Вы не вошли.
Осенний микро-тур феста!
Тур проходит с 11 ноября по 26 ноября включительно, в 0.00 27 ноября можно деанониться. Или нет, по желанию.
Исполнения выкладываются в этом же треде, с обязательным указанием выполненной заявки. Исполнять заявку можно в любом формате: текст, арт, видео, etc., минимальный/максимальный объем не ограничен.
Обсуждение заявок и текстов тут, в треде ОЭ
1. Алвадик, первый раз, Дик-бойпусси, Дик снизу. Алвадики оба в шоке и в восторге. Высокий рейтинг обязателен!
2. Рокэ Алву слишком много пороли в детстве, и у него сложился условный рефлекс. Теперь он втайне обожает порку и страшно кинкуется от строгости и суровости, а хамит, чтобы нарваться на наказание. Вот только кто рискнет тронуть самого Первого маршала?! Одна надежда на незыблемых Окделлов, развратных королев или ледяных дриксенских адмиралов! Пейринг на вкус автора.
3. Катарина/Эстебан или другие оруженосцы. Можно нон-кон, даб-кон. Королева, заманивающая жертв своей беззащитностью, оказывается властной госпожой. По накуру. Юмор, драма, удовольствие жертвы или моральная (физическая) травма - что угодно на откуп автора.
4. Желательно джен. Рейтинг любой. Желательно юмор, но если получиться хоррор, то заказчик против не будет. Без смертей персонажей. книгоканон. В Кэртиане случилось невероятное. Появился изарг-выходец! И начал кишить.
5. Спокойный пост-канонный мирный и счастливый алвадик в ER. Как они дошли до жизни такой, неважно, главное сам момент! Если рейтинг, то Рокэ снизу.
6. Ойген\Жермон, таймлайн битвы у форта Печальный Язык, когда Жермон был ранен. Ойген получает известие о ранении, находясь далеко от Жермона с силами фок Варзов. Мысли, чувства Ойгена, удаётся ли ему скрывать их.
7. Лионель/Рокэ, модерн-ау. Происходят серийные убийства, но что общего в жертвах не совсем понятно, Лионель работает в полиции и влюблен в своего друга Рокэ. Важно, они не пара, мб сам Рокэ даже с кем-то другим/ой встречается. На самом деле Лионель и есть тот маньяк и убивает тех, кто в каких-то деталях-мелочах (форма глаз там похожа, мб рост схожий и т.п., то есть сходство в глаза не бросается) похож на его друга.
8. Алвадик, таймлайн Раканы, Дик выходит на поединок с Алвой за Альдо, оба ранены, но в итоге живы. Фиксит бодяги с кровной клятвой.
9. Рамон/Хулио, взаимный флирт и ухаживания, похожие на загонную охоту друг на друга. Огненный юст, желательно с высокорейтинговой реализацией
10. Леонард Манрик/Мирабелла Влюбленность в ах какую суровую хозяйственную, экономную женщину и ее способность создать золотой запас буквально из воздуха, искренее восхищение, бес в ребро, поначалу неприступная Мирабелла. Из кинков легкий фемдом. Жанр любой, но никого не убивают и не собираются.
11. Кроссовер с "Не покидай"; джен, рейтинг любой, драма или юмор (или и то, и другое). Однажды в Олларии, или в Ракане, или в Кабитэле, зацветает что-нибудь, и из всех людей начинает переть правда: о делах, мыслях, намерениях, чувствах. Что из этого выйдет? Бонусом можно какого-нибудь бедолагу с насморком, который не врубается в причину переполоха.
12. Вальдмеер, NC-17, драма, Олаф после всех событий стал совсем бессилен в постели, но Вальдес найдет способ доставить удовольствие, кинк на сухой оргазм
13. Хулио Салина/Ричард Окделл. Рейтинг любой, без стекла, но с марикьярскими страстями и хэппиэндом. Хулио, ревнующий Ричарда к Берто и прочей молодежи, приветствуется.
14. Мирабелла/Аурелия. Долгая тайная любовь, можно невзаимная со стороны Аурелии. Смерть Эгмонта и траур по нему - всего лишь предлог, чтобы приблизиться к объекту чувств (и избавиться от Ларака). Чувства с со стороны Мирабеллы и рейтинг на взгляд автора.
15. Отец Герман/учитель фехтования в Лаик (пилотный канон). Можно рейтинг, можно мистику, можно и юмор или все вместе. Сколько в Лаик учителей фехтования: один или двое? Вот и отец Герман ни в чем не уверен...
16. Алвадик, R-NC-17, Реверс с обнаженным Алвой на пути на эшафот (вместо Алвы за какое-то предательство/ошибку к казни и публичному унижению приговорили Дика. Алва в числе наблюдающих (недобровольно)), внешность алвадиков любая
17. Любой пейринг или джен, и любой временной промежуток, главное без смерти персонажей. АУ, в которой сломанный Абсолют не засчитал смерть Эгмонта и попытался выпилить Ричарда, как «неудачного» Повелителя Скал. Не удалось, но Ричард в результате остался искалечен - недостаточно сильно, чтобы это мешало ему жить, но достаточно, чтобы привлекать внимание и мешать (шрамы, хромота и т.д).
18. АУ-реверс, джен. У власти уже давно находятся Раканы, сейчас на троне Альдо. Навозники Манрики и Колиньяры поднимают против него мятеж, но непобедимый Первый Маршал Рокэ Алва разбивает их войска под Ренквахой вместе с маршалом Арно Савиньяком и генералом Эгмонтом Окделлом. Погибают все Манрики, кроме Леонарда, которого раненым тайком вывозят с поля боя, а оставшихся сиротами Эстебана и его сестру отдают на воспитание в семьи Окделлов и Савиньяков.
19. Приддоньяк. Нц-17, мастурбация. Валентин слышит, как Арно где-то в соседней комнате занимается сексом.
20. Пейринг любой, кроме альвадика, алвали и алвамарселя. Слеш, джен, гет. Рейтинг любой. Книгоканон. Кроссовер или ретейлинг с фильмом "Довод".
21. Алвамарсель, херт/комфорт. После несчастного случая у Алвы оказываются повреждены кисти обеих рук. Ему приходится заново учиться держать оружие и писать, и справляется он с этим плохо.
22. Вальдес страстно влюблен и понимает, что Кальдмеера вернут в Дриксен, где он может погибнуть. Тогда Вальдес в дороге или в Придде тайно насильно похищает Кальдмеера, чтобы оставить его себе. Можно дарк.
23. Юмор. Ричард постоянно натыкается на Алву, когда он пытается с кем-то потрахаться – причём каждый раз не по своей вине! Он случайно находит потайные двери, теряется в потайных ходах, в Варасте под ним проваливается крыша домика, пока Рокэ трахается с юной вдовой. Сцена в будуаре Катарины становится последней каплей, и Рокэ высылает оруженосца к Ракану – только чтобы тот вломился к нему в разгар оргии с пантерками со срочными новостями о наступлении Ракана (примчался с Осенней Охотой, прошёл с выходцами, как угодно). - Я проклят! - Вы прокляты?! Это я проклят, юноша!
24. Эстебан-Птица. Кроссовер с Чумным Доктором. Раздвоение личности. Жанр любой, рейтинг любой
25. Катя и СБЧ заставляют Дика соблазнить Алву. он честно старается, может даже политься из лейки. Хоть юмор, хоть драма.
26. Эмиль\Арлетта\Лионель, NC, инцест. Со времени гибели Арно-ст. Лионель заменяет отца во всём, и даже в постели матери. Эмиль узнаёт об этом и решает присоединиться. Больноублюдочность приветствуется.
27. Обрушение Кэналлоа за намеки Алвы на убийство Фердинанда. Убить Алва себя не может, будучи последним Раканом, да и опоздал. Встреча с Ричардом после обрушения Надора, который бездетен и тоже не смог заплатить жизнью.
28. фем!Вальдес/Кальдмеер или фем!Альмейда/Хулио, ВМФ, гендербендер; гет, рейтинг невысокий, сюжет на выбор исполнителя, желательно без драмы, если драма, то с ХЭ.
29. Ричард/Рокэ. Односторонние чувства Ричарда к Рокэ, Рокэ в Ричарда в ответ не влюбляется. Желательно каноничный сеттинг
30. Вальдес привозит Кальдмеера на Марикьяру и знакомит с родителями. Первоначальная острая реакция на то, что сын приволок в дом варитского гуся, и постепенное принятие. Можно юмор
31. Алвадик, омегаверс, омега!Дик, мпрег. Алва узнает, что Ричарда есть сын, и мечется, пытаясь найти оного после убийства Катарины и смерти Ричарда в овраге, никому не объясняя, зачем ему очередной окделльский поросенок. Степень ретконности любая, но за младенца Рокэ переживает искренне, подозревая, что тот от него (так и есть). ХЭ для ребенка. Для его родителей (вместе или по отдельности) ХЭ опционален.
32. Алва/Ричард, юст, Ричард впервые замечает и понимает интерес Алвы к себе
33. Алвадики, рейтинг не важен, суд над Алвой, но стороне защиты не подыгрывает авторка, внешность любая
34. Вальдмеер, NC-17, модерн-АУ, драма, мистика, Олаф во время летнего выезда с поисковым отрядом обнаруживает сбитый во время войны самолет и навсегда оставшегося в кабине пилота. Самолет реставрируют, и он даже снова поднимается в небо, только что-то с ним нечисто…, ХЭ
35. Ойген/Мишель Эпинэ, любой рейтинг, первая любовь в Лаик. Встреча юга и севера. Взаимные чувства, неловкие попытки любви по гайифски, Ойген невозмутимо говорит, что читал, как это делается Для драмы можно добавить в конце Жермон/Ойген, где Ойген сравнивает Жермона и Мишеля
36. Алвадики эндгейм, R или NC, после гибели Альдо власть переходит в руки Ричарда. Ричард не то чтобы дарк, но гибель Альдо, Надора и предательство Робера накладывают определённый отпечаток. Катарина жива, интригует мб вместе с Ричардом, а мб против него, внешность героев любая, но Альдо пилотный мб
37. Близнецы Савиньяки трахают Ричарда, Рока наблюдает (или нет). Можно дабкон, тело предало, немножко больноублюдочнсти. Жанр любой, таймлайн любой, рейтинг от R и выше. Ричарду должно понравится.
38. Прошу арт! Персонажи ОЭ в виде персонажей из аниме "Утена". Классическая сцена вынимания меча из груди на Арене дуэлей. Мечтаю про такой альдоробер, но буду страшно рад и любому другому пейрингу.
39. Рокэ/Айрис. Юмор. Можно рейтинг, можно без. Вынужденный брак с истериками, битьем посуды, надеванием на шею картин, побегами через окно… Впрочем, сначала Алва бесился, а потом возбудился, и теперь, пока весь Талиг с ужасом наблюдает за взрывными ссорами между герцогом и герцогиней Алва, они сами от них получают огромное удовольствие, причем и в горизонтальном положении тоже.
40. Олаф Кальдмеер/Берто Салина. Cо стороны Берто наверное невольное восхищение достойным врагом, которое перерастает в нечто большее при близком общении. Юст. Вальдес где-то рядом, возможно ревнует.Реакция Олафа на усмотрение автора. Рейтинг R.
41. Приддоньяк, ПВП, афродизиак. Что бы скомпромитировать Валентина, ему подливают в напиток афродизиак. На людях Валя держится, но когда он остаётся один, ему становится совсем плохо. Арно предлогает помочь, уверяя, что в этом нет ничего особенного.
42. Лионель/Рокэ, викторианское АУ. Лионель расследует серию жестоких преступлений, и под его подозрение попадает известный хирург, ведущий эксцентричный образ жизни. Рейтинг любой.
43. Алвадик, публичный секс по обоюдному согласию, Алва снизу
44. Джен или пре-алвадики, рейтинг любой, восстание Эгмонта вин вин. Анри Гийом на троне или сам Эгмонт. Политика, установление отношений с проигравшей стороной, кто-то из навозников внезапно по ряду причин остаётся при дворе, мелкий Дик в роли любимца нового двора, внешность любая
45. Вальдмеер. Вальдес влюбился в пленного Олафа, но во время его отлучки Олафа забрали в тюрьму, чтобы насиловать допрашивать и пытать. Вальдес намерен его спасти. Желательно ХЭ.
46. Ричард – Проводник Алвы в Лабиринте. Можно с ХЭ и фикситом (Алва проходит сам и выводит Ричарда?), можно дарк, где Алва совершает те же ошибки, сливая оруженосца, и проваливает испытания.
47. Лионель признается Чарли в любви. Я просто хочу это видеть!
48. Лионель/Валентин: сражение за победу в Битве экстрасенсов Расследование всратых историй, саспенс на грани фарса, срачи с героями сюжетов, лавхейт участников - в общем все, за что (далеко не) все любят это шоу. Ли и Валентин могут быть кем угодно: медиум - чернокнижник по классике или что-то подурнее. Например, шаман, который гадает на оленьих рогах. Они могут оказаться как настоящими экстрасенсами, так и коварными шарлатанами, пытающимися раскрыть друг друга. Главное - атмосфера
49. Ойген\Жермон. МодернАУ, ER, рейтинг на усмотрение автора, хэппи энд.
50. Алвадик, кроссовер с "Благочестивой Мартой", проза. Ричард после встречи с Оноре теперь истовый эсператист: постится, молится (особенно за эра) и противится идее человекоубийства. Алва также приходит к Создателю, угрожает Дораку оставить армию, принять целибат и отречься от винопития. Оба разговаривают с Катариной о целомудрии и со Штанцлером - о спасении души. В Олларию является Мирабелла с Айрис, находит узревшего свет истинной веры, но сраженного физической слепотой Алву в рубище, и Дикона, самоотверженно заботящегося о калеке. На самом деле, оба, конечно, здоровы и много грешат)
51. Вальдмеер, NC-17, драма, dark!Вальдес влюблен всей душой, и ради блага самого Олафа не намерен отпускать его на родину, нон-кон
52. Алва просит у Ричарда прощения за что-нибудь серьезное словами через рот. Не стеб.
53. Алвадики, NC-17, секс на кухне, охреневшая Кончита, у которой пирог из печи не вытащен, а там господа ебутся, прилагается, внешка любая
54. "Вредные задачи" Остера в переложении на условия и персонажей из Талига. Персонажи любые, рейтинг любой, юмор.
55. Детектив в духе Агаты Кристи, но в каноничном сэттинге. Пост-канон, расследование смерти Габриэлы, Джастина или любой кейс на усмотрение автора. Пейринг любой, можно джен. Очень бы хотелось алвадик с подросшим Диком, но необязательно) Участие в расследовании Алвы приветствуется
56. Готфрид Зильбершванфлоссе/принцесса Гудрун/Олаф Кальдмеер. Принцесса сначала испытала небольшой к Кальдмееру интерес, всё-таки мещанин дослужившийся до высоких чинов, он её вежливо отверг, но поскольку ей до этого не отказывали, тут может быть возмущение, что ею пренебрегли, страх, что кто-то узнает. А потом Кальдмеер случайно узнаёт маленький секрет кесаря и его дочери и скажем как-то это выдал... Юст, лавхейт, рейтинг NC-17 или R. Желательно, чтобы все выжили.
57. Алвадик, реинкарнация и трансмиграция . После смерти Дик перерождается в другом мире (один или несколько раз), набирается опыта и прокачивается в психологии, прежде чем снова попасть в своё первое тело на следующий день после ДСФ. Взгляд на эра новыми глазами.
58. Хуан/ куча разного народа. Кроссовер с «Трудно быть богом» Стругацких. Рейтинг. Хуан Суавес – секс-прогрессор в Кэртиане. Добывать нужные сведения и манипулировать политикой Талига проще всего в постели!
59. Арлетта\Лионель, NC, инцест, порка. Из канона мы знаем, что одна из предыдущих графинь Савиньяк приказала выпороть самого Дидериха. С тех пор порка стала семейной традицией и прерогативой графинь. Лионель уже давно не ребёнок, но всё ещё даёт себя наказывать.
60. Надор после смерти Ричарда становится странным и страшным местом, филиалом Лабиринта, расползающимся по Талигу. Попытки Алвы понять и остановить, но без успеха, и Алва понимает почему. Хочется мистики, где кровь Повелителей стихий реально опора мира, а Ракан может заменить только одного (Повелители Ветра вымерли раньше). Без запасных Раканов!
61. Алвадик, реверс. Рокэ реально в положении Дика в первых книгах: Кэналлоа бедствует, семья требует невозможного, Салина посматривают на его наследство, на уши присел друг семьи дор Квентин, с собой в столице даже слуги нет, еще и коварная первая любовь на носу. Ричард, в свою очередь, властитель богатой провинции и герой войны, но несколько ожесточен за трудную жизнь, от оруженосца хорошего особо не ждет, глушит надорский кальвадос и поет завораживающие северные баллады. И да - кого-то в семье Рокэ убил и вроде не кается. Не настаиваю на ПОВ Рокэ, но если получится - было бы идеально.
62. По мотивам микро-накура про Альмейду, залетевшего от Хулио. Рамон познает прелести беременности и охуевает, будущий счастливый отец охуевает ещё сильнее и включает режим агрессивной заботы, окружающие тоже охуевают и заранее прячутся кто куда
63. Ричард Окделл с первого взгляда влюбляется в короля, и это взаимно. Фердинанд/Ричард против всего мира.
64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон
65. Приддоньяк, ПВП, оральный секс. Валентин делает минет Арно. Кинк на волосы Вали, на его красоту.
66. Катарину отравили на ДР (или сразу после). Детектив с поиском виновного(ных). Джен или любые пейринги.
67. Эмиль/Валентин (кнешность книжная) Нежно, задорно и спонтанно, с любым обоснуем, таймлайн любой. Кинк на кружева, чулки, одежду, раздевание. НЕ ангс, НЕ стеб
68. Вальдмеер, рейтинг любой, ожидание встречи, ревность. Кальдмеер исчезает по пути на казнь. После перемирия Вальдес приезжает в Эйнрехт и находит Кальдмеера в особняке под охраной, после ночи любви тот признаётся, что ему пришлось стать любовником кесаря Руперта
69. АУ от канона: сёстры Эгмонта живы, и одна из них замужем за Фердинандом.
70. РоРо, пост-Ракана, лунатизм, возможно, сомнофилия. Робер не просто видит кошмарные сны о прошлом, он во сне ходит (и не только). Рокэ узнает об этом и пытается что-то сделать. Рейтинг на вкус исполнителя, стекло можно, но без совсем уж черного финала.
71. Воспоминания Антонии Алва (или Инес) о доме, родных, о Кэнналоа.
72. Лидик, ливалентин, лилюсьен или любой другой пейринг с Лионелем, где присутствует разница в возрасте и звании в пользу Ли. Секс с явным дисбалансом власти и сил, можно дерти-ток, унижение, элементы больноублюдства, партнер обращается к Ли исключительно "мой маршал". В какой-то момент ему становится чересчур, он называет Лионеля по имени, и оказывается, что все это была игра по обоюдному согласию и к обоюдному удовольствию (пока не стало чересчур). Акцент на смену динамики и изменения в поведении Лионеля.
73. Вальдмеер, NC-17, драма, из Кальдмеера выбивают сведения в подвалах крепости, dark!Вальдес влюблен в его стойкость, но своеобразно, нон-кон
74. Двор Алисы глазами кого-то, кто не Арлетта.
75. Джен. Юмор! Ричард женился на богатой навознице, привез ее в Надор, и тут же вспыхнула война между двумя герцогинями – старой и молодой. Дик в шоке, надорцы с попкорном, при королевском дворе делают ставки.
76. Вальдмеер, NC-17, драма, Кальдмеер отказывает Вальдесу во время первого плена, и Вальдес не намерен упустить второй шанс, даб-кон
77. Каждый раз, когда новоиспечённый барон Дювье надевает свой новый орден Талигойской Розы, с ним (Дювье) случается какая-нибудь досадная неприятность.
78. Мирабелла/? Жанр – на выбор автора, можно драму, а можно юмор))) Мирабелла после смерти Эгмонта срочно ищет себе нового супруга, чтобы ее не упрятали в монастырь или не выдали замуж за кого-то из навозников. Главная цель брака – спасти Ричарда, чтобы его не убили, не отдали на воспитание в чужую семью и не отобрали герцогство, поэтому муж должен быть богат, влиятелен и не находиться в открытой оппозиции к трону, но при этом не отжал бы Надор для себя. При этом у невесты в придачу к таким запросам еще и возраст, характер и специфическая внешность. Результат неожиданный!
79. Дружба между Ричардом и Рокэ. Искренняя, тёплая, внезапная. Можно с врЕменным размолвками. Можно гетные линии у обоих. Или слэшные у обоих, но чтобы не друг с другом. Можно модерн!ау. Ричарду не обязательно знать, кто его друг на самом деле (известная личность, очень богатый и влиятельный человек, например). Ричард может тоже что-то скрывать (может, он шаман какой или играет на волынке, сын мятежника, (порно)писатель под женским псевдонимом, ещё что-то).
80. Катари видит, как Алва разговаривает с королём и понимает, что ревнует и завидует. Рейтинг любой, можно вообще джен. Катари хочет любви и внимания как равной, не чувствовать себя глупой девочкой, разменной монетой в интригах и сосудом для наследников короны, но все это позволено лишь мужчинам, и друг друга эти двое ценят больше, чем её.
81. Жизнь в посмертии. Семейства Окделлов, семейство Приддов и т.д. Чтобы все ходили в гости, сравнивали смерти. Джен, чёрный юмор. Можно любые пейринги.
82. Драма. Алва узнает, что Савиньяки расчетливо использовали его, чтобы прийти к власти в Талиге. В идеале – подслушивает разговор Арлетты с Лионелем. Алва может быть в отношениях с Ли, а может и не быть.
83. Вальдмеер. У марикьяре жестокие обычаи, под райос убивают всех. Есть лишь одно исключение для законных супругов, к которым могут прилагаться их слуги и подчиненные. И это единственный способ для Вальдеса спасти Олафа Кальдмеера...
84. Джен или алвадик или альдоробер. Персонажи смутно помнят себя доретконных. Когнитивный диссонанс, попытки расследовать произошедшее, возможно внутримировое мистическое объяснение.
85. Ричард уполз от Альдотвари и оказался на Рубеже. Теперь он, беспамятный, возвращается на Кэртиану с остальными Стражами выжигать скверну вместе с Бусиной. Течение времени на Рубеже может не совпадать с Кэртианским. Можно спасти мир силой любви и дипломатии, можно не спасать вообще.
86. Руперт - боевой монах Шаолиня. Вообще-то это тайна, но в экстремальных ситуациях Руппи превращается в "Джеки Чана". Можно и буквально.
87. Робер/Альдо, современное ау. Передружба, недоотношения. Альдо заказывает астрологу их с Робером натальные карты, надеясь на отличную совместимость. Но вместо "вы идеальная пара" получает метровый список причин, почему им даже в одной комнате находиться не стоит. Негодование Альдо: возмущение, угрозы, подозрения, что астролог сам на Робера положил глаз, предложения посетить таролога/гипнолога/хироманта/авгура, чтобы сравнить версии. Одиссея альдороберов по всем шарлатанам города
88. Алвадик, Алва куртуазно ухаживает за Диком. Дик в ахуе, ужасно смущается, удивляется, негодует, а потом переходит в контрнаступление! – в конце концов, кто тут тверд, незыблем и на полголовы выше, а у Алвы вообще волосы как у принцессы и надушенные кружева, лепестки ему больше пойдут!
89. Алвамарсель, ER, рейтинг низкий, hurt/comfort, у Марселя умер отец, поэтому он переживает, суетится, организует погребение и т.п. Рокэ тоже приглашён, но приезжает раньше и помогает справиться с горем, как умеет.
90. Алвадики, НЕ омеговерс, секс с мпрегнутым Ричардом, нежно, мило, всяческие поглаживания по животу, и чтобы Алву прям крыло тем, что это его любовник, у них будет ребёнок, малыш, самый богатый и титулованный эвер, его будут холить и лелеять, оба отца жизни за него отдадут, а на мнение окружающих забьют и тд.НЦа
91. Кальденбург, NC-17, драма, fem!Кальдмеер, восторженный Руппи и Офелия, которая не верит в любовь в 20 лет, кинк на разницу в возрасте
92. Дайте Ричарда-эльфа из Надорских лесов, с устарелыми представлениями о мире и непониманием "этих странных людей". Явился в Кабитэлу в поисках предсказанного Короля. Шпагой владеет плохо, привычней к мечам с клинком в форме листа ивы и длинному луку. Маскируется, притворяясь последователем этой новомодной человеческой веры - эсператизма. Денег из дома взял мало, потому что не в курсе инфляции. Кстати, тогда понятно, почему ЛЧ целый Круг цепляются за Раканов - для них это, считай, вчера было)
93. Эйвон Ларак выходит из лабиринта беременным новым повелителем скал. Пейринг и рейтинг любые.
94. алвамарсель, постканон, Рокэ не удалось отвертеться от регенства, что не способтвует ни благостности характера, ни здоровым нервам окружающих Марсель, устраивающий Рокэ разгрузку: хоть изолирует его от всего мира на сутки, хоть в отпуск увезет, хоть еще чего придумает. Усталый раздраженный регент, винишко, гитара, изощренные ласки и нежный секс
95. алвадик, Ричарда хотят выдать за кого-то/женить, он приходит к Рокэ и как в Гардемаринах "не хочу доставаться нелюбимому, люби меня", рейтинг высокий, ХЭ для алвадиков
96. Групповушка Ойген\Жермон\Арно\Валентин. Война кончилась, все выдохнули, устроили пирушку и пиздуховно, но задорно потрахались. Естественно, NC.
97. Приддоньяк. Арно, с отношением к сексу легким, как у Эмиля, соблазняет Валю, которого считает девственником (ошибается). Хочет унизить и обидеть, но любовь нечаянно нагрянет, хэ. Хотелось бы, чтобы Арно не был солнышком.
98. Хочу развёрнутую легенду об Арсаке и Сервилии (мпрежный вариант), с ломкой и мерзким, но дрочным нонконом последнего в плену и комфортингом от Арсака.
99. Иоланта/bottom!Фердинанд. Рейтинг повыше, кинк на подчинение. Без беременностей. (Допы по желанию: - шрамирование - приказы на дриксен - новосериальная внешка Фердинанда - случайный свидетель)
100. Вальдмеер Вальдес соскучился по Кальдмееру и выпросил у ведьм возможность увидеть его на 10-20 минут. Он попадает в разгар жесткого допроса в Дриксен, но никто его не видит и не слышит, и он ничего не может сделать. Или может, на выбор автора.
101. Валедик, ОМП/Валентин, внешность любая, Валентин снизу. Пост-канон, Ричард мертв (или считается мертвым, если автор захочет хэ), у валедиков был юст или разовый секс. Валентин неосознанно выбирает новых партнёров чем-то похожих на Дика. Бонус за реакцию кого-то заметившего из окружения.
102. Айрис/Иоланта. Айрис выжила (одна из сестер) и полноправная хозяйка Надора, который отделился от Талига.
103. Кроссовер с Хрониками Арции. Лионель Савиньяк оказывается сильно болен, серьёзно ранен и т.д. Потом вроде бы выздоравливает, но с постели встаёт совсем другой человек, точнее не человек, а бог-олень Ройгу. Ужасы, высокий рейтинг, возможно хэппи-энд.
104. Хорхе/Арно, пилотоканон, рейтинг любой, будни оруженосца, Хорхе играет на гитаре, Арно слушает под дверью и стесняется признаться своему эру в любви
105. Что-нибудь по мотивам накура про спасателей. Модерн-АУ, приключения, мистика, джен, рейтинг любой.
106. К Ричарду приходит астера в виде идеального доброго, ласкового эра Рокэ, который тискается и внятно разговаривает. Приходит регулярно. Однажды их застает настоящий Алва.
107. Альдоробер. Робер предал ещё живого Альдо, встреча при любых обстоятельствах (Робера схватили люди Альдо или наоборот, Альдо идёт под суд после поражения, что угодно), выяснение отношений, юст.
108. Вальдес попадает в дриксенскую тюрьму, например, после проигранной битвы, и его тюремщики либо Бермессер решают этим воспользоваться. Вальдеса с огоньком насилуют, не оставляя внешних следов, пока однажды Кальдмеер не ловит насильников прямо на пленнике. Спасение, комфорт и попытки завоевать доверие.
109. Алва находит в Олларии и читает дневники Ричара времен Раканы, не в силах оторваться - вплоть до последней записи, где Ричард собирается к Катарине. Неожиданные открытия (не обязательно о любви Дика к Алве) и много стекла.
110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора
111. Паоло/Ричард первый раз в Лаик или, если Паоло выжил, где-нибудь ещё.
112. Алвадик, R-NC-17, Алва не клялся Фердинанду кровью, и Альдо получает на свою сторону "блистательного полководца", а Ричард - новую (старую) головную боль, Альдо из пилота
113. Алвадик страстно трахается после ора и вызова на дуэль вместо отправки к Марианне. Алва снизу, всем понравилось, об остальном подумаем завтра, юноша.
114. Вальдмеер, NC-17, модерн-АУ, Вальдес испытывает самолет, построенный Кальдмеером, кинк на лётную форму
115. Ойген/Жермон или Арно/Валентин, уютный супружеский рождественский изломный секс, ER, прямо флафф необязателен, но без драмы, раскладка любая
116. Ричард – крутой северный тан, прекрасный хозяйственник и руководитель, которого суровые надорские горцы уважают и любят.
117. пре-Алвадик, модерн!АУ. Ричард увлечен живым Рокэ, но не понимает его и с помощью character ai создаёт "своего" Рокэ, очень похожего на настоящего, но который "говорит" понятнее и готов Ричарда хвалить
118. Алвадик, преслэш. Алва приходит смотреть на спящего Дика.
119. Жермон\Йоган Катершванц, NC, PWP, отчасти по мотивам цитаты из канона и комента вчера в треде о том, что Жермон решил возродить традицию прохождения молодых людей через достойных мужей. Секс к взаимному удовольствию, восхищение молодым сильном телом, укусы, возможно, быстрый секс в публичном месте.
120. Ойген/Жермон, fuck or die, в результате оплошности Жермона во время ритуала они должны переспать или он умрет, секс прошел благополучно, но теперь Жермон мается своими чувствами и не может понять, есть ли ответное от Ойгена, и решается на разговор, Ойген в шоке и объясняет что Жермон ему друг, брат, сослуживец etc но никак не любовник
121. Катари/Рокэ, даб-/нон-кон, рейтинг - R и выше, королева использует клятву иначе, чем все думают: любит смотреть, как Первый Маршал раздевается, стоит на коленях, вбирает ртом свои пальцы, пытается растянуть себя и др. Кинк на унижение, акцент на отсутствии телесного контакта — Катари нравится приказывать и наблюдать. Книгоканон.
122. Классический омегаверс с Диком-омегой, которого впервые накрыло течкой в особняке Алвы, а Алва — альфа, но внизапна! он ведёт себя порядочно: просвещает Дика про особенности анатомии и физиологии, утешает, успокаивает феромонами и мурлычет над ним. И они так и не поебались.
123. альдоробер, кинон, Агарис. Робер медленно но неотвратимо влюбляется в Альдо. весна, море, романтика, сияющий Альдо и все хорошо. естественно, чувства окажутся взаимными, но переводить ли юст во что-то большее прямо в кадре или обойтись без признания вообще - на откуп автору. не ангст, не стеб.
124. алвадик, Ричард сверху. Ричарду нравится везде гладить Алву после секса. Спина, поясница, соски, плечи, волосы, если слегка пальцы вводит в рот или анус вообще огонь. Без намерения возбудить, просто ласка. Но это конечно же рано или поздно приводит ко второму раунду.
125. Ричард Горик узнаёт, что его отца подставили и Эрнани на самом деле жив. Его действия. Рейтинг R или NC-17.
126. АУ: случайность в военном деле. Ренваха таки оказалась непроходимой. Или у Феншо оказалось чуть больше мозга. Или что-нибудь еще пошло не так. И наступили последствия. Джен, любой рейтинг.
127. Окделлы чернокнижники или занимаются черной магией. В Надоре своя атмосфера и своя северная мистика, остальные лишь знают, что Надор и Окделлы странные и лучше держаться от них подальше. Надор считается нищим непонятным краем, однако лишь Окделлы сдерживают загадочные северные силы. Дорак решает вызвать Дика в Лаик, Дик насторожен и не привык к нормальному обществу, но пытается скрыть свои особенности и намерен выяснить, как Рокэ Алве удалось убить сильного чародея, его отца...
128. Приддоньяк, шизофрения. Постепенное и заметное поначалу только Арно усугубление психического расстройства Валентина. Арно любит и пытается спасти: покрывает, говорит с лекарями, пробует изолировать. Начинает сомневаться в причинах гибели братьев Валентина, от перенапряжения параноит, чувствует, что сам почти теряет рассудок. Хуже всего то, что из глубины безумия Валентин продолжает любить его тоже.
129. Кэцхен урурукают над тем, что Вальдес нашёл подходящего человека, любит его и любим им. Но на всякий случай проводят с Кальдмеером разъяснительную беседу: что будет, если тот их мальчика обидит
130. Алвадик, флафф (не стёб), рейтинг от R, таймлайн - Вараста или сразу после, книжный канон. Ричарду не понравился первый секс с Алвой, и Алве стоило немалых усилий уговорить его попробовать снова (возможно, заодно рассказать о своём первом неудачном опыте) и постараться сделать так, чтобы второй раз получился лучше первого.
131. Постканонный алвадик с взрослым Ричардом и стареющим Алвой. «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней...»
132. Алвадик, Рокэ кинкуется слабостью Ричарда, NC-17-R
133. Кальденбург, NC-17, реверс-ау, адмирал цур зее Руперт фок Фельсенбург и его адъютант Олаф Кальдмеер, взаимная тайная влюбленность
134. Алва/Ги Ариго: "Блондинов я люблю больше, чем блондинок, Ваше Величество"
135. Алвадик после отравления. Алва влюблен в Ричарда, мечется между выгнать предателя и пониманием, что Дика использовали, а Дорак таки мудак + страх проклятия, но думает, что будучи рядом, сможет вернее защитить Дика от смерти (мол, я пытался отстраняться и все равно нихуя не помогло) и забирает его в Фельп. Объяснение перед отъездом Алвы в Талиг.
136. Рокэ/Ричард/Рамон. Омегаверс, ау без восстания. Ричард - завидная омега на выданье. Грязный, разнузданный секс на троих, двойное проникновение, грязные разговоры, грубый секс, Breeding кинк, чрезмерная симуляция.
137. Что-то случилось с Абсолютом, и с Рокэ слетел флёр бесконечной удачливости и всеобщего обожания. Ему припомнили все его грехи, сместили с должности Первого маршала, Кэналлоа перешла под власть клана Салина, друзья отвернулись. Рокэ отныне вне закона. С горсткой верных слуг он осторожно пробирается в единственное место, правитель которого не объявил во всеуслышание, что не желает его видеть. Рокэ едет в Надор, которым правит Ричард Окделл. Изгнанники доедут, но как примет их молодой тан?
138. Алвадик, R илр НЦа, Ричард пытается спасти Алву, когда он на коне спасал Фердинанда, и его самого помещают в камеру над пекарней, доретконные персонажи
139. Отец Герман (книгоканон)\ кто-то из унаров. Отец Герман в тайне любит наказывать унаров весьма нестандартным способом. Телопредало, развратный священник, юноша, который хочет ещё.
140. Кальдмеер/Гудрун, принцесса решила от скуки подомогаться нового адмирала цур зее, только не делайте Кальдмеера покорным бревном, хочется динамики: пусть согласится и получает удовольствие, или красиво сможет отвязаться или сделать так что от него отвяжутся, или обходительностью доведет прелестную Гудрун чтобы она рвала и метала и весь дворец содрогался
141. Алву в Багерлее таки разбил инсульт с полным параличом одной стороны, и Дик его выхаживает.
142. Крэк! Периодически Алва превращается в манекен. Это замечают только его слуги, остальным норм.
143. У Алана и Женевьев сын и дочь. Время шло, девочка взрослела... Рейтинг PG-13 или R. Желательно джен.
150. Вальдмеер или кальдмейда. У Олафа Кальдмеера есть тайный дар - он может заставить человека смертельно в него влюбиться, но это имеет высокую цену. В бреду Олаф бессознательно применяет этот дар.
151. Кальденбург, NC-17, драма, постканон, Руппи становится кесарем, и намерен вернуть Олафа в Дриксен - для флота и для себя, даб-кон
152. алвали, первый раз, юный Ли перед Лаик соблазняет Росио в кадре селянка, бусики, Эмиль, кто-то из родителей, за кадром неудачный опыт приобщения Рокэ к имперской любви инцетуальные вайбы (еще не большечембрат, но уже почти что младший брат), без анальной пенетрации, но невинным рукоблудием алвали не ограничатся
153. Эстебан/Лионель, омегаверс, можно с мпрегом, рейтинг любой, но лучше невысокий, романтика по-савиньяковски
154. Эгмонт/Мирабелла/Лесничиха Дженни. Крепкие полиаморные отношения, инициатором которых выступила Мирабелла. Сплетни соседей и родственников их не задевают. Можно АУ от канона без восстания.
155. Альдо и Робер успешно организовали оборону Агариса от морисков. Нападение жители и гости города отбили, мориски понесли большие потери. Альдо решил не пытаться сесть на тронив Талиге, а связать своё будущее с Агарисом.
156. Кальдмеер/Вальдес, Вальдес симпатизирует Кальдмееру, Кальдмеер это понимает и, зная что у марикьяре связи между мужчинами не осуждаются, расчетливо растит симпатию в нечто большее и пользуется, не ради мелочей в быту, но ради чего-то большего: военная обстановка, устройство обороны Хексберг и т.д.(как управлять кэцхен)))))) Вальдес ему конечно напрямую тайны не рассказывает, но в их беседах много то, что в Дриксен не знали, не думали об этом с такой стороны и т.п. Альтернативная концовка: Кальдмеера на родине не казнят, в результате новой стычки уже Вальдес в плену у Кальдмеера, который спокойно отдает приказ о повешении
157. Женевьева - покорная жена Гвидо Ларака. Но почему-то все дети от него умирают... NC-17 или R. Можно мистику, можно Женевьеву-маньячку.
158. Вальдмеер, NC-17, приключения, космо-ау, на корабль Вальдеса установили новый ИскИн "Олаф", технофилия
159. Лабиринт, посмертное испытание: глюки с родными, любимыми, незаконченными делами, потаенными страхами и т.д.
Рейтинг, жанр, кинки, сквик - любые
. Персонаж - по выбору автора
Концепцию Лабиринта и посмертия можно трактовать и вертеть как угодно. Заказчик на строгом следовании канонической системе ни разу не настаивает
160. Кто-нибудь троллит Алву. Попаданец в любого персонажа, новый персонаж из "диких" мест, пришедший абвений и тд. Троллинг любой - но лучше тонкий.
161. Ричард попадает в будуар королевы раньше того дня, когда она и Штанцлер планировали, и видит такую картину: Катари яростно страпонит привязанного к кушетке Рокэ. Партнёры не сразу заметили Ричарда. Можно юмор, ангста не надо.
★ 16.Алвадик, R-NC-17, Реверс с обнаженным Алвой на пути на эшафот (вместо Алвы за какое-то предательство/ошибку к казни и публичному унижению приговорили Дика. Алва в числе наблюдающих (недобровольно)), внешность алвадиков любая
★ Вальдмеер, NC-17, драма, Олаф после всех событий стал совсем бессилен в постели, но Вальдес найдет способ доставить удовольствие, кинк на сухой оргазм
★ 111. Паоло/Ричард первый раз в Лаик или, если Паоло выжил, где-нибудь ещё.
★ 159. Лабиринт, посмертное испытание: глюки с родными, любимыми, незаконченными делами, потаенными страхами и т.д.
Рейтинг, жанр, кинки, сквик - любые
. Персонаж - по выбору автора. Концепцию Лабиринта и посмертия можно трактовать и вертеть как угодно. Заказчик на строгом следовании канонической системе ни разу не настаивает - Карлос Алва
★ 21. Алвамарсель, херт/комфорт. После несчастного случая у Алвы оказываются повреждены кисти обеих рук. Ему приходится заново учиться держать оружие и писать, и справляется он с этим плохо.
★ 159. Лабиринт, посмертное испытание: глюки с родными, любимыми, незаконченными делами, потаенными страхами и т.д. Рейтинг, жанр, кинки, сквик - любые. Персонаж - по выбору автора. Концепцию Лабиринта и посмертия можно трактовать и вертеть как угодно. Заказчик на строгом следовании канонической системе ни разу не настаивает - Катари
★ 129. Кэцхен урурукают над тем, что Вальдес нашёл подходящего человека, любит его и любим им. Но на всякий случай проводят с Кальдмеером разъяснительную беседу: что будет, если тот их мальчика обидит
★ 59. АрлеттаЛионель, NC, инцест, порка. Из канона мы знаем, что одна из предыдущих графинь Савиньяк приказала выпороть самого Дидериха. С тех пор порка стала семейной традицией и прерогативой графинь. Лионель уже давно не ребёнок, но всё ещё даёт себя наказывать.
★ 139. Отец Герман (книгоканон) кто-то из унаров. Отец Герман в тайне любит наказывать унаров весьма нестандартным способом. Телопредало, развратный священник, юноша, который хочет ещё.
★ 37. Близнецы Савиньяки трахают Ричарда, Рока наблюдает (или нет). Можно дабкон, тело предало, немножко больноублюдочнсти.
Жанр любой, таймлайн любой, рейтинг от R и выше. Ричарду должно понравится.
★ 73. Вальдмеер, NC-17, драма, из Кальдмеера выбивают сведения в подвалах крепости, dark!Вальдес влюблен в его стойкость, но своеобразно, нон-кон
★ 30. Вальдес привозит Кальдмеера на Марикьяру и знакомит с родителями. Первоначальная острая реакция на то, что сын приволок в дом варитского гуся, и постепенное принятие. Можно юмор, ★ часть два
★ 8. Алвадик, таймлайн Раканы, Дик выходит на поединок с Алвой за Альдо, оба ранены, но в итоге живы. Фиксит бодяги с кровной клятвой.
★ 12. Вальдмеер, NC-17, драма, Олаф после всех событий стал совсем бессилен в постели, но Вальдес найдет способ доставить удовольствие, кинк на сухой оргазм
★ 17. Любой пейринг или джен, и любой временной промежуток, главное без смерти персонажей. АУ, в которой сломанный Абсолют не засчитал смерть Эгмонта и попытался выпилить Ричарда, как «неудачного» Повелителя Скал. Не удалось, но Ричард в результате остался искалечен - недостаточно сильно, чтобы это мешало ему жить, но достаточно, чтобы привлекать внимание и мешать (шрамы, хромота и т.д).
★ 54. "Вредные задачи" Остера в переложении на условия и персонажей из Талига. Персонажи любые, рейтинг любой, юмор.
★ 70. РоРо, пост-Ракана, лунатизм, возможно, сомнофилия. Робер не просто видит кошмарные сны о прошлом, он во сне ходит (и не только). Рокэ узнает об этом и пытается что-то сделать. Рейтинг на вкус исполнителя, стекло можно, но без совсем уж черного финала.
★ 17. Любой пейринг или джен, и любой временной промежуток, главное без смерти персонажей. АУ, в которой сломанный Абсолют не засчитал смерть Эгмонта и попытался выпилить Ричарда, как «неудачного» Повелителя Скал. Не удалось, но Ричард в результате остался искалечен - недостаточно сильно, чтобы это мешало ему жить, но достаточно, чтобы привлекать внимание и мешать (шрамы, хромота и т.д).
★ 110. Валентин - частый гость в имении Савиньяков. Сначала Арлетта думает, что все дело в младшем сыне. Но несколько двусмысленных ситуаций заставляют задуматься, так ли это. Шпионаж, дедукция, опрос свидетелей. С кем из сыновей (но обязательно сыновей) на самом деле роман - на усмотрение автора, ★часть два, ★ часть три, ★ часть четыре, ★ часть пять, ★ часть шесть, бонусная полиамория
★ 64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон
★ 41. Приддоньяк, ПВП, афродизиак. Что бы скомпромитировать Валентина, ему подливают в напиток афродизиак. На людях Валя держится, но когда он остаётся один, ему становится совсем плохо. Арно предлогает помочь, уверяя, что в этом нет ничего особенного.
★ 83. Вальдмеер. У марикьяре жестокие обычаи, под райос убивают всех. Есть лишь одно исключение для законных супругов, к которым могут прилагаться их слуги и подчиненные. И это единственный способ для Вальдеса спасти Олафа Кальдмеера...
★ 122. Классический омегаверс с Диком-омегой, которого впервые накрыло течкой в особняке Алвы, а Алва — альфа, но внизапна! он ведёт себя порядочно: просвещает Дика про особенности анатомии и физиологии, утешает, успокаивает феромонами и мурлычет над ним.
И они так и не поебались.
★ 64. Вальдмеер, NC-17, драма, fem!Кальдмеер канонично попадает в плен, и когда это обстоятельство обнаруживается, оно меняет все, даб-кон, ★ часть два, ★ часть три, ★ new! часть четыре, ★ new! часть пять, ★ new! часть шесть
★ 32. Алва/Ричард, юст, Ричард впервые замечает и понимает интерес Алвы к себе
★ 155. Альдо и Робер успешно организовали оборону Агариса от морисков. Нападение жители и гости города отбили, мориски понесли большие потери. Альдо решил не пытаться сесть на трон в Талиге, а связать своё будущее с Агарисом.
★ 100. Вальдмеер. Вальдес соскучился по Кальдмееру и выпросил у ведьм возможность увидеть его на 10-20 минут. Он попадает в разгар жесткого допроса в Дриксен, но никто его не видит и не слышит, и он ничего не может сделать. Или может, на выбор автора.
★ new! 97. Приддоньяк. Арно, с отношением к сексу легким, как у Эмиля, соблазняет Валю, которого считает девственником (ошибается). Хочет унизить и обидеть, но любовь нечаянно нагрянет, хэ. Хотелось бы, чтобы Арно не был солнышком.
★ new! 105. Что-нибудь по мотивам накура про спасателей. Модерн-АУ, приключения, мистика, джен, рейтинг любой.
★ new! 102. Айрис/Иоланта. Айрис выжила (одна из сестер) и полноправная хозяйка Надора, который отделился от Талига.
★ new! 63. Ричард Окделл с первого взгляда влюбляется в короля, и это взаимно. Фердинанд/Ричард против всего мира.
★ 156. Кальдмеер/Вальдес, Вальдес симпатизирует Кальдмееру, Кальдмеер это понимает и, зная что у марикьяре связи между мужчинами не осуждаются, расчетливо растит симпатию в нечто большее и пользуется, не ради мелочей в быту, но ради чего-то большего: военная обстановка, устройство обороны Хексберг и т.д.(как управлять кэцхен)))))) Вальдес ему конечно напрямую тайны не рассказывает, но в их беседах много то, что в Дриксен не знали, не думали об этом с такой стороны и т.п. Альтернативная концовка: Кальдмеера на родине не казнят, в результате новой стычки уже Вальдес в плену у Кальдмеера, который спокойно отдает приказ о повешении, ★ new! часть два
★★★★★
★ СПИСОК ЗАЯВОК ПЕРВОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ★
★ СПИСОК ЗАЯВОК ВТОРОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★
★ СПИСОК ЗАЯВОК ТРЕТЬЕГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★
★ СПИСОК ЗАЯВОК ЧЕТВЕРТОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★
★ СПИСОК ЗАЯВОК ПЯТОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★
★ СПИСОК ЗАЯВОК ШЕСТОГО ТУРА C ССЫЛКАМИ НА ИСПОЛНЕНИЯ ★
★ 27. Алвадик, алатские поцелуи. В Варасте был момент, где Алва поит Дика из своего стакана, можно там, можно в другом месте. Можно, чтобы Алва пил из стакана Ричарда. Инициатор Алва, но Дик понял в чем суть. ХЭ
★ 28. Фердинанд, Алва, Ричард. По приказу короля Алва избавлялся от любовников королевы: Придда, Колиньяра, Феншо. Настало время Ричарда
★ 104. Килеан/Ричард, Алва/Ричард. Килеан берёт Дика в оруженосцы. Однажды Алва узнаёт, что Дик подвергается насилию у эра.
★269. Херт-комфорт с нонконом для Бермессера. Бе-Ме насиловали и пытали в плену, а потом закомфортьте на все деньги (но не теми, кем насиловали). Участники на усмотрение исполнителя, а ещё прописанность хёрта и комфорта хочу примерно поровну.
★ 228. Свальный грех (можно не всех сразу): Алваро/Арно-ст/Арлетта/Рокэ/Лионель. Больноублюдочные кинки, рептилоидная мораль, но всё по согласию, в идеале - по любви. Книжный (пре)канон, т.е. Эмиль есть, но не участвует. Без чистого алвали.
★ 1. Вальдмеер. Один из них попал в плен, и противники дарят его другому для сексуальных утех и извращений. Кто будет снизу, воспользуются ли пленником или откомфортят, на выбор автора. + 3. Гетеро изнасилование с любым/любыми из положительных персонажей канона. Без жести, ачетакова. В зависимости от статуса дамы потом или заплатить или кхм... позаботится, часть 2, часть 3, часть 4, продолжение, продолжение, продолжение, часть пять, частть шесть
+ вбоквел
★ 9. Валентин/Лионель. Нон-кон, щупальца, трахни-или-умри. Лионель принуждает Валентина к сексу - для магического ритуала или чего-то такого - Валентин в процессе проходит частичную трансформацию в спрута и уже он выебывает Савиньяка.
★ 42. Ли/Валентин. Ли берёт Валентина в оруженосцы. Асфиксия по обоюдному согласию. Рейтинг высокий
★ 79. Алвадик, первый раз, таймлайн Вараста. Алва отсасывает Дику после бегства в степь глухую.
★ 25. Первый секс Лионеля с кем угодно (предпочтительно Рокэ и/или Эмиль) после того как Ли оскопили. Обоснуй любой, но оскопление случилось уже во взрослом возрасте.
★ 154. Алва/Арно младший. В глазах Арно добрый дядюшка Росио превратился в объект вожделения, а поскольку со всеми вопросами и проблемами Арно привык обращаться к Алве (вдруг братья заругают), он по привычке идет к Рокэ. Возможен рейтинг, возможен отказ со стороны Рокэ.
★ 30. Леонард омега. Леопольд пытается воспользоваться этим для для карьеры сына и личных целей, подсовывая его нужным людям во время течки. Можно еще и Леонарда упорного грустного натурала при этом.
★ 220. Кальдмеер - Повелитель Волн. В иерархии астэр Повелители важнее вассалов. Кэцхен переходят на сторону Олафа, дриксенцы побеждают, флот Альмейды относит штормом. Раненый Вальдес в плену у Олафа. Кэцхен вьются вокруг Кальдмеера, он не понимает, что происходит.
★ 63. Алва/Дик/Катари. Альдо вынуждает Катарину выйти замуж за Ричарда. После смерти Альдо она пытается добиться ареста/казни Дика, но новоиспечённый регент Алва отправляет обоих в бессрочную ссылку в Надор. Катарина узнаёт, что в прошлом между мужем и регентом были нереализованные взаимные чувства, и решает использовать их, чтобы вернуться в столицу ко двору. Предпочтительно в финале что-то вроде ХЭ со шведской семьей. Без хейта Катарины, часть два, часть три, часть четыре, часть пять
★ 3. Рокэ/Ричард/Катарина. Ричард приходит в себя в королевской спальне и понимает, что он связан и находится в полной власти Первого Маршала и Ее Величества. Хитрая парочка решает измучить юношу целиком и полностью. Шлепки (можно рукой, можно стеком), укусы, засосы после поцелуев, дразнящие касания перышком... В качестве кульминации взятие юнца без какого-либо сопротивления.
★ 52. Алвадик. Рокэ по какой-то причине обездвижен, но не лишён чувствительности. Но вместо того, чтобы убивать/мучить, как он мог бы предположить, Дик начинает его ласкать. Без нон-кона, желательно ХЭ
ДЕАНОНЫ
★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ПЕРВОГО ТУРА НА АО3 И ФИКБУКЕ ★
★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ВТОРОГО ТУРА НА АО3 И ФИКБУКЕ ★
★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ТРЕТЬЕГО ТУРА НА АО3 И ФИКБУКЕ ★
★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ЧЕТВЕРТОГО ТУРА НА АО3 И ФИКБУКЕ ★
ЛС для орг.вопросов\дополнений\прочего:
УкаЧакаУкаУка
Гости не могут голосовать
Отредактировано (2023-12-04 16:12:49)
4. По мотивам накуров в треде. Девочки Окделлы раз в год собираются на семейные посиделки в формате «без мужчин». Пиратка Айрис приплывает из Багряных земель, археолог Дейдре выкарабкивается из раскопов в Гальтаре, а изобретательницу Эдит с трудом вытаскивают из лаборатории. G или PG-13.
Похождения Дейдри Окделл в духе Индианы Джонса. Рейтинг любой, главное атмосфера приключалова, безудержного и беспощадного. Контраст между цивилизованным образом молодой герцогини Окделл в обществе сьентификов Олларии и оторвы в штанах и кэналлийской косынке посреди пустыни/джунглей/заброшенной Гальтары. "Кто сказал, что здесь водятся чудовища? Это вы наших академиков не видели!"
Замок кишел, бурлил и гремел. Бегали слуги, ржали лошади, орал дурниной белый верблюд, подаренный Айрис Тэргеллахом, визжал сбежавший из хлева поросенок.
- Как это напоминает мне мой корабль! - умилилась Айрис, обращаясь к младшим сестрам.
- Скорее уж хроники о том, как Изначальные Твари вырвались в Гальтаре, - профессионально оценила хаос Дейдре.
- До взрыва в лаборатории все равно не дотягивает, - отмахнулась Эдит. - У нас тогда взлетела крыша и стена упала на купальню в профессорском крыле, и вы не представляете, как было громко. Но весело. Жаль, что все эксперименты потом перенесли в новую лабораторию, за городом.
- Нет, этот поросенок визжит точно как купцы при абордаже. И его тоже резать жалко. Может, привезти его Тэргеллаху? А то этот белый верблюд ни на корабль не годится, ни по горам не ходит. Хотя красив, этого не отнять. - Айрис вздохнула и поправила тяжелый обручальный браслет, вполне способный работать наручем. Во всяком случае, принимать на него удары ей приходилось.
- А в Надоре он зачем? Я про верблюда, - уточнила Эдит, мысленно прикидывая, какие эксперименты можно провести с его помощью. Так, чтобы он остался жив и узнаваем.
- В катакомбы он не пролезет, а жалко. Грузоподъемность у него хорошая должна быть. И еды ему меньше нужно, чем лошади. - Дейдри задумалась.
- Почему не пролезет? Он по высоте как всадник. Или даже ниже. Вот испугается он или нет? Надо проверить. - Эдит предпочитала проверять теории сразу, чтобы потом не расстраиваться.
- До Гальтар мы не успеем доехать, - остановила ее Айрис, - меня команда ждет не позже чем через месяц.
- Зато здесь недалеко есть заброшенные медные шахты. Я давно хотела проверить, правда ли они вырыты на основе существующей системы подземных пещер, и есть ли там храм Лита - мне попадалась одна интереснейшая рукопись, повествующая о переезде семьи Надорэа в эти земли. Вот завтра с утра и посмотрим, - обрадовалась Дейдри. Ее сестры переглянулись, но по опыту проще было согласиться на одного верблюда в медной шахте, чем оказаться в экспедиции на полгода. Может, его, верблюда, и затащить туда не получится.
Верблюд по горам ходил. Пробовал на вкус елки и сосны, и плевался. Встреченные крестьяне шарахались в кусты, звали Создателя, шептали четверной заговор и звали Лита на помощь. Охальник, как назвала подарочек герцогиня Мирабелла за то, что он почти попал метким плевком ей на подол, смотрел сверху роскошными карими глазами в длиннющих ресницах, и не обращал внимание. К пучку рябины, сунутой к носу самым запасливым из суеверных, он даже снизошел. Но по вкусу не пришлась и она.
Лошадей сестры оставили у входа вместе со слугами, а сами с Охальником пошли внутрь. Вместо факелов Дейдри распорядилась взять лампы - и нести удобнее, и свет более ровный. Карты у них не было, но Дейдри велела идти вниз - храм Лита не мог быть близко к поверхности. Грубо вытесанные кирками стены, обломки камня и неровный пол штолен делали дорогу совершенно непроходимой для лошадей, но Охальник шел уверенно.
- Как коза! - восхищенно сказала Эдит. - И копыта такие же раздвоенные.
- Интересно, а бакранских козлов можно приспособить для экспедиций? - Дейдри принялась пересчитывать на пальцах количество тюков на одного ученого.
Айрис меланхолично думала, что одного удачного рейда в море хватит, чтобы прислать сестре еще пару верблюдов. Хотя процессия верховых козлов и верблюдов в катакомбах Гальтары стоила того, чтобы напроситься в экспедицию хотя бы ради удивления на лицах Изначальных Тварей. Обрыдаются от зависти.
Под конец штольня уперлась в стену. Дейдри общупала все и расстроенно села на обломок покрупнее.
- Должен же быть храм! Может, они не дошли? - расстроилась она.
- Ну хочешь, взорвем стену? - утешила ее Эдит, - Я как раз хотела посмотреть, как получится в естественных условиях. А то лабораторные не дотягивают.
- А нас завалит или выбросит наверх вместе с крышей? - Айрис предпочитала пушки, мечи и пистолеты, как более контролируемую обстановку.
- Мы осторожно, - обрадованно сообщила сестра, и сняла с Охальника большой тюк.
Лита разбудил грохот, в темной пещере заметалась пыль. В отсветах неровного света - откуда??? - в проем на месте любимого барельефа просунулась белесая горбоносая голова, подмигнула карим глазом, и плюнула.
- Рубеж, - простонал Лит, хватаясь за сердце. - Я опаздываю на Рубеж.
Отредактировано (2022-11-27 11:55:19)
113. Алвадик. Постканон. Лабиринт выплёвывает Ричарда где-то далеко на севере, где он живёт тихо-мирно, пока туда каким-то ветром не заносит Рокэ. Желательно если не ХЭ, то без особого стекла хотя бы. Рейтинг любой
ООС, флафф, бодиворшип, рейтинг R, 4874 слова
В спину Ричарду дышал промозглостью Лабиринт. За ним мерещились жар Закатного Пламени и удушающе-приторные ароматы Рассветных Садов. Казалось, будто за плечами выгребная яма с разлагающимися трупами, от края которой никак не удаётся убраться. И он, не оглядываясь, шёл вперёд, сквозь лесную чащу, перешагивая через бурные ручьи, продираясь сквозь колючий кустарник, без отдыха, без мыслей, без цели. Пока окончательно не выбился из сил и не упал на мягкий мох, мгновенно засыпая.
Во сне приходили обрывки воспоминаний из Лабиринта. О боли, такой, будто с него сдирали кожу лоскутами и разрывали тело на куски. И о боли иной, будто из него медленно и неотвратимо вынимали душу, заставляя проживать день за днём, минуту за минутой всю свою прошлую жизнь, осознавать все свои ошибки, без возможности что-либо исправить, видеть и понимать всю жестокость и лживость окружающих людей, без возможности сбежать и спрятаться.
Лес даже на севере на исходе лета не давал умереть от голода, зато ночи становились всё длиннее и морознее. Ричард раз за разом просыпался от холода. Серебристый иней украшал траву на рассвете, а от леденящего ветра не спасала ни скудная одежда, ни лапник. Уходить вглубь леса было опасно из-за хищников, но показываться на глаза людям он страшился ещё сильнее: они казались куда более жестокими и беспощадными, чем самый голодный волк. Не то чтобы Ричард действительно дорожил тем, что ему по какой-то причине вернули — собственной жизнью, — но до удушливой паники, до пробирающего до костей ужаса не хотел обратно в Лабиринт. Приходилось выживать.
Однажды он проснулся не просто от холода. Казалось, что на грудь ему наступил великан, глаза слезились, горло саднило, а кожа горела. Так начиналась лихорадка, он знал: в детстве он болел слишком часто. Нужно было собрать остатки мужества и всё-таки дойти до деревни. Или хотя бы до дома на отшибе, который виднелся сквозь желтеющие кроны деревьев. И он обязательно сделает это, только ещё чуть-чуть отдохнёт! Совсем немножко. Ричард закрыл глаза и вновь провалился в сонное забытьё.
Пришёл в себя он на соломенном тюфяке в деревенском доме. Резко пахло травами, запах которых был Ричарду незнаком, деревом и глиной, в очаге уютно потрескивал огонь. Узловатая морщинистая рука поднесла к губам кривобокую кружку. В рот полился густой пряный отвар, и он закашлялся.
— Пей, мальчик, пей, — скрипучий стариковский голос раздался над самым ухом.
Ричард оглянулся: из густой седой бороды ему улыбался беззубый рот. Веки Ричарда будто налились свинцом, он устало прикрыл глаза и проглотил весь отвар до капли, несмотря на горечь.
Сколько дней Ричард провёл в лихорадке, теряясь в тяжёлых воспоминаниях и снах, он не знал, но старик его выходил. Он был травником, лекарем, коновалом — единственным на многие хорны вокруг. Говор его был жёстким и отрывистым, что выдавало родство с бергерами, но Ричард намеренно не стал выяснять названия окрестных деревень. Север и север, глушь вдали от трактов — это полностью его устраивало.
Старик не задавал лишних вопросов: одиночка, он уважал чужое право на тайну, и Ричард был ему за это искренне благодарен. Звали его спасителя Старым Джоном, сколько ему было лет, никто не помнил, даже он сам, как и настоящего имени. Своё Ричард тоже поостерёгся называть, на что старик лишь грустно и как-то слишком понимающе улыбнулся, подумал, пожевал тонкими губами и назвал Молодым Джоном. Да так оно и пристало.
Ричард рубил дрова, таскал воду, топил чадящую печь и слушал рассказы Старого Джона о травах, корнях и ягодах, о том, как пользовать раны и складывать кости, как лечить разные хвори у людей и скота, как принимать тех, кто на сносях, и что давать, чтобы этого избежать. Когда речь заходила о последнем, Ричард краснел и прятал взгляд, на что его учитель лишь по-доброму посмеивался. Его простое тёплое отношение, его нехитрые похвалы, всегда пространные объяснения и чуткость постепенно смиряли Ричарда с мыслью, что не все люди подобны подколодным змеям и голодным хищникам.
Наверное, герцогу Окделлу, Повелителю Скал, было бы зазорно спать на соломенном тюфяке на узкой лавке у деревенской печи, так как единсвтенную в доме кровать, отгороженную вылинялой занавеской, занимал старик, зазорно ходить по земляному полу или есть постную похлёбку из глиняной миски. Но тот герцог остался лежать на стылых надорских камнях, а Ричарду было всё равно. Его устраивало любое место, лишь бы подальше от фальшивого придворного блеска и мерзости интриг. И от Лабиринта.
Конечно, порой ему хотелось почувствовать в руке не занозистое древко топора, а лёгкость шпаги, поймать клинком рассветный луч, услышать смех в таком знакомом, таком далёком голосе… Тогда Ричард резко встряхивался и вызывал в памяти холодную ярость во взгляде своего бывшего эра и ядовитые слова тех, кого он считал друзьями. Чаще всего становилось легче. А если нет, он принимался перебирать свои собственные ошибки и промахи, повлекшие смерти близких. Здесь, по крайней мере, он их не повторит. Здесь, как ему казалось, была какая-то справедливость: он пытался спасать людей.
Так, под крышей дома Старого Джона, минуло четыре зимы, и ещё четыре, с тех пор, как он умер. Теперь Ричард сам развешивал связки трав на балке под потолком, сам толок корешки в ступке, мешал отвары, выхаживал больных и закрывал глаза тем, кого вытащить не удавалось. Люди шли к нему со слезами, потерянные и угнетённые, а уходили чаще с улыбками или хотя бы с надеждой в глазах. Всегда возвращались с гостинцами: с парным молоком, со свежим хлебом, с солониной или мешком зерна. Старый Джон строго-настрого запретил людям расплачиваться суанами, искренне полагая, что от них всё зло. И Ричард был с ним отчасти согласен. Но главное, люди возвращались с благодарностями, и Ричард чувствовал себя нужным каждому: и усталому отцу семейства, и древней старухе, и краснеющей девице. Когда-то давно, в прошлой жизни, он и представить себе не мог, что такие вещи могут прийтись ему по душе, сделать его счастливым — подумать только, бескорыстная помощь простолюдинам! — научат его улыбаться в ответ, а не напряжённо ждать подлости.
Метель бушевала четвёртый день, снега намело под самые окна, и Ричард с трудом расчистил тропинку до хлева, чтобы накормить скотину. Сейчас он с удовольствием вытянул уставшие ноги и привалился спиной к тёплому каменному боку печки. Щёки приятно покалывало, тянуло прилечь и вздремнуть, что он и собирался сделать.
За дверью раздался странный звук, лишь отдалённо напоминающий стук. Глухо зарычал под лавкой верный Арно, волкодав, попавший к Ричарду полуживым щенком, чудом не погибшим, когда весь остальной помёт, как это ни иронично, передушили волки.
Дикое зверьё оголодало и полезло к жилью? Вряд ли: из хлева не доносилось ни звука, а там добыча была куда доступнее. Заплутавший в лесу путник в их глухом краю? Ещё меньше шансов.
Звук повторился, и Ричард бросился к двери, распахнул её и замер. На пороге стоял человек в военном плаще, почти полностью покрытом снегом, он едва держался на ногах, судорожно вцепившись в косяк отчего-то голой рукой. Его нижняя челюсть слегка подрагивала, лицо было мраморно-бледным. А с этого лица на Ричарда смотрели до боли знакомые синие глаза, от холода будто подёрнутые пеленой. В их глубине вдруг вспыхнуло узнавание, и они стали ярче и пронзительнее. Перед Ричардом стоял Рокэ Алва, регент Талига собственной персоной. Язык едва слушался его, но он произнёс:
— И чем, хотелось бы знать, я заслужил Рассветные Сады? — усмешка или дрожь исказили черты лица Рокэ. — Или это такая шутка Леворукого и мой персональный Закат? Хотя для Заката слишком холодно, вы не находите?
С этим словами он сделал шаг вперёд и потерял сознание, оседая прямо на руки ошарашенного Ричарда. Тот шумно выдохнул и пинком захлопнул дверь.
Рокэ била дрожь. Ричард с остервенением сорвал с него промёрзшие тряпки и аккуратно уложил на кровать, укрыв всем, что смог отыскать. Ступни и кисти были ледяными, двигались плохо, казалось, будто согнёшь чуть сильнее, и они треснут, как промёрзший металл. Их Ричард укутал отдельно, в тёплые шали, что остались от Старого Джона, который вечно мёрз даже летом, и в собственные вещи, предварительно прогрев их у огня. На правую руку, которая по какой-то причине оказалась на морозе без перчатки, вообще страшно было смотреть. При каждом невольном прикосновении к ней Рокэ едва слышно стонал, не приходя в сознание. Ричарду почему-то не хотелось думать, что с этих изящных пальцев, на которых не было сейчас ни одного кольца, могут сойти ногти.
По комнате разносился аромат дубовой коры. На огне невыносимо медленно растапливался снег, не торопясь превращаться в воду, и уж тем более нагреваться. Ричарду казалось, что его пациент не доживёт до того момента, как со дна котла поднимется первый пузырёк. Рокэ дышал редко и поверхностно, на его щеках пылал нездоровой ярко-алый румянец.
Ричард ещё раз оглянулся на так и не собравшуюся закипеть воду и решился. Ещё когда-то давно, в Лаик, братья Катершванцы говорили, что ничто не согревает лучше человеческого тепла. А кому, как не бергерам, в этом разбираться. Да и Старый Джон был с ними полностью согласен. Ричард сбросил одежду, оставшись в одном исподнем, и юркнул под одеяло к своему бывшему эру, прижавшись со спины.
— Что вы творите, юноша? — не открывая глаз, хрипло прошептал тот, язык всё ещё плохо подчинялся ему.
— Вам всё равно меня казнить, так какая разница, за что именно? — огрызнулся Ричард. — Вам ещё до этого дожить надо.
Рокэ не ответил. Ричард надеялся, что тот провалился в сон, а не снова в беспамятство. Он гладил ледяную кожу, чувствуя, как жилистое тело подрагивает под его руками. Прижимался сильнее, изо всех старался отдать как можно больше своего тепла, согреть, выгнать колючий мороз. Постепенно дыхание Рокэ стало ровнее и глубже, он перестал вздрагивать, его кожа под пальцами Ричарда постепенно теплела.
В волосах Рокэ, которые Ричард помнил иссиня-чёрными, теперь можно было различить тонкие ниточки седины. От этого внутри почему-то тянуло непонятной болью, тоской о прожитых годах, которые даже для Ворона, как выяснилось, не проходят бесследно. Это казалось важным. Как и то, что Ричард обязан сохранить его жизнь, которую когда-то намеревался отнять. Лабиринту он Рокэ Алву не отдаст, нет уж!
Зашипела, выплеснувшись из котла на раскалённый камень, закипевшая вода, и Ричард невольно вздрогнул. Неужто он умудрился заснуть? Он мигом выбрался из-под груды одеял, мимоходом отметив, что теперь уж Рокэ точно мирно спал, сморённый переохлаждением и, видимо, усталостью и голодом. К облегчению Ричарда, он уже не напоминал бледного выходца.
Из-под стола негромко тявкнул Арно — привык не путаться под ногами, когда хозяин занят. Ричард коротко почесал его за ухом и отправился перетаскивать ближе к очагу большую бадью с растопленным снегом, осторожно добавил в неё кипятка, ароматно пахнущего летним лесом. Тащить ещё не согревшегося пациента через весь двор в баню Ричард не рискнул, да и мороки с её растопкой больше. Придётся справляться так.
Он подошёл к Рокэ, аккуратно снял тёплые повязки с конечностей. Все они выглядели почти нормальными, за исключением правой кисти: на ней к утру, скорее всего, появятся волдыри. Ричард негромко окликнул заворочавшегося во сне Рокэ:
— Пойдёмте, надо согреться.
Рокэ распахнул глаза, рассеянно и чуть настороженно взглянул на Ричарда и с усмешкой проговорил:
— Вы всё-таки мне не снитесь… Что ж, идёмте.
Он попытался встать самостоятельно, но ноги совершенно не держали, хотя дрожь унялась. Он не стал привередничать, тяжело опёрся на плечо Ричарда и, ничуть не стесняясь своей наготы и не задавая по этому поводу никаких вопросов, зашагал к исходящей паром бадье.
Рокэ опустился в тёплую воду, не скрывая довольной улыбки, запрокинул голову, укладывая её на бортик. Ричард едва удержался от того, чтобы уткнуться носом в густые локоны. Всё происходящее казалось настолько нереальным, что он даже не успел толком удивиться своему желанию. Устроившись позади бадьи, Ричард осторожно водил по коже Рокэ связкой пряно пахнущих трав, растирая, окончательно возвращая его телу тепло и жизнь, время от времени добавляя кипятка.
Рокэ вновь задремал, и Ричарду пришлось хорошенько встряхнуть его, чтобы разбудить. Он помог ему подняться и укутал в длинный льняной отрез, стирая капли воды. Усадил на кровать, растёр кожу остро пахнущим спиртом настоем. Рокэ втянул носом воздух и коротко спросил:
— А касеры у вас, случайно, не отыщется?
— Вам сейчас нельзя, — покачал головой Ричард.
— Как скажете, господин лекарь, — чуть ухмыльнулся Рокэ. Ричард счёл его оживление добрым знаком и не стал обижаться на подначку.
После Ричард вновь уложил его под одеяла, отельно перевязав правую кисть тряпицей, вымоченной в отваре золотого уса. Рокэ пристально наблюдал за его действиями из-под ресниц. Когда Ричард уже собирался задёрнуть занавеску, отделяющую кровать от остальной части дома, Рокэ окликнул его по имени. Ричард дёрнулся — слишком давно никто к нему так не обращался — и не сразу, но обернулся.
— Вы могли бы просто захлопнуть дверь. А через пару часов оттащить тело в лес — хищники довершили бы дело. Никто бы ничего не узнал, и ваша жизнь осталась бы неизменно спокойной. Моих спутников, вернее всего, постигла именно такая участь. Я имею в виду хищников, а не дверь, конечно.
— Не мог бы! — зло огрызнулся Ричард. Ему стало горько, что о нём такого мнения. С другой стороны, Рокэ судил о том человеке, которого знал годы назад, а этого человека давно уже нет. — Если есть шанс остаться, я никому не пожелаю попасть туда… В Лабиринт.
— Даже мне? — кривую знакомую усмешку Ричард смог уловить и в полумраке.
Однако голос хрипел, надо было приготовить ему бульон и заварить настой. Мысль была простая и чёткая, естественная, но она почему-то разом умиротворила.
— Тем более вам, — ответил Ричард уже спокойно.
— Звучит так, будто вы доподлинно знаете, о чём говорите.
— Знаю, — чуть поколебавшись, признался Ричард. Скрывать не имело смысла, а на дальнейшие расспросы у Рокэ просто не достанет сил. По крайней мере, он на это надеялся. — Что-нибудь ещё?
— Ничего. Благодарю.
Когда Ричард в конце концов задёрнул занавеску, рука его почти не дрожала.
Жар у Рокэ продержался трое суток, кашель тоже не оставлял его в покое, не давая выспаться. Всё это время он позволял поддерживать себя за плечи, поить бульоном, терпкими настойками с мятой и зверобоем, отварами с ромашкой и шалфеем. Волдыри на правой руке и правда появились, но не такие устрашающие, каких опасался Ричард, ногти, к его великому облегчению, тоже не посинели и сходить не собирались. Ещё неделя-полторы мазей и притирок, и Рокэ вновь сможет пользоваться рукой нормально. Что же всё-таки случилось с перчаткой? Ричард не удивился бы, узнай он, что Рокэ сам скинул её, посчитав, что она ему чем-то мешает.
Метель за окном тоже успокоилась на утро четвёртого дня. Как только стихия перестала бушевать, в дом потянулись соседи из близлежащих деревень, которые за время непогоды успели обзавестись новыми болячками, в основном схожими с теми, что мучали незваного гостя Ричарда.
От любопытных глаз он закрыл кровать Рокэ занавеской, а Арно — вот предатель! — повадился спать у того в ногах, в то время как хозяин ютился на тюфяке у печи. Ричард принимал людей, разговаривал, сочувствовал и смеялся, спрашивал и помогал, давал настойки и рассказывал рецепты, принимал подарки и благодарности. Словом, занимался тем, что составляло его жизнь последние годы. Однако ощущение, что за ним пристально наблюдают даже сквозь плотную ткань, не покидало его ни на секунду.
Наконец во дворе стемнело, и поток людей иссяк. Ричард собрал нехитрый ужин из принесённых гостями продуктов, откинул занавеску и наткнулся на взгляд Рокэ. Тот смотрел изучающе, будто только сейчас понял, что рядом с ним находится человек, которого он когда-то знал. Ричард неловко отвёл глаза, помогая Рокэ устроиться удобнее.
На этот раз тому удалось удержать миску на коленях самостоятельно, правда, ложку он держал левой рукой. Но так ловко и изящно, словно это было привычным делом. Ричард невольно улыбнулся: он успел позабыть, что его бывший эр, а нынешний регент Талига, всё делает с подобной лёгкостью и грацией, и какая-то простуда и обмороженная конечность им не помеха.
Мысли о чине его пациента невольно заставили Ричарда загрустить. Рано или поздно об этом придётся поговорить. Однако пока Ричард наскоро поел, Рокэ успел уснуть: как бы он ни храбрился, а усталость и болезнь своё брали. Что ж, разговор откладывался.
Ричард подтащил к кровати лавку, удобно устроился, опираясь на стену, и решил скоротать вечер с углём и бумагой. Арно наконец соизволил спрыгнуть со своего уже ставшего привычным места рядом с Рокэ и улечься у его ног.
Ричард не заметил, как уснул. А когда проснулся, тут же напоролся на острый синий взгляд. Пристальный, тяжёлый, будто Рокэ что-то решал для себя. Вполне возможно, что его судьбу.
Чадящая сальная свечка догорела почти до конца, значит, уже близилась полночь.
— Что у вас в руке? — довольно резко поинтересовался Рокэ.
Ричард поднял незаконченный рисунок к своим глазам. На нём был изображён спящий человек: заострившиеся черты, тени под глазами, длинные ресницы, растрёпанные волосы — не идеальный портрет, не парадный, однако он дышал тем, что и как Ричард видел перед собой, чем любовался. Можно было отказаться, спрятать листок или разорвать. Но какой смысл был в том, чтобы таиться? Там, в другой жизни, большинство его проблем было именно из-за тайн. Зачем плодить новые?
Видимо, Рокэ был уверен, что Ричард заартачится, потому что он выглядел довольно удивлённым, когда тот просто протянул ему бумагу. Удивлять Рокэ отчего-то было приятно. Тот долго рассматривал рисунок, будто это был не небрежный набросок, а донесение. Ричард терпеливо ждал. Когда Рокэ отвёл глаза от собственного портрета, Ричарду показалось, что его взгляд стал теплее. Будто он всё-таки что-то решил. Или это пламя очага отразилось в бархатной синеве?
— Кстати, о бумаге, — начал Рокэ как ни в чём не бывало. — Не найдётся ли у вас ещё несколько листов? Нужно срочно написать в ближайшую ставку и отправить письмо завтра же. Вероятно, меня уже ищут. Это должен был быть обычный объезд приграничных гарнизонов, ничего особенного, но Леворукий, видимо, решил развлечься. Полагаю, вы понимаете, что если меня найдут здесь, ничем хорошим для вас это не закончится. Здесь будет, с кем передать письмо?
— Я с утра отправлюсь в ближайшую деревню и найду, — стушевался Ричард.
О таких вещах он и не подумал, хотя стоило бы. И тут Ричарда осенило: кажется, Рокэ не собирался отдавать его на милость солдат. Скорее всего, и в столицу не собирался везти. Рокэ Алва, конечно, всегда умел платить по счетам, но такой милости за спасение жизни Ричард не ожидал. Он поражённо воззрился на Рокэ, едва не открыв рот. Тот лишь ухмыльнулся, всё прочитав по его лицу, и напомнил:
— Бумагу и перо, вы не забыли?
Серые, неаккуратно обработанные листы, огрызок пера и немного чернил — это лучшее, что смог отыскать Ричард. Странно, что вообще что-то нашлось: большинство его посетителей было безграмотным, писем он не писал, лишь баловался рисованием.
Он протянул свои находки Рокэ, на что тот лишь небрежно помахал перебинтованной рукой, которая ещё с трудом гнулась, и вздёрнул бровь.
— И как вы себе это представляете, Ричард? Если вас не затруднит, я попросил бы вас написать под мою диктовку. Не разучились ещё? — не удержался всё-таки от шпильки Рокэ.
Похоже, сколько бы лет ни прошло, кем бы ни стал Ричард для окружающих его людей — умным, знающим, тем, к кому идут за советом — рядом со своим бывшим эром он так и останется глупым юнцом.
Ричард тяжело вздохнул и пристроил перед лавкой бочонок, заменяющий ему стол, и приготовился писать. Буквы складывались в слова, почерк, поначалу неуверенный, с каждой фразой возвращался к своей обычной твёрдости. Когда с посланием было покончено, он отложил перо и размял уставшее с непривычки запястье.
— Что-нибудь ещё, господин регент? — официальное обращение само слетело с губ.
— Пожалуй, нет, — устало ответил Рокэ, будто и не заметив его замешательства. — Хотя… Когда мы с вами сможем посетить вашу баню, которой так восхитительно пахло с утра?
Теперь ошибки быть не могло: глаза Рокэ действительно улыбались. И Ричард, не удержавшись, улыбнулся в ответ.
— Как только ваше здоровье позволит вам выйти на улицу. Я думаю, это случится через пару дней, — как можно строже постарался произнести он.
Спустя несколько дней Ричард, как и обещал, с самого утра принялся за растопку бани. Арно пытался протиснуться туда вслед за хозяином, но только чихал и вновь выбегал на улицу: внутри насыщенно пахло хвоей и мятой. Ричард улыбался и напевал себе под нос, водя лезвием по щекам и глядясь в осколок зеркала в тусклом свете, едва пробивающемся в маленькое окошко у самой крыши.
Когда всё было почти готово, он собрался идти за гостем, однако тот, будто почуяв, уже стоял у дверей бани. Огляделся, сделал шаг вперёд, провёл левой рукой по свежевыбритому подбородку Ричарда — тот даже ни удивиться, ни возмутиться не успел — и прошёл вглубь, аккуратно обходя так и замершего на пороге Ричарда.
Тот думал, что Рокэ в неказистой деревенской баньке будет выглядеть неуместно, но в чём-то его бывший эр всегда оставался верен себе: он везде чувствовал себя естественно. Помнится, когда-то это ужасно раздражало Ричарда, сейчас же он просто обернулся, наблюдая, как Рокэ непринуждённо сбрасывает с себя одежду: только опытный глаз лекаря мог различить, что движения его после болезни чуть замедлены и не совсем уверенны.
Давным-давно, ещё в Варасте, на берегу медленно ползущей Рассанны, Ричард засматривался на своего эра, собиравшегося окунуться в её воды после дневного перехода. Тогда он не понимал, почему не может отвести взгляд, сейчас осознание было полным, однако же перестать любоваться Ричард всё равно был не в силах. В тёплом свете фонаря, закреплённого под потолком, кожа Рокэ казалась золотистой, будто напоённой солнцем его родной Кэналлоа. Отблески играли на волосах, отражались в маленьких капельках пота, появляющихся на груди, медленно скатывающихся между ключиц.
Ричард шумно сглотнул и опустил глаза, попытавшись всё-таки вспомнить о приличиях. Тщетно. Рокэ повернулся к нему спиной, и взгляд Ричарда тотчас зацепился за узкие ступни и тонкие лодыжки, которые он не так давно укутывал, спасая от холода. Поднялся выше, по чётко очерченным мышцам икр, по сильным бёдрам, невольно задержался на ягодицах и таких трогательных ямочках над ними. Гладкая кожа спины лоснилась от жара… Но раньше её покрывали шрамы, Ричард точно помнил. На ум сразу пришли легенды об эвро, способных принимать форму людей, о которых мечтаешь. Неужто?..
Ричард неуверенно шагнул вперёд и невесомо коснулся обнажённой кожи кончиками пальцев.
— Здесь были шрамы, — внезапно севшим голосом произнёс он.
— Не только вы имеете привычку прогуливаться по Лабиринту, — жёстко усмехнулся Рокэ и повёл плечами, Ричард тут же отдёрнул руку.
— Вы… тоже умерли?
— Нет, отнюдь. У каждого свои способы туда добраться, — ответил Рокэ, оборачиваясь.
Он смотрел на Ричарда с интересом, чуть наклонив голову к плечу, будто силясь разглядеть что-то скрытое. Затем тряхнул головой и улыбнулся, привычно вскинув бровь:
— А вы так и останетесь в одежде? Или вам помочь?
Ричард тут же смутился, благо, покрасневшие щёки можно было списать на жар, и принялся быстро раздеваться, путаясь в шнурках и пуговицах.
Пусть дальнейшие банные процедуры и прошли в рамках приличий, родившееся между ними напряжение так никуда и не исчезло. Как назло, никому не понадобились ни припарки, ни настойки, ни советы — ничего. Тишина закручивалась спиралью, и Ричард, не выдержав, решил отправится спать гораздо раньше привычного срока.
Сон предсказуемо не шёл. Ричард ворочался с боку на бок: тюфяк казался жёстким, а подушка влажной, одеяло душило. Но самое главное, стоило ему смежить веки, как перед внутренним взором тотчас представал обнажённый Рокэ, а воображение подбрасывало совсем уж неприличные картинки. Возбуждение не заставило себя ждать, добавив Ричарду неудобств. Какой уж тут сон?
Со стороны кровати послышался тяжёлый вздох, а следом за ним негромкий голос позвал:
— Ричард?
Ричард решил сделать вид, что давным давно спит, и не откликаться.
— Я прекрасно знаю, что вы не спите, — чуть громче окликнул его Рокэ.
Ричарду очень хотелось в весьма некуртуазных выражениях высказать, по чьей же вине, но он не успел и рта раскрыть.
— Дикон, — услышав позабытое обращение, да ещё и произнесённое низким раскатистым шёпотом, Ричард поперхнулся воздухом. — Иди уже сюда!
Ричард, будто его Леворукий за верёвку потянул, молча подошёл к кровати. Сквозняк холодил босые ступни, а он, чуть дыша, рассматривал едва различимую в лунном свете фигуру, гадая, не снится ли ему всё это.
— Ну же, — голос Рокэ, мягкий, бархатистый, вывел его из оцепенения.
Не давая себе передумать, Ричард стянул через голову рубашку и нырнул под груду одеял. Прижался к горячему телу, мимолётно радуясь, что теперь его не нужно отогревать — самому впору о него греться. Рокэ поцеловал сразу же, яростно, напористо, будто в атаку шёл на вражеские войска. Ричард ответил восторженно. Как мог, старался смягчить резкость чужих движений: гладил плечи, шею, грудь, зарывался пальцами в густые локоны.
Он разорвал поцелуй, задыхаясь. Навис сверху, опираясь на локти по обе стороны от лица Рокэ, разглядывая его в серебристом свете луны: тонкую улыбку на чуть припухших губах, чёрные провалы глаз, высокий лоб, пересечённый двумя морщинками. Даже если это и было древнее существо из легенд, которое к утру выпьет из него всю жизнь без остатка, Ричард был согласен на всё.
— О чём задумались? — насмешливый хриплый шёпот вернул Ричарда в реальность.
— О вас, — не задумываясь, ответил он, невольно сбиваясь на старое обращение: — Эр Рокэ, я вас…
Чужая ладонь легла ему на рот, плотно прижимая, не давая словам вырваться наружу.
— Я не твой эр, Дикон, а ты давно не юноша, — в голосе Рокэ не было раздражения, лишь печаль и усталость, — так что не надо бросаться громкими словами…
Вместо ответа Ричард притёрся своим стоящим членом к горячему возбуждению Рокэ и услышал низкий стон, а рука тут же убралась ото рта, легла на затылок и с силой притянула к себе. Их тела горели и сплетались, идеально подходящие друг другу. В голове Ричарда вертелась неуместная, но такая яркая мысль, что все эти годы они оба шли к этой ночи. И что Лабиринт отпустил его из своего кошмара тоже ради этих мгновений. Глупости, конечно. Но так сладко, так правильно, в унисон звучали их сердца сейчас.
Рокэ откинул голову на подушку, слегка запыхавшись, и спросил:
— А в твоей богатой лекарской коллекции найдётся бутылочка масла?
Ричард задумался и быстро кивнул. Ринулся через весь дом, опрокидывая по пути лавку и чуть не наступив на спящего Арно. Вслед ему полетел звонкий смех.
Вернулся Ричард с глиняным флаконом, достал пробку — сладко запахло луговыми цветами, лишь капелькой горечи отдавала полынь. Страшно не было.
— Я… не знаю, что мне делать дальше, — потупившись, произнёс Ричард
— Тебе? — насмешливо спросил Рокэ. — Ничего особенного, разве что быть поаккуратнее: через пару дней я собираюсь сесть в седло.
Осознав сказанное, Ричард от неожиданности опустился на пятки и уставился на Рокэ. Тот смотрел на него в ответ пристально, не отрываясь, будто на картину.
— Тебе кто-нибудь говорил, насколько ты красивый? — тихо спросил Рокэ, забирая масло. Ричард обескураженно покачала головой в ответ. — Тогда — говорю.
Рокэ устроился поудобнее и, орудуя левой рукой, начал растягивать себя, ничуть не стесняясь тяжёлого взгляда Ричарда, который просто не смог бы отвести глаза, даже если бы от этого сейчас зависела его жизнь.
Ричард входил медленно и осторожно, пока Рокэ сам не начал подгонять его, двигаясь навстречу, шепча вперемешку ругательства и нежности. Сознание плыло, разбиваясь на острые, яркие осколки. Мыслей не было.
Вот уже Ричард держал на коленях стройное гибкое тело, обнимал за талию, скользил губами по груди и ключицам. Рокэ двигался резко, впуская его до предела, стонал громко, не сдерживаясь. И Ричарду казалось, что он впервые в своей новой жизни чувствует себя по-настоящему живым. А, быть может, и в обеих.
Утро встретило их яркими солнечными лучами, пробивавшимися сквозь разукрашенное снежными узорами стекло. Рокэ предсказуемо проснулся первым. Он заговорил сразу же, как только Ричард открыл глаза:
— Если вы не против, я возьму вашу лошадь.
Ричард лишь кивнул, с трудом удерживаясь, чтобы не ляпнуть официальное «да, господин регент». Обида горьким комом застряла в горле.
— По понятным причинам, я не смогу никого отправить, чтобы вам её вернули, — бесстрастным голосом продолжил Рокэ.
Ричард снова кивнул. Это даже показалось справедливым: когда-то эр подарил ему Сону, верную и прекрасную. Сейчас он отдаст Рокэ Лита, даже в подмётки не годящегося красавице-мориске, однако новой лошади Ричарду не видать до весны.
Тянуть было некуда, и Ричард наконец решился задать вопрос напрямую:
— Вы не собираетесь забрать меня с собой ни в ставку, ни в столицу… А как же суд? Наказание?..
— Вы уже умерли, Ричард, — резко оборвал его Рокэ. — Давно и для всех. Пусть так и остаётся. А по части фантазии в плане наказаний, не думаю, что у людей она богаче, нежели у тварей Лабиринта. Своё вы получили, но вас почему-то решили отпустить. Значит, вы должны жить и заниматься своим делом, помогать вашим… пациентам. У вас недурно получается.
Ричард замер, не зная, что можно на это сказать. Да слова тут и не были нужны. Краем глаза Ричард видел, что Рокэ приподнялся на локте и рассматривает его.
— Я уезжаю завтра на рассвете. Но до этого момента у нас ещё есть целый день и целая ночь, Дикон!
Ричард неверяще вскинулся, повернул голову и успел заметить улыбку на губах Рокэ, прежде чем эти губы накрыли его собственные.
***
За день до ставки было не добраться, и Рокэ пришлось остановиться на постоялом дворе. Несмотря на простое убранство, в комнате было отлично натоплено, что казалось главным: холод всё ещё сулил опасность. Рокэ резко выдохнул, кляня себя за беспочвенные страхи, и вытряхнул на стол содержимое седельной сумки, чтобы найти мазь, которую дал ему Дик. Рука всё ещё давала о себе знать.
Поверх плоской баночки упал сложенный вчетверо листок, который Рокэ точно туда не клал. Развернув, на одной его стороне он обнаружил тот самый портрет, который так безбоязненно показал ему Дик. А на обратной была нацарапана коротенькая записка:
«Я всё-таки должен сказать.
Я вас люблю, Рокэ.
Люблю давно, с прошлой жизни, только тогда я не понимал этого. Теперь понимаю и хочу, чтобы вы знали. Это ни к чему вас не обяжет. Дело в том, что большинство моих проблем всегда было из-за недопонимания и недомолвок, поэтому для меня важно, чтобы знали и вы.»
Рокэ тихонько усмехнулся, присел на колченогий стул возле весело потрескивающего камина, долго вглядывался то во всё ещё наивные строки, то в небрежный, но такой живой рисунок. Наконец листок отправился в огонь.
Что ж, до коронации Карла оставалось ещё восемь лет, зато после неё уже никто не удержит Рокэ при дворе. А Дик дождётся, ведь теперь у Рокэ на него были превосходные планы, о которых никому ничего не следовало знать. До поры до времени. А пока… Северные границы всегда требовали пристального внимания, не будет ничего удивительного в том, что регент регулярно станет бывать там с проверками гарнизонов.
7. Реверсный алвадик. Ричард Окделл ака Суровый Маршал Севера и Рокэ Алва ака шилопопая Ласточка в оруженосцах. Активные домогательства к своему эру, холодная Торка, рейтинг повыше, желательно без стекла
Автор заявки, простите: холодная Торка появилась лишь ближе к финалу, а так у меня получилась не такая уж холодная Оллария)) Рейтинг повыше тоже появляется во второй половине фика. Если вас не устроит – можно не засчитывать.
AU. Реверсу подверглись только Ричард Окделл с семьей и Рокэ Алва со своею семьей, остальные остались в своем каноничном возрасте.
И да, автор строчил и строчил, и в итоге вышло: 4700 слов – это какое-то колдунство)) Небечено.
- Двадцать доблестных дворян предлагают свою жизнь, честь и шпагу тем, на чьих плечах держится королевство, — провозглашает герольд. — Кто из Лучших Людей Талига изберет их в оруженосцы?
Маршал Севера Ричард Окделл не смотрит на мальчишек, стоящих навытяжку на черно-белых плитах площади – за свои годы он видел не меньше дюжины дней Святого Фабиана и хорошо знает все детали сей церемонии. В этом ритуале слишком много помпезности, слишком много нарочитости… как, впрочем, и во всём столичном. Ричард не любит Олларию. Он надеется вскоре вернуться на северные границы; хотя любые другие тоже подойдут. Лишь бы подальше от этого раззолоченного придворного двора. От проклятых умных стариков: кардинала – давно не врага, кансильера – давно не друга. От Катарины, уже много лет назад упавшей с пьедестала прекрасной дамы, на который он её столь наивно вознес. От напыщенных Людей Чести, от наглых Лучших Людей – пусть все они скопом провалятся к Леворукому!
Ричард Окделл не смотрит на жеребят, но всё отмечает и слышит – эта давняя привычка не раз выручала его в бою. Среди них есть один: невысокий и тонкий, с гордо вскинутой головой – Рокэ Алва. Он второй, не первый. Мерзкая свинья, по недоразумению названная капитаном Арамоной, не осмелился записать сына предателя первым, хотя Ричард слышал, что Алве нет равных в фехтовании, да и в науках он опередил своих однокорытников, однако… не первый. Ну да это дело Лаик.
Окделл же никогда в своей жизни не брал оруженосцев. Они ему не нужны. Он вообще не любит лишних людей вокруг себя. Таков Маршал Севера – давно простившийся с юностью и прежними иллюзиями. Повелитель Скал, сам как холодная незыблемая скала: равнодушный к интригам, равнодушный к женщинам и к мужчинам, равнодушный к власти и развлечениям, думающий лишь долге и о стране. Недоброжелатели говорят, что его лицо словно вытесано из грубых камней, и он уже наполовину седой, хотя ему нет еще и сорока. Сын Эгмонта Окделла, отказавшегося перейти на сторону Раканов и ввергнуть страну в гражданскую войну. В юности Ричард часто думал, прав ли был отец, которого с такой яростью проклинала мать – сейчас же он верит, что Талигойя давно мертва, а Талиг жив, и негоже ради прошлого и мертвого убивать живое и настоящее. Отец уже давно в Рассветных Садах, но его сын поднял его меч и служит теперь Олларам… нет, не Олларам – Талигу.
Снова поют трубы, неужели скоро можно будет, отвесив любезный поклон их величествам, уйти: сесть на коня и ускакать подальше отсюда? Ричард наконец обращает безразличный взгляд на площадь – осталось шестеро. Катершванцы, которые должны уехать с маршалом Варзовом, какие-то недоноски и… Алва. Он стоит недвижимый, словно до звона, до отчаяния натянутая струна – Повелитель Ветров, соберано Кэналлоа, второй… да чего уж там, все знают, первый в выпуске – он стоит никем не выбранный и никому не нужный. Ричард хочет отвести взгляд, но не может. Ему не должно быть дело до Алвы, до сына предателя, который пытался устроить переворот и, свергнув Оллара, сам сесть на трон. Бывший Первый Маршалл и супрем – Алваро Алва был слишком близок к короне, имел слишком весомые права на неё и не устоял. Он едва не разбил хрупкое равновесие сил в стране, за что и поплатился головой, а Кэналлоа Талиг зажал в железные тиски. Молодому герцогу Алва придется непросто, если он захочет вернуть фактическую независимость своих земель от короны.
Ричард пытается разглядеть лицо мальчишки, но отсюда, с крытой галереи, это невозможно. И вдруг становится противно: Рокэ Алва – лишь пешка в руках интриганов. Да, возможно, через годы он заматереет и заставит расплатиться каждого за свое унижение и унижение Кэналлоа, но все, все от старого лиса Штанцлера до прагматичного пса Талига Дорака, постараются обломать этой птице крылья раньше, чтобы она их точно не расправила. Последний раз поёт труба, надрывается герольд, перечисляя имена, писец с указом уже поднимается к королю – скоро можно ехать домой.
Каждый раз герцогу Окделлу кажется, что он уже давно распрощался с идеалами юности из древних баллад о чести и благородстве, и всё же… он не выдерживает:
- Рокэ, герцог Алва! – голос Ричарда, глухой и низкий, привыкший покрывать поле брани, камнепадом разбивается о столичную площадь. – Я Ричард, герцог Окделл, Маршал Севера, принимаю вашу службу.
Теперь ему придется объясняться с Дораком и, возможно, со Штанцлером – скорее бы уже куда-нибудь уехать. Все смотрят. Королева ахает и роняет веер – это утомляет. Алва движется стремительно и легко, будто взлетает по ступеням на галерею, словно и впрямь птица. Теперь Ричард может разглядеть его. Юноша очень красив, почти нечеловеческой красотою. Его лицо бледнее лика «прекрасного гиацинта» Катари Ариго. Чуть хищный нос не портит молодого герцога, а лишь придает ему мужественности, иначе бы он был слишком миловиден для юноши и воина. Черные волосы явно длиннее, чем полагается по уставу Лаик – интересно, сколько наказаний от Арамоны Алве пришлось вынести за это нарушение? Во всем облике слишком много мальчишеского, слишком много нарочитого – да он же совсем еще нахальный юнец! И отчего Ричард надеялся найти в Алве нечто, что отличает того от других вчерашних жеребят, готовящихся упасть в сладкие искушения столицы?.. Но глаза – глаза слишком синие и слишком взрослые: в них старая скорбь, и ярость, и понимание, и какая-то колдовская мудрость.
Алва преклоняет колени и звонко произносит слова клятвы. Его голос, уже мужской, всё же еще не превратился окончательно в бархатистый баритон, но точно обещает таковым стать через пару лет. Да, этот юноша будет погибелью для девиц! Ричард чувствует, как прохладные и чуть дрожащие губы касаются его широкой, загрубевшей, словно у простого солдата, руки… Закатные твари! И ведь не только для девиц!
Ты сам вырыл себе эту могилу, Маршал Севера! Ты думал, что запер свое прошлое в далекую темницу, а твоя суровая мать уже отчаялась дождаться от тебя внуков. И ты признал наследником старшего сына Айрис, а Катарина Ариго была лишь попыткой забыться, но ты хоть раз в своих мечтах не любовался ею, словно рыцарь картиной, а пытался снять с неё платье?.. Не лги хотя бы себе!
***
- Эр Ричард, - мальчишка тянет эти слова на кэналлийский манер, словно сладость меда мажет по губам.
Слушать это сладострастное «эр-р-р» почти невыносимо. Окделл бы с удовольствием запретил Алве так себя называть, но ведь сам всегда ратовал за старые традиционные обращения. Ричард, зашедший в библиотеку, мрачно смотрит на своего нового оруженосца, застывшего в изящном поклоне. Алва всё делает так легко, так естественно, что даже самые нелепые придворные позы в его исполнении выглядят игривым танцем.
- Что вы прохлаждаетесь тут? – наконец, грубо интересуется Ричард.
- Я взял книги по землеописанию и военному делу, - с улыбкой отвечает Алва. – Не знал, что склонность к самообразованию – это дурная привычка.
Наглец! И ведь наказать его за эту дерзость – значит, ославить себя несправедливым сеньором. Рокэ, Леворукий его побери, за пару недель очаровал весь замок. Приехавшая погостить к брату Айрис в восторге от Алвы и говорит, что взять его в оруженосцы – это лучшее решение Ричарда за последние десять лет. А его племянники бегают за Алвой табуном и требуют еще и еще играть в марикьярских пиратов или Эгмонта Окделла, защищающего столицу. Сварливый повар часами готовит для Алвы кэналлийские блюда, а заглянувший на огонек молодой, да ранний генерал Феншо уже через полчаса распивает с Алвой вино и поет какие-то разбойничьи песни, причем прямо в саду герцога Окделла – невыносимо!
На тренировках по фехтованию Алва, послушен и собран, он дерётся несколько на южный манер, но охотно учится и принципиально иным приемам. Он даже пытается освоить северный меч, явно слишком тяжелый для него.
- Шпага вам подходит больше, - сухо роняет Ричард, замечая, что у Алвы от усталости начинают трястись руки.
Тот лишь вскидывает голову и сверкает своими безумно-синими глазами. А на следующую ночь Ричард застает его в саду взмокшего, вымотанного, но упорно отрабатывающего удары мечом. Ладони оруженосца слишком узкие для мужчины, запястья слишком тонкие, а еще он любит кольца. Ричард думает о том, что подарил бы ему перстень с сапфиром, ведь синий – один из цветов герцогов Алва…. И тут же гневно обрывает себя – совсем свихнулся! Идет к колодцу и со злостью выливает на себя ведро за ведром ледяной воды.
Рокэ же заполняет свой досуг и дом герцога Окделла звуками гитары, полными страсти, южными песнями, шутками со служанками и военными, играми с детьми. А еще Алва тренируется как одержимый, невзирая на усталость и боль. Смешливый и невесомый, точно сам ветер, он упрям, словно бакранский козел, и опасен, словно закатная тварь. За образом легкокрылой ласточки скрывается ворон, который, ради своей цели готов вцепиться когтями в горло врагов и выклевать им глаза. Ричард думает, что Рокэ мог бы быть другим, если бы не клеймо сына предателя, но это они никогда не узнают.
Алва жадно впивает каждое объяснение своего сеньора, и в такие секунды Ричарду становится стыдно, что он будто не желает учить своего оруженосца и он посвящает ему час за часом. Вопреки ожиданиям Алва почти не ходит по злачным местам столицы – нет, всё куда хуже… он ходит за самим Ричардом! Ходит кошкою Леворукого. Ходит тенью искушения. Смеется на все строгие слова и даже осмеливается трогать герцога Окделла!
Впервые это случается прямо в Фабианов день. Алва приходит вечером в спальню Ричарда и, словно так и надо, принимается помогать ему раздеваться: забирает плащ и шляпу. Когда он тянет руки к поясу, Окделл не выдерживает:
- Что вы делаете?!
Алва смотрит на него серьезно, и только в синих глазах пляшут смешливые искорки:
- Выполняю свои обязанности оруженосца, эр Ричард!
Окделл сглатывает и коротко кивает:
- Продолжайте.
Может, и впрямь лишь почудилось? В конце концов, Маршал Севера всегда обходился сам, только в силу привычки и очень строгого воспитания юности. Насколько ему известно, вон у Олларов целая толпа придворных по утрам толпится в опочивальне и облачает в одежды короля.
Алва снимает с него пояс. Ричард чуть опускает голову и едва не утыкается носом Рокэ в макушку – от черных волос пахнет какими-то морисскими благовониями. Тело обдает волною жара – закатные твари! Ничего, он много что терпел в своей жизни и это вытерпит. А Алва словно нарочно не торопится – будто не одежду снимает, а его, своего сеньора, ласкает горячими даже через нательную рубаху пальцами.
- Дальше я сам, – наконец, не выдерживает Ричард.
Мальчишка не понимает – с каким огнем играет! Еще немного, и они окажутся на кровати, вряд ли герцог Алва мечтает познать гайифскую любовь. А если и мечтает, то с нежным юношей, а уж точно не со своим сеньором – похожим на плохо обтесанное дерево, суровым Повелителем Скал.
Рокэ послушно отстраняется, но выглядит странно разочарованным. Возможно, у кэналлийцев приняты более тесные контакты с людьми – южане вообще странные: то громко хохочут, то обнимаются, то даже целуются с друзьями! Но Окделлы воспитаны иначе.
- Мой эр, - бархатным шепотом произносит Алва, - позвольте, я хотя бы сапоги с вас сниму?
И прежде чем Ричард успевает ответить, легко скользит на пол к его ногам.
***
Так проходит день за днем. Ричард уже не понимает, кому все-таки принадлежит этот дом: ему или Рокэ? Алва повсюду! В дворе он тренируется, кружась и легко прыгая по неровной земле. Потом ему становится жарко, и он раздевается до влажной рубашки, заставляя половину служанок прильнуть к окнам – похотливые негодяйки! Лучше бы убирали как следует. В библиотеке он читает, усаживаясь в нишу под окном и поджимая острые коленки к груди. В большой зале он обедает, облизывая вилку так, словно это главная куртизанка Талига. Ричард не может смотреть, как Алва, запрокидывая голову, пьет вино – почему-то все время чуть проливая его, так что алая струйка бежит по подбородку, напряженной шее и стекает под одежду.
- Ешьте аккуратнее! – не выдерживая, рявкает Ричард.
И получает укоризненные взгляды от Феншо и Айрис. А Алва только улыбается в ответ.
По вечерам Рокэ упорно приходит помогать ему раздеваться, а по утрам – одеваться. Таскает ему полотенца и кувшины с водой и все пытается подсобить с умыванием.
- Святая Октавия! Да я же не мой пятилетний племянник, - хмурится герцог Окделл, - и вполне способен обихаживать себя сам.
- Позвольте, я застегну вам дублет, - беззаботно откликается на эту отповедь Алва.
На дуэли сразу с четырьмя противниками до появления Ричарда Рокэ успевает убить одного из Карси, с остальными они расправляются уже вместе, обходясь, впрочем, без новых смертей. Алва ранен, и Окделл, велев ему в кое-то веки помолчать, везет его домой. Лично осматривает рану до приезда лекаря, и интересуется, отчего Леворукий поселил в эту пустую голову столь безумную идею – вызвать разом четверых:
- Вы не похожи на наивного юнца, Рокэ, чтобы делать такую глупость, - мрачно говорит Ричард и прижимает пальцы к его шее, оценивая биение сердца.
- Вы слишком высокого мнения обо мне, - усмехается Алва.
И все же Окделлу удается выяснить, что причиной было оскорбление семьи Рокэ: герцогов Алва назвали дважды предателями, видимо, памятуя о Рамиро. И Ричард не находит, что на это сказать.
Окделл сидит у постели своего оруженосца всю ночь. У того, похоже, жар, и Алва, вцепившись в руку своего сеньора, не желает отпускать. Конечно, Ричард может уйти – это не его обязанность, да и сиделок тут найдется полный дом, но почему-то он продолжает быть рядом, вытирать влажным полотенцем красивое лицо и давать Рокэ воды. Под утро тот, наконец, успокаивается и прежде, чем провалиться в сон, жадно целует мозолистую ладонь Ричарда, что-то шепча на кэналлийском. Знать бы, что именно…
***
Король наконец-то отпускает герцога Окделла в Торку, с условием, что тот вернется через год и станет Первым Маршаллом Талига – вот ведь счастье-то! Ну хоть на какое-то время Ричард отдохнет от столицы и интриг. Перед отъездом им приходится идти на маскарад, который устраивают во дворце. Катари в наряде белой розы и маске, расшитой мелкими жемчужинами, выглядит совсем юной. Король воспользовался своим монаршим правом обойтись без костюма, как и кардинал. Ричард, мысленно подсчитывает, через какое время будет прилично покинуть бал, и прячется по углам от мамаш с девицами на выданье. В бою он не боится, но вот любая знатная дама Олларии, полная желания сделать свою доченьку женой Повелителя Скал и герцогиней, пугает его до дрожи. А не узнать высокую крепкую фигуру Маршала Севера, облаченную в простую одежду монаха-олларианца, почти невозможно.
Однако все гости вдруг оживляются и с интересом смотрят на вновь прибывшего. Ричард рассеянно вглядывается в юношу, что танцующим шагом движется по бальной зале. И как Алва осмелился! Герцог Окделл знает, что в домах полусвета некоторые куртизанки позволяют себе одеваться в наряд Закатной Кошки, и даже на заре своей юности сам лицезрел подобное пару раз. Теперь же весь королевский двор, вместе с их величествами, видят такой непристойный образ для мужчины – Закатный Кот грациозно раскланивается перед троном. Он весь в черном бархате, только алые чулки бесстыдно обтягивают стройные длинные ноги, да на светлом лице маска кошки цвета крови – хорошо, что тут нет эсператистов, матушка бы упала в обморок от такого оскорбления!
Подобное мог выкинуть только Рокэ Алва – невыносимый мальчишка! Оправился, значит, от ранения уже. Он без шляпы, и в черных волосах дерзко торчат то ли рожки, то ли острые ушки. На руках серебряные когти – и ведь не поскупился, заказал у ювелиров заранее. Он стучит каблуками, походя к Ричарду, а тот старается не смотреть на эти ноги – в чулках бесстыдного цвета. Плащ небрежно переброшен через локоть, чтобы все могли увидеть длинный черный хвост, который прикреплен прямо к… прямо… – Ричард чувствует, что начинает задыхаться. Алва склоняется в поклоне:
- Мой эр, - мурлыкает он.
- Как вы посмели?! – сквозь зубы выдыхает Ричард. – Что скажет её величество? Что скажет кардинал?
Синие глаза пылают огнем сквозь прорези маски.
- Его высокопреосвященство скажет, что ничего иного и не ждал от меня, ведь я отродье Леворукого.
Судя по возбужденным шепоткам, половина присутствующих так и считает, другая же готова взять Рокэ или отдаться ему прямо тут, в тронном зале. Ричард замечает, как Катарина, стыдливо прикрываясь веером, бросает кокетливые взгляды на Закатного Кота.
- Вон! – шипит Ричард и, схватив Алву за локоть, словно нашкодившего поварёнка выволакивает из зала, вталкивая в какую-то комнату, где, наверное, обычно припудривают нос фрейлины.
Тут пахнет приторными духами и валяется чей-то забытый шарф. Под ноги попадается низкая скамеечка, и Ричард отшвыривает её пинком:
- Вы сошли с ума!
- Так и есть, - Алва стягивает перчатки с когтями, потом медленно снимает маску и пристально смотрит на него, демонстративно облизывая губы.
- Нет… нет, - вдруг понимает Окделл, - вы… ты не посмеешь!
- Почему? – Алва делает шаг вперед. – Я знаю, что вы никогда не были женаты и у вас нет любовницы. Говорили…
- Тебя это не касается!
- Но почему?! – Рокэ оказывает рядом так стремительно, словно и впрямь, прыгнул как кот.
Он прижимает ладони к груди Ричарда и встает на цыпочки, пытаясь сравняться с ним в росте:
- Я хочу быть с вами!
Герцог Окделл, несгибаемый Повелитель Скал, уже готов отшвырнуть своего оруженосца, но тот отчаянно целует его в губы. Этот поцелуй жаркий, мокрый и, к удивлению Ричарда, вовсе не такой умелый, как можно было бы предположить.
- Пожалуйста, - тихо шепчет ему в рот Рокэ и, обнимая, жадно шарит руками по его спине.
И Ричард не выдерживает. Он легко подхватывает Алву под задницу, заставляя обвить себя за талию длинными ногами в этих невыносимых алых чулках. Чувствует, как под пальцами напрягаются сильные мышцы и всё время мешает этот проклятый хвост! Чувствует, как Рокэ прижимается к нему всем телом, вжимается в него. Ричард тихо бормочет ругательства, опускаясь на какую-то софу, и сажает Алву к себе на колени. Накрывает широкой ладонью его пах, ощущая восхитительную твердость под слоями ткани.
Рокэ, в одно мгновение, растеряв всю свою чарующую грацию соблазнителя, всё своё колдовство Закатного Кота… становится похожим на того, кем является на самом деле – на неопытного вчерашнего мальчишку, который громко, непристойно стонет, толкается Ричарду в руку и нелепо мотает головой. Он такой трогательный в своем чистом, незамутнённом желании – такой жадный… Ричарда давно, очень давно не хотел кто-то просто так. Не хотел кто-то так сильно.
- Тихо, тихо, - приговаривает он, пытаясь остановить Рокэ, но тот уже с юношеской стремительностью срывается в омут наслаждения.
Вбиваясь в руку своего сеньора, мешая стоны с бормотанием на кэналлийском, целуя и кусая шею Ричарда, утыкаясь лицом в неё. Под ладонью на ткани расплывается постыдное влажное пятно. Ну что же в таком возрасте можно кончить и в штаны.
Ричард пытается усмирить внутреннего зверя, требующего немедленно сдернуть с Алвы всю одежду, опрокинуть его на софу и взять сейчас же! Ну или хотя бы стащить с него обкончанные панталоны, прижать их лицу, вдыхая запах, а потом спустить прямо в них. Леворукий! Он и впрямь обезумел... Вытворять такое в королевском дворце! Вообще вытворять подобное с собственным оруженосцем…
- Эр Ричард, - облизывается Алва, пытаясь отдышаться, и тянется распутать завязки на его штанах.
- Довольно! – он резко ссаживает оруженосца со своих колен. – Мы и так зашли слишком далеко. Вас следовало бы наказать… но учитывая, что я, кхм… не сумел вас остановить, будем считать, что мы виноваты оба. Завтра я уезжаю в Торку, и если вы хотите поехать со мной, то приказываю вам впредь воздерживаться от подобных выходок.
- Но… - синие глаза своевольно пылают, подбородок вздернут, а на губах вновь лихая улыбка.
Ох, не зря кто-то однажды назвал молодого Алву пасынком Леворукого!
Ричард должен оставить его в столице. А сам уехать в Торку. Но он не может – он взял Рокэ в оруженосцы, он взял на себя ответственность за его жизнь и судьбу на три года.
- Вы меня поняли?
- Да, эр Ричард! – если бы взглядом можно было бы убить, то герцог Окделл упал бы замертво прямо здесь.
- Прекрасно. Тогда прикройтесь плащом, наконец!
Если Ричард еще раз увидит пятно на его штанах, то просто не сможет остановиться.
***
В Торке холодно. Алва и не знал, что на свете бывают места, где так холодно. Бесконечный ледяной ветер пробирает до костей, а свинцовое небо накрывает тебя будто в склепе – оказаться бы подальше отсюда! Оллария – конечно, не Кэналлоа, и всё же было бы так хорошо снова жить если не на родных землях, то хотя в столице Талига. Но здесь эр Ричард…
Теперь Алва ведет себя безупречно. Он учтив, расторопен и трудолюбив, но он больше не улыбается своему эру. Не пытается соблазнять его, петь ему страстные баллады о любви на кэналлийском, ненавязчиво ласкать его, помогая одеваться и раздеваться.
Рокэ заподозрил бы, что вообще выдумал жаркие взгляды эра Ричарда в свою сторону и его недвусмысленную реакцию на свои прикосновения, если бы не произошедшее во дворце. Если бы он был противен своему сеньору, разве тот стал бы его ублажать – добро еще принять ласки от своего оруженосца, но ласкать самому… Проклятый Маршал Севера! Но и у Рокэ тоже есть своя гордость! Ему не зазорно предложить, но если его отвергают… Да пропади оно всё пропадом!
Алва нарочно громко смеется у костра с офицерами, обнимается с Феншо – ничего, он станет генералом еще раньше, чем Оскар! Братается с простыми солдатами, поет песни у костра, щедро разливает по кубкам припасенное кэналлийское вино. И всё это, ловя на себе мрачные взгляды своего эра.
Рокэ бы много отдал, чтобы вновь подойти к нему, запустить пальцы в густые русые с сединой волосы, потрогать шрамы на лице, огладить широкие плечи, а потом стащить с Ричарда штаны и показать, что он, герцог Алва, тоже умеет доставлять удовольствие – да такое, что все прежние любовники и любовницы Окделла, ну или кто там у него был, и рядом не стояли!
Но каждый раз, когда тот говорит:
- Вы свободны, Рокэ.
Он отвечает:
- Слушаюсь, монсеньор, - и, отвесив сдержанный поклон, уходит.
В комнатах тоже холодно, и воздух какой-то жуткий – им тяжело дышать.
- Мда, это не Рассветные Сады, - бормочет Оскар, наливая вино, - надо проверить караулы. Хотя нет… Рокэ, иди-ка ты к своему господину, а то мне не нравится кашель герцога Окделла.
- О чем ты? – хмурится Алва. – По-моему, он-то как раз чувствует себя превосходно – недаром Маршал Севера.
Феншо хмыкает:
- Молод ты еще, а вот мне говорили, что в юности Окделл страдал какой-то грудной болезнью и задыхался.
Рокэ чувствует, как его сердце сжимает ледяная лапа – наверное, во всем виноваты проклятые сквозняки, которые тут повсюду.
- Да, конечно, я поднимусь, вдруг ему что-то нужно.
Он быстро выходит. В конце концов, это вполне естественно, что оруженосец торопится к своему господину, ведь никто не знает, о произошедшем между ними на самом деле.
Лестница кажется бесконечной. Но вот и дверь – Алва стучит. Тишина. Стучит снова:
- Монсеньор, вам ничего не надо? Может, подогретого вина?
Тишина. А потом он вдруг слышит кашель – странный, надсадный, с всхлипами, совершенно не похожий на обычный, который случается в жизни каждого человека, что умудрился подцепить простуду.
Алва врывается в спальню, не думая, и замирает, видя, как Окделл стоит на коленях у кровати, задыхаясь и судорожно вцепившись пальцами в одеяло.
- Эр Ричард! – Алва бросается к нему, хватает его за руки, падает на пол рядом. – Что с вами?
Тот медленно оборачивается:
- Рокэ, - и чуть улыбается, а потом вновь захлебывается кашлем.
- Что? Что вам дать?! Какое лекарство?!
Ричард переводит дух:
- От этого нет лекарства, Рокэ. Он… он приходит сам и так же уходит. В детстве врачи говорили, что это от волнений – приступы удушья. Мол, тонкая душевная организация… представляешь, у Повелителя Скал и Маршала Севера нервические припадки, как у престарелой фрейлины? – он горько и зло смеется, а потом вновь захлёбывается всхлипами, словно ему мало воздуха в этой большой и прохладной комнате.
- Нет! Не вздумайте! Дышите! Вот так: раз-два, со мной вместе: вдох-выдох, вдох-выдох, - Рокэ не знает, что за бред он несет, он просто прижимает ладони к груди своего эра и дышит вместе с ним.
Проходит совсем немного времени или целая вечность. От ледяного пола замерзли колени. Ричард наконец-то дышит свободно:
- Спасибо, Рокэ, - он медленно берет его за руку, отрывая ладонь от своей груди, и подносит эту руку к своим губам. – И прости меня, я не должен был так поступать. Я просто… просто я…
- Всё в порядке, - обрывает его Алва и помогает лечь в кровать. – Просто знайте, если вы захотите, я останусь с вами!
- Со мной? – на суровом лице маршала застывает странное выражение.
- Да.
- Иди сюда.
Рокэ ласточкой ныряет к нему в кровать и крепко обнимает его за талию:
- Спи, эр Ричард. И я буду спать.
***
Через пару часов Рокэ пробуждается от того, что кто-то невесомо гладит его по лицу и пристально рассматривает. Ах да, он же в кровати своего эра. Ричард, явно отдохнувший и повеселевший, уже выглядит не задыхающимся страдальцем, а истинным Маршалом Севера. И у Рокэ сладко ноет в груди, что он все-таки оказался в этой постели.
- Мой эр, - коварно мурлыкает он, скользя ладонью под рубашку Ричарда.
- Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? – с обреченностью спрашивает тот.
Рокэ размашисто и влажно лижет ему шею, обрисовывает языком резкую линию челюсти.
- И впрямь кошка, - хмыкает Ричард. – Сейчас, герцог Алва, вы встанете, осознаете действительность и, если готовы идти до конца, возьмете вон в том сундуке флакон с маслом и вернетесь в кровать. Потому что в этот раз я уже не буду столь бескорыстен.
От этого спокойного, властного тона, от этого низкого голоса, подобного грохоту камней в горах, у Рокэ всё тело пронзает возбуждением. Он поспешно выпутывается из одеяла, босыми ногами ступает по полу в поисках сундука и заветного флакона. А, возвращаясь обратно, решительно стаскивает с себя всю оставшуюся одежду, оставаясь абсолютно обнаженным под пристальным тяжёлым взглядом эра Ричарда.
- Подойди, - глухо говорит тот и резким рывком роняет его на постель, прижимая своим телом.
И это ощущается совсем иначе, чем в драке или в дружеских потасовках. Суровый маршал накрывает его собою – и в этом есть какая-то безумная первобытная сила, и одновременно какая-то теплая защита: Ричард тяжелый и восхитительно обжигающий. В чертовой Торке, наконец-то, больше не холодно!
Алва жадно обвивает его руками и ногами. Так ветер обнимает скалы. Ричард целует его в губы, проникает языком в его рот. Гладит широкой, шершавой ладонью его член, обводит масляными пальцами головку, сладко потирая.
- Если ты… сейчас не перестанешь… то я, - задыхается Рокэ.
- Так, юноша, отставить, - хмыкает ему в ухо герцог Окделл и скользит пальцами между ягодиц. – Сейчас вы успокоитесь и подумаете о своем долге перед сеньором.
- Да перестань же ты такое говорить! – возмущается Рокэ, невольно дергаясь к нему вперед. – От твоего голоса и этих слов можно кончить!
Ричард откровенно ухмыляется и шепчет:
- Какой отзывчивый, такой горячий – настоящее южное солнце. Тш-ш-ш-ш, а то вся крепость будет знать, чем мы тут занимаемся.
Когда пальцы всё же проникают внутрь, пелена возбуждения несколько спадает и можно осознать реальность. Но потом Ричард накрывает ртом его член.
- Мой маршал! Мой эр! – кажется, стонет Рокэ и ругается на кэналлийском, начисто забыв о том, что его могут услышать.
Он то вцепляется пальцами в простыни, то перебирает густые волосы Ричарда, прижимая его голову к себе, и уже не замечая, сколькими пальцами тот его трахает.
Наконец, его маршал распрямляется, заставляя себя отпустить, и подтягивает за бедра к себе, медленно входит. Это несильная боль – она скорее отрезвляет, чем по-настоящему тревожит.
- Ты как? – глухо спрашивает Ричард, он явно силой воли удерживает себя на грани.
- Всё в порядке.
- Может перевернешься на живот?
- Ну уж нет, я хочу тебя видеть!
- Было бы что рассматривать, - шипит сквозь зубы Ричард и начинает плавно двигаться, сначала возмутительно тягуче-медленно, а потом всё быстрее и быстрее.
И Рокэ тонет в этом потоке, захлебывается в нем. Вцепляется в плечи маршала. Чувствует, как сильная рука то накрывает шею, обманчиво-нежно стискивая её, то почти до боли тянет за длинные волосы, то возвращается к члену, лаская его.
- Добился всё-таки своего? – на хриплом стоне выдыхает эр Ричард.
- Да, мой маршал! – выкрикивает ему в губы Рокэ.
И падает куда-то в бездну, выплескиваясь в его руку. И уже не помнит, как после Ричард касается его виска почти целомудренным поцелуем и вытирает их обоих влажным полотенцем.
Рокэ просто зарывается лицом в подушку и собирается как следует выспаться.
- Мальчишка, - с нежностью и горечью шепчет Ричард.
О вот что он опять выдумал?! Ведь так же хорошо, тепло и сонно. Алва заставляет себя открыть глаза и осипшим от стонов голосом спросить:
- Я могу остаться, мой эр?
Окделл бросает испачканное полотенце на пол и ложится обратно в кровать. Целует тонкие, длинные пальцы Рокэ:
- Тебе нужно кольцо с сапфиром.
Алва по-кошачьи прищуривается:
- Ты не ответил на мой вопрос.
Суровое, всегда такое каменное лицо Повелителя Скал вдруг становится по-детски беззащитным. И Алва словно видит того наивного мальчишку, каким Окделл был много лет назад.
- Оставайся, Рокэ, я устал бороться с собой. Ветер невесом и невидим, но ветер точит и развеивает камень. Оставайся, даже если однажды ты разрушишь меня.
- За такие слова я бы вызвал вас на дуэль, эр Ричард! Но я лучше заставлю вас провести со мной все ночи в этой проклятой Торке – тут слишком холодно спать одному. Вы должны не дать кэналлийцу замёрзнуть.
И Рокэ улыбается, и утыкается лицом Ричарду в плечо. Он завоют доверие Окделла, как уже завоевал его любовь. Он никому не позволит из закатных тварей при дворе обидеть маршала, опутать его своими интригами. Леворукий! Да ведь Ричард же наивный порою, словно дитя, как он выжил только в этом гадюшнике без него? Ну ничего оруженосец Рокэ Алва, Повелитель Ветра, никому не позволит обидеть своего эра!
Отредактировано (2022-11-27 18:00:19)
159. Ли/Пьетро. Недоверие и предубеждение со стороны Ли (потому что слишком уж сияющим выходит Пьетро по рассказам Арлетты) и равнодушие со стороны Пьетро (потому что - ну что он, хорошеньких кровожадных феечек в своей жизни не видел?). Постепенно Ли проникается и приходит к выводу, что сияние Пьетро Арлеттой не преувеличено и что он очень даже ничего, и что с этим надо что-то делать. Что именно делать и с каким рейтингом - на усмотрение автора.
Это продолжение первого исполнения, и тут все еще пре-слэш и Гайифа
1300 слов
Когда городская стена Паоны показывается вдалеке, Ли понимает, что внутри зарево. К вечернему небу стремятся клубы дыма, а то ли ратуша, то ли колокольня пылает, как свеча. Они останавливаются в двух хорнах от главных ворот.
— Вы ведь знаете, что делать, маршал Савиньяк? — обеспокоенно спрашивает Капрас. Он нашел бы общий язык с Эмилем, и с покойным Вейзелем, и с лысым полковником... как его? Стоунволл, точно.
Что делать, Лионель не знает, но этого он не озвучит ни за что. Он вспоминает Проныру, которая безошибочно нашла дорогу, вспоминает горящие поля и увитую зеленью башню. Нет, он знает, что делать, но не разумом. Это неприятный, по сравнению с обычной рассудочностью, контраст.
— Это должно быть старое место, чем-то неуловимо другое. Церковь, камень на площади, источник — что угодно.
— Монастырь святой Агриппы, — отзывается Пьетро. — С тех пор, как Гайифа приняла эсператизм, он именуется так, а прежде там, призывая дожди, резали скот.
Что-то в мягкости, с которой Пьетро рассказывает о капище, наводит на мысли, что резали там не только коз и овец. А еще девственниц, девственников и всех, кому не посчастливилось. Впервые Лионель задумывается, блюдет ли Пьетро эсператистский обет?..
Они не делали остановок уже три дня, Ли чувствует себя грязным и готов окунуться в любую лужу, но вокруг предгорья и сухость. Пьетро же чист, и только излишне гладко зачесанные волосы выдают нехватку горячей ванны или хотя бы озерца. Лионель трет щеку, пытаясь избавиться от сероватого подтека, но останавливается, когда понимает, что Пьетро разглядывает его исподлобья.
— И как нам попасть к святой Агриппе? Надеюсь, — Лионель усмехается, — это не женский монастырь?
Кто-то из офицеров посмеивается, но Пьетро сохраняет невозмутимость.
— Нет, мужской. С обширной библиотекой и алтарным чертогом, который очень напоминает тот, что в храме святого Адриана. Если, конечно, что-то уцелело.
— Если, как вы говорите, это и правда такое удивительное место, то уцелело, — кивает Ли, вспоминая рассказы о Лаик и источнике в Старом Парке.
Капрас говорит, что три сотни людей будут готовы к рассвету, но Пьетро качает головой.
— Мы с господином Савиньяком войдем в Паону иначе. Господин Капрас, найдите мне трех корнетов, способных читать по-гальтарски и на талиг. Невысоких, чтоб сошли за отроков.
Ли гонит прочь картинку, как Пьетро снимает мундир, засучивает до локтей рукава, открывая незагорелые руки, и заносит над нежными шеями нож. В воображении Ли вид у Пьетро скорбный и просветленный. Он едва не упускает жест, которым Пьетро просит его отойти в сторону.
***
Нет, краски для волос у него не осталось, раздраженно объясняет он. Пьетро стоит, прислонившись к дивному раскидистому платану. Листья еще молоды и зеленеют нежно, по-весеннему, а этот Пьетро не военный и не церковник. Это нечитаемое лицо понравилось бы маме и дядюшке Гектору: запертая на замок шкатулка.
— Тогда вам придется прятать взор, — говорит он. — Опускать глаза. Это нетрудно, просто нужно все время думать о своих башмаках.
— Что вы задумали?
— Задумали вы и ваш друг, не я, — Пьетро качает головой. — Раз герцог Алва решил, что вы должны здесь быть, я помогу.
Звучит, будто Росио распорядился устроить ему увеселительную прогулку! И с чего потомок разбитого герба говорит о регенте Талига, как о знакомце? Ах да, карета и Левий. Ли вспоминает веселый рассказ Росио о том, что и от четок в умелых руках бывает польза, и в который раз изучает взглядом кисти.
— Четки при вас? — спрашивает он.
— Желаете помолиться перед тем, как войти в город?
Лионель не желает иметь ничего общего с церковью и ее слугами, но трогает шею, отчего-то представляя, как ее сдавливают деревянные бусины.
***
Трех корнетов Пьетро стрижет кинжалом. Отрезает один льняной и два каштановых хвоста, ровняет челки, и вот перед Лионелем три служки. Им велено молчать, прятать оружие и не убивать, пока не наступит угроза жизни.
«Военным в монастырь хода нет», — говорит Пьетро.
Ли так и тянет спросить, где будет прятать оружие сам Пьетро, но — не успевает. Ему протягивают ворох серой материи, поверх которого простенькая, без камней эспера. Одеваясь, он думает, что Сильвестр нашел бы уместные слова для истории, в которой талигойский маршал и граф облачается в священника. Его имя — отец Леонидас, он благочестив и свят, проделал весь этот путь, чтобы лобызнуть мощи святой Агриппы. Вот бы ни мама, ни Росио о том не узнали...
Пьетро цепляет ему на грудь сову. Они адепты ордена Мудрости и несут с собой знание и слово. Один из корнетов ругается такой бранью, что Уилер присвистывает. Уилер остается здесь, и Лионеля терзает нехорошее предчувствие, что о Леворуком в рясе однажды узнает вся Северная армия.
Серые одежды дают им пропуск в Паону. Здесь нет повешенных собак и отрядов вольных дуксов, зато полно обгорелых окон и черных от копоти домов. Пьетро без труда выбирает улочки, где нет пожара, но гарь и жар достигают их всюду. В кого-то он всаживает кинжал, и Ли понимает, что, пожалуй, мог бы к такому привыкнуть.
— Что заставило застыть вас в восхищении, господин Савиньяк?
— Хотите бросить свою церковь и стать талигойским офицером?
В черно-белой форме он будет выглядеть недурно. Ли пытается припомнить те портреты Сэц-Гайярэ, по которым мама опознала сына забытой семьи, и сетует, что в галерее Эпинэ добрался только до Алисы. Капитану Пьетро Сэц-Гайярэ можно было бы поручать многое: и опасное, и тайное, и такое, что не поручить никому.
— Церковь не бросают, — отзывается Пьетро, не обернувшись. — Ее всегда носят с собой, даже если надевают мундир, а не рясу. Мы почти добрались.
Когда в окошке монастырских ворот показывается лысеющей привратник, Пьетро прикладывает руку к губам и трогает пальцем сову. Их впускают, и Ли видит, что внутренний двор полон народу. Горожане сидят на траве, на паперти, качают детей и кормят стариков. Сбежавшие от скверны, они нашли здесь временный покой.
Настоятель встречает их внутри, куда, понимает Лионель, впустили больных и слабых, люди лежат на церковных скамьях, накрытые прохудившимися одеялами, а в правом приделе Ли различает статую женщины: должно быть, та самая Агриппа.
Пьетро едва заметно тянет его за рукав, и Ли опускает голову. Изучать башмаки, так было сказано?.. Под подошвами старая кладка пола, и Лионель прослеживает взглядом переплетение каменных трещин.
— Отец Леонидас немногословен и погружен в думы, — почти поет по-гайифски Пьетро. — Я буду его языком и ухом, отец настоятель.
Язык и ухо упоминает неизвестных Лионелю эсператистских церковников, заверяет, что будет молиться, чтобы в Паону пришел мир, и Ли соглашается: он тут ради этого. Ради особняка на Площади Оленя, ради Джаниса, что растворился где-то в войне. Ради того, чтоб зелень высохла повсюду — и здесь тоже.
Отец Леонидас желает увидеть знаменитые подземелья монастыря и поговорить там с Создателем. Пьетро лжет с лицом святого и ловкостью кансильера — нет, он непременно должен быть в Талиге, непременно. Лучше иметь его союзником, не врагом. В тусклом свете факелов, выданных корнетам-эсператистам, они спускаются по каменным отсыревшим ступеням. Лионелю кажется, что он снова различает эхо пожаров, хотя в монастыре нет ни дыма, ни огня.
Лестница обрывается, и Ли дотрагивается до стены: она горяча, будто всегда прогрета солнцем. Он отдает Пьетро эсперу Мэлхен.
— Редкая вещь, — замечает тот.
— Я расскажу, как она у меня появилась. Потом.
Он разъясняет Пьетро, как нужно уронить кровь, чтобы вернуть человека с той стороны, и старается не замечать золотистых отблесков на светлом лице и теней от ресниц. Пьетро не задает вопросов, только улыбается, когда Лионель наконец замолкает.
— Да пребудет с вами Создатель, отец Леонидас.
Ли предпочел бы Росио, или братьев, или хотя бы проклятого Давенпорта, но должен идти один. Молния ударяет в сухостой, и пожары зовут его, зовут... Он падает спиной на теплую стену и открывает глаза среди горящей степи. Конь с пламенной гривой несется к нему от оранжевой линии горизонта.
— Долго же вы приходили в себя, — звучит поблизости, и Лионель вскакивает на ноги.
Они с Пьетро одинаково одеты в алое с золотом. Должно быть, в это мгновение их сходство куда ярче. Ли размышляет, кто будет возвращать их теперь — отец настоятель или три остриженных юноши? Впрочем, это неважно, они могут и не вернуться: конь все ближе, но позади него — грозовая туча.
— И все же я не опоздал, брат Пьетро. Что теперь?
Но Лионель и так знает, что теперь очередь молний. Пальцы трогает приятный жар, а в голове мелькают образы: старый Анри-Гийом, Филипп Аларкон, юные Мишель и Арсен, маленький Арно, отец, красивый алат, Робер Эпинэ и — Пьетро рядом с благообразным стариком в богатых церковных одеяниях.
Молния раскалывает тучу пополам, и Лионель видит, что лошади две: черная и белая, по одной на каждого.
Отредактировано (2022-11-27 23:18:48)
35. Любое исполнение в рамках накура про Айрис пиратку. Пейринг и рейтинг на ваше усмотрение, главное без особого стекла и больноублюдочности.
2200 слов, джен, попытки в юмор. АУ-все живы, никто никого не травил.
Ко входу в монастырь Ричард успел вовремя.
Когда он, взмокший от долгого карабканья по слишком крутым даже для привычного Баловника откосам, выбрался на неровную скальную площадку перед воротами, колокола в долине как раз начинали звонить полдень.
Строгая монахиня-привратница с суровым лицом воина на его сбивчивое приветствие молча указала на одну из расходящихся в высокой траве дорожек. Ричард поблагодарил и поспешил, куда велели. Ответом его вновь не удостоили, хотя устав монахинь-беатисток разрешал сёстрам и послушницам разговаривать несколько часов от полудня до обеденной службы один день в неделю.
Дик не сильно жаловал монастыри после того приключения в Олларии, когда, наивный, поверил, что его и правда могла пригласить на свидание королева. Верил до самого вечера пока не появились авторы поддельного письма, цитируя злополучные строчки, веселясь и насмехаясь, и пришлось вызывать сразу семерых.
После того случая Ричард обзавелся шрамом на предплечье и стойким недоверием к благородным эреа, первыми назначающим свидание. Но в тот день, пока он несколько часов слонялся по дорожкам под строгими взглядами монахинь, он на всю жизнь насмотрелся на монастырское обустройство. Так вот, Агарисский монастырь святой Беаты отличался от столичного аббатства святой Октавии, как степи Варасты от королевского парка. Находись тот монастырь в Надоре, Ричард бы понял, но в Агарисе, где самая захудалая церквушка сияла золотом отделки, утопала в цветах и подношениях прихожан, странно, даже жутковато было видеть следы запустения. Шпиль на церкви покосился, ворота рассохлись - это было видно издалека, как и выщербленную плитку на маленькой площади, окружённой грубыми, приземистыми строениями, среди которых сарай с трудом получалось отличить от дормитория. Грустную картину довершали кое как заделанные грубыми заплатками крыши, замшелый, осыпающийся камень ограды, и разросшиеся, кое как обрезанные лишь бы не залезали на дорожки, кусты самшита.
Возле колодца ещё одна монахиня неторопливо крутила ворот. В сторону Дика она даже не посмотрела. Да где-то совсем вдалеке мелькнула белыми одеждами чья-то фигура.
Похоже в монастыре очень мало сестёр, подумал Ричард. Неудивительно: строгие правила ордена, уединённость, аскеза и молчание, постоянные молитвы, и, как шептались об этом монастыре внизу - умерщвление плоти. Даже среди решивших уйти от мира найдется мало таких отчаянных. Айрис вот оказалась как раз такой.
В который раз при мысли о сестре сердце тревожно сжалось. Бедная Айрис, какую безрадостную судьбу она себе выбрала.
Ричард так и не смог отговорить её, как и узнать имя негодяя, разбившего ей сердце. Если бы только он нашёл подлеца! Даже на дуэль на стал бы вызывать, истыкал бы рапирой за каждую пролитую сестрой слезинку. Но ни в обществе, ни среди слуг, никто не знал о возлюбленном Айрис. Про неё даже слухов не ходило. Ричард предположил, что она могла полюбить кого-то недостойного, низкого сословия и тогда печаль сестры становилась понятной, расставание было неизбежным. Но разве это повод запирать сердце для нового чувства и прятаться в захудалом аббатстве до конца жизни!
Ричард заставил себя отвлечься от мрачных мыслей. В прошлую встречу, когда Айрис ненадолго отпустили в город, он пообещал ей, что не будет больше выпытывать имя. Айрис слишком великодушна к этому негодяю, но слово придется держать.
Узкая дорожка с полуистертыми, утопленными в землю плитками привела его в глубину тенистого сада и там, возле зарослей крапивы Ричард увидел сестру. Вооружившись огромным, больше походящим на меч изогнутым ножом, она лихо рубила куст высотой в два её роста.
Всё-таки некоторые вещи не может изменить никакая аскеза. Как была непоседой, так и осталась. Ричард заулыбался и тихо позвал:
- Сестрёнка...
Айрис обернулась, бросила нож и кинулась Ричарду на шею.
- Дикон!
Она расцеловала его в обе щеки, взяла за руки и отошла на шаг, разглядывая. Рассмеялась.
- А ты все растешь, скоро совсем великаном станешь.
Ричард не удержался и раскрутил их, как в детстве, когда они могли так кружиться долго-долго, пока не падали оба в траву или снег от головокружения, или пока не появлялся какой-нибудь взрослый чтобы испортить им все веселье.
Накружившись, Айрис снова бросилась обниматься.
- Как же я про тебе соскучилась!
Но вдруг она словно вспомнила матушкины уроки этикета: сделала строгое лицо, одёрнула закатанные рукава сутаны или как это платье правильно называется, и заправила под головное покрывало выбившуюся прядь волос. Но радостного блеска в её глазах это не убавило.
- Присядем?
Посреди скошенной крапивы обнаружилась скамейка. Ричард торопливо смахнул ошмётки порубленных листьев, набросил на сырой камень свой плащ. Айрис достала из травы большую корзину, а из неё пышную свежую лепёшку, свёрток в белоснежной тряпице, благоухающий запечённым мясом, пучок душистой зелени, нож. Следом появились кувшин в верёвочной оплётке и глиняные кружки.
- Сегодня жарко, я приготовила оранжад.
- Ого, - удивился Ричард, - здесь растут апельсины? А мне показалось, что сад совсем заброшен.
- Нет, что ты, мы... мы возделываем сад. Да. Он дальше, в другом конце монастыря. Там... света больше!
Айрис торопливо разлила оранжад по кружкам, низко опустив голову и кусая губы, и Ричард решил, что не будет больше говорить про запущенность монастыря, чтобы не смущать её. Ведь она столько трудится на благо ордена, вспомнить только, какие мозоли он почувствовал у неё на ладонях. Разве это вина Айрис, что упадок наступает быстрее.
Оранжад оказался превосходным, в меру кислым и сладким, с освежающим ароматом какой-то пряной травы. Дик, выехавший из Агариса рано утром, конечно же не подумал о припасах. Но объедать сестру было стыдно. Вдруг это её единственная нормальная трапеза за долгое время.
- Не будешь есть, обижусь, - Айрис легко прочитала его сомнения. - Это не я запекала, если что, а наш ко... кастелянша. Но она тоже обидится! Я её специально попросила приготовить.
Ричард жевал нежнейшее мясо, счастливо улыбался, растаявший от такой заботы, жмурился от ярких лучей, пробивающихся сквозь густую листву. Айрис улыбалась в ответ. Она не выглядела исхудавшей и замученной, это немного успокаивало, но загорела очень сильно до глубокого бронзового цвета, в нём растворились непобедимые даже зимой веснушки. Что ж, сестра всегда хотела от них избавиться. Вот только нос облупился. Дик потянулся снять шелушинку с кончика.
- Не больно было? Я, когда в Варасте обгорел, два дня ходить не мог.
Айрис небрежно отмахнулась.
- Ах, это. Я просто забыла надеть шляпу.
- Шляпу?
- Да, у нас есть такие... специальные монашеские шляпы, мы их надеваем для работы на огороде. Но в тот раз все торопились закончить, пока ветер не сменился, не до шляпы было.
Вот, ещё и ветер. А зимой наверное отвратительно сырые, зябкие, простудные морозы.
- Айри... - Ричард взял сестру за руку, пальцы снова ощутили следы от лопнувших волдырей на подушечках ладони.
- И перчатки я тоже тогда забыла, - перебила его Айрис.
- Подожди, ты только выслушай. Я не буду ни о чем тебя расспрашивать. Но ты уверена, что здесь твое место? Хорошо, хорошо, не хмурься. Я всего лишь хотел сказать, что если ты когда-нибудь передумаешь, ты только скажи, я заберу тебя в тот же день. Не страшно, если тебя не заходят отпустить, мы перелезем через стену, я там видел, в одном месте она почти наполовину осыпалась. И уедем куда-нибудь. Можно будет никому не говорить. И даже придумать тебе новое имя, если ты не хочешь возвращаться в свет...
- Дикон, Дикон, ну что ты!
Айрис вскочила со скамьи, обняла крепко. Она даже расстроилась, Ричард видел по глазам, но он должен был сказать, что она всегда может на него рассчитывать.
- Ты зря обо мне волнуешься, - Айрис взлохматила Ричарду волосы. - Я очень счастлива. Правда. Сестры здесь хорошие, мы очень дружно, интересно живём. Можем повеселиться даже когда нельзя разговаривать. Например на днях играли в догонялки вместе с сестрой... Вальдерианой. И у меня никак её догнать не получалось, хотя у неё корма шире моей. Но ничего, - Айрис решительно стукнула кулаком о ладонь. Глаза её светились предвкушением, - в следующий раз от меня не уйдет!
Ричард успокоился. Айрис могла сочинить красивую историю с волшебством и приключениями если ей было скучно рассказывать, как прошёл день, но притворяться, что у неё хорошее настроение, когда на душе тяжело, она никогда не умела. Пусть монахини, да и весь монастырь и кажутся немного странными, главное, что Айрис всем довольна.
Она меж тем со смехом продолжила.
- А на прошлой неделе мы потрошили акулу и, представляешь, нашли у неё в желудке настоящую баронскую цепь! Такую старую, я даже не смогла вспомнить чей это герб.
- Откуда у вас взялась акула? - изумился Дик.
- Так... Рыбаки принесли.
- Целиком?
- Да, а что? Ох, Дик, - Айрис всплеснула руками. - Что же я всё о себе болтаю. Расскажи мне как вы живёте. Как Эдит, Дейдре? Как Нэн, здорова ли? Как мама? А Мэри Лиддел всё-таки вышла за того пастуха? Помнишь, он так долго за ней ухаживал, а она все нос воротила? Как его зовут, не могу вспомнить...
Вопросы посыпались каменной крошкой впереди лавины, Ричард не успевал отвечать. Когда зазвонили колокола, призывающие к обеденной молитве, он почти охрип. С этой минуты всем монахиням полагалось затворить уста до следующего выходного дня. Айрис изобразила пальцами, что запирает губы на замок и вздохнула, улыбнулась чуть виновато.
- Ничего, - сказал Ричард, - я скоро снова приеду. Ты напиши, когда можно будет тебя навестить.
Он торопливо вручил подарки от сестёр и купленную в Агарисе по наказу матери новую Эсператию, ещё раз крепко обнял и поцеловал сестру, и поспешил к воротам.
Суровая привратница стала как будто ещё суровее за короткие часы свидания - калитка захлопнулась едва не прищемив Ричарду край плаща.
- Надеюсь, это не сестра Вальдериана, - пробормотал он.
Где именно он свернул не туда, Дик потом так и не понял. Лесистая тропинка уверено и легко вела вниз, но намного раньше, чем по его прикидкам он должен был спуститься к поляне, где оставил слугу с лошадьми, Ричард неожиданно услышал плеск волн и скрип уключин.
Рыбаки, подумал он, но, повинуясь внезапной вспышке интуиции, на всякий случай сошёл с тропинки и посмотрел через вязь листьев на маленькую, прикрытую с моря скалами, бухту. И на шестивесельную лодку с... кем угодно, только не рыбаками. У гребцов, одетых в одни только штаны и рубахи с платками на головах были настолько бандитские рожи, что за благонадежных и добропорядочных граждан их не принял бы даже пьяный. А у того, кто сидел на возвышении возле рулевого весла, вообще был только один глаз и страшная чёрная повязка на пол лица. И у каждого бандита - по два пистолета за поясом.
Что получится одолеть сразу семерых, Ричард даже не надеялся. Нужно тихо отступить, найти слугу и отправить его за помощью, а самому снова подняться к монастырю, предупредить сестёр, что им может грозить опасность. Предупредить Айрис!
Ричард постарался незаметно выбраться на тропинку, но вдруг услышал шорох отсыпающихся камней и шелест веток. Кто-то быстро спускался к бухте по этой же тропке. Оставалось только ещё глубже забиться в кустарник, пропустить спускающегося человека, а потом что есть духу бежать за подмогой.
Мысль, что это может быть случайный человек, никак не связанный с разбойниками в лодке, появилась у него в тот момент, когда он увидел спускающегося и тут же сгинула. Ричарда покинули вообще все мысли. А лёгкие забыли сделать вдох. И ноги подкосились. Не думая больше о тишине и тайне, не думая совсем, он схватился за тонкое деревце, иначе бы упал. Но пробегавшая мимо Айрис ничего не заметила, она слишком торопилась.
Айрис. Если бы Ричард не видел её меньше часа назад, то ни за что бы не узнал. В высоких ботфортах, штанах, облегающем кожаном колете и простой белой рубашке на шнуровке, с тем самым мечом на перевязи, что Дикон наивно принял за нож, она была похожа... Да ни на кого она не была похожа! Ричард отказывался верить собственным глазам, смотрел, потеряв дар речи, а Айрис тем временем выбежала на галечный берег бухты, махнула рукой головорезам, как добрым знакомым и закинула в лодку свёрток, в котором Ричард узнал скрученное в узел монашеское платье. Дюжие гребцы в четыре руки подхватили её и аккуратно перенесли через борт лодки.
- Осторожнее, там подарки! - прикинула Айрис на поймавшего платье, и только после этих слов треснувший мир Ричарда Окделла, герцога Надорского начал медленно срастаться обратно. Это в самом деле была Айрис, герцогиня Окделл, его младшая сестренка, что без малого два года назад заявила будто не видит для себя другой жизни, кроме служения Создателю и удалилась в монастырь с самыми строгими правилами, а на самом деле без стеснения носила мужскую одежду, рубила своим мечом наверняка не только крапиву, командовала отъявленными головорезами и была для них...
- Капитан! - обратился к ней одноглазый. - Мне птичка нашептала, что «Северная звезда» выйдет из Агариса сегодня с грузом шёлка, шадди и серебряной посуды.
... была для них капитаном.
- Отлично! - ответила Айрис, не иначе та самая Медная Ведьма, о невероятных приключениях которой с восторгом и ужасом рассказывали Дику в тавернах вдоль побережья. - Если отчалим прямо сейчас, завтра к утру мы нагоним это дриксенское корыто!
Деревце под рукой Дика треснуло, сломалось, он потерял равновесие и кубарем выкатился на берег. Краем глаза успел заметить, как сразу несколько человек вскинули пистолеты, но тут же их опустили, повинуясь окрику:
- Не сметь! Это мой брат!
Он сидел на жёсткой гальке, все ещё осмысливая новые знания, а лодка тем временем быстро удалялась от берега.
- Дикон, не сердись! Я все расскажу! - крикнула Айрис. - Приезжай осенью, я добуду тебе панцирь багряной черепахи!
Ричард вскочил и что есть силы замахал сдернутым с шеи платком.
- Айрис, будь острожна! Береги себя!
- ...аме не оворииии... - донеслась до него еле слышное и лодка скрылась за скалами.
Ричард сел на валун у самой кромки воды, вытер потный лоб платком. Да уж, маме точно об этом говорить не стоит. Как бы только не проболтаться случайно, эр Рокэ не зря говорил, что у него на лице все написано. Кстати. Когда они разъезжались прошлой зимой из Олларии, эр Рокэ ведь приглашал его с собой в Кэнналоа. Может съездить?
7. Реверсный алвадик. Ричард Окделл ака Суровый Маршал Севера и Рокэ Алва ака шилопопая Ласточка в оруженосцах. Активные домогательства к своему эру, холодная Торка, рейтинг повыше, желательно без стекла
2 тысячи слов, не вычитано, заявка выполнена неточно — суровый маршал не вышел, холодная Торка не вышла, рейтинг тоже толком не вышел, зато вышла вечерняя Оллария этот анон увидел арт с сексом в карете и оно заверте…. ООС, немного юста, реверсу подверглись только Рокэ и Ричард (и некоторые обстоятельства их жизни).
— Я думал, вы предпочитаете ездить верхом, — белозубо ухмыльнулся Рокэ и его синие глаза лукаво блеснули в полумраке вечера. Летняя Оллария куталась в сладкий аромат чубушника, горела фонарями и огоньками и обнимала темным бархатом гаснущего неба. Летняя Оллария любила Рокэ — Рокэ в черном камзоле с золотым шитьем, короткостриженного после Лаик Рокэ, Рокэ с сапфировыми глазами, Рокэ, пахнущего корицей и ромом, Рокэ с лукавой усмешкой и хитрым лукавым взглядом. Ричард поймал себя на том, что любуется, замерев, как дурак. Поймав себя, смутился и проворчал:
— На праздник-то, чтобы все конским пóтом провоняло? Королева мне не простит.
— Ах, конечно, — Рокэ улыбался, как и прежде, но выражение на его лице стало злым и хищным — как остренькая мордочка у горностая. — Ее Величество так хрупка и чувствительна к запахам.
— Будет вам, — ревность Рокэ, которую он еще не умел скрывать, Ричарда насмешила и немного обескуражила. Земную жизнь пройдя до половины, к чужим яростным искренним чувствам Ричард так и не привык. А уж столь искренние чувства от собственного оруженосца…
Глупо, неловко, а еще стыдно. Поддавшись эмоциям, назвав имя оставленного в одиночестве Рокэ на дне Святого Фабиана и нечаянно поломав планы ныне покойного Алваро Алва, Ричард дал себе слово, что эром он будет достойным. Увез мальчишку на север, приучил к холодам, к простоте нравов, к настойкам на травах и к широким мечам с корзинчатым эфесом — наследию древних времен, все еще живому среди снегов и холмов; приручил его как приручают голодного недоверчивого зверька — к тому, что эр ему не отец, что эр порой бывает скор на расправу, но немедленно об этом жалеет, что эр может сгоряча отвесить крепкое слово — и потом прийти извиниться первым. Собой Ричард мог бы гордиться — если бы не дрянная, непростительная слабость; как не сдерживай себя и не дави в себе непозволительное, а ядовитые чувства все равно расцветут буйным цветом. Синие глаза, взъерошенные черные пряди, обманчивая послушность во взгляде и независимый кошачий нрав — не спрячешься от них, от того, что стало причиной постыдных снов и постыдных желаний.
Ричард держал бы свое слово, если бы Рокэ, голодный волчонок с отличным обонянием, не унюхал его слабость и не встал на след, как встает на след вепря-подранка волчья стая. Унюхал, встал, пошел следом… поймал однажды. Память милосердно избавила Ричарда от многих воспоминаний того вечера — хмельного, жаркого от растопленного камина и горького от дурных вестей ("Ваш эр, Морис Эпинэ…"). Но все же сохранила кое-что — изучающий взгляд синих глаз, неожиданно сильные руки, обвившие шею, прикосновение губ к губам. Податливое горячее тело, распятое на письменном столе, остатки трезвых мыслей — "не брать, не сметь, не простит, не простит…" и смелый довольный взгляд на утро — что бы не сделал тогда с ним Ричард, Рокэ оно, похоже, понравилось. Трусость — вот худший порок, но трусость победила и казалось проще не помнить, не подавать вида.
И вот они здесь, в Олларии, и сладкий, манящий аромат чубушника дурманил голову. Ричард, наверное, был плохим эром, потому что, смотря на своего ревнующего оруженосца, чувствовал слабое дразнящее возбуждение. Сказал:
— Будет вам, Рокэ. Опоздаем.
— Герцоги не опаздывают, — бросил в сторону тот и ловко ступил на подножку кареты. Они уселись друг напротив друга, касаясь друг друга лодыжками, спрятавшись в полумрак, как заговорщики. Заскрипели ворота, кучер щелкнул кнутом. Карета покачивалась мягко на брусчатой улице Олларии. Ричард смотрел на сияющую вечернюю, почти ночную столицу — город, который он так и не смог полюбить, но город, в котором в его жизни случилось много хорошего и дурного, а значит, город важный, как человек, некогда изменивший твою судьбу. Город бурлил и жил. У трактиров гудели пьяницы, успев приложиться к дарам зеленого змия даже в столь ранний час, смеялись прачки, несущие с Данара корзины с мокрым бельем и тявкали, путаясь под ногами, псины безродной породы. Кто-то свистнул, увидев герб на карете и кучер звонко щелкнул кнутом.
Внимательный взгляд прожигал кружево на воротнике и Ричард, почувствовав его, покосился украдкой. По подбородку и щекам Рокэ пробегали короткие полосы света от уличных фонарей, но его скрещенные на груди руки, лодыжки в шелковых чулках, туфли с золотыми пряжками — все оставалось в тени, как и глаза, в полумраке почти черные. На его губах блуждала странная, преисполненная самодовольства усмешка. Ричард был знаком с ней и чутье охотника и военного подсказало ему, что на него ставят какую-то ловушку. Хитрить Ричард так и не научился. Спросил в лоб:
— Что-то хотите сказать?
Рокэ ухмыльнулся еще шире и свет уличного фонаря на секунду выхватил из тьмы хищный блеск его глаз.
— Почему монсеньор так решил?
Потому что вы смотрите на меня так, будто хотите сожрать, подумал про себя Ричард и эта мысль вновь смутила его. Озвучить ее он не решился. Скрестил на груди руки, точно отгораживаясь, и вслух ответил:
— Должно быть, мне показалось.
Улыбка Рокэ, белозубая, острая и самодовольная, блеснула в полумраке. От его недавней хищной злости и ревности — ревности глупой, но не беспочвенной (когда-то давно Катарина Ариго была для герцога Окделла… ах, прошлое) — не осталось и следа. Взъерошенный шипящий зверек исчез, оставив вместо себя настоящую закатную тварь — и тем стыднее было Ричарду от сладковатого томительного чувства, теплом опалившего нутро. Мальчишеская ревность Рокэ и его самоуверенность, присущая лишь молодости, цепляли что-то потаенное в побитой душе герцога Окделла и только благодаря жизненному опыту он удерживал лицо непроницаемым и невозмутимым.
— Может быть, монсеньору не показалось, — Рокэ подался вперед, из тени в свет. Синие глаза сверкали на его бледном тонком лице каким-то восхитительным шальным блеском. – Хотел спросить, каковы ваши планы на этот вечер?
Ричард пожал плечами, не в силах оторвать взгляда от своего оруженосца. Уронил с сухой расчетливой небрежностью:
– Засвидетельствовать почтение Их Величествам. Поприветствовать дам, немного выпить. Может быть, побеседовать с господином тессорием, если удастся его поймать. Не волнуйтесь, если захотите повеселиться подольше, я дам вам эту возможность.
— А если я не захочу? — Рокэ говорил негромко и его голос с легкостью перекрывал шум улицы, но почему-то в замкнутом пространстве кареты его голос казался особенно отчетливым. Ричард бездумно провел ладонью по шее, вдруг горячей и влажной:
— Тогда мы вернемся домой пораньше и у вас будет возможность снова забаррикадироваться в моей библиотеке.
Рокэ фыркнул. Крылья его носа дрогнули, от чего вдруг тонкое бледное лицо обрело сходство с хищной птицей. Веселая усмешка скрала это впечатление:
— Боюсь, монсеньор, я прочитал там все хоть сколько-нибудь интересное.
— В таком случае, решайте сами, — Ричард улыбнулся в ответ и синие радужки зрачков вдруг стали тоньше, дернулись уголки губ и что-то изменилось в этом бледном лице — как будто грозовая туча накрыла безмятежную гладь озера. Вдруг Ричард понял, что они сидят склонившись друг к другу, что касаются друг друга уже не лодыжками, а коленями. Тонкая изящная кисть легла на бедро, обожгла кожу через ткань одежды. Желание, тлеющее внутри, вскинулось, вспыхнуло, точно пламя, подкормленное хворостом, и Ричард поспешно откинулся назад на подушки.
— Рокэ? — ему удалось совладать с голосом, но он знал, что это ему не поможет. — Вы… не сходите с ума.
— Я же могу решать сам? — оруженосец гладко, как кот, опустился на колени у ног Ричарда и тому показалось, что его ударили в солнечное сплетение. Взгляд метнулся в сторону — оконца не зашторены, если кто-то проедет верхом мимо, то непременно увидит! — а потом вернулся назад, точно прикованный. Горячие ладони легли на бедра, удерживая на месте. Ричард мог бы сбросить эти ладони с себя, схватить мальчишку за шиворот, отбросить…
— Вы сами сказали, монсеньор, — длинные, девичьи ресницы дрогнули и Рокэ прижался щекой к колену, потерся податливо и ласково. Запах корицы и рома как будто усилился, наполняя пространство кареты, — так позвольте.
— Это непристойно, — в горло точно засыпали ведро песка. Ричард кашлянул, сипло и сдавленно, сжал тонкое белоснежное запястье. — Рокэ, что вы делаете… встаньте, увидит кто!
Рокэ не послушался. Подполз ближе, по прежнему удерживая ладони на бедрах, посмотрел наверх из-под ресниц. Синяя глубина его взгляда завораживала, влекла к себе, точно колдовство найери из старых сказок. От этой покорной позы, обманчивой нежности, послушности внутри напрягалось что-то, сладко и томно, приливало кровью к паху и било по разуму. Ричард попробовал было отвернуться, отстраниться, прежде чем его бы поймали, но Рокэ успел первым — горячо выдохнул, обжигая дыханием даже сквозь ткань, и потерся щекой о проступающую выпуклость.
— Р-р-рокэ! – рычание вышло угрожающим, но тихим — не хватало еще, чтобы услышал кучер или зеваки на улице! Ладонь сама сгребла за остриженные волосы на затылке и оттянула от себя; оруженосец вздрогнул — то ли от угрозы в голосе, то ли от крепкой внезапной хватки — и вновь поднял взгляд. Свет уличного фонаря выхватил из темноты его бледное, точно у фарфоровой куколки, лицо и Ричард поперхнулся вздохом — осознание, потрясение и похоть смешивались внутри и кипели, как реки в сезон дождей. Рокэ, грациозно стоявший на коленях и соблазнявший своего эра, исчез, остался мальчишка, осмелевший от безнаказанности и желания. Высокие острые скулы тронул румянец, припухла нижняя закусанная губа, горели лихорадочным блеском глаза. Отчаянное упрямство пополам с безрассудной смелостью.
— Монсеньор, — Рокэ смотрел так, будто в этом мире больше ничего не существовало, будто был только его неразумный эр — и ничего прекраснее эра не было для этого мальчишки. К ладони, удерживающей его за встрепанные вихры, он подался затылком жадно, вздохнув приглушенно, сладко, точно об этом и мечтал.
— Нет, — Ричард видел своего оруженосца как будто по частям. Румянец на щеках, столько ярко проступающий под белоснежной кожей. Дрогнувшие девичьи ресницы. Черные зрачки, затопившие радужку. Белая шея с голубыми пульсирующими жилами в вырезе воротничка… Рокэ провел языком по губам — мазок розовым; безотчетно, без цели смутить – и Ричарда опалило изнутри нестерпимым жаром. Как в полусне, он провел свободной рукой по розовой припухшей губе и взгляд Рокэ вспыхнул восторгом. Тихий вздох — и влажный язык ловко скользнул по пальцам, подушечки обхватило мягким, теплым…
Отрезвляющим.
— Нет, это… это недопустимо! — Ричард отдернул руку. Разрубленный Змей! Это походило на умопомрачение, на опьянение, на сон. На то, что преследовало Ричарда и было неправильным, нарушающим честь и доброе имя эра. Даже если хотелось подчиниться этому сладкому томительному чувству, от которого тело наполнялось восторгом.
— Но все уже было, — Рокэ до боли стиснул ладонями его колени. Восхищение и податливость неопытной пылкой юности ломались в нем, как хрупкий лед по весне — острое, хищное чувство искажало точеные черты его лица, становясь голодом. Обида ложилась тенями в уголках его губ. — Все уже было, даже если вы притворяетесь, будто не помните! Каррьяра, так почему вы… Вы же хотите!
— Потому что спать с собственным оруженосцем — непристойно!
— Непристойно? Что за замшелые речи! Зачем сдерживать себя, если желаете?
— Затем..!
Карета вдруг затормозила под окрик кучера. Рокэ качнулся вперед, не удержав равновесия, и Ричард бездумно, не отдавая отчета в своих поступках, поймал его, потянул к себе, падая спиной назад, в полумрак кареты, на мягкие подушки. Снаружи ругались на затор и нервно ржали лошади; кто-то визгливым голосом требовал освободить путь и пропустить вперед виконта де… Глупая ссора внутри кареты прекратилась сама собой. Рокэ был совсем близко — его острый локоть больно упирался в бок, горячее дыхание обжигало щеку, точно крылья бабочек, щекотали кожу длинные девичьи ресницы. Оглушающий сладковатый аромат корицы и рома пропитал кружевной воротник Ричарда, волосы, ткань камзола, и в этом сладковатом аромате таяли грустное раздражение и слабая уверенность в своей правоте. Теплый нос скользнул по скуле и оказалось совсем легко чуть склонить голову и поймать мягкие губы своими.
В лихорадочных извинениях "навозника" за окном, узнавшего герб, утонул тихий восхищенный вздох Рокэ. Угловатое мальчишеское тело напряглось, сильные руки крепко обняли за шею, возвращая воспоминания почти полугодовой давности. Целоваться Рокэ не умел — широко раскрывал влажный искусанный рот, будто стремился съесть целиком, лез языком и пихался то острыми коленками, то локтями, и брал свою с жадностью голодного зверька. Но этого было достаточно и ни на одни ласки от умелых угодников из борделей Ричард не променял бы этот поцелуй. Ловкие белоснежные ладони скользнули по бокам, прижались, притираясь к колену, бедра, затянутые в черное с золотом. Карета качнулась и Ричард с шумным выдохом оторвался от искусанных губ.
Ближе к дворцу фонарей на улице становилось больше. В скользящих по лицу полосах света Рокэ выглядел умопомрачительно — раскрасневшийся, зацелованный и растрепанный; хищная голодная злость утекла из его черт, заменяясь лукавым сытым довольством. Он был возбужден. Ричард шевельнул коленом и с зацелованных губ Рокэ сорвалось тихое сдавленное восклицание.
— Я бы успел сделать тебе хорошо, — синие глаза недовольно блеснули и тонкие сильные пальцы дернули кружево воротника; следом за ними кожи коснулись острые зубы и Ричард вздрогнул всем телом, чувствуя, как горит на шее тавро укуса. Не находя достойного ответа — все отговорки сыпались от этих голодных жадных прикосновений точно карточный домик — он вплел пальцы в стриженные волосы, потянул и сладкое всхлипывание стало ему лучшей наградой.
— Если вы… — Рокэ, мгновенно ставший покорным от крепкой хватки, недобро сощурил глаза и Ричард поправил себя: — если ты этого хочешь, то мы можем продолжить после того, как я засвидетельствую свое почтение Их Величествам.
— Прямо в дворцом парке? — Рокэ восхищенно потерся носом о щеку, как кот. Бесконечное самодовольство и самоуверенность расцветали в нем буйным цветом, не встречая препятствий. Ричард вздохнул и ладонь его скользнула на загривок — движением, от которого Рокэ ахнул и задрожал, прижавшись лицом к черному шелку камзола.
— Нет, — поглаживания по спине, прогибающейся под его прикосновениями, казалось Ричарду самой правильной вещью и где-то в самых потемках его души что-то голодное и жадное посетовало на чрезмерную одетость. — Но дома — возможно.
Отредактировано (2022-11-28 23:20:41)
26. Алвали в пост-каноне, ER. Рейтинг на усмотрение автора. Колодцы давно уничтожены, но у Алвы снова открываются кровотечения и начинается лихорадка без видимых причин. Лионель разрывается между беспокойством за любовника и искушением подсовывать ему на подпись нужные бумаги, пока Алва в таком состоянии и доверяет ему безоговорочно. Будет плюсом, если со стороны на Ли начнет давить кто-то из политических игроков (необязательно Арлетта). Покомфортить Алву физически и додать Лионелю моральных терзаний, ХЭ на откуп автору. Книгоканон.
Дорогой заказчик, ваша заявка заслуживает крутого продуманного макси, но я не смог пройти мимо.
Желтое солнце било в окна ярко и нагло.
— Я прекрасно знаю, что тебе тяжело даже думать об этом, — проговорила Арлетта. — Но обстоятельства требуют твердости духа. Ты понимаешь меня?
Лионель кивнул и откинулся в кресле, так, чтобы свет не слепил глаза. Он забыл задернуть портьеры, он теперь многое забывал, однако и понимал многое: что Талиг теперь — его ответственность, и помощи ждать неоткуда; что настало лето, и жара наверняка принесет Росио долгожданное облегчение; что мысленно он называет мать по имени, и это, наверное, неправильно, но иначе уже не будет никогда.
— Росио умирает, — Арлетта выдержала скорбную паузу, наверняка искреннюю. — Тебе предстоит занять его место. И чем раньше ты это примешь, тем лучшее для всех.
Последнее время Лионеля раздражал яркий свет и громкие звуки, теперь к этому добавился и материнский голос, глубокий и красивый.
«Это неудачно», — отметил Лионель, думая, как бы поскорее свернуть беседу.
Когда-то давно они с Росио поклялись, что принесут друг друга в жертву, если на то будет государственная необходимость. На словах это звучало легко и храбро. По-настоящему это выходило трусливо и гадко.
— Ты полагаешь, мне следует ускорить его кончину? — прямо спросил Лионель. — Отравить или прирезать, как свинью?
Арлетта слегка поморщилась. Она не любила, когда ее старший сын грубил как нищий лавочник, однако поучать уже давно не осмеливалась.
«С тобой теперь совсем страшно», — так сказал Эмиль, прося отпустить в армию.
Лионель не стал его удерживать. Одному было проще, и малышу все еще требовался присмотр. Прискорбно, что Арлетта уезжать не стремилась. В своих неизменно закрытых платьях и с убранными волосами, она напоминала стервятника. Временами Лионель недоумевал, что же с ним стало, ведь он так любил мать когда-то... Когда-то. Когда Росио был здоров.
— Я не имела этого в виду, — ответила Арлетта, но в ее глазах Лионель прочитал другое — что она имела в виду именно это и ничто иное. То, что милому Росио надо поскорее умереть, пусть и с чужой помощью. — Боюсь, его кончина — вопрос очень скорого времени.
— Я так не считаю, — отрезал Лионель. — И давай закончим этот разговор.
Арлетта замолчала, оскорбленная. Лионелю же вспомнилась другая беседа, случившаяся несколько дней назад.
— Люди, по моему скромному наблюдению, делятся на две породы: одни угрожают, а другим угрожают, — экстерриор Валме ухмыльнулся собственному каламбуру. — Вы, господин кансилльер, безусловно, принадлежите к первой породе.
— Могу сказать то же и о вас, господин экстерриор, — Лионель салютовал ему бокалом.
Болезнь Росио сблизила их, недостаточно для дружбы, но достаточно для таких вот мутных пьяных вечеров.
— Но вот беда, — Валме покачал головой. — Ужасная беда состоит в том, что мне хочется вам угрожать. Вы же позволите?
Под мягкой обезоруживающей улыбкой таяли дамы, кавалеры и послы иностранных держав. Однако Лионель прекрасно знал цену этой мягкости и горечь яда, что она скрывала.
— Попробуйте, — проговорил он, глядя сквозь бокал на огонь, что горел в камине.
Так делал Росио, когда был здоров.
— Что ж, я абсолютно убежден в том, что господин регент дорог нам обоим. Более того, мне известно, что вы подобрались к нему… глубже, чем сумел я, — Валме ухмыльнулся. — И все-таки позвольте предупредить: если мне покажется, что смерть господина регента преждевременна, или же я сочту ее обстоятельства странными… Я этого не оставлю.
Лионель опустил бокал. Теперь он ясно видел, что это не ухмылка, а лишь попытка унять дрожащие губы. Лионель слишком часто видел это разбитое выражение лица в зеркале, чтоб не узнать, и захотелось сентиментально пообещать, что все закончится хорошо, и Росио обязательно выживет. Он ведь так много пережил, переживет и это.
С каждым днем вера в счастливый исход истончалась, но Лионель не собирался сдаваться. Он пытался вернуться туда, где все началось и закончилось, он испробовал все, но Лабиринт теперь был закрыт для него. Лабиринт не пускал, он охранял свои секреты, однако Лионель был упрям и знал, что рано или поздно найдет способ вернуться — и вернуть.
— У вас не будет повода для разбирательств, господин экстерриор, — проговорил он вместо пустых утешений. — Даю вам свое слово.
Валме молча салютовал ему бокалом и одним глотком опустошил его до дна.
— Подумай о моих словах, — донеслось будто сквозь толщу воды.
Лионель заставил себя вернуться в настоящее, в черно-белый кабинет кансилльера, к матери, которую он так и не разучился звать по имени.
— Подумай, — повторила та.
«Я и думаю, — захотелось ответить Лионелю. — Я думаю о том, как Росио грубо отодрал меня на этом столе, забыв запереть дверь. Чудо, что никто тогда не зашел».
Он так и не понял, догадалась ли Арлетта об их многолетней связи, или же предпочла быть близорукой. Не то чтобы теперь это имело некое значение.
— Меня ждут дела, прошу простить, — сказал Лионель, поднявшись с кресла. — Поговорим после.
Арлетта неодобрительно прищурилась. Ей не нравилось, что она теряла над Лионелем власть.
Смешно: Арлетта не понимала, что потеряла эту власть давным-давно. В тот день, когда Росио обжег совсем юного Лионеля своим безжалостным синим взглядом.
***
Вот удивительный парадокс, достойный изучения ведущими съентификами: умерев, люди с каждым годом медленно стираются из памяти живых, изглаживаются, исчезают, словно их и не было. Тает голос, смех, запах… Остается только призрачный образ, который временами удивительным образом кажется куда более настоящим, чем те, кто рядом.
Так было с отцом. Так будет с Росио.
Теперь Лионелю требовалось время, чтобы собраться с силами и войти в спальню регента. Когда-то он заходил сюда без стука; когда-то он заносил сюда регента на руках и брал, зажав у двери. Когда-то Лионелю не было страшно.
— Все-таки пришел, — голос у Росио стал едва слышным. — Я все жду, когда ты перестанешь приходить.
— Никогда, — Лионель шагнул к кровати. — Ты же знаешь.
Удивительно, но даже такой, обескровленный, страшно похудевший, бледный, с потусневшими волосами, Росио казался ему самым красивым. Лионель говорил ему об этом каждый раз, но тот не верил.
Лионель все равно продолжал говорить.
Ум Росио был по-прежнему острым, и текущие дела он обсуждал с охотой. Правда, совсем недолго, от малейшего напряжения открывалось кровотечение. Вот и сейчас случилось по обыкновению: кровь тонкими струйками потекла из по-прежнему ярких синих глаз. Звать лекаря не имело смысла, Лионель мог сделать все необходимое сам — дать кровоостанавливающее, уложить на спину, обтереть лицо. Поначалу Росио раздражала эта забота, ему не нравилось быть беспомощным, но Лионель прямо дал понять, что не отступится и не бросит. Со временем Росио привык, хоть и не смирился. Глупо звучит, но это пустое упрямство радовало.
— Давай, я подпишу что скажешь, — прошептал Росио, откинувшись на подушки. — Пока я в себе.
Каждый раз Лионель боролся с искушением подсунуть то, что от него ждала Арлетта и многие другие. Росио сам, когда болезнь едва вернулась, составил приказ о передаче регентских полномочий — и ни разу о нем не вспомнил. Пока что Лионель не желал напоминать. Хватало и других бумаг, более безопасных.
Впервые за годы в Талиге царил мир.
— Мне жаль, что я больше не могу… удовлетворять тебя, — прошептал Росио, когда с подписями было покончено. Он нежно сжал ладонь Лионеля истончившимися пальцами и тут же отпустил.
— Перестань, мы оба взрослые люди, а не вечно возбужденные юнцы, — бросил Лионель как можно более легкомысленно.
Отвратительно, но ему все еще хотелось близости, причем именно с Росио, каким бы он ни был. Однако это могло повредить, и Лионель терпел.
— Не помню, чтобы ты раньше исповедовал подобную мудрость, — Росио приоткрыл глаза. — Кто он?
— Ты о чем?
— Тот, кто согревает тебе постель. Кто он? Я… — голос сорвался в хриплый сухой кашель. — Мне просто любопытно, вот и все. Хотя если ты позволяешь ему то же, что и мне, я все-таки его убью.
— Ох, Росио.
Вздохнув, Лионель убрал с кровати бумаги, торопливо снял колет, затем стащил штаны и, оставшись в одной рубашке, исподнем и чулках, осторожно скользнул к Росио под одеяло. Тот мгновенно положил голову на плечо, будто только этого и ждал.
— Это ты, — Лионель поцеловал макушку. — Ты согреваешь мне постель, видишь?
— Я же совсем холодный, — произнес Росио и прижался крепче. Лионель мягко обнял его за плечи.
— Для меня ты теплый. Хочешь прогуляться завтра? На улице лето.
— Хочу.
Они оба понимали, что никакой прогулки завтра, скорее всего, не случится. Росио постепенно засыпал, и сердце сжал привычный страх: что, если на этот раз Росио не проснется?
«Чего ты хочешь за его жизнь? — в который раз спросил Лионель у Лабиринта. — Мою ты брать не хочешь, я предлагал. Так чью? Назови любую цену, я заплачу».
Ответом была привычная глухая тишина, но Лионель знал: он попробует снова, он найдет непрочитанные книги и разгадает неразгаданные тайны. Он найдет способ.
Солнце сочилось сквозь прореху между портьерами и било в глаза. Лионель вытер мокрые щеки брезгливым жестом и ухмыльнулся, чтоб губы не так дрожали.
Отредактировано (2022-11-28 05:35:47)
Продолжение 90. Омегаверс - первая вязка Ли и Алвы.
Эмиль выбежал из палатки, но не ушёл далеко. Слишком хорошо он помнил, как ещё тринадцатилетний Ли точно так же потерял интерес ко всему, кроме нового притягательного запаха. Как они - Эмилю тоже было интересно, хоть он ничего не чувствовал сам - проследили его до охотничьего домика, куда на неделю, как обычно в это время года, уехал Росио.
Как дрожащий и скалящийся Рокэ велел им убираться и испугал его, Эмиля, своей непохожестью на себя обычного. И как Ли молча бросился вперёд.
Он понял, что происходит, только когда Ли зарычал - его не переломавшийся голос был тонок, как у щенка. На миг Эмиль тогда застыл, не зная, кому и как помочь. Но Росио снова сбил Ли на землю ударом кулака, и пока тот поднимался на ноги, выдохнул «уведи его, убью же». Эмилю пришлось захватить шею брата рукой так, чтобы локоть смотрел вперёд, сжать и потащить назад, как сам Росио научил их недавно. Ли не переставал рваться вперёд, пока не потерял сознание от удушающего приема. Следующие четыре дня, пока Росио не вернулся, бледный и измученный куда сильнее обычного, Ли молчал и смотрел зверем. А после упорно учился борьбе и кулачному бою, и тренировался не меньше, чем со шпагой. Эмиль, вынужденно участвующий в тренировках, был благодарен мирозданию, что он не альфа, и тем более не омега.
Спустя пять лет гон застал их троих в Торке.
- Считайте это приказом, - фок Варзов подписал приказ на неделю отпуска полковнику Алва и капитану Савиньяку. - Возражения не принимаются. - Маршал вышел из кабинета, оставив их одних.
- Ты не доверяешь мне или себе? - холодно поинтересовался Лионель.
- Я, - Рокэ потёр глаза своим привычным жестом, - не прощу себе, если тебя покалечу.
- Простишь ли ты меня, если я тебя повяжу? - Лионель смотрел жестко, глаза в глаза. - Без вязок ты слабеешь, и скоро скрывать твой статус станет невозможно.
Рокэ ударил кулаком в стену. Ему действительно становилось все хуже с каждым годом, и скрывать загадочное недомогание, укладывающее его в постель на неделю, и неделю слабости после, в армии было очень непросто. Фок Варзов знал и помогал как мог, но присутствие в ставке альфы и давнего друга счёл знаком судьбы.
- Оружие оставим за дверью, - согласился с неизбежным Алва. - И надо найти кого-то, кто будет охранять дверь.
- Мы снимем дом на отшибе, и попросим Эмиля посторожить, - скорректировал план Савиньяк. - Я попрошу маршала подписать ему отпуск.
Неловко было всем троим. Они успели найти дом до того как запах достиг пика, но Ли едва держал себя в руках и тихо рычал, Росио дрожал, а по лицу проходили гримасы судорог, и Эмиль, которому пришлось договариваться с хозяйкой, закупать припасы на неделю, и следить за тем, чтобы Ли с Росио не приближались друг к другу ближе чем на четыре бье, нервничал не меньше брата и друга.
Бросив оружие и раздевшись до рубахи и белья прямо в прихожей, Росио ушёл в спальню. Ли последовал за ним. Когда шум борьбы и звуки ударов сменились чьим-то стоном, Эмиль заглянул в дверь, готовый спасать любого, и застыл.
Брат заломил правую руку омеги ему за спину - болевой захват, отметил Эмиль - а левой тянул на себя зажатые в кулаке волосы, запрокидывая голову Рокэ, лежащего грудью на постели. Стонал Росио, в такт движениям Ли - и это не было стонами боли. Эмиль выскочил из комнаты, дошёл до прихожей и сполз по стене.
83. Приддоньяк. У Вали кинк на глаза Арно. так, что иногда засматривается и забывает что хотел сказать, или не слышит, что у него спросили. Рейтинг любой. Совсем уж в идеале - Арно по пьяни/ради забавы/ на спор подкрашивают глаза сурьмой ) (накрашенные глаза Арно - мой личный кинк ))
836 слов, рейтинг детский, невинный преслэш
С тем, что фульгаты, укладываясь в лесную засаду, мажут щёки и лоб сажей, чтобы светлым пятном лица не выдать себя противнику, Валентин смирился. Тем более, что ему доставляло удовольствие наблюдать, как Арно оттирал потом с себя чёрные полосы — он ругался, ворчал и всегда умудрялся промочить рубашку насквозь.
Однако оказалось, что щеками господа фульгаты ограничиваться не намерены.
По крайней мере те двое, которые вышли из комнаты своего капитана — при виде бригадира они привычно подобрались, пряча нахально-вальяжные манеры, и он так же привычно кивнул, прошёл мимо, и только потом осознал, что боевая окраска изменила привычную форму и местоположение. Он даже обернулся — проверить, не почудилось ли, но увидел только спины и затылки.
Может статься, успокоил себя Валентин, что это какая-то очередная отрядная традиция, вроде обязательного пятого стакана касеры без тоста. Он постучал, дождался приглашения зайти и открыл дверь.
— Рад тебя видеть, — сообщил Арно с подоконника, — ах, ты кляча несусветная, да как же…
Он сидел вполоборота, потеснив горшки с цветами, как-то странно, на бок запрокинув голову, в одной руке у него было зеркальце для бритья, а в другой тонкая палочка.
— Что ты делаешь? — осведомился Валентин осторожно.
— Я проспорил, — сказал Арно весело, словно это всё объясняло. — Кто же знал, что это птица? У нас в Сэ таких не водится. Она кричала прямо, как человек, тоненько так, пронзительно, да не только я поверил, пол-отряда обманулось, а потом сержант её притащил. Ты не поверишь…
Валентин рассеянно слушал болтовню Арно, пытаясь не рассматривать его слишком пристально — это было непростой задачей. Солнце подсвечивало льняные волосы золотом, закатанные рукава рубашки обнажали ловкие крепкие руки, на щеке темнела родинка… Валентин сам не заметил, как пересёк комнату.
— Ты красишь глаза, — и тогда наконец соединились воедино и поза, и палочка, и баночка с густой чёрной пастой на подоконнике.
— Пытаюсь, — Арно вздохнул и ткнул палочкой в банку. — Казалось бы, что тут сложного…
— Могу я узнать другие условия спора? — как можно невозмутимее осведомился Валентин, стараясь не смотреть на баночку. — Как лицо в некотором роде причастное.
Арно махнул рукой.
— Это всего лишь до заката, не волнуйся.
Он вдруг задумчиво прищурился, посмотрел на Валентина искоса.
— У тебя твёрдая рука, — произнёс он медленно. — И глаз верный, и с пером ты обращаешься гораздо лучше меня. Не мог бы ты мне помочь, а, Зар-раза?
Баночка оказалась в руках Валентина словно сама собой, и Арно придвинулся ближе, подставил лицо, опустил веки.
— Это не перо, — заметил Валентин в тщетной попытке переубедить не столько Арно, сколько самого себя. — Здесь может понадобиться особенная техника.
— Если кто-то с этим и справится, то именно ты, — Арно ухмыльнулся.
— Не боишься остаться без глаза?
Валентин провернул палочку в пасте, примериваясь, поднёс к веку — оно слегка подрагивало.
— Нет, — храбро сказал Арно. — Я же тебя знаю. Я тебе и другие части тела доверяю.
— Это свидетельствует не столько о моей надежности, сколько о твоём безрассудстве. Не вздумай сейчас рассмеяться. Лучше приоткрой немного рот.
— Как это поможет? — Арно удивился, но послушался, и веко расслабилось, перестало трепетать.
— У меня две старших сестры, — напомнил Валентин. — А мне всегда нравилось наблюдать.
Горьковатый, полынный запах краски пробуждал смутные воспоминания — зеркала и свечи, украшенные перламутром круглые коробочки, которые ему не разрешалось трогать, мягкая пуховка, которой Ирэна щекотала ему нос — или это была Габи? От пуховки вкусно пахло пудрой, а ещё от нее было щекотно и хотелось чихать.
Валентин глубоко вдохнул, отгоняя прошлое и непрошенное. Он прижал палочку к внутреннему уголку глаза плашмя и медленно повёл вдоль кромки века, над густыми длинными ресницами. Палочка оставляла толстый ровный след.
Казалось, прошла вечность, прежде, чем он добрался до внешнего уголка и выдохнул, наконец, и вместе с ним выдохнул Арно.
Веко дрогнуло, распахнулось, тёмный блестящий глаз лукаво уставился на Валентина. Глаза у Арно были удивительные. В них можно было бы утонуть — до того, как они сблизились, Валентину этот образ всегда казался избыточным и пошлым поэтическим преувеличением.
— … ну, и что ты на это скажешь?
В этих глазах можно было и утонуть, и потеряться, как в подземном лабиринте, потерять и рассудок, и память — особенно сейчас, когда чёрная краска густо лежала на веках. Глаза Арно казались огромными и сияли, как…звёзды ведь не бывают тёмными?
— Валентин?
— Не знаю, — честно признался Валентин. — Прости, я отвлёкся. Поверни, пожалуйста, голову.
Он снова макнул палочку в краску, пытаясь собраться с мыслями. Пальцы двигались безотчетно, сами собой.
Арно послушно опустил ресницы и приподнял лицо, словно в ожидании поцелуя.
Второй глаз получился проще и быстрее — Валентин провёл линию одним движением, труднее всего оказалось соблюсти верный угол в самом конце, там где она чуть приподнималась, удлиняя глаз.
— Я слишком много болтаю, — сказал Арно беспечно. — Что-то случилось? Ты какой-то задумчивый, словно планируешь новую вылазку, а я тебя отвлекаю всякими глупостями.
Он накрыл руку Валентина своей горячей ладонью — с такими знакомыми мозолями от поводьев и шпаги.
Валентин не удержался и снова заглянул в бездну под длинными густыми ресницами — бездна посмотрела в ответ встревоженно.
— Ты будешь смеяться, — сказал он. — И правильно. Последствия проигранного тобой спора произвели на меня неизгладимое впечатление.
Арно слегка нахмурился, а потом подался вперёд. Брови его разгладились, глаза лукаво сузились.
— Иными словами, тебе нравится, — медленно и весело проговорил он, облизывая губы. — Знаешь, я мог бы это повторить и без всякого спора… если ты меня убедишь как следует.
Отредактировано (2022-11-28 21:01:05)
74. Ливенпорт. Чарльз Давенпорт и самые верные способы заставить маршала Ли замолчать. Рейтинг на усмотрение автора
1100 слов мучений бедного Чарли, в которых до рейтинга дело не дошло
За безусловными достоинствами маршала Лионеля Савиньяка прятались бездны недостатков. Иногда Чарльз всерьез полагал себя чуть ли не единственным, кто видел дальше сияющего фасада и военных успехов, потому как и Хейлы, и Айнхенвальд, и последний безусый солдат говорили о маршале с придыханием и каким-то обожающим трепетом. Будто он был не картинкой Леворукого, а воплощением Создателя в мундире и с перевязью.
Выходило почти как с девицей Арамона, у которой все прочие видели одну красоту и отказывались замечать назойливый характер.
Савиньяк тоже был... привлекателен. Как мужчина, Чарльз не стал бы с этим спорить: он чуть превосходил того ростом и шириною плеч, но у маршала была тонкая переносица и ровные, хотя и очень темные, брови, будто каждое утро он поправлял их перед зеркалом. Чарльз знал, что это не так: после бессонной ночи Лионель Савиньяк бывал дурно выбрит и одутловат, а брови сохраняли безупречный изгиб.
Но из всех раздражающих черт самой невозможной была одна: Савиньяк мог говорить вещи совершенно обыденные, но так, что его хотелось за это придушить. Или вызвать, или проклясть на много поколений. Но — нет, если маршалу доведется завести детей, их и без того ждет тяжкая судьба, и не нужно добавлять им незаслуженных страданий.
Свои страдания Чарльз лелеял и берег от чужих глаз, а Савиньяк все равно находил бреши и целился в них с меткостью умелого фехтовальщика. Вот и сегодня, выслушав доклад, он выдержал на редкость неприятную паузу и улыбнулся.
— Вы играете, Давенпорт?
— Мой маршал?.. — Чарльз еще сильнее расправил плечи, хотя и до того стоял навытяжку. Захотелось причесаться и пригладить усы.
— Карты, капитан Давенпорт, или кости. Или же северяне мнят себя выше страсти азарта?
И в карты, и в кости еще корнет и теньент Давенпорт играл недурно, уж не хуже прочих. Джеймс, было дело, поставил свою новенькую шляпу и пару отличных сапог — и Чарльз обставил его, хотя таких вычурных полей и перьев отродясь не носил, а сапоги потом жали и натирали. При мысли о бывшем друге стиснулись челюсти, и Савиньяк, конечно, принял это на свой счет.
— Расслабьтесь, если не играете, так и скажите. У меня нет настроения вас учить, если вы вдруг не отличаете масти.
— Я играю, мой маршал.
Хотелось бы добавить «только не с вами», но начальству не дерзят, даже когда оно усмехается и приглашает сесть. Чарльз опустился на стул, а Савиньяк скинул мундир, поставил между ними на низенький стол свечу и бутылку.
Наверняка Сэц-Алан умер бы от счастья, предложи Савиньяк ему сыграть, а Фажетти вообще приходился каким-то кузеном. Да весь офицерский состав выстроился бы в очередь, чтоб потасовать с маршалом колоду, а тот отчего-то выбрал его. У Чарльза не было сомнений, что Савиньяк собирается обыграть его раз десять, может, вынудит сделать глупую ставку, а потом торжествующе улыбнется и отправит спать. Наверное, ему время от времени требовалось побыть победителем, а согласных быть побежденными дам поблизости не находилось.
Чарльз ощутил, как зарождается смутная связь между побежденной дамой и ним самим — и поспешил довершить мысль. Обыгрывать счастливых сэц-аланов и хейлов не было вызовом, а Савиньяк любил сложности: если карабкаться на гору, то с апломбом и торжествующим равнодушием. Чарльз потянулся к бокалу, отпил и тут же понял, что упустил миг, когда Савиньяк успел откупорить и разлить вино.
Которое было белое и восхитительное, хотя в букетах и оттенках вкусов Чарльз разбирался не слишком.
— Тонто? Вьехаррон? Или у вас в Надоре играют во что-то еще?
В Надоре Чарльз не был... давно, года три. Но Савиньяку о том знать было совершенно не нужно.
— Вьехаррон, — кивнул он, и ловкая рука Савиньяка принялась кидать на стол искусно раскрашенные карты. Чарльз загляделся на фамильное кольцо.
— Что будете ставить?
Денег с собой у Чарльза не было. Украшений он не носил, кинжал был совсем простой... Предложить Савиньяку он ничего не мог.
— Что захотите, — буркнул Чарльз. Савиньяк замер с картой, что смотрела вверх алой рубашкой, но — вопреки ожиданию — не усмехнулся, а лишь кивнул. Несколько почти белых волосков выбились из хвоста.
— Вы, оказывается, горазды не только сигать из окон. А если я попрошу вас утопиться?
— То вам сначала придется меня обыграть, — вырвалось у Чарльза прежде, чем он осознал, что с маршалами так не говорят.
Но тот не удивился. Сел напротив и выложил между ними козырь. Чарльз запоздало сообразил, что выигрыш подарит ему Савиньяка, который не сможет отказаться, ведь и для закатных тварей долги чести что-то да значат.
Игроком Савиньяк оказался неожиданно осторожным: даже карту клал нарочито медленно. Ну или наслаждался нетерпением Чарльза, потому что смотреть, как неспешно перебирают карты пальцы, как средний и указательный захватывают одну было мучительно. «Брось! — сказал бы Чарльз, сиди он за столом с приятелем. — Хватит рисоваться!». Но Савиньяк не был и не мог быть другом, и партия тянулась, как путаный сон или тоскливый танец.
И потому победа оказалась нежданной и радости не принесла.
— Мой маршал, вы поддались! — Чарльз еще раз пересчитал очки, но ошибки не выходило. — В самом начале...
— Некоторым не дано уметь проигрывать, а вам, Давенпорт, надо бы поучиться радоваться, когда удача на вашей стороне. Но — нет, вы встречаете ее с кислым лицом и подозреваете даму в неверности. Смиритесь, ваша взяла.
Если Савиньяк не поддался, значит, недооценил, и это уже походило на правду. Решил, что скучного офицера можно обставить и так, расслабленно и лениво. Чарльз вдруг сделалось разом обидно и стыдно за собственную обиду.
— Слушаю вашу просьбу, капитан Давенпорт.
Или же — поразила Чарльза догадка — тот полагает его начисто лишенным воображения, унылым и не способным на выдумку. Чарльз поднял глаза: Савиньяк неторопливо пил свое белое, и возможность оказаться ухающим совой под столом или же одетым в исподнее в солдатских казармах его не волновала. Чарльз представил, как Савиньяк заявляется туда в одних подштанниках и нижней сорочке. Выглядел тот почему-то не нелепо, а привычно невыносимо и по-командирски: подштанники его маршальства не умаляли.
Нет, белое кэналлийское Чарльз больше пить не станет.
— Вы настолько растеряны, что берете время на перегруппировку? Или снова уснули и надеетесь отыскать ответ в грезах?
Кошки бы его побрали!
— Я прошу вас, мой маршал, молчать в моем присутствии! — выпалил Чарльз и тут же добавил: — Но я не могу ставить под угрозу военные советы, поэтому... только в том случае, когда мы наедине, хотя бы дюжину дней. Я буду докладывать, как и положено.
Савиньяк качнул ногой, сделал еще глоток, встал и подошел к столу, на котором покоились бумаги. Перо заскользило, и Чарльз сообразил, что условие принято. И что маршал Северной армии и граф будет в его присутствии держать губы сомкнутыми. Никаких больше насмешек, жестоких шуток и своего беспричинного гнева на едкие замечания. Чарльз собрал колоду и сложил ее аккуратной стопкой.
Савиньяк оказался рядом, и сидящий на стуле Чарльз взглянул на него снизу вверх. Ему протянули лист.
«Вы так желаете остаться со мной наедине, капитан Давенпорт? Это устроить не сложно».
Чарльз вскочил, и они с Савиньяком поравнялись. Рот того был сжат плотной линией, и лишь кончики издевательски загибались. Теперь он будет молчать, и станет легче, теперь можно будет не дергаться от звуков этого клятого голоса... Чарльз приоткрыл рот, чтобы попрощаться по всей форме и не видеть маршала Савиньяка хотя бы до утра, но тот наклонился и прижался губами к губам, напористо и властно. Не как проигравший. А Чарльз ответил, хотя не собирался, не задумывался и минуту назад вызвал бы любого. Упрямые губы разошлись, а черные глаза сощурились, отражая торжество.
И это оказалось мучительнее любых, самых жестоких слов.
Отредактировано (2022-11-29 02:19:26)
141. Дик играет на лютне, Алва слушает.
891 слово; цитируется изменённый текст шотландской баллады "Лорд Рэндэл" в переводе Игнатия Ивановского
Струна тонко задребезжала, и Дик поморщился, прижимая её ладонью. Надо бы подтянуть, но он уже немного подкрутил колки и опасался, что струна не выдержит, если переусердствовать. Лучше уж как есть… в конце концов, он не собирался спускаться вниз и петь для кого-то, ему просто хотелось вспомнить, как он, бывало, делал это раньше, устроившись на скамье с гербовым вепрем, подобрав под себя ногу и вытянув другую.
Он мог просидеть так целый вечер, едва обращая внимание на то, что свечи погасли: пальцы легко отыскивали струны ощупью, прижимали и отпускали, голос подхватывало эхо и несло далеко-далеко — казалось, сквозь окна, через двор, к далёким горным отрогам. В конце концов Дика обычно находил отец Маттео и звал на вечернюю молитву, или же матушка присылала за ним кого-то из слуг.
Иногда, заслышав тихие задумчивые переборы, послушать лютню прибегали девочки. Дик сам не знал, рад он им или нет. Ему было приятно, как они сидят тихо-тихо, обратившись в слух, и просят его спеть «самое любимое». Но младшим хотелось сказку, Айрис упрашивала петь баллады о рыцарях и прекрасных девах, а самом Дику хотелось чего-то совсем другого — того, что пугало, надрывало сердце. Он знал не так много песен, от которых внутри что-то болезненно царапало, и всегда пел их, когда оставался один, вполголоса.
Интересно, забылись ли они?
Дик привычно прижал лады, пробежался пальцами, нащупывая знакомый мотив. Струны ощущались иначе: в детстве было больно, они глубоко врезались в кожу, и тонкие тёмно-красные полоски долго не сходили с подушечек пальцев на левой руке. А теперь — давно уже привык к поводьям, к шпаге.
Мелодия плеснула, побежала легко, водой по камушкам, и Дик выдохнул первые слова, чувствуя, как крепнет и наливается силой голос. Здесь некого опасаться, все внизу, пьют, перешучиваются с трактирными девками. И он бы остался там, не попадись ему под руку старая лютня с облупившимся лаком, не тронь он забавы ради струну…
«Где ты нынче обедал, эр Рэндал, мой сын?
Где ты нынче обедал, мой господин?»
«У любимой моей; постели мне постель,
Я устал на охоте и крепко усну».
Дик перевёл дыхание, вплетая в мелодию проигрыш — одно из простеньких сочетаний нот, которое ему когда-то показывал учитель музыки, давно, ещё при отце, когда ещё приходили учителя, когда Дика уверяли, что герцог Надора должен преуспевать в куртуазных искусствах и уметь блеснуть при дворе…
Скорее почувствовав инстинктом чужое присутствие, чем услышав что-то, Дик медленно повернул голову, не прекращая перебирать струны, и стройная фигура в тёмном бархате шагнула в полосу гаснущего вечернего света.
— Я слышал нечто похожее на Марикьяре, юноша, — негромко произнёс Алва, опускаясь на скамью. — Этот сюжет любят в народе. Да и мелодия похожа, хотя на юге в ней больше страсти, а у вас…
— Скуки? — буркнул Дик, резче зацепил струны. Лучше уж он сам скажет что-нибудь пренебрежительное — может, тогда у эра не останется желания продолжать. И Дику не придётся принимать его слова близко к сердцу.
— Не сказал бы, что мне скучно, — Алва коротко усмехнулся. — Скорее, ваше исполнение побуждает вслушаться, задержать дыхание. Не торопиться переходить к трагической развязке.
— Откуда вы знаете про развязку? — Дик мотнул головой. — Может, у меня кончится хорошо.
— Такое — не кончится, — Алва покачал головой в ответ, длинная чёрная прядь скользнула по щеке. — Есть сюжеты, которые обречены с первых строк… или же, в исключительном случае, нужен выдающийся мастер слова, который сумел бы подправить развязку так тонко и бережно, чтобы слушатель не скривился и не сказал «довольно уже врать пустяки!»
Дик подавил вздох досады. С эром не хотелось соглашаться.
За какими кошками Алву вообще потянуло наверх, неужели не пришлось по вкусу вино? Отчего он слушает и не торопиться уходить, почему Дик не прервётся сам, как будто ему всё-таки зачем-то нужно, чтобы эр услышал его до конца…
Коротко обрезанный ноготь неловко царапнул лады, тонкие чёрные брови недовольно сошлись у переносицы, и Дик, беззвучно ругнувшись, спустил лютню с колен — струны жалобно звякнули.
— Я знаю, что фальшивлю, эр Рокэ, — он вздёрнул подбородок, готовясь к язвительным замечаниям.
— Вам не хватает беглости и мастерства, — обронил Алва. — Но вы можете наверстать упущенное: вы не лишены музыкального слуха, и пальцы у вас гибкие и сильные. Вы часто играли в Надоре?
— Не очень. В жилом крыле нельзя было беспокоить матушку. А в гербовом почти не протапливалось, у меня мёрзли руки. Летом я всё-таки играл иногда, ну, или когда Айрис просила…
Он замолчал, ещё раз тронул струны, отозвавшиеся вразнобой. Дик поспешно прикрыл их ладонью, заглушая.
Алва медленно протянул руку, и Дик выставил лютню перед собой, думая, что эр хочет взять её. Вместо этого ладонь Алвы, тёплая, сухая, обхватила тыльную сторону его ладони, большой палец легонько потёр костяшки.
Дик замер, изумлённый, глотая воздух, и Алва положил его руку себе на грудь, притянул под распахнутый ворот колета. Сквозь тонкую ткань рубашки кожа казалось почти горячей, размеренный стук пульса отдавался Дику в ладонь.
— Эр Рокэ, — вместо возгласа вырвался сдавленный шёпот, — что вы… зачем… это же прошло давно! Мне не холодно!
— Не холодно? — спокойно переспросил Рокэ. Он не торопился отпускать руку Дика, а Дик словно наяву чувствовал, как покалывало кончики пальцев, и вспоминалось, как в пустом зале он пытался отогреть их дыханием.
Рокэ держал его ладонь у груди, будто укрывая, и Дик смотрел на него, и чуть-чуть шевелил согретыми пальцами, и было тепло, как от глотка «Крови», и мыслей бы не было вовсе, если бы не бившиеся в голове неспетые строки баллады.
«Да, отравлен я, мать, постели мне постель,
Я устал на охоте и крепко усну».
Быть может, всё-таки стоило её закончить.
Алва пишет (и поёт) серенады/баллады. Кому угодно: Эмильенне, Ричарду, Джастину, Лионелю или кому-то ещё на усмотрение автора.
Интересуют собственно тексты его сочинений (слова песен)
Хуан прислушался. Из кабинета доносились звуки гитары. Кивнув себе - соберано сегодня остаётся дома, надо принести в кабинет свечей и вина - он спустился в винный погреб, взял три бутылки Чёрной Крови. Добавил десяток свечей из ящика в хозяйственном погребе и поднялся наверх.
Расскажи мне, на что ты глядишь из окна своей башни?
Солнце бросит к ногам моим длинные тени
Ни одна не дотянется в сумрак вчерашний,
Расставания горечь судьба не изменит.
Что-то новое, этой песни Хуан раньше не слышал. И перебор струн неуверенный. Он тихо отворил дверь, поставил корзину на стол, перелил первую бутылку в кувшин, освежил свечи.
Расскажи мне, что снится тебе под пологом?
Я бегу ото сна, от вина не пьянею.
Стоит веки сомкнуть, и прямая дорога
Между сердцем и сердцем в два раза длиннее
Хуан краем глаза, продолжая движение, покосился на соберано, считывая выражение и настроение. Печаль? Тоска? Мало кто из слуг знал о неудачах, постигших признанного красавца и самого желанного холостяка Золотых Земель. Хуан был ближе прочих, но и ему соберано не открывал всех секретов. Явно речь не о Ее Величестве.
Расскажи мне, что ветер тебе обещает?
Радость, нежная ласка, любовь и обеты
Растворяются в осени криками чаек,
Позабудутся, сгинут до нового лета
Не та женщина, из-за которой спина покрыта шрамами. Кто-то стал дорог относительно недавно? Хуан прикрыл за собой дверь и подумал, что трёх бутылок не хватит.
Расскажи мне, как время уснуло в Закате,
Поздно плакать, мой друг, над забытыми снами.
Между сердцем и сердцем дороги не хватит
Досказать то, что не было сказано нами.
Расскажи мне…
Хуан поспешил вниз, взял пару бутылок Дурной Крови, вздохнул, пытаясь понять, правильно ли он угадал, и добавил ещё две бутылки Змеиной Крови. Завтра день Святого Фабиана, похмелье не помешает соберано высидеть скучную церемонию.
Hoy en mi ventana
brilla el sol
Y el corazón se pone triste contemplando la ciudad
Porque te vas
Today, at my window
the sun is shining
And the heart is getting sad, contemplating the city
Because you are leaving
Como cada noche desperté pensando en ti
Y en mi reloj todas las horas
vi passar
Porque te vas
Like each night, I woke up thinking of you
And in my watch , I saw all the hours pass by.
Because you are leaving
Todas las promessas de mi amor se irán contigo
Me olvidaras, me olvidaras
Junto a la estación lloraré igual que un niño
Porque te vas,
porque te vas
All the promises of my love will go with you
you will forget me, you will forget me
Next to the station I will cry like a child
Because you are leaving,
Because you are leaving
Bajo la penumbra de un farol se dormirán
Todas las cosas que quedaron por decir se dormirán
Junto a las manillas de un reloj esperarán
Todas las horas que quedaron por vivir esperarán
Under the dim light of a lantern, will sleep
All the things that are left unsaid, will sleep
Along with the handles of a watch, will wait
All the hours, left for living,
will wait.
заявка первого тура
8. Рокэ Алва/Лионель Савиньяк, неудачный первый секс, R и выше, книгоканон
ООС, алкогольное опьянение, упоминание промискуитета, неудачный секс в количестве, нет они так и не потрахались нормально
и да, у меня отвратительное чувство юмора
Ли нагло, совершенно бесстыдно дрых поперек кровати. И храпел. В другое время Рокэ не преминул бы и позлорадствовать и полюбоваться. Не так уж часто Ли напивался до совершенно невменяемого состояния. Но на этот раз они с Рокэ шли ноздря в ноздрю. Пока Ли не отрубился окончательно. И вот это со стороны лучшего друга было внезапно и почти подло.
Рокэ отхлебнул прямо из горла… то есть попытался. Бутылка была пуста. Сил идти, то есть ползти на поиски новой не было. Рокэ в задумчивости подергал Ли за торчащую с кровати голую пятку, подумал, не укусить ли. Прикинул шансы получить этой самой пяткой в зубы и мудро решил не рисковать.
Вместо этого Рокэ цепляясь за покрывало, подтянулся вверх, и взобрался к Ли. В конце концов, места в кровати хватило бы на пятерых. Пару раз они засыпали здесь втроем, а один раз кажется, вчетвером.
Сегодня кровать была в полном их с Ли распоряжении: Эмиль гордо вышел из спальни на своих ногах, правда по пути промахнувшись и вписавшись в косяк. Но сам. И даже сумел не просто завернуть крайне эмоциональное ругательство, от которого покраснели бы и полковые кони, но даже сделать это членораздельно.
Ли перевернулся на живот, и храп сменился ровным сопением.
Скотина. Рокэ с чувством шлепнул его по заднице. То есть попытался: удар смазался, получилось кошки знают что. Идея таки поиметь эту самую задницу издевательски махнула хвостом, оставив мучаться чисто теоретическим вопросом: если Ли проснется в процессе, даст ли он с разворота в морду или вытерпит, как уверял?
Утром надо будет спросить и насладится выражением лица. Конечно, если у них обоих не отшибет память. Ну или, если они не сделают вид, что отшибло.
Нынешняя попытка была, пожалуй, самой жалкой из всех. Даже сквозь пьяную муть и отупение было стыдно за… за все. И за то, что не встало, и за то, что первым полез, и за то, как бессмысленно лапал податливое тело, пока Ли лепетал извинения. К сожалению, достаточно внятно, чтобы Эмиль героически встал, и ополовинив бутылку вышел. Пока близнец и друг неуклюже путались в одежде друг друга, его ничего не смущало, смотрел. Хотел присоединиться? Просто наслаждался зрелищем?
Препохабнейший и не смешной анекдот: они на пару с Ли пере… любили множество дам и веселых девиц за эти три года. Некоторых так в буквальном смысле делили на двоих. Да, во все дыры.
А ведь Рокэ даже не будет первым, кому Ли позволил себя трахнуть. Идиот. Во рту стало привычно горько и замутило. То ли от выпитого, то ли от ревности.
Хотя, кому бы и ревновать, но не ему. Их единственный почти трезвый поцелуй с Эмилем закончился ничем вовсе не потому, что Рокэ не собирался доводить дело до конца. Как раз собирался. Назло. Потому что близнецы и правда были похожи. И потому, что разные. Один нашел себе приключения на задницу в буквальном смысле. Ну так почему бы и не попробовать с другим. От себя было противно и не менее тошно.
Тогда Рокэ получил по лицу, кувшин воды на голову и совет перестать уже устраивать фанаберии. Эмиль из них троих был самым умным: любил женщин разнообразно, с удовольствием, и никогда даже не пытался с друзьями ни спать, ни ревновать их, ни, тем более, влюбляться.
А Рокэ впервые понял, что хочет Ли, когда тому едва исполнилось пятнадцать. И не только в постель, а всего, целиком. Тот смотрел на “ друга Росио” голодными глазами, когда никто не видел, но не почувствовать это жадное внимание было невозможно.
К моменту, когда Ли вышел из Лаик, между ними не то что искры летели, а полыхало. Они хотели, оба. Рокэ решил, что дальше наконец можно: его ждало возвращение в Торку, а Ли три года с его монсеньором. И хотелось всего и сразу.
С того раза с Рокэ остались воспоминания не о боли, которые подло сохранило тело, не о грязи и кровище, не о том, как лечил порванную задницу. Остался мутный тошный стыд собственную дурость, торопливость, и за то, что так и не смог ничего исправить. А еще за то, что когда Ли уже в Торке пришел к нему, не решился ни попробовать еще раз, ни взять предложенное.
Смешным было то, что они не только не поссорились, но и хотеть друг друга не перестали. Но в следующий раз решились попробовать больше чем через год. И это было еще ужаснее. Тело и правда помнило все и выучило урок лучше своего хозяина, зажалось намертво, закаменело. Ли старался, очень старался, но еще сильнее боялся причинить вред. И не верил, что после того, что было, Рокэ может его хотеть. Хотеть повторения. И снова предложил себя.
Объясниться, убедить, что просто не хочет причинять боль не то чтобы совсем не получилось. Но, кажется, Ли понял что-то свое. Они умудрялись понимать друг друга во всем, кроме этого. Рокэ при всем желании не мог постичь, как именно крутятся шестеренки в голове у Ли, когда речь заходила о близости. И, очевидно, тут у них тоже была взаимность.
В общем, как “не хочу делать тебе больно” превратилось в “не хочу тебя”, и кто обжегся больнее, они так и не выяснили. Ходили вокруг друг друга, смотрели, и не решались сделать то, чего продолжали хотеть. Еще один раз они напились и все почти получилось. Получилось бы, если б они не отрубились посередине, вот ровно как и в этот раз.
А потом Ли устал биться об “я не хочу и не буду делать тебе больно” и нашел того, кто и захотел и смог. И не стал скрывать ни сам факт, ни с кем именно постигал эту сторону имперской любви. Может, хотел вызвать ревность. Может, искренне считал, что Рокэ после наконец передумает.
О нет, они снова не поссорились. Рокэ вызвал того офицера и убил. Не за то, что Ли ему отдался. За то, как на миг застыло его лицо и одеревенело тело, как скривило улыбку в коротком “это было не так уж плохо”.
Дальше была та стыдная, к счастью ни во что не вылившаяся, попытка с Эмилем. Узнал об этом Ли или нет, Рокэ просто не хотел гадать. Если бы он думал обо всем этом, то наверняка испортил бы все окончательно. Не спать с Ли было мучительно. Потерять его — невыносимо.
В голову пришла дурная мысль, что они так и будут ходить вокруг друг друга кругами, каждый раз пытаясь максимально неловко и глупо исправить случившееся. И портить все еще больше. На месте Ли, Рокэ бы себе сегодняшнюю ночь не простил. То, что оба они были хороши примерно одинаково, не изменяло того, как это было паршиво.
Двадцать три года не тот возраст, когда можно оправдать пьяное бессилие собственно вином. Когда тебе сосет тот, кого хочешь вот уже скоро пять лет, это особенно унизительно. Впрочем, Ли вернул любезность сполна. Кого угодно другого Рокэ бы… Ну может быть не убил бы, просто не захотел бы видеть больше никогда в жизни. О нет, у Ли все встало. И это не помешало ему отрубиться как был, со спущенными до щиколоток штанами и задранной рубашкой. Так что пришлось его еще и раздевать.
Кстати, наверное, надо все же укрыть. Еще было бы неплохо связать, чтобы на утро не вздумал сбежать. Но на такой подвиг, как найти что-то на роль веревки Рокэ был точно не способен. Так что шлось ограничиться покрывалом. Еще можно было лечь сверху.
Мысль содержала какое-то здравое зерно, так что Рокэ натянул на себя край покрывала, как-то заполз на бесчувственное тело, ткнулся носом в затылок и отрубился.
Отредактировано (2022-12-01 13:58:41)
65. Алваро/Рокэ, рейтинг любой, юст Алваро по вернувшейся из БЗ подросшей Ласточке. Если рейтинговая сцена, то с совершеннолетним Рокэ, можно принуждение.
~1000 слов, высокий рейтинг исключительно в фантазиях, альтернативный таймлайн, альтернативные БЗ, куча банальных аллюзий присутствует
Росио не должно быть здесь.
Алваро думает об этом всякий раз, когда видит своего младшего сына. Он — словно неподходящий фрагмент в самом сердце мозаики, он разрушает цельность картины, он портит гармонию. В белых стенах замка Алвасете, среди цветущих алым дымом гранатов, на золотом берегу моря — везде, в каждом отдельном «здесь» Росио чужой.
Никого другого больше нет.
Волосы у Росио длинные, черные и блестящие, он заплетает их в косу, как это принято в Багряных Землях. Его талиг откровенно плох, а в кэналлиском появился незнакомый резкий акцент. Непривычная одежда делает движения скованными, как у марионетки, которую дергают за нитки. Росио неприязненно морщится, когда вместо широкого меча и ножа ему дают шпагу, однако сражается достойно. Вернее сказать, яростно и бесстрашно. Так, будто вся жизнь — пустая и скучная игра, а добрая смерть — гордость и слава для воина, и впереди, за смертным порогом, ждет вечный пир с верными товарищами и хмельными красавицами. Так, как это принято в Багряных Землях. Алваро смотрит на Росио, и каждый жест, каждое слово, каждый взгляд кричат о том, что здесь он чужак, и это навсегда. Если бы Алваро мог, он бы позволил Росио вернуться обратно. Домой.
Но никого другого больше нет.
Долорес едва узнает Росио, и это злит. Алваро думал, что встреча с младшим сыном поможет ей пережить горе, но план не срабатывает. Глупо винить в этом Росио, но злость на него естественна, как летний зной. Злость за все и разом, но особенно за то, что Долорес снова плачет. Росио мог бы вернуться более похожим на себя, неизменным, прежним.
Вот только каким он был, Алваро едва помнит. На изящном запястье Росио — красная нить и браслет из голубых и синих камней. Самый крупный камень своим видом напоминает синий глаз.
«Назар, — приходит на память слово. — Вот как их называют».
Такие дарят возлюбленным как символ вечной страсти и оберег от беды. Алваро знает эту легенду: однажды Астрап всем сердцем полюбил смертную женщину и даровал камень в виде синего глаза, чтобы с ней не случилось никакой беды. Однако вероломная служанка украла камень, и девица заболела и умерла. За это Астрап покарал людей жестокими, разящими насмерть молниями.
Алваро смотрит на браслет, что украшает запястье Росио, на тонкие пальцы, что перебирают камни, будто четки, и неизменно думает: кто же? Кто посмел вручить его сыну такой дар?
У кого Алваро украл счастье? Он знает, что никогда не спросит.
Вряд ли Астрап поразит Алваро молниями, а если и поразит — пусть, прятаться он не станет. Он очень устал.
***
Белые портьеры колышет просоленный ветер.
Алваро приоткрывает их и выходит на балкон. Прежде, во времена легкой бездумной юности, он любил смотреть отсюда на закат. Красное солнце таяло и оплывало, катясь за синий морской горизонт, и в сердце каждый раз что-то горько и колюче сжималось, и хотелось одновременно сбежать в бескрайнюю даль и раствориться в этом последнем закатном отблеске, стать ветром, летним вечером и душным цветочным запахом, стать всем.
То были глупые мечты, и их время давно прошло.
На балконе стоит Росио. Одетый в черное, он еще больше напоминает неподходящий фрагмент мозаики; по его щекам катятся крупные слезы. Определенно, Росио не знает, что за ним наблюдают, иначе сдержался бы, он ведь гордый.
Росио не любит талигойский костюм, но заставляет себя его носить. Впрочем, ему к лицу.
«Ему все к лицу, — отмечает Алваро. — Даже слезы».
Он наблюдает, как пальцы перебирают голубые и синие камни браслета, а затем резким движением дергают за нить, что держит их вместе, и разрывают ее. Круглые бусины звонко сыпятся на каменный пол и катятся в разные стороны. Плечи Росио дрожат.
Красная нить уже давно исчезла, истлела, теперь настал черед браслета.
Алваро не хочет смотреть, хоть и сам стал причиной этого горя — одной из причин. Не нужно было отправлять Росио к морискам, но прежде подобный жест казался разумным.
Все это ошибка, которую не исправить.
Несколько шагов, и Алваро оказывается рядом с Росио. Они давно уже не стояли так близко; от волос Росио пахнет пряным и теплым. Алваро не позволяет себе коснуться первым, но разрешает Росио порывисто уткнуться в грудь и плакать. Наверное, надо его обнять, утешить… Руки безвольными плетями висят вдоль тела.
Пусть привыкает плакать вот так, один.
Алваро не слишком хорош в языке морисков, но эту фразу понимает.
«Отец мой, для чего ты оставил меня?»
Ответа у Алваро нет.
***
Больше Росио не плачет.
Его талиг становится лучше, а шпага кажется прямым продолжением руки. Алваро удивлен: сын справляется куда успешнее, чем он предполагал. Из него определенно выйдет толк. Наверное, следует поощрить Росио за усердие… Алваро не хочет совершить еще одну ошибку и привязать снова, на этот раз к себе.
Глаза у Росио синие, совсем как камень погибшего браслета.
«Ты мой оберег», — наверняка шептал тот, кто подарил его.
Алваро не нравится эта мысль, она ревнивая, она напоминает о совершенной ошибке. Умирающая Долорес напоминает обо всех ошибках разом, и хочется забыться. Перестать думать, хоть ненадолго.
Алваро смотрит на Росио, что сидит в библиотеке за книгой. Его брови нахмурены, губы шепчут слова, пальцы барабанят по столу в такт мыслям.
Пожалуй, Алваро мог бы зайти со спины и накрыть беспокойную узкую ладонь своей, крупной и тяжелой. Росио наверняка вздрогнул бы, попытался бы обернуться, но Алваро запретил бы ему. Приказал бы продолжать читать.
Алваро говорил бы с Росио по-морисски. Он бы дышал запахом его волос, слушал бы учащенный тревожный пульс. Он бы склонился и коснулся губами белой шеи.
Росио не похож на его сына, на того Росио, что Алваро оставил, поэтому с ним — можно. Можно заставить его встать на ноги и упереться о край стола, а самому торопливо стащить эти талигойские тряпки и взять, сначала пальцами. Алваро давно не занимался подобным, да и не имел никогда особенной склонности к таким забавам, и все же Росио доставал из него что-то… прежнее. Слюны наверняка окажется недостаточно, но Росио уже достаточно вытерпел от своего отца. Вытерпит и это.
Алваро как наяву слышит надсадный скрип стола и прерывистые вдохи, видит дрожащие от напряжения пальцы, что цепляются за стол, чувствует головокружительно приятную тесноту чужого тела, никем не тронутого. Ему нравится думать, что нетронутого.
— Отец? — голос Росио выдергивает из горячечного забытья.
Алваро рад, что не подошел ближе. Он смотрит в синие глаза, не зная, что Росио видит в его: похоть или равнодушие? Это еще одна вещь, о которой не спрашивают.
— Навести мать, — приказывает Алваро. — Пока она еще жива.
Он уходит, не дождавшись ответных слов. Они не имеют значения, эти слова. Ничего уже не имеет, ни слова, ни мысли, ни поступки. Есть только судьба, что безжалостно тянет вперед, к известному концу.
Никого другого больше нет.
Отредактировано (2022-12-01 21:34:18)
93. Алва проклят, и суть проклятия в том, что он не может отказать в сексе/провоцирует на секс человека, который говорит определённую фразу.
Кто-то замечает это и либо пользуется проклятием во всю, либо снимает его, а может просто решает не ввязываться и наблюдает со стороны.
~2500 слов, анон вообще неравнодушен к Катарине, но тут она безусловно злодейка, рейтинг pg-13 + кинк, неграфично описанное принуждение к сексу (не у всех пейрингов), пейринги: Алва/Катарина, Алва/Лионель, Алва/бакранская вдова, эндгейм - алвадик; упоминаются Эмильенна Карси и кардинал Сильвестр.
Мечась в лихорадке, которую всё-таки приносят наполовину излеченные раны, Рокэ вспоминает каждый миг этой ночи в подробностях, из-за жара иногда придумывая и не пытаясь отличать собственный вымысел от правды. Эмильенна меняет нежную улыбку то на бесстрастность высшего судии, то на голодный оскал чудовища, а её родичи обрастают клыками и когтями вместо шпаг. Поездка к той, кто прислала ему письмо, становится испытанием в Лабиринте, и Рокэ понимает, что не прошёл его, когда у выхода видит Леворукого, указующего на языки Закатного пламени. Он тщетно ищет ответ, что именно его обрекло, и в какой-то момент его разбирает смех: не откажи он Эмильенне, согласись он пойти в её спальню, как она намекала своей просьбой закрыть окно, пошло бы всё по-другому? Может быть, попытка напасть со спины была вызвана не только следованием своим идеалам, но и гневом отвергнутой женщины…
Выздоравливая, он почти полностью забывает свой бред. А если и припоминает, то надеется только, что не говорил ничего вслух, потому что – вот уж действительно бред.
Эмильенна Лансар, в девичестве Карси, всё сделала ради своих идеалов и готова даже была ради них умереть. И, само собой, убить: ей это даже удалось, сущность, что пришла на помощь Рокэ, просто оказалась сильнее обычных законов бытия. Он ёжится, представляя себе расплату, которую рано или поздно с него потребуют, но пока что – пока что у него другие заботы.
Произойди история с кем-то другим, Рокэ, может быть, посмеялся бы и сказал что-нибудь в духе: «Обманутые сами виноваты, что обманулись». Но дело касается его, и он не удерживается от мелочной мести, решив напоминать Эмильенне о себе при каждом рождении её с её никчёмным мужем детей.
В лице Эмильенны, когда он видит его последний раз, нет ни намёка на нежность, только уверенная ненависть. Но Эмильенна проиграла, а Рокэ – нет, и в этом вся суть.
Катарине нужен могущественный любовник для защиты, это ясно как день, но Рокэ даёт понять, что обойдётся без такой чести. Его раздражает вся эта подковёрная возня и все её участники, включая юную королеву, так ловко оставшуюся с ним наедине в покоях Сильвестр зря не приманил её союзом, эта вражда им всем ещё аукнется, но пусть они разбираются между собой, пожалуй. Катарина хороша и хороша весьма, хрупкая прозрачная красота, всё, как Рокэ до сих пор любит, но игра не стоит свеч.
– Ваше Величество, – он церемонно прижимает шляпу к груди, не пытаясь даже изображать искренность. – Позвольте откланяться…
Королева прерывает его беспомощным взмахом руки и тенью скользит к окну, скорбно шепча:
– Я не могу дышать, ваш отказ губит меня, герцог… Это ваше последнее слово?
– Последнее не бывает, – хмыкает он, развлекаясь её игрой. И пропускает момент, когда Катарина становится смертельно серьёзна.
– В таком случае, – подозрительно твёрдым голосом говорит она, – всё-таки не дайте мне задохнуться. Поможете мне открыть окно?
Рокэ словно прошивает молнией от макушки до пят. Неожиданно женщина перед ним кажется желаннее всех, кого он когда-либо видел, и к кошкам, что это из-за интриг, ему необходимо быть с ней сейчас, в этот же миг, немедленно.
Забытая шляпа валится на пол, за ней следует расстёгнутая перевязь. Катарина, прижатая к стене, ничуть не напугана и охотно отвечает на поцелуи и ласки, быстро переходящие все грани приличия.
Пока не замирает, глядя куда-то за плечо Рокэ, и не говорит очаровательно-растерянным голосом:
– Ваше Высокопреосвященство… что вы здесь делаете?!
В голубых глазах светится торжество. В сегодняшнем вечере не было ни единой случайности.
Лионель Савиньяк – лучший друг из тех, на кого может рассчитывать Рокэ. Он приучил себя держать дистанцию с людьми, не желая вовлекать их в собственное проклятье и самому становиться его жертвой, но Ли всю жизнь держал такую же дистанцию сам, так что им легко друг с другом. Беззаботная юность давным-давно осталась позади, сейчас их дружбу в первую очередь питает знание о полезности взаимной поддержки, но иногда они просто напиваются вместе – или втроём с Эмилем, если он оказывается в столице.
Ли поразительно мало спрашивает, предпочитая доходить до выводов сам, и это Рокэ очень устраивает. О многих вещах он не хочет говорить даже на пьяную голову.
В этот раз местом попойки становится особняк Савиньяков, а предлогом – недавний ремонт в нём, хотя через час они оба уже не помнят об этом предлоге. Рокэ привёз молодое вино, и оно превосходно ударяет в голову, хотя Ли ругается, что пожалеет обо всё завтра или даже уже сегодня, если заплетающиеся ноги не донесут его до спальни. Они расставили вокруг свечи, когда начали пить, и теперь вокруг жарко, как в Закате, так что они сперва скидывают колеты, а потом Ли, на ходу неуклюже развязывая ворот, и пытается впустить в комнату холодный ночной воздух.
– Прекрасно, рама заедает, – мрачно возвещает он, и тех, кто отвечал за эту часть особняка, явно завтра ждёт неприятный разговор. – Поможешь открыть окно?
Рокэ оказывается на ногах до того, как понимает, что его на самом деле ведёт. Разум притуплён вином, и он уже на полпути с ужасом узнаёт фразу и свою реакцию на неё, но поздно: руки уже скользят по плечам Лионеля, и тот, если удивлён, то не подаёт виду, наоборот, притягивает к себе и не отстраняется, даже когда Рокэ стаскивает с него рубашку.
…Наутро Лионель смотрит вверх, на балдахин кровати, до которой они всё-таки добрались, и замечает:
– Надо признать – молодое вино нам больше пить не следует.
Рокэ стискивает челюсти, а потом тянется за кинжалом и, поворачиваясь к Ли, говорит:
– Сейчас ты мне поклянёшься, что никогда больше не скажешь одну фразу и оглушишь меня, если услышишь, что кто-то произносит её при мне, или, видит Леворукий, я не знаю, что сделаю…
Ли клянётся. Однажды даже оглушит – но не Рокэ, а одного молодого гвардейца, который тоже никак не мог справиться с рамой и обращался, конечно, не к Первому маршалу, но рисковать никто не стал. Репутация у Лионеля такая, что никто из его гвардии даже не спрашивает его, что именно произошло.
В бакранской вдове прекрасно в первую очередь то, что они с Рокэ не знают языков друг друга, а ещё – что в её хижине нет кошкиных окон, которые, дай Рокэ волю, он расколотил бы во всех Золотых Землях. Девушка боится, но явно намерена соблюсти обычай племени, а ещё она просто невольно улыбается, засматриваясь на глаза Рокэ, и, кажется, если у неё и есть предрассудки про синий взгляд смерти, она их не помнит.
Рокэ вкладывает в каждый свой жест заботу, которую не ожидал от себя сам.
Помилованный указом регента Ричард, герцог Окделл, ждёт его в гостинице, как было велено. После этого его ждёт долгая дорога в Надор под конвоем – ах, простите, под почётным присмотром людей, которых Рокэ отбирал лично, – где герцог и останется на всю оставшуюся жизнь, скорее всего, и всё-таки от последней встречи Рокэ удержаться не может. Пусть мальчишка выбрал свою Великую Талигойю и продолжал выбирать её до конца, он помог пройти Излом и был потрясён, поняв, кто тут настоящий Ракан.
И Рокэ сам не знает, что хочет сделать: то ли облить насмешками за то, что Ричард ставил на фальшивку, то ли сказать, что не знал о кровной клятве, иначе не дал бы состояться суду, а замку и семье Окделлов – погибнуть…
Интриги почили вместе с интриганами, но Рокэ холодно от незримого присутствия призраков, сопровождающего его до комнаты, занятой бывшим оруженосцем.
Ричард стоит у стола, когда Рокэ входит, и немедленно бледнеет и начинает глотать воздух мелкими глотками, словно всё-таки ждёт приговора.
– Не волнуйтесь так, – сухо говорит Рокэ, тщательно прикрывая за собой дверь. Её покойное Величество умерла родами, это все знают. А кто сомневается – достаточно посвящён в её прижизненные дела, чтобы молчать. Вы уедете в ссылку, как я и сказал. Обиталище Лараков вполне вам подойдёт, а если не позволите себя обирать – построите новый замок рано или поздно.
– И вы просто меня отпустите? – бормочет Ричард, и с тем, как часто и мелко он дышит, это выходит почти жалко.
– Сумели бы вовремя поменять стороны, и уезжать бы не пришлось, – зло усмехается Рокэ. – Но вместо политического чутья у вас было одно сплошное обожание ваших кумиров.
Господин бывший оруженосец втягивает воздух со свистом и отступает от Рокэ на пару шагов.
– Вы… потратили время, чтобы прийти и сказать мне это? – у него же была надорская болезнь; верно, сейчас это её остатки, которые не излечила даже Гальтара. – Не могли не поиздеваться напоследок?
– Хотел взглянуть на вас ещё раз и понять, где я так ошибся, – отвечает Рокэ, подбоченившись, и Ричард ещё сильнее бледнеет, теперь от гнева, явно слыша упрёк.
Упрёк, конечно, есть. Но, как ни горько сознавать, адресует его Рокэ в первую очередь себе. Ричарду, впрочем, знать об этом не обязательно: между ними всегда была пропасть, со временем она стала окончательно непреодолимой, и лучшее, что может случиться с ними – это если больше они никогда не встретятся. По крайней мере несколько лет молодой герцог не будет понимать, кто помогает восстановиться его герцогству, а когда и если разберётся… что ж, Рокэ найдёт, чем отвлечь его внимание.
– Раз взглянули – уходите, – почти сипит Ричард и отдёргивает занавесь на окне, собираясь его открыть.
Рокэ это намерение не тревожит: в помещениях, где ему предстоит появиться, окна давно открываются очень легко, Хуан за этим следит.
Но Ричард ойкает, взявшись было за ручку, и, прижав руку к груди произносит проклятое:
– Поможете открыть окно? Я…
Рокэ прошибает не только похотью, но и яростью. Он так и не узнал, откуда узнала Катарина, но, видно, секретом она поделилась. Он-то думал пожалеть гадёныша, а тот… чего тот надеялся добиться?
Не сопротивляясь проклятью, Рокэ посылает тело в движение, мрачно обещая себе, что герцог Окделл на всю жизнь запомнит то, что сделал. На всю свою очень недлинную жизнь.
Окделлу хватает совести разыграть смущение, когда ему, не дав договорить, затыкают рот поцелуем, и Рокэ, которого ничто не обязывает быть нежным, рвёт чужой камзол на себя так резко, что трещит ткань. В Окделле нет ни следа той прозрачной красоты, что в юности влекла к себе Рокэ, он вырос и раздался в плечах, а поди ж ты – пытается притворно ломаться, как Катарина, сперва отталкивая от себя Рокэ, а потом сдаваясь на его милость.
На что бы он ни надеялся, получит он ненависть, и Рокэ кусает его за губу так, что чувствует вкус крови, а глаза Ричарда изумлённо распахиваются.
Уперевшись руками в грудь Рокэ, чтобы хотя бы немного отстраниться, кошкин юнец выдыхает:
– Зачем вы так?..
– А как ты хотел? – шипит ему в лицо Рокэ. – Не знаю, что вы со святой Катари не поделили в конце, но, смотрю, она тебя многому научила, даже моему проклятию. Вот только незадача – я прекрасно понимаю, что это не по моей воле, и заплачу за это сторицей!
Ричард, которого он взял за горло и стукнул об стену подальше от окна (не хватало опять устраивать публичных спектаклей), бессмысленно смотрит на него и, цепляясь за пальцы, переспрашивает, быстро тараторя слова:
– Какое проклятье? О чём вы, вы с ума сошли? Что не по вашей воле?..
– Это, – не церемонясь, Рокэ разворачивает его и впечатывает в стену, накрывая собой и заламывая руку. – Ты получишь, что хотел, Дикон. Но пожалеешь об этом, клянусь.
И тут вдруг Окделл начинает отбиваться всерьёз. Какие бы отголоски болезни ни мучили его в начале встречи, он выше и тяжелее Рокэ, так что сбрасывает его с себя, а при попытке скрутить снова – молотит кулаками, словно и правда защищает честь и жизнь.
Вульгарная потасовка заканчивается на полу, и там же Окделл и заговаривает ещё раз:
– Я ничего такого не хотел! С чего вы взяли?!
Рокэ, сумевший всё-таки его ненадолго прижать, но не спешащий возвращаться к прерванному занятию, едко напоминает:
– С вашей просьбы открыть окно, герцог. Конечно, сами-то вы не могли, откуда у вас столько сил, чтобы справиться с такой сложной задачей самому!
– Окно?.. – тело под ним обмякает, и Ричард смотрит настолько растерянно, что если это – притворство, то Рокэ никогда в своей жизни не видел искренность. – У меня руку иногда в холодную погоду сводит, из-за того, как меня ранил Придд… Валентин… я же вам рассказывал…
Он медленно и густо краснеет, кажется, наконец почувствовав, как возбуждён лежащий на нём Рокэ. И не то чтоб Рокэ не чувствовал, что Ричард возбуждён тоже.
– Вы как-то быстро перестали противиться для простого совпадения, – Рокэ пытается не дать мути похоти себя сбить. – И ещё это, – он безжалостно дёргает бедром, выбивая из Ричарда отчаянный вздох.
– Я думал, вы потому, что меня… – Ричард, чтоб его, Окделл, отводит глаза, и Рокэ готов рассмеяться или взвыть, глядя на это неподдельное, о, действительно неподдельное смущение. Потому что тело настойчиво требует своё, и Рокэ сам едва замечает, как зарывается пальцами в русые волосы, краем ладони гладя по виску.
– Забудь о том, что я говорил раньше, – мягко шепчет он, касаясь губами скулы. – Я не буду жесток, обещаю…
Ричард вдруг снова напрягается и, схватив Рокэ за плечи, почти испуганно вскрикивает:
– Нет! Я не хочу, если вы не хотите!
…И вдруг огонь в чреслах, толкающий его вперёд, потухает, и Рокэ почти падает, но Ричард ему этого не даёт.
Сев, Рокэ позволяет Ричарду откатиться, а тот, не ограничившись этим, даже юркает на кровать и забивается в самый угол, схватив для обороны подушку.
– Всё, – отмахивается Рокэ. – Всё прошло. Можешь не волноваться.
– Вы это уже сегодня говорили, – обиженно бурчит Ричард. – Вам полегчало?
– На этот раз точно, – Рокэ с сомнением косится на окно. – Можем проверить, навсегда ли, если ты повторишь, что сказал…
Ричарда передёргивает.
– Можно не сейчас?..
Фыркнув, Рокэ без сил приваливается к краю кровати. Некоторое время они молчат, потом Рокэ всё же заставляет себя произнести:
– Похоже, я в долгу перед вами, герцог Окделл…
– Не надо мне таких долгов, – отвечают из угла. – И какая разница, я всё равно в гораздо большем долгу…
Рокэ роняет голову назад, из этого странного положения успев увидеть смущённое лицо Ричарда прежде, чем тот зарывается в подушку.
– У нас с тобой долгов друг перед другом накопилось и так, – задумчиво тянет он. – Возможно, ты и прав, отказываясь считать новые. Возможно, следует просто списать все, что списать можно.
– Я уеду, вот и займётесь, – говорит Ричард из подушки.
Рокэ переворачивается, встаёт и опирается на край кровати. Ему хочется взять Ричарда за лодыжку и подтащить к себе, но потрясений тому на сегодня уже хватило.
– Я был очень несправедлив к тебе, – так же задумчиво продолжает он. – Когда сейчас подумал… всякое, но и не только сейчас. Дикон, посмотри на меня.
– Зачем? – но тот слушается, поднимая полный подозрений взгляд.
Рокэ усмехается:
– Итак, ты думал, что – «я потому, что тебя»?.. Ты же закончишь мысль, чтобы я не мучился неизвестностью?
Дик краснеет до корней волос, но лица больше не прячет.
– Молчите, – и тут же, противореча сам себе, он спрашивает: – Долго у вас было это… проклятье?
– Достаточно, – отвечает Рокэ. – Достаточно, чтобы научиться думать о людях плохо. Хотя, может, я это и так умел. Не уезжай, пожалуйста.
– Вы же меня сами отсылаете! – возмущенно смотрит на него Дик. – Потому что, извините, я не умею менять стороны на удобные!
– Уже не отсылаю, – Рокэ всё же касается его лодыжки, и Ричард не убирает ногу. Через сапог, конечно, это не самое интимное касание, но всё-таки. – Других миловали за большее. Позволь помочь тебе.
– Катарина, – грустно напоминает Ричард. – И её фрейлина, хотя её я убивать не хотел, это была ужасная случайность, клянусь…
Рокэ деликатно умалчивает о том, сколько крови на руках у тех, кого он ежедневно видит во дворце. Или в зеркале.
– Если ты хочешь искупить что-то, я мешать не стану, но могу подсказать, как это сделать, не погубив при этом себя, – мягко говорит он. – Пожалуйста, Дикон.
Ричард глядит на него с недоверием.
– Думаете, получится лучше, чем в прошлый раз, со службой оруженосцем?
– Я думаю, что мы можем постараться, – Рокэ сжимает его лодыжку. – Говорят, на ошибках учатся. Если повезёт, то и мы научимся.
– Вы хотели сказать, что я научусь? – горько вздыхает Ричард. – Вы-то всегда правы и непогрешимы.
Рокэ ловит его взгляд и больше не отпускает:
– Я хотел сказать то, что сказал.
Отредактировано (2022-12-02 04:06:28)
172. Любое исполнение идеи с Эгмонтом - главным ёбарем Талига. Порно, весело, задорно
353 слова чистого хулиганства
- Послушайте, господа, это же невозможно! - возмущался Энтони Давенпорт, расхаживая по офицерской гостиной. - Я два месяца обхаживал прелестную вдову в Аконе, а вчера я видел полковника Окделла, покидающего ее спальню через окно!
- Какую вдову в Аконе? Этот мерзавец перебежал мне дорогу у трактирщицы в Придде в прошлом месяце. - Хейл стукнул кулаком по столу.
- В прошлом месяце Окделл был в десяти хорнах от Браубегнау, и там мне отказали в борделе, господа, - добавил Понси. - В борделе! Хозяйка сказала, что ее девочки будут отдыхать три дня!
- Все?! - не поверил Фажетти.
- Все пятеро, - подтвердил Понси. - Вот что надо было сделать с пятерыми девочками сразу? Он что, железный?
- Каменный, - скривился Давенпорт. Он помнил разочарование другой вдовы, уже успевшей пообщаться с Повелителем Скал до того, как она одарила своей недолгой милостью его вассала.
- Вам не кажется, господа, что этого нахала нужно проучить? - предложил фок Айзенвальд.
- И что вы предлагаете? - Хейл посмотрел с интересом. - Его даже молодая жена не остановила.
- Нас пятеро, и если полковнику так сложно насытиться - неужели мы не сможем обеспечить ему полное удовлетворение, если объединим усилия? - фок Айзенвальд подмигнул остальным офицерам и подкрутил усы.
На этот раз в офицерской гостиной царило не возмущение, а уныние. Те же лица пили вино молча, избегая смотреть друг на друга.
- Вы видели, как новый оруженосец фок Варзова смотрит на офицеров? - наконец нарушил тишину Фажетти.
- Маркиз Алвасете? - Давенпорт скривился. - Нет, господа, увольте. Я два дня не мог сесть в седло после Окделла, и не намерен повторять ошибки.
- Не напоминайте, - простонал Понси, - в отличие от вас, я не так молод. Мне никто не давал три дня отпуска, чтобы отлежаться.
- Если Эгмонт тверд и незыблем, в чем нам выпало несчастье убедиться, я и подумать боюсь, чем окажется полет против ветра с его повелителем, - Хейл отошел к стене, стратегически прикрывая тылы.
- И в любом случае, за юного Алву нам открутят голову и фок Варзов, и герцог Алваро, - резюмировал фок Айзенвальд. - Пусть обращается к Окделлу. Другой управы на него не найдется.
82. Алвадик, пьянка перед Варастой. Алва тащит сонного оруженосца в спальню, раздевает. Алва влюблен и юстится, Дик спьяну гладит Алву по волосам и тычется в шею, бормоча про вкусный запах. Рейтинг на усмотрение автора.
Наверное, это не совсем то, чего хотел заказчик, пов Дика, ООС
Морисские ковры, несомненно, были одним из лучших творений рук человеческих. Лёжа на одном из таких, юный герцог Ричард Окделл, оруженосец Первого маршала Талига, смотрел в качающийся где-то над головой тёмный потолок и улыбался. Он был восхитительно пьян. Осознанием того, что едет на первую в своей жизни войну, молодостью, большими надеждами, но главным образом всё-таки вином. Мысли текли лениво и размеренно, отрывать голову от мягкой теплоты ковра категорически не хотелось, и Ричард малодушно решил, что ночевать будет прямо здесь.
Само собой, позволять подобного ему никто не собирался.
Движение рядом было почти неощутимым, но Ричард все равно скосил глаза вправо, чтобы рассмотреть присевшего совсем близко человека. В свете, что давало пламя камина и огоньки свечей в резном шандале, лицо его эра было пронзительно красивым. Им хотелось любоваться, хотелось коснуться пальцами этих прекрасных черт, дивясь тому, как природа могла сотворить подобное. Пока Ричард думал о том, что надо попробовать, эр вдруг склонился над ним, давая рассмотреть себя лучше, потянулся рукой к его волосам, мягко пропустил несколько прядей между пальцами. Ричард тут же потерял нить своих рассуждений и решил, что ласкающая рука даже лучше мягкого ковра. Прикрыв глаза, он потянулся за прикосновением, вжимаясь в чужую ладонь, чтобы она как можно дольше не исчезала. Рядом вздохнули.
– И что же мне с вами делать, юноша?
Рука прошлась по волосам снова, коротко скользнула на макушку, а потом вернулась к виску и несильно дёрнула одну из прядок. Глаза пришлось открыть.
– Что хотите, – храбро ответил Ричард, всё ещё горя намерением никуда не ходить в эту ночь. Ему давно не было так хорошо, и он хотел продлить момент настолько, насколько это было возможно. В синих глазах эра вдруг мелькнул лукавый огонек.
– Осторожнее, Ричард. Не стоит бросаться такими словами.
Судя по тону, он шутил, и Ричард улыбнулся ему, радуясь. Ему нравилось делить с эром веселье, пусть это и были очень редкие моменты.
– Я от них не отказываюсь, – ответил он, чувствуя, как по предплечью скользит чужая рука. От этого где-то в груди стало тепло и немного щекотно. А потом его потянули за плечо, всё-таки вынуждая сесть, лицо эра снова приблизилось и он произнес, смотря очень внимательно:
– И что же вы будете делать, если я воспользуюсь вашим щедрым предложением?
Смысл слов доходил до Ричарда очень медленно. Рокэ подождал немного, а потом, подхватив его под мышки, ловко поставил на ноги. Не удержав равновесия, Ричард в первый момент вцепился ладонями ему в плечи, а потом чуть ослабил хватку, понимая, что без спасительной опоры всё равно не устоит. И почему-то шёпотом сказал:
– Вы не воспользуетесь.
Видимо, ответ был неправильным, потому что на лицо Рокэ тут же набежала тень, и он, вздохнув, закинул одну руку Ричарда себе на плечо, обнимая его за талию.
– Что ж, господин оруженосец, пришло время проследовать в вашу спальню.
Ричард протестующе мотнул головой.
– Я мог бы остаться здесь.
– Не могли бы. Постарайтесь переставлять ноги.
Первые шаги Ричард и правда старался. А потом тело слушаться своего хозяина больше не пожелало, и он буквально повис на Рокэ, утыкаясь носом ему в шею. Ноздри тут же защекотал приятный, успевший стать хорошо знакомым, запах. Ричард вдохнул его глубоко, задумчиво протянул:
– Ммм... эр Рокэ, вы так пахнете...
– Как? – раздался совсем рядом тихий голос, и Ричард, снова потянув носом и почти мазнув по чужой шее губами, довольно ответил:
– Вкусно.
Плечо, на которое он опирался, вдруг чуть вздрогнуло, и Ричард понял, что наверное слишком тяжёлый. Смутившись, он попытался отодвинуться, но ладонь на талии удержала его, крепко, сильно.
– Не дёргайтесь, не то мы с вами рискуем упасть, – сказал Рокэ, а потом скомандовал; – поднимайте ноги повыше, впереди лестница.
Преграду в виде ступенек, ведущих на второй этаж, они преодолели не без труда. Ричард честно пытался помогать себя вести, но уже почти на самом верху запнулся и хихикнул, когда на краткий миг его подхватили под колени, подняли и поставили только тогда, когда лестница закончилась. Дальше дело пошло проще.
Кажется, он умудрился задремать прямо на ходу, потому что не помнил, как оказался в своей спальне. В её уютном полумраке было тепло, он сам сидел на кровати, а прямо перед его глазами виднелась темноволосая макушка. Эр – о, диво, – снимал с него домашние туфли. И Ричарду вдруг ужасно захотелось узнать, а какие на ощупь его волосы? Он справедливо рассудил, что вряд ли его будут ругать, если он потрогает, и протянул руку вперёд, прикасаясь. Волосы оказались совсем такими, какими он себе их представлял – гладкими, будто самые лучшие багряноземельские шелка. Но когда Рокэ вскинул голову и посмотрел на него, руку с сожалением пришлось убрать.
– Так не бывает, – пожаловался ему Ричард и предпринял попытку упасть на кровать спиной. Эр, каким-то образом уже оказавшийся на ногах, придержал его за плечо.
– Как, юноша? – спросил он, ловко расправляясь с пуговицами на его колете.
– Чтобы без ияз… изя… изъянов.
– Какое интересное наблюдение, – прозвучало в ответ. Покончив с пуговицами, Ричарда бережно выпутали из колета и наконец позволили лечь.
– Но с вами бывает всё, – заключил он, рассматривая полог над своей кроватью.
– Как и с вами, – отозвался Рокэ..
А потом Ричард почувствовал, как чужие руки, коротко коснувшись живота, взялись за шнуровку на штанах, ловко её распутывая. В паху тут же затеплился томительный жар. Захотелось поймать одну из дарящих приятные ощущения ладоней, и он и поймал, прижимая прямо под бедренной косточкой, удерживая ненадолго. Где-то над ним вздохнули.
– Играете с огнём, юноша.
Интонации, прозвучавшие в голосе Рокэ, почти отрезвили. Но только почти. Ричард приподнял голову от постели, чтобы посмотреть на своего эра. Тот смотрел на него в ответ, не пытаясь вырвать руку из плена Ричардовых пальцев.
– Эр Рокэ… – позвал Ричард, снова переходя на шёпот. От чужого взгляда стало нестерпимо жарко.
– Приподними бёдра, – сказал Рокэ, всё же отнимая ладонь. Ричард повиновался, сглатывая скопившуюся во рту слюну. Когда и от штанов он тоже был избавлен, эр покачал головой и помог ему забраться под одеяло. – А теперь спи, Дикон. Завтра будет очень длинный день.
Ласковое обращение успокоило и, проваливаясь в сон, Ричард почувствовал, как волос снова касается рука.
В эту ночь ему снились очень яркие и стыдные сны, о которых он никогда никому не рассказал бы.
Его эр, вернувшийся в кабинет и взявшийся за непочатую бутылку “Крови”, спать так и не лёг.
178. Алва пишет (и поёт) серенады/баллады. Кому угодно: Эмильенне, Ричарду, Джастину, Лионелю или кому-то ещё на усмотрение автора.
Интересуют собственно тексты его сочинений (слова песен).
Исполнение 2
125 слов (практически однострочник), сюжета нет, только текст песни (эпиграф - цитата из КнК)
Баллада о ветре и скалах
«А я спою вам песню о ветрах далёких...»
Разгулявшись в лунном свете,
Потревожил скалы ветер.
Захотел он песню спеть им
О морях и парусах,
О далёких южных странах,
Их скрывающих туманах,
О родных своих бескрайних
И привольных небесах.
Скалы севера молчали,
Ничего не отвечали.
Не развеять их печали,
Сколько песен ни пропой.
Круг за кругом отмечая,
Здесь ветра они встречали —
Те на все лады звучали,
Нарушая их покой:
Не взлететь ведь скалам в небо,
Не увидеть, быль иль небыль
Им ветра-бродяги пели
О морях и парусах,
О далёких дивных странах,
Их скрывающих туманах
И о вечных, бесконечных,
Недоступных небесах.
И оставил скалы ветер,
Их печали не заметив,
И умчался в лунном свете —
Вместе с песней был таков.
Но в далёких южных странах
Вспоминал с тоскою странной
Край скалистый, своенравный, —
Край снегов и облаков.
Отредактировано (2022-12-02 20:57:23)
88. Заявка, вдохновленная надорским мясником.
Семья Окделл и Надор в целом - зло во плоти: черная магия, кровавые жертвоприношения, никакой морали. Но никто пока не догадался, а кто догадался - тому не повезло...
Войдя в кабинет, Август Штанцлер вздрогнул: его ждал гость, о котором никто ему не доложил. Более того, он этого гостя и увидеть-то больше не думал. Но картина перед глазами не менялась: Ричард Окделл, почему-то в угольно-чёрном колете без багряной или синей оторочки, сидел за его собственным столом и лениво поигрывал пером.
– Не стойте на пороге, эр Август, – как-то слишком мрачно по сравнению с собой обычным предложил он. – В ногах правды нет.
Штанцлер осторожно прошёл к стулу, на который обычно сажал просителей, и сел сам, неуютно ёрзая. Стул был жёстким, он сам такой выбирал, но не для себя же!
– Дикон? – на всякий случай слабым голосом поинтересовался он. – Что-то случилось?
Юноша перед ним зло рассмеялся.
– Хватает же вам наглости спрашивать, – заметил он, закончив. – Кто меня вчера с ядом к Алве отправлял, вы или я? Ну так сами догадаетесь, что случилось?
– Ты… – Штанцлер помедлил, признаться, удивляясь, что Ричарду удалось. И что он после этого куда-то смог уйти своими ногами. – Ты уже подсыпал яд?.. Я не думал, что ты сделаешь это так быстро… Ну ничего, я тебе говорил, Ворон умрёт только после второй ночи, сейчас я позову слуг, и мы организуем твой отъезд…
– Сидеть, – тихо и страшно сказал Ричард Окделл на попытку привстать, вынимая вторую руку из-под стола. В ней блестел пистолет, и дуло смотрело прямо на Штанцлера. – Уже наорганизовывались. Считали, я не пойму, что на ваш яд у Алвы иммунитет? А я понял. И, хочу сказать, эр Август, задали вы мне задачку – заменить в перстне яд за один вечер, чтобы не заметили ни ваши соглядатаи, ни Алвовские, ни кардинальские… Но можете гордиться, я справился, хотя перед Леворуким у меня теперь побольше долгов, а запах серы из комнаты ещё неделю не выветрится. Впрочем, последнее уже ни для кого из нас не важно.
Штанцлер сглотнул. Окделл нёс какую-то чушь и казался сумасшедшим, но пистолет этот сумасшедший держал твёрдо.
– Я не понимаю, о чём ты… – предпринял ещё одну попытку он, умоляюще глядя на Ричарда. – Ты всегда был добрым эсператистом, мне рассказывали…
– Я уж понял, как рассказывали, – выплюнул добрый эсператист. – Говорил я матушке, Наль тогда понял, кто деревню перерезал, а к вам после этого как-то зачастил. Избавиться от меня решили, а его что, женить на Айрис и над Надором поставить? Во-первых – не выйдет. Во-вторых – вот я бы посмотрел, как он к Айрис бы с этим пришёл, она как раз ругалась, что для одного ритуала предсмертную родную кровь взять неоткуда, а Лараки нам какая-никакая, а родня… Но вы не волнуйтесь, – Ричард внезапно улыбнулся. – Это Налю уже не грозит. Потому что я зашёл к нему перед вами.
Штанцлер булькнул, вдруг понимая, что напрасно считал рассказы виконта Лара сильным преувеличением. Может статься, они были даже преуменьшением…
– Так чего ты хочешь от меня? – отважился спросить он, надеясь, что любая сделка поможет как минимум выиграть время.
– О, кстати, спасибо, что напомнили, – спохватился Ричард. – А то бы я до самого Излома тут шипел. Держите перо, – он кинул то, что держал в руках, и оно вонзилось в столешницу ровно перед Штанцлером, хотя ещё с утра перья у него были гусиные, а не стальные, а столешница – из дуба. – Берите бумагу и пишите другой вашей сообщнице. А то титул герцога Окделла многие двери открывает, но не потайные в монастыре святой Октавии.
– Мальчик мой, – ужаснулся Штанцлер. – Неужто ты хочешь покуситься на королеву?!
– А она на меня не покушалась, нет, когда байки про кувыркания с Алвой на вашем столе рассказывала и её, сиротинушку, пожалеть просила?! – тут Окделл перевёл взгляд вниз и каким-то брезгливым движением снял локти со стола. – Да и вам какая разница, вы о себе лучше подумайте. Чего там хотела Катарина, когда меня на отравление подбивала, мы с ней сами выясним, а вот вы будете жить, если черкнёте ей просьбу меня принять.
Август Штанцер о себе думать очень даже привык, поэтому долго не колебался. Вырвав перо из столешницы, он подвинул к себе чернильницу и бумагу и быстро набросал то, что от него просили. Стоило закончить и присыпать песком, как Окделл за край потащил записку к себе.
– Спасибо, отлично получилось, – сказал он, прочитав.
Штанцлер немного расслабился и решил повторить мучивший его вопрос:
– Дикон, так всё-таки скажи: Алва жив или мёртв?
Ричард выстрелил.
– Леворукий вам пусть отвечает, – рассеянно пробормотал он, глядя на корчащееся в агонии тело. – А у меня сегодня ещё куча дел. И надо будет матушке ещё не забыть отписать, чтобы дядя Эйвон с тётей Аурелией быстренько скончались от горя после смерти единственного сына. А то ведь сдадут, как он, а нам опять расхлёбывай. Устанем же потом королевских солдат хоронить.
Ричард аккуратно свернул высохшую записку, положил её за пазуху и направился к двери.
Но на полдороге обернулся и посмотрел на то, что ещё недавно было Штанцлером.
– Знаете, эр Август, вы так любили рассуждать о змеях, гремучих и подколодных… – протянул он. – Лучше б посмотрели на старые карты: тогда на Надоре рисовали всякие ужасы и подписывали: «Здесь обитают драконы». Так что куда вашим змеям до наших драконов – сожрём и не подавимся.
Договорив, Ричард открыл дверь и вышел, насвистывая какой-то весёлый мотивчик.
В его шагах слышалась неотвратимая поступь судьбы.
42. Приддоньяк. Fuck or die. R-NC-17. ХЭ
3200 слов
Предупреждения: обоюдоострый даб-кон, недрочный рейтинг, пост-канон, стекло с надеждой
Не вычитано вот вообще
«Это закончится, — повторяет про себя Арно, — закончится непременно». Это правда, но еще больше правды в том, что ничего не началось. Что на них смотрят мушкеты, а у кого-нибудь в руке непременно зажат пистолет. Если в кого-то из них выстрелят, в некотором смысле спасутся оба.
Валентин едва заметно качает головой — значит, увидел, как Арно напрягся. Ничего-то от него не спрятать. Арно тянет руку к узлу шейного платка, пальцы не слушаются, и, должно быть, он выглядит удивительно нелепо.
— Помогите-ка талигойским господам, — говорит гайифский полковник. У него смуглое породистое лицо и на запястье браслет. Значит, есть жена, а, может, и дети. И отчего-то его, этого полковника Газидиса, так задевают расхожие шутки об имперских нравах.
Арно смеется и вдруг понимает, что остановиться у него не выходит. Что тело бьет крупной дрожью, а горло дерет приступами нездорового хохота. Ему в зубы пихают флягу и дают глотнуть... вина? Чем-то крепленое немедленно дает в голову, но приступ отступает. Он отодвигает какого-то офицерика локтем и наконец развязывает платок. Вот он открыл шею, осталось всего-то снять все прочее.
Это палатка для пленников, которые ценнее живыми: несколько коек, ящики, что служат столами, но чисто и сухо. Неподалеку цветут грушевые деревья, и их нежный запах тут неуместен, отвратителен!.. Арно скидывает мундир и что есть сил ударяет угол койки — ему тут же скручивают руки за спиной.
— Еще один подобный жест, господин капитан, — тянет гайифский полковник, — и мертвы будете не вы. А для вас мы найдем другие развлечения.
Арно не боится пыток или смерти, не боится жестокости — ни своей, ни чужой, но то, что грозит случится, куда хуже. Отчего-то ноют нижние зубы, а рот то и дело наполняет слюна.
— Арно, — предупреждающе произносит Валентин, и звука имени хватает, чтобы Арно расслабил плечи. Мотнул головой, показывая, что его можно отпустить.
Что он не вцепится в них коротко остриженными ногтями и зубами, не станет избивать ногами, как дерется, бывает, пьяная солдатня. Но принимать позор с распахнутыми веками омерзительно. Тошно, и будь рядом кто-нибудь другой, Арно бросил бы эти попытки сохранить обе жизни и что есть сил въехал бы кулаком по носу с горбинкой.
Им дали слово офицера, неужели Валентин поверил? Неужели считает, что этим животным, собравшимся в палатке, знакомо, что такое честь? Арно едва не рвет рубашку. Валентин раздевается, будто перед отбоем, чинно и начав с мундира. Он складывает одежду в ровную стопку, и Арно понимает: за привычным ритуалом он скрывает беспокойство. Может, даже страх. Интересно, кто из них боится больше?
За месяцы южной войны лицо и кисти Валентина тронул загар, это видно на фоне белой шеи и груди. Прежде Арно об этом не думал, а теперь вот заметил. Сложно будет выбросить из головы эти дни, а эти часы и вовсе могут превратиться в испытание совести и дружбы. Арно распутывает завязки, стягивает штаны, пытаясь вообразить, что он в своей палатке и что ему вот-вот принесут горячей воды.
Что все еще не безнадежно.
Гайифский язык, быстрый и какой-то по-птичьи резкий, рушит мимолетную фантазию. Исподнее и чулки комом ткани летят в сторону, и Арно будто опять позирует для унаров в Лаик. Валентин поворачивается спиной, аккуратно развязывает подштанники. Снимает, переступив, белье. У него тощие бледные ягодицы, покрытые чуть заметным светлым волосом, и Арно отводит взгляд от чужой наготы. Не из стыда и смущения, а в последнем порыве сохранить момент дружбы.
***
— Что это? — с незнакомой резкостью спрашивает Ариго.
— Рапорт о переводе, мой маршал! — отвечает Арно и очень старается смотреть куда-то поверх черной, чуть начавшей седеть головы.
Ариго вздыхает, словно ему приходится разъяснять младенцу, отчего не нужно трогать кочергу и каминную решетку. Он берет перо, и на миг Арно верит, что тот подпишет бумагу и велит ему собираться. Но Ариго взял нож и занялся очинкой.
— Мой маршал, я могу... — Арно недурно точил перья, да и отвлечься это помогало.
— Ты можешь развернуться, прихватить свою глупость и выйти вон. Вернешься, когда согласишься, что вот это, — Ариго потряс рапортом, — можно будет сжечь.
Арно опустил взгляд. Как объяснить, что все сломалось, но не раскрыть лишнего? Как донести, что он не имеет права носить теперь лиловое? Но любое неосторожное слово расскажет то, думать о чем запрещено. Не позволено, вот так вот.
— Если вы рассорились, — мягко начал Ариго, — то уж постарайтесь разобраться как-нибудь так, чтобы не пришлось перегруппировывать армии. А если стряслось что-то такое, что вам никак не помириться... Пусть это будет дама, я не верю, что кто-то из вас способен на подлость. Так вот, тогда стоит принять, что службе это мешать не должно. Нужно ли мне напоминать тебе, что дуэли между офицерами...
— Запрещены, мой маршал.
Нет, дуэль тут не поможет. Да и не рассорились они, со стороны, если не слишком приглядываться, может почудиться, что все по-прежнему: дружеские приветствия и прощания. Но все-таки... Выходило, что это вышла подлость, и проще всего было не брать ее на себя.
Но казалось, разойдись они, и станет полегче. Знакомое лицо перестанет будить воспоминания, которых не должно было случиться, но которые ступают по пятам и тянут наружу все дурное и низкое.
***
— Принесите соломинки, — улыбается полковник Газидис, — чтобы господа офицеры могли решить, кто нынче в роли бордельной девки.
Кто-то смеется, и слабого гайифского Арно хватает, чтобы уловить скабрезную шутку. Ничего, полковник однажды познакомится с генералом Райнштайнером, и это случится ох как скоро.
— Нет нужды, — равнодушно останавливает Валентин, — припасите соломинки, когда будете решать, кому идти сдаваться.
— Дерзите, господин бригадир. Впрочем, ваше звание в такие годы весьма красноречиво. Должно быть, вы очень способны.
— Благодарю за лестную оценку, господин полковник.
И как ему удается сохранять такую безмятежность, думает Арно, и можно ли научиться? Впрочем, ему такая наука пойдет во вред. Валентин оглядывает палатку, снимает с коек тонкие одеяла и кладет на пол. В жестах ни суеты, ни испуга, только методичное следование цели. То, как он расправляет уголки ткани, успокаивает. Ненадолго, но отступает предчувствие беды. Валентин пробует одеяла на плотность, зачем-то складывает одно пополам, а затем садится.
Арно запоздало понимает, отчего соломинки не пригодились — Валентин, как и всегда, решил за всех и выбрал себе самое сложное...
— Нет, — вырывается у Арно, он почти позабыл о толпящихся вокруг гайифцах, — это нечестно.
— Честность? — оборачивается через плечо Валентин. — Мне кажется, ты ищешь куриное яйцо в змеиной кладке. Арно, это не то, что я могу приказать, но я прошу тебя...
С приказом было бы куда легче! Там или ты, или трибунал, здесь сделка то ли с сердцем, то ли с совестью. Арно болезненно жмурится, когда представляет, что зрители могут рукоблудствовать, глядя как они... Все подходящие слова хочется сплюнуть.
Валентин опирается на руки, переносит вес и оказывается на четвереньках. Колени упираются в сложенное одеяло. Арно опускается рядом, трогает бедро и проводит вниз до колена. Вспоминает о себе и тянется к паху рукой, потому что у него не стоит. Член Валентина тоже поджат и мягок, и Арно думает, может, им будет хоть немного легче, если страсть перекроет действительность.
Арно приподнимается, чтобы дотянуться до ровного живота, трогает плоть. Было бы куда удобнее, если бы они просто лежали рядом, на расстоянии вздоха. Но Арно лишь оттягивает неизбежное, а Валентин делает все, чтобы оно поскорее закончилось.
Кто-то из офицеров Газидиса громким шепотом рушит тишину, и Арно разбирает только слова «женщина» и «нежно». Но подле него не женщина, а нежность кажется теперь ругательством. Арно несколько раз двигает кулаком, и молодое здоровое тело побеждает.
***
— Ты что-то слишком молчалив, — смеется Эмиль, и Арно огрызается, попутно размышляя, выложил ли Ариго брату про рапорт. Пожалуй, что нет, потому как Эмиль продолжает болтать и не спрашивает ни о чем подозрительном.
Какие слова бы он выбрал, если бы знал? Стал бы допытываться? Если Ли додумывает за других, то Эмиль продолжает чужие чувства, достраивает связи и отношения. Если довериться ему, он не станет говорить о долге, а велит поступать по сердцу. Сердце же трусливо сжимается и требует покоя, чтоб его избавили от необходимости выбирать.
— Подними голову! — Эмиль чуть свешивается с седла, чтоб потрепать Арно за плечо. — Уж и не знаю, что тебя так тревожит, но я знаю чудесное лекарство.
Девицы окружают Эмиля, стоит им с братом войти, и Арно немедля прикидывает, какую тот выберет: темноволосая, с мягкой линией тела, темноглазая... Среди девиц такая есть, и — точно, Эмиль тянет ее к себе на колени, кладет ладонь на талию.
— А что же ваш брат, монсеньор? Кто ему больше нравится, София или Элен?
У Софии жидкие русые волосы, но высокая грудь и родинка меж ключиц, она много улыбается: зубы ровные и крупные. У Элен вокруг головы обернута толстая черная коса, которая кажется до того тяжелой, что вот-вот переломится тонкая шея. Ее лицу не хватает красок и живости, но в нем есть что-то от старых, писаных по дереву картин.
— О, обе дивно хороши, не выбрать.
Арно смеется, пьет и ждет, когда Эмиль уверится в том, что все в порядке. Три четверти часа спустя, в которые Арно говорит и тянется к бутылке больше всех, Эмиль, похоже, спокоен и уверен, что ничего не случилось. Он утягивает черноглазую девицу с собой, и Арно выдыхает: слова закончились.
— Еще вина? — спрашивает Элен. — Или, может, вы голодны?
Арно мотает головой и уходит наверх с русой Софией, загодя зная, что ему не полегчает.
***
Насухо не получится, и Арно вытирает руки о брошенную рубашку и плюет на пальцы. Этого недостаточно, ни за что не хватит, но он и так медлит: чего доброго их решат поторопить, и тогда будет куда хуже. Сухой рукой он отводит ягодицу в сторону и приникает влажными пальцами ко входу. Он пробует чуть растянуть, расслабить напряженные мышцы, но каждое крохотное движение встречает сопротивление. «Ну же, — про себя просит Арно, зная, что озвучить нельзя, — поддайся хоть чуть-чуть!».
И словно в ответ на молчаливую мысль позади слышится:
— Хватит тянуть! — у этого офицера заметный акцент, и его талиг был бы даже забавен, если бы Арно услышал его в иных обстоятельствах.
— И правда, — то ли чудится, то ли голос Валентина осип.
Наверное, это сродни прижиганию раны: как бы ни было больно, ожидание этой боли много хуже. Арно едва слышным шепотом просит прощения, и горло сдавливает: как же тяжело становиться подлецом, как же мучительно терять еще такую юную дружбу... Но если Валентин верит, что это сохранит им жизнь, то будет так. Даже если они больше никогда не посмотрят глаза в глаза, просто знать, что бывший друг уцелел, будет достаточно.
Арно смачивает головку, увлажняет член слюной — за возбуждение неуловимо стыдно, словно плоть не согласна с протестующим разумом и готова распалиться от одних прикосновений. Эмиль бы сказал, что то горячая фамильная кровь, Ли — что неумение охлаждать слабости рассудком. Мама... Нет, нельзя втягивать их в это, нельзя делать соучастниками своего предательства.
Тугое отверстие поддается не сразу. Кажется, что приложи чуть больше силы, и стиснет, принося боль обоим. Сперва внутри исчезает лишь розовый кончик, и Арно не верит, что возможно проникнуть до конца.
«Все хорошо», — сказал бы он, окажись они вдвоем, но — нет, одергивает себя Арно, будь они вдвоем, этого бы никогда не случилось. Все было бы понятным и правильным, менялось, как меняются со временем любые связи, но в своей сути оставалось бы неизменным. Арно пробует чуть толкнуться, но выходит лишь на ширину пальца, Валентин резко выдыхает, и Арно не желает представлять, насколько это больно.
Поддавшись незнакомой слабости, он кладет вторую ладонь на поясницу. Валентин чуть прогибается и раздвигает колени. Он склоняет голову, и Арно видит, как по шее бежит к плечу капля пота.
— Хотите пулю, господин капитан?
Да, думает Арно, пуля меж лопаток сейчас была бы очень кстати, избавила бы обоих. Он осторожно выходит и пробует снова, вместо удовольствия голову мутит от вины. Если считать, то получается чуть проще, если попробовать позабыть, чьи это широкие бледные плечи, узкий зад и сорванное дыхание... Нет, Арно трогает бедро, живот, ведет ладонью по груди, потому что позабыть он не имеет права.
Валентин наконец расслабляется, и Арно надеется, что это не дурнота и не слабость, что тот понял, как сбросить зажатость. Но он видит несколько алых подтеков, видит, как болезненно растягивается отверстие, стоит ему податься вперед, и запрещает себе зажмуриваться.
***
— Господин капитан, вас, стало быть, ищут, — говорит незнакомый капрал с выбитым зубом. С такой дыркой, несомненно, сподручно свистеть.
— Кто ищет? — говорит Арно. Час скорее поздний, и вряд ли его спрашивают, чтоб предложить бутылку или партию.
— Так господин бригадир ищут, — кивает капрал. — Велели вас, ежели не спите, попросить.
Арно тянется к шляпе и плащу: снаружи льет, и не хочется появляться на пороге у господина бригадира мокрым, как болотная крыса. Признаться, вообще никак не хочется появляться, но чтоб отказывать, сперва надо сделаться генералом. Арно хмыкает мысли о том, как он перегоняет Валентина в чинах, но улыбка тут же сползает, будто смытая тем самым ливнем.
— Буду через четверть часа.
На столе скучает бутылка, которой придавлен угол карты окрестных троп. Арно зелеными чернилами наносит на бумагу новый ход через горы, но ни карты, ни вина он с собой не возьмет. Что-то подсказывает, что говорить придется не о том.
Валентин квартирует в доме священника, идти него минут пять, если не мешкать. Арно заново перевязывает волосы, глядится в запыленное зеркало: да он похож на иссохшего покойника! Что это за серость под глазами и складки возле носа? И отчего так ввалились щеки? Ах да, он сегодня пропустил обед, и вчера, возможно, тоже.
Он отмеряет десять минут и спускается. Под сапогами грязь, и Арно едва не поскальзывается на мокрой доске, переброшенной через лужу. Когда он добирается до нужной двери, с полей шляпы не капает — сочится. Во всем доме светится лишь одно окно, верхнее у самого угла, и Арно берется за кольцо.
***
Арно ждет, когда полковник Газидис скажет, что достаточно. Что он убедился, что талигойские офицеры обращаются друг с другом ничуть не ловчее, чем с пушками и мушкетами. Тогда можно будет перестать, прервать этот бессмысленный жестокий ритм и дать злости взять вверх. Валентин изредка роняет звуки, но не слова, хотя Арно был бы рад и проклятиям.
Член не опал, но жара, что предвосхищает развязку, нет. Напротив, спину холодит чужим вниманием, поджимаются ягодицы и пальцы ног, и Арно рад, что не видит лица друга, лишь темный затылок и изгиб позвоночника. Но на плечо ложится цепкая ладонь, и Арно отталкивают.
— Вы же так молоды, проявите выдумку, господин капитан. — Газидис был бы учтив, если бы не был таким отродьем! — Извольте повернуться, господин бригадир.
Валентин садится боком, и Арно видит, как сдвигаются брови и как лоб перерезает складка. Разворачивается медленно, будто растягивая каждое движение. Арно задерживает взгляд на своих покрасневших коленях.
— Я обещаний не нарушаю, — качает головой Газидис, — но сперва будьте офицерами и доведите дело до конца.
Валентин опускается спиной на одеяла и больше всего Арно не хочет, чтобы он развел колени. Арно стискивает ткань: возбуждение отступило и, похоже, безнадежно. Нужно снова пускать в ход руку, и от отвращения к себе Арно едва не выворачивает тем самым крепленым пойлом.
— Или же вы желаете вернуться к первому варианту?
Тыльной стороной ладони Арно утирает влажный лоб, щеки оказываются неприятно холодны. Хочется отыграть хотя бы минуту-другую передышки.
— Дайте вашего... вина, — говорит он первое, что пришло в голову.
Газидис кивает, дозволяя напоить пленника, и один из офицеров тянется к фляге...
— Полковника Газидиса к генералу Циклаурису! — слышится снаружи. Говорящий запыхался, между словами паузы, чтоб взять воздуха.
Газидис сереет лицом и поджимает губы. И тут Арно слышит — наверное, ему чудится, но это такая сладкая надежды, — залпы. Вдалеке, отзвуками и гулом. А, может, это только у него в голове. Однако офицеры Газидиса торопливо исчезают из палатки один за одним, сам полковник уходит последним.
Залпы будто становятся громче, и Арно обессилено падает на пол палатки. Снаружи осталась охрана, он слышит из резкую спешную речь, но вот теперь закончилось. Завершилось. Перед глазами плывет, и Арно закусывает губу, чтобы не выть. Нужно подняться, натянуть хотя бы штаны.
— Их тут нет, — произносит Арно, просто чтобы услышать родной талиг. — Убежали по зову начальства как утки на хлеб.
— Я был бы благодарен, — выдыхает Валентин, — если бы ты дал мне несколько минут, чтобы... собраться.
Арно приподнимается на локтях и видит, что глаза у того закрыты, а губы искусаны до болезненной красноты. Много ли будет толку, если они оба и правда останутся живы? Много ли радости?
***
Кто-то из «лиловых» ведет Арно по темной лестнице наверх. Дом тесноват и скудно обставлен, похоже, священник держит свои приход и жилище в строгости. Однако половицы не скрипят и перила не шатаются.
Перед нужной дверью «лиловый» кланяется.
— Монсеньор, пришел господин Савиньяк.
Арно и правда чувствует себя «господином Савиньяком», кем-то, кто знаком очень смутно. Дверь затворяется, оставляя их наедине.
Валентин, вопреки ожиданиям, не сидит над бумагами, а читает. Голова бросает на страницу тень, одна рука покоится на подлокотнике. Арно жалеет, что пришел, но сбежав сейчас, лишь усугубит тихую размолвку, расширит трещину.
— Я рад, что ты здесь, — просто говорит Валентин. И как только его выдержки хватает на учтивость? — Это могло подождать и до утра, и до следующего месяца, но я решил позволить себе этот порыв.
Удивительное дело, если так. Арно падает на свободное кресло: жесткое и с неудобной прямой спинкой. Святой отец явно предпочитает хорошую осанку удобству. Но все это пустые мысли, лишние.
— Я почему-то решил, что ты не по делу, — признается Арно, и Валентин осторожно кивает.
— Дело, но не служебное. Я получил от маршала Ариго твой рапорт.
Арно чувствует, как горячеет лицо. Он трижды был у маршала и просил перевода, но тот отмахивался, как и в первый раз. Арно надеялся взять того измором, а оно вот как.
— Не сердись, — предупреждает его Валентин, — без моей подписи бумага не имеет силы. Но я подписал, взгляни, на столе.
Можно отшутиться, сказать правду или просто выложить все, что скопилось за эти невыносимые месяцы отчуждения, но Арно поднимается и подходит к столу. Он узнает свой почерк, а внизу знакомая печать. Чернила, которыми выведено имя, уже сухие.
— Можешь забрать, если пожелаешь. Полагаю, перейдешь под начало маршала Людвига Ноймаринена, на севере тебе привычнее, — Валентин говорит ровно, но отчего-то в интонациях Арно слышится металл. — Или я передам маршалу Ариго.
— Нет, — отвечает Арно, и он не уверен, что именно значит это самое «нет». — Глупо отрицать, я и правда просил, но...
Есть то, о чем невыносимо вспоминать, и в то же время запретность будит желание. Не жаркое, но мерно набирающее ход. Но прежде надо — объясниться? Даже если наутро Арно засобирается на север, нельзя оставлять все как есть, но ведь и письму не доверить.
— Я виноват перед тобой, — Арно понимает, что это не его слова — Валентина и неуверенно вскидывает взгляд. Впервые за, кажется, вечность они встречаются глазами. — Полагаю, я знаю, что тебя гложет, и приношу свои извинения, что тогда... вынудил тебя действовать. Теперь мне кажется это разом глупым и жестоким.
Арно чувствует, будто его обокрали: забрали и фразу, и вину, что он так лелеял. Нет, нужно сказать ему, я виноват куда больше, так что брось возводить напраслину на себя! Арно говорит — это и еще множество вещей, что скопились внутри. Серые глаза Валентина то теплеют, то снова остывают, и Арно понимает, что тот не намерен делиться своим грузом. Ничего, Арно его как-нибудь уполовинит.
Чтобы звучало доходчивее, он обходит стол. Проклятая бумага все еще в руке.
— ...и я просыпался от такого омерзения, будто бы я ночью обернулся ызаргом или гайифской сколопендрой!
На лице Валентина появляется тень улыбки, а Арно понимает, что надо перевести дух. Ответ находится немедленно: Арно подбегает к камину и сует бумагу в огонь. Его рапорт о переводе становится пеплом.
— Можно подумать, я переменчивый, как весенние погоды или девичий нрав, — усмехается он.
— Нисколько, — отзывается Валентин, — просто иной раз за одним твоим решением скрывается другое. Я ошибаюсь?
Арно пожимает плечами и оборачивается. Между ними пять шагов, немного, но они ощущаются дорогой. От чтения у Валентина отяжелели глаза, а откуда на ладони розовый след ожога, Арно не знает. Надо спросить, как так вышло, что он чего-то не знает?
— Мне больше нравилось, когда ошибался я, — признается он.
И делает шаг, превращая пять в четыре. Пусть немногим, но меньше. Ближе.
103. Тайный дневник Рокэ Алвы. Всё ещё не король в стиле Арагорна - https://xakep.ru/2003/02/11/17602/
Около 1300 слов, полное баловство, не вычитано, джен, ООС
Простите, заказчик, автора понесло под дедлайн
...Проснулся утром, сразу ощупал голову. Венца нет, короновать не успели. Ещё не король. Хорошо!
В постели посторонних не обнаружил, за портьерами никто не прятался, за окном нашелся на дереве один любопытный с подзорной трубой, но свалился сам сразу, стоило разок пальнуть поверх головы.
За дверью поклонников нет, букетов тоже не прибавилось. Никого и вовсе не видно, только юноша в коридоре, тихо, спокойно. Пожалуй, день удался...
...Юноша?!
***
...Сижу в кабинете, нервно глотаю Черную Кровь, закусываю Девичьей Слезой. Ричард Окделл, сын мятежного Эгмонта - подумать только, ну конечно, я ведь никак не мог пройти мимо. Уже и смотрит на меня, как юный Моро, только без копыт.
Оправившись от изумления, я затащил юношу в кабинет, а то он глядел, как будто ожидает от меня страшного - например, ответственности. И разъяснил ему, что обязанностей у него нет и не будет, а оруженосец мне и даром не сдался (поскорее, пока он не опомнился и не вспомнил о таких вещах, как обязанности эра). Юноша попался вежливый и не поинтересовался, какого Леворукого я тогда взял его в оруженосцы на площади. Хорошо, а то пришлось бы придумывать что-нибудь презрительное или таинственное, я же не могу признаться, что ни кошек не помню, потому что был тогда совершенно, мертвецки трезв?!
Юноша со всем согласился и тут же попытался рухнуть на мой ковер.
Я так и знал!!! Моро, Хуан, а теперь этот! Готов поспорить, когда я, невыносимо трезвый и омерзительно добродетельный, сидел вчера на площади, я сказал мне: Рокэ, вот это несчастное, никому не нужное, глубоко ненавидящее нас существо готово свалиться с копыт, мы никак не можем просто так этого допустить, Рокэ!!
И вот результат! Вместо того, чтобы мирно скончаться на пути в Надор, юноша вознамерился сделать это в моем кабинете!!!
Пришлось тащить его в кресло и лечить ему руку. Как следует, дабы подобное безобразие не повторилось. Юноша так ошалел от подобного поворота, что даже не орал - думаю, он скорее ожидал, что я съем его с потрохами. Пожалуй, оставлю его всё-таки себе. Такие, как Моро, как Хуан, если не прикончат тебя сразу, то становятся такими преданными, что скакать на них - одно удовольствие...
***
...Спросил Лионеля, не знает ли он, каких кошек я решился взять себе оруженосца. Лионель умно подвигал бровями и выдал мне целую конструкцию: я-де думал, что на юношу будут покушаться ради Надора, а впрочем, может, и не будут, и поэтому я решил предложить ему место, чтобы он смог отказаться, а затем кто-нибудь точно уговорит его ехать в Торку, где опального герцога и сына мятежника, только что публично оскорбившего главнокомандующего королевства, наверняка примут с распростертыми объятиями.
Я что, настолько похож на идиота?! Да если бы я взялся делать людям предложения, от которых, как я уверенно полагаю, они точно откажутся, я бы уже был женат, как минимум, трижды!
Теперь терзаюсь, с чего бы Лионель стал предлагать мне подобные объяснения - уж не сам ли он меня, из каких-то своих побуждений, уговорил взять Окделла?! Или то была Катарина? Смутно припоминаю что-то блондинистое на уровне моего пояса...
***
...Пришлось отправляться во дворец на день рождения королевы, вспомнил, что нужно бы прихватить с собой оруженосца. А то какие-то подозрительные личности взялись заглядывать за забор на заднем дворе в поисках могильного холмика. Юноша плохо на меня влияет - я пригрозил маркизу Фарнэби спустить его с лестницы, вместо того, чтобы сразу с этого начать, как обычно.
Подарил Катарине алую ройю - в цвет её чудных глазок, когда проснется поутру слишком рано. Королева скривилась, но промолчала: она меня знает, если что, три наряда на столе вне очереди.
Скучища была страшная, пока наконец, как луч света, не заявился Штанцлер. Обожаю эра Августа. Только с ним можно как следует сцепиться языками. Старый больной человек отлично знает, что я не вызову его на дуэль, поэтому ведет себя как нормальный, в отличие от тех нервных придворных лизоблюдов, что начинают дрожать при виде кончика моей шпаги. Мы с удовольствием нахамили друг другу, прежде чем расстались, целиком довольные. В наше время так трудно найти партнера не только для спарринга, но и для риторики.
Пошлю-ка, пожалуй, юношу к Штанцлеру, пусть поучится как следует. Будет и дома, наконец, кое-что интересное. Он-то меня не боится, волком умеет смотреть с самой первой минуты, уже заявил "как вы смеете", давеча обозвал не "эром Рокэ", а "хером" - говорит, это особый надорский диалект...
***
...Встретил Сильвестра, тот внимательно на меня поглядел и вопросил в очередной раз, не желаю ли я примерить на плечи мантию, а на голову - корону? Я, как обычно, сделал вид, что ничего не понимаю, и отговорился - в мантии, дескать, слишком жарко, а в короне, наоборот, уши замерзают. Да и вообще - королю приходится соблюдать законы и казнить подданных только после честного суда, а я, если надо, просто прикончу кого угодно и доволен.
Сильвестр никак не поймет, что скучные дворцовые приемы я ещё как-нибудь переживу, но как королю мне, прости Леворукий, придется жениться!!
Подумал об этом, содрогнулся, поскорее залил в себя три пинты Черной Крови. А то, чего доброго, протрезвею, увижу какую уродливую вдову с пятью детьми, да решу взять ее в супруги, ведь никто другой, кроме меня, этого не сделает...
***
...А юноша не безнадежен. Не знаю, кому он успел наступить на хвост в столице, но его уже попытались прикончить. Я чуть не прослезился - моя школа! Но и завидно немного, на меня-то стали покушаться только с девятнадцати...
***
...Оруженосец оказался кровожаден - вызвал сразу семерых. Такое даже мне не удавалось. Я поспешил к месту схватки, хотел показать, как это делается - ведь юность так тороплива, что готова откусить кусок больший, чем сумеет проглотить. Надо всё-таки немного растягивать это удовольствие. Да чуть увлекся - один лёг, остальные убежали.
Оруженосец так озверел, что ему никого не досталось, что вызвал меня. Хорошо, хоть на месте не убил. Я поскорее сообщил, что с детьми не воюю, а драться мы будем только после срока службы - чтобы три года жить спокойно.
Верные у юноши задатки, надобно обучить его теперь смертоубийству, да Штанцлер в чем-то постарается, осталось лишь образовать в науке любви - и будет готовый придворный кавалер. Тут, пожалуй, Марианна поможет, да и Катарина в качестве наглядного пособия, как делать, тоже неплохо сгодится...
***
...Дорогой дневничок, давно в тебя не писал. Война!
Я на радостях так набрался, что всю дорогу был пьян без просыпа, даже не знаю, что творил. Покрасил козлов, переспал с бакранкой, потоптал ызаргов... или наоборот?
Под конец зачем-то убил Адгемара, поверженного и готового к любым условиям. Хорошо, что у меня на это дело отлично язык подвешен - что ни сотворю, отболтаюсь какой-то необходимостью.
Юноша к концу попривык, и глаза стали не такие квадратные. Из пушки палит - любо-дорого, только говорит, не можете вы, эр Рокэ, просто так людей расстреливать. Да я ещё сдерживался, как мог, обычно-то я сразу стреляю...
***
...А оруженосец-то стал молодец: дерзит, не стесняется, "как вы смеете" цедит с воистину герцогской надменностью. Жажда убийства у него в глазах имеется, как ни посмотрю. Пожалуй, скоро будем проводить практические занятия прямо на месте, в Олларии...
***
...Пью седьмую бутылку Крови, никак не успокоюсь. Он меня отравил! Да что же это творится?
Мне-то, конечно, как слону дробина. Я, после того, как отец все детство приучал меня к ядам, а потом об этом забыл и отправил с той же целью к Савиньякам, могу съесть фунт бордонского пургена. Но, во-первых, надо бы ему объяснить, что яд - совершенно не метод истинного дворянина. Шпагой в горло - вот это дело, и сразу видишь результат. А то еще ждешь, волнуешься, да порой ничего и не выходит.
А во-вторых, кто так травит? Ну кто так травит? Если травишь, надо действовать естественно, заметных колец не надевать, рукам дрожать не давать. Отвратительно, никакого профессионализма.
Штанцлер себя как учитель совершенно не оправдал. Я ему - перспективного юношу, а он мне - неудачливого отравителя. Ничего, завтра поеду к нему, проведу курс достойного отравления. А Окделлу следует найти более качественных учителей. Вот, я слышал, Альдо Ракан подает большие надежды. Да и Робер на многое сгодится - вон что в Варасте устроил. Отправлю его, пожалуй, на стажировку.
И сам немного душу отведу. Кто-нибудь из дворян мне подсобит, кто под руку попадется. Да, кто-нибудь точно поможет.
Отредактировано (2022-12-04 00:00:09)
★ ВТОРОЙ ТУР ЗАКРЫТ ★
Спасибо всем анонам, оставившим заявки, а главное – прекрасным и восхитительным авторам
Можно деанониться, общий список деанона второго тура будет в следующем посте.
В этом туре у нас шестьдесят два исполнения второго тура и два исполнения – первого! И еще одно тайное исполнение в ЛС заказчику.
(продолжение Ли/Пьетро и Ли/Дик я считал как части основного исполнения; омергаверс Ли/Рокэ посчитан отдельно)
Исполнено пятьдесят девять (57+2) заявок.
Напоминаю, что исполнения можно и нужно приносить и после завершения тура
Прием заявок на третий тур редкопейрингов начнется 17 декабря!
Отредактировано (2022-12-04 00:22:13)
61. Хтонепридды.
— Вы не знаете, о чем просите, виконт.
Серые глаза Ирэны потемнели под стать пасмурному небу над замковым парком. Сегодня Август не мог от них оторваться, потому что за равнодушным спокойствием было что-то еще, словно холодное осеннее солнце пробивалось через пелену туч.
— Я прошу вашей руки, — повторил Август.
— Об этом говорите с моим отцом. Я исполню его волю, — ответила Ирэна без притворного смущения.
Она никогда не кокетничала, не дарила игривым взглядом и улыбкой ни Августа, ни других молодых людей. Год назад так же просто отказала, а сейчас покоряется решению отца. Воля герцога была Августу известна — Вальтер Придд сам пригласил Альт-Вельдера и дал понять, что готов сделать его зятем. Значит, Ирэна смирилась. Хочет ли он, Август, чтобы любимую женщину толкали в его объятия не страсть и нежность, а долг перед семьей?
Да, хочет, Леворукий его побери. Мыслью этой Август совсем не гордился. Ирэна остановилась, оглянулась и шагнула к увитой плющом стене. Август последовал за ней.
— Есть кое-что, что вы должны знать, если желаете породниться с семьей Придд, — в глазах Ирэны теперь плескалась зеленая глубина. — Это может быть неприятно для вас. Даже опасно.
Ну конечно, члены семьи должны быть посвящены в семейные тайны… Значит, ответ «да». Ликование и вина мешались у Августа внутри, и говорить о мерзких секретах он не хотел.
— А вот о политических союзах я предпочел бы беседовать с герцогом. Он мудрый и осторожный человек. До сих пор его решения не противоречили моим собственным принципам. Да будет так и впредь.
Девушка медленно покачала головой. Какая же она красивая!
— Речь не о политике. Речь обо мне. Повторяю, это может быть опасно.
— Для вас?
— Для вас, виконт.
Уязвленный тем, что Ирэна избегает звать его по имени, Август ответил неосторожно.
— Опасно для меня, но не для Робера Эпинэ?
Ресницы Ирэны дрогнули и они поспешно отвернулась. Зачем он это сказал, зачем уколол в больное место? Она горда и не станет спрашивать, кто же ему рассказал. И Август не сможет признаться, что никто не рассказывал, что он сам догадался — потому что знает по себе, как ведет себя безнадежно влюбленный и отвергнутый.
— Простите, Ирэна. Клянусь, я не будут ревновать вас, это глупо и недостойно. Я просто хотел сказать, что вы напрасно беспокоитесь. Я военный, я привык к опасности, сама смерть ходит за мной по пятам, — Август боялся сказать еще что-то неловкое, но не мог вынести ее молчания и продолжал. — Это непохоже на вас. Если бы вы хотели отказать мне, вы бы не искали причин за пределами вашего сердца. Что я должен знать? Я пойму. В конце концов, я ваш дальний родственник. Да, я не настоящий спрут: у спрутов три сердца, а у меня всего одно. И оно давно отдано вам…
Ирэна снова подняла свои колдовские глаза, стянула перчатку и подала руку. Август взял ее в свои, притянул к губам. Пальцы были холодными, ладонь — чуть влажной. Черные омуты зрачков манили в свои глубины.
— Вы хорошо ныряете, виконт? — она понизила голос.
— До сотни досчитаю, — ответил Август, сбитый с толку вопросом.
— Может, это к лучшему, что мы родня, — прошептала Ирэна. Она сжала чужие пальцы, потянулась вперед, коснулась второй рукой его щеки. — Вы не испугаетесь…
***
— Добрый вечер, Жермон, — Валентин был приветлив, но серьезен. — Генерал Райнштайнер предупредил меня, что вы будете просить руки моей сестры. Судя по вашему сияющему виду, вы здесь именно для этого. Не скрою, я буду счастлив видеть вас своим зятем.
Жермон Ариго усмехнулся.
— Так ты все знаешь и не против? О чем тогда говорить! Откроем вино и отпразднуем. Я тоже рад породниться.
Он поставил на стол принесенную бутылку и оглянулся в поисках бокалов.
— Нет, подождите, сначала поговорим, — приветливость в голосе Валентина испарилась, осталась только серьезность. — Я хочу, чтобы вы слушали и смотрели на трезвую голову. Присядьте.
Ариго послушно сел, а Валентин снял мундир и встал напротив.
— У нашей семьи есть… особенности, — начал Придд, методично закатывая рукава. — Человека, незнакомого с историей Великих Домов, они могут испугать. В вашей храбрости я не сомневаюсь, но все-таки постарайтесь не вскрикнуть: стены здесь тонкие. Я отвечу на все вопросы, но возьму слово хранить тайну. Если вы передумаете, что будет неудивительно,..
— Ни за что! — вставил Жермон.
— … то сможете сказать, что брак расстроился из-за меня. Сейчас вы влюблены в красоту моей сестры, но вы не знаете, что вас ожидает...
— Представляешь, графиня сказала то же самое! — перебил Жермон и расплылся в улыбке. — Но она согласна! И даже подарила мне один поцелуй!
Он вскочил, распахнул мундир и развязанную рубашку под ним, открывая шею. Круглые кровоподтеки двумя цепочками спускались на грудь и исчезали под рубашкой.
— Я сразу понял, что она необыкновенная женщина! — воскликнул Жермон. Он подошел к тусклому зеркалу над камином, разглядывая следы своего недавнего счастья. Снова улыбнулся, подкрутил усы и повернулся к Валентину. — А ты тоже вот это умеешь?
Жермон пошевелил пальцами в воздухе. Валентин скривился, но облегченно выдохнул и раскатал рукава обратно.
— Не очень верное слово. Раз вы видели достаточно, чтобы принять решение, я избавлен от неловкой демонстрации. Только не болтайте об этом, умоляю. Это знание для членов семьи и самых близких друзей.
— Я сказал Ойгену, — признался Жермон и виновато поднял брови. — Без подробностей, разумеется. Просто встретил его, когда к тебе шел.
— Добро пожаловать в семью, Жермон.
Валентин сам взялся за бутылку, но Ариго перехватил его руку.
— Ну нет, ты обещал рассказать и показать. С графиней я был слегка не в себе и ни кошки не понял! И потом, эти синяки… Я точно видел их прежде, хотя и забыл, на ком! Так это для друзей или для врагов?
— Для возлюбленных, — процедил сквозь зубы Валентин. — Тише, Жермон, пожалуйста, ти-ше!
Отредактировано (2022-12-04 22:44:50)
Три с хвостиком тысячи слов, частичное исполнение заявки 69. Ричард - Повелитель Скал. Ричард, не воспринимающий свои силы иначе как обыденность и норму (он же Окделл, в конце-концов, что необычного!) при свидетелях играет в камушки. Любое проявление сил, превращение караса или шепот камней, лепка фигурок из камня пальцами, "а у вас фундамент размыло", все что будет угодно автору. Акцент на реакции окружающих. (Реакции окружающих написалось маловато, а игры в камушки у Дика получились кхм... специфические). Плюс заметный след в тексте оставил накур про Дика и Айрис, привыкших к физической близости.
Предупреждения: инцест в голове Мирабеллы, слэш в голове у Алвы, а у Дика - одна только честная петрофилия.
Часы на башне блаженного Гэвина бьют два пополуночи, и снова наступает тишина. В комнате кромешная тьма, все обитатели дома на улице Мимоз, включая непредсказуемого монсеньора, спят, а Дик ворочается в постели, прикрывает лицо локтем от ярко-алого света. Он заткнул бы и уши, чтобы не слышать голос, но знает, что все бесполезно. Тело ломит и дергает, ворот рубахи уже влажен от пота. Нет ему покоя, и не будет, четвертую ночь тянется эта мука.
Когда он был мал, все было совсем иначе, все было весело. После вечерней молитвы он гасил свечу, запрыгивал в кровать, залезал под одеяло, как в нору. Скрипела дверь, и Айри, еле слышно шлепая босыми ногами по полу, присоединялась к нему. Холодная, как ледышка, потому что в коридорах замка зимой всегда сквозило, даже когда отец был жив, а мать не экономила каждый суан. Под одеялом было тепло, Айри грелась об него, тыкалась худыми коленками, запускала пальцы Дику подмышки. Он втягивал воздух, задохнувшись от холода, Айри смеялась, наливаясь теплом, они вместе смеялись, шепотом делились дневными открытиями или сразу отправлялись в путешествие.
Белая плита в часовне – та, из белой блестяшки, до того вытерлась, что стала гладкая, как стекло. Вот если отец Маттео на ней поскользнется завтра! У мамы брошка с красными, та, которая как букет - это шпинель и гранат, они очень старые и издалека, ох, если бы их погреть пальцами. А под кладовыми в западном крыле, есть еще один подвал, только он замурован. Что, правда? Пойдем смотреть? Ух, какой огромный! Жаль, что пустой, вот бы найти тут клад, а зачем тебе клад, а представь, древнее золото или клинок, настоящий голубой гайэ, которым можно убить демона.
И они припадали к стенам подвала тут и там, выстукивали, выслушивали, но клада не было, и тогда они просто прыгали и орали в два горла, а по стенам гуляло стоголосое эхо. Надоедало сидеть под землей, и они забирались на самый верх, там шумела метель, а старая черепица на башне тихонько стонала от старости, а железный штырь флюгера весь заржавел. Хорошо, что в таких путешествиях не холодно, даже железо на морозе можно трогать без опаски, и они чистили флюгер в четыре руки, обещали, что он больше ржаветь не будет, штырь соглашался и менялся под их пальцами, становился серым, гладким, очень прочным.
Потом они уставали и засыпали в обнимку, хотя странствия часто продолжались и во сне, и не всегда можно было понять, где ты спишь, а где нет.
Они никогда не встречали в своих путешествиях отца, но Дик чувствовал, что отец, Повелитель Скал, где-то рядом. Не следит за ними, занят чем-то своим, чем-то непонятным, но важным. И очень доволен им и Айри.
Когда Дику было десять, они с сестрой уже срослись с замком и со всем, что на сорок бье вниз, из «Занятного землеописания» узнали, что блестяшка, полосатик и мазява называются: мрамор, гнейс и сланец, спорили, есть на свете сорок видов диабаза или только тридцать два, и повадились бегать ночами в заброшенную медную шахту, севернее Надора. Проскакивали забитый досками и заваленный землей вход, ныряли ниже и ниже, Дик любил следовать извилистыми штольнями, а Айри всегда мчалась напролом. В самом низу их ждали россыпи золотистых и коричневых колчеданов и море зеленого и синего: всё родня меди, только уже совсем не медь. Айри упрямо твердила, что это чужие цвета, не их Дома, но у нее зеленели глаза, стоило провести рукой по малахитовым узорам. Дик думал тогда, что красивей сестры никого на целом свете нет, и даже говорил Айри:
- Ты настоящая Повелительница.
Айри отвечала, что повелительниц не бывает, Скалы - для мужчин, хотя, кажется, немножко ему верила. Но больше, чем на сестру, Дик засматривался на ярко-синие взблески азурита и жалел, что нельзя принести их домой, поднять из земной толщи и подставить солнцу.
Когда Дику было одиннадцать, его отца убил Рокэ Алва. Они с Айри узнали это раньше, чем матери принесли письмо, поняли – но не поняли. Откуда им было знать, что именно произошло? Только все камни, вся земля и песок сперва замолчали, и можно было оглохнуть от их молчания, а потом заговорили снова, но тихо и невнятно, совсем не так, как раньше. Непонятно было, как общаться, как жить в этом бормочущем, выцветшем королевстве, и Ричард с Айрис странствовали, взявшись за руки, не расцепляя пальцев, прижимаясь плечом к плечу. Засыпать было страшно, они крепче обнимали друг друга под одеялом, и не один раз Дик просыпался, чувствуя, что плечо стало мокрым – Айри плакала во сне.
Потом они узнали о причине, и Дик сказал сестре, что вырастет и убьет Рокэ Алву. Только это обещание ничего не меняло в настоящем, и им пришлось заново учиться говорить с камнями, ходить каменными тропами, возвращать потерянную радость и силу.
За год они почти справились, но тут их с Айри застукала мать. Ричард никогда не забудет бледного, как каолин, лица Мирабеллы, ее пальцев сжимающих подсвечник, похожих на жесткую проволоку. Она говорила тихо, но в голосе звенели лед и сталь. Она говорила вежливо, но Дику казалось, что его хлещут по щекам со всего размаха.
И ему, и Айрис было велено поститься на хлебе и холодной воде сорок дней, запрещено гулять вдвоем, дверь Диковой спальни с тех пор запиралась на ночь, а мать почти перестала с ними разговаривать и смотрела так, как будто они грязные крысы. Дик не мог понять, что такого ужасного случилось, в чем они виноваты. Иногда ему казалось, что Айрис что-то понимает, но она ужасно смущалась и ничего ему не объяснила.
Он остался один. Поначалу было настолько тоскливо, что Дик и сам будто оглох и ослеп, вечером ложился в постель, тупо смотрел в потолок, засыпал без сновидений, как мертвец.
Камни возвращались исподтишка, вкрадчиво ложились ему под ноги, куда бы он ни пошел, терлись о пальцы, как кошки, когда он ненароком касался парапета на башне, обнимали за плечи, стоило прислониться к стене. Отогревали его, уговаривали, просили не оставлять. В какой-то миг Дик поверил, что они зовут его, что он нужен скалам – и все вернулось так быстро, будто и не было этих нескольких лет.
С Айрис ему по-прежнему не давали толком поговорить наедине, но, похоже, с ней происходило нечто похожее – сестра снова улыбалась. В путешествиях им почти не удавалось оказаться в одном месте, если они не лежали рядом, но получалось иногда перемолвиться через камни словечком. Так Дик узнал, что Айри теперь учит прогулкам Эдит и Дейдре. Узнал, и нахлынула угольно-черная обида: сестра бросила его, нашла других спутниц, они теперь вместе, а он один.
Какое-то время Дик дулся и назло уходил подальше от замка, чтобы сестры и захотели бы, да не угнались. А потом сам же останавливался на вершине Снежного Медведя или на утесах Гребенки и ждал, ждал. Вдруг все-таки придут, вдруг догонят, хотя бы Айрис. Он, конечно, сразу же удерет еще дальше! Или помирится с Айри, и они отправятся куда-нибудь вдвоем, как раньше... Но его ни разу так и не догнали. А потом горы и долины отвлекли его, и обида понемногу истерлась, как мягкий песчаник, пылью улетела по ветру. Теперь ему нравилось быть одному.
Теперь он не просто мог видеть и слышать дальше и глубже, он чувствовал. Это было похоже на купание в быстрой реке: тебя несет поток, борись с ним или сдайся, плыви по течению или греби, а все равно телу легко и привольно, ты выбираешься на берег – и голова слегка кружится, и ноги как ватные, и хочется спать. В ушах Дика шелестели серо-золотистые пески в долине Рассанны, он зарывался в них пальцами, и подушечки сладко покалывали крупинки золота. Его сводили с ума пласты синей и белой глины, такой влажной, податливой, чуточку жирной - завернись в нее, и она спрячет тебя от всего мира, впитает все, от чего ты хочешь избавиться, прижмется так, что не шевельнуть ни рукой, ни ногой, и страшно, и приятно. Дик резал руки об острые края желтых и белых роз полевого шпата, лепестки окрашивались в розовый и начинали петь только для него – так томительно, что кружилась голова. Тяжелые кубы пирита прыгали ему в ладони, он подбрасывал их, впечатывал в темно-зеленые серпентиновые глыбы, и они застывали там навеки, как брызги, как звезды на небе. А во сне его уносило в места такие далекие, что он даже не мог понять, где находится и как оттуда вернуться. Это был не Надор, это был не Талиг, да существовали ли на самом деле те горы и пещеры, где он бродил, онемев от восторга и любви? Земля тянула к нему руки, и Ричард не мог не отозваться, и становился с ней одним целым, растворялся в рудных жилах, терял себя – а потом просыпался в спальне, задыхаясь, с мокрым пятном на подоле ночной рубашки, и стыд впивался в него как заноза.
Понемногу, очень медленно, он учился держать контроль, учился хотя бы помнить и понимать, снова и снова срывался, давал зарок быть сильнее – но даже в минуты самого острого раскаяния и недовольства собой не думал прекратить странствовать. Перед ним лежало еще столько всего, чего он не видел, не знал и не касался!
Потом был Лаик, странное место, на которое кто-то набросил пыльный мешок. Камни старого аббатства угрюмо молчали, даже как будто отворачивались от него, и Ричард чувствовал себя оскорбленным и одиноким. Странствия давались тяжело, каждый раз приходилось идти грудью навстречу урагану, прорываться сквозь неведомо кем созданную завесу. Он был упрям, он порой пробивался и убегал на всю ночь подальше от проклятой жеребятни, но утром неизменно чувствовал себя разбитым и с огромным трудом тащил себя сквозь занятия по истории и математике, фехтовальные классы, уроки танцев, придирки Арамоны, шпильки навозников и скудные трапезы. Жизнь снова начала выцветать и глохнуть, обертывала его как вата, и Ричард считал дни, оставшиеся до выпуска. Все теряло значение: оправдать доверие эра Штанцлера, не посрамить фамильной чести, стать оруженосцем в достойном Доме, одолеть врагов, убить Рокэ Алву... важно было просто вырваться из Лаик.
Если бы он знал, что его ждет! Стоило серым крышам бывшего аббатства скрыться из вида, и на Ричарда обрушилось все, что Лаик глушил и скрадывал. От потрясения он чуть не свалился с Баловника, и до вечера чувствовал себя как пьяный. Ночь не принесла покоя: Дика окружила, взяла в плен Кабитэла-Оллария, богатейший город страны, весь в строительном и отделочном камне, с церквями, стоящими на древних скальных выходах, с белоснежными карстовыми пещерами в высоком берегу Данара, с особняками и лавками, полными золота, серебра и драгоценностей. Всю ночь он проворочался в лихорадке, которую только усиливало воспаление в укушенной руке.
В день святого Фабиана Ричард шел, стоял, говорил, приносил клятву, но все вокруг будто отделял от него тонкий лист слюды – иногда она посверкивала, иногда становилась почти непрозрачной. И это было к счастью, Дик сам не знал, что натворил бы иначе, наверное, бросился бы с кинжалом на короля, на кардинала или на Ворона. На холодного и язвительного Рокэ Алву, глаза которого сияли как надорский азурит, и который – не бред ли это? – взял Ричарда Окделла себе в оруженосцы.
Путь на улицу Мимоз принес Дику облегчение: он постепенно начал привыкать к многоголосию камней вокруг, он уже почти вспомнил, как слышать и как приглушать, чувствовал, что к нему тянутся дружеские руки: гранитный булыжник мостовой, мрамор и известняк стен, прохладная яшма облицовок. Пожалуй, жизнь в Олларии еще может оказаться хороша.
На входе в особняк Алва Ричарда окатило волной жара, но он решил, что во всем виновата проклятая рана. К вечеру руку жгло огнем, а пальцы немели и отказывались сгибаться. Неизвестно, чем бы обернулось воспаление, но помощь неожиданно пришла от Ворона. Кто бы мог подумать, что он так же хорошо умеет врачевать раны, как убивать? Дик, порядком растерянный и измученный, поплелся в свою комнату, рухнул в постель и уснул сном праведников, без видений и тревог.
Только одна эта ночь и была отпущена ему для отдыха. Едва проснувшись, он всем телом почувствовал ритм – что-то вибрировало, дышало в одном с ним доме, и от этого в кровь Дика вливалась лихорадочная тревога. Днем отвлекали люди и мысли, но стоило улечься в постель, как хлынуло: она его зовет. Ярко-алая ройя, камень-чудо, Дик не видел подобных ей никогда – живая и нежная, она сияла, она пела на неведомом языке, в котором лишь иногда проскальзывали знакомые, пусть бессвязные слова. Она была прекрасна, она обжигала его огнем и светом, он кружил возле нее, не в силах отойти, не смея взглянуть в упор, не смея коснуться. Чем ближе, тем песня становилась ясней, но стоило протянуть руку, и снова терялись смысл и суть, тонули в звуках, которые не хотелось понимать, только впитывать. Под утро, то ли во сне, то ли в бреду, Дик увидел себя со стороны, танцующим с алой ройей, как с прекраснейшей эрэа.
Она была прекрасна, но в ней таилась болезнь – темная полоска в глубине, почти в самом центре, и видеть это было почти так же мучительно, как знать, что мир несправедлив, что честь растоптана, а порок торжествует. С пороком Ричард пока ничего не мог поделать, но исцелить свою эрэа он бы сумел, в Надоре ему случалось лечить и аметист, и агаты на обложке матушкиной Эсператии. Это было совсем несложно, это было так необходимо, Ричард ворочался в постели, а пальцы тянуло от желания погладить гладкие алые грани. Всего-то и нужно было - прикоснуться к ройе не в ночных странствиях, а по-настоящему. Если б ройя легла ему в руки, он бы сделал ее безупречной, если б ройя легла ему в руки, он, возможно, обрел бы покой.
Утро снова явилось некстати, и Дик поднялся, чтобы окатить голову холодной водой, обрести хоть какую-то ясность мысли. На свежую голову решил, что придется терпеть и дальше: Рокэ Алва вряд ли кинется открывать по требованию своего ненужного оруженосца ларцы с фамильными драгоценностями. Быть может, когда-нибудь какой-нибудь счастливый случай... Но ждать не хотелось, тело было напряжено, готовое сорваться в бег, в бой, в падение.
Он принялся одеваться и уже застегивал колет в ненавистных цветах дома Алва, когда в комнату заглянул паж и передал приказ: монсеньор велит поскорее спуститься вниз, в парадном платье. Зачем он нужен Ворону? Ричард нервно поправил ворот, выскочил из комнаты, даже не глянув в зеркало, и вспомнил об этом только на лестнице, столкнувшись со своим эром. Алва выходил из кабинета, на Ричарда он взглянул с насмешливым удивлением: ну конечно, встрепанный, нелепый, сам-то Алва безупречно-красив в придворном наряде, а в кармане камзола... в кармане была она.
Ричарда словно дубиной ударили в грудь, его качнуло назад, дыхание остановилось, в ушах зашумело. Кажется, Алва сказал что-то резкое, губы его подвигались и сложились в усмешку, но Дик не слышал ни слова. Он пытался дышать, но вместо замершего сердца за его ребрами, нет, где-то вовне, но совсем рядом билась алая ройя.
Алва нахмурился, сгреб Дика за ворот, повлек в кабинет, усадил в кресло.
- ...и что на вас нашло, юноша? – Услышал, наконец, Дик и ответил:
- Ничего, - и, кажется, теперь его не услышал Алва.
***
Окделл шевелит губами, но что он пытается сказать, разобрать невозможно. Лихорадка? Нет, лоб теплый, испарины нет, зрачок нормальный. Яд? Будет занятно, если мальчишке попала в рот какая-то отрава, предназначенная вовсе не ему.
- Что вы ели и пили сегодня?
Окделл качает головой, выдыхает и говорит сипло, но уже почти разборчиво:
- Я... это не отрава. И не болезнь. Это... можно мне к ней прикоснуться?
Кажется, все-таки бредит.
- Придите в себя, юноша. Тут нет красоток, которых можно было бы пощупать.
Мальчишка морщится, как от кислого – ну да, конечно, порочный Ворон всегда о своем, давайте возмущаться, давайте осуждать. Ну, хоть от возмущения приходи в себя, наконец!
- Могу я коснуться ройи? Алая ройя, она с вами, - говорит меж тем юный поборник нравственности тоном, каким только свидание у зазнобы выпрашивают.
- Откуда вы узнали? – Кто же это так хорошо за мной шпионит в моем собственном доме?
Окделл облизывает губы и выглядит так, будто вот-вот свалится в нервном припадке. Ответить не хочет или не может. Что ж... любопытно, даже более чем любопытно. И Алва достает из кармана сафьяновый футляр, раскрывает его перед оруженосцем, как собирался раскрыть перед Катариной Оллар.
- Держите. Только не вздумайте проглотить, - судя по взгляду, что-то такое Окделл с удовольствием бы сделал. Но нет, дрожащей рукой тянется к футляру и берет камень – не за ленту, не за оправу, обнимает пальцами свою драгоценную ройю.
***
Здравствуй, сказал Дик, наконец-то это ты, здравствуй, ты будешь здравствовать, я хочу тебя вылечить, я хочу с тобой говорить. Сквозь дикую радость прорывался стыд, потому что Алва никуда не ушел, стоял рядом и смотрел на них сверху вниз недобро и отстраненно. Да и ветер с ним, пускай смотрит, сказала ройя, иди ко мне, ты мне нужен, давай поговорим. Дик качнул головой, отмахиваясь от чужого взгляда, шагнул в трепетное золотисто-красное сияние и растаял в нем, стал алой ройей, увидел белые скалы, которые грызло море, огромные плиты известняка, косо врезающиеся в галечный берег. Сквозь тело скал тянулись, как вены, жилы темно-красного базальта, а в них там и тут взблескивали огнем вспышки - спящие в теле скалы ройи, то больше, то меньше, то светлые, как разбавленное вино, то черные, как ночь. От их красоты хотелось петь или плакать, и Дик знал, хотя и не мог пока увидеть, что в глубине гор темные вены сходятся в клубок, обвивая кроваво-красную ройю-королеву, сердце скал, которое никогда не добыть рукам смертных.
Но наверху шумело и шумело море, ломало скалы штормами, и алые камни-капли падали в волны, а потом их находили и гранили люди. Иногда лежишь в море слишком долго, говорит ему его ройя, это так больно, это так беспокойно, тебя швыряет, трет, ломает, и пусть в тебе будет самая крошечная трещина, в нее обязательно набьется песок. Железо, отвечает ей Ричард успокаивающе, это только железо, душа моя, не бойся, я потянусь в тебя, позову, и оно выскользнет наружу, и ты станешь, какой была, какой задумана. Мы с тобой еще встретимся, я теперь твоя, обещает ройя, и лихорадка, наконец, оставляет Дика, и он знает, что сегодня заснет спокойно.
***
Окделл закрыл глаза, откинулся на спинку кресла, сидит, обнимает пальцами камень, и забери Алву Леворукий, если есть этому какое-то разумное объяснение. Алва и не пытается пока найти объяснения, иногда можно себе позволить просто полюбоваться: мальчишка красив. А сейчас еще и выглядит так, будто его затащили в постель и вовсю соблазняют: лицо розовеет, губы становятся ярче. Окделл поглаживает камень и запрокидывает голову, приоткрывает губы, вздыхает так, что Алва признается себе: с удовольствием сорвал бы с этих губ поцелуй. Лишнее, конечно, да и хочется посмотреть, что будет дальше. А Окделл дышит чаще и глубже, беспокойно шевелится, вытягивает ноги, каблуки скользят по паркету. Воображение Алвы моментально дорисовывает на коленях Окделла, верхом, обнаженную фигуру, ей тут самое место, хотя и не видно, чтоб мальчишка был возбужден, да что там увидишь под этими парадными колетами. Окделл почти задыхается, дрожит, поводит плечами, расправляя грудную клетку, дергается – и затихает, и разлепляет веки. Ловит взгляд Алвы, краснеет до ушей, подбирает ноги и садится прямо, а в глазах сияет ненависть.
- Возьмите, монсеньор, - он возвращает камень, и Алва видит, что тот стал светлее, а темное пятно в центре исчезло.
Ричард Окделл встает и смущенно вытирает о штаны ладонь, испачканную рыже-черным порошком.
★ СПИСОК ССЫЛОК НА ИСПОЛНЕНИЯ ВТОРОГО ТУРА НА АО3\ФИКБУКЕ ★
1. Гендерсвап - Альда Ракан/Рокэ Алва - Первый маршал и его королева. Все сплетни про королеву и ее Первого маршала – чистая правда! Рейтинг любой. Можно юмор.
2. Алвадик, рейтинг любой, ретейлинг мифа Аиды и Персефоны, любой канон
Исполнение 1: АО3, Фикбук
3. Валентин/Айрис. Противоположности притягиваются. Рейтинг любой, но лучше повыше.
Айрис/Валентин. Привыкшая к нормальности физического контакта с братом - объятия, поцелуи в щеку, вот это все - Айрис повергает Валентина в шок нарушением этикета и границ, когда начинает за ней ухаживать. Можно пов аутсайдера в формате дворцовых сплетен
4. По мотивам накуров в треде. Девочки Окделлы раз в год собираются на семейные посиделки в формате «без мужчин». Пиратка Айрис приплывает из Багряных земель, археолог Дейдре выкарабкивается из раскопов в Гальтаре, а изобретательницу Эдит с трудом вытаскивают из лаборатории. G или PG-13.
Исполнение 1: Фикбук
Похождения Дейдри Окделл в духе Индианы Джонса. Рейтинг любой, главное атмосфера приключалова, безудержного и беспощадного. Контраст между цивилизованным образом молодой герцогини Окделл в обществе сьентификов Олларии и оторвы в штанах и кэналлийской косынке посреди пустыни/джунглей/заброшенной Гальтары. "Кто сказал, что здесь водятся чудовища? Это вы наших академиков не видели!"
5. Алвадик, можно и другие пары эр/оруженосец времён КНК. "Согласно обычаю, оруженосец служит своему эру и в постели".
Исполнение 1: АО3
Рокэ Алва/Ричард Окделл. АУ, в которой в обязанности оруженосца в том числе входит греть эру постель. Секс между ними - штука распространенная, но не обязательная. Алва - яростный противник любого насилия в постели, искренне считает, что всё должно быть по согласию и ко взаимному наслаждению, иначе не нужно вообще. Дик поначалу действительно вполне невинно просто спит в его постели, но по итогу либо Алва его соблазняет, либо он сам проникается и соблазняется. Первый раз и/или ER в последствии. R и выше желательно, канон любой.
6. Рокэ Алва/Ричард Окделл. Между ними существует телепатическая связь (соулмейт, проклятье, воля абсолюта, что угодно). Кинк на секс с учётом этой связи (в одной постели или на расстоянии). Рейтинг, естественно, высокий.
7. Реверсный алвадик. Ричард Окделл ака Суровый Маршал Севера и Рокэ Алва ака шилопопая Ласточка в оруженосцах. Активные домогательства к своему эру, холодная Торка, рейтинг повыше, желательно без стекла
Исполнение 1: Фикбук
Исполнение 2
Исполнение 3: АО3
8. Ойген Райнштайнер/Рамон Альмейда, около(или целиком) бдсмные отношения, можно в модерн-ау, можно в рамках каноничного мира. Высокий рейтинг
Исполнение 1: Фикбук
9. Алвадик или джен. АУ. Катари обладает некими магическими способностями, с помощью которых она приворожила Окделла и влияла на него по настоянию Штанцлера. После её убийства у Дика кукуха становится на место и он сдаётся Роберу. Тот отправляет его в Багерелее, откуда в какой-то момент его забирает на поруки Алва. Осознание совершённого, примирение, налаживание отношений. Рейтинг любой (лучше повыше).
10. Никола Карваль/Ричард Окделл, хейт-секс, насилие и/или принуждение, Ричард снизу.
Исполнение 1: АО3
11. Ада-Марина/Рокэ, R или NC, фемдом. Алва проводит отпуск в Улаппе, где правит его племянница, и приобщается к необычным национальным традициям.
12. Вальдмеер, комфортинг после второго спасения Кальдмеера Вальдесом здорового человека а не как у ВВК
Бонусом желательно отнонконить Олафа в Печальных лебедях.
Очень хочу хотя бы обозначить движение в сторону ХЭ.
Исполнение 1: АО3
13. Ливенпорт, нуар!АУ, отношения полицейский/подозреваемый, рейтинг повыше.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
14. Марсель Валме/Чарльз Давенпорт, R и выше, без юмора, кроме обычных шуток Марселя, ХЭ.
15. Алвадик. Wing Kink. У Ричарда Окделла есть крылья. Кто-то считает это уродством и вырождением, как, например, Мирабелла и сам Ричард, а кто-то восхищается и благоговеет, как Рокэ Алва.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
Исполнение 2: АО3, Фикбук
16. Алвадик. Рокэ Алва в корсете, кинк на сильные руки, плечи и спину. R и выше. Киноканон (желательно)
17. Руперт / Арно / Валентин, R и выше, книгоканон, им просто хорошо втроём
18. Алвамарсель, рейтинг детский. Таймлайн канона, в урготском посольстве Марсель купает Алву во время болезни, бреет и ухаживает за его волосами. Кинк на беспомощность и заботу о больном.
19. Унар Паоло пропал во время обучения в Лаик. Расскажите, как разгневанные родители грозили скандалом на Дне Святого Фабиана и добивались правды, а также кто и как уладил дело. Не юмор.
20. Алвадик, praise kink (Алва хвалит Ричарда). Будет ли он ограничен чисто постелью, или Ричарда вдруг поведет от неожиданно полученной похвалы в повседневном общении, или и то, и другое — на усмотрение автора.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
21. Вальдмеер. Рейтинг любой, фиксит. Во время путешествия к Бирюзовым землям у Вальдеса и Олафа появляется много свободного времени в компании друг друга. Совместные ужины в каюте, распитие вина и светские беседы напоминают о первых неделях плена Кальдмеера и о зарождении их дружбы. Вальдес не намерен снова упускать этот шанс.
22. Лионель Савиньяк/Валентин Придд. Арно погибает (возможно, косвенно по вине одного из них), и эти двое сходятся на этой почве. Можно нечто нежное и утешающее, можно больноублюдочное. Рейтинг повыше
Исполнение 1: Фикбук
23. Любое исполнение по накуру про дрэг-кабаре «Савиньяк» (если пейринговое, хотелось бы ХЭ для персонажей).
24. Тергэллах/Рокэ, секс в знойную летнюю ночь, первый раз глазами Тергэллаха, у которого раньше были только женщины.
25. Робер / Ламброс, R и выше, книгоканон AU: Робер всё же уехал в Гайифу, восстания в Эпине не случилось, Робер счастлив в своей новой жизни
26. Алвали в пост-каноне, ER. Рейтинг на усмотрение автора. Колодцы давно уничтожены, но у Алвы снова открываются кровотечения и начинается лихорадка без видимых причин. Лионель разрывается между беспокойством за любовника и искушением подсовывать ему на подпись нужные бумаги, пока Алва в таком состоянии и доверяет ему безоговорочно. Будет плюсом, если со стороны на Ли начнет давить кто-то из политических игроков (необязательно Арлетта). Покомфортить Алву физически и додать Лионелю моральных терзаний, ХЭ на откуп автору. Книгоканон.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
27. Графичный гет, где женщина остается в платье. Грудь в корсете, ворох юбок. Кулинингус или другое с акцентом на женском удовольствии. Пейринг любой.
Исполнение 1
Больноублюдочный вариант со звездочкой: Джастин/Ирэна, брат утешает сестру после отказа Робера Эпинэ.
28. Рокэ Алва/Эмиль Савиньяк (можно в рамках тройничка с Ли, можно отдельно). Пропущенная сцена в Южной армии после возвращения Алвы из Багерлее. Рейтинг повыше. Бонус за флэшбеки, как у них всё начиналось.
29. Алвали по мотивам цитаты из канона:
Что именно изображать — эпизод в зимнем саду, нескромный вечер, пропущенную сцену — на выбор автора. Рейтинг желательно повыше, но как получится.
Исполнение 1
30. Гизелла Ноймаринен/Иоланта Манрик. На самом деле Гизелле нравятся совсем не симпатичные молодые люди, а рыжая взбалмошная Иоланта. Внутреннее отрицание, отвращение к себе, попытки посильнее задеть объект любви. Не юмор! Можно ХЭ, можно невзаимную драму
31. Марсель / Баата, R и выше, Марсель любит Алву, но Алва любит Лионеля, а известного своей красотой Баату очень интересует офицер регента по особым поручениям
Исполнение 1: АО3
32. Первые юношеские и стыдные фантазии Лионеля о кузене Росио, сильный юст. Мастурбация или мысли об Алве во время секса с темноволосой горничной.
33. Унары в Лаик, первый опыт имперской любви. Что-нибудь горячее и нежное, без проникновения. Одному понравилось, другому нет.
34. Алвамарсель, любой рейтинг, Марсель первый раз видит Алву в багряноземельном наряде и страшно кинкуется.
35. Пиратка Айрис/Тэргеллах. "Господин назначил меня любимой женой? Сам напросился!" Как Айрис доказывала мужу, что не все традиции одинаково хороши. Всё на откуп автора, только пусть все участники будут довольны.
Айрис/Тэргеллах либо Айрис/любой южанин из ЗЗ.
Мирабелла воспитывала детей в традициях рыцарства, устаревших на круг или полтора (раннее Средневековье Земли). Юная эрэа, не знающая модных завивок, но способная держать оборону крепостей. 16 рецептов горящей смолы, к вам пришли гости - как организовать турнир за полчаса, совершенно не умеет держать шпагу, но может нанести несколько ударов мечом и стрелять из арбалета... все такое. Партнер Айрис в шоке, но искренне восхищен. Рейтинг любой
Любое исполнение в рамках накура про Айрис пиратку. Пейринг и рейтинг на ваше усмотрение, главное без особого стекла и больноублюдочности.
Можно объединять с похожими заявками.
Исполнение 1
36. Ричард Окделл/Валентин Придд/Арно Савиньяк. Крепкая унарская дружба, пронесённая через все невзгоды, она научила Ричарда думать своей головой, доверять, рассчитывать на поддержку, помогать. Можно первый раз, можно просто эпизоды из жизни, можно вообще счастливый постканон. Не модерн. Рейтинг любой. Канон любой.
37. Квентин Дорак / Герман Супре, R и выше, книжный пре-канон, история о том, как молодой священник стал протеже всемогущего кардинала
Исполнение 1: АО3
38. Алвадик, R или NC-17, Ричард лишатся невинности с Марианной и представляет вместо неё Алву.
39. Ричард Окделл/Валентин Придд/Арно Савиньяк. В тихом омуте по имени Валентин спрятан жуткий сексоголик. Арно с Ричардом насилу вдвоем справляются. Юмор, рейтинг высокий.
40. Ричард/Марианна. Ричард оказывается нежным и чувственным любовником, готовым учиться и стремящимся доставить удовольствие партнёрше. У Марианны давно не было любовника, который бы не относился к ней не как к вещи в постели. Нежнятина, любование женским телом
41. Катарина Ариго / Марианна, рейтинг повыше, даже во время беременности королева рада развлечься, тем более, что она принимает самую известную куртизанку Талига
42. Приддоньяк. Fuck or die. R-NC-17. ХЭ
Исполнение 1: АО3
43. Ричард/Рокэ/Айрис. Весна в Алвасетте, много нежной близости, со здоровой долей ангста из-за разницы в возрасте и инцеста. Без жести, рейтинг.
44. Ричард. Камни просят крови. Медленное сползание с катушек в связи с тем, постоянно оказывается рядом с местами, где проливают массово кровь - Вараста, Оллария и т.д. Диссоциация, слияние со стихией, больноублюдочность.
Исполнение 1: АО3
45. Приддоньяк. Солдатские сплетни о неуставных отношениях, можно POV Outsider
46. АУ в стиле нуар. Мафия и вот это всё.
Персонажи любые, рейтинг тоже. Не юмор и не крэк.
Исполнение 1
47. Что-нибудь про будни абвениев, желательно, юмористическое и с намеренной деконструкцией образа величественных богов (отдельный плюсик за Пса Лита, который хочет гулять в пять утра)
Исполнение 1: Фикбук, АО3
Исполнение 2: АО3
48. Рамон Альмейда/Ричард Окделл. Любой рейтинг, не стекло.
Рамон Альмейда/Ричард Окделл. И килт. Устоявшиеся отношения, Ричард расслабился и оделся "по-домашнему". Рамон горит.
49. Джастин / Габриэла / Ирэна, высокий рейтинг, после вспышек ярости Габриэлэ помогает успокоиться долгий, грубый секс, Ирэна заходит проведать сестру в неподходящий момент и присоединяется
50. Окделлы. Окделлолаверский фик по мотивам накура. АУ. Окделлы в опале становятся заметными как "те самые Окделлы" - затворник-герцог неожиданно обогатившейся провинции; старшая дочь, куда-то сбежавшая и про которую с моря доносятся нелепые слухи; две младших, которые творят беспредел.
51. Ричард/Паоло. Первая взаимная любовь, первые отношения в Лаик. Реакция на исчезновение, уже после - на встречу с Паоло-выходцем. (как вариант: влияние этих отношений на осознание своих чувств к Рокэ. Алвадик тоже приветствуется). Рейтинг любой.
52. Робер/Альдо, киноканон. Наутро после пьяного секса Робер вообще не помнит, что вчера было, зато Альдо все помнит и Роберу напоминает. Рейтинг любой, юмор приветствуется.
Исполнение 1: Фикбук
53. Адуаны/Марсель. Столичный франт ведет себя с простыми парнями запанибрата, чем вызывает жгучее любопытство. Можно нон-кон, можно даб-кон, можно здоровый гэнг-бэнг ко взаимному удовольствию
54. Алвадик, ER, рейтинг любой, кинк на асексуальность Рокэ и нежного ласкового Ричарда
55. Сиблинги Окделлы как аватар Лита во многих лицах. Кто-то слышит как поет золото, у кого-то хорошо получается общаться с камнями, кто-то способен контролировать руду, а кто-то любит играть с серебром. Маленькие чудовища Надора, "подождите еще немного, скоро я стану взрослым и тогда мы вернем нашему краю былое величие"
56. Оргия в Лаик, киноканон. Танцуют все, кроме Арамоны и Ричарда (он юноша невинный, нечего его совращать). Оргией дирижирует отец Герман. Пейринги любые, но просьба непременно добавить пейринг отец Герман/Валентин Придд. Рейтинг повыше, оргия же.
57. Бертольд/Давенпорт. Чарльз не очень хорошо понимает намеки. Юмор и романс
58. Офицеры Торки/юный Росио по давнишнему накуру, нежный гэнгбенг, счастливый Росио, "если его отец узнает, нам снимут голову, но как тут отказать?"
59. Айрис/Тэргеллах и Вальдес/Кальдмеер, дружба семьями. Тихий вечер или разнузданное приключение вместе, абсолютно несовпадающая характерами четверга идеально ладит друг с другом. Чувство семьи по духу. Не рейтинг между парами.
60. Алвадик, пре-слэш. Сцена в будуаре Катарины. У Ричарда на фоне охуевания - тяжелый приступ астмы. Алва не ретконный, о спектакле не знал. Злится на Катю, пытается помочь Дику и одновременно застегнуть штаны, Катя злится и требует, чтоб те убрались скорее, пока на шум не сбежался народ, Дик хрипит "как вы смеете!", цепляясь за Алву. Опционально помогает Лионель и Дженифер Рокслей. Алва утаскивает и комфортит Дика. Катя со Штанцлером в пролете.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
61. Хтонепридды.
Исполнение 1: АО3
62. Лионель/Ричард. АУ. Не ставший оруженосцем и однорукий Ричард, возраждает Надор с поддержкой сестер, матери и камней. Ли с инспекцией в потенциально мятежную провинцию, которая неожиданно для всех (кроме Манриков) становится все богаче. Ричард воспринимает себя только как калеку, Лионель неожиданно заводится от того, что этот выросший кабанчик "калека" может его одной своей оставшейся рукой скрутить.
63. Алвадик. В Лаик Колиньяр и ко жестоко издевались над Ричардом, в том числе нон-кон. Алва заново приучает к прикосновениям, к нежности, к тому, что секс может быть приятным. Опционально: Алва снизу. Рейтинг повыше.
Исполнение 1: АО3
64. Король Федя и его мозги. Человек, которого никто не видит, и который знает и замечает все. Наслаждение наблюдениями за чужими интригами, тайными сценами во дворце/в парках и т.д. Что-нибудь ламповое, пожалуйста, не драма. Просто зритель, который искренне наслаждается своим местом двор вместо Санта-Барбары
65. Алваро/Рокэ, рейтинг любой, юст Алваро по вернувшейся из БЗ подросшей Ласточке. Если рейтинговая сцена, то с совершеннолетним Рокэ, можно принуждение.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
66. Алвадик, юст, пре-слэш. Дик залипает на руки Алвы в кольцах, Алву кинкует, что Дик носит его кольцо.
Исполнение 1: АО3
67. Ринальди/Рокэ, Ринальди возвращается в Кэртиану, ибо не может забыть спасённого им человека, возможно что-то таки у них завязывается. Ринальди все чаще замечает, что когда он рядом, то Рокэ вечно оказывается в какой-то смертельной опасности. Попытки понять, из-за чего. Наверное хотелось бы чего-то грустного
Исполнение 1: АО3
68. Алвамарсель. Ебанарх абвениарх имеет на Ракана магическое воздействие: способен уберечь его от опасности для жизни. Можно юмор, можно драму
69. Ричард - Повелитель Скал. Ричард, не воспринимающий свои силы иначе как обыденность и норму (он же Окделл, в конце-концов, что необычного!) при свидетелях играет в камушки. Любое проявление сил, превращение караса или шепот камней, лепка фигурок из камня пальцами, "а у вас фундамент размыло", все что будет угодно автору. Акцент на реакции окружающих.
Исполнение 1: АО3
Исполнение 2: АО3
70. Робер, Ли или кто угодно/Мэллит. Манипуляции на тему "на Щит Ракана не положено смотреть как на женщину", кровная магия завязана на гетеронормативное восприятие невинности. Альтернативные способы сексуального взаимодействия. Высокий рейтинг
71. Ричард Окделл/Эрвин Ноймаринен. АУ. Ричард подслушивает разговор Катари со Штанцлером, но не убивает её, а бежит из города и встречает Эврина. ХЭ. Можно со стеклом, можно лавхейт, можно взаимный комфорт. Рейтинг любой
72. Валентин/Константин Манрик, Валентин/Иоланта кинк Валентина на рыжих
73. Робер/Альдо, Робер/Мэллит, киноканон. Альдо ревнует Робера к Мэллит. Пусть в финале восторжествует пейринг Робер/Альдо. Рейтинг любой, драмы побольше.
74. Ливенпорт. Чарльз Давенпорт и самые верные способы заставить маршала Ли замолчать. Рейтинг на усмотрение автора.
Исполнение 1: АО3
75. Приддоньяк. Омегаверс. Раскладка по ролям любая. Желательно высокий рейтинг
Исполнение 1: АО3, Фикбук
76. Фердинанд ревнует жену к своему первому маршалу, и чтоб унизить Рокэ перед ней приказывает ему жениться на оруженосце. Ричард уходит в отказ, но ему за это обещают снять налоги с Надора и вообще полную политическую реабилитацию, включая прощение Эпине, его додавливают. В момент когда все вроде бы договорились, что это чисто политическая акция, Федя заявляет всем участникам что брак должен быть консумирован. Алва посмотрев как корёжит Ричарда предлагает тому быть сверху. Ричард проникается и по результатам требует поменяться, потому что иначе будет не честно.
Исполнение 1: Фикбук
77. Карл Оллар. Будни маленького короля: уроки, Котик, девицы, крутые офицеры, Георгия. Нормальный ребенок в недетской обстановке
78. Оллария, весна 398г, после ДСФ все совершенно, абсолютно, непоколебимо убеждены, что у Алвы и Ричарда - тайный бурный роман. Все - это совсем все, включая Савиньяков, кардинала, кансилльера, короля и королеву.
Как обстоят дела на самом деле - на откуп автору.
Желательно ХЭ для алвадика (можно дженовый), рейтинг любой.
Сеттинг каноничный или близкий: не модерн, не омегаверс, не кофешоп, не соулмейт, не каменный век и т.п.
Канон книжный.
79. Алвадик. Рокэ по каким-то причинам говорит с Диком только на кэналлийском, Дик языка почти не знает, изо всех сил старается понять. Рейтинг на усмотрение автора
Исполнение 1: АО3
80. Алвадик, бои подушками, рейтинг детский.
81. Катарина/Айрис. Катарина соблазняет Айрис вместо Ричарда (где в это время Ричард - на усмотрение автора, но лучше, чтобы живой). От R и выше, можно добавить стекла - манипулирования, односторонней влюблённости и проч.
82. Алвадик, пьянка перед Варастой. Алва тащит сонного оруженосца в спальню, раздевает. Алва влюблен и юстится, Дик спьяну гладит Алву по волосам и тычется в шею, бормоча про вкусный запах. Рейтинг на усмотрение автора.
Исполнение 1: АО3
83. Приддоньяк. У Вали кинк на глаза Арно. так, что иногда засматривается и забывает что хотел сказать, или не слышит, что у него спросили. Рейтинг любой. Совсем уж в идеале - Арно по пьяни/ради забавы/ на спор подкрашивают глаза сурьмой ) (накрашенные глаза Арно - мой личный кинк ))
Исполнение 1: АО3, Фикбук
84. Алвадик. ER, постканон. Ричард жив. Алва король. Секс на троне (застукает их кто-нибудь в процессе или нет - на усмотрение автора)
Исполнение 1: АО3
85. Олафодик где-нибудь после Хексберг или ещё позже, можно дженовый.
86. Вальдмеер. Дарк!Вальдес безответно влюблен в своего пленника и хочет его добиться. Насилие можно, но не обязательно, без жести и без стокгольмского синдрома.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
87. Мишель/Робер. Пре-канон, Робер влюблён в сияющего, талантливого, самого красивого на свете брата, а того это забавляет
88. Заявка, вдохновленная надорским мясником.
Семья Окделл и Надор в целом - зло во плоти: черная магия, кровавые жертвоприношения, никакой морали. Но никто пока не догадался, а кто догадался - тому не повезло...
Исполнение 1: АО3
89. Приддоньяк, рейтинг любой. Вале ошибочно доносят о смерти Арно. Когда ночью Арно возвращается, Валя его принимает за астеру и пытается прогнать. И с одной стороны не желает видеть, с другой хочет насмотрется и обнять в последний раз. Драма, но не совсем уж дарк. Ну и смущённый, терпеливый, комфортящий своего Спрута Арно.
Исполнение 1: АО3
90. Алвадик, омегаверс, дабкон на грани нонкона. Ричард альфа, Алва — омега, но при этом почему-то практически ничего не знает о своей природе, поэтому внезапная течка повергла его в шок. При этом омега в его возрасте может и погибнуть от течки вхолостую без вязки, а вязка происходит очень грубо, чтобы подчинить и проломить сопротивление омег (по природе своей, а не только у Алвы)
Ричарду, разумеется, это не нравится, но чтобы спасти Алву, ему придётся его вязать. Алве тоже не нравится и страшно, но Дик его старается комфортить.
Страдают все, но пусть будет ХЭ.
Исполнение 1 + продолжение (алвали!): АО3
91. Приддоньяк. Валентин Придд и его страх поддаться фамильному безумию (Габриэла, Питер...). Стекло приветствуется.
92. Дик вернулся из Лабиринта. Хайнрих узнает, что должен покончить с собой, чтоб Гаунау не навернулась из-за данной Селине кровной клятвы. Если он не убьет Ричарда - то нарушит клятву, если убьет - предаст Повелителя, кровным вассалом которого является. У Хайнриха нет наследника.
Дик обещает взять в жены Кримхильду, их второй сын станет вассалом Скал и правителем Гаунау. Хайнрих убивает Селину и себя. Реакция окружающих на происходящее.
93. Алва проклят, и суть проклятия в том, что он не может отказать в сексе/провоцирует на секс человека, который говорит определённую фразу.
Кто-то замечает это и либо пользуется проклятием во всю, либо снимает его, а может просто решает не ввязываться и наблюдает со стороны.
Исполнение 1: АО3
94. Противостояние севера и юга, семья Салина выбирает подержать Ноймаров в борьбе за трон. Леона хочет в королевы Талига, а Диего хочет титул соберано для Берто.
95. Ойген / Жермон, R и выше, пост-канон, война закончилась, Жермон возвращается к жене в поместье, Ойген – в Бергмарк, они знают, что это их последняя встреча, драма, стекло
96. Робер/Альдо, кинон. Робер рисует, Альдо позирует. "Я могу расстегнуть еще две пуговки". Рейтинг любой.
Исполнение 1: Фикбук
97. Раймон Салиган такой неряха не потому что неряха, а потому что не любит/боится когда к нему прикасаются и вообще приближаются. Почему- на ваш выбор, но как возможный вариант после пережитого насилия. Марианна в курсе, поэтому прикрывает его, когда к нему кто-то настойчиво лезет. ПОВ Салигана или Марианны.
98. Кроссовер с "Житие моё", Ричарда в ДСФ берёт в оруженосцы Томас Тангор.
99. Алан Окделл/(&)Рамиро-ст по накуру с сепарировавшимся Надором, живым Аланом и Рамиро, которого Франциск отправил на верную смерть. Обсуждения политики, рейтинг любой.
100. Диколаверский кроссовер ОЭ с Уральскими сказами Бажова (хоть по тому накуру с господином Полозом, хоть на основе фанфика с Хозяйкой Медной Горы-матерью Ричарда). Рейтинг любой, все на усмотрение автора
Исполнение 1: АО3
101. Повелители + Ракан/Ричард Окделл, ритуальный секс. Повелителя уходящего Круга должны взять остальные Повелители и Ракан, чтобы Излом миновал благополучно и всё прошлое осталось в прошлом.
102. фемслеш Октавия/Женевьев, после свадьбы Октавии и Франциска. Взаимная ненависть, усталость от неё и полное взаимопонимание.
103. Тайный дневник Рокэ Алвы. Всё ещё не король в стиле Арагорна - https://xakep.ru/2003/02/11/17602/
Исполнение 1: АО3
104. Ирэна Придд узнает, что Габриэллу убила Мэллит и травит ее. Та была беременна, случился выкидыш, кровотечение. Ирэна ухаживает за ней, наблюдая как та умирает. Под конец дает ей понять, за что той прилетело.
105. Селина - раттон. Об этом узнают. Лионель делает вывод, что Мэллит ему в постель Селина подложила с умыслом (возможно, так и есть), и со всей своей ебанутой фантазией начинает добиваться от Мэллит правды.
106. Вальдес/Кальдмеер\Альмейда. Слэш. Вальдес и Альмейда ставят адмирала цур зее в два огня.
107. АU без восстания, надорцы в килтах и всеобщий мирдружбажвачка в Талиге.
Кэнналийцы, во главе с Алвой, приехали в Надор с политическим/торговым визитом и развлекаются тем, что заглядывают под килты мужчинам, проверяют, действительно ли те не носят белья, обсуждают ноги, длину юбок и все прочее... Идут дальше и создают ситуации, в которых срочно надо влезть на дерево или перелезть через забор Мерлин Монро и вентиляционная решетка... ну и доиграются.
Можно алвадик или других героев, вплоть до гендербендер
108. Альмейда с первого взгляда влюбляется в Олафа Кальдмеера.
Исполнение 1: АО3
109. Герою или героине оставляют страстные любовные послания, наталкивающие на жаркие фантазии. Думается на одного, но это совсем другой человек. ХЭ
110. Ричард Окделл - оруженосец Вальдеса. Знакомство с кэцхен.
111. Алва случайно ранит Ричарда на тренировке (в какое-нибудь неудобное место, но неопасно) и сам оказывает первую помощь. Взаимный юст в процессе.
112. Алвадик, добросовестное комфорченье и уруру Алвы над Диком.
113. Алвадик. Постканон. Лабиринт выплёвывает Ричарда где-то далеко на севере, где он живёт тихо-мирно, пока туда каким-то ветром не заносит Рокэ. Желательно если не ХЭ, то без особого стекла хотя бы. Рейтинг любой
Исполнение 1: АО3, Фикбук
114. Лионель/Рокэ, рейтинг повыше, бессмысленный и беспощадный футфетиш Лионеля с залипанием на лодыжки и изгибы ступней Алвы в повседневном и во время секса
Исполнение 1: АО3, Фикбук
115. Алва хранит забальзамированное тело Дика в подвале со льдом и любуется им. Слеш, некрофилия.
116. Лео Манрика уползите и как следует погладьте.
117. Кинки как у Куницы в исполнении здорового человека
Алва попал в плен/рабство/бордель, где его ебут во все дыры, после чего его находит и выкупает Ричард и комфортит.
ЗЫ. Дик не мудак!!1!расрас
118. Дейдре Окделл/Раймон Салиган
Профессиональный археолог против черного копателя и контрабандиста. Модерн-АУ. Взаимный лавхейт. Можно драму, можно юмор
119. Алвадик. Ричарда кусает змея в какое-нибудь интересное/недоступное самому место. Кроме Алвы никого рядом нет, поэтому именно ему приходится отсасывать (простите) яд. Чем дело закончится - на усмотрение автора.
120. Алвамарсель, мпрег, беременный Алва и любующийся им по уши влюбленный Марсель, готовый исполнить любой каприз
Исполнение 1: АО3
121. Алва вынужден сам, словами через рот, объясняться с Айрис о том, что он к ней не сватался и коня дарил Ричарду. Реакция Айрис любая на усмотрение автора.
122. Массовый МПРЕГ. Абсолют наконец-то сломался: начиная с месяца Осенних Ветров 399г круга Скал эории мужского пола репродуктивного возраста начинают загадочно и непостижимо беременеть. Порочно или непорочно, от эориев или от кого попало - на усмотрение автора. У неэориев не получается никак. Любой жанр, любой рейтинг, желательно без смертей мистически незаменимых персонажей и гибели мира.
123. Та самая охота с ассасинами и гвардейцами, Рокслеем и Килеаном, рыбкой на костре и юношами в реке глазами Фердинанда.
124. Айрис, после внушения от мамы/королевы/фрейлин, строит из себя эдакий цветочек без шипов и характера, но тут случается ЧП (бандиты, пожар, похищение). Айрис плюет на выстроенный образ и действует согласно своему разумению. ГГ в восторге и влюбляется в нее настоящую. ХЭ
125. Ирэна/Дик, договорной брак у старой знати. Изначально базировался на некоторой вежливости и взаимном уважении, по мере узнавания оба пусть проникаются и положительно влияют друг на друга — Ирэна учит Дика хладнокровию и искать подводные камни в политике, Дик её оттаивает и учит прямее выражать свои желания и эмоции (не буквально, а скорее своим примером).
126. Дик попал в плен/рабство/бордель, где его ебут во все дыры, после чего его находит и выкупает Алва и комфортит.
127. Суровое эсператистское воспитание, секспросвет для Дика после отъезда из Надора
128. Марсель узнает, что семейство Савиньяков использует Алву, чтобы добраться до самых вершин власти - а потом избавиться от Рокэ. Детектив, можно с погонями и перестрелкой. Финал - на усмотрение автора, но лучше ХЭ с наказанием Савиньяков.
129. ДаркАйрис хочет любви Алвы (или еще кого) и организовывает его похищение, притворяясь такой же жертвой. Этим она добивается взаимности.
130. По мотивам накура о Ричарде-порнописателе. Килеан и Рокслей вспоминают, что у них есть оруженосцы, и пытаются добиться от них объяснений - почему они проводят больше времени в особняке Алвы, чем по месту службы. Юмор.
131. Навеяно заявлением про Эгмонта-развратника
Ричард ни разу ни скромник , а совсем наоборот, но притворяется девственником и недотрогой в постели с Алвой. ХЭ, Алва так и не узнает
132. Дик, пояс верности, ХЭ, не ангст
133. Окделлоцест, который не считывается самими старшими сиблингами как инцест, рейтинг пограничный, много нежности, можно глазами постороннего
134. Октавий - сын Ричарда. Алва, тоскующий по Дику, возводит его на трон.
135. Семейство Манриков, взгляд изнутри. Можно любой сюжет, можно бытовую зарисовку, главное, чтобы у каждого из персонажей был виден свой уникальный характер вместо стандартного "рыжие, любят деньги и везде пролезть".
136. Килеан/Марианна.
Килеан обыгрывает Марселя и обыгрывает/вовсе не связывается с Алвой, в результате Марианна переходит к нему. И тут Килеан ведёт себя как порядошный ТМ, не навязывается и не принуждает Марианну.
У неё происходит разрыв шаблона, а затем проникается Килеаном и сама начинает юститься по нему (долго).
Бонусом Марианна сравнивает внимательное отношение Килеана и Марселя, который был с ней в общем-то учтив, но сам по сути эгоистичная потреблядь.
137. Анна-Рената Колиньяр. Богатейшая наследница или единственная выжившая в семье предателей и изменников? Любой пейринг и любой рейтинг на выбор автора, главное - показать личность самой девочки и то, что она собирается сама бороться за свою судьбу. Драма.
138. Вальдес носит Олафа Кальдмеера на руках.
139. Алва, прыгнув в Дыру, своей кровью разрушил механизм, запирающий Лабиринт. Между Талигом и тварями стоит только воля Дика, которому они послушны теоретически (потому что Лабиринт творил Лит). Вернувшийся Дик учится их контролировать и удерживать, но бездна глядит в него в тысячу глаз. Алва пытается контролировать и удерживать от безумия Дика, привязать его к земной жизни.
140. Килеан/Катарина.
Высокие отношения Людей Чести, разврат, пьянки и эсператистские молитвы.
141. Дик играет на лютне, Алва слушает.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
142. Алвали, мпрег, волшебный мир Кэртианы, где эории при удачном (или не очень) стечении обстоятельств могут беременеть. Ли ждет ребенка, психологически ему в целом норм, и с Алвой отношения норм, но физически крайне хуево. Смерть от родов; желательно не стеб и не крэк.
Исполнение 1: Фикбук
143. Тройничок Лионеля, Эмиля и Рокэ
144. Дика никто не берет в фабианов день, и Берто упрашивает Альмейду взять того в порученцы и увозит в Хексберг. БертоДик, море, ведьмы, никаких интриг, только попойки и Альмейда в качестве няньки для обоих.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
145. Алвадик, лавхейт, ревность и собственничество Алвы.
146. Герцоги Алва поклоняются Леворукому и приносят ему жертвы - от невинных возлияний и особых безделушек до кровавых человеческих. Если кто-то нарушает договор, начинают погибать его близкие, но сам он остаётся в живых.
Ричард Окделл узнаёт тайну своего эра.
Книжный канон, Алва и Ричард не умирают, пейринг опционален, без стёба.
147. Ричард внезапно становится любимцем ВВК. Как изменятся "Отблески Этерны" из-за этого. Таймлайн любой, можно даже воскресить Ричарда. Желательно джен или гет. Можно юмор или стёб.
148. Катарина - изначальная тварь, можно с пейрингами, можно закадровыми
149. Сиблинги Окделл + Валентин бипаника
Айрис/Валентин будет очень приятным бонусом
Исполнение 1: АО3, Фикбук
150. Ли с Эмилем приобщают Арно к науке страсти нежной, вдумчиво, ласково и со вкусом. Арно всё нравится. Таймлайн незадолго до или сразу после Лаик
бонусом будет если об этом узнает/застанет Арлетта
151. Алвадики, в которых Ричард — истинный сын своего древнего края, который верит во все местные суеверия (и не зря; и не просто так; и потустороннее на его ритуалы откликается) и молча наблюдающий за этим Рокэ, которому становится крайне интересно, чем еще его может удивить оруженосец
152. Арно ст. любит наблюдать, как его давний друг и любовник и молодая жена трахаются на супружеской кровати.
153. Алва и Лионель, фильмоканон. "- А давай отправим Робера в Агарис к Альдо Ракану? Говорят, он хорошенький! - А давай!" Лионель хочет устроить Роберу личное счастье, Алва одобряет. Юмор, джен, альдоробер в перспективе.
Исполнение 1: АО3
154. Алвадик, Хуанодик, Альмейда/Дик, возможно гэнгбэнг или на усмотрение автора, высокий рейтинг, тюремное АУ. За непреднамеренное убийство беременной женщины 19-летний Ричард Окделл попадает в тюрьму строгого режима
155. Лионель/Ричард, НЦ, фиггинг, игры с температурой, шлепки, контроль оргазма, безжалостный Лионель
156. Эмиль/Айрис Окделл
Ричард привез сестру из Надора раньше, чем в каноне.
Случайное почти соблазнение: Эмиль немножечко поухаживал и пофлиртовал, чтобы девочка не чувствовала себя слишком грустно и одиноко, Айрис со всем пытолм завалила Савиньяка на первую подходящую поверхность. Эмиль впечатлился и девушкой и кавалейрийским наскоком.
Есть ли у Савиньяка мозги и совесть - на усмотрение автора, но парочку должен застукать кто-то из "своих" (а не Катари со Штанцлером и Дженифер).
Можно юмор, можно романтика, можно фарс, можно на серьёзных щах, но как минимум помолвка должна быть, ничья репутация не постадала. Если постарадает морда Савиньякая - это будет приятный бонус
157. Алвадик или Лидик, NC-17, Дика бреют опасной бритвой (лицо, шея, грудь, пах). Таймлайн пост-раканы, кинк на опасность + минет.
158. Альдотварь/Ричард/слепой!Рокэ в посмертных видениях Ричарда. Рейтинг R и выше, трисам, Ричард посередине, сочетание нежного секса с Алвой и жесткого траха от Альдо
159. Ли/Пьетро. Недоверие и предубеждение со стороны Ли (потому что слишком уж сияющим выходит Пьетро по рассказам Арлетты) и равнодушие со стороны Пьетро (потому что - ну что он, хорошеньких кровожадных феечек в своей жизни не видел?). Постепенно Ли проникается и приходит к выводу, что сияние Пьетро Арлеттой не преувеличено и что он очень даже ничего, и что с этим надо что-то делать. Что именно делать и с каким рейтингом - на усмотрение автора.
Исполнение 1 + продолжение: АО3
160. Закрытый и строго тайный (всё знают - никто не признается) бдсм фем-дом во дворце: Катари во главе, дамы и девицы разделяющией её интересы. Приглашают особо понравившихся им мужчин на орги. Чулки, плетки, анальные игрушки, шейники, трамплинг, принудительный секс между мальчиками - всё что автор сочтет нужным. Графичный рейтинг не обязателен. Конкретные персонажи - на выбор автора.
Исполнение 1: АО3
161. Рокэ Алву достали сны, в которых к нему пристают с просьбами, вопросами, претензиями (а то и просто пристают) Повелители стихий, и он пытается решить проблему. Можно юмор, можно всерьез.
162. Алвадичь - ретейлинг графа Монте-Кристо. Только в роли графа - Ричард Окделл, которого "патриоты" сделали козлом отпущения за то, что происходило в Ракане (Олларии), и посадили в тюрьму. ХЭ на усмотрение автора.
163. Рокэ Алва/Ричард Окделл. Алва подошел к тому возрасту, когда у омег прекращаются течки. Его начинает по-настоящему тревожить и седина в волосах, и приближающаяся старость, и все возможности еще молодого Ричарда, которые тот мог бы реализовать с фертильной омегой. Пусть Ричард покажет, насколько Алва ошибается в своих переживаниях.
164. Рокэ Алва/Ричард Окделл. Дик освоился в Закате и принимает Рокэ как хозяин. Дик-хозяйственный хомяк, пересчитывающий тварей и литтенов. Рокэ хренеет и понимает, что Надор поднимет только такой Дик. Попытки вытащить из дыры любым способом, в том числе и влюбленностью. Рейтинг повыше.
165. Ли/Дик. Мпрег Дика. Лионель ахуевает (а уж как охуевает Алва!), но при этом гордится тем, что от него родит сам Повелитель Скал. ХЭ.
166. Первый раз Валентина. Август ведет молчаливого серьёзного юношу его за ручку в бордель, помогает выбрать девушку, провести минимальный секспросвет
На самом деле к лишению Вали девственности приложили в свое время руку уже безумная Габи и Джастин (независимо друг от друга)
за некоторый флер юста между Августом и Валей - отдельная благодарность
Исполнение 1: Фикбук
167. Дик/Фердинанд, умеренный фэт-кинк. Дик пожалел и подружился с королём, и теперь они взаимно няшат друг друга, и Дику очень нравится, что Фердинанд такой мягонький, нежненький и беленький.
+Ахуй заброшенной Катари, Штанцлера, Рокэ, Дорака, неба и Абвениев.
168. Вальдмеер. Ведьмовка, плеть и содомия - традиции кэртианского флота, моряки легко относятся к сексу, грязный морской разврат.
И только Олаф Кальдмеер приличный человек.
169. Ли с Эмилем и Рокэ, пьяный загул, доступные дамы. Делить оных дам друг с другом. Всё настолько "гетеросексуально", что дамы в некотором изумлении. Фокал ОЖП, но если вдруг автор найдет кого-то из именных для маленькой оргии - тоже хорошо
170. Алвадик. Блуждания Алвы в Дыре, где он раз за разом встречает проводника правильного вида: папа, Дорак, братья, Ли, Арлетта, Марсель... Но в итоге каждый раз ведется на юношу-тварь и разнузданный секс или дурновкусные сопли. Настоящий Дикон только смотрит с очень сложными щами,твари изображают Ричарда и радостно ебутся (не жрать же им Алву на глазах у Дикона, он же расстроится), в итоге Дик психует и пытается выпнуть Алву обратно. Алва согласен уйти только вместе с Ричардом.
171. Мирабелла тварь закатная или изначальная, по каким-то причинам вынуждена прожить жизнь человека место которого заняла. И её это не нравится. Впрочем, когда на голову ей и её девочкам начал падать замок, ей не понравилось ещё больше. Тем более, что в этом месте жизни Мирабеллы-человека закончилась.
172. Любое исполнение идеи с Эгмонтом - главным ёбарем Талига. Порно, весело, задорно
Исполнение 1: Фикбук
173. Алвали, хтонь!Лионель с истинным обликом в таком стиле (как оно так вышло - на усмотрение автора), Алва в восторге, рейтинг желательно повыше.
174. Мпрег где истинные повелители и их вассалы (ну и Ракан) могут беременеть только от других эориев. Буквально роди себе наследника сам. У кого и от кого - на усмотрение автора.
Исполнение 1: АО3
175. Валентин Придд/\Лионель Савиньяк, Оллария таймлайна первых книг
176. Малолетний король Карл Оллар со всей жестокостью ребёнка мстит вернувшемуся/выжившему Ричарду Окделлу за убийство матери. Двор ему всячески в этом помогает, желающие выслужиться подкидывают все новые идеи унижений. Савиньяки и Ноймаринен поддерживают. Хочу, чтоб в конце концов Алва вступился за бывшего оруженосца, Алвадик приветствуется. Можно слэш, можно ген.
177. Алвадик, нежный и отчаянный первый раз. Алва боится проклятья, Дик не боится ничего.
Исполнение 1: АО3, Фикбук
178. Алва пишет (и поёт) серенады/баллады. Кому угодно: Эмильенне, Ричарду, Джастину, Лионелю или кому-то ещё на усмотрение автора.
Интересуют собственно тексты его сочинений (слова песен).
Исполнение 1: Фикбук
Исполнение 2: Фикбук
179. омегаверс Ли с Эмилем, кто альфа, кт омега - не важно, но разные
явление не редкое, но и не частое, опять же в роду Савиньяков омеги не рождались (как и близнецы)
первая течка/гон начинаются синхронно
в шоке все:сами подростки, и мать, и отец
Исполнение 1: Фикбук
180. Ли/Дик по накуру из флудилки: у них общий любовный интерес и к Алве, и к Катарине, а те, как назло, в пейринге друг с другом (лавхейт там или нет, но в данный конкретный момент времени они явно бурно вместе). Дик и Ли замечают, что оба они смотрят на обоих из счастливой парочки (чтоб их) с одинаковой ревностью.
Чур Катарину ни на кого не менять, на Марселя (как произошло с накуром во флудилке) - особенно.
Исполнение 1 + Продолжение: АО3, Фикбук
181. Алвадик в Варасте после обморока Дика у Гарры. Алва беспокоится и комфортит оруженосца. Дик видел гибель Надора, Алва - гибель Кэртианы после смерти Повелителя Скал.
Если вы автор\нашли деанон исполнения и его нет в списке или в деаноне какая-то ошибка, напишите в ЛС, все добавлю/исправлю
УкаЧакаУкаУка
Отредактировано (2022-12-16 21:39:37)
Основано на FluxBB, с модификациями Visman
Доработано специально для Холиварофорума