою обкончанную морду, - прошипел он в ответ не менее злобно. – Ты ж по уши в сперме! Или ты хочешь, чтобы тебя завтра начали величать «Мэр Хуемирон» или там «Оксимисос»?
Пиздатенький фуршет без единой салфетки.
- Почему ты такой мудила? – не выдержал Мирон, с трудом сдерживаясь, чтобы не врезать. – Можно подумать, тебе не наплевать, как меня будут называть! Это ты все натворил!
- Мне не наплевать, - серьезно ответил Слава, хотя глаза у него поблескивали глумливо. – Постельные словечки должны оставаться между нами, в постели. Ты считаешь не так, Окси-хуесокси?
- Я тебя ненавижу, - честно сказал Мирон, присматриваясь, куда врезать Гнойному, как бы въебать так, чтобы зубы вылетели.
Но он не ударил. Он осознавал, что, во-первых, и сам может улететь с балкона в ответочку, во-вторых, люди и шум, в-третьих, как бы там ни было, Слава действительно потихоньку оттирал ему забрызганное лицо, хотя Мирона затошнило от бьющего в нос запаха шампанского.
Слава действительно как-то раз зачитал, что кончает клеем ПВА, но вряд ли он ожидал, что кто-то поверит.
- Ну, в общем, ничего, - сказал он, окинув Мирона внимательным взглядом, и протянул ему бутылку.
- А это мне зачем? – непонимающе спросил Мирон.
- Держи ее перед собой, - посоветовал Слава. – У тебя штаны в сперме. Так что прикрывайся и делай вид, что бутылка повелевает тобой. Надеюсь, проканает.
Вот чего вы от меня ждете? Если кроме шуток? Как я должен на это реагировать?
Гнойный похрустел шеей, словно разминался перед дракой, и спросил с напускным равнодушием:
- Так что, ты мне теперь совсем жизни не дашь?
Мирон кивнул.
- Где бы спрятаться? – подумал вслух Слава. – Надо перекантоваться, пока ты не сменишь гнев на милость…
Мирон невольно улыбнулся, несмотря на свое ошеломленное и полностью раздерганное состояние. Гнойный был такой… с прибабахом, и даже не скрывал – насколько.
- Месяца тебе хватит? – спросил Слава, едва заметно улыбаясь.
Мирон снова подумал и отрицательно качнул головой.
- Как Мэр, я запрещаю тебе прятаться и нарушать комендантский час, - устало сказал он. – Но как частное лицо, я бы на твоем месте не высовывал носа пару месяцев.
- Ладно, - сказал Гнойный. – Понял, не дурак.
О, сучка-толк подъехал. Ты, как бы, няшка-дурашка, которую ни ты сама, ни самец твой всерьез не принимаете, у тебя ненастоящая злость, ненастоящие претензии и ненастоящие проблемы, но мы зачем-то все-таки в них поиграем - с самого начала давая друг другу понять, что это все не в заправду, - потому что миром правят тупые тумблерины, которые буквально вынуждают прикидываться и заморачиваться такой хуйней.
Он почему-то не уходил, молчал и смотрел сверху вниз, хотя уже получил все, что хотел.
- А ты типа… тебе понравилось же? – спросил он наконец.
- Понравилось, что меня насильно выебали в рот, применив шантаж и принуждение? – холодно уточнил Мирон.
Слава закивал.
- О, да, - сухо ответил Мирон. – Я в экстазе. У тебя полчаса, Слава, а потом я попрошу у Охры принести твою голову на блюдечке.
- Да ладно тебе, ты же кончил, - с обидой проговорил Гнойный.
- Слава, твоё время пошло, - процедил Мирон. – Спасайся, пока можешь.
Ну нахуя этот дешевый детсад?
К счастью, пока они плодотворно общались на балконе, вечеринка практически закончилась, видимо, все торопились поскорее попасть домой, пока не началась гроза. Мирон, прижимая к поясу бутылку, чтобы прикрыть пятно на брюках, и ненавидя Гнойного сильнее обычного, спустился вниз, к машинам, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.
...а если бы гроза все-таки началась, гости элитной вечеринки с мэром, видимо, бежали бы под дождем на метро, что, конечно, очень неудобно.
Он плюхнулся на заднее сидение «Майбаха» и злобно сказал:
- Домой!
Охра, видимо, отпустил Руслана домой, и сам сел за руль. Он обернулся с переднего сиденья, отложив мобильный, и шумно принюхался.
- Чем это пахнет? – спросил он с недоумением. – Ты что, напился?
- Заткнись! – огрызнулся Мирон.
Охра посмотрел на него с удивлением, нахмурился и подался ближе, прикоснувшись за ухом.
Я аж тащусь от того, как здесь с мэром разговаривает начальник безопасности, который в нормальном мире, кстати, проебал бы на него покушение этим томным вечером.
- Откуда у тебя синяки? – спросил он с тревогой.
Потом он мазнул по скуле Мирона и посмотрел на палец, где остался белесый след.
- А это еще что? Это же…
Охра замолчал и посмотрел ему в глаза.
Мирон напряженно смотрел в ответ, чувствуя, что если Охра сейчас хоть слово скажет, то Мирон за себя не ручается и, пожалуй, полезет в драку. Но Охра только нервно дернул бровью и вытер палец о безупречно чистый носовой платок.
- Это именно та реакция, которая будет у одного взрослого чувака на догадку о том, что другой ебался. Сунет руки в ебло, смажет сперму со щеки, потом доебется.
- Просто представьте себе эту прелесть: река спермачки смыта с лица шампашиком. И Мирон даже умыться не зашел.
Охра смотрел перед собой и помалкивал, и только когда Мирон собрался выйти из машины, Охра вдруг спросил:
- Хочешь, я принесу тебе его голову на блюде?
Мирон замер. Ему стало жутко от того, насколько хорошо Охра его знает.
- Да, - ответил он. – Нет. Я не знаю. Я еще не решил. Наверное, да. Определенно.
Охра кивнул.
То есть Охра уверен, что это конкретно спермачка Гнойного, а не юной какой-нибудь модели инстаграма, с которой Мирон весело поебся, уверен, что это было насилие, и знал, судя по всему, что Гной на вечеринке был и что Мирон с ним ушел. Но в критической ситуации - ХУЙ НА. Помоги себе сам - тебе помогут небеса, Оксимиронище ебаное.
Первым делом он взял ножницы, достал из ящика розовую рубашку с засохшими, почерневшими остатками крови, и принялся методично и злобно резать над раковиной. Додрочился!
МОЯ ДРОЧБА - СВЯТОЙ ПРОЦЕСС!
(Отец)
сорян.
С вами, дамы и господа, сцена изнечтожения вибратора из фанфика Зачетная зона. Один в один. После сцены принуждения к сексу, которая вызывала конфликтующие эмоции, профессор Хидлстон примерно с тем же посылом шинкует кухонным ножом елдак.
Мирон заорал от злости и отшвырнул ножницы в раковину, едва не разбив ее. Он подхватил вазу, стоящую на столике, и запустил ее в стену, но этого ему показалось мало. Он расколотил все вазы и статуэтки, которые сумел найти, и разбил несколько чашек, прежде чем сумел успокоиться. Его трясло от ярости, от пережитой беспомощности, от предательства собственного тела. Его так унизили, принудили, словно текущую телку, а он и был текущей телкой, вместо того, чтоб хуй отгрызть, чтобы неповадно было, сосал, принимая до горла, и позволил кончить себе на лицо. Какой, блядь, позор! Какое падение! Мирон схватил диванную подушку и запустил ее в лампу
...а потом она упала на кровать и разрыдалась. О, мама!
- Ваня, - сказал Мирон, прижимая телефон плечом к уху. – Я хочу его голову.
- На серебряном блюде? – невозмутимо осведомился Охра.
- Да хоть на чайном блюдце, - фыркнул Мирон. – Займись.
- Понял, - ответил Охра.
Время грандиозных панчей. Уровня Бьянки, а может и выше.
«Завтра же к врачу, - решил Мирон. – Лечиться таблетками… да хоть электрошоком! Это зашло слишком далеко».
Жду продолжения!
В фандоме совсем-совсем не много авторов писало про ЭСТ, и не дай бог, Даша, это не совпадение, а ты криво вопрешься в следующей главе.
А ТЕПЕРЬ ПРО ВАЖНОЕ. Я терпел до конца главы в ожидании объяснений.
Какого хера в городе с Танями, Ванями и Славами делает блядский ФОН ГЛЕНН?
▼Скрытый текст⬍