Глупо было думать, что Черный вот так запросто откажется от своих злодейских планов, глупо было гулять в одиночку так поздно вечером. Да и вообще глупо было высовывать нос за пределы спальни, но не мог же Курильщик всю жизнь просидеть взаперти лишь потому, что Черного кидало из крайности в крайность.
Злодейские планы. По-моему, это у него деградация, а не злодейские планы. И да, неужто это легкий отзвук "самадуравиновата"?
И очередные звездочки бросают нас во времени куда-то вперед и в ебеня, и оказываемся мы в уже упоминавшемся ранее тренажерном зале, а предысторию этой телепортации, как и всегда, нужно достраивать самостоятельно на основе абзаца выше. Но нам не впервой.
Правда, сейчас, когда Курильщик сидел в совершенно пустом тренажерном зале, а Черный спокойно и уверенно запирал замок, все разумные и рассудительные аргументы выветрились из головы. Курильщику было до чертиков страшно, хоть он и понимал, что, скорее всего, Черный его не убьет, и, наверное, ничего особо плохого ему не сделает. Хотя вид у Черного был такой мрачно-самодовольный, словно он замыслил что-то донельзя жестокое — собирался отомстить за то, что Курильщик его отверг.
И когда среди унылия промелькнула на секунду старая добрая Додо, я даже воспрял духом. Но по поводу "ничего особо плохого", Курильщик, посоветуйся хотя бы со Стайлзом. Для начала.
Сучка как всегда беспомощная и глупенькая:
Курильщик лихорадочно оглянулся — кругом было полным-полно железяк, но Курильщик понятия не имел, зачем они вообще нужны и что с ними делать.
В общем, из текста мы видим, что закинул старик в море невод, точнее, Черный вытащил Курильщика из коляски, оставив ту посреди коридора, а самого Курильщика приволок в тренажерку. Зачем? Хотелось бы мне, чтобы он там ему расписал программу тренировок на увеличение мышечной массы, но хрен там. Ебаться приволок, конечно же.
Черный усадил его на прорезиненную скамью, на всякий случай снял с подставки штангу и убрал ее подальше, и отошел закрывать дверь. Больше отбиваться было нечем.
Подсказываю: изобрази припадок какой-нибудь. Только не вяканья.
— Ну и? — наконец спросил Черный, повернувшись к нему. — Знаешь, мне даже интересно, что ты там придумал.
— Что? — удивился Курильщик.
— Я по твоим глазам вижу, что ты придумал какую-то чушь, — пояснил Черный. — Типа, ты ждешь, что я на тебя накинусь и порву на мелкие кусочки, да?
— Да, — честно признался Курильщик.
И ПОЧЕМУ ЖЕ ЭТО ИНТЕРЕСНО КУРИЛЬЩИК ЖДЁТ ОТ НЕГО ЧЕГО-ТО СТРЕМНОГО? ПОЧЕМУ БЫ?! ВЕДЬ ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ ЧЕРНЫЙ ТАСКАЛ ЕМУ РОЗЫ И ГУЛЯЛ С НИМ ВО ДВОРЕ, ОБСУЖДАЯ БАБОЧЕК, А НЕ ВЕЛ СЕБЯ, КАК НЕАДЕКВАТ.
Простите, был взволнован.
И опять эта снисходительность, типа, ах, смотрите, прелесть какая сучка что-то там себе напридумывала, дурашка))))
Черный ухмыльнулся. Он подошел поближе и сел рядом, бесцеремонно оттянул ворот чужой футболки, не обращая внимания на то, как Курильщик от него шарахнулся, и несколько секунд ненавидящим взглядом смотрел на метку.
— Тебе с ним понравилось? — медленно спросил Черный. — Тебе с ним было хорошо?
— Очень, — ответил Курильщик, потихоньку закипая от того, насколько властно, уверенно и по-хамски Черный с ним себя ведет. Как будто у него есть такое право.
Баки, приди, порядок наведи. Ну пожалуйста 
И от злости Курильщик снова превращается в... да хуй знает, в кого он превращается. Он такой с начала фика, если честно. Вот есть Эбола, а у нас тут какая-то Ебола у 90% героев.
— Расскажи, — приказал Черный. — Что ты для него делал?
Курильщик прищурился, его начало потряхивать от злости.
— Все, что он хотел, — сказал он сладко. — Знаешь, у Стервятника хорошая фантазия и нет комплексов… в отличие от некоторых.
— У меня тоже нет комплексов, — ровно сказал Черный, хотя у него задергалась жилка на виске.
— А я слышал разные слухи, — вкрадчиво ответил Курильщик. — Говорят, что у качков и всяких спортсменов, ну… все плохо внизу, вот у Стервятника — все хорошо, если тебя это интересует.
У тебя нет комплексов? Ты там все выебывался, что тебе НИНУЖНО отношаться с Курильщиком, но как только тот стал спать со Стервятником, очищающее пламя горящей жопы смыло все заблуждения.
Кароч, Курильщик продолжает давить на больное, а Черный... Черный отчетливо напоминает Картмана. Осталось внести в кадр бочину с набитой на ней на немецком надписью типа "я люблю Раммштайн" и вообще сходство будет стопроцентным.
Сомец выходит из себя(((
Черный грубо притянул его к себе и зажал рот ладонью.
— Заткнись! — прошипел он, заглядывая в лицо Курильщику ярко-голубыми, как льдинки, глазами, полными бешенства.
Курильщик действительно замолчал, но не потому что испугался, хотя голос Черного был страшен, а потому что его вдруг так ударило ощущениями, словно до этого он существовал в коконе, в чехле, а теперь вдруг все стало таким ярким, таким… настоящим.
Как. Это. Работает. Он андроид на голосовом управлении, и слово "заткнись" активирует в нем скрытые функции? Или что? Ой, магия Настоящей Любви, я не узнал тебя в гриме, прости.
Он почти сидел у Черного на коленях, со всех сторон окруженный его мускулистыми руками, его широкой, горячей грудью, и даже сверху был Черный — его подбородок с царапиной. Вся тренажерка пропиталась запахом Черного — и застарелым, многолетним, и совсем свежим. У Курильщика закружилась голова. Он и не заметил, как устроился затылком на плече Черного, томно обнажив горло, и опомнился, лишь когда Черный бесцеремонно встряхнул его.
А когда он успел это сделать, если минуту назад - если судить по диалогу - они просто сидели рядом. И если вся тренажерка пропиталась запахом Черного, то, ну я не знаю, намекните ему кто-нибудь о существовании душа, что ли.
— Ты думаешь, я собираюсь за Стервятником объедки доедать? — грубо спросил Черный, встряхивая его снова и снова. — Да? Да?!
— Да! — крикнул выведенный из себя Курильщик. — Если я позову — тут же прибежишь! Ты ведь теперь только и делаешь, что меня выслеживаешь!
Доедать объедки. Потрясающее чувство языка. И да, ну така любовь, така любовь [∞]
— Но я тебя не позову, — сказал Курильщик. — Когда я тебя хотел — ты меня оттолкнул. А больше я тебя не хочу. Я бы даже Лорду… я бы даже с ним, если бы мне Стервятник отказал. Но только не с тобой!
Принципиальность, достойная похвалы, сказал бы я, если бы не эта непрекращающаяся пиздодрама и тот факт, что я читал концовку. И эти диалоги, достойные яойной манги.
— А насчет того, что ты меня не хочешь… — медленно проговорил Черный. — Я ведь чувствую твой запах. Ты пахнешь течкой с той минуты, как я тебя сюда притащил.
— Это просто физиология, — процедил Курильщик. — Она ничего не значит.
Может, это не течка, а энурез? А ты настолько тупой, что не заметил? Тоже ведь физиология. Простите, снова не удержался
Черный хмыкнул, взял его ладонь и прижал к своему паху, где под джинсовой тканью вздыбился член, и нежно накрыл сверху своей ладонью, не позволяя отдернуть руку. Курильщик мучительно застонал — он был зол и рассержен, он был обижен и возмущен, но убрать руку не мог, хотя Черный его толком и не держал. Просто невозможно было оторваться от того, что всегда принадлежало ему, ему, ему!
Едет ладонь через ладонь...
> накрыл..., не позволяя отдернуть руку
> толком и не держал
Додо, ты там перечитываешь вообще тексты потом? Или как дымящимся от усердия хоботом набила, так и все, такому бриллианту огранка не нужна?
— Это тоже физиология? — вкрадчиво спросил Черный. — Вот это, то, что сейчас?
— Да-а, — простонал Курильщик.
А я бы назвал авторским произволом.
Черный пересадил его к себе на колени, запустил руку под футболку и принялся ласково поглаживать по спине. Очертил худые лопатки, поскреб ногтями по загривку, вызвав целый каскад мурашек.
Речь точно не о фурри? ... И да, загривок. Загривочек, родненький, как мы по тебе скучали!
— Отпусти меня, — пробормотал он. — Не трогай меня. Хватит, Черный, это зашло слишком далеко… хватит.
— Это ты меня держишь за член, — заметил Черный. — И за ошейник.
Значит, Курильщик, щас подсказываю: сожми крепче ладонь на члене. И тяни. Дергай. Выкрути, как тряпку. Сделай вашу еблю невозможной. Пожалуйста 
Курильщик моргнул и осознал что, в самом деле, вцепился другой рукой за стальное кольцо в черном ошейнике и не дает Черному ни отстраниться, ни даже голову повернуть. Ему стало одновременно и стыдно, и смешно.
"Вот бегает Домашний мальчик,
В коляску сучку посадив,
Себя в сомца преобразив.
Сомец уж заебал анона,
А сучке стыдно и смешно,
а чтец почти ушел в окно".
— Мир? — спросил Черный, заглядывая ему в лицо.
Курильщик пожал плечами. Воевать было бессмысленно, у него внутри все свело от желания, да и Черный выглядел так, словно оттащить его не смогла бы никакая сила в мире.
"Все свело от желания". От желания пожрать? От желания свалить отсюда? Или поссать, на худой конец?
И наконец-то пошла ебля-ебелька.
Он стащил с Курильщика штаны, потом торопливо расстегнул ремень своих джинсов. Курильщик прижался лбом к его щеке, вдыхая его запах, и терпеливо ждал. Никакой деликатностью Стервятника здесь и не пахло, Черный был грубоват, настойчив и самоуверен. Он как будто точно знал, что Курильщику было нужно, и не видел смысла спрашивать, и это хотя и раздражало, но было так… правильно.
Первое правило Сомцового клуба: ничего не спрашивать у сучки. Второе правило Сомцового клуба: никогда и ничего не спрашивать у сучки.
Курильщик ахнул, когда его снова подхватили и подняли на такую высоту, на которой он не был уже давным-давно — на высоту ходячего человека, больше ему не доступную. Черный, даже не напрягаясь, держал его на весу, потом прижал к себе, кожа к коже, грудь к груди, и медленно опустил. Курильщик взвыл, запрокинув голову.
Снова?.. Когда его успели опустить вниз с первого ра... А, к черту. Просто к черту эту магию. Магию биения хоботом не преодолеть.
Смазка? Похуй. Гондоны? Похуй. Есть, конечно, один, но он антропоморфный, по члену его не раскатаешь.
Он готов был взять назад все свои слова про комплексы, и вообще пожалел, что дразнил Черного. Он почти не мог дышать, только скулил и скреб ногтями чужие плечи, но Черный, взяв темп, и не думал останавливаться. Он двигался как робот, выдерживая четкий ритм, молча, не задыхаясь. Курильщик принялся извиваться, пытаясь соскочить, потому что для него это было чересчур — слишком быстро и слишком много. Больше, чем он привык.
У вас тоже встал, да? 
На желания сучки по-прежнему кладут большой и толстый.
Ладони, лежащие на его бедрах, переползли ниже, под ягодицы. Черный, видимо в наказание, широко раздвинул их, и от этого натяжения Курильщик еще ярче, еще сильнее ощущал член, что в него въезжал и с пошлым хлюпом как фикбуком-то повеяло, лол выскальзывал, от раздувшейся головки и до самого корня, где уже начал набухать узел, каждый сантиметр, каждый шипчик. Все, что делало Черного альфой. И останавливаться, судя по всему, Черный не собирался.
— Ты меня порвешь, — простонал Курильщик, дрожа от возбуждения и страха. — Черный, пожалуйста!
Черный не отреагировал. Курильщик из последних сил вцепился в его ошейник, у него кружилась голова, а дразнящее прикосновение узла сводило с ума — слишком близко, но слишком мало, слишком мимолетно.
— Ч-черный! — простонал Курильщик.
КРАСНЫЙ! КРАСНЫЙ! То есть... ВЫЗОВУ МЕНТОВ, ВЫЗОВУ МЕНТОВ!
То, что они делали со Стервятником — это было здорово, но то, что делал с ним Черный — это было одуряюще. Курильщик не ощущал ни своих бедных ног, ни рук, ни головы, ни-че-го. Его долбало сильнейшими эмоциями, чем-то, что было больше похоже на разряды тока, чем на предоргазменные судороги.
А потом пришел электрик и заорал, чтобы эти идиоты вышли из лужи, в которую только что конец оборвавшегося кабеля упал.
Курильщик на последних остатках разума потянулся к Черному, предлагая свою беззащитную шею. Он уже предвкушал укус, сладкую и зудящую боль от ядовитых клыков альфы. Правильного альфы, того самого. Наконец-то.
И когда он уже был в миллиметрах от исполнения ГЛАВНОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ... Черный не стал грызть, а всего лишь присунул поглубже. Романтика, епта.
Они сидят на скамеечке, сцепленные, прости Господи, узлом, и колесо драмы делает очередной оборот.
Курильщик вскинул лицо и поглядел на него с нежностью и благодарностью, потянулся для поцелуя и одновременно почесал шею, нащупав старую, нетронутую метку… и застыл. Черный, который уже разомкнул губы, тоже замер.
— А где? — удивился Курильщик. — А почему?
Черный молчал.
— Ты не собираешься перебить метку? — тихо спросил Курильщик. — Ты не станешь моим альфой?
Черный отрицательно покачал головой. Курильщик даже задохнулся, разом осознав, как гнусно с ним поступили.
Ну, справедливости ради, обещать он тебе ничего не обещал. Но мудак, это да.
Он дернулся, пытаясь сползти, но Черный удержал его, схватив выше локтей.
— Ты поранишься, — сказал он. — Погоди.
Курильщик освободился и вцепился ногтями Черному в лицо, от души вцепился, так, что из длинных глубоких царапин тут же потекла кровь. Черный поймал его ладони и сжал, терпеливо пережидая, пока Курильщик перебесится.
Сучка побесится, да перебесится))))
— То есть, ты только трахаться хочешь?— уточнил Курильщик, отдышавшись. — А ответственность пусть несет Сте…
Он осекся и замер, глядя на Черного расширившимися от ужаса глазами.
— Ой, Черный, — сдавленно проговорил Курильщик. — А резинка?
У Черного сделалось непривычно виноватое лицо.
— Прости, — сказал он. — Я совсем забыл.
Конечно, ты ведь сам как эта резинка. Нет, залета не будет, котят и прочую живность никто не родит.
У Черного сделалось непривычно виноватое лицо.
— Прости, — сказал он. — Я совсем забыл.
— С-с-сволота, — прошипел Курильщик, извиваясь еще активнее и пытаясь соскользнуть с узла.
— Ты сейчас не помогаешь, — сказал Черный. — Не дергайся.
Он собирался сказать еще что-то, но получил заслуженную оплеуху и замолчал.
Заметили, что поведение Курильщика, такое, ну, стереотипно женское? Царапины, истерики, и даже раздает он оплеухи. То есть, не то чтобы это было новостью, но приятно лишний раз убедиться в том, что Даша пишет гет.
— Какой же ты подлец, — тихо, с ненавистью, сказал Курильщик. — Какой ты… какой ты мудак, а? Как ты мог так со мной?
Черный глядел в сторону и молчал, царапины на его лице припухли и запеклись. Между их телами остывали пот, сперма и смазка, ощущать все это было настолько неприятно, что Курильщик, не удержавшись, всхлипнул и тут же замолчал, заставив себя продержаться с истерикой хотя бы до дверей четвертой.
И тут Даша как бы говорит нам "Сопереживайте!", а сама тем временем вклинивает очередные звездочки таймскипа.
Чем они примечательны? Фокал смещается на Черного, и мы получаем уникальную возможность узреть прямую трансляцию из мудака.
Как же он видит мир? Как мудак
Курильщик отсиживался в спальне. В столовую он не выезжал и вообще за пределы спальни носа не показывал, уж Черный знал. У него теперь везде были любопытные уши и прекрасно видящие глаза.
Глупо, — считал Черный. — Теперь-то уж глупо отсиживаться.
Когда он успел стать этаким мамкиным Варисом? А кто его знает. Зачем? А кто его знает. Зачем ему наблюдатели везде? Следить за сучкой, очевидно же.
Можно подумать, Курильщик в самом деле верит, что хлипкая фанерка, уже выбитая один раз, защитит его, если альфе вздумается за ним прийти. Курильщик слишком умен, чтобы верить в фантомную безопасность. Для него теперь нет безопасных мест. Он теперь — добыча, дичь, ценный приз для вожака шестой.
Приятно видеть, что человек настолько любит свою работу, раз вписывает ее в фики.
А сучка тем временем скатывается даже не в статус фурри, а в статус вещи. Приз, ага. Получил и на полочку поставил, хай себе стоит.
Вроде как считалось, что омеги лучше чувствуют все те оттенки чувств, которые возникают после связи. Черный же чувствовал просто и примитивно — он хотел Курильщика еще раз. Принести бы его на руках в собственную постель, медленно раздеть, на этот раз полностью, не оставив на нем и нитки. Хорошенько рассмотреть, потрогать везде, где захочется. Заклеить рот скотчем, чтобы на этот раз Курильщик не болтал всякую хрень про Стервятника и Лорда. Трахнуть бы его так, чтобы извивался, царапался, плавал в поту и умолял, чтобы ему дали узел и позволили на нем кончить.
Зачем заклеивать? Зашей сразу. Или лучше молнию вшей. Также мне не хватает ебанутых сравнений. Даша, ведь ты могла написать, например, что-то типа "плавал в поту, как фрикаделька в супе", чтобы сделать этот абзац ещё более дурацким.
Кто-то хмыкнул. Черный скосил взгляд и заметил, что Валет, сидящий рядом, наблюдает за ним с настороженной, бледной полуулыбкой. Валет явно не знал, как реагировать на вожака, который мечтательно пялится в стену и ухмыляется от уха до уха. Черный встряхнул головой и взял себя в руки — диван на Перекрестке был не лучшим местом, чтобы демонстрировать подобные эмоции.
Просто попроси, чтобы тебя где-нибудь замуровали, да и улыбайся там, сколько влезет. Заодно мир от одного гондона избавишь.
Оказывается, Черный сидит не просто так: он пасет ценный приз. Но вместо ценного приза получает разговор с Лордом.
Лорд удивленно взглянул на него, остановился и вытащил сигареты. Он Черного не боялся, хоть и доставал макушкой ему в лучшем случае до пояса. Черный машинально вытащил зажигалку и прикурил ему. Не то чтобы он пытался Лорду угодить, просто это было вбито на подкорку: видишь омегу — позаботься. Черного это всегда бесило, и все-таки, несмотря на его раздражение, инстинкты даже над ним брали верх.
Ну о Курильщике ты так заботишься, так заботишься. На нефритовом жеребце вон прокатил, чем не забота.
Он внимательно посмотрел на Лорда и неожиданно для себя улыбнулся. Лорд был на все сто процентов омега — высокомерный, стервозный и истеричный.
Сучка в квадрате, в общем. Для повествования не нужна, выступает для контраста.
Лорд спрашивает, хули надо. Черный спрашивает, почему прячется Курильщик, Даша же... окунает нас в местный аналог мизогинии.
Хз, как это называется в омегаверсе. Омегогиния?
Серые глаза Лорда прищурились, рот растянулся в хищной улыбке. Черный понял, что сейчас непременно выслушает гадость. Не потому, что Лорду было дело до Курильщика, и не потому, что Лорд имел что-то против него, Черного, а просто потому, что в этом заключается долбанная сущность омег: если можешь сделать гадость альфе — непременно сделай. Тем более, чужому альфе, которому ничем не обязан, и уж тем более, если речь идет о другом омеге.
Эти мелкие течные сученыши друг друга зачастую терпеть не могли, но не приведи бог тупому неразумному альфе неласково тронуть хоть одного омегу на виду у других — и весь омежатник будет пировать неделю, пока не сожрут целиком, без остатка.
Когда ты описываешь стереотипный женский коллектив. Не хватает только рассказа, как они перешептывались, когда твоя омега вернулась в комнату со стертыми коленями. О Т С Ы Л О Ч К А к старому посту Додо в её же лучших традициях
Кароч, Лорд пытается язвить, но сила сомца заставляет его занервничать, и мы выясняем, что:
— Позовешь Курильщика? — мягко спросил Черный, хотя ему пришлось всю силу воли собрать, чтобы спросить вежливо и без угрозы.
— Он в Могильнике, — неохотно сказал Лорд. — Его после осмотра оставили.
— Это было почти неделю назад! — ошеломленно сказал Черный. — Что с ним?
— А я откуда знаю? — пожал плечами Лорд. — Я не интересовался.
Спойлер: Даша тоже особенно интересоваться не будет.
Черный задумался.
— Вести себя нормально, пока меня не будет, — приказал он поджидающей стае.
Стая скисла. Им было скучно.
А ведь это иллюстрация того, как аноны ведут себя без Булечки
Пробраться в Могильник было легче легкого. Черный никогда Могильника не боялся и никакого мистического трепета перед ним не испытывал — лазарет он и есть лазарет. Иногда больные здесь выздоравливают. Иногда — умирают. Это нормально, и нечего накручивать вокруг всякие бредовые истории.
Но теперь ему стало тревожно. Если Курильщика не выпустили, если его сцапали почти сразу после того случая… Черный даже зажмурился, вспотев от страха. Он ведь не сделал ничего плохого Курильщику?
Сделал. Сначала родился, а потом понеслось... К слову, сомец такой же дерзкий, но тут это, емнип, канонично. В книге Черному тоже было плевать на мистику вокруг Могильника.
Трогательное беспокойство сомца становится все трогательнее. Настолько трогательнее, что я аж начал ему сочувствовать. Но не очень.
Он же проверил потом, хотя Курильщик ругался и пытался добавить царапин, но все было в порядке, все было хорошо, за исключением того, что Курильщика трясло от злобы, и про резинку они оба напрочь забыли. Может быть, дело в этом? А может, он повредил что-то внутри, и не заметил? Омеги ведь хлипкие и нежные, когда не кусаются, не царапаются и не пытаются ударить тебя трехкилограммовой гантелькой по голове. Нет, встречаются и исключения, омеги бывают совершенно разными, но конкретный Курильщик был легкий, маленький и беззащитный. Что же с ним случилось?
Этот фик.
Палата, в которой держали Курильщика, на первый взгляд показалась пустой. Черный растерянно покрутил головой, прищурился и скользнул взглядом по застеленным кроватям. Было непривычно светло и просторно, это так странно ощущалось после захламленных спален — воздух, и вид из окна, и безжалостный свет. Палата пропахла Курильщиком, но где же он сам?
Где наш малыыыш? Вот он:
И только стоило Черному всерьез обеспокоиться, как на одной из кроватей пошевелился комок, который Черный сначала принял за подушку, спрятанную кем-то под покрывало. Комок развернулся, Курильщик сел и поглядел на Черного.
Надеюсь, он там мутировал в нёх, и теперь Черного сожрет.
С Курильщика можно было рисовать пропагандистские плакаты. Что-то вроде: «Альфа! Лелей омегу! Помни, он дает жизнь!», что-то невыносимо лубковое, пафосное и слащавое. Курильщик не был пафосным и слащавым, он просто выглядел как образцовый мальчик с плаката: огромные тоскливые глаза на треугольном, осунувшемся лице, худые угловатые плечи, на одном трогательно перекрутилась белая лямочка майки. Выпирающие ключички. Шея, как у помоечного котенка. Темные волосы отросли и спутались, падали на глаза, привлекая внимание к отчаянному взгляду: «ПОМОГИ МНЕ ПОЗАБОТЬСЯ ЗАЩИТИ ХЕЛП ХЕЛП СПАСИ».
Даша, прекрати транслировать смесь собственных мыслей и своей же днявочки, ты не дыбр пишешь, а фик на ФБ, алло!
> огромные тоскливые глаза на треугольном, осунувшемся лице... Выпирающие ключички. Шея, как у помоечного котенка. Темные волосы отросли и спутались
Кажется, я понял, как Даша представляет себе сучКурильщика.
Черный даже отшатнулся, ощутив, что этот немой призыв его пробил насквозь, словно гарпун, и вот-вот начнет подтаскивать с натуральной гарпуньей безжалостностью и неутомимостью.
— Курильщик, потуши свой призыв, — проговорил Черный непослушными губами, пытаясь сохранить остатки достоинства и собственной воли. — Я ведь уже пришел, выключай свою «омежку в беде».
У него, на удивление, получилось даже насмешливо, хотя Черный вспотел от затылка до пяток, пытаясь сопротивляться неумолимому зову.
Я поправлю, не благодари.
Сосиса даже отшатнулся, ощутив, что этот немой призыв его пробил насквозь, словно гарпун, и вот-вот начнет подтаскивать с натуральной гарпуньей безжалостностью и неутомимостью.
— Даша, потуши свой призыв, — проговорил Сосиса непослушными губами, пытаясь сохранить остатки достоинства и собственной воли. — Я ведь уже пришел, выключай свою «булечку в беде».
У него, на удивление, получилось даже насмешливо, хотя Сосиса вспотел от затылка до пяток, пытаясь сопротивляться неумолимому зову.
Смотрю вот, и оно как-то убедительнее смотрится, чем первый вариант. Верибельнее.
Курильщик апатичный и равнодушный, и у Черного сжимается сердце и очко, так как статью за телесные повреждение и насилие даже тут отменить не должны.
Черный подошел поближе и аккуратно сел на край кровати.
— Что с тобой? — неловко спросил он, положив ладонь на выпирающий холмик, оказавшийся плечом. — Курильщик, что у тебя болит?
— Ничего, — тихо ответили под покрывалом. — Уходи.
Останься, — понял Черный.
Простите, вы точно дешифровщик?
— К тебе что, никто не приходит? — спросил он, увидев пустую тумбочку, на которой с краешку лежали только тетрадный листок и простой карандаш сверху.
Курильщик молчал.
— Что, даже Стервятник не явился? — Черный ощутил, что звереет.
Ярость поднималась в нем девятой волной, и злость на себя — в том числе. Ладно бы Стервятник — он уже и не альфа Курильщика на самом деле, Могильник он ненавидит и боится до припадков, но четвертая… Курильщик не гонял их, когда они были маленькими, он никому ничего плохого не сделал. Он был странный, замкнутый домашний мальчик — это так, но он никого из них не обижал, не сдавал Паукам, не дразнил и не бил. Ублюдки. Равнодушные, самовлюбленные сукины дети.
*шепотом* начнем с того, что его вообще не было в Доме, когда обитатели Четвертой были маленькими. Ты был, а он - нет.
— Неужели я самый плохой омега на свете? — грустно сказал Курильщик. — Наверное.
— Ну-ка, посмотри на меня! — приказал Черный.
Он не стал ждать, пока Курильщик подчинится, потому что подозревал, что Курильщик вовсе не станет подчиняться, он был слишком вымотан и опустошен. Поэтому Черный решительно отдернул покрывало, схватил Курильщика в охапку и прижал к себе.
— Ты — хороший, — настойчиво сказал он.
Вспомнил Карлсона с его "о, я самый больной в мире человек" и Малыша, который отговаривает. Если мысленно читать диалоги их голосами, они даже как-то забавнее смотрятся.
— Почему тебя тут держат? — спросил Черный, машинально поглаживая худую спину. — Что с тобой?
— Не знаю, — ответил Курильщик. — Что-то с гормонами… или нет. Я не знаю, мне ничего не говорят.
— Я узнаю, — пообещал Черный.
— Угу, — ответил Курильщик.
По его голосу Черный как-то сразу понял, что Курильщик в это не верит.
Ахаха, похоже, он тоже читал следующую часть, где нет ни единого упоминания о том, что ты что-то там узнаешь у врача. Надо было слово пацана брать, Курильщик.
А тем временем Черный использует нетрадиционные методы лечения.
Черный сверху видел его бледные плечи, и торчащие под майкой лопатки, и чужую метку, уродливую кляксу на коже. Она даже ничем не пахла. Черный отодвинул краешек измятой майки, внимательно рассматривая метку. Курильщик сидел спокойно и равнодушно, безразличный ко всему.
Что я делаю? — успел подумать Черный.
Потом он ощутил на языке вкус кожи и сладкой крови, когда выдвинувшиеся клыки вонзились поверх старой метки. Курильщик громко закричал от боли, уперся ладонями ему в грудь, пытаясь отпихнуть, но Черный, торопливо сглатывая натекающую кровь, сжал его так, что Курильщик только хрипнул и испустил дух.
Почему нетрадиционные? Так ведь обычно сомцы Членом Светоносным исцеляют. А тут только укус.
Черный ощутил себя опьяневшим. Когда он сумел оторваться и принялся зализывать новую метку, окончательно стирая след чужого присутствия и оставляя свой собственный, у него закружилась голова, словно после долгого бега или трехсот приседаний без перерыва. Курильщик отстранился и поглядел на него ошеломленно, ну, хоть вышел из своего ступора безразличия.
— Ты… ты зачем это сделал? — спросил он, недоверчиво ощупывая шею.
— Так правильно, — ответил Черный. — Давно надо было.
Может, у него там множественная личность? Или приступы амнезии? Или что? То хочу, то не хочу, то ебаться, то не ебаться. То долбоёб, то немножко долбоёб.
Курильщик моргал и глядел на него непонимающе. Черный видел, как вспухла метка и покраснела вокруг нее кожа. Но еще он ощущал, что в воздухе разливается новый запах, который очень сильно отличался от старого аромата Курильщика. Теперь Курильщик весь, целиком, пах Черным, их запахи смешались, превратившись в один, сильный и приятный. Очень правильный.
Запах чего, нам не говорят, поэтому я буду считать, что это запах салата. Из помидоров и дерьма.
Тем временем после БЕЗГРАНИЧНОГО СЛИЯНИЯ на них нападает чесотка.
Курильщик молча прижался к его груди, затих, машинально почесывая зудящую метку. У Черного чесались десна, а во рту было одновременно солоно и сладко от чужой крови. В конце концов он скинул кроссовки и устроился на больничной койке, прижимая Курильщика к себе. Тот был непривычно сонный и послушный, даже обнял за шею и уютно устроился головой на груди. Ничего не спрашивал и не требовал, мерно дышал и рассеянно почесывал Черному затылок ногтями.
А потом нападают бесцельные диалоги.
— Извини меня, — сказал Черный. — Я с самого начала был не прав.
Курильщик завозился, приподнялся на локтях и удивленно посмотрел на него.
— Я понимаю, — наконец сказал он. — Из-за ног, да?
— Нормальные у тебя ноги, — ответил Черный и погладил худое бедро.
Курильщик несколько секунд смотрел на него, потом у него устали руки, и он лег обратно на Черного.
Ну зато хоть какой-то момент прояснен.
Они даже задремали на полчаса, обнимаясь, а проснулись от того, что стул, стоящий у кровати, с громким скрипом отодвинули. Черный недовольно поднял голову — и удивился, увидев, что над ними стоит, сложив руки на груди, Ральф Первый. У Ральфа, обычно невозмутимого и мрачного, было непривычно удивленное лицо. Курильщик тоже завозился, увидел Ральфа и сел, потер ладонями глаза. Зевнул, культурно прикрыв рот рукой, и почесал спутанные на затылке волосы. На его щеке остался ребристый отпечаток майки Черного.
— Надо поговорить, — с непривычной мягкостью сказал Ральф, глядя только на Курильщика.
Видимо, непривычная мягкость возникла потому, что Стервятник к нему вернулся. Или потому, что у картонки всего два модуса: истеричная сучка и непривычная мягкость. Ладно, есть ещё и третий, невозмутимость и мрачность, но он включается никогда.
Черный в очередной раз Осознает.
Курильщик кивнул. Черный неохотно выбрался из нагретой постели: ему было физически неприятно выпускать из рук Курильщика, такого сонного, теплого и послушного. Вот, значит, как это все ощущается.
В принципе, всё так, как и описывали в книгах и пособиях, но, оказывается, все совсем по-другому. Никто Черного не заставлял, никто его носом в Курильщика не тыкал, его желания и нежелания исходили от него самого. Он всю жизнь боялся, что его будут принуждать любить какого-то омегу, а никто не принуждал. Он просто… он считал Курильщика своим, и это было так правильно, абсолютно правильно знать, что Курильщик — его.
Ральф сначала посмотрел на Курильщика долгим, внимательным взглядом, потом перевел взгляд на Черного, и снова уставился на свежую метку. Потом вытащил из кармана что-то блестящее, в квадратной упаковке, и молча бросил Черному.
— Спасибо, — сказал Черный, надеясь, что не краснеет.
У Курильщика заполыхали уши.
Что-то блестящее. Презерватив. Гондон. Кондом. Резинка. Но раскованная дерзкая бисексуальная чика ограничивается расплывчатой формулировкой, которая может включать в себя как родню Черного, так и леденцы от кашля.
— На здоровье, — фыркнул Ральф и подвинул стул к кровати. — Дверь закрой.
Подслушивать Черный не стал — это было бы нелепо. У него были другие неотложные дела.
Потому кое-кому лень прописывать разговор, вот почему он не будет подслушивать.
И на этом фрагмент заканчивается. Осталось всего две части, слава хоботу, и да, они такие же унылые, а эпилог ещё и автозаменой сделан из каймана, судя по всему.
В следующей серии: РАЗГОВОРЫ РАЗГОВОРЧИКИ РАЗГОВОРУШКИ и немножко ебли на десерт.
Как и сезонные миграции белоплащей, приосанивания над приосанивателями и т.д. Но все-таки лучше восторги как фички прятать под кат, особенно если они на пол-страницы.
И фики, и длинные отзывы на них, и прочее. Где ты простыни нашел?
знаете, от чего у меня больше всего печёт в этом фикле? что физически здоровый парень измывается над не очень здоровым, и тот нихуя не может сделать, но мы почему-то должны проникнуться этой любовной историей.
