День не задался с утра, когда Шень, причесываясь на скорую руку, нечаянно выломал сразу несколько истершихся зубцов расчески. Он едва не взвыл от злобы, потому что никак не мог позволить себе дополнительные траты, однако алый гребешок, который верой и правдой прослужил ему несколько лет, был испорчен окончательно.
У чтеца волосы длиной три сантиметра, и он не пользуется расческами, но все-таки: 1) как за несколько лет можно уебать расческу? Он ей людей убивал? 2) Разве несколько сломавшихся зубцов делают ее непригодной? По-моему, сучка просто в очередной раз выебывается.
На работу Шень явился в самом отвратительном расположении духа. Ему подали слишком горячий кофе, да и ненавистные босоножки, которые, казалось, уже пропитались его кровью, никак не улучшили настроения.
Кофе, сука, ему слишком горячий подали. То есть понимаете блядь, да.
Он выплеснул кофе в лицо очередному официанту
Правда, Луиджи был реально поехавший, а это просто одуревшая от собственной власти уебищная тварь.
К обеду Шень успокоился. Он заглянул на кухню и привычно поморщился, увидев одноглазого посудомойщика на привычном месте.
Это, конечно же, тот самый, который пялился на Шеня и тот самый, который будет пялить его весь фик, воплощая собой сомцовость. Почему при виде него нужно морщиться, не ебет никто.
Шень несколько секунд рассматривал мускулистые загорелые руки парня, заросшие жесткими черными волосками.
Бля, сколько раз мы уже встречаем в текстах Шеня, как кто-то зарос жесткими черными волосами? Я не знаю, может, она сходит уже подрочит на Сосису?..
Он так злобно уставился на несчастного парня, что тот покраснел и опустил взгляд. Шень повернулся, чтобы уйти, и нечаянно зацепил рукавом стопку тарелок. Они зазвенели и посыпались на пол, ему под ноги. Посудомойщик, охнув, кинулся вперед, деликатно, но уверенно отодвинул Шеня и поймал уцелевшие тарелки, поставил их на стол. Шень машинально опустил голову, рассматривая осколки на полу, и потерял дар речи, увидев на белой ткани ханьфу жирный желтый отпечаток руки.
- Это… это что такое? – свистящим от злости голосом спросил он.
Это ты криворукий имбецил, который не может нормально пройти по помещению и ничего не свалить. Я вообще не ебу, нахуя он на кухню пришел — видимо, чтобы постоять красивый, поненавидеть всех, а потом нахер начать уничтожать собственность ресторана.
- Простите, господин, - проговорил он удивительно красивым, низким голосом. – Простите, я не хотел.
- Идиот! – рявкнул Шень. – Ты испортил мою одежду!
А ты разбил дохуя тарелок, и их в условиях Даунтауна найти тяжелее, чем постирать шмотки 
Посудомойщик втягивал шею в плечи, извинялся и кланялся, Шень самозабвенно орал, в глубине души радуясь, что может спустить на него пар. На крик сбежались официанты, тогда Шень пустил в ход веер и отправил всех обратно в зал. Он уже немного охрип, у него даже рука устала.
Бедняжечка.
- Ладно, хватит визжать, - наконец сказал По. – А ты оплатишь внеплановую прачечную. Сколько мы тебе платим?
- Зеленый за день, - тихо ответил посудомойщик.
- Вот и ладно, - рассеянно сказал По. - Завтра выйдешь бесплатно, а твою оплату за два дня мы удержим на внеплановую прачечную. Договорились?
Посудомойщик молчал и вертел в руках тарелку. Шень тоже молчал, его до глубины души поразило, что такой грязной и физически тяжелой работой с рассвета до заката занимаются буквально за еду.
Меня тоже до глубины души поражает, что По, который выписывается типа "добрым сомцом" на самом деле уебище, которое держит своих подчиненных на голодном пайке, но я не могу взять в толк, что такого супер-грязного и физически тяжелого в том, чтобы мыть тарелки. Не сказка, конечно, но и не ящики таскать, не?
- Хорошо, - процедил Шень. – А ты серьезно собираешься лишить парня еды?
По остановился и посмотрел на него с недобрым интересом.
- Прости, но, кажется, это ты развопился на весь «Гунмэнь» о том, что тебя грязно облапали, - проговорил он. – Я решил проблему. Что ты еще от меня хочешь?
Да хер его разберет. Он вообще ебанат, сначала он устраивает истерику с нихуя, потом устраивает истерику о том, что По с этим что-то сделал.
В общем, Пинг срется с По на тему того, кто куда таскает объедки с кухни, По говорит, что у него из-за этого недосдача, из чего я могу сделать вывод, что он кормит своих посетителей объедками, все срутся, а потом мирятся, и посудомойщик остается посудомоить.
Домой он не пошел, хотя следовало как можно скорее отнести ханьфу в прачечную. Когда он переодевался и невольно прислушивался к тихому стуку посуды за стенкой, ему стало не по себе. Обычно этот стук был… жизнерадостным что ли, но теперь звучал грустно. Шень ненавидел чувствовать себя виноватым, но почему-то ощущал вину.
Он заглянул на кухню, сам не зная зачем
Да ты вообще шароебишься по всему Гунмэню туда-сюда неизвестно зачем, а потом бьешь тарелки. ЧСХ, никто ему ни слова за разбитое имущество не сказал, уебку.
Он решил заглянуть в Сталелитейный: не столько ради заработка, сколько для того, чтобы ощутить рядом другого человека, чтобы разделить с кем-то неожиданно охватившее его одиночество. Сталелитейный, с его торгами, с его нехитрыми удовольствиями, с посетителями и тихими стонами из темных развалин, был не тем местом, где можно грустить, тут каждый поневоле заражался азартом.
Потому что Грейс не шлюха. Он трахается за талончики, чтобы избавиться от одиночества. Да.
Шень нашел себе место и привычно распустил косу – и даже скривился, когда увидел, что к нему направляется тот самый здоровяк, которому Шень когда-то заехал коленом в пах.
Ну начинается.
- Я с тобой не пойду, - медленно сказал Шень, не сдвинувшись с места. – Ты мне не нравишься.
- Зато ты мне нравишься, – развеселился здоровяк. – И я никуда не уйду, буду стоять тут и портить тебе торговлю.
- Отстань от меня, - рассердился Шень. – Что ты привязался?
- Хорошенький очень, - с насмешкой ответил здоровяк. – В душу запал.
Что ты привязался, я все По расскажу, утютю.
- Да ладно тебе, - сказал он наконец. – Один раз задницу подставишь… ты же из тех, кому это нравится. А я тебе еще и заплачу за это, ну? Сплошная выгода!
Шень подумал. Интуиция тихонько шептала, что лучше отказаться и сбежать переулками, слишком уж подозрительно блестели глаза у этого громилы, и все же… оплата была хорошая, и секса у него давно не было, а парень вроде ничего…
И тут я сломался. Просто нахуй сломался.
Знаете, есть хорошие способы выписать, скажем, проституток. Какая-нибудь там Брона Крофт из "Пенни Дредфул" может нам не нравиться (потому что он припизднутая дай боже), но мы не можем не понимать весь ужас ситуации, вынудившей молодую девушку торговать собой за мизерную плату, мы понимаем, что ей движет, мы понимаем, что это в ней ломает и как это на ней отражается.
Есть и хорошие способы выписать, скажем, просто сексуально раскрепощенных девушек, которые просто занимаются сексом со случайными людьми, потому что им хочется заняться сексом, и видит бог, есть еще больше способов хорошо выписать мужчин-проституток и уж, тем более, сексуально раскрепощенных мужчин. Они могут вызывать сочувствие, или понимание, или неприязнь, или смех, но блядь, это будут цельные персонажи, за которыми мы понимаем, что стоит.
За Шенем не стоит, блядь, нихуя. Ему мерзко продавать себя — и тут же он руководствуется соображениями типа "ну хоть трахнусь, да и заплатят мне за это". Он считает унизительным лебезить перед посетителями в ресторане, но нихуя не считает унизительным трахаться с мудаком, который его чуть не изнасиловал несколько дней назад. Он, блядь, хочет "разделить с кем-то неожиданно охватившее его одиночество" — и выбирает для этого засранный район, полный мерзотных недоумков, которые хотят выебать его в жопу за талончики.
Они свернули за угол и прошли подальше, где было меньше парочек. Шень остановился, но Кай схватил его за руку и потащил в темноту.
- Стой, куда? – удивился Шень. – Заче…
И вишенка на торте: этот еблан действительно идет с мудаком, который его чуть не изнасиловал несколько дней назад, и очень удивляется, что это происходит снова. Сука.
- Нежная пташка, - проворковал он. – Будешь кричать мое имя?
- А что, есть от чего кричать? – спросил Шень, стараясь скрыть, как же ему страшно.
Ну, хамить чуваку, который тебя сейчас будет насиловать, очень умно. И правдоподобно, главное.
Такого здоровенного хера у Шеня, и правда еще никогда не было.
Я смотрю на запятую. Запятая смотрит на меня. Я плачу.
- По… подожди! – взмолился он, извиваясь. – Мне больно!
- В этом и прикол, - ответил Кай, проталкиваясь все глубже и глубже. – В этом-то и прикол, пташечка. Спой для меня!
Шень заорал. Он прекрасно понимал, что никто не поможет ему, никто и внимания не обратит на его крики, всем наплевать, но молчать он не мог, ему было слишком больно, поэтому он кричал и захлебывался слезами.
- Люблю эту музыку, - сказал Кай, медленно покачиваясь и прижимая каждым толчком Шеня к стене.
Шень отдышался и утер локтем слезы.
- Что, когда не орут, уже не встает? – прохрипел он. – Импотенция настигла?
Шень как бы говорит нам:
Он испугался и осекся, но Кай только засмеялся. Он покрутил Шеня, подбросил его выше и снова принялся трахать. Крупный член упирался в простату, тыкался в нее при каждом толчке, и Шень, к собственному отвращению, заметил, что внутри его тела нарастает механическое, плотское возбуждение. Он испытывал беспомощную ярость, злость на себя самого и этого недоноска, но вот его тело испытывало еще и кое-что другое.
Простата работает не так, блядь.
- Отпусти руку, - тихо попросил Шень, не пытаясь сопротивляться.
- С хуя бы? – спросил тот. – Зарезать меня вздумал?
- Подрочить, - честно ответил Шень.
Кай замер, потом освободил его руки и сам потрогал за член.
- Ах ты сучка! – расхохотался он. – Да ты же тащишься! Я же говорил, что тебе понравится!
Шень промолчал и только сосредоточенно двигал ладонью по члену, пытаясь крохами удовольствия отсечь боль. К счастью, Кай наконец-то заткнулся и только молча драл его, то и дело впечатывая в кирпичную стену. Шень зажмурился, смаргивая потекшие слезы, простонал сквозь зубы, испуская тонкую струйку семени.
Кай пару секунд подумал, потом погладил Шеня по щеке. Шень попытался отползти, но позади была полуразрушенная стена, так что он бесплодно забарахтался на месте.
Бесплодно, блядь, забарахтался. Я бесплодно, блядь, барахтаюсь, пытаясь продраться через этот сучий текст.
Между ног было мокро, Шень привалился плечом к стене, мазнул ладонью по бедрам и застонал, увидев на пальцах кровь… немного, вазелина было больше, но кровь – это всегда плохо.
Позвольте поднять бокал за то, что в кои-то веки насилие произошло со смазкой.
Он кое-как натянул штаны и захромал обратно в «Гунмэнь», медленно, шатаясь, словно пьяный. Должно быть, кто-то на небесах его сильно любил, потому что добрался Шень без происшествий – цеплялись и к здоровым и сильным, а он всем своим видом кричал, что болен, слаб и беззащитен.
Блядь, Даш, ты издеваешься? Да любой, сука, мелочный дегенерат, увидев твоего распрекрасного Шеня, бредущего по улицам, захочет его ограбить или отпиздить. Потому что он красивый и по меркам Даунтауна ухоженный, а значит, у него могут водиться деньги, и главное — он, блядь, не может дать сдачи.
- Ты что, обкуренный? – удивленно спросил По, наблюдая, как Шень бессильно барахтается и пытается подняться. – Погоди, это кровь? Откуда?
Шень с трудом встал на ноги. По брезгливо взял за край замызганной ветровки, затащил в дом и закрыл дверь.
Я, эм, не вполне уверен, откуда у него такой эффект с паданиями, барахтаниями и кровью, если внутреннего кровотечения у него нет.
- Если ты приперся сюда умирать – я тебя за порог выброшу, - проворчал По, но вопреки своим словам, осторожно поднял на руки, стараясь не причинить боли.
Сомец грубый, но заботится.
- Не думай, что я делаю это по доброте душевной, - нахмурился По. – Ты на целый день вышел из строя, а я не потерплю убытков! Завтра самому придется вместо тебя спину гнуть, а этого я не люблю еще больше. Так что отлежись, а потом рассчитаемся.
Сомец пытается сделать вид, что на самом деле он мудак, но мы-то знаем.
Шень кивнул и снова погладил его крупную прохладную ладонь.
- Спасибо, - тихо сказал он.
По неожиданно покраснел до кончиков ушей, освободился и вышел.
Сомец стесняется.
- Не думал, что ты из тех, кто ходит в Сталелитейный, - заметил По, пропустив вопрос мимо ушей.
- Тебе-то какое дело? – огрызнулся Шень. – Иногда хожу.
- Я мало тебе плачу? – спокойно спросил По. – Или ищешь развлечений?
- Мало платишь, - сказал Шень. – Сам знаешь.
По усмехнулся.
Оч смешно, когда ты платишь своему сотруднику, который привлекает тебе клиентов, настолько мало, что он пытается приторговывать задницей. Обхохочешься. Кстати, всем остальным ты тоже нихуя не платишь, смешно, правда?
- Проснись, - сказал он через час, встряхнув Шеня за плечо.
Шень так и взвился.
- Ты издеваешься? – злобно прошипел он, с трудом сдерживаясь, чтобы не врезать По подушкой.
Сучка охуевает.
По вернулся через несколько минут, вытащил из шкафа второй матрас и расстелил рядом.
- Ты что делаешь? – настороженно спросил Шень.
- Собираюсь спать, - невозмутимо ответил По и бросил в Шеня подушкой. – Закрой рот и не нервируй меня.
- Ты... ты будешь спать тут, рядом? – спросил Шень дрожащим голосом.
По остановился.
- Это моя спальня, - повторил он терпеливо. – И ты занял мою постель. И ты очень крепко мне должен, Шень. Так что заткнись и спи, пока я не выбросил тебя в окно.
Сучка охуевает еще сильнее. Сомец терпеливо терпит. Мне кажется, я видел эту канву уже раз сто.
Шень прислушивался, вглядываясь в темноту широко раскрытыми глазами. От По шло ровное тепло, Шень и не помнил, когда он последний раз спал с кем-то в одной постели, с кем-то настолько горячим. Он чуть-чуть подвинулся ближе, потом еще ближе, потом попытался незаметно накрыть себя одеялом По – и взвизгнул от неожиданности, когда По резко сел и схватил его за горло.
Итак, сначала Шень истерит, что кто-то будет спать рядом с ним, потому что его только что изнасиловали и ему мерзко, но уже через пять минут он об этом забывает и пытается забраться к сомцу под одеяло. Я просто не могу, простите.
- Я чего-то не понял, - хмуро спросил По, бесформенно огромный в темноте. – Тебя что, мало оприходовали, ты добавки захотел или что?
- Н-нет, - пробормотал Шень. – Мне… мне холодно.
- А, - сказал По. – Ну да… а я думаю - чего ты зубами стучишь, вдруг ты меня сожрать решил?
Он бесцеремонно подтянул Шеня к себе и устроил рядом, вдоль своего горячего крупного тела.
- Кому-нибудь расскажешь, что было – я тебе шею сверну, - пообещал По.
Стласный и ужасный сомец боится, что кто-то узнает о том, что он не до конца непроходимый мудачина.
По большому счету, в Даунтауне нет социального расслоения, все равны перед лицом великого пиздеца, только кто-то голодает, а у кого-то брюхо с арбуз.
А так социального расслоения нет.
Шень смазывает порванную жопину мазью.
Шень повернул голову и увидел, что По стоит на пороге и пялится на него, еле сдерживая похабную ухмылку. Шень с такой скоростью схлопнул колени, что прищемил собственное запястье и зашипел от боли.
Блядь, КАК, КАК.
- Я там порылся в твоем рюкзаке, - сказал он. – Ханьфу отправил в стирку. Надеюсь, пятно сведут.
Шень кивнул.
- А талоны ты, конечно, нашел и удержал в свою пользу? – спросил он.
- А должен был? – По прищурил глаза в хищной улыбке. – Это что, цена за твою задницу?
Шень молчал.
- Не трогал я твои талончики, - улыбнулся По. – Ты честно добыл их в поте лица своего… точнее, задницы своей. Расплатился сполна, верно?
Но тут сомец вспоминает о том, что он в произведении Даши, и становится настолько мерзким, что я хочу наблевать на клавиатуру.
- Надеюсь, мы раз и навсегда закроем тему смены работы, - промурлыкал По. – Ты будешь работать на «Гунмэнь» до тех пор, пока будешь нужен. А если попробуешь переметнуться в «Пиньяо», я тебя за волосы притащу обратно, и буду в своем праве.
Так мы узнаем, что сомец просто хотел заграбастать сучку себе.
- Чем ты недоволен? – спросил он. – Разве «Гунмэнь» такое плохое место? Ты предпочел бы квартал Бабочек? Или хочешь сортировать помойки?
- Нет, - ответил Шень.
- Тогда что тебя не устраивает? – спросил По. – Ты голодаешь?
- Ну… нет, - признал Шень. – Бывает и хуже.
- Именно, - согласился По. – Бывает и хуже.
По — такой типичный злобный капиталист с антиамериканских плакатов. Удивительно то, что при этом Даша пытается выписать его положительным героем и показать, как он на самом деле тайно обо всех заботится. Спойлер: нихуя.
Он все-таки взял книжку с соседней подушки и засмеялся вслух, увидев, что это сборник старинных порнорассказов. Шень хорошо говорил на низком языке, но плохо читал, а рассказы были написаны устаревшим низким языком, поэтому Шень сумел прочитать только один коротенький рассказ о парнишке, который нашел работу в рыбном магазине. Шень увлекся, полистал страницы и нашел еще один интересный рассказ о враче-альбиносе, который жил в заснеженном городе в горах.
ДАША, БЛЯДЬ.
«Значит, По у нас любитель сентиментальных любовных порноисторий, - ухмыльнулся Шень. – Миленько».
Нет, Даша. У тебя не "сентиментальные любовные порноистории". Твои порноистории хорошо описываются вот этой гифкой.
- Умеешь носить? – спросил он.
- Гэта! – ахнул Шень. – Откуда они у тебя?
Он буквально вырвал деревянные, потертые гэта у По из рук и прижал к груди.
- Видимо, умеешь, - пробормотал По. – Вообще-то, это мои детские… но на здоровье.
Шень рассматривал гэта и не мог насмотреться – здесь, в этой жопе мира, где не было приличных дорог, где от асфальта осталось одно воспоминание, где в любой момент можно пропороть ногу ржавым гвоздем, здесь ценились дешевые и удобные кеды.
Выпьем за сучку, которая увидела шмоточку и впала в восторг. Выпьем за то, что Даша не в курсе, что кеды на раз-два пропарываются гвоздями и стеклом, дерзкочиковая наша.
- Кофе, - приказал Шень и осторожно сел в уголке, пожалев, что не взял с собой подушку. Впрочем, пошли бы разговоры…
- Сам себе свари, - буркнул Пинг. – Все заняты.
Шень не обратил на него никакого внимания, ткнул пальцем в одного из официантов, наугад.
- Ты, - сказал он. – Кофе. Живо.
Знаешь, Шень, именно за это тебя и не любят.
Шень троллирует посудомойщика, страстно облизывая губы, потому что это то, что ты делаешь после того, как тебя жестоко изнасиловали.
Да и вообще, сидеть было больно, так что Шень допил кофе и ушел наверх, решив сполна насладиться неожиданным выходным.
Неожиданный, блядь, выходной, вызванный тем, что тебе порвали анус.
Книжку По куда-то убрал, но Шень порылся в шкафчике с книжками - сплошь порнушка, но, к чести По, все-таки не порнокомиксы для совсем тупых. Названия были говорящие, одно хлеще другого: «Мой наложник» и «Мой господин», наверное, из одной серии, а еще «Раба любви», «Раба страсти» и «Раба желания», Шень не стал проверять – разные ли это рабыни или одна и та же, которая совершает систематическую ошибку. Наконец он устал выбирать между «Узами любви», «Узником любви», «Узницей любви» и «Пленниками любви» и вытащил первое попавшееся.
- Я же просил не трогать мои вещи, - тихо сказал По, вытаскивая книжку из его пальцев.
Шень поморгал и сел. Он и не заметил, как заснул, уронив книгу на грудь. История оказалась ничуть не возбуждающей и попросту скучной.
Не то что твои фичочки, да, Даша? 
Шень проснулся от нежных прикосновений к бедрам. За окошком розовела заря, спальню залило прозрачно-золотым светом. По навис над ним на одном локте, отодвинув одеяло, и почти трепетно трогал Шеня за ноги.
- Какого хера? – хрипло спросил Шень, осоловело моргая.
По промолчал, повел ладонь вниз и легонько сжал колено. Шень рванулся прочь, но По успел его перехватить и отшвырнул обратно на спину. Шень уставился на него диким взглядом.
- Не надо бояться, я хочу сделать приятно, - сказал По, взгляд у него был тяжелый, потемневший от желания.
- Мне уже сделали, - прошипел Шень. – Второй день сидеть не могу!
По кривовато улыбнулся.
- Не, я не так, - сказал он. – Я нежно.
Убейтесь оба при помощи напильника и ржавого швартовочного крюка, чтобы я мог смотреть на это и безумно смеяться.
По настойчиво развел его колени, не забыв еще раз облапать ноги, и скользнул пальцами между ягодиц. Шень вздрогнул.
- Больно? – тихо спросил По.
Шень отрицательно покачал головой, решив, что сопротивляться не станет, себе же хуже.
Конечно, ему не больно, ему же всего-то анус порвали, ну что ты.
По нежно целовал его шею, оставил засос на горле, потерся щекой о щеку.
И мы в очередной раз понимаем, что с сексуальным опытом у Додо негусто, как и с анатомией.
- Заодно и лечебная процедура, - буркнул По и открутил мазь.
- Ты шутишь? – возмутился Шень. – Она воняет!
- Зато лечение по адресу, - невозмутимо ответил По. – Не лягайся.
Шень прекратил пинать его ногой в плечо и расслабился. По смазал член, приладил его и медленно втолкнул.
Я очень хочу выпить, но вчера я допил свою бутылку винишка.
- Ахуеть, - пробормотал По. – Просто охренеть можно… кто бы подумал, что ты такая горячая штучка!
Водолей, а вот для чего предназначена орфографическая ошибка посреди текста? Можешь мне это объяснить, чмо ты лингвистическое?
- О, прости, - сказал По. – Тебе помочь?
Шень отрицательно покачал головой. Раньше, в его лучшей жизни, он вставил в член сережки, поддавшись моде, но потом, перед ссылкой, их пришлось снять - сережки были золотые. Проколы заросли, но Шень все равно не любил, когда кто-то трогал его член.
Как пирсинг в члене связан с тем, что ему не нравится, когда его за него трогают?
Шень поднялся на ноги. К собственному удивлению, он чувствовал себя почти прекрасно. Пару дней назад он думал, что умрет, но теперь он ощущал себя бодрым и здоровым, словно секс изгнал из его тела уныние и болезнь. Прямо какой-то волшебный хуй!
ДАША, БЛЯДЬ. НУ ПИРИВЕТ ТЕБЕ. ХОТЬ НЕ ЦЕЛИТЕЛЬНЫЙ.
Он встал, замотавшись до пояса в покрывало, порылся в штанах и протянул Шеню два синих талона.
- Возьми.
- Это что? – настороженно спросил Шень. – За что?
По пожал плечами.
- Считай, ты сходил в Сталелитейный, - сказал он. – Со мной. Спасибо. В смысле за секс.
Шень подхватил гэта и от души запустил ее в По. Тот охнул и схватился за ушибленное плечо. Шень схватил вторую сандалию, но По, сообразив, что снова получит, скользнул к нему и схватил за руку.
- Ты рехнулся? – спросил он с возмущением. – Какого черта?!
- Не смей! – рявкнул Шень. – Не смей делать из меня шлюху!
- Да что тут такого? – удивился По. – Ты ведь продаешь себя, вот я и заплатил…
Шень отвесил ему звонкую пощечину, чуть не обломав ногти об эту рожу. По заткнулся.
- Это было не за деньги… не за талоны, - проговорил Шень, дрожа от злости. – Не смей… просто не смей! Я не дешевка!
- Ну ладно, - растерянно ответил По. – Не злись, я хотел как лучше.
Шень лучше еще раз сходит в Сталелитейный и порвет себе жопу второй раз.
Шень заглянул в зеркало и остановился, рассматривая себя. Кожа сияла даже в полумраке зашторенной комнатки, глаза блестели, губы припухли… секс определенно пошел ему на пользу. Шень вздохнул, надел кимоно – и выругался от души, заметив на шее лиловые следы жгучих поцелуев. Он постарался припудрить их, но следы, которые оставил По, все равно просвечивали, так что Шень распустил волосы и зачесал их так, чтобы прикрыть горло.
Тут у меня кончилась фантазия. Ну то есть... Как? Как блядь?
Алая помада почти закончилась, - Шень мысленно сделал себе заметку купить новый тюбик, - поставил на стол маленькое круглое зеркальце, подкрасил губы и татуировки на лице. Татуировки выцветали, превратившись из алых – в бледно-розовые
Да знаете, хорошие татуировки даже сейчас за несколько лет не выцветают и с ними ничего не происходит, не то что в будущем. По-моему, мы реально в каком-то ебучем Шоушенк Редемпшен, только ни освобождения, ни искупления нас тут нихуяшеньки не ждет.
«Гунмэнь» оживал, гудел и постукивал, позвякивал тарелками, шуршал скатертями, сквозь занавески пробивался солнечный свет. Шень гордо встряхнул волосами и вышел в зал.
Пойду выйду в окно.
