Кегля едет бухать. А мы узнаём, что у Юли даже второстепенные пятые лебеди в десятом ряду говнятся на баб. Даже если от баб там один голос.
Андрей Иванович как-то предложил взять второго шофёра, мол, будете посменно работать, так Петрович смертельно обиделся. Кому можно доверить? И ладно бы ещё машину, чёрт с ней, железякой, но жизнь и здоровье народного артиста? Эти ж, молодые, водить-то не умеют. То по встречке поедут, то на перекрёстке подставятся. И город не знают, все с навигаторами ездят. Чуть не туда повернёшь, срежешь лишние сто метров, девка наглая орёт «Маршрут перестроен, поверните налево». Тьфу. Отбери у них эту говорилку, и нет водителя, так, одна прокладка между рулём и сидением.
...и зовут современные гаджеты "говорилками"
Заезжают за вином, оказывается, у Кигеля ещё и сеть алкомаркетов имеется. Попытка показать Кеглю как делового человека
Зейнаб его ругала, мол, зачем тебе ещё заботы, неужели мало пекарен и гонораров за концерты. А Андрей Иванович и сам не знал, зачем. Просто не мог пройти мимо интересного и выгодного проекта. Если можно заработать деньги, почему их не заработать? Так он рассуждал всегда: и когда договаривался о третьем или четвёртом концерте в день в советское время, и когда соглашался выступить в казино или на чьём-то банкете в девяностые, и теперь не изменял собственным принципам. Зато ни Зейнаб, ни дети, ни внуки не нуждаются ни в чём. И теперь уже не будут нуждаться, даже если с ним что-то случится.
В алкомаркетах ещё и закусками тортами торгуют. Опять "раньше было лучше"
Торты Кигеля народ разбирал с удовольствием по очень простой причине – их пекли по советским ГОСТам. Если «Киевский», то настоящий, как раньше, с хрустящим слоем безе и поджаренными орехами. Если «Птичье молоко», то нежное, тающее во рту, а не замазка из манной каши, как делали частники сплошь и рядом.
Баба - не друг!
Словом, «Киевский» он и прихватывает, с удивлением осознавая, что напрочь забыл, какой именно торт любит Маша Агдавлетова. Надо же, ему казалось, что он помнит про своих друзей всё. Вспомнил же, что Марик не терпит армянский коньяк, поэтому для него лучше брать французский, и что Лёнька запивает крепкий алкоголь соком, так что помимо двух бутылок «Мартеля» в пакете у Андрея Ивановича коробка апельсинового сока. Лёнька извращенец, конечно, но что поделать.
В общем, доезжает всё-таки. Немного об отношениях с поклонниками
Кигель поднимается по лестнице – дом, в котором живут Агдавлетовы, старый, лифты тут не предусмотрены. Что практически обрекло Марата на затворничество, лишний раз спуститься и подняться для него целая проблема. А ведь Андрей предлагал ему переехать, даже нашёл несколько отличных вариантов, тоже в центре, но в современных домах, с лифтами, собственной территорией, включающей магазины, аптеки и бассейны! Тем более, врачи прописывали Марату плавание. Ну Андрей доплатил бы, сколько там требуется, это же не проблема! Но Марик рогом упёрся, мол, никакую другую квартиру мне не надо, у меня тут рояль, любимый сквер и поклонники, которые со всех концов страны привыкли именно сюда приезжать. В том же сквере сидеть под окнами и надеяться увидеть своего кумира. Но большей частью не они Марика, а он их из окна рассматривал. Иногда открывал окно и что-нибудь для них пел или просто общался. Вот этого Андрей понять не мог. А может быть, у него просто таких почитателей не было, у него под окнами никто не стоял. Никогда, кстати, не стоял, даже тридцать лет назад. Как-то всегда ровно было. Кигеля любили, на концерты ходили, цветы дарили. Но и всё. Никаких сумасшедших поклонниц, висящих на трубах и заглядывающих в окна в гостиницах, никаких дежурств у служебного входа, никаких экзальтированных барышень, называющих себя его жёнами и намекающих на былые отношения и их пищащие в пелёнках последствия. Словом, ничего, что неизменно сопровождало любого более-менее популярного артиста, начиная с Марата и Лёни и заканчивая современными голоштанными кумирами. Даже обидно. Слишком серьёзным он был всегда, что ли?
Даже обидно, что никакая Волкодавишна из Волкотищ про твою душу не завелась? Ох, Кигель, я бы на твоём месте не жалел
Встречает Кигеля Волкотряпка, болтают про террористов, Волк радуется, что успел вовремя уехать.
- Нормально я. Но как подумаю, что тоже был там сегодня… Что задержись я на час… Да и ты тоже. Ты же успел уехать, да? А потом вернулся?
- Да, - коротко соглашается Андрей и идёт мимо застывшего Лёньки в комнату. – Пошли именинника поздравлять, стоим тут, лясы точим.
Ему не хочется развивать тему. И не хочется думать о том, что должно произойти с наступлением темноты в концертном зале. И он слегка досадует на Лёньку, который, конечно же, всё перевёл на себя, и теперь переживает не столько об оставшихся в зале детях, сколько о себе, чуть не попавшем в ряды заложников. Но Андрей Иванович быстро успокаивается. Друзей надо воспринимать такими, какие они есть. Лёнька не герой и никогда им не был. И хвала небесам, что он успел уехать, с его сердцем он бы и без помощи террористов мог богу душу отдать.
Поздравляют Марика, Маша на работе, поэтому торт, принесённый для неё, решают скормить Волку.
- А я торт для Маши принёс, - сообщает Андрей. – Может, его в холодильник тогда убрать?
- Да давай на стол, Лёнька оприходует. Маша на диете опять, ты же её знаешь. Да, Лёнь? Ты как насчёт «Киевского»?
Любимый Юлин герой, сразу видно. И сам хлебушек, и постоянно ЖРЁТ хлебушек.
А были ли они друзьями? Сложный вопрос. Дружба вообще понятие непростое, как Лёнька говорит, круглосуточное. Но круглосуточно он дружил с Борисом Карлинским, врачом, лечившим теперь всю состарившуюся советскую эстраду. Марик всегда был чуть в стороне, всегда сам по себе, слишком зацикленный на своей музыке. А у Андрея наоборот, слишком широк был круг общения, его внимания добивались сотни людей, он постоянно решал чьи-то проблемы. Их соединяли общие гастрольные туры, они сталкивались в коридорах телестудий и за кулисами кремлёвских концертов, а потом, постарев и перейдя в статус мэтров, всё чаще встречались за судейскими столами всевозможных конкурсов и фестивалей. Они никогда не забывали про дни рождения друг друга и жён, всегда знали, у кого какие проблемы и что у кого болит. Было ли это дружбой? Чёрт его разберёт.
А потом идёт занимательная (нет) история про то, как Кигель Волка на сцену вытащил.
Дело было так: пришёл Кигель к Волку, после того, как тот перенёс инфаркт (наверное) и сказал: "Пиздуй выступать, завтра у тебя концерт". И Волк попиздовал. И нет, я не преувеличиваю.
Кигель узнал, что Лёнька заболел, когда тот уже был дома. У Карлинских, что примечательно. Разумеется, Андрей сразу приехал. Лёнька встретил его полусогнутым, в халате, постаревшим лет на десять. Ходил, держась за стеночку, и на вопрос, когда вернётся на сцену, отрицательно покачал головой.
- Наверное, не вернусь, Андрей. Как? У меня руки выше плеч не поднимаются из-за шва, сил нет вообще, да и выгляжу я…
- Ты потому так и выглядишь, что тебе никуда не надо! Ты посмотри на себя! Халат какой-то затасканный, голова вся седая, небритый! Чтобы побриться тоже руки не поднимаются?
- Да кто меня тут видит, - отмахнулся Волк и опустился на лавочку, удачно попавшуюся на пути к дому. – Разве что Полина да собаки.
- Полины достаточно, - отрезал Андрей. – Ты позволяешь себе при женщине, при жене своего друга ходить вот в таком виде? Ты что, при смерти? Иди брейся, звони парикмахеру, приводи себя в порядок, послезавтра у тебя выступление.
- Что? Андрей, ты с ума сошёл? Какое выступление, меня ноги не держат.
- Одну песню подержат. Ну хочешь, стульчик тебе поставим? Будешь как настоящий ветеран сцены, сидя петь.
Сказал с издёвкой, так что Волк сразу вскинул голову.
- Да я лучше сдохну!
- Вот когда сдохнешь, тогда можешь не бриться и не петь. Концерт послезавтра, в «России», начало в девятнадцать ноль-ноль. Приезжай к началу, я попрошу, чтобы тебя выпустили одним из первых.
На концерт Лёнька приехал: подстриженный, без седины, и даже спина у него стала чуть прямее, хотя скованность в движениях всё равно была заметна. Но и она прошла, стоило ему выйти на сцену. Когда возвращался в кулисы, там его уже ждал Андрей. Подхватил под локоть слегка шатающегося Волка, якобы по-дружески, чтобы коллеги лишних вопросов не задавали, так и дошли до гримёрки. А потом уже Лёньку было со сцены не выгнать: он резко пошёл на поправку и без лишних понуканий соглашался на все концерты подряд.
А вот с Мариком так не прокатило, потому что того не устроили полуголые девки и мужики в лосинах.
Они крепко поссорились, когда Марат заявил, что уходит со сцены. Но его, в отличие от Лёньки, нельзя было переубедить. Давить авторитетом, заставлять, за его спиной договариваться о концертах? Невозможно. Марик не приедет, не поползёт на сцену. Если сказал «нет», значит «нет», а не «да, но чуть попозже», как у Лёньки. Андрей злился, но не уважать ещё один сильный характер не мог.
- Ну и что, что шестьдесят! – кипятился он. – А я старше тебя! Хочешь сказать, мне тоже пора уходить?
- Нет, - Марат спокойно покачал головой и, затушив в пепельнице сигарету, тут же потянулся за второй. – Ничего не хочу сказать про тебя. Только про себя. У меня шатается голос, я не могу петь всё, что пел раньше. А упрощать репертуар я не хочу. И под фонограмму петь не буду. В окружении детского сада.
- Тебя не заставляют работать с детским садом! Пойми, Марат, все эти новые артисты, так называемые, они же пена, которая неизбежно поднимается на волне перемен. Вот увидишь, пена осядет, и останутся три, четыре, пять, но действительно талантливых молодых исполнителя. С которыми не стыдно выйти в одном концерте!
- Может быть, - кивнул Агдавлетов. – Когда-нибудь. Но сейчас мне – стыдно. Стыдно стоять в кулисах во фраке с бабочкой и смотреть на полуголых девок с зелёными волосами. На мужиков в лосинах. И с крестами во всю грудь. Я себя идиотом чувствую. А им нормально!
- Если мне нормально, то я тоже идиот, по-твоему?
- Ты скала, - усмехнулся Марат. – Об тебя и волны перемен, и пена, ими поднятая, просто разбиваются.
А потом нас перебрасывают в день, когда троица решила петь в казино.
Опять обсуждают "мужиков в лосинах", ну и заодно - личную жизнь Волка. Не с мужиками, нет.
- Его любовь греет, - хмыкнул Марик. – Кто там у тебя опять завёлся, горячий ты наш?
- С чего вы решили?
- По глазам твоим бесстыжим видно. Шучу, Лёнь. У тебя вся грудь расцарапана, и на шее следы. Ну не Натали же так по тебе соскучилась.
- Может и Натали, - буркнул Волк, машинально проверяя, достаточно ли высоко поднят ворот рубашки.
На его счастье, к фраку полагалась рубашка с высоким, стоячим воротником и бабочка, прикрывавшие следы преступления.
- В следующий раз буду требовать отдельную от вас гримёрку. Переодеваться с вами себе дороже.
- Ага, давай, - кивнул Кигель. – Подселят к тебе юные дарования, будешь сидя штаны надевать.
- Чего это вдруг?
- А чтоб девственности не лишили.
Вот в таких разговорчиках они и ждут некоего Ивана Савельевича, хозяина казино. Волк, как обычно ноет, Кигель, как обычно, думает, что если б не он, то померли бы Волк с Мариком под каким-нибудь заборчиком
Ну замучил нытьём своим, честное слово. Как будто Андрею нравится всё происходящее. Но деньги зарабатывать надо? Нет, ему, предположим, и не особенно надо, у него неплохие сбережения, и недавно открытая пекарня, первая в будущей большой сети, уже вышла на самоокупаемость. А на предложение спеть в «Сильвер Палас» в новогоднюю ночь он согласился прежде всего из-за ребят. Они оба оказались совершенно беспомощными перед новыми временами, без указаний Росконцерта, куда ехать и где петь. Мало того, что сами договориться не могут, ещё и стесняются непонятно чего. Мол как так, петь за наличный расчёт, в каких-то сомнительных местах. Да очень просто. Им за этот новогодний концерт предложили больше, чем они раньше в год зарабатывали. Каждому! Казино, не казино. Плевать! Требование Ивана Савельевича приехать на «прослушивание» Андрея, конечно, слегка удивило. Уж им-то троим зачем прослушиваться? Кто не знает Кигеля, Агдавлетова и Волка? В советское время они все трое из каждого утюга пели. Если только Ивану Савельевичу не восемнадцать-двадцать лет, он точно знает их всех. И даже если восемнадцать, родители-то наверняка слушали дома советскую эстраду. За неимением альтернативы. Но ладно, прослушивание так прослушивание. И нет тут ничего унизительного, как кажется Волку. И не выглядят они идиотами, как говорит Марат. Просто голову повыше, спину попрямее, взгляд пожёстче, и сейчас ещё Ивану Савельевичу будет неудобно, что он всё это затеял.
Охранник на входе сначала на них бычит, но потом пускает.
Андрей переглянулся с Маратом. Где-то сзади тяжело вздохнул Лёнька. Волк пролетает со жратвой.
- Ещё раз, друг. Мы артисты. Должны завтра здесь выступать. Приехали на прослушивание. Ждём Ивана Савельевича. Вышли покурить. Пусти нас назад, пожалуйста, пока мы не околели.
- Так бы сразу и сказали, - мордоворот посторонился. – Проходите. Да вы скажите, девки вам пожрать принесут, выпить. Голодные ж, наверное.
Андрей с Маратом снова переглянулись. Волк открыл уже рот, чтобы ответить, но Андрей его опередил:
- Мы перед выступлением не едим. Не едим мы, Лёня.
Марик с Волком не хотят петь перед всяким быдлом, но Кегля их ставит на место
- Я Народный артист, - прошипел Марик сквозь зубы, поднимаясь следом за Кигелем на сцену в центре зала. – Я для Брежнева пел!
- А я вообще все главные песни этой страны озвучил, и что теперь? – огрызнулся Волк.
- Уже не этой страны, Лёня, - педантично поправил Андрей. – Так, дорогие мои, заслуженнонародные. Жрать вы завтра что будете? Ваши звания? А женам под ёлочку свои знаки отличия положите? Идите и работайте! Это ваша профессия, петь.
- И плясать, - съязвил Лёнька. – Для пьяного быдла.
Хозяин казино, конечно же, тоже быдло и поэтому ему ничего кроме "Валенок" не заходит
А потом все вместе грянули «Валенки-валенки, не подшиты стареньки». По опыту прошлых выступлений уже знали, что исполнение ими, такими разными и внешне, и по национальному признаку, русской народной песни вызывает дикий восторг публики. Ну да, три откровенно валяющих дурака на сцене, легендарных артиста, три мощных баритона, исполняющих «Валенки», - зрелище очень эффектное.
- О, вот это прям супер! – подал голос Иван Савельевич и несколько раз хлопнул в ладоши. – Вот с этого завтра начните! Ваще клёво. А остальное потом, когда народ уже упьётся, и будет всё равно, чё там мурлыкает. Всё, пацаны, больше времени сегодня не имею. Завтра в десять вы тут, в одиннадцать начинаете. Гонорар после выступления, окей?
Троица опять демонстрирует полное незнание мало-мальски современного языка и расходится.
- И поздравляю вас с успешно пройденным кастингом.
- С чем? – подавился сигаретным дымом Марат.
- Кастингом. С отбором в завтрашнюю новогоднюю программу, если тебе так больше нравится.
- Кастинг! Смотр самодеятельности это называется, - проворчал Агдавлетов. – А отбор мы с вами прошли ещё тридцать лет назад. Теперь уж как-то и неприлично.
***
На следующий день Новый Год и Кегля ругается с Зейнаб из-за того, что не сказал ей, что пойдёт в новогоднюю ночь петь в казино.
- Какие времена, Андрей? Мы что, последнее доедаем, что ты не можешь один вечер провести с семьёй?
- Мы не доедаем. А вот у Лёни и Марата есть трудности. А пригласили нас всех троих.
- Так одолжи им денег!
- Не в этом дело.
Андрей устало вздохнул и потянул за узел галстука, ослабляя его.
- Я им могу одолжить денег один раз, два, три. Но им нужно научиться как-то существовать в новой реальности, понимаешь? Они оба сидят и ждут, когда их позовёт на гастроли Роксонцерт. Оплатит дорогу, гостиницы, оборудование, расклеит афиши и продаст билеты. А они выйдут, нарядные, споют и уедут. А потом в кассе получат зарплату. Они никак не поймут, что так уже не будет, что наши стадионы остались в прошлом, и надо соглашаться на рестораны и казино, если зовут. Пока зовут!
В гримёрке Кегля думает, что Марику с Волком повезло - их дети дома не ждут. А Волка неправильная жена и вовсе рада была выставить.
- Лёнь, а у тебя что? Натали спокойно тебя отпустила?
Лёнька нервно дёрнул плечом и выдавил на руку ещё немного тонального крема. Он всегда гримировался руками, кисточками ему неудобно, видите ли.
- Вполне. Сказала, что будет рада хотя бы в праздник не видеть мою унылую рожу. Цитата.
Андрей с Маратом переглянулись. То, что у Лёньки постоянно были какие-то семейные сложности, что с первой женой, что со второй, знали оба. Да Волк и сам мало походил на образцового мужа. Но представить, чтобы Зейнаб или Маша так ответили мужьям, было невозможно.
Ну, хоть поел.
В гримёрке стоял коньяк, дорогущий, французский. И бокалы, пузатые, классические, в которые можно плеснуть немного, а потом греть в руке, наслаждаясь ароматом и насыщенным чайным цветом. Да уж… Ещё недавно они наливали и коньяк, и портвейн в гранёные стаканы и не думали, что нужна какая-то особая посуда. Главное, чтобы было, что налить. А куда – дело десятое.
- Давайте, - оживился Волк. – И закуску приготовили, ну надо же. Трогательная забота об артистах.
И потянулся к блюду с бутербродиками.
Потом все идут в зал, где, как и полагается, блядство, разврат и наркотики
Зал был полон народу, столы накрыты. Гуляние уже шло вовсю, но пока что гостей казино развлекал ведущий, один из известных юмористов, Андрей его хорошо знал, как-то даже вместе гастролировали. Девочки в сетчатых колготках сегодня изображали Снегурочек. Правда, если бы Дедушка Мороз увидел длину юбок своих снежных внучек, надо думать, получили бы они посохом по не слишком прикрытым задницам.
И пиздуховное быдло, которое не очень-то радо артистам.
Вскоре объявили их выступление. Марат, Андрей и Лёня поднялись на сцену. Поклонились публике, встретившей их довольно вяло. Объявляли их как «легендарных ретро-артистов советской эстрады, без которых раньше трудно было представить Новый год». Сидевшие в зале крепкие ребята и их ярко накрашенные, поголовно курящие дамы явно представляли себе Новый год и без Кигеля с Агдавлетовым. Надо полагать, им, которым сейчас лет по тридцать-сорок, триумвират советской песни в зубах навяз ещё в детстве.
- Не наша тут аудитория, - тихо проговорил Волк.
Андрей только пожал плечами. Мол, какая есть, перед такой и работай.
В общем, спеть компашке дали три песни, а потом попросили со сцены.
А когда к микрофону вышел Андрей, на сцену вдруг выкатился вчерашний мордоворот. Андрей с недоумением глянул на него, мол, мешаешь работать. А тот вдруг хлопнул Кигеля по плечу.
- Слышь, братан, кончай базар.
- Что, простите?
И всё же в микрофон, всё на весь зал.
- Закругляйся, говорю. Люди общаются, вопросы решают, а вы своими песнями мешаете. Свободны.
Прежний Кигель выкинул бы хама со сцены, если надо, то и с помощью кулаков. Но он глянул в зал: на сцену не смотрел никто. Иван Савельевич хмурил брови и что-то втолковывал бритоголовому собеседнику. Кто-то налегал на горячее, кто-то на коньяк. Многие от столиков переместились к игровым автоматам и рулеткам. На этом торжестве новой эпохи три голоса эпохи ушедшей были явно не к месту. И Андрей просто кивнул. Спокойно, как будто под гром аплодисментов, ушёл в кулисы, где уже стояли ошеломлённые Волк и Агдавлетов.
Но зато заплатили как за полноценный концерт, чему Волк очень обрадовался, а чтец продолжил охреневать с того, какая он в представлении Юли ленивая тряпка
- Да нормальная была идея, - протянул Лёнька. – Меня лично всё устраивает.
И только сейчас Андрей заметил, что Волк держит в руках три конверта. Явно не с поздравительными открытками.
- Считал?
- Конечно. Обижаешь.
Андрей хмыкнул. Ну да, чтобы Лёнька и не пересчитал. Марат шумно вздохнул. Вот кто не терпел разговоров о деньгах и всевозможных подсчётов.
- Однако…
В конвертах лежали доллары. Гонорар за всю новогоднюю ночь, тогда как спели они в общей сложности три песни.
- Всегда бы так работать, - добавил Лёнька, когда они уже шли в гримёрку.
- Да тьфу на тебя! – не выдержал Марат. – Позорище.
И компашка едет отмечать Новый Год к Кигелю
А у чтеца осталась всего одна глава, чему он безумно рад