«Нет запрета для того, кто хочет знать; не положен предел ученику; нет границ для творца. Нет смерти душе, нет преград для памяти, нет конца пути...»
Так записывает, низко склонившись к пергаменту, болезненно худощавый человек, щуря от неяркого света свечи воспалённые бессонницей глаза. «Нет ни ханаттанаи, ни нуменорца», — смеётся память — и, оборвав судорожный горький смех, умолкает."
Итак, у нас часть, в прошлой версии истории отсутствующая как класс - про историю идей.
Дамрод, приазчик из антикварной лавки, пишет трактат.
Условия работы - не идеальные, непредсказуемые, но терпимые.
"Приходилось припрятывать свечные огарки: хозяин был скуповат...
Тем паче, временами добрейший Отрондир становился так же бездумно щедр, мог безо всякого повода справить работникам новую одежду, а жене подарить диковинную статуэтку, тайно привезённую из южных земель, отрез лучшей ткани из метрополии или самоцветное кольцо. ...
А всё-таки перемены в настроении хозяина предугадать невозможно: склонившийся над рукописью человек лучше, чем кто бы то ни было, знает, что с тем, как идут торговые дела, они не связаны никак. И посему, наученный опытом, он уже второй месяц припрятывает свечные огарки, бережно складывает в холщовый мешочек."
Ниенна возлюбила потомков халадинов - это и угнетаемые жители лесов, и не, кто узнает их по языку... В общем, возможнсть найти угнетенных и обиженных (имхо, там, куда их не клали!).
Вот он у нас тоже оказался оттуда.
"Народ Халет среди Трёх Племен — самый не-славный, и вспоминать о нём предпочитают лишь тогда, когда нужно поименовать все три. Дарласу это всегда казалось не столь даже несправедливым, сколь необъяснимым. Разве не Харет из дома Халет была матерью Хурина и Хуора? Разве не Халдир стал их приёмным отцом? А сама госпожа Халет? — она ведь была такова, что завоевала уважение и приязнь Финрода, так что этот благороднейший король говорил за неё и её народ с Тинголом… Дарласу виделось только одна причина: народ Халет был единственным, избиравшим себе вождей не по указке элдар. Малоприятное, неудобное объяснение, но иного не находилось. "
В общем, их обидели и не замалчивали, имен не осталось, считай... Но над этим Дарлас и его семейство работает!
" Род Дарласа гордился своим наследием: имена детям давали только на языке халетрим, хотя на нём никто не говорил уже много веков. Наверное, это наложило некоторый отпечаток на Дарласа: вечное напоминание о всеобщем пренебрежении — и в то же время метка некоей избранности. Объясняет ли это, почему такая судьба выпала именно ему, тишайшему помощнику лавочника, незаметному при жизни и оставшемуся безвестным после смерти? — кто знает…"
В общем, краевед со странностями, по уши увлеченной любимой темой, и считающий, что ее намеренно не замечает все остальное человечество. Но писать он засел, заметим, не об истории народа Халет!
"Своей семьи Дарлас не имел, в делах был скрупулезно честен; жил при лавке, не привык долго спать, повышения жалования не требовал, вольностей с покупателями не допускал, был вежлив, предупредителен и незаметен. Однако хозяин знал: о диковинках и снадобьях из варварских стран помощник осведомлён едва ли не лучше него самого."
В общем, идеальный сотрудник. Трудоголик с безобидными страностями. (Хозяин решил расширить дело - и препоручил ему лавку на время, - проверить, что будет.)
...и красивыми глазами.
"Пока глаза Дарласа были закрыты, мыслилось: сейчас поднимет тяжёлые бледные веки, и глаза окажутся под стать лицу — водянистыми, серо-голубыми, тусклыми, как мелкий осенний дождь. А открывалась исчерна-каряя бездна: два глубоких ларя чёрного дерева, два колодца, где всплескивает на дне потревоженная ледяная влага, две тёмных тяжёлых свечи, горящих неровным ярким пламенем. Только редко Дарлас поднимал глаза, реже — смотрел в лицо, а взглядом и вовсе старался не встречаться ни с кем. Было в нём что-то от медлительной ящерицы..."
...и голос у него тоже не подкачал, но беднягу все равно не замечают, даже реагируя на таковой!
"Его глуховатый ровный голос был подобен тихому монотонному напеву или шуму прибоя. Голос казался одним целым с полумраком лавки, с загадочным мерцанием статуэток и шитых золотом тканей, со сладковато-пряным, еле уловимым запахом благовоний; этому голосу было почти невозможно противиться — он убаюкивал, он шептал на краю сознания о дальних странах и таинственных верованиях, и редкий гость мог уйти, ничего не купив; лавку в самом скором времени прозвали «волшебной», и многие стали здесь завсегдатаями, сами не зная, почему. Навряд ли кто-то запомнил лицо продавца — чудилось, его и не было вовсе, просто голос обретали вещи и живой сумрак, сами вещи рассказывали свою историю. "
Хозяину Дарлас понравилс в деле.
"Проведя удачный опыт, Отрондир сызнова сам занялся торговлей, предоставив Дарласу возможность чаще посещать лавки книжников и расширять свои познания, не преминув упредить молодого человека, что вскорости быть тому приказчиком. Известие это Дарлас воспринял без восторга, без удивления и раздражения — как принимал любые перемены. Пересуды слуг его не занимали. Было неинтересно. Избитые слова, пресные суждения. Надменность благородных господ задевала: хуже всего были младшие сыновья, которым не доставалось в наследство ничего, кроме гонора. Вздумай он выдать алебастровую статуэтку Семиликой за изображение верховного божества Ханатты — поверили бы; и это наполняло Дарласа потаённым презрением."
... ну то есть своя надменность у него тоже есть. Меня никто не замечает, зато вы ничего не понимаете;-)
При этом правильные по ЧКА народы не-Запада он оперативно презирать перестал!
"Слушая рассказы моряков, Дарлас избавился от пренебрежения, свойственного людям Запада в отношении варваров; помнится, особо его поразило то, что в Ханатте государем становится не старший сын, а тот, кто наиболее предрасположен к ведению государственных дел. При всей необычности мысль эта показалась ему крайне привлекательной. "
..интересно, а как там с количеством ханаттских междоусобиц?;-) А то разные могут быть мнения... А еще один может быть способен к войнам, другой к дипломатии...
Со слугами он не водится, с господами тоже... Впрочем, один друг у нуменорского "маленького человека" все же есть - конечно, тоже несправедливо обиденны жизнью и окружающими.
"Привычное мироустройство оказывалось не единственным — и, похоже, вовсе не наилучшим.
Единственным человеком, который неожиданно сошёлся с Дарласом, был слуга из богатого дома, которому молодой человек однажды оказал услугу, ссудив деньгами. Крумуи["левша"] (хозяин, давший ему имя на высоком наречии, считал это отличной шуткой) был таким же изгоем, как и Дарлас — косящий на один глаз левша, да к тому же раб, однако человек весьма неглупый, любивший порассуждать, но вынужденный держать язык за зубами. В Дарласе он быстро обнаружил бесценное качество — умение слушать."
И нам этот Левша, оказывается, нужен не просто так - а для попадания нашего героя в историю Нариэли!
"Дело было в том, что у молодого хозяина с некоторых пор начали собираться «сомневающиеся», Крумуи же неизменно им прислуживал и волей-неволей слышал их рассуждения. Ума у него хватало понять, что болтать о таком абы с кем не стоит, но желание хоть с кем-нибудь поделиться зудело и жгло невыносимо. Тут-то ему и подвернулся Дарлас: тот, кто редко задавал вопросы, мало говорил сам, зато слушать умел со вниманием, которое впору было бы назвать жадным, если бы не незаметность его, ненавязчивость, сонно полуприкрытые глаза.
— К нам ещё одна девица ходит, рыжая что лиса, так та и вовсе рассказывает: в стародавние времена была обитель, где о каждом судили не по родству, не по знатности и не по вере, потому как равными созданы все люди, в каждом частица огня негасимого, у каждого свой дар…"
...но название и локацию обители девица огласить забыла, видимо...
"Дарлас слушал; убеждал себя, что всё это лишь сказки и мечты, но в глубине души уверовал сразу и бесповоротно. И сам не очень понимал, для чего ему рассказы Крумуи — не было в этом понятного ему смысла. Он просто запоминал, привычно разбирал на правдоподобное и неправдоподобное, раскладывал услышанное с аккуратностью, как товары по полкам. Зачем? Он не знал. Была ли и вправду такая обитель, не было ли, как её называли — неважно. Названия, имена — всего лишь слова, ярлыки в лавке. Глубже надо смотреть: в суть. На ярлыке можно написать что угодно: товар-то прежним останется.
Видел я деву, увенчанную пламенем, за спиной же у неё был как бы столп ледяной и огненный; и слышал я речи её, но слова шли из огня за её спиной..."
...но есть проблема, иногда описание товара может не уазывать на некие важные его качества, которые выяснятся при использовании...;-)
Библеизм в конце этой части никак не пояснен. Это видение Дарласа?
А пока у нас эта часть переползает в финальный ЖЖ-пост этой истории.
"О деле рыжей ведьмы судачил весь город. Спускаясь к ужину, Дарлас услышал разговор хозяина и хозяйки. Как водится, говорила всё больше хозяйка:
— …И то, верно сказывают, от полукровок не жди добра. Помнишь молодого господина Нолемира — того, который взял в жены Исилломэ[1]? Она-то, хоть и имя ей дали высокое, южанка по матери была, вот и померла от какой-то хвори, до пяти десятков не дотянула даже. С молодым господином тогда вроде как помрачение сделалось, он и отправился на границу… Давненько его в наших краях не видели, а тут, сказывают, объявился: сам худой, лицо тёмное, одет как оборванец, и всё какие-то каракули показывал, всё про них расспрашивал — а что ему ответишь, если и не разберешь, что накорябано? А нынче и вовсе исчез неведомо куда. Сгинет в чужих краях, помяни моё слово; а взял бы себе женщину достойную, нашей крови — глядишь, и жизнь по-другому сложилась бы.
Дарласу было что сказать и о вопросах Нолемира, и о том, куда тот отправился, но он благоразумно промолчал — как и всегда, впрочем."
[1] См. приложения, «Повесть о луне».
Помянутая "Повесть о луне" есть в приложениях. Такая псевдо-японская стилизация. Сюжет кратко (мы прочитали ее за вас!) - пойдя на границу, в каком-то доме, на который он с отрядом нападает и жгет, он видит свиток с изображением Луны над горами - и идет искать, где такое рисуют. Несет его почему-то по маршруту Умбар - страна Ана (видится с сестрой назгула) - Эс-Теллиа - морем в Сиин-Дари, всем по дороге рисует, что он ищет, так и становится в этой Сиин-Дари знаменитым художником сам.
"— Вот и эта рыжая — нечистой крови, оттого все беды, не станут люди зря болтать…
Догадаться о том, что это и есть «сомневающаяся», о которой говорил Крумуи, было несложно: слишком редка рыжая масть что у местных, что у людей Острова."
При этом губернатор оперативно успел завести себе новую рыжую же пассию...
"Хозяин на суд решил не ходить. Нечего там делать уважаемому человеку, дурь это всё, заметил сумрачно, но тебе, конечно, я мешать не стану: хочешь — иди, дело твоё.
Дарлас хотел и пошёл."
И поразлися он, опять же, историей идей.
"Никогда он не обращал внимания на красивых женщин, может, осознавая собственную непривлекательность, и облик госпожи Алмиэль Нариэль отнюдь его не поразил — а вот в разговоры её с судьями он вслушивался со всё более возрастающим интересом. Неожиданно это увлекло его: так увлекает поединок опытных мечников того, кто и меча никогда в руках не держал. Это было совершенно новое удовольствие — следить за словесными выпадами, всякий раз безжалостно рассекавшими паутину доказательств, сплетенную «чистой коллегией», и Дарлас не понял, когда переломилось действо, когда началось иное, невероятное, когда осознание обрушилось на него — но с этого момента он уже не отводил глаз от лица рыжеволосой, неведомое прежде вдохновение пело в нём, и он знал, что она умрёт. "
А нет, не только ей, еще и глюками! Внимание, у нас сейчас, кажется, будет кусок концепта!
"Он понял вдруг неизбежность и необходимость жертвы, которой держится мир. И когда Огненная, не дожидаясь приговора, пошла прочь из зала, Дарлас выскользнул наружу тоже — не за ней, о нет, нет: по улочкам — в лавку торговца заморскими редкостями, туда, к себе, в небольшую комнатушку, у него были чернила, перья и пергамент, он начал записывать то, что увидел и понял — лихорадочно, поспешно, налезали друг на друга строки, но это было совершенно не важно, будет ещё время переписать всё начисто..."
Так, подождите, я правильно понимаю, что это не о необходимости жертвы Мелькора когда-то там, или прямо сейчас за Гранью, это о НЕОБХОДИМОСТИ УБИТЬ ОЧЕРЕДНОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ЭЛХЕ РАДИ СУЩЕСТВОВАНИЯ МИРА?!... Извините за капслок, был напуган.
"Он остановился только когда за окном стемнело. Невозможно стало различать написанное. Надо было спуститься к ужину — он и спустился, и без колебаний ответил на вопрос — да, приговорили к костру; завтра, на площади. Был уверен: по-другому невозможно. Хозяин угрюмо уставился в тарелку, хозяйка, разом позабыв все свои давешние рассуждения, ойкнула и зашептала молитву Эстэ Целительнице и Ниенне Милостивой. Они не понимали. Правду знал один Дарлас. Великое требует жертвы. И он уверился, что непременно создаст великое, достойное этой жертвы."
....и умрет явно не от скромности.
"На это у него уйдет без малого три года. По свитку в год. По году на свиток. Дарлас окажется «человеком одной книги» — как автор «Повести о Турине» или тот, кто создал свод «Квэнта Сильмариллион»; и эту одну книгу он сам будет страшиться перечитывать, а не перечитывать — не сможет. Но до этого ещё почти три года, и торопиться некуда.
Тех, чьи души не закоснели в предубеждении, чьё сердце открыто равно вере и сомнению, тех коснётся мысль Его; и изменится судьба их, и непредначертанным будет путь их, и станут они рукой, и иглой в руке, и нитью, продетой в ушко иглы; и станут способны изменять пути других..."
Встречу назгула прочей нетрезвой компании нашему герою тоже показали. Правда, именно что показали.
"Спустя месяц с небольшим Дарлас решил наведаться в «Морской узел», где, увлечён новыми трудами, давно уже не бывал...
уж больно странная троица нарисовалась неподалёку, в самом тёмном углу. Во всяком случае, Дарласу не доводилось ещё видеть никого из «благородных» пьющим с палачом и с городским сумасшедшим. Жаль, решительно не получалось услышать, о чём говорят эти трое: когда над ухом ревут в пять глоток про то, что «у красотки из Умбара чёрные кудри», собственных мыслей-то толком не слышно.
— Я ж ей яд принёс, да она пить не стала. Делай, грит, добрый человек, что должен...
Для Дарласа, в наступившей после песни тишине, это прозвучало необыкновенно отчётливо. Досада была невыносимой."
В общем, пересесть к ним - это видимо, капитально не по его хатактеру, будет страдать!
"Удивительнее всего было, наверное, то, что на странную троицу решительно никто не обращал внимания. Впрочем, Дарласа отчего-то гораздо больше удивило то, что он сам их заметил. Расценив это как удачу — увы, единственную за сегодняшний вечер, — он то и дело поглядывал в ту сторону, будучи совершенно уверен: если отвлечься надолго, то, оглянувшись, не только не увидишь странных гостей, но, возможно, и вовсе не вспомнишь о них."
Но в визуальном формате ему глюков таки доложили!
"И всё-таки едва не пропустил то мгновение, когда молодой аристократ узкими пальцами сжал предплечье испитого человека без возраста и имени. Помстилось: холод сковывает руку палача, болью пронзает плоть. Показалось: эти пальцы, пальцы лютниста или книжника, смыкаются на руке как тиски, и никаких сил человеческих не хватит, чтобы вырваться — разве что сдирая кожу вместе с мясом, кроша кости, и то навряд ли. Пьяница-палач выпрямился рывком, расправил плечи. Что-то ещё он говорил, снова неслышное, а Дарласу, единственному зрителю и свидетелю, чудился гобелен, по которому серебряная игла — поверх, наискось перечёркивая — вышивает новый узор, меняет изгибы линий...
Что-то творилось за тем столом, незримо для всех: чары? ворожба? Виделось: льдисто взблескивающий клинок вспарывает широкую бугристую ладонь палача, чертя по ней линии иной жизни."
В общем, стоило отлучиться, парочка исчезла.
"И промедлил-то, показалось, всего мгновение — но, покинув «приличное заведение», обнаружил только державшегося за стену палача.... Дарлас бросился искать в лабиринте улочек двоих, пропавших неведомо куда — бросился, поверив вдруг в свою удачу, и, впервые не раздумывая, действуя по наитию, чуть не до рассвета искал, и так и не догнал, не нашёл, и крылатой тени, перечеркнувшей убывающую луну, не заметил, и стыдился после — глупой суматошной беготни, того, что человеку не помог — а зачем тогда слова писал?.."
По итогам Дарлас несколько испортился.
"Он чувствовал себя опустошённым; стал рассеян и замкнут более обыкновенного, говорил то монотонно, то раздражённо, обрывал на полуфразе тех, кто, по его мнению, городил нелепости, даже дерзил хозяину. Впервые на него начали обращать внимание — сердились, удивлялись, недоумевали; впервые он был не безликим слугой, а человеком, способным вызывать какие-то чувства, но даже вскользь это не коснулось его сознания."
Впрочем, починился он любимым средством - текстом.
"И всё вернулось на круги своя; безразличие к окружающему миру вновь овладело им, едва лишь на пергаменте появились новые строки:
Тщетна вера, бегущая сомнений; ибо истинная вера выдержит испытания, и сомнения не страшат её, и противоречие укрепляет её. Не ведающий сомнений тщится казаться сильным из сильных, но сила его — морок и прах. Так Он рассудил, что человек не может жить без веры, потому для следующих за Ним нет ложной веры и нет неверных, ибо все равны перед Пламенем, и каждый судим по делам его и по сердцу его; но Он даровал людям сомнения для испытаний, и тот, кто выдержит испытание, будет подобен клинку, закалённому в огне, во льду и в крови, и станет достоин своего пути..."
Но текст кончился - и упс.
"Необычное в жизни Дарласа окончилось, когда его драгоценные свитки были переписаны начисто. Ещё год или два он надеялся, что жгучее огненное вдохновение вернётся — надеялся, бесконечно перечитывая строки, которые знал наизусть, напиваясь допьяна, убегая от самого себя, страшась того, что более не сможет ничего создать, замыкаясь в страхе, не умея разорвать этот круг. Кажется, даже брезжил в его душе замысел нового творения, но он боялся первого слова на новом, чистом листе,..."
И как-то, знаете ли, фатально закончилось неумение повторить получившийся один раз по наитию опыт писательства.
"Можно, наверное, было выждать: отложить сделанное, попробовать забыть о нём, дождаться того мига, когда нечем станет ни дышать, ни жить, пока не лягут на пергамент новые неровные строки, которые читаешь наутро с изумлением: это сделал я? Нет, правда — я?..
Можно было; но Дарлас так и не сумел этого.
В реке, у самого причала, однажды нашли его тело, никем не опознанное, и похоронили — безымянным"
Незамеченный и обиженный герой доведен до конца. В известной лавке пропал приказчик. У причала что-то всплыло. Даже если плавало долго - может быть узнаваемая одежда и другие приметы... Но нет. Должен быть фигурой гениальной, но незамеченной. Страдательной. (И не думает ли автор о себе в таких образах?? Помните, в ЧКА есть такой подчеркнуто-обычный Дирхаваль, автор истории Турина? Явное повторение мотива.)
" Так и не смогли решить, была его гибель случайностью, сам он решил отнять у себя жизнь, или сделал это кто-то иной.
Свитки его из комнатушки забрал, с согласия хозяина лавки, человек, сказавшийся другом сгинувшего Дарласа.
А через несколько лет вздрогнула и метрополия, и колонии, узнав о существовании «Откровения Огня».
Не за Гранью мира созреют гроздья гнева, не в светлых землях пробьётся родник милосердия: всё, что есть в Эа проклятого и благословенного, рождается не в горних высях и не в огненной бездне, но в душе человеческой, объемлющей целый мир; и выбор, что делаем в каждый миг жизни, есть наша цена."
И вот кстати, чем бы тебе, няша страдательная, не указ твои собственные (или переданные тебе на голову?) илеи? Люди все делают сами, иди и сделай для распространения трактата что-нибудь? Стесняешься объявить, что твое - ну так это: я тут из оного харадского свитка перевел, ой, его уже купили, какой-то купец, уже уплыл, подписи там не было... правда, интересно?
Но нет.
Но кто-то пошевелил после его смерти хоть какими-то псевдоподиями, чтобы эти свитки не сгинули в печке. Тот же Крумуи для начала. Видно, был посоциальней.
*
Дальше у нас после перебивки, так сказать. историографическое послесловие. Цитата из ученого трактата и комментарии к ней.
«Авторство трех свитков «Откровения Огня» приписывается некоему Нариону, личности в высшей степени таинственной. Нынешние последователи этого учения утверждают, что «Откровение» имеет мистическую природу и продиктовано якобы самим Преступившим; однако образ «девы, увенчанной пламенем», заставляет усомниться в этом. Предположительно, имя и жизнеописание автора «Откровения» являются мифом; вероятно также, что само название было присвоено манускрипту много позже, когда он уже стал священным документом отступников. Приходится признать, что доподлинно о создании «Откровения» нам не известно ничего».
Нууууу, первая часть работы - разбор существующей версии, - сделана. Хорошо бы идти дальше...
Какие из этого повествователя выводы? Обидели бедного Дарласа!
"Вот и всё, бедный Дарлас, что останется от тебя через два века. Даже если бы Искупители или Благовествующие узнали правду, они, должно быть, постарались бы поскорее забыть о ней — и это значит, что никто из них так и не понял, не принял написанного тобой, а у тебя заходилось сердце от серебряной искренности слов:
Нет высших и низших, нет того, кто не избран, и нет лишённых дара."
А почему? Что ужасного в его биографии?
"А вы, любезные господа мои, доведись вам выбирать создателя своих священных текстов — кого выбрали бы вы? Вдохновенного провидца — или безвестного приказчика, которому с чего-то взбрело в голову изложить свои мысли о природе души человеческой и о наилучшем устройстве мира?..
Кто бы сомневался."
Конечно, вы же сволочи, любезные господа, и не замечаете скромных гениальных писателей, которые у вас под боком пишут истину и никому ее не показывают...
Кстати, это точно "свои мысли"? Вся история о накатившем и укатившем вдохновении, о котором герой не в состоянии ни с кем поговорить и даже подумать еще что-то как раз *сам*, а не записать, вызывает ощущение "передали на голову". Быа в ЧКА-ПЭ главка про Туора - мол, был он наполнен богом, а потом бог ушел, и ему грустно... Оно, конечно, слэшеры-молчать, - но ситуация выходит прям та же!
А я бы, любезные господа, собрала доступные рукописи и провела бы их анализ. И анализ текста на лексику, стиль, сходжесть и различие этого и того с другими текстами...
Даже если передаавали на голову прямо из-за ГРани, но раз не факсимиле на Ах-энн, будут граматические и лексические особнности... Имхо, ситуцию (анчитан в рукописях, но не из высшего света" "южные колонии, примерно такие-то годы", с вероятием, все это могло бы позволить выявить, вполне возможно. Но это про археографию и прочие вспомогательные исторические дисциплины, а не про "обидели Дарласа". Почему-то бесит меня этот модус.
П.С. из этого трактата и предыдущего сочинения отставного препода получилось некое учение ""Детей пламени", о нем после следующей истории будет лирическое отступление.
