По дороге проносится тяжелый грузовик, Импалу слегка качает воздушным потоком. Сэм просыпается, за окном хмурое серое утро, но небо ясное, и обещает впереди несколько солнечных часов. В машине холодно и душно, стекла за ночь запотели от их дыхания. Сэм ощущает застоявшийся кислый привкус во рту.
Сэм толкает дверь пассажирского сиденья, и она поддается с жалобным скрипом. Он медленно выбирается из машины, осторожно выпрямляясь, как будто его тело - мятая бумага, которая может разорваться. Ступает на траву и со стоном потягивается.
- Спина все еще болит? – спрашивает Дин.
Сэм даже не заметил, когда тот успел подняться с заднего сиденья. Дин выглядит ужасно, как с похмелья – бледный, под глазами залегли глубокие тени. Он сейчас какой-то необъяснимо маленький, как никогда прежде, странно хрупкий, и Сэму просто не верится, что его брат может быть таким.
- Все нормально, - отвечает Сэм, потому что Дин и так уже сделал слишком много, чтобы залечить рану, оставленную ножом Джейка. – Честно.
Дин окидывает его оценивающим взглядом и качает головой. – Все, больше никаких ночевок в машине. Сегодня обязательно найду нам приличный номер.
- И как ты собираешься это сделать? – спрашивает Сэм с хриплым смешком. – На карточках пусто, и я не знаю, как насчет тебя, а у меня не было времени, чтобы заработать хоть немного налички игрой в бильярд. Удивительно, как все закрутилось с тех пор, как открылись Адские врата, правда?
Дин пожимает плечами и ерошит волосы, отчего те становятся дыбом, как иголки у ежа.
– Ну, я расскажу жалостливую историю о моей несчастной проклятой душе. У кого сердце не дрогнет?
- Давай лучше действовать по плану. Доберемся до Боулдера, и заберем из абонентского ящика новые карточки – предлагает Сэм. – Можем по пути заглянуть в парочку баров, вдруг получиться сбить немного денег, но знаешь, еще одна ночь в машине точно не убьет меня.
Слова повисают в воздухе, как запах застарелой крови. Дин вздыхает, но звук приглушается внезапным порывом ветра. Он достает бумажник, открывает его и пересчитывает жалкие остатки их наличности, снова вздыхает и прячет его обратно в карман.
- Я в порядке, правда, - говорит Сэм, с трудом удерживаясь от того, чтобы задать так волнующий его вопрос: «А как ты? Как чувствуешь себя ты, теперь, когда умираешь?»
Его спина болит, полная огня и битого стекла.
…
…
Они находят еще один бар, который снаружи выглядит подходящим, но внутри их ожидает разочарование: это явно место для хороших парней – тихое и полное сигаретного дыма. Негромко играет музыка, женский голос поет о неверном муже. Дин сканирует посетителей изучающим взглядом, как и в двух барах до этого. Сэм оценивает обстановку намного быстрее.
Он встречается взглядом с крупным, пожилым мужчиной за барной стойкой, который смотрит на них так, как будто знает, что у них неприятности, и хочет дать понять, что у него под рукой дробовик. Не спуская глаз с бармена, Сэм подходит ближе к Дину и наклоняется, почти касаясь губами его уха.
- Нам лучше уйти, - говорит он. – Здесь нам ничего не светит.
Дин издает недовольный звук, но кивает, соглашаясь.
На улице уже темнеет. Они садятся в машину и едут, но каждый раз, когда проезжают мимо очередного мотеля, Дин притормаживает Импалу, высовывает голову из окна, и изучающее разглядывает его. Когда он делает так первые пару раз, Сэм ничего не говорит. Он не уверен, смешит это его, или раздражает.
В конце-концов, когда они проезжают мимо шестого по счету мотеля, Сэм не выдерживает: - Мы когда-нибудь остановимся? Потому что я уже задолбался. Давай, сворачивай на обочину. Можем еще разок переночевать в Импале.
Дин качает головой. Не сводя рассеянного взгляда с мотельной вывески, он отвечает: - Нет, чувак. Твоя спина.
Очевидно, он находит то, что искал, потому что тут же сворачивает на парковку у мотеля. Сэм выжидающе смотрит на него, но Дин просто говорит: - Подожди в машине, Сэмми – и выходит. Он идет через парковку в офис администратора. Сэм смотрит, как он идет и отмечает про себя детали, которые не меняются с годами, константы, на которые он всегда может положиться: широкие плечи в потертой кожаной куртке, слегка кривые ноги, неспособность сдаваться, когда дело касается семьи – даже если это идет вразрез с их собственными желаниями.
Он ждет. Проходят минуты.
На другой стороне улицы девушка о чем-то спорит со своим парнем, она оживленно размахивает руками, в то время как тот смотрит в другую сторону. Она не видит его, но Сэм замечает, как на лице парня мелькает раздражение. Всего на секунду, но Сэм замечает. А потом парень притягивает свою подругу к себе, обрывая спор поцелуем.
Она тает в его объятиях, а Сэм задается вопросом, продержаться ли их отношения хотя бы этот год, отведенный Дину? Ему так не кажется.
Когда он отворачивается, чтобы снова взглянуть на офис администратора, Дин как раз выходит оттуда. Оранжевый свет фонаря отражается от металлической поверхности ключа, который с видом победителя сжимает в кулаке Дин.
- Доставай сумки! – кричит он. – Я снял нам номер.
- Как тебе это удалось? – спрашивает Сэм, выбираясь из машины. – Ты приставил парню пистолет к виску, или что-то в этом роде?
Дин бросает на него полный негодования взгляд и забрасывает сумку на плечо. – А тебе не приходило в голову, что я мог просто договориться?
Сэм впечатлен, ноющие мышцы спины понемногу начинают расслабляться. Улыбаясь, он достает с заднего сиденья свою сумку и следует за Дином.
Когда они проходят мимо кабинета администратора, парень поднимает руку в приветственном жесте. Дин смотрит в другую сторону, поэтому Сэму не остается ничего другого, кроме как вежливо улыбнуться парню. Тот похабно подмигивает ему, и улыбка Сэма неуверенно сползает с лица.
К тому времени, как он забирается в душ, подставляет лицо под горячие струи и вода приятно расслабляет затекшие мышцы, а Дин в номере чистит оружие под негромкий аккомпанемент включенного телевизора, Сэм полностью забывает об этом.
…
…
Лизнуть, встряхнуть, снова лизнуть, выпить, закусить.
Сэм чувствует вкус соли, резкий ожог текилы, едкую кислоту лайма, а под всем этим тяжелую горечь могильной земли из ямы, в которой они похоронили Кейси и священника. Ему кажется, что у его рук вкус смерти.
Он сидит на мотельной кровати, пропахшей сигаретным дымом и прогорклой едой, и думает о месте, где похоронен пастор Джим. С тех пор, как Мэг перерезала горло пастору Джиму, прошел год, но священник, которого Сэм застрелил сегодня, мертв точно так же.
- Только телки так пьют текилу – говорит Дин.
- Заткнись – бормочет Сэм в ответ.
Дин возмущенно вскидывает брови, но замолкает. Он лежит, вытянувшись на своей кровати, закинув ногу на ногу, и строчит что-то в отцовском дневнике, раскрасневшаяся после душа кожа золотится в свете лампы.
Сэм вспоминает, как Джон сидел, сгорбившись за кухонным столом в очередной дыре, где они жили, и так же писал что-то в своем дневнике – который из года в год становился все толще и объемнее – пока Дин пытался соорудить из остатков продуктов приличный обед, а Сэм делал домашнее задание. Тогда он чувствовал, что они были семьей, единым целым, хоть и знал, что Джону не было никакого дела до его домашнего задания, он не уделял этому и толики того внимания, которое посвящал своему дневнику.
Но сейчас он смотрит, как Дин что-то пишет в дневнике и чувствует, как внутри закипает странное раздражение.
- Ты примерный папочкин солдат, не так ли? – говорит он слегка заплетающимся языком.
– Всегда и во всем пытаешься быть похожим на него.
Дин бросает на него недоуменный взгляд. – Чувак, ты пьян. Не позорься.
- Готов поспорить, что ты даже не знал бы, как подтереть задницу, если бы папочка не показал тебе – не унимается Сэм. – Да у тебя мозг взорвется, если ты попытаешься родить какую-то мысль кроме тех, что вбил туда отец.
У Дина на шее пульсирует жилка. Длинные ресницы опущены вниз, но Сэм видит его глаза, его мертвые зеленые глаза. На губах Дина играет тонкая, напряженная улыбка, обращенная в никуда.
- Ты был твердо уверен, что люди не должны заключать сделки с демонами… - Сэм ухмыляется и тычет пальцем Дину в лицо – пока этого не сделал отец. И, конечно же, если так сделал папа, это сразу стало для тебя «правильным поступком».
Сила земного притяжения, кажется, больше не властна над Сэмом. Все вокруг вращается, его шатает из стороны в сторону. Он направляется к кровати Дина, но ему кажется, что он не идет, а плывет сквозь толщу воды. Весь мир сузился до Дина, лежащего в свете лампы, и Сэма будто затягивает в эту воронку. Он тяжело опускается на край кровати. Желудок подпрыгивает, ударяясь в ребра, и он чувствует, как текила просится наружу, ощущает тошнотворный кислый привкус в горле.
- Блядь, ты просто жалок – говорит Сэм. – Знаешь что? Твой поступок просто жалок. Думал, что папочка будет годиться тобой?
- Господи, хватит уже нести эту херню про «папочку»!
- О, я уверен, что ты проделал весь путь до перекрестка с дурацкой улыбкой на лице, потому что это был твой шанс стать похожим на отца.
Дин сжимает ручку с такой силой, что костяшки пальцев белеют. Он смотрит на Сэма, щеки полыхают от сдерживаемой ярости, широко раскрытые глаза лихорадочно блестят, пухлые губы сжаты в тонкую линию.
Не видя никакой причины, почему не следует делать этого, Сэм протягивает руку и обхватывает пальцами щиколотку Дина, где кости неожиданно тонкие, фарфор и стальная проволока под шелком. Дин пинается, пытаясь вырваться из захвата, но Сэм лишь сжимает сильнее, удерживает, и бормочет что-то успокаивающее. Когда он встречается взглядом с Дином, то старается выглядеть спокойным, и это срабатывает, потому что тот больше не злится, но не до конца, потому что Дин все еще напряжен.
Довольный результатом, Сэм гладит и ласкает оголенный участок кожи, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз прикасался к Дину так, и по всему выходит, что это и есть первый, последний и единственный раз.
- Сэм – говорит Дин. – Ты пьян. Давай, ты приляжешь –
- Все нормально – отвечает Сэм, продолжая скользить пальцами по этой гладкой, мягкой, такой непривычной ему коже. – Ты ничего не можешь с этим поделать. Ты заключил сделку, потому что должен был так поступить. Ты просто ходячее, говорящее продолжение папочки. А теперь, когда отец мертв, ты даже, блядь, не существуешь.
Внезапно, Дин резко вырывается, и пальцы Сэма хватают пустоту.
- Отец здесь совершенно не при чем, ты, мелкий засранец! – огрызается Дин. – Не смей обвинять его!
Сэм заходится в приступе безумного хохота, он закрывает рот рукой, как будто пытаясь затолкать его обратно, но смех рвется наружу, а Сэм слишком слаб и слишком пьян, чтобы справиться с ним.
- Ты хоть слышишь себя? - спрашивает он Дина.
- Ты думаешь, мне нужно было, чтобы отец за меня думал? В то время как я заключал сделки ради тебя почти всю свою сознательную жизнь? Да я торговал своей задницей ради тебя задолго до того, как узнал, что кому-то может понадобиться моя душа!
Сэм не может остановиться. Он хохочет и хохочет, размазывая тыльной стороной ладони неожиданную влагу на щеках. Может быть, текила помогла бы ему затолкать этот дурацкий смех обратно в глотку, но не может найти лайм, и, шаря по столу в поисках солонки, опрокидывает стакан на свою измятую рубашку. Сэм давится смехом и слезами, и обхватывает руками голову, как будто боится, что она взорвется.
Кровать прогибается; Дин садится рядом. Он кладет руку на подрагивающее плечо Сэма.
- Сэм – говорит он. – Сэмми, прости. Господи, мне так жаль. Я не хотел –
- Ты чертов ублюдок! Я ненавижу тебя!
Дин убирает руку.
…
…
Сироп застывает на тарелке: густой и липкий янтарь. Он по-прежнему сладкий на языке и приторный в горле. Сэм водит языком по небу, пока вкус не исчезает.
Дин не разговаривает с ним. Он говорит что-то, обращаясь к Сэму, но как-то отстраненно. Они как будто смотрят друг на друга сквозь стену льда, но не могут сломать ее. «Пора сходить в прачечную, у меня не осталось чистых трусов» или «Чувак, тебе пора вспомнить о существовании расчески, а то ты уже напоминаешь одну из тех тварей, на которых мы охотимся».
На заглавной странице местной газеты, которую читает Дин – «Вестник» или «Трибуна», какая разница? – статья об акции протеста, которую организовали студенты, возмущенные последними изменениями в законодательстве. Пару лет назад, Сэм наверняка захотел бы прочесть об этом, возможно даже принять участие. Но сейчас он даже не знает, о каких законах вообще идет речь.
- Вот – говорит Дин. – Местный житель исчез на глазах у трех очевидцев в прошлый понедельник. – Просто – Дин щелкает пальцами. – Взял и исчез.
Должно быть, это хороший способ потерять близкого человека, думает Сэм, наверное, это легко. Уж точно лучше, чем смотреть, как он постепенно угасает. Конечно, все зависит от того, был ли этот человек по настоящему с вами, принадлежал ли хоть когда-то только вам, или его делили между собой слишком многие, пока он совсем истончился и утратил форму.
- Никто и никогда не просил тебя делать это – говорит Сэм.
Дин не смотрит на него. – А никому и не нужно было. Я делал это ради семьи.
Он берет в руки карандаш, задумчиво постукивает им по нижней губе, а потом обводит заголовок статьи.
Лед между ними покрывается паутиной трещин, но не ломается.
Кем они только не притворялись: полицейскими, журналистами, страховыми агентами. Сэм не припоминает, чтобы им когда-нибудь доводилось изображать состоятельных людей. Даже когда Дин надевал костюм, притворяясь агентом ФБР, всегда было что-то не так в том, как он на нем сидел. Болтался там, где должен был сидеть по фигуре, обтягивал в тех местах, где должен был свободно спадать. Дин не был рожден для костюмов, все его тело бунтовало против них.
Для сегодняшнего вечера Дина одевала Бэла; она держала его под руку, являя собой идеальный аксессуар к его смокингу: великолепная и роскошная, как игристое красное вино в хрустальном бокале.
Сэм видит, как они входят в зал, и он впечатлен и удивлен тем, как выглядит Дин. И, одновременно с этим, необъяснимо расстроен. Богатство идет Дину, отлично сочетается с его типом красоты. Сэм видит, каким мог бы быть его брат, будь у них больше денег.
Дин поднимает бокал шампанского, и Сэм, как зачарованный, смотрит, как губы брата прижимаются к тонкому стеклу, как перекатывается горло, когда он глотает.
- А они очень красивая пара, правда? – спрашивает Герт.
Сэм кивает и улыбается, отрывая взгляд от Дина.
Позже, когда смокинг валяется смятый на полу, рукава неловко вывернуты, как будто вещь скучает по телу, Дин натягивает обратно свои джинсы, протертые на коленях от времени. Он потягивается, надевая футболку.
Бедность, очевидно, тоже идет Дину; слегка развязные манеры превращаются в готовность освободиться от моральных ограничений, во что-то почти невинное.
На автомате, Дин заправляет амулет под футболку и тянется за рубашкой.
Сэм не понимает, зачем смотрит на это.
…
…
Пустые дома угнетают Сэма. Они заставляют его чувствовать себя запертым в ловушке, как в стихотворении Эмили Дикинсон. Это переходные пространства, и они наполняют голову Сэма размышлениями о прошлом и будущем. Они рассказывают слишком много о той жизни, которой он живет.
Но за них не нужно платить. Они не стоят ничего кроме тревоги и постоянного страха быть пойманными. Поэтому Сэм готов с ними мириться.
Потом Бэла вручает каждому из них по пять тысяч долларов, и Сэм ждет, что теперь они снова будут останавливаться в мотелях, хотя бы какое-то время. Дин заведует их финансами, и Сэм без малейших колебаний вручает ему пачки купюр, когда тот просит об этом.
В ночь перед тем, как отправиться охотиться на вампиров, они идут в бар, и Сэм замечает, как незнакомый мужчина разглядывает его брата, и тот смотрит в ответ. Бар ничем не отличается от сотен других баров такого пошиба (грязный пол и теплое, выдохшееся пиво) а мужчина от сотен других, похожих на него (дальнобойщк, с животом, нависающим над низко сидящими джинсами). Но взгляды, которыми обмениваются этот мужчина и Дин, не похожи ни на какие другие.
Перевод, который читает Сэм – текст, написанный в четвертом столетии до нашей эры на раннем урду. Он мог бы помочь бы спасти душу Дина. Помочь уберечь Дина от ада. Это важно.
Но Сэм не может отвести взгляд от бара, где сидит его брат с тем мужчиной.
Они о чем-то говорят, Дин кивает, делает глоток пива, и подушечкой большого пальца размазывает по губам пену, отчего те становятся блестящими и розовыми. Его палец, наверное, теперь липкий от пива и слюны; Сэму с легкостью представляет, какой он на вкус. Но не позволяет себе задумываться о том, как это можно узнать наверняка.
Дин опускает бутылку на барную стойку с неожиданно громким звуком. Пузырьки пены поднимаются, и стекают вниз по блестящему стеклу.
Сэм смотрит, как Дин направляется в сторону туалета, а потом встает и идет следом за ним.
В туалете тише, чем в баре, но зато пахнет здесь просто отвратительно. Едкий запах дезинфицирующих средств лишь сильнее подчеркивает вонь застарелой мочи. Плитка на полу и на стенах покрыта паутиной трещин, в которые забилась черная грязь. Дин стоит напротив зеркала и, недовольно хмурится, когда замечает Сэма.
- Сэм, - предупреждающе говорит он, его голос звучит устало.
- Что ты делаешь? – спрашивает Сэм. Он ждет, что Дин посмеет все отрицать. Ждет, чтобы посмотреть, неужели Дин настолько глуп, что попытается обмануть его.
Дин, конечно, дерзкий, но не до такой степени, не тогда, когда Сэм смотрит на него так, как сейчас. – Чувак, я пользуюсь этим телом на правах аренды, так почему бы не срубить немного наличных? Хочу убедиться, что оставлю тебе хоть что-то, кроме машины с полным багажником оружия.
- Мне не нужно это – отвечает Сэм. – Я не хочу того, что ты пытаешься мне дать.
Дин смеется, отворачиваясь к зеркалу. – Это все что у меня есть, Сэмми.
За спиной хлопает дверь, Сэм оборачивается, сталкиваясь лицом к лицу с дальнобойщиком из бара. Парень покраснел от злости, он явно не ожидал встретить здесь кого-то, кроме Дина. Этот мужчина, вдруг понимает Сэм, смотрел на Дина, и представлял, как засовывает член ему в рот, или, может быть, как толкается в его тесную задницу. Он смотрел на Дина, и видел в нем что-то, что можно купить за несколько мятых баксов. Это просто немыслимо, и Сэм ощущает какую-то неловкость, как будто подглядывает, за чем-то неприличным.
Дальнобойщик бросает на Дина недовольный взгляд. – Что ты задумал? – злобно спрашивает он.
- Ничего – отвечает Дин. Он вопросительно поднимает бровь на Сэма. – Ты хочешь остаться и посмотреть?
Сэм уходит, и несколько дней спустя, когда обнаруживает, что к пачке денег, что дала им Бэла, прибавилось несколько купюр, он ничего не говорит, потому что не представляет, что тут можно сказать. Все, что он может сделать – это не тратить средства, отложенные Дином на потом – страшное, неумолимо приближающееся Потом – и избегать останавливаться в мотелях.
…
…
Свою сорок вторую по счету смерть Дин находит под колесами прицепа. В сорок четвертый раз он получает ожоги третьей степени от неисправного электрочайника. Этого Сэм не видит.
В сорок третий раз, он говорит, что просто пойдет купить себе чизбургер. Сэм отпускает его без возражений. Дин все равно умрет внезапной смертью, так или иначе, присутствие Сэма не играет в этом никакой роли. Сэм вымотан. Он разрешает себе проявить эгоизм, позволяя Дину встретить очередную свою смерть в одиночестве, а сам остается рыться в Интернете в поисках ответа, ощущая полную бессмысленность своих действий, и ждет, когда снова наступит очередной вторник.
Проходит четыре часа, но Дин, по-видимому, все еще дышит, потому что Сэму уже надоело ждать очередного пробуждения.
Он выходит из мотеля и бродит по улицам, ожидая увидеть огонь или летящие с неба камни. Возможно, семь столкнувшихся автомобилей, которые похоронили Дина под искореженными металлическими обломками, а может, дымящийся кратер от упавшего метеорита, не оставившего от брата ничего, кроме горстки пепла. Мимо проезжают машины, успокаивая мерным гулом, со стороны закусочной Дорис раздается звон колокольчика, когда она запирает на ночь дверь.
В закусочной Дина не оказалось, поэтому Сэм направляется в ближайший бар. В дверях он сталкивается с тремя парнями, и прежде, чем войти внутрь Сэм останавливается в ожидании очередной перезагрузки, но ничего не происходит. Сэм окидывает взглядом помещение бара, и не находит ничего, что могло бы представлять явную угрозу. Он не знает, чего ожидать. Возможно, Дин отравился пивом, в котором оказался какой-нибудь чрезвычайно редкий, но смертоносный штамм бактерии. Девушка-бармен вопросительно поднимает брови, глядя на него, и Сэм делает шаг в направлении бара, потому что не может придумать, что ему делать, и надеется, что спиртное поможет немного прояснить мозги.
- Карла! Звони 911!
Взгляд девушки тут же перескакивает на парня, которой выскочил из туалета. Паника делает ее неуклюжей, она роняет телефон с высоты своего роста, и когда тянется за ним, ее ногти с противным скрежетом царапают пол.
Сэм бегом направляется в туалет, потому что еще ничего не закончилось, не наступило следующее утро, потому что Дин все еще жив. В воздухе разлита тревога и напряжение. По полу растекается лужа крови, в которой отражаются резкие блики висящей под потолком электрической лампы. Дверь кабинки распахнута, Дин лежит на полу, прижатый щекой к окровавленному полу, джинсы с трусами болтаются вокруг щиколоток. Его глаза широко открыты, забрызганные кровью ресницы трепещут, как будто он пытается сфокусироваться, но взгляд абсолютно пустой. Левая половина лица темно-лиловая и деформированная; Сэм догадывается, что кости раздроблены, и скорее всего, в результате ударов ботинками, а не кулаками.
Ощущая невыносимый стыд, Сэм опускается на колени рядом с Дином, пытается натянуть джинсы, чтобы привести его в более пристойный вид. Внутренняя поверхность бедер Дина липкая от крови и чего-то еще. Сэм баюкает брата на своей груди, пока того сотрясают жестокие спазмы – последние искаженные импульсы, которые посылает телу умирающий мозг.
В крови, рядом с протянутой, подрагивающей рукой Дина валяются брошенные кем-то три пятидесятидолларовые купюры. За секунду до того, как снова начинается перезагрузка, Сэм думает, что эту смерть он просто обязан был остановить.
- Не надо – говорит Сэм, и ловит запястье Дина своей рукой, не понимая, почему его от соприкосновения с кожей, которую он знает всю свою жизнь, сердце начинает биться быстрее.
Сэм смог бы понять, если бы Дин снял ту симпатичную брюнетку за стойкой бара и занялся с ней безумным, грязным сексом, напоминающим не жизнеутверждающий акт, а скорее, попытку уцепиться за ускользающее сквозь пальцы время окровавленными ногтями. Это было бы подходящим завершающим аккордом для последних дней Дина на земле.
Но с тех пор как Дин позволил ему увидеть, насколько безнадежно он сломан, он перестал слишком тщательно скрывать доказательства этого от Сэма. Он может жить со знанием того, что Сэму это известно, потому что ему не придется жить с этим долго.
- Осталось чуть меньше трех недель, Сэм. Какая теперь разница? – говорит Дин, освобождая запястье из захвата Сэма и направляясь в туалет вслед за парнем, которого подцепил на заправке.
Для Сэма есть разница. Особенно теперь, когда осталось всего лишь три недели, и время обгоняет их. Спасения ждать не откуда. Это не Джон пытался дотянуться к ним с той стороны, чтобы спасти Дина, а всего лишь голодная тварь, которая знала, чей голос лучше использовать, чтобы заманить жертву. Сэм с самого начала не верил, что это был Джон, но почти начал надеяться, чтобы это оказалось правдой.
Джон никогда бы не позволил этому случиться, будь он здесь.
Сэм смотрит на выкрашенную зеленой краской дверь туалета и думает о том, знал ли Джон, что продавал Дин для того, чтобы дать им хоть какое-то подобие обычной жизни, в то время как сам он был занят исключительно своей бесконечной войной. Сэм не может решить, позволил бы Джон такое, если бы знал. У Джона были странные представления о долге. Пожалуй, единственным, в чем Джон и Дин расходились во взглядах было то, что Джон считал долг превыше семьи. Сэм думает, что они оба были немного сумасшедшими.
Для Дина долг перед семьей ,видимо, означает стоять на забрызганном мочой полу в туалете, позволяя незнакомцу трахать свое горло. Позволять грубой, с грязью под ногтями руке сжимать свое красивое лицо, позволять засаживать себе в рот член.
Сэм не может понять, когда же он стал стоить этого.
…
…
Это мельчайшие вещи. Они почти незаметны на фоне всего остального.
Они добираются до мотеля. Снимают номер. Пока Сэм распаковывает сумку, Дин достает несколько купюр из заднего кармана джинсев, и складывает их к остальным накоплениям.
С другого конца комнаты Сэм замечает, как он делает это. Дин бросает на Сэма короткий взгляд, вызывающий и дерзкий.
На мгновение повисает тишина, и они замирают.
А потом Сэм направляется к двери. Дин пытается схватить его за плечо, говорит «Сэм, да ладно тебе, ну, перестань», но слова не имеют смысла и Сэм просто не слушает. Сэм стряхивает с себя руку Дина, но тот упрямый, цепкий, все еще бормочет всякую ерунду, пытаясь успокоить, и Сэм замахивается, сжимает пальцы в кулак и бьет его.
После удара рука Сэма горит, а на лице Дина кровь. И снова наступает тишина, которую нарушает лишь прерывистое дыхание Дина.
Дин отворачивается, вытирая лицо концом рубашки, и взгляд Сэма скользит вниз, туда, где футболка задралась, обнажая живот и бок.
- Можешь уходить – бормочет Дин. – У меня нечего больше продавать. Можешь выметаться, пока все не обернулось совсем некрасиво.
И Сэм неожиданно даже думать не может о том, чтобы уйти из комнаты. Он не хочет отдаляться от Дина – он хочет быть ближе. Он даже не может вспомнить, с чего вообще решил, что уйти будет хорошей идеей. Расстояние между ним и Дином исчезает, сердце Сэма бьется быстрее, дыхание становится тяжелым. Он близко, так близко, что видит золотистую щетину на подбородке Дина, выбившуюся нитку от пуговицы на воротнике, которая щекочет ключицу каждый раз, когда Дин выдыхает.
В комнате физически ощущается присутствие времени, и оно тащит Сэма к Дину.
- Ты все, что у меня есть – говорит Сэм. – А ты продаешь это незнакомцам. Все что осталось – мое. Слышишь? Это мое.
Он стирает рукавом кровь с лица Дина, и теперь пятна на их рубашках дополняют друг друга. Они не прикасаются друг к другу. Такие прикосновения подразумевают шутки и смех. А они даже не улыбаются.
- Не смей больше продавать ни секунды своего времени кому-то другому – говорит Сэм.
…
…
Через сорок три часа Дин отправится в ад. Конечно, за сорок три часа Сэм может сделать что-нибудь невероятное и спасти его. Еще есть время чтобы спасти Дина.
Сейчас не тот момент, когда Сэм может спасти Дина. Во-первых, он слишком пьян, чтобы сделать что-нибудь невероятное.
Они перешептываются между собой, хриплыми, чересчур громкими голосами, пока Бобби храпит на диване напротив них. Дин задевает плечом бок Сэма, когда смеется, и каждый раз, когда Сэм поднимает свою бутылку, его рука скользит по затылку Дина. Их тела прижимаются друг к другу, неумело, но идеально. Им тепло и уютно, и совершенно не вериться, что они сейчас так близко к краю ада.
- Я клянусь – говорит Дин, его теплое дыхание пахнет алкоголем, - папа несколько дней ходил с пыльцой фей в бороде. Ему пришлось полностью побриться, чтобы избавиться от этой проклятой пыльцы. – на лице Дина от смеха появляются морщинки. – Борода, Сэмми, его борода сверкала! Ты бы видел это!
Сэм не видел, потому что был в Стэнфорде. Сейчас, когда Стэнфорд больше не его, что-то, что он не может, да и не хочет иметь, Сэм считает время, проведенное там, а не с Дином, потраченным впустую. Единственная вещь, которую Стэнфорд дал ему – огонь на потолке, подарок Азазэля. Стэнфорд – это четыре года, которые он мог провести с Дином. Им осталось два дня, и Сэм не может перестать думать о том, сколько таких дней могло уместиться в четыре года.
Он выводит пальцами круги на скользком горлышке пивной бутылки. Тело Дина уютно прижимается к нему, и это невозможно игнорировать. Лениво, без всякого чувства стыда, которое приходило всякий раз, стоило ему позволить своим мыслям течь в этом направлении, он задумывается о том, сколько еще людей знали вес, очертания и форму тела Дина.
Существует большая вероятность, что он будет последним в этой длинной череде. Он кивает, удовлетворенный этой мыслью.
- А когда ты первый раз, ну, ты понял?
- Занимался сексом? – уточняет Дин.
Сэм медленно качает головой. Он не заканчивает вопрос, потому что отвлекается на блестящие губы Дина, на пьяное сияние его глаз, горячую, порозовевшую кожу.
- Первый раз занимался сексом за деньги.
Расслабленная атмосфера резко мрачнеет. Дин тянется за еще одной бутылкой, и рука Сэма, его ребра и бедро физически ощущают потерю. Он протягивает руку и возвращает Дина на место. Дин не смотрит на него, но позволяет усадить себя обратно.
- Ты сейчас расплачиваешься из-за меня – говорит Сэм. – И я хочу знать, когда ты сделал это в первый раз.
- Это было не из-за тебя. И не за деньги. Но…это было ради нас. Они бы забрали тебя. А я не мог этого допустить. – Дин облизывает губы, и они начинают блестеть еще сильнее.
– У нас был один сосед. Папа уехал, надолго, и этот парень…он заметил. Он сказал, что позвонит в службу опеки. Я разрешил ему потрогать себя, чтобы он этого не дселал..
- Ты рассказал об этом отцу?
Дин фыркает: - Когда отец вернулся, мы сразу же уехали оттуда. Так что я решил, что не стоит упоминать об этом.
Сэм решил не уличать Дина в явной лжи. Дин решил не упоминать об этом, потому что хоть и был тогда ребенком, он понимал, что в том, что случилось, есть что-то очень неправильное, но думал, что сам во всем виноват.
У них были сотни соседей, и Джон часто бывал в отъезде. Сэм не мог с точностью вспомнить, какой именно из их временных соседей мог увидеть ребенка в беде, и, воспользовавшись его страхом, залезть к нему в штаны, испортив тем самым его жизнь еще больше.
- У нас есть еще два дня. – говорит Сэм. – Хочешь, можем вернуться туда, и если он не переехал куда-нибудь, надерем ему задницу?
Его слова вызывают у Дина улыбку, и Сэм позволяет ему расценить свое предложение как шутку.
Бобби издает громкий храп и ворочается на своем диване. Оба смотрят на него, не говоря ни слова, но его дыхание выравнивается, и он снова засыпает. И они снова возвращаются друг к другу.
- Если бы они меня забрали - говорит Сэм. – Я бы все равно нашел тебя. Я бы вернулся к тебе. Я всегда буду –
Он резко замолкает, нахмурившись. А потом опускает ладонь на подбородок Дина, осторожно, как будто боится сломать. Наклоняет его лицо к себе, и соединяет их рты вместе. Язык Дина на губах ощущается как влажный огонь, и Сэм немедленно открывается, впуская его глубже.
Он не чувствует, что в том, что он целует брата, есть что-то неправильное. Сэм ждет, что его тело взбунтуется против такого нарушения моральных норм, но член между ног уже наполовину твердый, а под кожей начинает медленно разгораться огонь. Когда он пробует прокрутить эту мысль в голове, когда думает: «Я целую своего брата, я позволяю ему скользнуть языком в мой рот, и сам засовываю свой язык в его» он ощущает только странное желание рассмеяться и толкнуться языком глубже.
Их губы движутся вместе, медленно и осторожно, а потом замирают.
Дин отдергивается назад. Он смеется и отводит глаза, хотя его губы, покрасневшие и влажные, все еще хранят память о поцелуе с Сэмом. Он проводит рукой по лицу и снова смеется, немного нервно. Сэм ощущает странную пустоту, ему хочется что-то сказать, но мысль умирает на полпути. Он сжимает губы и резко выдыхает.
- Ладно – говорит Дин. – Хорошо.
Сэм пристально вглядывается в его лицо, словно ждет, что Дин попытается взять вину за случившееся на себя, и готовится тут же пресечь эту попытку. Потому что в том, что произошло, нет ничьей вины. Все еще не поднимая головы, Дин облизывает губы. Он улыбается – тонко, растерянно, и немного удивленно.
- Можно мне еще? – спрашивает Сэм. И улыбается, когда Дин вздрагивает. – Еще одно пиво?
Дин смеется, и замирает, когда он передает Сэму бутылку, и их пальцы соприкасаются.
С другого конца комнаты доносится размеренный храп Бобби.
За отсос, по всей видимости, платят больше, чем за дрочку, но меньше, чем за анальный секс.
Если бы Сэм был хорош в математике, то по возрастающему количеству зеленых купюр, пропахших мочой, сигаретным дымом и сексом, он мог бы вычислить примерное соотношение видов секса, которыми занимался Дин чтобы накопить эти деньги, что остались после него. Мог бы сделать точный подсчет.
Восемь дрочек, пятнадцать отсосов (потому что Сэм помнит рот Дина), пять трахов.
Это все равно ничего не скажет о том, с кем и как это происходило. Не поможет узнать, был ли Дин болезненно-тугой и зажатый или растянутый и скользкий от смазки, был ли он пьян или зол, сидел ли ничего не подозревающий Сэм в баре, в то время как его брат, стоял у стены в заплеванном переулке и позволял незнакомцу трахать себя за деньги.
Но он даже не знает, сколько стоит минет, а Дина, который мог бы рассказать ему, здесь нет.
…
…
Тело, которое использует демон, принадлежит парню в дорогом, забрызганном кровью костюме, явно выходцу из мира зеленых лужаек за белыми заборчиками, и жен, которые играют бридж по четвергам и надевают кокетливые передники, когда готовят ужин. Оно пахнет кровью и дерьмом, и немного кожаным салоном дорого автомобиля, откуда Сэм выдернул его. Оно, это тело, засовывает палец в рот, выковыривает из зубов какой-то кровавый ошметок и сплевывает на пол. А потом мерзко ухмыляется Сэму.
- Не получилось, сынок. Нужно стараться лучше, университетский мальчик.
Руби переминается с ноги на ногу, наполовину скрытая в тени.
Сэм поднимает руку, и пытается сконцентрироваться, следуя за нитью, которая проходит по венам прямо в сердце, где узлом свернулось что-то кипящее, мерзкое и темное.
Сэм тянет за эту нить, дергает, но она не поддается, и виски пронзает невыносимой болью.
В горле демона что-то влажно хрипит.
- О, неплохая попытка, - каркает он. – Я чуть не раскашлялся!
От второй попытки на губах тела, которые носит демон, выступает черная пена. Оно отрыгивает, хрипит, и пена исчезает, но кожа покрывается липким потом.
- Знаешь, - говорит оно. – Я не расстроюсь, если у тебя получится. Я слышал, внизу сейчас весело. - Оно выворачивает голову под неестественным углом и Сэм догадывается, что у тела, должно быть, сломана шея. – Знаешь, Дину сейчас приходится заниматься этим бесплатно.
На секунду мир вокруг Сэма замирает, а потом тихий вздох Руби возвращает его в реальность. Она делает шаг вперед, в руке ярко блестит нож.
- В последний раз это мне обошлось в пятьдесят баксов, - говорит демон, его взгяд мечется от Руби к Сэму и обратно. – У вас закончились деньги, нужно было платить за аренду квартиры, а дорогой папочка был далеко, так что Дину пришлось позволить мне выебать его тесную дырку, пока ты делал уроки в соседней комнате. Должен признаться, это было мило – маленький солдатик Джона, подставляющий задницу демону.
- Заткнись – рычит Сэм.
Оно растягивает губы в жуткой ухмылке, обнажая окровавленные зубы. – Я разложил его и трахал, а он кусал губы до крови, стараясь не кричать от боли. Он не хотел, чтобы ты вошел и увидел, Сэмми, не хотел, чтобы ты увидел своего брата с членом в заднице.
- Прекрати! Прекрати, иначе я… Заткни свой рот!
- Ты должен им гордится, Сэмми. Он принимал его, как и подобает настоящей шлюхе, кем он впоследствии и стал. Стоил каждого доллара.
Демон вспыхивает и сгорает, когда Руби вонзает ему в грудь свой нож. Огонь превращает в пепел тело человека, в которого он вселился. Лицо Руби озаряется мертвенной бледностью в свете умирающих искр. Она смотрит на Сэма, ожидая, пока тот скажет что-нибудь.
- Он лгал – говорит Сэм. Слова застревают у него в горле, но он все говорит это. Просто первая, инстинктивная реакция.
Руби все еще смотрит на него. А потом вытягивает нож, вытирает лезвия об джинсы и отвечает: - Я знаю.
Сэм кивает и немного расслабляется.
…
…
Заводить разговор о деньгах кажется неуместным во время воскрешения и всей этой истории с ангелами. Дин спит и пьет, и вздрагивает когда слышит крики малышей, играющих на детской площадке. Он говорит, что совсем не помнит ад, но тот следует за ним неотвратимой черной тенью. Проблемы, которые у них были раньше, отошли на задний план и теперь кажутся Сэму незначительными.
А потом, в мотеле за пятьдесят миль от Карфагена, Дин достает из куртки Сэма бумажник и пересчитывает лежащие там купюры.
- Ты что, жил в режиме ультра-экономии, пока меня не было? – спрашивает он с осуждением в голосе.
- Одному жить дешевле.
- Ладно. Но сейчас нас двое, и теперь нам понадобится больше денег.
Сэм неотрывно наблюдает за Дином, когда тот отворачивается и начинает собирать грязные вещи, чтобы отнести в прачечную. Он прекрасно помнит, что ему известно о Дине и деньгах. Ему сложно решить, стоит ли рискнуть и нарваться на неизбежную ссору, или лучше поверить, что эта тема похоронена раз и навсегда. Между ними еще так много недопонимания и боли, и Сэм боится сказать лишнее слово.
Он прикусывает язык, и чувствует горькую обиду, когда два дня спустя, застает Дина вжатым лицом в стену, пока незнакомый мужчина яростно вбивается в него.
Сэм молчал. Сэм решил не ворошить прошлое. Он заслужил, чтобы все было правильно. Он заслужил, чтобы такого больше не происходило.
Сэм стоит достаточно близко, ему видно скользкий член парня –в презервативе нелепого розового цвета–входящий в распяленную задницу Дина. Он слышит глухой звук, с которым яйца шлепаются по припухшей коже. Лицо Дина повернуто в другую сторону, он прерывисто дышит, на загривке наливается свежий засос, пальцы царапают кирпичную стену.
- Вот так, детка. Тебе нравится? Вижу, нравится. Тебе нравится, как мой толстый член трахает твою сладкую дырку, правда?
Может быть, позже Сэм и мог бы подумать, что Дин просто позволил какому-то потному незнакомцу трахнуть себя в темном переулке исключительно ради собственного удовольствия. У него не было доказательств обратного. Сэм не слышал, чтобы они договаривались о цене. Он не может знать наверняка.
Но он знает.
И что еще более важно, он хочет иметь право собственности, а не аренды.
Сэм оттаскивает парня от своего брата. Его член выскальзывает из Дина и нелепо подскакивает, прижимаясь к животу. Дин испуганно вскрикивает, неожиданно потеряв равновесие. Ярость не ослепляет Сэма, напротив, она придает ему резкость. Каждый удар он наносит совершенно осознанно. Он бьет и бьет, пока парень не валится на землю, а потом продолжает пинать его ногами.
За отсос, по всей видимости, платят больше, чем за дрочку, но меньше, чем за анальный секс.
Если бы Сэм был хорош в математике, то по возрастающему количеству зеленых купюр, пропахших мочой, сигаретным дымом и сексом, он мог бы вычислить примерное соотношение видов секса, которыми занимался Дин чтобы накопить эти деньги, что остались после него. Мог бы сделать точный подсчет.
Восемь дрочек, пятнадцать отсосов (потому что Сэм помнит рот Дина), пять трахов.
Это все равно ничего не скажет о том, с кем и как это происходило. Не поможет узнать, был ли Дин болезненно-тугой и зажатый или растянутый и скользкий от смазки, был ли он пьян или зол, сидел ли ничего не подозревающий Сэм в баре, в то время как его брат, стоял у стены в заплеванном переулке и позволял незнакомцу трахать себя за деньги.
Но он даже не знает, сколько стоит минет, а Дина, который мог бы рассказать ему, здесь нет.
…
…
Тело, которое использует демон, принадлежит парню в дорогом, забрызганном кровью костюме, явно выходцу из мира зеленых лужаек за белыми заборчиками, и жен, которые играют бридж по четвергам и надевают кокетливые передники, когда готовят ужин. Оно пахнет кровью и дерьмом, и немного кожаным салоном дорого автомобиля, откуда Сэм выдернул его. Оно, это тело, засовывает палец в рот, выковыривает из зубов какой-то кровавый ошметок и сплевывает на пол. А потом мерзко ухмыляется Сэму.
- Не получилось, сынок. Нужно стараться лучше, университетский мальчик.
Руби переминается с ноги на ногу, наполовину скрытая в тени.
Сэм поднимает руку, и пытается сконцентрироваться, следуя за нитью, которая проходит по венам прямо в сердце, где узлом свернулось что-то кипящее, мерзкое и темное.
Сэм тянет за эту нить, дергает, но она не поддается, и виски пронзает невыносимой болью.
В горле демона что-то влажно хрипит.
- О, неплохая попытка, - каркает он. – Я чуть не раскашлялся!
От второй попытки на губах тела, которые носит демон, выступает черная пена. Оно отрыгивает, хрипит, и пена исчезает, но кожа покрывается липким потом.
- Знаешь, - говорит оно. – Я не расстроюсь, если у тебя получится. Я слышал, внизу сейчас весело. - Оно выворачивает голову под неестественным углом и Сэм догадывается, что у тела, должно быть, сломана шея. – Знаешь, Дину сейчас приходится заниматься этим бесплатно.
На секунду мир вокруг Сэма замирает, а потом тихий вздох Руби возвращает его в реальность. Она делает шаг вперед, в руке ярко блестит нож.
- В последний раз это мне обошлось в пятьдесят баксов, - говорит демон, его взгяд мечется от Руби к Сэму и обратно. – У вас закончились деньги, нужно было платить за аренду квартиры, а дорогой папочка был далеко, так что Дину пришлось позволить мне выебать его тесную дырку, пока ты делал уроки в соседней комнате. Должен признаться, это было мило – маленький солдатик Джона, подставляющий задницу демону.
- Заткнись – рычит Сэм.
Оно растягивает губы в жуткой ухмылке, обнажая окровавленные зубы. – Я разложил его и трахал, а он кусал губы до крови, стараясь не кричать от боли. Он не хотел, чтобы ты вошел и увидел, Сэмми, не хотел, чтобы ты увидел своего брата с членом в заднице.
- Прекрати! Прекрати, иначе я… Заткни свой рот!
- Ты должен им гордится, Сэмми. Он принимал его, как и подобает настоящей шлюхе, кем он впоследствии и стал. Стоил каждого доллара.
Демон вспыхивает и сгорает, когда Руби вонзает ему в грудь свой нож. Огонь превращает в пепел тело человека, в которого он вселился. Лицо Руби озаряется мертвенной бледностью в свете умирающих искр. Она смотрит на Сэма, ожидая, пока тот скажет что-нибудь.
- Он лгал – говорит Сэм. Слова застревают у него в горле, но он все говорит это. Просто первая, инстинктивная реакция.
Руби все еще смотрит на него. А потом вытягивает нож, вытирает лезвия об джинсы и отвечает: - Я знаю.
Сэм кивает и немного расслабляется.
…
…
Заводить разговор о деньгах кажется неуместным во время воскрешения и всей этой истории с ангелами. Дин спит и пьет, и вздрагивает когда слышит крики малышей, играющих на детской площадке. Он говорит, что совсем не помнит ад, но тот следует за ним неотвратимой черной тенью. Проблемы, которые у них были раньше, отошли на задний план и теперь кажутся Сэму незначительными.
А потом, в мотеле за пятьдесят миль от Карфагена, Дин достает из куртки Сэма бумажник и пересчитывает лежащие там купюры.
- Ты что, жил в режиме ультра-экономии, пока меня не было? – спрашивает он с осуждением в голосе.
- Одному жить дешевле.
- Ладно. Но сейчас нас двое, и теперь нам понадобится больше денег.
Сэм неотрывно наблюдает за Дином, когда тот отворачивается и начинает собирать грязные вещи, чтобы отнести в прачечную. Он прекрасно помнит, что ему известно о Дине и деньгах. Ему сложно решить, стоит ли рискнуть и нарваться на неизбежную ссору, или лучше поверить, что эта тема похоронена раз и навсегда. Между ними еще так много недопонимания и боли, и Сэм боится сказать лишнее слово.
Он прикусывает язык, и чувствует горькую обиду, когда два дня спустя, застает Дина вжатым лицом в стену, пока незнакомый мужчина яростно вбивается в него.
Сэм молчал. Сэм решил не ворошить прошлое. Он заслужил, чтобы все было правильно. Он заслужил, чтобы такого больше не происходило.
Сэм стоит достаточно близко, ему видно скользкий член парня –в презервативе нелепого розового цвета–входящий в распяленную задницу Дина. Он слышит глухой звук, с которым яйца шлепаются по припухшей коже. Лицо Дина повернуто в другую сторону, он прерывисто дышит, на загривке наливается свежий засос, пальцы царапают кирпичную стену.
- Вот так, детка. Тебе нравится? Вижу, нравится. Тебе нравится, как мой толстый член трахает твою сладкую дырку, правда?
Может быть, позже Сэм и мог бы подумать, что Дин просто позволил какому-то потному незнакомцу трахнуть себя в темном переулке исключительно ради собственного удовольствия. У него не было доказательств обратного. Сэм не слышал, чтобы они договаривались о цене. Он не может знать наверняка.
Но он знает.
И что еще более важно, он хочет иметь право собственности, а не аренды.
Сэм оттаскивает парня от своего брата. Его член выскальзывает из Дина и нелепо подскакивает, прижимаясь к животу. Дин испуганно вскрикивает, неожиданно потеряв равновесие. Ярость не ослепляет Сэма, напротив, она придает ему резкость. Каждый удар он наносит совершенно осознанно. Он бьет и бьет, пока парень не валится на землю, а потом продолжает пинать его ногами.
Он останавливается, но не потому, что понимает, что превратил парня в скулящее кровавое месиво (он делал это совершенно осознанно), а потому, что Дин касается его плеча, и в голове Сэма больше не остается места для чего-то постороннего, потому что все мысли теперь заняты исключительно Дином.
Он круто разворачивается к Дину, который, заметив выражение лица Сэма, тут же отскакивает в сторону. Дин такой неожиданно маленький, а руки Сэма такие большие, и он с легкостью отрывает его от земли и прижимает спиной к стене, запирая в ловушке между кирпичной стеной и своим телом. Он сплевывает в ладонь, размазывает слюну, а Дин все еще ошеломлен и едва дышит, когда Сэм проезжается членом по его бедру, проникает ягодиц, а потом вламывается в него
Дин все еще скользкий от смазки, но Сэм огромен, его тяжело принять, и Дин выгибается назад. Одной рукой он упирается в плечо Сэма, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли удержаться, и сила земного притяжения тянет его вниз, насаживает на член, пока тот не входит в него до последнего дюйм. Мышцы сокращаются, подстраиваясь под Сэма, впуская его как можно глубже.
Сэм усиливает хватку, краем сознания отмечая, какими большими кажутся его ладони на бедрах Дина, там, где он держит их, широко раздвигая для себя.
- Ты не будешь шлюхой – говорит Сэм. Его голос спокойный, уверенный, словно это не он сейчас натягивает брата на свой огромный член. – Я не позволю тебе.
Он с легкостью поднимает Дина вверх, а потом снова опускает. Дин беспомощно дергается, голова запрокинута назад, он настолько поглощен ощущениями, что в ответ может лишь жалобно простонать.
А потом он встречается глазами с Сэмом, обвивает ногами его бедра и впивается пальцами в плечо. Он кладет ладонь Сэму на затылок и притягивает к себе для поцелуя. Поцелуй выходит неожиданно нежным, учитывая то, что Сэм сейчас двигает его на своем члене как куклу, а на земле позади них стонет истекающий кровью парень.
Он останавливается, но не потому, что понимает, что превратил парня в скулящее кровавое месиво (он делал это совершенно осознанно), а потому, что Дин касается его плеча, и в голове Сэма больше не остается места для чего-то постороннего, потому что все мысли теперь заняты исключительно Дином.
Он круто разворачивается к Дину, который, заметив выражение лица Сэма, тут же отскакивает в сторону. Дин такой неожиданно маленький, а руки Сэма такие большие, и он с легкостью отрывает его от земли и прижимает спиной к стене, запирая в ловушке между кирпичной стеной и своим телом. Он сплевывает в ладонь, размазывает слюну, а Дин все еще ошеломлен и едва дышит, когда Сэм проезжается членом по его бедру, проникает ягодиц, а потом вламывается в него
Дин все еще скользкий от смазки, но Сэм огромен, его тяжело принять, и Дин выгибается назад. Одной рукой он упирается в плечо Сэма, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли удержаться, и сила земного притяжения тянет его вниз, насаживает на член, пока тот не входит в него до последнего дюйм. Мышцы сокращаются, подстраиваясь под Сэма, впуская его как можно глубже.
Сэм усиливает хватку, краем сознания отмечая, какими большими кажутся его ладони на бедрах Дина, там, где он держит их, широко раздвигая для себя.
- Ты не будешь шлюхой – говорит Сэм. Его голос спокойный, уверенный, словно это не он сейчас натягивает брата на свой огромный член. – Я не позволю тебе.
Он с легкостью поднимает Дина вверх, а потом снова опускает. Дин беспомощно дергается, голова запрокинута назад, он настолько поглощен ощущениями, что в ответ может лишь жалобно простонать.
А потом он встречается глазами с Сэмом, обвивает ногами его бедра и впивается пальцами в плечо. Он кладет ладонь Сэму на затылок и притягивает к себе для поцелуя. Поцелуй выходит неожиданно нежным, учитывая то, что Сэм сейчас двигает его на своем члене как куклу, а на земле позади них стонет истекающий кровью парень.
