В замке полным ходом идёт подготовка к балу. Почему-то все носятся так, словно бал будет проходить у них, а не гоп-компания отправится на выезд. Ну и разумеется, что основная часть подготовки заключается в делании Ирлин красивенькой. Остальные достаточно взрослые, чтобы справиться с этим самостоятельно, а вот нашу инфантильную ангелессу берут в оборот:
Несмотря на мои вопли и протесты, меня одновременно кормили, поили, одевали, мыли, причесывали, постоянно дергая во все стороны и уговаривая так сильно не орать. Главные садисты в лице Лиса и Сона бдительно за всем наблюдали до того момента, как меня начали мыть, заткнув предварительно рот очередной плюшкой. Процесс мытья они не увидели, так как их выперли за дверь, которую захлопнули у них перед носом.
Но все когда-нибудь заканчивается, и через четыре часа мучений я была накормлена, расчесана, завита, одета и умыта. Меня все восхищенно разглядывали, как экспонат на выставке, раз по тридцать сообщая, какая я красивая.
Меня немного качало, глаза, кажется, навсегда приняли выражение, в котором смешались обида и удивление. А еще мне казалось, что я уже не умею двигаться сама: во-первых, из-за корсета, а во-вторых – привыкла, что за меня все решают другие. Дышала я, кстати, тоже через раз.
Платье традиционно ослепительно красивое и ровно настолько же неудобное. И куда же без обязательных падений! Помните, чтец обещал что Ирлин выбьют зуб? Так вот:
Я споткнулась о край юбки и рухнула носом вниз. Корсет треснул, не выдержав издевательств, а прическа съехала набок, довершив картину. Кстати, подняв голову, я поняла, что у меня еще и кровь течет из носа, и зуб выбит. Так что моя бодрая улыбка повергла всех в полный ужас.
– Врача! – заорал Оська, пытаясь меня поднять.
Поднять-то поднял, а вот корсет упал на пол. Все тупо проследили за его полетом. – Одежду! – добавил он, прижимая меня к себе и запахивая в полы своей куртки. У Дика в руке треснул и разлетелся на мелкие осколки стакан с вином. Лис с Оськой укоризненно на него посмотрели.
Интересно, зачем затягивать до такой степени корсет на и без того стройной (по описаниям) фигуре? Сдаётся мне, тут был хитрый план, заключающийся в том, чтобы легально придушить Ирлин до той степени, когда причинять вред окружающим она будет не способна. Увы, не вышло.
Я вцепилась руками в перила и спускалась боком. Мужчины ждали. Дойдя до нижней ступеньки, я облегченно вздохнула и, пошатываясь на каблуках, встала перед друзьями. В левой ноздре все еще торчала ватка, я продолжала идиотски улыбаться.
Ангел. Неземной и прекрасный. В стремлении напихать гэгов Мяхар переходит границы идиотии.
Они наконец-то отправляются на бал. Помещение обрисовано едва ли парой предложений, упомянуты те самые розы, в честь цветения которых даётся бал, и, конечно же, вкусняшки! Аж два раза.
Группа расползается "пабабам", с Ирлин остаются Дик и Сон. Подкрадывается дедушка Пенни и подбрасывает Ирлин в воздух. В качестве приветствия. Окружающие, полагаю, с интересом созерцают ангельские панталоны.
Пользуясь тем, что Дика отвлекает какая-то местная шишка, а Сона взяли зерг-рашем девицы, Пенни утаскивает нашу ангелессу знакомиться с неким Зойдом - который, по его же словам, не так давно пытался прибить Дика и вообще тёплых чувств к нему не питает. Конечно же, самая умная мысль - оставить тян, которую все считают невестой лорда, в компании его злейшего врага.
Зойд грязно намекает "бросай его, беги ко мне", нарисовавшийся Дик бьёт его по морде. Культура на местных балах процветает. Зойд растворяется в толпе. Всё, забудьте, этого персонажа мы больше не увидим, и нафига его нам показали мы тоже не узнаем.
После третьего бокала, Дик тащит Ирлин танцевать:
Его глаза были так близко: черные, как мрак этого ненормального неба, жадные, как голод всесильной бездны. Его запах кружил мне голову, его руки обнимали меня за талию, и я чувствовала, как от выпитого тепло растекается по телу и все сильнее и сильнее кружится голова, – иначе с чего бы ее посещают странные мысли о поцелуе с этим человеком, чья жизнь однажды была отдана в мои руки?
– Я твоя хранительница, – тихо прошептала я, забывая, где и в каком времени сейчас нахожусь.
– Я знаю, – как-то очень серьезно ответил он и… жар его губ обжег мои губы, заставляя остатки разума вылететь из головы и наполняя целым миром сильных и странных ощущений, имя которым я так и не смогла придумать на этом балу.
И тут ВНЕЗАПНО на балу объявляется толпа гейлов. Того, который таскается за Ирлин, среди них нет, так что кратко обменявшись репликами типа "ты нужен нам живым, но и труп сойдёт - а ты сделай из меня труп" мужики устраивают драку.
Дик, который до того успешно драл гейлам задницы, в этот раз не может пользоваться своими убер-иероглифами, и разумеется проигрывает. Даже несмотря на подоспевшую кавалерию. Исключительно ради того, чтобы Ирлин могла принести ЖЕРТВУ:
Скорее всего, позже я очень сильно пожалею о том, что делаю сейчас. А может быть, и нет.
Я вытащила из-за чулка маленький кинжал. Два тонких надреза на руках – и сверкающие нити золотой крови падают на камень пола.
Крылья неправдоподобной белизны распахиваются за спиной, а так долго укладывавшаяся днем прическа распадается на тысячи легких сверкающих локонов, обнимающих мои плечи, парящих вокруг головы, – слишком легких для этого мира смертных.
Мне не нужно ничего говорить, ничего делать. Все, что сейчас надо, – это представить лица тех, кого я хочу защитить, и согласиться на цену.
Сон. Лис. Ося. Дик.
Лица представлены.
Плата… плата назначена. И из глаз сверкающими искрами падают хрустальные драгоценности слез. В этом дар и проклятие хранителей, в этом их предназначение: когда нужно – не бояться умереть за того, кого хранишь.
Но вот только я просила не за одного, а сразу за четверых, а потому и простая смерть была слишком малой ценой за просимое. Но…
– Согласна.
Слово сорвалось с губ, неслышимое даже для меня. И перед глазами вихрем пронеслись все те моменты, что я пережила вместе с теми, кого теперь так любила. Никогда больше это не повторится, никогда больше я не увижу их, не обниму пушистого и вечно вредного Оську, не услышу шутливые подкалывания Лиса, не почувствую любовь получившего вторую жизнь Сона и… Его любовь… не узнаю больше никогда. А бьющихся с гэйлами друзей уже накрывал купол, замешанный на пространстве и времени, ограждая от злобно шипящих гэйлов и давая отдых усталым рукам.
Купол телепортирует мужиков чёрте-куда, Ирлин возвращается в замок, там её встречает Васька и в лучших традициях местных ангелов устраивает лицемерный разнос. Дескать, в своём стремлении защищать Ирлин (которая вообще-то хранитель) перегнула палку, отдала свою душу (точнее, её половину - вторая-то у Сона, хотя, похоже, на это всем наплевать), и теперь мало того, что она умрёт как человек, так ещё и умрёт насовсем, поэтому ангелы умывают руки и бросают её разгребать это дерьмо.
Ах да, и оказывается ангельский спецназ был на подходе, Ирлин не дотерпела буквально чуть-чуть. Но этого ей не говорят, Васька сваливает молча.
Кому именно Ирлин продала душу нам так и не раскроют.
Снова объявляются гейлы, на этот раз во главе с тем самым. Им нужно, чтобы Ирлин позвала Дика и для этого они её немножечко пытают:
– Я не позову его. – Голос какой-то чужой. Очень хочется умереть побыстрее и не мучиться больше. В голове все еще стоят последние слова Васьки.
Как же это больно – жить.
– Жаль.
Он разочарованно и как-то грустно смотрит на меня, а в следующее мгновение из каменного пола вырастают три длинных лезвия, впиваются в руки, пронзают их насквозь и поднимают вверх, разбрызгивая вокруг капли золотой крови. Третье лезвие оплетает талию, поддерживая меня в воздухе, но боль от этого меньше не становится. По щекам катятся слезы. Это ведь только начало, они не подарят смерть просто так. Ну и пусть.
– Тебе больно?
Смотрю на него. Сколько заботы в голосе! Ему и впрямь неприятно делать это со мной. Какой он странный.
– Больно.
Он грустно улыбается. Опять.
– Мне очень жаль, но я не остановлюсь, пока ты не позовешь его. Ну же, будь хорошей девочкой.
– Нет.
Тысячи длинных острых лезвий вырастают, словно шипы на каменных стеблях, вспарывая плоть, ломая кости, режа сухожилия. Захлебываюсь криком, не слыша саму себя. Кажется, что каждая клеточка кричит и стонет, не давая о себе забыть. Из глаз уже текут не слезы, а все та же кровь, которая заляпала пол и каменные лезвия, она стекает по одежде и бьет из перерезанных вен.
Кто-то сжимает мое лицо. Пытаюсь открыть глаза и понимаю, что они уже широко распахнуты. Он медленно приближается ко мне. Его глаза так печальны, а боль медленно и как бы нехотя стекает в сжимающие мое лицо ладони.
– Так лучше.
Смотрю на него не отрываясь. Как же он красив. И именно он подарит мне смерть. Я в это верю.
– Позови.
Смотрю не отрываясь. В его глазах, наполненных мраком, пылает и бесится неутихающее пламя души. Странно, что даже у него она есть.
– Позови, иначе боль станет нестерпимой.
Пытаюсь ответить, но из горла вырывается хрип пополам с кровью, кашляю, сотрясаясь на лезвиях и чувствуя, как каждое движение отзывается агонией.
– Ну же, позови.
– Нет. – Все-таки я это сказала.
Из глаз-то кровь почему? Для пущего трагизму?
Спутники гейла пытаются влезть для ускорения процесса, получают пинка от главного и отваливают.
– Ты не оставляешь мне выбора, упрямая девчонка.
Я молчу, сознание медленно гаснет.
– Что ж.
Сила вырывается из его пальцев и бьет прямо в мое тело, ввинчиваясь в сосуды, проскальзывая по нервам и наполняя тело. Его сила, прямо противоположная моей.
А я думала, что знаю, что такое боль.
Я ошибалась.
От крика рвутся связки и лопаются барабанные перепонки. Разум, мысли, чувства – все разбивается на мелкие окровавленные осколки, кидая меня в океан безумия. Тело бьется на шипастых лезвиях, уже не крик, а хрип вырывается из разорванной груди. Так больно, так страшно мне еще никогда не было. Слишком жутко, когда это становится тобой, это проникает в мысли, стирает воспоминания, режет чувства и причиняет боль, боль и только боль! Тело застывает изломанной куклой, а потом я падаю вниз, застывая на полу в луже собственной крови, пока лезвия с тихим шипением исчезают в камне пола.
Он склоняется надо мной, что-то говорит. Я не слышу. И не вижу.
Из ангелов Ирлин разжаловали, но ангельские способности оставили. Чтец почти симпатизирует гейлам: они по крайней мере себе не противоречат на каждом шагу.
Алсо, мы узнаём, что демонического обожателя Ирлин зовут Арт. Да, только сейчас.
Убедившись, что ангелочек не отбросил нимб, гейл решает забрать её с собой, типа не пропадать же добру, столько времени за ней бегал.
После шокотерапии тёмными силами, Ирлин вроде бы теряет личность. Диапазон её эмоций теперь сводится к "больно-приятно", гейла она слушается беспрекословно и в принципе ей всё пофиг.
Да, и похоже нас наебали, и зовут этого Гейла вовсе не Арт.
Смотрите сами:
– Она нам еще пригодится, я возьму ее с собой.
Сильные когтистые руки легко, словно перышко, отрывают мое тело от пола. Он смотрит так ласково, будто любит меня.
– Зачем она тебе, Арт?
– Не твое дело. Портал!
Потом:
Стою рядом с ним в огромной пещере. Здесь много таких же, как он. Он велит называть себя Лэа. Мне все равно.
Эталон золотой рыбки.
Арт-Лэа пришёл отчитываться своему начальству. Начальство (вроде бы Аэл, но чтец уже запутался нахуй) намекает, что ангела неплохо бы подарить ему, Арт-Лэа возражает, случается драка и, судя по всему, небольшой переворот. Нафига вводили эту сцену - непонятно, она абсолютно бессмысленна.
И да, это не чтец сильно сокращает, это так повествование и идёт. На каждое новое событие - буквально пара абзацев в три строки.
Огромный дворец, озера лавы, переходы, выложенные прямо над ними. Мосты и балконы, красные с черным витражи вместо окон и черные крылатые тени повсюду.
Тронный зал. Руки связаны и вытянуты перед собой. Лежу на полу около его ног и задумчиво рассматриваю высокую красивую фигуру на изящном резном троне, стоящем на возвышении. К трону ведут ровно десять ступенек. Хочется спать… вечно.
Это - дворец Самого Высокого Начальства гейлов, которым так нужен Дик. Ирлин всё ещё отказывается звать его. Неудивительно, она собственного имени не помнит. Самое Высокое Начальство тоже пробует уговорить ангела, та сообщает, что до конца месяца осталось два часа. Короче, не позовёт и не просите.
Он (король - прим.чтеца) разочарованно встает и поворачивается к Лэа.
– Ну что ж, мы сделали все, что могли.
А в следующее мгновение меня подхватывают сзади чьи-то руки, рывком поднимают вверх и кладут на длинный черный алтарь. Странно, что я не заметила его раньше. Лэа подходит ко мне, пока на запястьях за спиной защелкивают стальные браслеты, такие же обхватывают лодыжки ног. Я лежу и непонимающе смотрю на широкий меч в его руках.
– Прости, – шепчет он, в его глазах почти боль.
Я все еще не понимаю.
– Прости, но ты сама выбрала этот путь.
Меч поднимается и с силой устремляется вниз. Уже понимая, кричу, пытаясь вырваться из оков, сдирая кожу и выгибаясь всем телом.
– Прости.
И два белоснежных огромных крыла падают на пол, а у меня за спиной истекают кровью изувеченные обрубки.
– Прости.
Смерть наконец-то принимает бьющуюся в агонии боли и отчаяния жертву в свои объятия. Две хрустальные слезы легкими искрами падают на алтарь из глаз изувеченного ангела. Простить?
Я прощаю.
Выпьем.
Похоже, что вся эта свистопляска с крыльями имела целью выманить по связи несговорчивого лорда. Ирлин тем временем пытается умереть. Не успевает, заявляется Дик, который глазами умирающего ангела выглядит как целый Смерть, притаскивает с собой Оську, устраивает тотал-побоище гейлам.
А, и Ирлин наконец-то умерла. Вроде бы.
Черная фигура поднимается и медленно поворачивается к настороженно стоящим поодаль гэйлам. Король улыбается, сидя на троне.
– Ты вернулся к нам, избранный небесами и проклятый адом. Мы рады встрече с тобой.
Он не реагирует на его слова. С его плеча на мертвое тело ангела перелетает белый совенок и осторожно прикладывает к ее груди белый снег своих крыльев.
– Я позабочусь о ней, – говорит он, и Смерть кивает.
А после этого… она хищно улыбается, оглядывая свою дань, всю, до последнего избранного на эту ночь. Они еще не знают, но уже настороженно отходят дальше от черной улыбающейся фигуры. Поздно. Цена назначена. Плата собрана.
Лезвия когтей, сила и скорость, ненормальные для существа из плоти и крови, глаза, полные тьмы, и сила, страшная сила, отбивающая любые удары и пронизывающая любую защиту.
Гэйлы защищались. Стены магии, сети тьмы, заклинания и проклятия, вся сила древнего дворца рухнула на пришельца лишь для того, чтобы пройти его насквозь не заметив и разбиться разом о его крылья.
Его ничто не брало, он убивал каждого, до кого мог дотянуться, вращаясь в бешеной схватке с сотнями и сотнями черных крылатых демонов. Кровь, черная, как его глаза, щедро заливала резные плиты пола, а их становилось все больше и больше. Ну и что?
Когти – в горячую плоть, клыки, рвущие мясо и крылья, разрезающие любую магию. Неуязвим? Да. Теперь.
Король смотрел на бойню с легкой улыбкой, а потом сам покинул трон, развернул в воздухе покрывала огромных крыльев и лично спустился к тому, кому сегодня было дано еще одно из сотни имен.
– И имя тебе Смерть, – усмехнулся он и, мгновенно сместившись в воздухе, вонзил меч в его грудь, с хрустом поворачивая его в ране и слегка улыбаясь лишь самым краешком губ.
Пришелец замер, остановившись и глядя в глаза королю подземного мира. И король нахмурился, ему не понравился этот взгляд.
– Ты мертв, лорд, ты проиграл.
Оскал белоснежных клыков и десять когтей, вспоровших тело короля.
Гэйлы в воздухе, на полу и стенах зала замерли, неверяще глядя на того, кто был неуязвим до этого дня.
– Почему? – прохрипел король, чувствуя, как соскальзывает рука с мокрой рукояти меча.
Смерть не ответила, а в следующее мгновение король умер и пришелец рывком вытащил из своего тела меч, поворачиваясь к гэйлам и обнажая клыки в улыбке.
В ту ночь подземный мир лишился лучшего цвета своего войска. Они были отбиты далеко назад, и невидимая и незримая война на этот раз подарила победу небу. Зал вечного подземного дворца был залит кровью от стены и до стены, трупы усеивали все вокруг. Многие пытались спастись, но и им не было пощады. За одного погибшего ангела ад заплатил сотнями погибших и надолго затаился в своих норах, зализывая раны и терпя боль от такого урока…
Страдания и Пафос слились в экстазе.
Дик и Оська всё тем же высоко-страдальческим штилем чинят поломанную Ирлин, но бесполезно, та не оживает. Её забирают в замок Дика, и прикиньте, Сон не умер вместе с ней. Автор как обычно, ничерта не помнит, что сам понаписал.
Там же тусует Васька, которому то ли стыдно, то ли страшно - получается, ангелы киданули Ирлин, а озверевший Дик резко левел-апнулся на последней бойне. Воскрешать даму сердца предлагается просто: сходить к смерти и отдать ей души всех убитых гейлов в обмен на Ирлин. Дик немедля соглашается:
Полотно смерти вздрагивает, покой и тишина разбиваются на тысячи мелких осколков, а меня куда-то швыряет, будто что-то сильное и злое, крепко вцепившись, пытается вытащить меня отсюда.
Крика не слышно, отбиваться нечем, но смерть слышит меня и в ярости наносит ответный удар.
Хватка ослабевает, но не пропадает. Теперь меня не выдирают, а просто не дают уйти к ней, обратно к ней!
Договор.
Что?
Души.
Какие? Мне страшно, я не хочу…
Смерть на резных плитах дворца, тело ангела с обрубками крыльев.
Я рвусь обратно, пытаясь кричать и плакать, но не умея ни того ни другого. А смерть… внезапно оставляет меня, отдавая тому, кто заключил с пей договор. И ни одна боль в целом мире не заглушит ту, что породило это предательство.
Я еще вернусь за тобой.
Не верю. Ни шепоту, ни словам, ни теплу. Ничему! Не верю…
Кровать. Совенок на груди. Дробь дождя, стучащегося в закрытые окна. Боль.
Я вернулась.
И он сидит рядом, сжимая мою холодную руку и внимательно вглядываясь в пустоту моих глаз.
– Ирлин, – тихо и как-то неуверенно говорит Оська, – Ирлин!!!
Дверь распахивается, в комнату врываются Лис и Сон. Недоверие и страх на их лицах тут же сменяются радостными улыбками и счастливыми криками.
Мне все равно. Болят лопатки, напоминая о том, что у меня больше нет крыльев, как нет и неба.
А еще меня предала собственная смерть!
…И последняя секунда с тихим шорохом освободила меня от данного когда-то обещания – хранить…
После воскрешения у Ирлин депрессия, ей ничего не хочется и на всех плевать. То есть больше, чем обычно.
И даже в зеркале, как ни старалась, не могла узнать собственное отражение. Белую кожу пересекали черные полосы, доходящие до подбородка и захватывающие часть правой щеки. Мои глаза больше не сияли золотом и светом, они стали серебряными, как расплавленное серебро, окруженное ворохом белых ресниц. Даже моя походка изменилась раз и навсегда – я больше не парила над полом, словно невесомая фигурка, постоянно норовящая взлететь. Теперь я ходила, ощущая весь тот вес, что чувствует каждый, лишенный неба и крыльев. И это давило.
Жалко её, но не очень (с). Героическое самопожертвование не удалось, приходится сталкиваться с последствиями наверченной хуеты. Но так как чувство ответственности Ирлин не привили изначально, она предпочитает сбежать в себя и дуться на весь мир.
Заявляется пернатый пидорас Васька и заявляет, дескать, всё позади, нужно снова радоваться жизни! Да, после того как вы киданули в эту кашу стажёрку, потом оставили её вообще без какого-либо бэкграунда, теперь давайте делать вид, что ангелы тут ни при чём. Ирлин вроде бы негодует, но... увы, даже смерть ей мозгов не прибавила:
– А если я не хочу. Ты хоть знаешь, что я пережила и какие воспоминания будут теперь навсегда со мной? – Я подняла голову и зло взглянула в его ледяные глаза. – Я ведь почти влюбилась в гэйла! – Он сжал зубы, но промолчал. – Ты слышишь меня или это тоже было частью моего задания?!
– Я предупреждал тебя.
Выпускаю воздух сквозь сжатые зубы и изо всех сил пытаюсь успокоиться. Прошлого не вернешь. Не стоит теперь злиться по пустякам.
Они. Тебя. Кинули. Трижды. Сначала на заведомо сложное задание, затем при постановке печати и после бала. Но нет, влюбиться в гейла куда страшнее! Заебись логека.
И тут Васька щедрым жестом дарит Ирлин новые крылья.
– За проявленные заслуги и прекрасно выполненное первое задание тебе, Ирлин, возвращаются крылья и даруется отпуск на тот срок, который ты сама пожелаешь.
– То есть я…
– Да, Ирлин, ты можешь вернуться на небо. Ну же, надевай.
Чтец уже проплавил таз и начинает выходить в стратосферу.
Крылья магически причпокиваются на место, а печать исчезает. БЛЯДЬ А ХУЛЕ ВЫ ЗАЛИВАЛИ ЧТО ЕЁ НЕ СНЯТЬ УЖЕ НИЧЕМ ЧТО НА НЕБО ИРЛИН ХОД БУДЕТ ЗАКРЫТ ЧТО ЭТО ЗА ЕБАНИЯ МАРАЗМА ЗОЛОТОЙ РЫБКИ фух.
Вместе с крыльями сразу проходит депрессия, Ирлин бежит показываться Дику, тут же нарисовывается остальной цирк шапито, все тискают Ирлин, повар накрывает на стол, все жрут, спят и никто даже не упал.
Хэппи-энд.
Дальше эпилог про охоту на маньяка на кладбище. В лучших традициях первых заданий, с дурацкими шуточками, падениями, нанесениями тяжких и не очень телесных окружающим, и прочей еболой.
Я знаком показала ему молчать, а потом тихо шепнула, чтобы он слетал за Диком и Лисом, как раз караулившими данного маньяка на кладбище.
– Они могут не успеть, – резонно возразил Оська.
– А ты скажи Дику, что меня уже насилуют, – хитро улыбнулась я, слабо представляя себе, что это такое. Наверное, синоним слову «едят».
Оська ахнул, торжественно меня перекрестил и быстро улетел назад к кладбищу.
И ангел с маньяком (зомби или упырём) сели пить чай.
Через две минуты я поняла, что пора, и, соблазнительно улыбаясь, резко разорвала на своей груди рубаху. Маньяк поперхнулся чаем и сильно закашлялся, вытаращив на меня глаза. Я же поползла прямо к нему, распуская на ходу хвост и давая рассыпаться серебру волос по плечам. Маньяк не верил в собственное счастье.
– Ну же, обними меня, – прошептала я и протянула к нему руки, улавливая легкие шаги метрах в двадцати от нас.
Меня немедленно сгребли на руки и радостно заулыбались. Я тоже ему улыбнулась, а потом набрала в грудь побольше воздуха и ка-ак завизжу!
– А-а-а!!!
Дик стрелой вырвался из кустов, врезал сапогом все еще улыбающемуся маньяку по челюсти (челюсть улетела в кусты), вырвал меня из его рук и разрядил в него свой личный дробовик. Голова мгновенно отделилась от тела и улетела в кусты вслед за челюстью и даже умудрилась с ней соединиться, так что в дальнейшем мы могли наслаждаться очень красочной руганью обезвреженного маньяка.
А ещё Дик отказывается целоваться с Ирлин, чем дико её возмущает.
Дело в том, что мы с Оськой дня три назад зашли в деревню к одной знахарке, и она как-то совершенно неожиданно продала мне склянку с зельем, которое могло сделать меня человеком навсегда (правда, если захочу, временно смогу принять обличье ангела). Она сказала, что, выпив его и обретя поцелуй человека, влюбленного в меня, а также любимого мною, я завершу обряд. Но! Дик в последнее время бегал от меня, как от чумы, и я никак не могла заставить его поцеловать меня. А если еще учесть, что он не должен был ни о чем знать… мдя… А я ведь уже размечталась о свадьбе, а Оська – о наших детях, которых он лично воспитает по своему образу и подобию. Блин! Да что ж он такой тупой? Ладно, еще не вечер. Он меня еще поцелует или я его лично придушу!
Вкратце: поцеловал.
Вот теперь точно энд.