VIII-I. Гордый мальчик из спального района Кацусика
Флешбек Ируки. Он возвращается с аэробики, видит заплаканную маму в синяках и узнает, что ему придётся менять школу. Ещё его папа объелся груш, вместо него появился отчим.
Отца он больше ни разу не увидел, зато скоро дома появился отчим, заполнил собою небольшую квартиру.

Но не подавил никого, а вписался, вжился в их семью из двух человек. Отчима Ирука полюбил. Отчим, суровый, стареющий уже мужик, татуированный от шеи до запястий, по-своему любил Ируку: не баловал, и вполне мог дать по затылку, но старался понять, воспитывал, как умел. С отчимом в дом пришло насилие: он мог избить мать, не стесняясь присутствия мальчика, но всегда бил за дело. Ирука в тонкости не вникал, а спрашивать у матери побаивался, но твердо уяснил, что так просто отчим не поднимет тяжелую руку с обрубком, вместо безымянного пальца.
Святой человек. Но Ирука любит отчима не только за то, что тот пиздит мать за дело, а ещё и за то, что самому Ируке достаётся люлей.
Отчим мог внезапно предложить пойти в зоопарк, Ирука держал одной его крепко за ладонь, вцепившись всеми пальцами, а в другой руке сжимал громадное, быстро тающее мороженое и был счастлив. Отчим мог дать пинка, вытащить в тренировочный зал, швырнув Ируке в лицо боккен и гонять до вечера, жаля ядовитыми, но точными комментариями. Зато с приходом отчима в семью Ируку снова перевели из ужасной, кошмарной бесплатной школы в платную, и он снова смог заниматься аэробикой. Правда, отчим над этими занятиями посмеивался, но ничего путного так и не предложил.
В общем, мама Ируки выкопала с какой-то помойки типичного жлоба. Зато штаны в доме, хоть и в говне.
По канону у Ируки на лице шрам. Так как Додоузер нежно чтит канон, то и здесь шрам появляется.
- Видишь? – От громкого голоса раскалывалась голова, - шрам через всю морду будет, красоту попортили парню.
- Чушь, - ответил другой голос, тихий, свистящий, - шрамы украшают мужчину, красота - это для слабых.
- Ты, блядь, это ему и скажешь, если он ласты не склеит, - захохотал первый, осекся, - слушай, а он уже не спит, кажется.
Темное тело заслонило свет.
- Кому сказано - спать? – Вкрадчиво шепнули, и тут же больно кольнуло в шею. – Баю-бай.
Снова флешбек. Ирука старшеклассник, который начал покуривать и побухивать, за что получает люлей от отчима. И ещё коробок с травой. Чё?
А на следующий день притащил коробок с травой, закрыл мать на кухне, посадил испуганного, и не понимающего в чем дело Ируку напротив себя. Отчим вообще курил крепкие сигареты, но, достав одну из дорогого портсигара, вытряс из нее табак полностью, осторожно засыпал молотую траву и, чуть покрутив кончик, поджег.
- Кури сейчас при мне. – Сказал просто. – Еще раз поймаю – будешь бедный.
Я так и не поняла, они с Ирукой дунули на пару или курили настоящую траву, которая на газоне растёт. Снова настоящее, петушки шутить изволят.
- Ужасно он ругается, - пожаловался Генма, - шантрапа так не выражается.
- Да ты что? – Удивился молодой незнакомый голос.
- Точно тебе говорю! – Генма засопел, - и на английском, и по-японски, да еще и на кансайском, а то вообще залопотал, я и не понял по какому. Слышь, Какаши, полиглотик он.
Молодой голос засмеялся.
- Полиглотик…
- Тензо, ебать, - пренебрежительно сказал Генма, зазвенел чем-то металлическим, запахло спиртом, - не лезь, когда умные люди разговаривают, полиглот – это тот, кто много языков знает, а не тот, что ты, хуйло, подумал.
- Это почему я хуйло? – Завопил молодой Тензо. – А ты не хуйло! Носки свои ебучие разбросал по гостиной, культурный ебать штоле?
И почему у меня такое чувство, что это много Додо разговаривают друг с другом? И опять флешбек. Ирука поступил в Токийский университет, отчим недоволен, потому что надеялся, что Ирука завалится и станет одним из его якудза. Они ссорятся, но потом отваливают от Ируки, и тот продолжает учиться на учителя. Кстати, в Японии, оказывается, быть учителем тоже стыдно, офигеть.
В каноне у Ируки был лучший друг, а после пердатель Мизуки. Тут он тоже есть.

В университете Ирука встретил лучшего друга. Именно того самого, который все понимает, который не лезет с советами, прикрывает спину.
Короче, такая удобная половая тряпочка без личности.
- Это Мизуки, - гордо сказал Ирука, втаскивая Мизуки в гостиную. – А это мои мама с папой.
Мизуки тут же рассыпался мелким бесом
Мизуки, соберись, тряпка!
наплел матери кучу комплиментов, примазался к отчиму.
Отчим спрашивает их про тянок, те мнут яйца, отчим обещает сводить их в сауну. Ночью голубки лежат рядом в футонах и мечтают как впердолят всем. Выясняется, что Ирука девственник и даже целоваться толком не умеет, поэтому Мизуки предлагает потренироваться на нём. Они сосутся, Ирука понимает, что никакой в жопу разницы нет с кем сосаться, и видимо тогда и определился со своей ориентацией.
Мама умерла, когда Ирука был на третьем курсе. Какая-то уличная шпана зарезала ее за сумочку, а там даже денег было всего ничего.
Ируке маму жалко, но не очень.
Ирука не мог понять, как его властная мать, шумная, сварливая и сильная женщина, могла остаться лежать на улице, со вспоротым животом, широко распахнутыми глазами, с нелепо раскинувшимися ногами, в новых туфлях, которые ей жали.
Чего? Додоузер, ты свой текст перечитывала? Кто там сварливый? Эта забитая женщина, которая всю главу под шконкой просидела? Что ты несёшь?
Отчим наотрез отказался перед похоронами, когда мать одевали, от этих туфель. Обули старые тапочки, которые мать любила.
Така любов, така любов!
Отчим сильно сдал всего за месяц, сначала крепко пил, потом завязал не без помощи Ирукиных отчаянных уговоров. Стал больше курить и замкнулся в себе. Ирука каждый вечер возвращался домой из университета, а отчим сидел на кухне, перебирая фотографии с молодой матерью и маленьким Ирукой, как будто и не уходил никуда из дома.
Отчим расстроился, что не успел убить жену своими руками, а его какие-то сосунки опередили? Или кулаки чесать стало не об кого? Знаешь, Додо, засунь себе эту хуйню в свою шоколадную, блядь, сука ты тупая. Это уже который раз за фикло, когда нам настойчиво подают абьюзера как неразумное дитя, которое не ведает что творит и которое прям так любит, так любит! Иди в жопу, нет, иди в три жопы. Бля.
У Ируки свои проблемы. Мизуки нашёл какую-то дурную компанию, в которой
Друзья не в тему хихикали, пытались обнять Ируку за шею, он уворачивался, пока хватало терпения, когда оно заканчивалось – бил. Мизуки обижался и уходил.
Снова настоящее. Заботливый Какаши приходит спросить как там дела у его друга.
- Воды, - хрипло попросил Ирука.
Никто и не дернулся.
- Воды? – Ирука пошевелил губами.
Хатаке вздохнул и вышел, засунув руки в карманы. Генма тоже вздохнул, набрал в резиновую грушу воды из пластикового бака, ловко присоединил трубочку и осторожно пропихнул ее в рот Ируке.
Нет, наверное я ещё недостаточно отошла от этого фикла, потому что мне хочется каждую тупую пизду, которая дрочила на этого Какаши, а особенно ту, что писала этого Какаши, тыкать в фик как в говно мордой, пока до них не дойдёт.
Снова флешбек. Мизуки просит Ируку «припугнуть» препода. Ирука отмораживается, справедливо замечая, что прогульщица Мизуки чморят за дело.
Мизуки дали десять лет за разбой и изнасилование профессорской дочурки.
«Дочурки». Дочурки, блядь! Сука, сука, сука, какие вы тупые пидорасины, блядь!
Ох, ладно. Так вот, так как Мизуки создал больной разум Додоузера, то именно так он решил поквитаться с преподом. Почему я не удивлена?
Ирука за голову схватился, узнав только, что Мизуки успел натворить, но на свидание к осужденному пошел. Мизуки, худой и коротко обстриженный, неловко и смущенно улыбался с той стороны стекла.
Потому что изнасилование это так смешно и неловко. Ирука принёс бывшему другу сигарет, потом когда Мизуки начал задвигать про самудурувиноватую ушёл.
Ирука вернулся с экзамена, расстроенный и ошарашенный, прибитый свалившимися неприятностями. Профессор по этике, неприятный тип, в треугольных очках и с острой бороденкой клинышком, Ируку даже слушать не стал. Назвал сумму и выбросил Ирукину зачетку в коридор.
Зачётку! Ирука приходит домой, там его встречают братки и ведут куда-то. Приводят к Шикаку, тот говорит, что отчим сдох, его кремировали, а подох он как настоящий воен. После Шикаку приходит к Ируке в гости, зовёт в клан, Ирука отмораживается, но после соглашается стать учителем Шикамару.
А теперь горячая недоебелька!
- Остань, - прошептал Ирука, просыпаясь, пошевелил плечами, стараясь отпихнуть лезущее тело.
- Не брыкайся, - строго потребовал у него Хатаке, дернул несильно за отросшие волосы. – Я с работы.
- Нахуй иди, - рассердился Ирука, окончательно просыпаясь, отвернул лицо.
Руки так и были стянуты, но и ноги тоже, что его немного успокоило. Ненадолго, потому, что Хатаке начал расстегивать ножные ремни. Ирука обомлел, забился, заорал изо всех сил.
- Генма! Генма!
Дверь операционной громко бахнула.
- Какого хрена? – Генма подошел ближе, оттолкнул Какаши подальше. – Что это, ебать, за игрища?
Какаши пихнул руки в карманы, ссутулился. Ширануи потрогал лоб Ируки.
- Ты его прямо на столе выебать вздумал что ли? – Спросил с насмешкой у Какаши.
- Отвали, - огрызнулся Хатаке, повернулся и вышел.
- И чо ты орешь как потерпевший? – Рявкнул Генма на Ируку и тоже ушел.
Ирука пошевелил пальцами на руках, на ногах. Повозился немного, пытаясь понять, где у него болит, что слушается. Тело было слабое, вялое, но вроде как ничего ему втихую не отпилили. Ирука выдохнул и начал медленно тренироваться расстегивать ремни на руках.
На этот раз Ируке повезло. Снова прошлое. Так как Ирука теперь вроде как в клане, то якудза решают все его проблемы, например, чуть не выкидывают из окна злого профессора, чтобы тот поставил Ируке зачёт. В зачётку! В зачётку!
А после университета Ируке достался персональный ученик, странный, маленький, но очень серьезный. Иногда Ируке казалось, что Нара Шикамару куда умнее его самого. Первое время, правда, Шикамару пытался Ирукой помыкать, хамил и откровенно не слушался, игнорируя все, что ему не нравилось.
- Мой папа, - сказал мальчишка лениво-пренебрежительно, - сятейгасира, а ты обычный учитель.
- Это твой папа, а не ты - возразил Ирука, - так что будь любезен не только умыться, но вымыть шею.
Может быть, Ирука долго воевал бы с нелюдимым и немного испорченным женским влиянием характером младшего Нары, но случай помог.
О да, кидать понты это неотъемлимая часть женского воспитания. Когда Шикамару в очередной раз стал выёбываться, то Ирука его отшлёпал.
Шикамару вспылил, что случалось с ним редко, и наговорил Ируке очередных гадостей, а Ирука, который тоже не выспался, терпеть не стал. Попка у Шикамару была по-детски нежная, теплого сливочного цвета, Ирука старался шлепать так, чтобы не оставить синяков.
Но Ируке за это не влетело, а даже наоборот они с Шикамару подружились. Так что, ему как и любому в мире Водолея нужна была всего лишь хорошая трёпка.
Ирука с любопытством наблюдал за становлением Шикамару. Личность получалась неординарная. Становясь старше, Шикамару все больше становился похожим на отца: напряженный и сосредоточенный на работе, дома Шикаку был аморфен как большая подушка с глазами.
А у нас в Рязани подушки с глазами. Эти сравнения, они как всегда в самое сердце.
Шикамару мастерски играл в сеги, шахматы, маджонг. Шикамару спокойно мог проспать сутки, проснуться, позавтракать и снова лечь спать. Шикамару отчаянно хотел быть «как отец» и делал все, чтобы отец его заметил. Впрочем, иногда он выписывал такие коленца, что и Шикаку, и Ирука просто ахали. Неожиданно для них обоих, Шикамару познакомился с Цунаде Сенджу, настолько высокопоставленной дамой, что Ирука кланялся в пояс, если она проходила мимо. А Нара-младший не только очаровательно с ней чирикал, играя в сеги, хотя какие у них могли быть темы для разговора, но даже заставлял ее улыбаться, суровую, надменную. Порою, она даже хихикала как девчонка, молодея на глазах.
Настоящее. Ирука пробуждается. Так как он дипломированная сучка, то даже когда ссыт, то сопит.
Первым делом поднял крышку унитаза и с удовольствием отлил, сопя и вздыхая.
А ещё он сходит с ума и играется с пробкой.
Ирука уткнулся взглядом в плавающую затычку для ванной. Потянул за цепочку, перекатил в пальцах. Нагретый металл был…приятен. Потрогал розовый пластик самой пробочки, зачем-то понюхал ее. Пробка была красивая, новенькая, шарики цепочки блестели. Вода неприятно стучала по голове, а Ирука игрался с пробкой как мальчишка, катал ее туда-сюда, хихикая совсем безумно.
Пробка перевернулась, обдав его пальцы брызгами воды.
- Шалунья, - погрозил ей Ирука, подумав, вытащил ее из воды, положил осторожно себе на нос. Затычка держалась чудесно, но как только он отпустил цепочку, она сразу же потянула вниз, пробка булькнула в горячую воду, снова обдав Ируку брызгами. Он похлопал по воде ладонями, улыбаясь. Поймал пробку за цепочку, зажал в кулак.
- Поймал! – Какой у него хриплый, визгливый голос.
Пробка согласно раскачивалась на цепочке, розово-соблазнительная.
Как-то жутковато. Вскоре приходят Генма с Какаши, Ирука их не узнаёт. Его выковыривают из душа, а Генма почти дословно цитирует Виктора Цоя.
- Эй, солнце мое, - позвал Генма, - посмотри на меня.
Какаши обосрался, Генма тоже за компанию, потому что куколка сломалась.
И тут Ирука понял, что пока нырял – потерял свою замечательную розовую пробочку с цепочкой. Заозирался дикими глазами, зашарил руками под собою, пока не нашел, прижал к груди, довольно усмехнувшись.
Наконец, Ируку транспортируют в комнату. Додоузер предлагает нам снисходительно посмеяться над дурачком.
Какаши успокоился, только когда Ируку уложили на кровать, правда, пристегиваться ремнями тот наотрез отказался, суча руками, пробурчал:
- Не хочу.
- Ладно, оставь, - сказал Генма, возрадовавшись в душе: он подозревал, что темноглазая Какашина сучка совсем мозгами сдвинулась.
Потом Генма сваливает, и мы переходим к нашей любимой части: самэц извиняется, ему сучку жалко, но не очень, но по-другому он не может, потому что большой и сильный.
- Я виноват был, - сказал рассудительно Хатаке, поднялся и заходил по комнате, Ирука следил за ним испуганным взглядом. – Нельзя было так, надо было…по-другому.
Остановился, посмотрел на распластанного Ируку влажными глазами.
- Но я по-другому не умею, - признался. – А когда так просто, мне неинтересно.
Убей себя, блядь. Правда, Какаши тут же включает самадурувиноватую.
- У тебя теперь одно выше, другое ниже, - заметил огорченно. Потрогал Ирукин подбородок. – Что-то я…сорвался, - сказал недовольно. – Ты сам виноват.
Обычно в этот момент сучка или охуевает, или виноватится. Ирука, к счастью, охуевает.
- Я? – Возмущенно захрипел Ирука, - ты ебу дался? Я нормальный, блядь, я бы в жизни не приехал, если бы знал! Ты сам…
Какаши заулыбался, наклонился и шепнул Ируке прямо в рот.
- Тебе не удастся меня вывести, - сказал с легкой насмешкой. – У меня железные нервы.
В голове Какаши и Додоузера искреннее возмущение выглядит как кококоманипуляция и кококопровокация. Следующую сцену нам снова дают со снисходительными смехуёчками.
- Ебись ты конем, - взвыл Ирука, - дался ты мне нахрен! Дай мне одеться - и ноги моей не будет в этом ебучем доме.
Действительно сел, крутя головой.
- Ты куда собрался? – Удивился Какаши, разом растеряв веселье.
- Нафиг отсюда, - зашипел Ирука.
- Ты никуда не уйдешь, - уверенно сказал Хатаке, выпрямился, пихнув руки в карманы штанов. – Ты тут жить будешь.
Ирука зыркнул на него из-под отросшей мокрой челки.
- Это мы еще посмотрим, - пообещал, поднялся на ноги.
Какаши легко толкнул его в грудь, завалив обратно на кровать.
- А я сказал, ты будешь жить тут, - наклонился, поставив колено между Ирукиных раздвинутых ног. – Я даже кровать большую поставил, - похвастался.
Ирука уперся руками ему в грудь, попытался отпихнуть, заматерился громко, с отчаянием. Вцепился безнадежно в седые патлы, отодрал Хатаке за волосы от себя.
- Ну чего ты ломаешься? – Грубо спросил Хатаке, отходя. – Не целка ведь уже.
Ирука задохнулся, медленно встал.
У двери стоял комод, маленький, старый, изрезанный кем-то зверски. Ирука принялся копошиться там, выгребая всю одежду.
- Хорошая весна, - легкомысленно сказал Хатаке, выглядывая в окно. – Теплая. Хочешь в сад?
- Иди в жопу! – Заорал Ирука, теряя самообладание.
- Не хочешь, - с сожалением понял Какаши, подошел к двери, прикрыл ее плотнее.
Сделал подсечку и поймал Ируку в стальную хватку.
- Пусти... меня, - мучительно задыхаясь сказал тот, свалился на кровать кулем, стиснул от бессилия простынь. – Тварь, - сказал в разноцветные глаза, - ненавижу. Попробуй только…я…я тебе горло выгрызу, я тебя задушу, понял? Я убью тебя.
- Я понял, понял, - усмехнулся Какаши, - а в сад ты зря не хочешь, там хорошо сейчас, вишни цветут.
- Ты думаешь, я шучу? – Крикнул вслед Ирука.
Как вы понимаете, сейчас самое подходящее время для НЦы.
Какаши вдруг широко улыбнулся, повернулся к нему, стащил водолазку.
-Я аккуратно.
Ирука побелел, отполз дальше, потянул к себе простынь. Хатаке гоняться за ним не стал, потянулся, схватил за щиколотку и дернул к себе.
Но сначала самэц воспитывает сучку. По-моему тут он впервые называет Ируку Сукой.
- Несколько уроков жизни, - сказал невозмутимо, заворачивая Суку в простыню от пояса по шею. – Когда я говорю: ап – ты прыгаешь. Если ты не прыгаешь…
- Пошел к черту на хрен! – Крикнул Ирука, стараясь распутать руки.
- …Ты огребаешь, - закончил Хатаке, будто и не слышал. – Чтобы тебе не было обидно, с командой я поступаю точно так же. Правило номер два…
Ирука дождался момента, когда Хатаке наклонится чересчур низко, сгибая его пополам, и попытался вцепиться зубами в шею.
- Ебаный в рот, - обозлился Хатаке, оскалился, - ты что, только по-плохому понимаешь?
А было по-хорошему? Где? Я вроде внимательно читаю.
Наклонился сам, вцепился в худую шею, тяпнул как следует, оставив синие следы. Сука завыл громко, задергался.
- Во-о-от, - сказал Какаши удовлетворенно, рывком стянул свои штаны. Ткнул пальцем в сжатую дырку, Сука, как не понимал по-человечески, защелкал зубами, пытаясь откусить Какаши ухо. Какаши поплевал на пальцы, пропихнул сразу два: растянутая трубкой дырка хорошо поддавалась.
- Да тебе даже больно не будет, - Какаши посмотрел на раскрасневшегося, громко дышащего Суку. Прижал головку и толкнулся, больше не помогая себе руками. Суку как выключило: глаза он зажмурил и сам как-то закрылся весь, втянул голову в плечи. Даже не дышал, кажется, не крича, не постанывая даже.
- Или больно? – Встревожено спросил Какаши, хотя чувствовал, что член двигается свободно.
Сука не ответил, раскрыл свои невозможные теплые глаза, уставился тоскливо в потолок.
- Ты нихера не ценишь, - рассердился Какаши, принялся возить его по койке, шлепая каждым толчком яйцами по худым ягодицам. Сука вздохнул слабо, всхлипнул. Какаши кончил от этих задушенных звуков, стиснул тощие бедра.
- Все, - хлопнул Суку по животу. – Цел?
Потом Какаши решает сводить Ируку поесть. Ирука одевается, а Какаши
терпеливо ждал, всматриваясь в пустые, тупые глаза.
Короче, Какаши своими ёбаными глазами прожёг пространственно-временной континум и упёрся взглядом в глаза Додо.
Так как дом Саши Белого это воистину архитектурное чудо, то Ирука натыкается на двери салуна.
Ирука остановился у холла, посмотрел на входные седзи. Сейчас не убежать, ноги как чужие. Надо поесть. Надо подумать. Ирука свернул направо, тут же уткнулся в широкую деревянную двустворчатую дверь, как в баре американского запада.
В баре американского запада.
К чему была эта дверь, Ирука не понял, ему и дела не было до вкуса хозяев особняка.
И до вменяемости авторов тоже.
Повар Консанг несомненно был китайцем, старым как мир.
Ага, как сам Китай. Повар сначала хамит, потом когда Ирука говорит с ним по-китайски добреет и кормит. И всё бы хорошо, но тут приходит Какаши.
- Привет, дядя Санг, - сказал легкомысленно.
- Какаши, - буркнул тот, сияя, как медная монета. – Новенький в команде? – Ткнул корявым коричневым пальцем в Ируку.
- Не, - ответил Хатаке, ухмыльнулся, - моя девка.
Улыбка с лица старого китайца пропала.
https://www.youtube.com/watch?v=4F4qzPbcFiA
- подумал китаец.
Люди за столиками на секунду перестали есть. Ирука молча схватил пиалу с супом, повернулся и выплеснул ее дымящееся содержимое прямо Хатаке в лицо. Тот отшатнулся, вскрикнув, видимая часть лица мгновенно покраснела. Ирука улыбнулся злорадно, жалея, что не попал в глаза. Хатаке сдернул жгущуюся маску на шею, пнул Ируку ногою в живот и добавил локтем по спине, швыряя на пол. Двинул несколько раз лаковым ботинком куда попадется, наклонился, схватил полную горсть темных волос, все еще мокрых после душа, вздернул постанывающего Суку на ноги. Тот отплевывался кровью, хрипел. У Какаши даже сердце упало, когда он увидел, что своротил носком несчастному Суке челюсть. Снова.
- Не понимает по хорошему, - пояснил выпрыгивающему из окошка повару. – Учишь его, учишь.
Поволок Суку за волосы.
- Так он есть не будет? – Спросил вслед Консанг, почесал ухо.
- Не будет, - заверил его Какаши, вышел из столовой, подумав, закинул совсем слабого Суку на плечо и поволок к себе.
- Слушай, Генма, - пинком открыл седзи Ширануи, спугнув того, - посмотри.
- Смотрю, - покорно отозвался полусонный Генма, поднял лицо Ируки двумя пальцами. – Он тебе костюм замурзал, - сообщил равнодушно.
- Плевать, - отозвался Какаши.
- Челюсть, - определил Генма, - что еще?
- Не знаю, - признался Какаши. – Стонет.
- Стонет, блядь, - согласился Генма, проморгался. – Стой! – Сел и завопил, уперся руками в бока. – Ты что с ним делал? Я тебе что, ебать, сказал!
- Считай, что он немного упал с лестницы, - с мрачной улыбкой сказал Какаши. – Куда его нести, в операционную?
- А что у тебя-то с лицом? – Спросил ему в спину ошалелый Генма.