Светало. Волк еще не вернулся с ночной подработки в мастерской, но Шень, привыкший вставать рано, проснулся и сел.
Мне все еще очень интересно, чем можно заниматься в мастерской по ночам. Особенно если учитывать, что электричество им там не особенно завезли.
Прошлый раз, когда Шень остался на ночь, Волк, которому было явно нечего делать, дождался, пока заснут дети, и попытался его трахнуть. Шень остервенело беззвучно отбивался, драл Волку руки ногтями, пытался лягнуть в яйца и не пришибить при этом никого из детворы. Волк тоже умел быть упрямым, он не сдавался, сдавливал плечи Шеня, даже попытался придушить, но Шень искусал ему ладонь до крови, так что Волк убрал руки и попытался раздвинуть Шеню колени бедром.
Вы оценили любовь сомца? Так хотел трахаться, что пытался придушить партнера, чтобы он ему уже дал наконец.
Водолей пишет об этом типа как бы походя, но это, вообще-то, полный пиздец. Это даже уже не невинный дабкон, это, блядь, реально изнасилование, с реальными попытками физически уебать партнера, с необходимостью отбиваться так, что ты наносишь травмы, и сучка, конечно же, стыдится делать это в полную силу и поднимать шум, потому что люди-то скажут.
Они возились и пыхтели, пока бабка, которую они боялись разбудить, не сказала с грустью в голосе:
- Экий строптивенький… вот зачем тебе такая зараза, внучок?
Волк вздрогнул от неожиданности. Шень, красный от стыда и злости, повернулся к нему и навешал звонких пощечин, уже не боясь кого-нибудь разбудить.
Привет, мудроженщина.
- Да ладно, чего ты? – тихо спросил Волк, жмурясь. – Что тут такого? Мои вот при мне мелких делали и ничего.
Шеня прорвало. Он высказал Волку все что думает о его психике, его намерениях и манерах, и особенно, что он думает о манерах его родителей.
И самый ужас ситуации в том, что герои реально не понимают, что дело, блядь, не в том, что Волку нормально трахаться в куче родственников — это меньшая из бед. Дело, блядь, в том, что он считает, что абсолютно нормально изнасиловать партнера, который отказывает ему в сексе, потому что причина ему, Волку, кажется недостаточно уважительной. Сегодня недостаточно уважительная причина — это "ачотакова, все трахаются в куче детей", завтра это будет "ачотакова, что ты болеешь и тебе хуево", послезавтра это будет "ачотакова, что у тебя настроения трахаться нет, я сомец, мне знать лучше". Впрочем, как там наша трололохомка говорила? В настоящих отношениях все всегда друг с другом трахаться хотят, ну да.
- Непочтительный, - наконец сказала она. – Дерзкий! Мы тебя пригрели, в дом пустили, а ты позволяешь себе…
Тут Шень так завелся и так с ней сцепился, что в конце концов взъерошенный и даже слегка напуганный Волк зажал ему рот ладонью.
- Хватит, ладно? – попросил он. – Детей перебудите.
- Отпусти меня! – невнятно приказал Шень. – Я немедленно ухожу!
- Куда ты пойдешь? – встревожился Волк. – Ночь на дворе. Тебе опасно…
- Пусть лучше меня сопрут и убьют, чем я хоть минуту останусь в этом проклятом доме, - прошипел рассвирепевший Шень.
Он попытался встать, но Волк поймал его за плечи и усадил обратно на засаленную подушку.
- Успокойся, - попросил Волк. – Не злись.
- Нет, я уйду! – капризно заявил Шень.
КАПРИЗНО. КАПРИЗНО ЗАЯВИЛ. Потому что его только что пытался изнасиловать против его воли человек, который его ТИПА ЛЮБИТ, а его пропиздищенская бабка сказала "ачотакова, че ты моему внучку-то отказываешь, шалава", и типа так и должно быть, сучка просто выебывается. КАПРИЗНО, БЛЯДЬ, СУКА, ВОДОЛЕЙ, ТЫ ВООБЩЕ ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЫ НАХЕР ПИШЕШЬ.
- Бессовестный, - взвыла бабка в адрес Шеня. – Жалости в тебе нет! Пригрели гадюку на груди!
Волк молча потер виски, словно у него болела голова.
- А может вы все-таки закроете рот, Ба-чан? – не выдержал Шень. – Если бы кое-кто не открыл свою хлеборезку, мы все бы уже спокойно спали!
Если бы не она, тупой ты дегенерат, сраный Волк трахнул бы тебя несмотря на все твое сопротивление.
Он вернулся и лег, и притянул Шеня к себе, прижав спиной к груди. Шень попытался было строптиво дернуться, но Волк так взял его за горло мозолистой рукой, вроде и не больно, но крепко, Шень затих и подчинился. Волк подержал, пока Шень чуть не стал задыхаться, потом ласково погладил его горло и больше к нему не лез.
У меня, сука, блядь, кончились примерно все слова.
Хомки, конечно, скажут, что это все потому что они мужики. Мужики друг с другом суровы. Мужики не прощают ошибки. Кто сильнее, тот и сомец. Подержать партнера за горло — это как обняться.
Так вот, в жопу идите, нихуяшеньки. Нет никаких оправданий тому, чтобы насиловать, физически подавлять и душить человека, которого ты типа любишь. Мужчины, сюрприз, блядь, нахуй, не гамадрилы с расстройством агрессии, это, блядь, нормальные люди, которые в норме УВАЖАЮТ желания и эмоции других. И если ты так дрочишь на горячий секс после драки, то, прикиньте, это не сучка, которая всегда оказывается побита, а если и умудряется нанести сомцу какие-то повреждения (как приснопамятный Артур), то либо ужасно неправа, либо сомец снисходительно смеется. Это, в таком уж блядь случае, взаимоотношения двух равных партнеров, потому что только в таком случае это не будет ебаным насилием.
В общем,
После этого инцидента Шень больше месяца не оставался у Волка на ночь, но все же решил сменить гнев на милость, тем более после того, как Волк признался, что Кроха все глаза выплакала, упрашивая, чтобы прекрасная принцесса, как она упрямо считала, снова пришла к ним.
Ну хоть на что-то у сучки самообладания хватило.
Шень сидит с бабкой, которая рассказывает ему кулстори о вшах, дегятрном мыле, а так же заплетает ему волосы. Мне кажется, она реально не отсекает, что Шень все-таки не баба.
- Плодят нищету, - тихо сказала она, глядя поверх плеча Шеня на спящих детей. – В наше время было полегче…
- Солнце ярче, а трава зеленей, - фыркнул Шень.
- Стена была ниже, - спокойно проговорила бабка. – Были проходы, подкопы, были связи…
Шень пожал плечами.
Потому что ему вообще на все похуй и абсолютно не интересно, что же случилось, что целый район (который, кстати, можно расчистить) тупо оставили подыхать.
Он терпеливо ждал, пока она закончит колдовать над его головой. Наконец она отошла, порылась в сундучке, стоящем у окна, и вытащила старинный гребень. Позолота облупилась, из узоров выпало несколько камешков, но когда-то гребень был очень красивым и, наверное, очень дорогим. Бабка прищурилась, нашла нужное место и аккуратно, ловко воткнула гребень.
- Зачем же? – смутился Шень.
- Бери-бери, - сказала она. – Чего ему лежать?
Сучку официально приняли в семью! 
Ботинки Шень увидел, возвращаясь вечером из «Гунмэня», после тяжелого рабочего дня. Шень думал только о том, как доползти домой и вымыться… и чуть не полетел носом вперед, запнувшись о выщербину на дороге, заметив на прилавке у торговца барахлом красные ботинки. Откуда только силы взялись!
Вы же понимаете, что будет дальше, да?
- Сколько? – спросил он, старательно передавая голосом полную незаинтересованность в ботинках.
Продавец, молодой парень с рябым лицом, покрытым следами пороха, осмотрел его с ног до головы и ответил:
- Десять синих!
Шень громко фыркнул.
- Восемь, - сказал он, лихорадочно вспоминая, сколько у него собрано в заначке.
- Девять, - твердо сказал рябой.
- Семь, - не менее твердо проговорил Шень.
В общем, ботинки он кое-как покупает.
И только когда Шень, крепко прижимая новенькую покупку к груди, ввалился домой, он понял, что остался совершенно на мели - ни продуктов, ни еды, ни талонов. Но ботинки все равно были очень крутые. Шень сполз спиной по двери и всхлипывающе засмеялся.
Потому что нахуя тебе еда, когда есть ботинки.
Ладно, в этом тексте любовь сучки к блестяшкам хоть что-то оправдывает — зима холодная, и Шеню уже холодно в кедах, но это все равно ебаный пиздец. Следим за полетом его мысли дальше.
Он вскипятил чайник, попил крутого кипятку, но голодный желудок бунтовал, не желая принимать такую подачку. Шень перевернул все закоулки, надеясь найти хотя бы заплесневелую лепешку, однако, все углы были пусты. Он не делал запасов, и теперь за это поплатился.
А вот... как бы... Ничего, что он мог там ногу сломать? Заболеть? Ресторан мог снова прикрыться? Че бы он тогда делал, блядь, кретин? Насколько надо быть тупым, чтобы не додуматься, что у тебя всегда должна быть хоть чутка еды в доме, хоть рис этот сраный воздушный?
Шень сел на футон и задумался, рассматривая ботинки. Просить у Волка было неприемлемо, у Волка на шее и так четверо голодных ртов, ему самому не хватает. По просто так ничего не даст, а Шень с ним до сих пор не расплатился за всякую помощь.
… при свете свечи ботинки казались еще прекраснее.
Ну главное что ботинки красивые, блядь. Потому что Шень все-таки сучка, не может надрачивать на то, что они тепленькие, только на то, что они красивенькие.
Он поежился, переобулся и поднялся на ноги. Ботинки были сказочно удобные, теплые, мягкие внутри и жесткие снаружи, с высокой шнуровкой. Шень даже попрыгал в них, пока не убедился, что сидят они идеально, плотно облегают щиколотки и совсем не давят на пальцы.
Ладно, на это он тоже подрочил, принимается.
Следим за руками... Следим...
- Чего тебе надо? – спросил По, когда Шень прокрался в «Гунмэнь» через черный вход, который, как он знал, толком не запирали, и поднялся по лестнице на второй этаж, постучав в дверь спальни.
- Надо поговорить, - тихо сказал Шень. – Пустишь?
По зевнул и поскреб затылок.
- Как ты мне за сегодня надоел, - сказал он сердито. – Заходи.
Он впустил Шеня и присвистнул, рассмотрев его новые ботинки.
- Крутые, - признал По. – А что хотел-то?
Шень нервно облизнул губы.
- Как насчет трахнуться? – спросил он, надеясь, что его голос звучит непринужденно, а не жалко.
По выронил книжку, зажатую под мышкой. Потом снова посмотрел на ботинки, потом догадливо сказал:
-А-а-а! Сколько отдал?
- Все, что было, - честно признался Шень.
- И сколько хочешь? – прищурился По.
- Как обычно, - сказал Шень.
По задумался.
- Сдается мне, что ты согласишься и за меньшее, - вкрадчиво сказал он. - Ты ж как павлин, жрать нечего, зато пыль в глаза пустил!
И По мутирует... Мутирует... Мутирует в пиздоглазого уебана! Мне реально начинает казаться, что основным носителем вируса являются сучки. Как только сомец может трахнуться с сучкой, он сразу становится мерзотным уебаном. Продолжаем.
– Но я планирую от души поиметь тебя, а ты будешь самым послушным мальчиком на свете, мы поняли друг друга?
Шень кивнул. По шагнул к нему и взял пальцами за подбородок. Глаза у него были ярко-зеленые, прозрачные.
- Я не слышу, - сказал он. – Мы поняли друг друга?
- Да, - кисло ответил Шень. – Я буду самым послушным мальчиком на свете. И Волк ничего не узнает.
- Не узнает, - согласился Шень. – Он хороший парень, не хотелось бы огорчать его.
«Паскуда», - с бессильной яростью подумал Шень, раздеваясь.
...
Ты проебал все деньги
Ты не придумал НИ ЕДИНОГО способа заработать, кроме как трахнуться
Ты не смог даже потерпеть немного до завтра, пока ты не выйдешь на работу и не сможешь пожрать, хотя поверь, от голода ты за сутки не сдохнешь
Паскуда По.
Яснопонятно.
По настойчиво раздвинул Шеню колени, старательно вытер ноги, потом перевернул Шеня и обтер ягодицы, раздвинул их двумя пальцами и хмыкнул.
- Я даже завидую твоей активной половой жизни, - сообщил По. – Каждый раз, когда ты оказываешься в моей постели, у тебя на редкость попользованный вид.
- Каждый раз – это тот единственный раз, когда меня чуть не вывернули наизнанку? – не выдержал Шень, хоть и пообещал себе не поддаваться на подначки и лежать молча.
- Ну да, - просто ответил По.
- М-м-м, - протянул По. – Если надумаешь бросить своего бесперспективного кавалера, пожалуй, я готов тебя принять под крылышко… нельзя упускать такие таланты.
Он ахнул, когда Шень прикусил его член, и попытался отпихнуть светловолосую голову.
Шень сел и облизнул припухшие губы.
- Ты мне платишь не за еблю в душу, - прошипел Шень. – Делай со мной, что хочешь, но молча! Закрой свой рот, понял?!
- Понял, - тяжеловесно сказал По после долгой напряженной паузы.
Простите. это реально сложно комментировать как-то кроме как фразами Малькольма Такера. Реально. Очень. Сложно.
Он грубо схватил Шеня за затылок и швырнул на постель, навалился, едва не раздавив, насильно раздвинул ноги Шеня коленом, мазнул между ягодиц и впихнул так жестко и болезненно, что Шень едва не взвыл. Он грыз свои пальцы, сдерживая всхлипы и скулеж, пока разозлившийся и обиженный По вбивал его в матрас.
По остановился, лег на него всем телом, едва не расплющив, и спросил:
- Ты как?
- Нормально, - коротко ответил Шень.
- Тебе больно что ли? – догадался По. – Ты как-то странно молчишь.
Он вытащил член, отполз в сторону и перевернул Шеня на спину, заглянул в лицо и огорчился, заметив мокрые ресницы и искусанный рот.
- Ну что ты в самом деле, - расстроился По. – Сказал бы… я ж не мудак какой-то… я думал, тебе нормально…
Я больше не могу.
Потом, машинально обнимая По за влажные от пота бока, Шень вспомнил того идиота, которого они с Волком однажды встретили. Шень этого парня вообще не помнил, а тот был не то пьяненький, не то укуренный, и с радостным воплем схватил Шеня за рукав, не заметив Волка.
- Чего тебе надо? - неприязненно спросил Шень. – Ты кто такой вообще?
- Ты что, меня не помнишь? – спросил тот. – Мы встречались на Сталелитейном!
Чет я впервые слышу, чтобы шлюхам так радовались.
Шень побагровел, Волк шагнул вперед и оттеснил парня плечом.
- Отвали, - сердито сказал он.
- А, типа, новый клиент? – понимающе спросил парень.
- Типа, иди нахуй, - не выдержал Шень.
Парень возмущенно приоткрыл рот и снова схватил его за рукав.
- А что не так-то? – завопил он. – Раньше ты не был таким залупистым, сучка, глотал и не выебывался!
Шень и ответить ничего не успел, Волк шагнул вперед и ударил сильно и метко. Парня отбросило назад, он не устоял на ногах, рухнул на землю, обливаясь кровью. Шень в ужасе уставился на Волка, но тот молча взял его за руку и потащил за собой.
Да я посмотрю, вы тут реально все тупые.
Сомец ревнует, что его сучка не девстенница.
- Иди на хуй, - яростно сказал Шень. – Если тебя что-то не устраивает, так я тебя не держу!
- Не злись, - сказал Волк.
- Да пошел ты, - буркнул Шень. – Можно подумать, мне нравилось этим заниматься.
- Больше не занимаешься? – спросил Волк, прищурившись.
Шень отрицательно помотал головой. Волк обнял его и поцеловал в лоб.
- Прости, - сказал он. – Это и правда не мое дело, но я рад… рад, что ты мой.
Шень так замечтался, что не сразу заметил, что По больше не двигается, а лежит на локтях и рассматривает его лицо.
- Что? – спросил Шень.
- Да ну нахуй, - ответил По и откатился в сторону.
- Что такое? – испуганно спросил Шень и сел, подтянув к себе покрывало.
- Ты как кукла, - мрачно ответил По. – Ты не со мной, а хрен знает где и о чем думаешь.
- Э-э, - растерялся Шень. – А что не так-то?
- Я так трахаться не хочу, - с отвращением сказал По. – Никакого удовольствия.
- А чего хочешь? – спросил Шень.
Ты не понимаешь! У По любовь! Потому он тебя оскорбляет и говорит, какой ты был красивый, когда тебя изнасиловали!
Потом лег рядом с Шенем и приказал:
- Ладно, отсоси уж по-быстрому и спать, скоро светать начнет.
Шень кивнул и послушно устроился между его ног. Он на самом деле был благодарен По уже за то, что тот удосужился вымыться. Не каждый бы поступил так благородно.
Благородство через средства гигиены.
По молчал и перебирал белые волосы. Шень чувствовал, что По хочет поговорить. Наверное, снова заведет свое «ах, если бы ты выбрал меня, как бы мы были счастливы». Но Шень прекрасно понимал, что если бы он выбрал По, он бы боялся не только за работу, но и за жилье, и за жизнь. По из тех, кто стелит мягко, да спать жестко, он бы стал контролировать Шеня и в конце концов запер бы его в четырех стенах. Нет уж, хватит с него доминантных самцов, для которых есть их мнение и неправильное.
То есть когда Волк тебя насиловал — это типа ничетак было, не доминантный сомец, мякотка вообще?
Он курил стоя и думал о том, что, в общем-то, все обернулось удачно. Теперь у него есть крутые теплые ботинки, и Волк ничего не узнает, и вообще лучше так, с По, чем с кем попало и как попало в Литейном. И все же… какой-то червячок точил сердце, какой-то неопределенный страх, призрак страха… совесть, должно быть.
Вау, у кого-то есть совесть!
«Никто мне не хозяин! – зло подумал Шень. – Я сам себе хозяин. Я сам собой распоряжаюсь!».
А нет, показалось.
Сомец не здоровается и ведет себя отстраненно. Сучка волнуется.
В обед Шень, который окончательно извелся, зашел на кухню и, не обращая внимания на Пинга, сказал Волку:
- Пойдем.
Волк едва не выронил бутерброд.
- Куда? – спросил он хмуро. – Зачем?
- Туда, - сказал Шень, кивнув на заднюю дверь. – Поговорить надо.
- Что происходит? – прямо спросил Шень. – Ты чего такой?
Волк склонил голову набок и прищурил глаз. Шень застучал зубами и обнял себя обеими руками, пытаясь сохранить тепло.
- Будешь молчать – я заболею и умру, - заметил он, пытаясь перевести все в шутку.
- Где ты был ночью? – спросил Волк.
Шень едва не прикусил язык от неожиданности.
- В смысле? – спросил он, чувствуя, что ноги слабеют.
- Я заходил к тебе, - ответил Волк. – Думал у тебя поспать до утра… но тебя не было. Где ты был?
А вот тебе ничего в голову не пришло, типа что Волк к тебе регулярно заруливает, и типа что это все очень палевно?
Шень уже собирался рассказать ему про ботинки, и соврать про Литейный, а еще лучше вообще соврать, не огорчать Волка, но тут Пинг вышел на заднее крылечко, вытирая большие мозолистые ладони тряпкой и сказал:
- Ну и дурак ты, парень, связался с отъявленной шлюхой, и даже не знаешь.
Шень открыл рот от шока и изумления. Волк отшатнулся от него и зверем уставился на Пинга.
- Он сегодня наверху ночевал, с сыном моим, - равнодушно сказал Пинг. – И уже не первый раз, кстати…. а я тебе говорил, напрасно ты связался, наплачешься еще, а ты мне не верил.
И-и роль бабки у подъезда исполняет Пинг!
- Я за соседней стенкой сплю, - неприязненно проговорил Пинг. – И все прекрасно слышу.
- Но все не так было! – взвизгнул Шень.
- Правда? – тихо спросил Волк. – А как?
Шень сглотнул.
- Ну… я с По… да, но за оплату… не потому что… да это вообще ничего не значит! Мне просто надо было… Волк, это, правда, ничего не значит! Я не хотел идти на Литейный… лучше По… ну дай мне объяснить!
- На Сталелитейный? – спросил Волк, вскинув бровь. – То есть, ты туда все-таки ходишь?
Шень отрицательно замотал головой.
- Я… я знаю, как это выглядит, я понимаю, - пролепетал он. – Но я тебе все объясню, хорошо?
- Хорошо, - глухо сказал Волк. – Объясни.
Ну хоть в этот-то раз Шень покажет нам чудеса дипломатии, правда? Ну он же не просто так учился в своем сраном универе! Ну не просто же так!
- А какое тебе вообще дело? – вдруг спросил Шень.
Он осознавал, что его несет куда-то не туда, и что он говорит какой-то бред, только потому, что напуган и расстроен, но его несло, и заткнуться он не мог.
- Какое тебе или этому старому пидору дело, с кем я трахаюсь? Ты мне кто, папа или мама? Я взрослый человек, я сам решу, как мне выживать и с кем ебаться!
Волк поднял брови.
- Да, я трахнулся с По! – рявкнул Шень. – Не бесплатно, представь себе! И знаешь что? Да мне похер, что ты об этом думаешь! Ты нищеброд, днище трущобное, не тебе меня осуждать! Думаешь, легко выжить в вашем гадюшнике? Да, я шлюха, но ты-то сам кто? Думаешь, ты чего-то лучшего заслужил? Иди ты в жопу! Я тебя вчера вообще не звал! Ты сам приперся, сам виноват!
...
На что я, блядь, вообще надеялся.
Шень прислонился спиной к холодной стене и едва не ополз на землю. Ему было плохо, его трясло и морозило, и он осознавал, что наговорил гадкой ерунды и оттолкнул от себя единственного человека, который к нему действительно хорошо относился. И ведь он на самом деле ничего такого про Волка не думал! Он уважал Волка за то, что тот не растерял оптимизма, и за его фантастическую выносливость, и за то, что Волк не озверел в этих диких условиях. Шень никогда не считал его нищебродом… они тут все примерно равны на самом деле… а Волк стал ему не только любовником, а другом, единственным другом в этой беспросветной заднице.
- Мразь, - коротко сказал Пинг и тоже зашел в дом.
- Да сами вы, - ответил Шень и прикрыл глаза, ощущая навалившуюся нечеловеческую усталость.
Да нет, мразь тут только ты. Ну и все твои сомцы. Но ты особенно.
- Ты куда собрался? – ошеломленно спросил По, который стоял на ступеньках перед «Гунмэнем» в накинутой на плечи куртке и курил.
- Домой, - ответил Шень. – Я ухожу.
Зеленые глаза По стали прозрачными. Он схватил Шеня за руку и больно сжал.
- Охуел? – зло спросил он. – Ты совсем берега потерял?
Да он давно уже охуел так-то.
- Ты что, заболел? – спросил По. – Что-то случилось?
Шень молчал и смотрел сквозь него.
- Пойдем, положу тебя наверху, - сказал По. – Какой-то ты совсем странный.
- Нет, - сказал Шень. – Хватит с меня.
Он вырвался и зашагал прочь.
- Думаешь, я тебя уволить не могу? – крикнул ему вслед По. – А я могу!
- Ну так увольняй, - безразлично ответил Шень, не оглядываясь.
- Да без проблем! – рявкнул По. – Ты уволен! Можешь завтра не появляться!
- Тогда пока, - ответил Шень и свернул за угол.
Вот и поговорили. Люблю этот момент, когда все персонажи додоверса ведут себя, как припизднутые истерички.
Он сбросил рюкзак у двери, раскатал футон и расправил измятое покрывало. Его сил еще хватило на пробежку на кухню: Шень закипятил чайник, сделал чай и выпил залпом, не чувствуя вкуса, обжигаясь и одновременно дрожа от озноба. Он закутался в покрывало, не раздеваясь, и скорчился, поджимая ноги. Зубы постукивали.
Со зрением происходило что-то странное. Шень то отчетливо видел табуретку, которую забыл придвинуть к двери, то табуретка отдалялась куда-то далеко вперед, а стены вытягивались, словно резиновые. Но через секунду они наоборот, придвигались и нависали сверху, и казалось, что до табуретки можно достать, стоит лишь вытянуть пальцы.
Сучка страдает.
Сучка спит, и ей снится, как к нему приходит Волк, обнимает его и втыкает нож под лопатку. Сучка продолжает страдать.
Он проснулся и вскочил, зашелся сиплым кашлем, прижимая ладонь к груди, где горячо пульсировало болью. Наконец, кашель прекратился. Конечно, никакого Волка рядом не оказалось. Волк больше никогда не придет, не ляжет рядом и не обнимет своими сильными нежными руками.
Шень до крови закусил губу, приказав себе не расклеиваться. Это не конец света и не последний любовник в его жизни. С Волком было надежно и спокойно, ну и что? Будет кто-то другой… а если и не будет, даже если больше никого не будет, Шень как-нибудь переживет, он ведь научился быть самодостаточным.
Да я вижу, какой ты дохуя самодостаточный и взрослый. Обосрал всех, со всеми разосрался, нормально поговорить не можешь, помощи попросить не можешь, наделал хуйни и в страдашках разболелся, потому что у тебя не только совести нет, но и жить без совести ты нормально не научился, потому что ты кретин. Блядь, это сраные трущобы. Нормальные люди учатся друг с другом сотрудничать, а не как ты, дебил.
Шень брезгливо стащил влажные тряпки, завернул их в сырую простыню и отпихнул подальше. В шкафу лежала вторая простыня, такая же серая и застиранная, но до нее еще нужно было как-то доползти. Шень попытался встать и понял, что не может - ноги подламывались, совершенно не держали его. Он снова завернулся в пропахшее потом покрывало и закрыл глаза.
И страдает, и страдает. Это, кстати, еще один любимый момент у Додо — сучка натворила делов и умирает от последствий психосоматики своей истерзанной психики.
Дверь отчетливо хлопнула. Шень с трудом поднял голову – за окном была кромешная темень, глубокая ночь. Волк стоял на пороге и блестел из тени глазом. С его куртки текла вода, и еще Волк почему-то был в рабочем фартуке, покрытом пятнами.
В душной, пропахшей потом и болезнью комнатке от Волка удивительно приятно пахло свежестью и прохладой первого снега. Шень приподнялся на локте, щурясь в темноту. Он лежал перед Волком совершенно голый, но даже не думал стесняться – очевидно же, что Волк был очередным сном.
Да тебе и так-то его стесняться вроде нечего?
Волк ступил вперед, принюхался и присел перед Шенем. Все это уже в точности происходило, это было предсказуемо, так что Шень безрадостно улыбнулся.
- Пришел меня зарезать? – сипло спросил он.
Волк отрицательно покачал головой.
- Хотел поговорить – сказал он. – Что с тобой?
Иногда Волк все-таки проявляет чудеса адекватности. Но редко.
Волк прикоснулся к его плечу и охнул.
- Ты весь горишь!
- Тебе не пофигу? – равнодушно спросил Шень. – Я тебя предал. Я тебе изменил, еще и соврал. Уходи.
Именно так и решают свои личностные проблемы.
Звякнули мисочки, в воздухе разлился аромат супа. Шеня настойчиво потрясли за плечо. Он с трудом перевернулся и недоверчиво уставился на Волка, вполне реального, все еще мокрого от растаявшего снега. Волк зажег свечу, но даже ее слабый свет резал Шеню глаза, которые болели так, словно в них насыпали песка.
- Что это с тобой? – охнул Шень, когда рассмотрел лицо Волка, избитое, распухшее, покрытое ссадинами и синяками.
- Ничего, - ответил Волк. – Тебе надо поесть.
Вот и поговорили х2.
Волк терпеливо отвел его руку, помог Шеню сесть и принялся кормить его с ложечки теплым супом.
Шень морщился, его голодный желудок, казалось, сжался до состояния наперстка и не хотел принимать никакой пищи.
- Не хочу, - капризно сказал Шень. – Не буду.
- Будешь, - пообещал Волк. – Даже если мне придется тебя кормить насильно… ты вообще когда последний раз ел?
Я от этой сучки скоро блевать начну. Типа, похмелье кончилось, но тексты Водолея не оставят мою пищеварительную систему в покое.
- Зачем ты со мной возишься? – спросил Шень в паузах между ложками. – Ты меня бросил, нет?
- Нет, - ответил Волк и почему-то с мрачным видом потрогал свой разбитый нос.
- Кто тебя так отделал? – спросил Шень. – Ты подрался?
- Угу, - ответил Волк. – С По.
Шень ахнул и едва не подавился супом.
- Ты с ума сошел? – прохрипел он. – Он тебя уволит!
- Не уволит, - уверенно сказал Волк. – Мы поговорили… потом. Когда разобрались.
Потому что они сомцы!
Шень всхлипнул и подвинулся к нему, попытался положить голову на плечо, но Волк почему-то отстранился.
- А, я понял! - сказал Шень, обозлившись. – Это ты карму чистишь? В благотворительность играешь? Выходишь меня, на ноги поставишь, а потом бросишь? Да?
- Что ты несешь? – спросил Волк, морщась.
- Так благородно, - прошипел Шень. – Чтобы совесть не мучила, что я сдох в одиночестве, да?
- Неправда, - ответил Волк.
Шень хотел презрительно фыркнуть, но вместо этого раскашлялся. Волк придержал его, поглаживая по спине.
- Я не хочу умирать, - прошептал Шень. – Мне страшно.
- Ты и не умрешь, - терпеливо ответил Волк. – Я же рядом.
Наверное, мы должны умилиться бедной страдающей сучке, но нет, Шеня просто очень хочется уебать с размаху.
- Ты меня ненавидишь? – спросил Шень.
- Нет, - ответил Волк. – Я тебя люблю.
- Прости меня, - попросил Шень, которого затрясло от той мучительной честности, с которой Волк признался. – Я так виноват перед тобой…
- Да нет, - отозвался Волк после паузы. – Я понимаю, правда… Ты пытаешься выкрутиться… выжить. Я понимаю.
- Я не хотел, чтобы ты узнал, - проскулил Шень. – Поэтому я пошел к По… плевать я на него хотел. Ты лучше всех! Но все-таки… я подумал… пусть По, а не какой-то чужой человек… и я боялся, что ты узнаешь… мне так жаль.
...а потом обосрал тебя и назвал сраным нищебродом...
- Тсс, - нежно уговаривал его Волк, укачивая и прижимая к себе, не обращая внимания на жар, пот и запах. – Не плачь, не надо плакать, все хорошо…
- Все плохо, - подвывал Шень. – Ты презираешь меня, а мне было так хорошо с тобой, я больше не хочу без тебя…
- Да нет же, - сказал Волк, поглаживая его по волосам. – Вовсе нет. Я тебя люблю. Я очень хотел бы помочь.
Шень запрокинул лицо и заглянул в хмурое, виноватое лицо Волка.
- Как? – спросил он. – На третью работу пойдешь?
Волк подумал и кивнул.
Потому что Шень не взрослый самостоятельный мужик, а маленький пиздюк, который сам не может найти вторую работу. Хотя погодите-ка, даже мелкие пиздюки более успешно справляются с выживанием.
- Не надо, - сказал Шень. – Нет, не надо, я справляюсь.
- Я не хочу, чтобы ты этим занимался, - признался Волк. – Я… я ревную тебя.
- Я больше не буду, честно, - пообещал Шень. – Больше никогда не буду.
Волк поцеловал его в лоб.
- Ты у меня единственный, - тихо сказал Шень. – А это все… это ничего не значит. Только ты значишь.
Волк выдохнул и благодарно поцеловал его руку.
Поэтому я обосрал тебя и назвал сраным нищебродом...
Он думал, плавая в полудреме, о том, что раньше у него было столько денег… он никогда их не считал, и у него было все, чего он хотел. Не было только такого преданного, самоотверженного дурака, который стал бы себя гробить ради него, Шеня. Такого не было. И, наверное, стоило все потерять, чтобы найти своего человека, которому не страшно доверить спину и который лучше всех.
Да, привет, Дашенька, мы уже поняли, что ты любишь своего Сосису.
На этом глава кончается. Мы уже близко к цели. УРА.
