Семейство Сенджу сидит на кухне и ебашит рисик с крабо выепалками. На самом деле они в пафосной столовой, вкушают пищу.
Цунаде разломала палочки, подняла их и уронила, когда вдруг раздался громкий, нахальный крик Минато.
Уронить палочки – плохая примета, нам как бы намекают, что нас ждёт что-то плохое. Наверное. Или кто-то торопится, раз у нас тут не Япония, а Мариуполь. Что же вопит наш нахалёнок?
- А ты куда, шкет?
- Столовая здесь? – тихо спросил тонкий детский голос.
Поежился даже Джирайя, он совершенно не слышал, как Какаши подошел к столовой.
- Столовая-то здесь, - усмехнулся Минато, рассматривая странного беловолосого мальчишку, тихого и серьезного. – Только тебе там что надо?
- Мне сказали прийти в столовую, - так же спокойно ответил мальчишка. – Пропусти меня.
- Блин, вот ты наглый, - поразился Минато, наклонился, схватил пацана за воротник.
С чего вдруг Минато на ровном месте докопался до пацана? Прост)) Тут вообще много чего происходит прост)) пора привыкнуть уже, чай экватор скоро. Но так как Какаши тут не сопящая сучка, а право имеет, поэтому выбивает из Минато всё дерьмо.
Он не понял, что произошло, и как получилось, что мальчишка держится за седзи столовой, а он сам лежит на полу, с ноющей головой и перебитой дыхалкой.
Ну хоть не со сломанной сопаткой. Короче, на Какаши наезжает и Цунаде, и Джирайя, потому что малой надрал сыночке жопу, поэтому ребенок уходит в свою комнату, даже не поев. Не особо понятно когда это происходит, почему Минато не знает Какаши, ну да не суть.
Какаши вспоминает как впервые увидел свою шикарную комнату. Точно так же Даша в будущем с восторгом будет описывать свою московскую квартиру. Ещё он вспоминает, как его мыли служанки, но при этом они вели себя не как в порнофильме. Почему они должны были так себя вести? Никто не знает. Потом приходит Минато, приносит Какаши жрат коробку с бенто, они мирятся и становятся друзьями.
Осторожно подошел, принял из рук коробку, заодно принюхался к Минато, запоминая запах молодого хозяина.
- Ты чего делаешь? – Подозрительно спросил Минато, невольно потянул коробку обратно.
- Нюхаю, - честно ответил Какаши, дернул коробку на себя, почувствовав голодным желудком аппетитный запах еды.
- А! – Спохватился мальчишка, отдал бенто и отошел к самой двери. – Ты каннибал?
Какаши поставил бенто на низкий столик, сел в лотос и пригласил жестом Минато. Тот присел напротив.
- Что такое каннибал? – Спросил Какаши, снимая крышку. Заглянул внутрь. Посмотрел на Минато. Опять заглянул внутрь, покрутил коробку. – А где палочки?
- А нету? – расстроился Сенджу, тоже заглянул внутрь. – Забыл. А каннибал – это тот, кто людей харчит.
С маянезиком! Но Какаши не каннибал, к счастью, о чём он и говорит.
- А зачем обнюхал? – Минато осмотрел комнату, светлую, но пустую-пустую: кровать, столик и фусума, наверняка тоже пустое. У него самого-то в комнате был бардак, причем знатный. Впрочем, Минато усмотрел на чуть смятой кровати небрежно брошенную катану, чуть успокоился.
- Чтобы в темноте не ударить случайно, - серьезно сказал Какаши.
- А ты можешь?
Небрежно брошенная катана, вау. Потом приходит Джирайя и тоже приносит жрат. И тоже забывает палочки. Все вместе они начинают есть руками.
- Вот увидела бы мама, - просипел Минато, облизнул губы.
- Головы бы поотрывала, - согласился Джирайя, облизнул кончики пальцев.
Да-да, Цунаде плохая, танкист Джирайя хороший, мы поняли вашу мысль, девочки. После Минато показывает Какаши дом и натыкается на Пейна. Они убегают смотреть концерт «Инэксес», я не знаю, что мешало авторам написать INXS, так короче же.
Возвращаемся к Какаши. Оказывается, он не умеет читать. И узнал об этом Саша Белый только сейчас. И прям-таки охуел. Тогда Цунаде отбирает у Какаши катану и заявляет, что не отдаст, пока малой не научится читать. Сначала его учил какой-то чел без трёх пальцев, поэтому Какаши держал его за лоха. Потом начала учить Цунаде.
Бегать от сайко-комон клана было невозможно, пришлось учиться. Цунаде-химе-сама, впрочем, была на редкость паршивым учителем, щедрым на крики и подзатыльники. Когда ее свободное время закончилось, и Какаши вернули к прежнему учителю, мальчишка даже вздохнул с радостью. Впрочем, Цунаде свое дело сделала: Какаши научился медленно и плохо читать, а дальше уже начало действовать его упрямство, заставляющее доводить дела до конца.
То ли это был хитрый план Цунаде, то ли девы продолжают выставлять её очень-очень плохой. В следующей сцене нам показывают, как пиздюк научился телепатии при помощи медитации. Поэтому он сразу почуял врагов, которые хотели напасть на Цунаде и перекрошил их. А дальше уморительная сценка.
- Ах ты! – рявкнул Джирайя, улыбка Какаши увяла. – Мне язык нужен был!
- Что ты делаешь? – Устало поинтересовался Джирайя, рассматривая с холодным любопытством, как Какаши потрошит труп.
Хатаке резанул нижнюю челюсть, дернул вниз, ухватил за края языка сухими пальцами, приподнял край. Другою рукою выдернул из ботинка нож, отрезал одним движения язык, показал его, капающий кровью Джирайе:
- Язык! – сказал гордо.
Джирайя вцепился себе в волосы, выматерился, вспомнив, что рука была в крови.
- Нахрен мне его язык, идиот? – Заорал, отмахнулся рукою.
Какаши скис, посмотрел мрачно на столпившихся кучкой девушек-прислужниц. Поплелся в дом, держа быстро остывающий язык в ладони. Девицы прыснули от него в разные стороны. Джирайя врезал для отвода чувств первому попавшемуся охраннику. Подоспевшая охрана жалась по углам, прятала глаза.
Казалось бы, шутка настолько плоха, что её надо быстро завершить и забыть. Вместо этого она тянется и тянется.
Какаши степенно поднялся по лестнице, помахивая капающим мечом, постучал в двери кабинета Цунаде, зашел и устроился позади Джирайи, на всякий случай положив язык перед собою. Шикаку, встревоженный и вспотевший, посмотрел на это подношения с удивлением. Джирайя, поймав взгляд, оглянулся.
- Зачем принес? – Удивился.
- Вам точно не надо? – Подозрительно уточнил Какаши. – Вы просили же язык.
Хватит, девушки, пожалуйста, прекратите, это так смешно, что всем комикам мира стыдно, что они не придумали такую угарную сцену первыми. Не надо, будьте милосердными. Но вместо этого девы безжалостно вбрасывают ещё юмора.
Джирайя вздохнул. Молча потрепал Какаши по голове, похлопал тяжелой ладонью по плечу.
- Ты молодец, малой.
Какаши смутился от этой неожиданной похвалы еще больше, чем от ругани босса, но ничего не сказал, не стал вырываться. Джирайя благодарно погладил его по голове, приминая жесткие волосы.
- Погладь вакагасиру, - ухмыльнулся Шикаку, - погладь.
А тебя зачем гладить, придурок? Не заслужил.
- Вон язык возьми, - велел Джирайя, и на его губах появилась легкая улыбка, - Давай, бери язык и на допрос. Можешь его использовать по-всякому…
Цунаде чуть приподнялась, сморщилась вся, вскочила и выбежала в соседнюю комнатку. Джирайя проследил за ней взглядом, непонятно чему улыбнувшись.
- Пусть…уберет эту гадость, - прохрипела Цунаде, возвращаясь. Мокрые волосы были заложены за уши, но выглядела она неважно. Вытащила из сумочки упаковку тик-така, высыпала на ладонь сразу десяток, закинула в рот.
- Забери это, - коротко приказал Джирайя.
Какаши кивнул, сцапал холодный уже язык.
- Что он будет с ним делать? – Тихо поинтересовался Шикаку, недолюбливающий мальчишку.
Какаши поднял на него спокойные глаза, стянул маску на подбородок.
- Пожарю и съем, - сказал серьезно, поднялся.
- Угу-угу, - ответил оябун, не прислушивающийся к разговору. – Иди.
Шикаку посерел, его охрана разом позеленела. Кажется, шутка не удалась.
Да, девы, истинно так. «Не удалась» - мягко сказано. Но это не мешает бульдозеру юмора мчаться дальше. Какаши ушёл к мусоросжигателю, внезапно к нему подскакивает Какаши и начинает его обнимать.
- Ты ранен? – Спросил тот.
- Это не моя, - пожал плечами Какаши, задирая голову, чтобы видеть Минато.
- Спасибо…за маму, - выдохнул Минато.
Мне кажется, что тут реплики перепутаны, потому что к чему ещё Какаши мог сказать «это не моя»?
Какаши обошел его, побрел дальше. Ему были неприятны эти слова благодарности, ведь он просто делал свою работу.
- Эй, погоди, - попросил растерянный Минато, - ж-жевачку хочешь? – Предложил от полноты чувств, не зная как отблагодарить мальчишку, спасшего мать.
- Жевачку? – заинтересовался Какаши, почесал нос. – Это что?
- Ну жвачка, - развел руками Минато, - ты не пробовал разве?
Он даже метро не пробовал, не то что жвачку. Какаши прям дикий советский ребёнок, а Минато весь такой американец в серебристом сиянии. Жвачка, господи.
Какаши отрицательно помотал головой, подошел ближе, рассматривая лицо Минато внимательными горящими глазами. Минато вытащил из кармана упаковку «Риглисперминта», покрутил в руках и предложил мальчишке. Какаши взял в руки, начал рассматривать.
- И что делать? – Спросил совершенно без смущения. Какаши был любопытен, но при этом не стеснялся спрашивать.
- Возьми пару пластинок, - предложил Минато, - и жуй, не глотая, пока они не перестанут быть вкусными и сладкими.
Какаши, ожидая подвоха, аккуратно вытащил пару серебристых пластинок, развернул их пихнул в рот, пожевал. Расплылся в щербатой улыбке, энергично жуя.
- Забирай всю пачку, - улыбнулся Минато.
Ладно подушечки, но кто пластинки-то по две жуёт? Вообще буржуи охренели. Какаши позвали обратно к Саше Белому.
Какаши снова поплелся в кабинет, парнишка из охраны шел сразу за ним, стараясь не прикоснуться. У самих дверей Какаши натянул маску по глаза, зашел, не кланяясь, сел за Джираей. Тот советовался с вакагасирой и сайко-комон Цунаде-химе. Какаши долго привыкал к мысли, что главный советник клана – женщина. Женщин в клане не ставили ни во что. Женщины убирали, готовили есть, работали на клан, а по ночам делали то, что показывали ночью по телевизору. А тут женщина является главным советчиком оябуна, женщина! Пусть даже жена кумитё.
Самое «мизогиничное» высказывание Какаши в каноне было: «В этом возрасте девочки больше думают о любви, чем о ниндзюцу». И то, тут мизогинию только упоротые sjw смогут выискать. Тут же – очередной шаблонный пиздюк с инфернальной ненавистью к тян, взявшейся с потолка.
Какаши советует расставить охрану по-другому, Шикаку бесится, что ребёнок 8 лет умнее всех якудз вместе взятых. Наш Марти Сью будет следить за установкой камер в доме. Почему их не установили раньше? Потому что дорого? А, пофигу. У нас новый флешбек.
Февраль 1971. Хонсю, столичный округ Токио, Тюо, Гиндза,
особняк дома Нагато
Отец говорил, что мама вела себя плохо, поэтому умерла куда раньше положенного срока. Пейн не верил ему в этом, но, стоя с белой хризантемой в ладони, отчетливо понимал, что теперь бежать ему некуда. И если ему случалось провиниться, он не убегал. Стоял и послушно ждал наказания, а наказания на него сыпались, точно дождь осенью. То есть постоянно. И все же, наказания отца можно было стерпеть, как осенний дождь. Неприятно, больно, страшно, однако стоять на коленях на рассыпанном рисе – это пустяк по сравнению со страхом от ожидания этого наказания. А часами сортировать соевые бобы по сортам – вообще приятное времяпровождения. Испытанием эти наказания назвать было никак нельзя. Настоящим испытанием было другое.
Так, вот мы и узнали, почему у Пейна баттхёрт от риса. Теперь узнаем о рисовой пудре, а там и о кальмарах нам что-нибудь расскажут.
В этот раз было то же самое. На циновки падал неяркий свет, в доме было холоднее, чем в особняке. Пейн старался не дышать носом, сжимал замерзшие пальцы ног, чтобы хоть как-то сберечь тепло. Приветствие отца и его слова привычно остались без ответа. Из длинной, едва ли не с руку отца от кисти до локтя, кисэру струился белый дым.
- Как ваше здоровье? – вежливо осведомился отец, уселся на пятки. Пейн всегда повторял его движения, но никогда – слова, кроме слов приветствия.
- Я не расслышала, - раздался голос, жесткий, как проволока. – Повтори.
- Я спросил, как ваше здоровье, Акиракейко-сама, - проговорил отец, выпрямился, как же как она. Женщина с именем императрицы сидела прямо, осанка ее была безупречна. Пейн знал, что она была младшей в семье, где до нее были два старших брата. Акиракейко-сама была поздним, неожиданным ребенком. Таким же поздним, но долгожданным ребенком был его отец, чьи темные волосы спускались на плечи. Точно так же они спускались у госпожи Акиракейко, гладко расчесанные, не убранные в прическу.
- Опять приволок своего рыжего ублюдка? – поинтересовалась она, затягиваясь. Выпустила дым сыну в лицо, тот чуть сморщился, но виду не подал.
- Перестаньте, мама, - проговорил он, не смея отодвинуть от себя серебряный чубук кисэру.
- Я сказала что-то не то? – подняла тонкие брови Акиракейко-сама. Пейн даже в мыслях не смел называть ее бабушкой, бабкой, хотя она была ужасно похожа на отца. Тонкий нос, фиолетовые стрелки клана Нагато у глаз, белая кожа, покрытая слоем рисовой пудры. Такая же высокая, как отец, такая же худая. Фигура в просторном косодэ не отличалась от фигуры отца. Пейна всегда мутило от этого сходства. Он никогда не видел братьев Акиракейко, но наверняка они были похожи, хотя и носили другую фамилию. Выйдя замуж, Акиракейко сменила клан, семью, стала Нагато.
- Да, мама. Перестаньте, пожалуйста, говорить так.
- Где ты его нашел? – в очередной раз изумилась Акиракейко. – Может, ты подобрал его у моста?
- Нет, мама, мы обсуждали это не один раз, - терпеливо бубнил Орочимару. – Вы же прекрасно знаете, что я его отец.
- Я прекрасно знаю, что ты болел в детстве свинкой, - перебила его Акиракейко. – И ты бесплоден.
Вот это да. Орочимару – лох, потому что бесплодие после свинки большая редкость. Поэтому если пацан таки переболеет тяжёлой формой свинки, то это не значит, что ему обязательно аукнется потом. Однако девы возражают:
- Врачи говорят, что подобное возможно. Редко, но возможно.
Ага, то есть каждый парень, переболевший свинкой, следовательно, каждый первый, блин, бесплоден. И только некоторым повезти может.
- Знаешь, Орочимару-тян, я знала, что ты не самый умный мальчик, но других детей боги мне не послали, - проговорила она, поманила Пейна пальцем к себе, - Однако я хотя бы уверена, что ты мой сын. По тебе это заметно.
- Мама, я же просил вас не называть меня…
- Не смей перебивать! - властно отрезала Акиракейко, схватила цепкими пальцами медленно подошедшего Пейна за подбородок, заставила приподнять голову. – Тебя обманули, Орочимару-тян. В нем нет ни капли крови Нагато.
- Прекратите! – воскликнул Орочимару, дернул сына к себе. На запястье Пейна мгновенно проступили синяки. – В конце концов, это была ваша идея женить меня…
- Не перебивай меня, я сказала! – воскликнула та, и Орочимару вздрогнул. – Я думала, что ты держишь эту шлюшку у ногтя, и та не посмеет изменить тебе. Однако ты успешно провалил все.
Пейн, которого Орочимару продолжал держать за кисть, случайно встретился взглядом с Акиракейко и тут же уставился на свои колени. Она назвала его мать шлюшкой. Старая… старая змея!
- Мама, перестаньте! – возмутился Орочимару.
- А теперь поздно уже, - философски заметила Акиракейко, потянула Пейна за другую руку к себе, вновь принялась разглядывать его лицо, - Теперь эта мелкая шлюшка сдохла, и мы никогда не узнаем, как она обвела вокруг пальца босса Нагато. Орочимару, ты посмешище. Позор клана.
- Мы уходим, - жестко объявил отец, поднимаясь на ноги. Крепко стиснул запястье Пейна, так, что мальчишка невольно всхлипнул.
- Соплежуй, - хмыкнула Акиракейко, вновь набивая трубку.
- Потрудитесь объяснить ваши слова!
- Два соплежуя, - флегматично заметила та, - Пошли вон отсюда.
Что мы узнали? Возможно, Пейн не сын Орыча, мамка Орочимару – философ, на Карин его заставили жениться.
Орочимару замер, уставился в небо, снег с едва слышным шорохом упал с его плеч. Пейн подбежал к нему, догнал наконец. Потянулся, пытаясь ухватиться за ладонь отца.
- Папа! – пискнул Пейн, - Папа, не расстраивайся! Ты ведь не жуешь сопли…
- Ненавижу, - прошипел Орочимару, втянул холодный зимний воздух, - Ненавижу.
Кого – сопли?
IV-XI Ковбои Страны Мальборо
Начинаются главы про потрясающий клевый юст. На самом деле про то, как Бивис и Баттхед хотят трахаться. Пейн и Минато дерутся с Какаши, потом курят и ведут светскую беседу. Пейн думает.
- О чем? – ухмыльнулся Минато, - Дай угадаю… о девочках?
- Она меня на хуй послала, - проговорил Пейн, подтягивая к себе колено. Жадно затянулся, - Не понимаю, почему она меня послала.
Да тут все в непонятках. Как же такого умного и милого мальчика можно послать?
- Пейн, ты лузер, - усмехнулся Минато, снисходительно потрепал его по голове.
Какой кошмар.
- А ты кто? – резонно спросил тот. Минато шмыгнул носом вместо ответа, погладил себя по руке, напрягая бицепс. Покрасовался перед Пейном, едва не вывалившись в окно.
- Слушай, ну чего этим сучкам еще надо?
- Не знаю, - пожал худыми плечами Пейн, затянулся покрепче. Тоже сжал руку, отчего на предплечье выступили вены и жилы. Минато потыкал пальцем в бицепс.
- Я, наверное, чего-то не понимаю в этой жизни, - поджал губы Минато, вдавливая сигарету в землю стоявшего на подоконнике горшка с цветком. – Я не понимаю, что им надо.
- Им надо встреча-а-аться, - протянул Пейн, потянул себя за прядь волос и дурашливо запищал, - Минато-ку-у-у-ун!
- Слушать противно, - скривился Минато.
- Минато-кун, - застенчиво проговорил Пейн, отводя взгляд, - Ты такой мии-и-илый! Я приготовила тебе бенто!
Минато расхохотался, а Пейн продолжал ерничать:
- Я купила тебе шарфик! Мы можем ходить как дураки и целоваться на виду у всех! Минато-кун, ты такой милый! Купи мне вот этой хуйни, и побольше, побольше.
- Девчонки все одинаковые, - подтвердил Минато со знанием дела. Пейн перестал кривляться, сел обратно.
- Но пока мы не будем с ними встречаться, нам не дадут, - произнес Пейн, потягиваясь.
- Не дадут, - тоскливо повторил Минато. – Не хочу шарфик.
- Не хочу бенто, - кивнул Пейн.
Нет, котики. Единственная причина, по которой вам не дадут, даже самые обуреваемые гормонами девушки – вы два тупых еблана.
– Слушай, может, попросим твоих парней снять нам шмару?
- С глызду съехал?! – воскликнул Минато, - Мужики меня после такого уважать перестанут.
Что ты сказал? Повтори, ублюдок, что ты сказал? Какой к хуям глызд, пидор? Блядь, блядь, блядь!
- Они не знают, что ты девственник?
- Нет, конечно, - Минато обиженно засопел, - Я, блядь, работаю на образ.
- Лучше б ты работал над тем, чтобы нам дали, - подковырнул Пейн, и Минато замахнулся на него дзори. Хотел ударить, но его отвлек звонок телефона.
Эм, у меня вопрос – а как съём проститутки намекнет на то, что ты девственник? Хотя, если тут человек сопит обиженно, то к нему вопросов нет, тут всё понятно. Весь ум в сопатку ушёл.
Минато метнулся, но тут же разочарованно протянул в трубку:
- Ужинать я буду в своей комнате. Я, Нагато-сан и Какаши, да.
- Ты ждешь звонка? – подметил Пейн, наблюдая за ним. – Рассчитываешь, что кто-то позвонит и скажет: Минато-кун, я тебе дам!
- Отзынь.
Когда это кончится? Минато извлекает из тумбочки подзорную трубу. Он пялится в окно на Шизуне, а потом сообщает, что она не в его вкусе. Они жрут, поют, слушают музыку, Какаши в ахуе садится на подоконник. Минато аки музыкальный сноб начинает трясти с Пейна пластинки и оказывается, что тот дал их Кабуто. Минато хорохорится, дескать, как девушка может слушать рок. Потом они учат Какаши курить, Какаши не понимает, нафига он нужен в этой главе. Потом они палят, что Шизуне пошла в онсен.
- Смотри, Шизуне, кажется, в онсен направляется.
- В онсен? – повторил Пейн, обменялся с Минато взглядом. – Ты думаешь о том же, о чем и я?
Извините. Я не хотела оскорблять этих милых персонажей и я не знаю, кто бы в той альтернативной вселенной был Брейном. Ну пусть будет Пейн, он в начале не был таким придурком. Продолжая отыгрывать мышей, они строят планы.
- Смотри, короче, у меня есть план.
- Какой?
- Первый план – забраться на крышу додзе и взять с собой подзорную трубу.
- Хреново, - фыркнул Пейн, - Ничего мы сейчас в этой темноте не увидим.
- Логично. Тогда поступим иначе, - Минато отбросил гребешок, вынул из ящика дезодорант, брызнул себе подмышки. Пейн тоже прыснулся, поглядел на него.
- Вот гляди, - начал Минато, расхаживая по комнате, - заходим типа в онсен. Типа пошли посидеть в теплой водичке. Логично?
- Ага, - кивнул Пейн, расхаживая следом за ним, - И что?
- Ну и ничего, типа, приятный вечер, детка, ты не против, если мы составим тебе компанию?
- А она что?
- Ну, типа не против, ребята, конечно, - улыбнулся Минато, - С чего это ей быть против?
- Мало ли, - пожал плечами Пейн, - Ну и что?
- Ты садишься слева, я справа, я кладу ей руку на плечо…
- Не гони, - осадил его Пейн, - А если она тебе по роже?
- Как вариант, - скривился Минато, остановился, задумавшись, и Пейн, который ходил за ним по пятам, врубился носом ему в спину. – Блядь, рыжий, ты меня с мысли сбил.
- Пока ты мыслить будешь, она свалит уже.
Понятно, что у юнцов шишка встала, но у авторов-то что? Почему они не могут внятно намекнуть чего юнцы хотят. Поглядеть на сиськи? Трахнуть Шизуне бутербродом?
Он оттолкнул Пейна с дороги, полез в фусума, выволок оттуда высокие черные ботинки с клепками, на которых ходил полгода назад на концерт «Deep Purple». Пейн недоверчиво уставился на него, но Минато сунул руку в ботинок, выругался, вынул оттуда небольшую светлую бутылку, заткнутую пробкой. Во втором ботинке лежало две таких.
О, привет, говнодавы. Короче, они вылезают из окна и идут в онсен. В следующей серии будет школьный фестиваль, полагаю.
наказывать мать за хулиганства двухлетней крошки, которая говорить-то толком не умеет еще - верх уебанства, что в очередной раз показывает нам глубокий внутренний мир пейсателей. Просто бессмысленное насилие ради бессмысленного насилия, потому что авторы могут.
