Минатий приходит в гости к Пейну. Меня не перестаёт раздражать этот унылый быдлан, который называет себя Минато, поэтому я буду придумывать ему такие же унылые прозвища. Посмотрим, на сколько меня хватит.
- Здорово, рыжий, - сказал Минато, распахивая двери в его комнату. Протиснулся мимо нагромождения двух тумбочек и множества коробок и коробочек, в которых лежал всякий хлам.
Зачем Пейн сделал в комнате баррикаду, ещё и такую ненадёжную? Заодно отвечу анону с пузиком. Как я понимаю, здесь всё-таки вещает автор-демиург, а не ПОВ, но от третьего лица, как у Мартина того же. Иначе откуда Минато знать, что в коробках и коробочках лежит всякий хлам. Хотя если коробочки прозрачные или стоят открытые… В принципе, это самая серьёзная проблема книги. Я подхожу с точки зрения рядового читателя, ничего специально не выискиваю и просто пишу свои впечатления. И то что моё внимание цепляется за такие незначительные вещи как коробочки с хламом может означать две вещи: я доёбистая сука или происходящее меня настолько не увлекает, что я ищу развлечение даже в коробочках с хламом. И кто знает, как оно на самом деле.
Пейн подхватился с кровати, где лежал в обнимку с книгой, протянул руку Минато.
- Привет, - сказал он, затянул в хвост длинные, почти до задницы, волосы.
Полагаю, Орочимару сынка удобрял и поливал святой водой, потому что у тринадцатилетнего Пейна точно были короткие волосы.
Впрочем, кому какое дело, Пейн в трусах, Минтай его подъебывает, цепляет на себя хоккейную маску, они дурачатся, щекочут друг друга, потом они смотрят порножурналы.
- Пока ты будешь мечтать, тебе никто не даст по-настоящему.
- Ты прав, - со вздохом признал Минато, - Когда же нам дадут, рыжий?
Если вы в этом моменте засмеялись и отправили Водолею виртуальное «дай пять» за ПАСХАЛОЧКУ, то радуйтесь. Впереди вас ждёт много подобных шуток. Потом Мивис и Пейнхэд или Пейвис и Минахэд дискутируют о письках, а мы узнаем истинную цель визита Саши Белого-младшего:
Полез в свою сумку, вынул склерозник и зачитал вслух «ГЭС на реках Центрального Хонсю, экономическая обоснованность постройки и обслуживания, влияние ГЭС на окружающую среду». - Ебать, география, - нахмурился Пейн, - Я не гуманитарий. Сам пиши доклад про свои долбанные ГЭС.
Ебать, склерозник. Дай мне сил, Кишимото-сама. В итоге Минтон уламывает Пейна сделать ему домашку, а потом они сидят и дрочат на «Секс и ярость». Просто сидят рядом и гоняют лысого. А что, все в 16 лет так делали, да? Да?
В следующей сцене мы видим Кабуто в небесной гостиной. Он пялится на себя в зеркало, пузико к счастью не чухает. Зато он делает кое-что похуже.
Валяясь на белом пляжу, Кабуто вспоминал оставленный дома новенький компьютер, купленный за бешеные деньги.
Вот что это? Что это, блядь, за хуйня? На пляжу он, блядь, валяется. Вообще офигеть. Причем сначала я думала, что это очередная опечатка.
А как хорошо, наверное, лежать на пляжу и заниматься делами, не думать ежеминутно – как оно там все вертится, все ли в порядке…
Сидят такие Кабуто и Кимимаро, оба в платочках, семки лузгают.
- Кабутк, а Кабутк, ты глянь!
- Чаво?
- Пока ты лежишь на пляжу, твой-то с Сашкой Белым шуры-муры крутит.
- Сучка ты крашеная.
- А я-то чаво?
- А таво!
Приходит Орыч, жрёт саке и сашими, Кабутк глушит вино, жрёт конфеты, всё как у людей.
- Дай мне, - потребовал босс, - Хочу.
- Чего хочешь? Конфеты, вино? Меня? – усмехнулся Кабуто, уставился в коробку, прикидывая, в какой самая вкусная начинка.
- Начни с вина, - велел Орочимару. Отхлебнул немного, посмаковал, - По-моему, отвратительно приторное.
- Не скажи, - хмыкнул Кабуто, отпил, закусил конфетой. Орочимару поднял брови, наблюдая все это.
- У тебя нигде не слипнется?
- Надеюсь, что нет.
Какой кошмар. Вот представьте, ебёт Орыч Кабутк, а у того жопа слиплась. Или Семён Слипаков оттуда вылез. Вот вы хорошо представляете себе японского мужика, который стращает другого японского мужика слипшейся жопой? Я – да, потому что я уже идиот, убейте меня кто-нибудь.
- Что ты мне привез? – спросил Орочимару.
«Триппер», - хотел пошутить Кабуто, но потом все же смолчал, догадываясь, что босс таких шуток не оценит
Читатель тоже, если он нормальный. И вообще, Кабутк, ты не Додо, чтобы шутки такие шутить, имей совесть.
, и потом, это скорее Орочимару подцепит какую-нибудь заразу от Сенджу, который, насколько Кабуто знал, верности жене не хранил.
Сучка ты крашеная, Джирайя. Но довольно тупых разговоров, перейдём к любви и голубям.
Уселся на колени к боссу, спиной к нему, поглядывая через плечо. Орочимару, довольно фырча, потянул вниз юкату, легонько-легонько, потом вдруг замер.
Орочимару, ты давно стал трактором Тр-тр-Митей? Тебе тоже надо в бензобак котлеты и суп заливать? Почему ты фырчишь? Ты идиот? Да я просто пофырчать хотел! Бля, какие же вы все дебилы. Как у кого-то вообще может шишка встать на такое? Один на колени сел и через плечо смотрит, бровкамэ двигает, другой фырчит довольно, ёмаё.
Орочимару увидел татуировку на теле Кабуто, у него баттхёрт, потому что он, видишь ли, не разрешал тому «портить тело», ну и ведет себя как долбоёб. Кабуто рассуждает как типичная жертва абьюза:
Кабуто смолчал, закусив губу, хотя он был не согласен, еще как не согласен с этим. Но возражать сейчас, наверное, было себе дороже. Вряд ли босс спустит с него шкуру, самое главное – дело сделано. Осталось лишь перетерпеть гнев Орочимару, но это проще было сказать, чем сделать. Босс легко мог унизить его еще сильнее.
И мне реально больно, потому что очень знакомо это всё. И Кабуто жалко, каким бы его тут ебанатом ни изображала Даша. Но сцена прерывается, потому что в гостиную ворвались якудза. Орочимару мечет кунаи, прячет Кабуто за спиной, показывая, что он заботливый самэц, потом Кабуто дерется бутылкой, а Орочимару серпом, и так они выносят толпы и толпы штурмовиков.
Но веселье длилось недолго, потому что Кабуто готовится умереть как дебил.
В последний момент успел поднял меч вновь, на этот раз – для защиты, принял на лезвие страшный удар, грозивший рассечь его пополам. Взглянул в лицо противника, скрытое маской, вновь поставил блок, удерживая рукоять двумя руками. Мужик навалился на меч, и лезвие собственной катаны медленно поползло к лицу Кабуто. Он шумно задышал, по груди по-прежнему текло, пропитывая юкату насквозь. Не видел сейчас ничего, кроме острой кромки клинка, чтобы было все ближе и ближе к лицу, неужели все это было напра…
Да, девы, это всё было напра. Вы потратили кучу времени на то, чтобы создать это. В следующей сцене мы снова перемещаемся к Бивису и Баттхеду.
Минато дочиркал названия книг в список использованной литературы.
Охохо. Они дурачатся, дискутируют о секретаршах и боссах, которые своих секретарш поёбывают. Видимо Додо хотела сказать, что её сознание на одном уровне со спермотоксикозным тупым школиём.
- Поиграем? – предложил вдруг Пейн, прижимая его своим полуголым телом к кровати. Минато шумно выдохнул, но ничего не сказал. Пейн завозился на нем, словно сытый удав, вминая в матрас, улегся, стиснул пальцами горло друга.
- Что-то не нравятся мне эти твои игры, - забормотал Минато, скосил глаза, пытаясь рассмотреть выражение лица Пейна, - Во что играем?
- Я – босс, - сказал Пейн, пытаясь засунуть ему палец в ухо, - Ты секретарша. Моделируем ситуацию, это развивает воображение.
- Слушай, я смотрю ты весь перевозбудился от моделирования ситуации, - Минато стряхнул с себя Пейна, наконец, стараясь скинуть его с кровати на пол. Тот сопел, но держался, чудом не сваливаясь с узкой кровати, - Твое воображение развивать не надо…
- Нормальные игры… что тебе не нравится? – зафырчал Пейн, уперся левой рукой в пол, создавая себе точку опоры, - А то буду я боссом, а что с секретаршами делать – понятия не имею.
- Не бывает… таких рыжих… бестолковых… озабоченных боссов! – Минато перегнулся через рыжего, оторвал его руку, в итоге оба рухнули на пол. Минато стукнулся шлемом, и Пейн засмеялся, уставился на него, но тот вдруг прислушался, повел головой. И мгновенно вскочил на ноги, прижал палец к губам. В наступившей тишине Пейн услышал приглушенный лязг мечей, крики и стоны.
Клёвый юст, говорили они. Однако школие слышат якудз и тут же прутся с ними драться. Как и были – Пейн в трусах, а Миндаль в хоккейной маске. Катаны тоже там в комнате валялись, если что.
Мы снова перемещаемся к Орычу и другим, Кабутк жив, цел, орёл, всё хорошо. Опять перемещаемся к школьникам.
В глазах Пейна, испуганно застывшего на месте, врагов было куда больше, чем на самом деле. Но Минато ввязался в драку, глупо ввязался, позволив себя окружить, хотя в коридоре было эффектнее встать на одном месте. Пейн простонал, чувствуя, как пот впитывается в обмотку рукояти. Вспомнил все, чему его когда-либо учили, задышал тяжело и, зажмурив глаза, воткнул нагинату в спину противника, не вслушиваясь в глухой, утробный вой. Завопил сам, словно раненый заяц, нажал, преодолевая сопротивление плоти, открыл глаза, и хорошо, что открыл – едва не воткнул острие копья в Минато. С усилием вытянул лезвие обратно, все вокруг словно поплыло, казалось нереальным. Минато отступил, под защиту его нагинаты, быстро поняв свою ошибку, вскинул кулак и они рванулись уже вдвоем, Пейн держал длинное копье, следил за тем, чтобы не сталкиваться локтем с Минато, который больше защищался, чем бил. Пейн почувствовал, как внутренности скручивает в узел, от хрипа и брызжущей крови хотелось блевать, но он держался, не думал об этом, видел только плечо Минато рядом с собой, и бил из-за плеча, сбоку, снизу, стараясь не мешать. Рассчитать удар в бою было не так уж сложно, понял Пейн, и тут Минато рухнул, как подкошенный, изогнулся при падении, и он увидел широкую сеть трещин, покрывших алую пластмассу.
Ура! Но нет, у нас тут клёвый юст, следовательно, Пейн будет спасать свою принцессу.
- Минато! Минато! – беспомощно всхлипнул Пейн, едва не выронив оружия. Одно дело – сражаться с другом плечом к плечу, и другое – оказаться совершенно одному. И тут же, не давая ему опомниться, невысокий человек перехватил меч, чтобы ударить с размаху вниз, чтобы одним ударом прикончить, добить Минато, и Пейн яростно заорал, заплясал с копьем в руках, балансируя им, примеряясь, куда лучше ударить. Минута слабости тут же прошла, словно и не было. Пейн сделал вид, что хочет бездумно ударить вниз, целясь в ногу, но в последнюю секунду резко вздернул копье, острие вошло в грудь, уперлось в ребро, и Пейн завопил еще громче, навалился на древко всем своим нетяжелым телом, вталкивая лезвие внутрь, прорубая мясо и кости, вызвал ужасный крик боли. Рванул обратно, и вновь ударил, на этот раз – в лицо, снизу вверх, в мягкую плоть щеки, разрубил ее, податливую и нежную. Завопил от ужаса, когда щека тряпкой свесилась на грудь уже мертвого человека, заметил еще троих, кинулся на них, протоптавшись по телу Минато. Тот глухо взвыл, приходя в себя, видимо, и Пейн вдруг почувствовал, как в груди разгорается тихий, почти неощутимый огонь. Он сумеет защитить отца, защитить друга, он сможет, сможет, сможет. И рассмеялся, несмотря на чужую кровь, залившую лицо, снова запрыгал вперед-назад, держа копье двумя руками. На сильном замахе снес головы сразу двоим, едва развернувшись в коридоре. Последнего он прикончил, долго не решаясь атаковать, потом все же рубанул снизу вверх, рассек пах, оттуда сразу забило, как из шланга под хорошим напором. Пейн размазал скользкую, липкую, быстро остывающую кровь по лицу, глядя как мужик исходит кровью и криками. Повернулся, и счастье точно застряло в горле: Минато смотрел в потолок широко раскрытыми яркими глазами. Неподвижными и остекленевшими. Пейн взволнованно вздохнул, протер глаза и жуткая иллюзия развеялась.
Пейн все спас, короче, он молодец, конец истории.
IV-VII Ночной сайко-комон клана Нагато разбирается в ситуации.
Честность в политике есть результат силы, - лицемерие - результат слабости.
(с) Ленин В. И.
Смешно. Я вот понять не могу, почему девы так настойчиво прут сюда цитаты о политике, если мы уже которую главу читаем наиунылейшие приключения мариупольской гопоты? В этой главе интересен только эпиграф, в принципе. Орочимару и Джирайя встречаются в ресторане, вместе с ними их дети, взрослые трут о том, кто бы это мог напасть, дети пытаются стрельнуть у кого-то из присутствующих дам телефон. Вечером Кабуто и Орочмару трахаются и пиздят о том, кто мог бы организовать нападение. Ничего конкретного. Скучно. Наверное девы подумали, что описали таких классных героев, что читатель готов читать любой их трёп и наслаждаться.
IV-VIII Маленькие мальчики на тропе войны
К Юкке приехали якудзы, чтобы забрать Какаши. Перед этим мы слышим, как Юкке треплется по телефону. И это занимательно.
- Твою дивизию! Слушай, и ты ему позволила? Он у тебя просто офигительный, я вот прямо не могу! Прямо вот так взял и приволок? И тебя не спросил? Ну он вообще! Ну вообще! Что значит, куда деваться? Собирай вещи, я говорю, дальше хуже будет. Гиблое… гиблое дело, говорю, он же тебя не ставит ни во что. Ну и сколько ты это терпеть будешь? Ты человек, или так это, чисто предмет… что значит, все терпят?
Интересно, как по-японски звучит «твою дивизию»? На самом деле Юкке говорит достаточно дельные вещи, и потом вы поймёте почему? Но потом Додо вспомнила, что Юкке у неё – тупая шлюха:
- Ну дело твое, конечно, - презрительно фыркнула Юкки-сан в трубку, - можно, конечно, все это терпеть… Ради денег чего только не стерпишь, конечно. Только не заливай мне, что ты к нему что-то чувствуешь, лады? Ой, в дверь звонят, я потом тебе звякну, пока.
И наконец приходят якудзы, чтобы забрать Какаши домой к Джирайе.
- Вещички-то хоть нормально собери, малыш! – всплеснула руками Юкки-сан, - Вы же его простудите так, давай, одевай курточку… нет, голубую оставь, она слишком легкая, давай вот эту оденем, она потеплее. И остальные с собой собери, я же тебе и штанишки купила недавно новые.
- Не надо, Юкки, все новое купим, - махнул рукой Джирайя, похлопывая себя по бедру.
- Зачем новое? – удивилась та, - Я ему все на его размер покупала, все новое, хорошее, что же он у вас в одних трусишках ходить будет, пока вы ему свежие не купите. Давай, малявочка, сними быстренько свои трусишки с веревки в ванной, а я пока твои курточки уложу.
При упоминании о «трусишках» Какаши залился краской, и в очередной раз порадовался маске. Так опозорить его при взрослых мужиках. Однако никто над ним не смеялся, только вакагасира пробормотал еле слышно: «ох уж эти девки» и взмахнул рукой.
Я сначала хотела что-то написать, но потом махнула рукой, подумала: «ох уж эти девы» и не стала.
Выбежал во двор, раскисший и мокрый, совсем пустой – никого не было, только птицы вновь поднимались на крыло, взлетали слаженно, словно по команде, хрипло крича. Какаши понял, что забыл пристегнуть капюшон к куртке, но было уже поздно. Он вжал голову в плечи и поспешил за парнями из охраны.
- Куда несешься? – осадил его Джирайя, удерживая за ворот, - Потеряшка.
- Я не потеряшка, - возразил Какаши, шлепая по лужам.
Потеряшка, господи. Они приехали, выгрузились, Какаши знакомится с Цунаде.
Цунаде терпеливо ждала, сложив ладони в типичном жесте европейской мадонны, разглядывая их двоих – высокого, широкоплечего Джирайю и маленького Какаши, стоявшего рядом.

Типичный жест европейской мадонны – это какой-то вообще трансцедентальный пиздец, вы извините. Ближе к экватору девы снова вспомнили, что Цунаде – медик, поэтому она и ведет себя как медик.
- Глисты, вши у него есть? – Цунаде поманила Какаши пальцем, и тот пошел неуверенно, вытягивая ноги, как журавленок. Остановился возле Цунаде, задрал голову, чтобы лучше ее видеть.
- Я-то откуда знаю? – Ошалел Джирайя.
- Но осмотреть ты его мог? – Возмутилась химе, даже хлопнула в ладони от возмущения.
- Да я и так осмотрел, - принялся оправдываться босс, - две руки, две ноги, глаза тоже два.
Хахаха. Ты такой смешной, Джирайя. Цунаде ведет Какаши в лабораторию.
– Может называть меня матерью, малыш.
- Моя мама умерла, - сердито сказал Какаши.
Джирайя даже хрюкнул, жалея, что не слышит ответа жены. Маленький засранец сумел поставить его самого на место, сумеет отшить и Улиточку, обуреваемую материнскими чувствами. Минато пошел в рост, пробудив в Цунаде алчущую детей мать. Даже удивительно было, как это сочетается с ней с бультерьерской деловой хваткой.
Во-первых, неплохо бы рассказать, почему в вашем АУ Цунаде – улиточка. Во-вторых, как то, что Монада раздался в плечах связано с тем, что у Цунаде внезапно пробудился материнский инстинкт? В-третьих, почему Джирайя тут такой долбоёб? Вот он вроде просто хрюкнул, а у меня инфернальная ненависть.
Какие-то Сакутаро и Татсуя пиздят о Какаши, делая нам ОТСЫЛКУ к филерной серии, где команда №7 гадала, что у Какаши под маской, как бы намекая нам, что там было смешно, а тут нет. Из интересного: Кагетцуя напрягает свою жену, чтобы она забрала из садика детей Садамицу, чтобы тот вечером пошёл с ними бухать.
Мы снова в лаборатории, где у Какаши пытаются взять мазок из жопы.
- Шизуне, - позвала пораженная Цунаде, - принеси набор для мазка.
Какаши, не знающий что это такое, не отреагировал даже, уставившись в живот Цунаде-химе, тер ногу об ногу, разглядывая белый пояс халата, накинутого поверх одежды.
- Становись на кушетку, - приказала Цунаде.
Какаши тут же запрыгнул с места, не разбегаясь, присел, сгибая колени. Шизуне выронила липкий медицинский скотч, поразившись этой пластике. Она-то думала, что только во второсортных фильмах плохо загримированные оборотни так скачут.
- Спиною-спиною ко мне развернись, - поправилась Цунаде, кашлянув.
Какаши посмотрел на нее со стыдливым удивлением, неуловимо перейдя из состояния смертельного оружия, сероглазого волчонка, в маленького, страшно смущенного мальчика.
- Это зачем, тетя? – Спросил, пятясь к стенке.
- Сейчас узнаешь! – Не сдержалась Шизуне, залезла в бутылку, поймав сердитый взгляд хозяйки, прошептала извинения.
- Это мазок, малыш, - увильнула от ответа Цунаде.
- Это по-другому называется, - злобно прошипел Какаши, уворачиваясь от ее рук, пряча свои сбитые ободранные ладони за спину, чтобы случайно не ударить тетю. – Думаете, раз маленький - ничего не понимаю?
- Что ты несешь! – Вспыхнула Шизуне, - да Цунаде-сама лучший врач на островах! Она тебе помочь хочет!
- Хватит! – Оборвала Цунаде. – Живо повернулся, раздвинул ягодицы!
- Может, мне еще и смазаться там? – Взвыл Какаши, затравленно моргая потемневшими глазами.
Цунаде схватила его за тощий локоть, дернула к себе, разворачивая и укладывая мордой на кушетку. Как только ее непутевый муж мог взять такого ребенка в клан? Его же ветром сносит!
Мальчишка скрипел зубами, но послушно тыкался лбом в кушетку, давая доступ к тощей попе, Цунаде поправила перчатку, раздвинула ягодицы шире. Несмотря на раннюю осведомленность этого мальчишки, анус у него был целый, нетронутый, хоть и воспаленный. Наслушался, наверное, всякого. Даже мазка не нужно было, чтобы понять, что у ребенка глисты.
Потом у него из жопы вылезает глист. Конец истории.
Потом совершенно внезапно мы перемещаемся к Пейну. Мы узнаем, что его мамкой была Карин.

Вот эта няша. Мы узнаем, что когда-то Пейн был малолетним долбоёбом и как-то раз ради развлечения переколотил всю посуду и стекло. Орочимару охуел и решил его отшлёпать. Пейн тут же побежал прятаться в юбках матери.
- Карин-сан, - проговорил Орочимару, нарочно не задвигая за собой седзи зимнего сада, - Поднимайтесь наверх.
- Как скажешь, - склонилась в коротком поклоне Карин, мягко заткнула орущему Пейну рот ладонью, с усилием подняла его на руки, пошла к лестнице мелкими шагами.
- Карин-сан, - сказал тот, - Я велел вам уйти. Оставьте мальчика тут.
Не желая разговаривать с ним, Карин молча покачала головой. Орочимару, стараясь сдержать раздражение, сцепил пальцы в замок, повторил свои слова:
- Поднимайтесь наверх. Вы же видели, что он натворил.
- Послушай, черт возьми, он ребенок! – воскликнула мать, сделала еще несколько шагов к лестнице.
Орочимару, конечно, мудак, но и логика «он жеребенок» тоже говно. Хотя в данном случае Карин хотела защитить Пейна от долбоёба-папаши, я думаю.
- Он должен быть наказан за свой поступок, - возразил Орочимару, тремя шагами преодолел разделявшее их расстояние. Пейн увидел его глаза, испуганно вжался в плечо матери.
- Не уходи, ма-ам! – надрывно завопил он, но Орочимару уже успел оказаться совсем близко. Вместо теплых нежных рук матери Пейн внезапно оказался на руках отца, крепко прижавшего его к себе. От страха Пейн перестал орать, оцепенел. С высоты отцова роста он увидел стоявшую рядом мать, которая тянула к нему руки. Мама выглядела маленькой.
- Орочимару, отпусти его сейчас же! – вскрикнула она, вцепилась в рукав его хаори. Орочимару нетерпеливо взмахнул рукой, но Карин держала крепко.
- Зачем вы вынуждаете меня третий раз повторять одно и то же? – тускло спросил отец, пристально глядя на нее. Карин не нашлась с ответом сразу, и тот выдернул рукав хаори из ее пальцев.
- Орочимару, прекрати же с ума отъезжать, я тебя прошу! – не стала униматься Карин, видя, что Пейн даже не сопротивляется, сидит у него на руках застывшей керамической статуэткой хаката. Только смотрит на нее беспомощно широко распахнутыми влажными серыми глазенками, - Бабла же немеряно, а, ну это же тупо окна!
- Я не вполне понимаю, причем тут деньги, - Орочимару отвернулся от нее, и Пейн перегнулся через его плечо, протянул ладошку к матери.
- Чего стоит вставить заново эти стекла, это же херня! Давай не будем ссориться из-за этого! - Карин вновь схватила супруга за рукав, обхватила левую руку, прижалась к ней щекой. Орочимару дернулся, как будто отхлебнул чересчур горячего чая, отпихнул ее. Посмотрел хмуро, навис над Карин.
- Какое отношение мои деньги имеют к этому? – спросил он, схватил Карин за ворот юкаты так, чтобы не прикасаться к ее коже. Пейн вздрогнул, заметался, пытаясь слезть на пол.
- Да забирай, еб! – горестно воскликнула мать, рывком сдернула с шеи цепочку с кулоном, впихнула в холодные пальцы Орочимару. Потянулась к Пейну, желая отобрать его у отца.
- Вы плохо слышите, Карин-сан? – поинтересовался тот, отбросил в сторону цепочку. – Или плохо соображаете? Пейн провинился и должен быть наказан. Вы не слушаете моих слов, перечите и не подчиняетесь.
- Орочимару!
- Прекратите меня перебивать, Карин-сан. Вы плохо себя ведете. Я запрещаю вам покидать вашу комнату в течение недели. Поднимайтесь наверх.
- Да, господин, - тихо проговорила мать.
Ебаный стыд. Вы сейчас спросите, почему так внезапно. В следующей главе нам подробно расскажут, почему так внезапно.
- Мама! – истошно заорал Пейн, не желая больше терпеть наказание, не встал на ноги, даже когда отец поднял его и поставил вновь. Вывалился из его рук и улегся на холодном полу, растопырив руки и ноги. – Мама!
Отец внезапно исчез куда-то. Пейн тут же перестал вопить, огляделся, не увидел никого вокруг. Слуги, как всегда, попрятались от гнева оябуна, но в холле послышался какой-то шум. Пейн осторожно выглянул, спрятавшись за седзи. Отец, намотав красно-рыжие волосы матери на кулак, подтянул ее к себе, а мать практически не сопротивлялась, упираясь ему в грудь ладонями. Он подхватил ее, потащил ее вверх по лестнице. Легкие ярко раскрашенные гэта соскользнули с ее ног, остались сиротливо лежать на ступеньках. Пейн вцепился себе в волосы, потянул, не чувствуя боли. Мама не сопротивлялась, молчала, изредка всхлипывая. Пейн чувствовал, что должен был как-то защитить ее, в конце концов, он действительно поступил плохо, а мама теперь страдает из-за него. Однако выйти из-за седзи он не мог. Ну не мог, и все тут. Стоял, вцепившись в волосы, и ждал, когда же все закончится, когда отец запрет ее в комнате и вернется вниз.
Ждал он почти до самого вечера. Отец так и не спустился. А мама потом неделю не выходила из своей комнаты.
Так и живём (с)