В десять вечера стало ясно, что Рокэ в резиденции Его Высокопреосвященства появляться не намерен. В половине одиннадцатого Сильвестр решил, что кардинал Талига может посетить Первого маршала, чтобы, к примеру, даровать тому отпущение грехов. Случилось слишком много всего, чтобы откладывать разговор, и, в конце концов, нет худа без добра – в особняк Алвы прознатчики Его Высокопреосвященства проникнуть не могли, и Сильвестр надеялся, что другим эта задача тоже не под силу.
Сильвестр поднялся в карету, Агний убрал подножку и закрыл дверцу. Третье путешествие за один день, не много ли? Встали с урготами, засыпаем с кэналлийцами?
Предложение Фомы надо принимать, и не только потому, что это снимает денежные затруднения. Пока Ворон развлекается с бордонскими выдрами, Манрики раскроют парочку заговоров, а потом несчастный случай в казначействе унесет жизнь Его Величества, тессория и капитана личной королевской охраны. Алва вернется в Олларию, самое малое, регентом Талига при малолетнем короле, а еще лучше – королем.
Цепь должна быть крепкой, а Рокэ изворотлив, как все кошки мира. Если он будет болтаться в Олларии, то поймет, к чему все идет, и найдет способ избежать короны, но во время войны Ворон видит только войну, вот пусть и воюют. Тем более бить Бордон почти то же, что бить Гайифу, да еще за деньги Фомы.
– Ваше Высокопреосвященство, привратник говорит, что герцога еще нет.
Тоже мне, новость. Рокэ вернулся домой около шести и больше особняка не покидал, но привратник, глядя в глаза посланцам кардинала ясным и чистым взором, раз за разом отвечал, что монсеньора нет и когда будет – неизвестно. Трогательное постоянство.
– Что ж, я подожду в доме.
На кэналлийских физиономиях читалась досада, но на то, чтобы не впустить кардинала, их наглости не хватило. Сильвестр не сомневался, что прикажи Рокэ своим головорезам закрыть двери для всех, включая короля и кардинала, кэналлийцы схватились бы за мушкеты, но соберано, видимо, никаких распоряжений не отдал. Кардинал Талига благословил раздосадованного привратника и поднялся на знакомое крыльцо.
На первый взгляд дворец почти не изменился, разве что в вестибюле прибавилось военных и охотничьих трофеев. Жестом отпустив слуг, Его Высокопреосвященство начал подниматься по знакомой лестнице, к сожалению, ставшей слишком крутой. Пару раз пришлось останавливаться, давая передышку сердцу. Гоганы мудры, они не признают ступенек, только пандусы…
В резиденции Алва Сильвестр не бывал со времен своего утверждения кардиналом, а впервые молоденький секретарь кардинала Диомида посетил соберано Алваро накануне приснопамятного Представления малолетнего Фердинанда, на котором вообразившей себя хозяйкой Талига дриксенской стерве указали ее место. Кардинал Талига и двоюродный дед короля проявили сначала потрясающую решительность, а потом столь же потрясающее мягкосердечие, из которого за тридцать восемь лет выросло два мятежа, пяток заговоров и куча предательств калибром поменьше. Регентский совет королевы Алисы нужно было казнить в полном составе, а ее саму запереть в Багерлее, но Георг Оллар был слишком сентиментален и благодушен…
Струнный перебор вернул кардинала из 361 года в 399-й. О привычке Рокэ срывать зло на гитаре, Сильвестр был прекрасно осведомлен, хотя и не представлял степени мастерства своего непредсказуемого союзника. Занятно, второй музыкальный сюрприз за день, сегодня все неожиданности летают парами, как голуби по весне.
Дверь в бывший кабинет Алваро была распахнута настежь, гитара замолчала, но кардинал не сомневался – Ворон, если только его не унес Леворукий, там. Существовала определенная опасность нарваться на пулю, но Его Высокопреосвященство решил рискнуть и шагнул через порог.
– Кардинал Талига желает знать, почему Первый маршал оного Талига не пристрелил кансилльера все того же Талига? – Алва поднял голову от кувшина, куда переливал вино из запыленной бутылки. – Увы, эр Август пуле предпочел бокал вина… А что предпочитаете вы? «Кровь», «слезы», или шадди?
– Шадди.
– Быть по сему, – Рокэ потянулся к звонку. Судя по валявшимся у камина бутылкам, он пил уже давно, но на движениях и речи герцога это пока не отразилось. – Садитесь, Ваше Высокопреосвященство. Хотите к камину, хотите – к столу… Лопе, свари шадди. С кардамоном, с перцем, с толченым чесноком или простой?
– Простой. Я все ж не багряноземелец.
– Это как посмотреть. В чем-то вы вылитый нар-шад.
– Как и вы.
– Как и я, – согласился Рокэ, отбрасывая пустую бутылку и высекая огонь. Сильвестр помнил эти отточенные жесты. Точно так же зажигал свечи соберано Алваро. Покойный герцог был чуть выше сына и к концу жизни слегка располнел, но двигались они одинаково легко. Соберано всю жизнь ждал удара, а умер в своей постели, пережив большинство своих врагов. Хорошая жизнь и хорошая смерть.
– Рокэ, я решил откупиться вашей головой.
– От кого? – поинтересовался Ворон, с непроницаемым видом смакуя вино. Кольца с красными камнями на его руке не было, но о кольце и Штанцлере разговор впереди.
– От голода. Вам с Альмейдой придется выиграть небольшую войну. Для Фомы.
– Бордонские дожи?
– И поступившие в их распоряжение гайифские войска. Они собираются блокировать Фельп и порты Ургота.
Рокэ присвистнул и залпом допил вино.
– Альмейда доберется до места к середине осени, не раньше. Армия, даже выступи мы через две недели, доползет к началу все той же осени. Хлеб нам понадобится опять-таки осенью. Готов поставить Моро против покойного Иорама, что Фома тянул до последнего…
– Жермон Тизо, ставший по вашей милости графом Ариго, с восторгом согласится на пари, но хлеб нам действительно нужен.
– Хорошо, – кивнул Рокэ и потянулся к кувшину.
– Что «хорошо»?
– Хлеб будет. Что дает Фома, кроме хлеба?
– Все и еще немного. Платит пострадавшим негоциантам, берет на себя все издержки на ведение кампании, а в случае успешного ее завершения выплачивает два миллиона золотом.
– Плохи у него дела, – меланхолически заметил Рокэ и слегка наклонил голову, прислушиваясь, – ваш шадди…
Появившийся минуту спустя слуга оставил поднос с небольшим закрытым кувшинчиком, почти прозрачной чашечкой и высоким бокалом с водой и неслышно удалился. Сильвестр, сняв крышку, с наслаждением вдохнул крепкий аромат. Шадди – то немногое из доступных человеку радостей, от которого он себя вовремя не оторвал, а сейчас уже поздно.
– Судя по запаху, ваш слуга – настоящий чародей.
– Не забывайте, мы, кэналлийцы, немного мориски, – пожал плечами Рокэ, наливая себе вина. Маршал был таким же, как всегда – ироничным, ловким, на лету хватающим любую мысль, и все же он заперся в доме с вином и гитарой. Почему?
– Я, кажется, еще ни разу не тревожил вас без дела. Почему вы не пришли?
– Не захотел, – Алва пристроил бокал на ручку кресла и уточнил: – Был не в настроении.
– Может, я и не тот злой гений, каковым меня почитают, – Его Высокопреосвященство с наслаждением взял невесомую чашечку, – но я не идиот. На моей памяти вы срываетесь с цепи третий раз. Два раза для этого имелась вполне осязаемая причина. Полагаю, есть она и сейчас, и я даже знаю какая – ваш оруженосец.
– Любопытно, – Алва отшвырнул ногой пустую бутылку, которая обиженно покатилась к камину, – с чего вы это взяли?
– Интрига началась с фальшивого гонца, – Его Высокопреосвященство решил не обращать внимания на льющуюся в бокал «Черную кровь», – вряд ли кто-то с помощью подобного письма надеялся обмануть вас или меня. Фок Варзов умирать будет, не забудет знака, который подтвердит подлинность донесения, да и почерк… Нет, затея с гонцом понадобилась для другого. Для того чтоб ваш оруженосец решил, что промедление смерти подобно, и помчался вас искать. Во дворец.
– Продолжайте, – глухо произнес Алва, – это по меньшей мере занятно. К слову сказать, скорбного вестника не поймали?
– Нет, – покачал головой кардинал, – у него было больше часа, и он этим воспользовался. «Ганс Корш» – старый ызарг, он понимал: первое, что сделает маршал Алва, прочитав письмо – схватит гонца. И это еще один довод в пользу того, что морочили не вас, а Окделла. Как я понял, милый мальчик застал весьма непристойную сцену?
– Ну, непристойной я бы ее не назвал, – задумчиво произнес Алва, берясь за кувшин, – все были одеты… По большей части.
– С вашей точки зрения, возможно, – Сильвестр не знал, злиться ему или смеяться, – я мог бы напомнить, что предупреждал вас…
– Можете не напоминать, – Алва выпил и снова налил, – я помню.
Он задался целью напиться или это игра? Пусть докучливый гость, которого не выгонишь взашей и не убьешь, уберется сам, ведь разговаривать с пьяным что воду копать.
– Если я ошибусь – поправьте. Юный Окделл, как все щенки этого королевства, влюблен в Катарину Ариго, и вдруг – такое зрелище! Что остается бедному герцогу – убить себя или убить вас.
– Это если действовать по советам великого Дидериха, – зевнул Рокэ, – но жизнь не столь поэтична. Полюбовавшись грудью Ее Величества, юный Окделл отправился к баронессе Капуль-Гизайль. Для сравнения.
– Вряд ли он отправился туда по собственному почину, – сухо сказал Сильвестр. – Вы упоминали, что на вашего оруженосца усиленно покушаются. Меня это заинтересовало.
– Ничуть не удивлен.
– Убийца, похоже, устал и отдыхает. Зато мои прознатчики узнали, что герцог Окделл покинул дом баронессы Капуль-Гизайль весьма поздно и прямиком отправился в ваш особняк. Следующим утром он проследовал в некую таверну на берегу Данара, где имел разговор с Валентином Приддом. Затем юноша, оставив лошадь, пошел в аббатство Святой Октавии, причем впустили его через боковой вход.
Герцог потянулся к очередной бутылке, но Сильвестр решил не останавливаться, Алва все прекрасно понимает и, нравится это ему или нет, выслушает до конца. Рокэ ловко открыл вино, но возиться с кувшином не стал, а плеснул прямо в бокал, выпил и немедленно налил еще. Сколько он еще выдержит? Час? Два?
– В аббатстве Ричард Окделл пробыл около часа и еще три часа провел на берегу Данара. Прознатчик утверждает, что молодой человек производил впечатление только что свалившегося с луны. Спустя два дня Ричард посетил особняк Августа Штанцлера, где оставался три с половиной часа. Возвращаясь через Золотую улицу, молодой человек задержался на площади Святого Хьюберта, где просидел на кромке фонтана еще три часа. В восемь вечера он вошел в ваш дом. Больше герцога Окделла никто не видел. Кроме вас и ваших кэналлийцев.
– Звучит загадочно, – хмыкнул Рокэ, он или уже был пьян, или притворялся таковым, – Дидериху б понравилось.
– Без сомнения. На следующий день вы без всякой надобности отправились ко двору, хотя обычно тащить вас во дворец приходится на веревке. По дороге вы прихватили виконта Валме, с которым никогда раньше не пили и не воевали, а во дворце затеяли разговор с Леонардом Манриком, а это семейство вы только терпите…
– С трудом, – уточнил Рокэ, разглядывая вино на свет, – причем с большим. Когда-нибудь я обязательно убью какого-нибудь Манрика. Для сохранения равновесия.
Насчет семейства тессория кардинал придерживался сходного с Рокэ мнения, но сейчас эти люди были нужны. Вот когда дойдет дело до смены династии, Манриков и впрямь придется убрать.
– О Манриках потом…
– Хорошо, – с легкостью согласился Алва, опрокидывая бокал. – Хотите еще шадди?
– Нет. Не хочу повторения октавианских праздников. Налейте мне вина. Что тут у вас? «Черная кровь»?
– Да, – Рокэ глянул на бутылку, – ровесница Рубена…
– Брат был старше вас на десять лет?
– Почти на одиннадцать, – Алва очень спокойно встал, протянул бокал Его Высокопреосвященству и вдруг с силой засадил пустой бутылкой о каминную решетку, брызнули, разлетаясь, осколки…
Сколько он уже выпил? Сильвестр еще ни разу не видел, как Ворон напивается. Еще бы понять, сколько в его пьянстве игры, сколько правды.
– Рокэ, остальное мы обсудим завтра.
Алва то ли не расслышал, то ли не счел нужным отвечать. Он открыл еще одну бутылку и, вернувшись на свое место, отхлебнул прямо из горлышка.
– Ваше Высокопреосвященство, говорите, я соображаю, на каком я свете.
Соображает? Может, и так. Квентин Дорак старше Рокэ Алвы на двадцать один год. И на двадцать четыре года младше его отца… Кардинал Диомид и маршал Алваро, кардинал Сильвестр и маршал Рокэ. Все повторяется и все неповторимо, а жизнь кончается, и только Леворукий знает, успеет он сделать то, что нужно, или нет.
Кардинал Талига сделал маленький глоток. Вино было изумительным.
– Итак, Рокэ, для меня очевидно, что вы явились во дворец с одной-единственной целью – затеять ссору. Не знаю, нужны были вам именно Ги с Килеаном или вы положились на судьбу…
– Скажем так, я рад, что подвернулись именно эти.
– Но могли быть и другие?
– Могли… Мне было нужно четверо… Или восьмеро… Закатные твари!
Алва снова хлебнул из бутылки и потянулся к гитаре, но играть не стал, просто положил на колени.
Его Высокопреосвященство сам не понимал, хочет ли он, чтобы Рокэ сбросил свои вечные доспехи или нет. В душах потомков Рамиро горит Закат, не стоит туда заглядывать. Значит, встать и уйти? Или воспользоваться случаем и увидеть подлинного Повелителя Ветров?
– С вашего разрешения я продолжаю, – кардинал задержал взгляд на блестящем бутылочном осколке. – При ссоре присутствовал Август Штанцлер, но он и не подумал ее прекратить, только добился переноса на утро. Ваши противники настаивали на смертельном поединке, и это при том, что среди них был один первостатейный трус. В секунданты они взяли не только своих сторонников, но и людей непредвзятых. Некоторые из них утверждают, что ваше опоздание удивило братьев Ариго меньше, чем ваше появление.
– Мевен и Валме? Валме поедет со мной в Ургот… Времени в обрез, дожи ждать не будут… Но начнут они с Фельпа!
Вот тебе и пьян! Алваро в этой самой комнате говорил, что из его младшего сына вырастет второй Алонсо, если он наконец решит – ворон он или ласточка. Сын решил. Он не стал вторым Алонсо, он стал первым Рокэ…
– Об Урготе поговорим завтра, сегодня меня волнует Талиг. Вы часто убиваете, Рокэ, но голову вам кровь не кружит…
– Кружит, – в полумраке улыбка Алвы казалась ослепительной, – ох как кружит.
– Я не про ваше треклятое вино, хотя оно и выше всяческих похвал. Сегодня утром, Рокэ, вы пришли убивать. Первого соперника вы прикончили почти сразу, но с Ги и Килеаном вы принялись играть. Раньше вы над своими жертвами не измывались…
Рокэ поднял глаза на кардинала, он был спокоен.
– Покойные вели себя нагло, за что и поплатились.
– А вы?
Казалось, этот вопрос его удивил.
– Я? Я никогда не лаю, Ваше Высокопреосвященство, – размеренно произнес Ворон, – и даже не кусаю. Я рву глотку.
Сильно сказано, но он лжет. Или не лжет, но не говорит всей правды. Что ж, продолжим.
– Иорам попробовал удрать, но вы его застрелили, и никто не сказал вам ни слова. Оставив позади четыре трупа, одиннадцать дворян отправились на завтрак к кансилльеру, где вы щеголяли кольцом Эпинэ и угрожали хозяину пистолетом. И опять никто не попытался вас остановить. Заставив Августа Штанцлера выпить бокал хорошего вина, вы откланялись, причем пустили коня в такой галоп, что сбили мирного горожанина…
– …и вашего прознатчика?
– Нет, мой прознатчик успел отскочить, это был человек гайифского посла.
– Павлины никогда не умели летать…
– Что вы делали дальше – не знаю.
Разговор нравился Сильвестру все меньше, но закончить его было необходимо.
– Спустя полчаса разъехались и остальные, а кансилльер Талига в обществе Манрика отправился во дворец для обсуждения предложений тессория по налогообложению.
– О, кстати! Ваше Высокопреосвященство, я против того, чтоб с Эпинэ и Надора продолжали драть четыре шкуры. Не дело, когда столица объедает окраины, но еще хуже, когда окраины объедают сердце страны.
– Теперь налоги ждут.
До новой коронации. Пусть Рокэ Первый Алва прощает мятежные провинции, это хороший ход.
– Если понадобится, – Алва задумчиво тронул струну, – Кэналлоа заплатит за Эпинэ.
За Эпинэ, не за Надор!
– Манрик еще не знает о войне, а вы еще не знаете, что Штанцлер скрылся. Фердинанд решил увернуться от неприятной обязанности и отправил его к королеве. Катарины в ее апартаментах не было, она молилась в капелле, о чем кансилльеру и сообщили. Он вошел в капеллу и исчез.
– Вознесся? – поинтересовался Алва.
– Выбрался потайным ходом, который обнаружил Манрик. Катарина Ариго могла о нем знать, а могла и не знать, ход начинается в фабиановом приделе, королева всегда молится перед центральным алтарем.
Рокэ, Штанцлер и Катарина Ариго подбили Ричарда Окделла подсыпать вам отраву, которая была в перстне Эпинэ. Именно поэтому Штанцлер и потерял голову, когда вы явились живым и здоровым, да еще с кольцом на руке. Он решил, что вы хотите его отравить, а Окделл или признался, или попался. Выбирая между ядом, признанием и пулей, кансилльер выбрал яд. Видимо, надеялся на противоядие или рвотный камень. Судя по тому, что, покинув гостей на несколько минут, Штанцлер вернулся с позеленевшим лицом, это был рвотный камень.
– Он зря его потратил, – скривил губы Алва, – я не имею обыкновения портить вино.
– Вы имеете обыкновение его пить.
– Имею, – Алва залпом осушил стоящий перед ним бокал, – это все, что вы хотели мне сказать?
– Не совсем. Мне нужен ваш оруженосец.
– Не все желания исполняются, – Рокэ вновь тронул гитару, – это из числа неисполнимых.
– Где он?
– Где-то, – пожал плечами Алва, – игрушка сломалась, и я ее выбросил. Закатные твари! Это было так забавно – растить собственного убийцу, и так глупо все кончилось…
Глупо? Четверо убитых, представление в доме кансилльера, разбросанные по полу пустые бутылки… Мевен и Валме в один голос твердят, что утром на Рокэ было страшно смотреть.
– Куда вы его отправили?
– Туда, где ему самое место, – Алва извлек из гитары еще несколько аккордов, – главное, чтобы каждый был на своем месте. Именно это я сказал покойному Килеану, а может, и не Килеану, но кому-то точно сказал…