Вы не вошли.
Ну а мы продолжаем КВН!(с)
#26-50
Комиксверс, сероволки + пара камео, жанры, рейтинг и таймлайны разные, сопли розовые, почти полное бинго штампов, tw: увечья
#26. Лечение
— Всё это чушь, — ослабевшим голосом пытается возмутиться Сергей из кокона одеял, куда запихнул его Олег. — Простуда легко переносится на ногах, ты прекрасно...
Смачный чих, от которого, кажется, дрожит стекло в раме, прерывает его речь.
— Может, и переносится, но не тобой, — Олег подсовывает ему под нос обмотанную полотенцем чашку, над которой поднимается обильный пар. — Пей бульон.
Сергей сверлит его сердитым взглядом, но чашку, выпростав руки, принимает.
#27. Соперник
— А это кто? — ткнул Олег пальцем в чёрную фигурку. Она напоминала чёрного человечка с жёлтыми глазами, только руки-ноги ещё были покрыты рядом штрихов — не то шипы, не то перья.
Серёжа, уже собиравшийся перевернуть страницу, нахмурился.
— Птица, — помедлив, будто нехотя, сказал он. — Он... раньше приходил ко мне. Когда тебя ещё не было. Теперь не приходит.
— Он злой?
— Что? Нет, конечно! Кроме него, у меня не было друзей, — Серёжа замолчал, окончательно смутившись. Хотя чего тут смущаться, у Олега тоже когда-то были воображаемые друзья. Правда, при этом были и настоящие...
Но этот Птица Олегу не понравился. Даже от схематичного рисунка веяло чем-то нехорошим, зловещим. Нарисованная одной линией улыбка казалась жестокой и глумливой.
Теперь не приходит, значит? И пусть не приходит больше никогда. Он будет рядом, он проследит.
Такие друзья его Серёже явно не нужны.
#28. Птица
Они не могут себе пока позволить питомца, не в их вечно подвешенном состоянии — одно дело удирать налегке, и совсем другое таскать за собой клетку. Но что новая ворона рано или поздно появится, это он точно знает.
Серый даже обещал дать ему выбрать имя.
#29. Аттракцион
Жизнь с Серым никогда не была особо спокойной — вечно деятельный, фонтанирующий идеями, он то и дело зацикливался на чём-то новеньком и тянул за собой Олега.
Но это уже какой-то безумный аттракцион. Адские американские горки, где единственную вагонетку с пассажирами то кидает на высочайшую гору, откуда она мчит в бездну под одобрительный сумасшедший хохот Серого, то выворачивает в мёртвой петле, то, разбрасывая искры из-под колёс, роняет в свободное падение.
А потом она просто срывается с рельсов и летит, переворачиваясь и сминаясь, переламывая своих пассажиров на части. Кому-то достаются точечные удары. Кому-то — мозг в кашу.
Но пассажиры всё равно живы.
И затем происходит чудо с одним шансов на многие миллионы, и вагонетка сама собой приземляется обратно на рельсы. И бежит себе спокойно дальше по ровному участку, пока люди внутри пытаются прийти в себя, поддерживая друг друга. Пытаются понять, кто виноват, как простить, как быть дальше.
Вагонетку, впрочем, не остановить, и новые петли и горы явно впереди.
Но теперь он готов к ним. Ждёт их.
Наверное, он просто тоже безумен.
#30. Душ
Олег находит Серого в душе. Напор ледяного потока выкручен на максимум, и Серый, сжавшись и обхватив колени, сидит под ним в одежде. Олег выключает воду, склоняется к нему, обхватывает обеими руками мокрое лицо, заставляя посмотреть на себя.
У Серого тупой безучастный взгляд.
— Мне... нужно было отвлечься.
Ох.
Серый рассказывал про это однажды, только однажды, с силой выталкивая слова из горла и отводя глаза. После, кхм, ритуала у него проблемы с чувством реальности. Как мучившие его когда-то кошмары, но в сто раз хуже, потому что теперь всё наяву и нет возможности проснуться. На него порой просто нападает чёткое ощущение, что всё вокруг — иллюзия, плод воображения его окончательно расшатанной психики. Он в такие моменты плохо ощущает даже собственное тело.
Но сильные физические ощущения помогают «вернуться».
Собственно, Олег обо всём узнал случайно — застав Серого выписывающим кровавый узор кухонным ножом на руке.
Они долго говорили, и Олег выудил из него обещание в следующий раз использовать для отвлечения что-то менее... радикальное. Или позвать его.
Конечно, Серый не зовёт. Осёл упрямый.
Он вздёргивает его на ноги, стаскивает всю мокрую одежду, закутывает в полотенце. Серый принимает заботу молча, с равнодушным видом.
Лишь минут пятнадцать спустя, когда они лежат в постели и Олег прижимает его к себе, не переставая гладить по волосам, он в какой-то момент расслабляется, в глазах возникает привычный блеск.
— Спасибо, — он тянется за его прикосновением, трётся щекой — и как Олег может ему отказать?
— Обращайся, — улыбается Олег, касаясь губами виска.
#31. Архив
— Нет, мы не будем грабить полицейский архив только чтобы достать твою старую маску. Нафига она тебе вообще сдалась?
— Э-э-э... Ролевые игры? — с неуверенной улыбкой предлагает Серый. Олег молча смотрит на него, затем берётся за козырёк кепки, которую Серый до сих пор не снял, и дёргает вниз, чтобы он съехал на нос.
— Прорези сделай, и будет точь-в-точь, — усмехается Олег и, быстро убрав руку, предусмотрительно ускоряет шаг. Кепка всё равно прилетает ему по голове.
#32. Выбор
Он свыкся, смирился с тем, что, если встанет выбор между его жизнью и благополучием Серого, тот без раздумий ухватится за второе. Конечно, Серый мог временами проявлять заботу — в своём стиле — о нём, может, даже считал, что любит Олега. Но Олег слишком хорошо знал Серого, знал, что искренне он способен любить только себя.
Поэтому он даже не успел осознать, что происходит, когда в разгар атаки Серый оттолкнул его, приняв на себя смертельный удар.
#33. Помощь
— Когда я просил помочь с завтраком, я не это имел в виду.
— Я оказываю моральную поддержку, — весело выдыхает ему на ухо Серый, запустив руки под футболку.
Олег стоически терпит. Некоторое время. А потом отставляет миску с тестом и разворачивается.
Завтрак в это утро немного запаздывает.
#34. Свет
Серый щурится, переступая порог полуразрушенного поместья, которое теперь служит им укрытием. Снаружи жара, ослепительное пекло, и, опустившись на лавку на веранде, он впивается глазами в белый круг Солнца, подставляет лицо обжигающему свету.
— Глаза сожжёшь, — хмуро предупреждает его Олег. Ему медитировать на небесные светила нельзя, он колет дрова.
— Неважно, — отзывается Серый, не опуская глаз.
Подождав немного и поняв, что Серый нифига не шутит, он откладывает топор, снимает солнечные очки. Подходит к нему.
Серый не вздрагивает, не меняет положение, когда на его лице оказываются аккуратно надетые чужие очки. Лишь чуть-чуть поворачивает голову на секунду, успев коснуться сухими губами костяшек.
Олегу кажется, что над губой уже проступает первая веснушка.
#35. Поцелуй (вдохновлено вайном)
— Я хочу, чтобы ты превратилась в прекрасную царевну, — торжественно объявляет Сергей и чмокает Марго в клюв. — Прости, забыл, ты и так прекрасна!
Марго довольно каркает, ластясь под руку, и Сергей со смехом ерошит белые перья.
#36. Рука
— Скорее, времени мало, — Серый вспарывает верёвки, и Олег видит, что одна рука у него небрежно замотана в отрезанный от рубашки лоскут ткани, пропитанный кровью. Как только он вновь может двигаться, он хватает его за повреждённую руку и, несмотря на болезненный вскрик Серого, быстро осматривает.
Это не сквозная рана ладони, с ней рукой так не подвигаешь. Это...
— Браслет оказался слишком тугой для фокуса с вывихом, — раздражённо заявляет Серый, отводя глаза. — А цепь слишком толстой, и перепилить нечем. Я боялся опоздать, — на последнем слове голос его всё-таки чуть подводит.
Олег много хочет ему сказать. Очень много.
Но времени действительно нет, им нужно сперва выбраться отсюда.
Так что он вместо этого, рванув рубашку, отрывает лоскут и наскоро заново, накрепко перевязывает Серому руку, на которой теперь не хватает одного пальца.
#37. Интим
Шрамы — словно последняя преграда между ними, последний рубеж.
Да, Олег видел мельком перекрестье на груди Сергея, пока тот переодевался в тюрьме. Сергей замечал изгиб верхнего шрама Олега при полурасстёгнутой рубашке.
Но открыто смотреть, запоминать, водить руками, заново открывая ставшее незнакомым чужое тело — чтобы дойти до этого, потребовалось время.
Хорошо, что недостатка во времени у них пока что нет.
Они не занимаются сексом в этот вечер — просто лежат, обнявшись и иногда обмениваясь ленивыми поцелуями. Дают телам заново привыкнуть к тому, что когда-то было естественнее дыхания, а сейчас ощущается смутным сном.
Торопиться некуда.
#38. Ласка
Решимость Серёжи завести, когда вырастет, ласку — «Такая красивая! Вся рыжая, смотри!» — держится ровно до следующей страницы детской энциклопедии, которая сообщает, что питаются они в основном птицами. Любое птицевредительство тут же ставит крест на возможности получить серёжину симпатию.
— А вот вороны твои любимые? — пожимает плечами Олег. — Они и мелких птиц могут ловить, и гнёзда разорять...
Серёжа смотрит сердито и непонимающе, прямо как ласка с фотографии.
— Воронам можно, — говорит он так, будто объясняет самую простейшую вещь в мире.
Действительно, чего это он.
Мог бы и сам догадаться, что воронам можно всё.
#39. Взгляд
— Ты глядишь как весна на войне, как шекспирова смерть от измены... — хрипит голосом Шевчука переносное радио, доставшее им вместе с этой съёмной квартиркой. И устроившийся на его бёдрах Серый и впрямь пронзительно, требовательно смотрит ему в глаза, расстёгивая воротник его же рубашки. Так, что невозможно не запустить пальцы в волосы на затылке и притянуть для поцелуя.
#40. Жестокость
Он никогда не считал себя жестоким. Он ведь не получал радости от вида крови и страданий, крики жертв не ласкали ему слух, звуча неземной музыкой. Он всего лишь логичен. Если кто-то встаёт на пути — его нужно убрать. Ну, или вытрясти нужные сведения и убрать, по ситуации. Ничего личного, просто правила есть правила.
Его мнение не меняется, когда он меткими выстрелами выкашивает вражеских солдат.
Не меняется, когда он всаживает пули в тюремный персонал.
Не меняется, когда он избивает до хруста костей молодого полицейского.
Ничто не вздрагивало радостно в его сердце. До сегодняшнего дня.
Потому что теперь, глядя сверху вниз на лежащего в луже собственной крови Рубинштейна, он чувствует, как улыбка растягивает губы, как душа наполняется злорадным блаженством.
И думает, что, наверное, всё-таки ошибался.
#41. Крыша
Как выяснятся в первый же вечер, крыша их хижины протекает — не то чтобы сильно, но тяжёлые капли неспешно просачиваются с потолка, прямо посредине комнаты.
Олег расстилает одеяло, и Сергей с готовностью ложится, протягивает руки, чтобы удобнее было привязывать их к ножке кровати, раздвигает ноги. Теперь ледяные капли падают ему на обнажённый живот, и он млеет от контраста холода с горячими ладонями Олега, что оглаживают, сжимают бёдра, и обжигающим языком, от касания которого он выгибается всем телом, крича и умоляя.
Им торчать здесь ещё неделю.
И на всю неделю прогноз обещает дожди.
#42. Опьянение
— Так, притормози, — он удерживает его руку с шестым стаканом. — Ты вообще когда-нибудь столько пил? Учти, полезешь на стойку танцевать стриптиз — нас сюда больше не пустят.
— Спокойно, — Серый небрежно стряхивает его руку. — Я себя контролирую.
...На стойку в конце концов он влез, но не для стриптиза, а чтобы заплетающимся голосом вещать, как он станет президентом и наведёт порядок «на этой свалке», пока Олег старательно делает вид, что он его не знает.
Лучше бы это был стриптиз.
#43. Минет
Олег всё делает настолько умело, настолько гладко, что его не может не кольнуть искра ревности. Да, Олег ничего не говорил про эти два года, и вряд ли у него есть право спрашивать, а уж тем более что-то там требовать. И всё же. И всё же.
Его губы, язык, руки двигаются с той спокойной расчётливостью, что не добиться иначе, чем долгой практикой.
Самого Сергея тогда пару раз почти стошнило, и он чуть не задохнулся, не рассчитав силы. И, конечно, сглотнуть сразу не получилось. Но Олегу было всё равно, он, запустив руки в его волосы, улыбался — будто лучшему подарку в мире — и нахваливал его усилия, стирая большими пальцами выступающие под глазами слёзы.
От мысли о том, что кто-то мог также нахваливать когда-то Олега, его Олега, гневно подрагивают руки. Как только Олег сглатывает, он рывком за воротник подтягивает его к себе, впивается поцелуем в ещё хранящие вкус его спермы губы. Яростно, собственнически. Моё, моё, только моё.
Олег, конечно, не против.
— В смысле, первый раз? Вот это — первый раз?!
— Ну... каковы шансы, что отсос с первого же раза получится идеальным?..
#44. Друг
Серый ему не друг. «Друг» — слишком слабое слово.
Серый — его якорь, его дом, его родственная душа, его... да всё, в общем-то.
Серый с ним всю жизнь, Серый роднее и ближе любой семьи, что у него была или могла бы быть.
И тем больнее вырывать его из сердца, когда он уезжает, не намереваясь больше возвращаться.
#45. Жалость
На столе перед ним разложены фотографии — большие, чёткие, безжалостно запечатлевшие всё в мельчайших подробностях.
— Вы о чём-нибудь жалеете? Хоть о чём-то?
Но он думает не о том, что на них. Он думает о лежащем у его ног полицейском с нелепым шарфом на так удобно открытой для прицельного удара шее.
— О том, что не убил вовремя одного пронырливого паразита, — отвечает за него Птица и растягивает губы в широкой улыбке.
#46. Бесполезность
Он ничего не может сделать.
Серый просто не просыпается. Пошли уже третьи сутки, и его пульс слабеет, под глазами залегли глубокие тени. Он не реагирует на шум, на тряску, на холодную воду, на объятия.
Вряд ли этой спящей красавице поможет поцелуй.
Он не герой-спаситель, он идиот, который держит коматозника без нужной медпомощи, и ему придётся это признать.
Олег подносит к лицу его чуть тёплую ладонь, касается губами.
— Пожалуйста, — шепчет он, зажмурившись до боли.
Но, видимо, шансы недостаточно малы.
И почти неслышное дыхание Серого остаётся неизменным.
#47. Война
Он на проверку выглядывает из-за дерева — и метко запущенный снежок сбивает с него шапку.
— Ты не сможешь сидеть там вечно! — торжествующе звенит голос Серого. — Выходи и прими поражение как мужчина!
Да счас. Только шнурки погладит.
От дерева можно в один перекат добраться до останков кривой изгороди, оттуда занырнуть в овраг и обойти Серого с тыла быстрее, чем он сообразит, что происходит.
Он злорадно улыбается, уже заранее представляя его визг, когда ему за шиворот нежданно прилетит горсть снега.
Серый хочет войны?
Да всегда пожалуйста.
#48. Молчание
Олег молча выслушивает его путаный рассказ про возвращение Птицы и про Кутха, не перебивая. Встаёт с пола камеры, набирает новое сообщение на планшете:
ИДЁМ.
Он приводит его в комнату значительно меньше, но светлее. Плюс тут есть нормальная кровать, стол и шкаф, под потолком горит люстра.
Я СЪЕЗДИЛ В ГОРОД И КУПИЛ НАМ ОДЕЖДЫ И ЕДЫ. НЕ БОГ ВЕСТЬ КАКОЙ ВЫБОР, НО НА ПЕРВОЕ ВРЕМЯ СОЙДЁТ. ЕСЛИ ТЕБЕ НУЖНО ЧТО-ТО ИЗ ЛЕКАРСТВ, СКАЖИ.
Он смотрит на чёрные буквы на белом фоне и спрашивает, не в силах больше терпеть:
— Тебе противно говорить со мной?
Олег выглядит удивлённым. Хмурится и мотает головой.
— Тогда зачем? — он кивает на планшет. — Если... если ты не прощаешь меня, если спас только из-за какого-то извращённого чувства долга... я это приму. Я заслужил. Но скажи мне это! По-человечески! Не молчи!
Олег набирает новое сообщение медленнее, его пальцы чуть подрагивают. Закончив, он продолжает смотреть на экран и не спешит разворачивать его к Сергею. Тот сам хватает его за запястья и подтягивает планшет к себе, заставляет показать. Читает. Перечитывает. Перечитывает. Пока буквы не начинают расплываться.
Я НЕ МОГ БЫ НИЧЕГО СКАЗАТЬ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ. СВЯЗКИ ПОВРЕДИЛИ ВО ВРЕМЯ ИНТУБАЦИИ.
Он плачет навзрыд, впервые после тюрьмы, роняя слёзы на чужой планшет, и его всхлипы — единственный звук, нарушающий тишину в комнате.
#49. Подлость
— Это подло, — без обиняков заявляет Лера, подступив к нему.
— Безусловно. А что именно?
— Ты прекрасно знаешь, что! Я знаю, вы меня тут пытаетесь закалить по вашим понятиям, подготовить к суровой реальности и всё такое, но копаться у меня в сумке и воровать мою еду — это уже клиника какая-то! Я...
Лера замолкает, услышав стук коготков по полу. Поворачивает голову на звук.
Из-за приоткрытой двери высовывает голову сорока. В клюве у неё зажат кусочек хлеба, явно отщипанный от большего куска.
Лера смотрит на неё. Сорока смотрит на Леру.
Наконец Лера с подозрением косится на Сергея.
— Науськал?
— Что ты, — он примирительно поднимает руки. — Она природный талант. Прям как ты.
Сорока, видно, решив, что все свои, бесстрашно подступает к Лере, обходит, осматривая.
— И как зовут?
— Гретель. Не спрашивай, называл Олег.
Лера садится на корточки, протягивает руку. Сорока, ничуть не стесняясь, льёт под пальцы за лаской, будто кошка.
Сергей быстро отворачивается. Но даже краем глаза она успевает заметить, что его лицо искажается — словно от боли.
#50. Надёжность
Обожжённая нога отзывается болью при каждой попытке сделать шаг, и, даже уцепившись за плечо Олега, он ковыляет как пародия на Русалочку, шипя и морщась.
— Так, ладно, — говорит Олег, как только за ними закрывается входная дверь. И, наклонившись, подхватывает одной рукой под колени, другой — под спину.
Это так неожиданно, что Сергей даже не сразу начинает смеяться.
— Не ржи мне на ухо, — морщится Олег, тащя его в спальню. Достигнув кровати, он, совершенно не в духе романтичных фильмов, выпускает ношу из рук, дав Сергею шлёпнуться на аккуратно заправленное покрывало.
— Бедный, — с притворной жалостью поглаживает его по руке Сергей. — Совсем выдохся за десять шагов! Да, старость не радость.
— Просто кто-то слишком отъелся на вольных харчах, — фыркает Олег. — Смотри, попадёшь у меня на диету.
— Смотри, — копирует его интонацию Сергей, — найду себе нового красивого военного помоложе.
И резко замолкает, сморгнув.
Повисает тяжёлая, неловкая пауза.
Словно посреди бездумных ласк вдруг задеваешь едва затянувшуюся рану.
Он не решается ни что-то говорить, ни отвести взгляд от нечитаемого лица Олега.
Спустя несколько бесконечно долгих секунд тот вздыхает и абсолютно спокойным, будто оглашая общеизвестную истину, тоном заявляет:
— Не найдёшь.
— Не найду, — согласно выдыхает Сергей таким же тоном и протягивает руки, вновь смыкает их за шеей понятливо склонившегося к нему Олега.
Сергей обнимает его, держится, как за какой-то личный якорь, как за единственно надёжную и верную вещь в этом безумном мире — и долго не отпускает.
#29 Аттракцион
Комиксверс, Коцит/Стикс, слайс оф лайф
Коцит привстал на цыпочки, огляделся. Если цель думала, что ей удастся скинуть их с хвоста, всего-то забежав в набитый людьми парк аттракционов... Что ж, аплодисменты такой святой наивности.
Однако цели пока и впрямь нигде не наблюдалось. Он повернулся к Стиксу, который отстал от него пару шагов назад, и хмыкнул от неожиданности: тот уже держал в руке два ярко-красных, будто кровь, воздушных шарика с логотипом какой-то компании, непередавамо смотревшихся в сочетании с его костюмом и скучающим лицом.
В ответ на приподнятые брови Коцита он ткнул пальцем в сторону. Некая девушка с кучей таких же шаров бодро обходила площадку, раздавая их желающим.
— Влитьссся, так сссказать, в обссстановку, — он протянул ему один из шариков.
— Дорогой мой, ты и так прекрасно везде вливаешься, — сверкнул зубами Коцит, намотав нитку на пальцы. — Однако что-то я не наблюдаю нашего человечка. Подсобишь?
Да, цели удалось чуть раньше вывернуться из-под его руки. Но она допустила ошибку, вообще позволив ему прикоснуться и оставить запах.
Стикс втянул воздух, чуть-чуть высунув кончик раздвоенного языка, наклонил голову, будто прислушивался к чему-то.
— Там, — наконец, облизнув губы, кивнул он в сторону возвышающегося неподалёку колеса обозрения.
— Отлично! — довольно потёр ладони Коцит и устремился сквозь редкую толпу в указанном направлении. Бросил быстрый взгляд на колесо. — Знаешь, сто лет на таких штуках не был. Может, после, эм, беседы, прокатимся? Влиться, так сказать, — он обернулся на следовавшего за ним по пятам Стикса, оскалившись в широкой улыбке, — в обстановку.
Холодная рука Стикса коснулась его руки, и они автоматическим жестом переплели пальцы.
— Безусссловно.
Шарики жизнерадостно подпрыгивали на осеннем ветерке.
#16. Развлечение
КиноСережа/КомиксСережа
Преканон, преслэш
"Вместе" была наконец запущена, и, кажется, даже работала.
"У тебя тут уязвимость в коде" - письмо прилетело на его личную почту, которую почти никто и не знал, но Сережа сразу занялся исправлением, и даже не заметил. Увидел уже потом, когда хотел поблагодарить неизвестного доброжелателя - впрочем, было поздно, написано с десятиминутной почты. Но больше ничего странного не происходило, какое-то время.
Потом в дверь позвонил курьер, только вместо пиццы, как обычно, он вручил Сереже букет нарциссов.
- От кого? - вопрос дурацкий, но он не знал, что говорят в таких ситуациях.
- Не располагаю информацией, - сухо ответил курьер и удалился.
У него и вазы не было, пришлось поставить в забытый стакан с водой. К цветам прилагалась карточка - без имени или каких-то пояснений, только набор букв. Криптографией он не увлекался, и вообще не понимал, что всё это значит, поэтому закинул её в угол стола.
К ночи он получил во "Вместе" сообщение, один вопрос: "Скучаешь?". И следом: "Можно я включу твою вебку?". Сережа от неожиданности кивнул монитору. "Хорошо. Извини, уже включил. Кстати, рад, что цветы понравились".
"Что это за шифр?" - он не нашелся, что спросить первым.
"ROT13".
Сережа почему-то почувствовал себя дураком, но отыскал карточку и загуглил дешифратор. Прочитал результат, густо покраснел, забыв о вебке.
Тем временем высветилось еще одно сообщение: "Сними что-нибудь".
"Гнет комплексов и одиночества?" - подумал про себя Сережа. Стащил футболку, как самый очевидный вариант. Были еще часы на руке, но после этого собеседник наверно отключится, и он снова останется один. Через минуту пришел ответ с фотографией. Красивый обнаженный торс, чуть мускулистей его, но уже в плечах. Грудь пересекал огромный шрам крест-накрест.
"Откуда шрам?"
"Может, однажды узнаешь".
Личное. Зря спросил.
Он немного посомневался, пожевав губу, и начал раздеваться дальше.
#1 Запах + #48 Молчание
Комиксверс, полиаморный блядоходРеки, флафф, розовосоплечные хэдканоны, офк
Жара знаменательно-одуряющая даже по их меркам — а уж им есть с чем сравнивать, их кожа помнит многомесячные засухи ещё молодого мира. В городском пекле густеет воздух, и Стикс, самый чувствительный из них к таким вещам, вязнет в нём, мутно пробираясь через реальность, словно муха сквозь мёд. Коцит приносит ему кофе со льдом, и, периодически, притягивая вниз за воротник, ласково проводит по лбу прохладной ладонью. Но этого всё равно мало.
Так что, когда они к вечеру переступают порог дома, Стикс даже не заглядывает в душ — направляется прямо в спальню, и, наскоро скинув костюм, с облегчением растягивается на свежих простынях. Складывает руки на груди, придрёмывает под тихий гул кондиционера.
Коцит появляется минут через десять, обнажённый, окутанный солёным ароматом геля для душа, сквозь который ещё пробивается аппетитная слабая нотка человеческой крови. Он не столько слышит, сколько чувствует Коцита, и, само собой, приглашающе откидывает одну руку — тот молча ложится на неё, прижимается к Стиксу, обвив рукой и ногой. Стикс обхватывает его за плечи: объятия его близких идеальны, согревающе тёплые, когда обступает холод, и обдающие прохладой, когда мир вокруг плавится от зноя.
На грани слышимости хлопает входная дверь. Нет обычного звона голосов — Флегетон и Ахерон молчат, очевидно, тоже вымотанные.
Флегетон присоединяется к ним первым, ничего не говоря скидывает одежду и забирается на кровать, под бок послушно откинувшего вторую руку Стикса. Лениво чмокнув его в висок, Флегетон со вздохом утыкается ему в шею, и пахнущие подсолнухами волосы приятно щекочут нос.
С Ахероном в комнате появляется тонкий запах песка и речного бриза. Обходя кровать, он игривым жестом встрёпывает им по очереди волосы — Флегетон фыркает, но попыток возмутиться не делает — затем устраивается за спиной Флегетона и, громким взмахом расправив крыло, привычно накрывает всех, словно огромным чёрным одеялом.
Всё наконец идеально. Окружённый родными запахами и прикосновениями, огородившими его от удушающего мира братьями, в уютной тишине, какая возможна лишь между теми, кто действительно понимает друг друга, он засыпает по-настоящему.
Руки, конечно, затекут.
Но оно того всегда стоит.
#19. Сломленный
Мувиверс, пре-серая птица, АУ, дарк, наверняка какие-нибудь штампы
Тело довольно тёплое, хотя прошла почти целая ночь.
Это значит, что он умер не сразу, отстранённо думает Сергей, пока руки, которые он больше не ощущает своими, собирают вынутый из тайника костюм, пока закутывают труп в полотенце и заливают пропитанный кровью ковёр чистящим средством. Это значит, что Гром лежал часами, не приходя в сознание и истекая кровью из раны на виске, которую получил при падении, стукнувшись об угол столика. Без возможности пошевелиться, позвать на помощь. Обречённый на смерть и даже не осознающий, не способный осознать это.
— Успокойся, — довольно курлычет в его голове Птица. — Не заморачивайся из-за всякой мрази. Так оно даже к лучшему, хотя кое-что придётся поменять.
Он видит его план. Оставленный на крыше для полиции труп. Видео, где Чумной Доктор сообщит, что предпочитает покончить с собой, чем гнить в тюрьме, и передаст своё знамя всем желающим. Улицы занимаются очистительным огнём, их заливает кровь, сперва богатых ублюдков, затем возомнившего себя богом отребья.
Ему тошно. Немного.
На крыше его немного отпускает, и на смену отстранённости приходит тоска. Он смотрит в нависающее хмурыми облаками небо — в основном потому, что ему не хочется смотреть на труп. Достаточно того, что пришлось прикасаться к нему, снимать одежду, которая ему больше не понадобиться, и натягивать на почти не гнущееся тело броню. Закрывать маской заострившееся лицо с равнодушными остекленевшими глазами — которые ещё день назад смотрели на него с теплотой и любопытством.
Он тихо всхлипывает, как раненое животное, будто оплакивая что-то. Не Грома, нет, как можно оплакивать того, кого толком и не знал. Олега? Того Сергея, которым он представлялся сам себе, и, как оказалось, никогда не был? Своё поражение? Город, скоро потемнеющий от крови? Потерянные навсегда шансы на спокойную, долгую и счастливую жизнь? Свою обречённость?
— О, не беспокойся, жить мы будем долго, — чёрные лапы с длинными когтями накрывают его руки, переплетают свои пальцы с его. — И счастливо, если ты станешь слушать меня, дружище. Я ведь всё делаю только ради тебя. Вот увидишь, всё будет отлично.
Конец крыла касается его щеки, стирает несуществующие слёзы. Никто не прикасался к нему с такой нежностью.
И ему уже даже почти не тошно.
Почти.
#38. Ласка
Комиксверс, Флегетон/Ахерон, флафф, сделайте вид, что удивлены, ага
Расчёска не успевает коснуться волос — чьи-то ловкие пальцы перехватывают её и мягко, но настойчиво забирают.
— Дай мне, радость моя, — вкрадчиво щебечет Флегетон, устроившись за ним на кровати. Он собирает тяжёлые тёмные кудри, спутавшиеся за ночь, в руку и начинает размеренно проходиться по ним расчёской, приводя в порядок. Как обычно, ни разу не дёрнув слишком или недостаточно сильно.
— Фетишист, — хмыкает Ахерон, когда тот откладывает расчёску и с наслаждением зарывается носом в его волосы, прежде чем заплести их. — Почему себе не отрастишь, если так любишь это дело?
— Потому что, — Флегетон игриво поддевает пальцем серьгу, и отодвинув будущую косичку, оставляет лёгкий поцелуй на шее, — на себе не так весело.
— А с нами, значит, весело? — он, не глядя, ловит его вторую руку и прижимает костяшками к губам. У Флегетона тонкие длинные пальцы — одно удовольствие целовать их. Слизывать с них кровь, принимать из них кусочки еды. Чувствовать их ласковые касания.
— Угу, — с хихиканьем высвободившись, Флегетон разделяет его гриву на четыре ровные пряди, переплетает, быстро и аккуратно. Ахерон подаёт ему резинку с тумбочки.
— Я бы тебя расчёсывал, — Флегетон в последний раз приглаживает выбившиеся волоски, и Ахерон наконец может повернуться, притянуть его и поцеловать как полагается.
— М-м-м... я подумаю, — хитро улыбается Флегетон, облизнув губы, и сползает с кровати, спешит в гостиную.
— Стикс, родной, почему я опять не вижу твою расчёску, куда ты её дел?..
Продолжая улыбаться, Ахерон перекидывает косу через плечо и прижимается щекой. Волосы ещё хранят знакомый цветочный аромат.
#19 Сломленный, комиксверс, сероволки
— Смотрите-ка, какой красивый, — сказал Серёжа. Он тихо рассмеялся, обходя Олега по дуге. У Серёжи был приятный смех: раскатистый и звонкий. Олег сидел в неудобной позе на полу, привязанный к торчащему из пола штырю — его ноги и руки были больно связаны колючей верёвкой, а на шее была тяжёлая хреновина. Он посмотрел на Серёжу исподлобья, снизу вверх. Они были в небольшом затемнённом пустом помещении с единственной тусклой лампой около двери. Только дорогие шторы выдавали, что это всё ещё венецианский дворец. Пока что Олег не испытывал страха или злости, только недоумение и лёгкость в теле и голове. Кажется, Серёга его чем-то траванул.
— Ослабить верёвки? — участливо спросил Серёжа из-за спины, — Не слишком затянул?
— Нормально, — настороженно ответил Олег, стараясь пошевелиться и сменить позу. Неудачно. Ноги затекли. Сколько он тут просидел?
— Я не люблю, когда мне врут, — зло ответил Серёжа. Внезапно спину Олега пронзила резкая боль, словно Сергей полоснул его ножом. Он не выдержал и зашипел. Сергей вновь обошёл его, словно большой хищный кот. Олег увидел, что в руках у Серёжи кожаный ремень. Он замахнулся и ударил по его лицу, попав по лбу и щеке. Олег зажмурился. К счастью, ударили его не пряжкой, но он едва сдержался, чтобы не выматериться в голос.
— Итак, повторю вопрос. Верёвки не слишком давят?
Олег сглотнул. Наконец-то пришло осознание, что он влип, хотя масштаб был неясен. Скорей всего, Серый заподозрил его в предательстве. Что ж, Олег не передавал его, и он всё ещё нужен для дела: сейчас они всё выяснят, Серый поймёт свою ошибку, Олег найдёт ему настоящего предателя, и закончит начатое дело.
— Давят. Можешь их ослабить.
Серёжа широко улыбнулся, обнажая аккуратные острые передние зубы, и неожиданно сделал редкий выпал вперёд и ударил Олега в лицо ботинком. Олег почувствовал неприятный хруст: кажется, это был его нос. Тёплая жидкость запачкала верхнюю губу и подбородок. Хотелось вытереть её, но руки были крепко связаны.
— Блядь, Серый, зачем? — Олег правда не понимал, — Что происходит?
Серёжа с интересом рассматривал его лицо. Вряд ли Олег выглядел особенно красивым с расквашенным носом, так что...
— Так ты ещё больше похож на Игоря Грома, — хихикнул Сергей и сел на корточки.
Олег промолчал. Он хмуро следил за движениями Сергея.
—Хочешь мне отсосать? — наконец спросил Сергей, опять вставая. Олег на секунду подвис. Как грёбанный компьютер. Это было слишком даже для Серого.
— Ну, может, не совсем мне. Считай, я тебя с руки покормлю. Вдруг ты мне член откусишь.
— Лучше скажи, в чём проблема, — предпринял ещё одну попытку Олег, — Мы её решим.
Сергей скривился.
— Моя проблема в том, что я хотел бы залить тут всё хлором и перекрыть тебе подачу кислорода, но тогда мне придётся выйти, и я не смог наблюдать за тобой вблизи.
По спине пробежал холодок. Нос болел, а вместе с ним начала болеть и голова.
— Поэтому предлагаю остановиться на том, что ты пососёшь палку, как хороший мальчик. А потом я тебя... — Сергей улыбнулся, — А потом я тебя трахну. Я ведь не зря тебе бабло отвалил за операцию. Думаешь, ты такой охуенный наёмник?
— Ты... охуел, — констатировал Олег, но глаза у него сделались стеклянными. Он не хотел осознавать происходящее. Нет, наверняка Сергей сейчас озвучит требования, какие-то претензии, и он, Олег, всё исправит. Серый всегда ему доверял. Не может быть, чтобы умный Серый просто так решил его, блядь, опустить.
Но ведь он знал, за что Серый сидел. Знал, что Серый — жестокий. Не как другие заказчики, а удовольствия ради. Чего он ожидал? Он прикрыл глаза.
— Открывай рот, Волчонок, — сказал Сергей елейным тоном. Олег продолжал сидеть, как в трансе.
— Я, блядь, тебе сказал открыть рот, — повторил Сергей и дал Олегу ремнём по щеке, — Или мне твои белоснежные зубы выбить? Тогда сможешь мне так отсосать, без палочки.
Олег не шевелился. Он сам понимал, что Сергей не остановится, но он просто не мог. Он услышал хруст и почувствовал боль в правой кисти.
— БЛЯДЬ, — вскрикнул он.
— Мне тебе ещё палец сломать, или будешь слушаться? Ты смотри, врачей среди моих гостей нет, да и если б и были, я бы их не позвал. Так что ещё пара пальцев — и конец твоей карьере наёмника.
Наконец Олег послушно раскрыл рот. Он знал, на какие риски идёт, хотя и обладал удивительной удачей, но всегда думал, что если покалечится, то от взрыва, или, может, когда его поймают конкуренты заказчика. Но не так. Не так. Как говорится, каковы шансы... Сергей просунул ему в рот какую-то палку, может, биту. На вкус — резина. Олег не смотрел. С закрытыми глазами было спокойнее.
— Соси. Умница. Мой умница. Теперь встань на колени.
Сергей медленно вытащил палку изо рта Волкова. Он ждал. Олег бы встал — но Сергей связал его так, что это было затруднительно. Тогда Сергей с неожиданной силой поднял его за ворот и поставил на колени сам.
— Стой так, пока я тебе не скажу встать. Учти, что тут камера, а у меня в руках хрень, которая активирует твой ошейник, и тогда ты погибнешь. Поэтому стой смирно, пока я не вернусь.
И Сергей ушёл. Олег остался стоять в той же позе. Сложно было сказать, что у него не болело. Кажется, его знобило. Сердце бешено билось. Он не знал, что должен думать и чувствовать. Всё происходящее казалось безумием. Он не понимал, зачем это Серёже, в голову не приходило ни одного варианта или теории. Внезапно он осознал, что Серый его убьёт. Вот так просто. Как гнилого бомжа с улицы. Как будто он мусор, ничто. А была ли для Сергея разница? Он был наёмником, причём теперь он был вне закона — его, точно так же, как любого бомжа, никто не хватится. Так, кажется, описывали мотив Серого в газетах? «Их никто не хватится»....
Олег не помнил, сколько так простоял. Ноги он перестал чувствовать часа через два, кисть правой руки нещадно болела. Сергея не было долго. Когда он вошёл в комнату, прислонился спиной к двери и сказал:
— Финальный акт. Здравствуй, Волчонок.
...Олег ничего не почувствовал. Сергей снял с него штаны, резким движением перевернул. Олег не понимал, привязан он или уже нет. По хлюпанью он понял, что насухо Серый входить не будет — вряд ли потому, что ему было дело до Олега, но повредить свой член он не хотел. Серёга начал двигаться. Олег почувствовал боль, а потом какое-то неясное, смутное удовольствие. Но отмечал он эти ощущения только на уровне сознания.
— Я сейчас активирую ошейник, — прошептал Сергей ему в ухо, — Ты последняя живая фигура, которую сбил Игорь. Убью тебя — и партия закончена... Поздравь меня с победой, Волчонок. Надеюсь, тебе не было скучно.
#40. Жестокость, сероволки, мувиверс, пост-психушка, Серёжа-абьюзер
Олег хорошо помнил, как всё началось. Не помнил только, как всё дошло до того, что между ними было теперь. Но начало он помнил отлично, будто всё случилось вчера.
В то утро, когда Олег вошёл на кухню, Серёжа топтался у плиты и жарил блины. Он выглядел расслабленным, если судить по позе: не дрожал и даже не горбился. Стоял, подставляя макушку утренним лучам солнца в одной длинной белой футболке, его секущиеся рыжие волосы были собраны в маленький хвостик, который, казалось, вот-вот развалится от неаккуратного движения. Серёжа размеренно дышал, вдыхая запах жарящегося блинного теста и сваренного с вечера Олегом клубничного варенья в кастрюле. Бормотал что-то под нос — может быть, слова песни, может, строчки кода. Олег неслышно подошёл и коснулся его плеча. Серёжа напрягся и повернулся к нему, оставив кухонную лопатку лежать на сковороде. Её бы убрать, нагреется ведь...
— Никогда так не делай. Н-не подходи со спины, — сказал Серёжа и нервно облизал губы. Затем помолчал, и едва слышно, но ровно добавил, — Я думал, в горячей точке за такое убить могут. Причём свои же.
«И ты тоже можешь меня убить?» едва не ляпнул Олег, но прикусил язык, и только послушно отошёл на пару шагов назад. Он уже привык, что представления о его работе у Серёжи своеобразные. Спорить бесполезно.
Серёжа потоптался на месте.
— Ты настоящий? — в лоб спросил он, глядя в глаза Олегу.
— Да.
И тогда Серёжа вновь взял лопатку, подошёл и резко тыкнул ею в торс Олега. Не очень больно, но неприятно. Он уставился во все глаза, словно ждал чего-то. Что Олег скажет «ой», тыкнет чем-нибудь Серёжу в ответ, или, может, заплачет, как ребёнок — Олегу казалось, его бы устроила любая реакция. Но Олег только спросил:
— Ты чего, Серёж?
Повисло неловкое молчание.
— Я хочу видеть, — задумчиво пробормотал тот, глядя куда-то в сторону,— Знать, что у тебя есть... реакции. Я хочу знать, мне нужно знать...
«...Что тебе бывает больно» мысленно закончил за него Олег. Он спокойно оглядел Серёжу.
Серёжа беспомощно смотрел на него. Потом он снова обратил внимание на лопатку в руках — и снова зыркнул на него. Олег правда понимал.
Серёже нужен был сильный стимул, ему нужно было видеть, что Олег живой. Он не первый раз пытался невзначай сделать ему больно, несильно, но...
Олегу пришла в голову идея, и он её озвучил:
— Хочешь, будешь сверху? Знаешь, как делают? Плётки, шлепки, грубый секс, вся хуйня. БДСМ такое. Вдруг поможет?
Серёжа округлил глаза и сказал:
— Я не уверен, что хочу причинять тебе боль в постели. Но можно попробовать...
Раньше, до Сирии, до поджогов, они оба были нежными настолько, насколько это было возможно. Им хватало тумаков от ровесников. Серёжа прижимался к Олегу в кладовке и повторял, что любит. Он не был мастером слова, по крайней мере, не в этом смысле, это была такая мантра: я люблю тебя, Олег, люблю, люблю, я тут, я люблю...
Олег гладил его по широкой спине, по покрытым витилиго плечам, касался мягкого бледного лица, целовал пятнистые пальцы. У них и анального секса-то ни разу не было, даже в универе, хотя, будучи студентами, дрочили и отсасывали они друг другу каждый день, едва ли не вместо «здрасьте», как стали жить в одной комнате без посторонних. А потом Олег ушёл в армию, оставив Серёжу одного.
Сначала вышло неловко и забавно. Серёжа не знал, что ему делать, какой там БДСМ: он был словно большой голый птенец, который пытался съесть за раз целый батон хлеба, оставленный на дороге сердобольными гражданами. Серёжа щипал Олега, больно кусал его пальцы, но добившись «ай», тут же прекращал и боязливо отстранялся. Серёжа заламывал Олегу руки, но тоже без особого энтузиазма. В конце-концов, он растерял весь свой пыл. Серёжа вошёл в него ласково, предварительно медленно растянув, с большим количеством смазки, дыша в ухо его имя. Олегу показалось, что Серёже хватило этой странной прелюдии, чтобы понять, что Олег реален: она всяко не была похожа на БДСМ, но какая разница? Если Серёжа доволен, то и он тоже. Он готов повторить.
После секса, Олег попытался притянуть Серёжу к себе, но тот неожиданно отстранился. А потом, глядя в потолок сказал тихо и очень, очень зло:
— Они тебе делали больнее. Они... — он будто задохнулся от злости и затих.
В следующий раз стало... не хуже. Нет. Серёжа не начал его бить. Не заказал плётку, не связал, не подвесил. Серёжа долго выдавливал ногтем у него на спине какие-то узоры, а потом сказал: «я сейчас». Вернулся с кастрюлей и вылил на Олега ледяную воду с кубиками льда. Олег, конечно, опешил, а Серёжа выглядел злым и довольным. Это было бы даже немного забавно, Серёжа всегда выглядел самую малость забавно, когда злился — если бы не было так странно и так стрёмно. Плевать ему было, что постель придётся менять, матрас сушить феном, а спать можно будет лечь хрен пойми когда. Да что там, Серёжа остался спать на мокром — даром, что Олег пытался и его согнать. До секса тогда у них так и не дошло, конечно.
Потом были иглы. Серёжа рисовал на нём кровавые узоры. Потом опять ледяная вода. Наконец Серёжа придумал развлечение иного толку: он заказал печати. Для сургуча. Декоративные, мать его, печати, с солнышком, букашками, сердечками и всякой такой лабудой. Нагрел их, и сказал: я хочу тебя клеймить. Олег не хотел клейма, тем более клейма в виде, сука, что б его, солнышка или букашки, но Серёжа внезапно взбесился. Он долго кричал, плакал и ломал вещи в спальне, орал, что Олег позволял им делать всё, что они захотят — они его брили, они его кормили гадостью, они его били, они заставили его убивать людей, невинных людей, они заставляли его идти на верную гибель, они заставили Олега приобрести этот ужасный загар, который всё ещё заметен на его коже, раньше она была гладкая, а они её испортили. А ему нельзя, блядь, клеймо поставить? Олег ведь согласился! Он согласился!..
И Олег сдался.
Его кожа пылала, пузырилась и болела под жаром металла. Серёже понравилось. Не как прелюдия к сексу — ему просто понравилось. Ему нравилось держать эти дурацкие печати над свечами и потом вжимать их в тело Олега. Олег чувствовал себя, как в блядской стране чудес. Серёжа мог подойти к нему с этими грёбанными печатями даже днём или утром. Серёжа вообще перестал обращать внимание на время суток. Ему очень нравилось подходить неожиданно: Олег, мол, привык, что его атакуют неожиданно. А потом Серёже перестало нравиться, но он не остановился — и Олег понял, что это много хуже, потому что, заканчивая с очередным клеймом, Серёжа не чувствовал удовлетворения, и продолжал. Он давил ожог ногтями, иглами — чем попало. С таким злым выражением лица, что Олегу становилось дурно не только от физической боли, хотя, если вырезать злое лицо Серёжи из контекста ситуации, оно вовсе не было жутким.
— Что если вырезать на твоей спине шахматную доску? — как-то спросил Серёжа за завтраком, задумчиво прокалывая вилкой яйцо, — Выжечь...
Олег промолчал.
#14. Игра, комиксверс, сероволки, ещё одна трактовка возможного развития Сергея после 7 выпуска ЧД
Экран телефона блестел в его руках, словно драгоценный камень.
В окружении таких же блестящих, едва слышно жужжащих мониторов, он сидел, зачарованный — фото, которое скинул ему неизвестный в чат, казалось чужеродным. Они никогда не обменивались личными фото с Олегом. Не в этой жизни.
Широкая спина Олега на фото была покрыта кровавыми подтёками и некрасивыми жёлто-чёрно-красными пятнами. Сергею показалось, будто он слышит запах, исходящий от тела Олега. Олег пах, как грязная свалка, на которую недобропорядочные горожане вылили несколько сотен литров тошнотворного потного мускуса и высыпали тонны внутренностей домашнего скота. Комната, квартира, где находился Олег, наверняка пропитались этим запахом.
Сергей не раз слышал его — наяву, в полусне, в кошмарах, в моменты полного, экстатического единения с Птицей, и в моменты, когда Птица заставляла его жрать перья перед зеркалом, задыхаясь от нехватки кислорода, а потом делала его тело лёгким, словно оно было не из плоти и крови, а одним из пёрышек на её чёрном теле, и затем двигала его конечностями, будто Сергей лежал в огромном пруду, а Птица была неукротимым беспокойным потоком.
Он почти чувствовал глухое возбуждённое дыхание отправителя. Ему было интересно и не страшно.
Сергей думал, что отправитель не умеет развлекаться и играть.
Настоящее, подлинное удовольствие от игры, объясняла ему Птица ещё в детстве (и он был с ней согласен, уже тогда согласен) — когда для другого человека твои действия выглядят бессмыслицей, но, разумеется, на самом деле, это не так, и каждое движение, которое ты совершаешь, каждое слово, которое ты произносишь, имеет смысл, потому что ты следуешь одному тебе известным правилам игры.
Просто другие их не видят и не понимают, потому что они — не ты.
Сергей прозевал момент, когда для Птицы он превратился в такого же «другого», в чужого, в помеху. Сергей до сих пор жалел об этом: и о том, что Птица в нём разочаровалась, и о том, что он позволил ей использовать себя.
Но уроки Птицы он усвоил, и сейчас отчётливо видел цельную картину: отправитель не умел играть, хотя думал, что развлекается на полную катушку.
Сергею не нужно было присутствие Птицы, чтобы понять это.
Сергей нажал на поле для ввода сообщения, чтобы напечатать ответ. Он на секунду остановился, поднял взгляд, и увидел своё отражение в экране монитора. Его глаза были синими-синими. Не было видно перьев. Не нужно было завешивать монитор. Не нужно было спрашивать совета и бояться. Сергей широко улыбнулся. Он один. Теперь это по-настоящему его игра, и он играет на то, что ему по-настоящему нужно.
Он набрал текст, уверенно и мягко касаясь подушками пальцев виртуальной клавиатуры: [Игра началась. Спорим, ты не знаешь правил?]
#22. Ярость
Комиксверс, сероволк за кадром, драма
Самое паскудное — он ведь был искренне уверен, что всё позади.
Что похозяйничавший в его голове как у себя дома демонический бог с бездонными глазами вырвал всё с корнем, превращая его разум в удобную для себя обитель — и случайно оказав этим услугу самому Сергею. Что месяцы анонимных скитаний по врачам, тонны таблеток, соблюдение всех предписаний, — пусть даже в ущерб его павшим жертвой побочек быстроте реакции и памяти, — и забота Олега помогут ему и дальше удержать чёрную дыру его подсознания под контролем. Чтоб всё, что вновь попытается оттуда вылезти, прорасти хищным сорняком, было вовремя замечено и безжалостно уничтожено. Чтоб больше никогда не пришлось затеряться в пламени бездумной, безумной жажды разрушений, приводящей лишь к боли и желанию залить его собственной кровью.
Но вот он смотрит на фото, где главная причина всех этих докторов и таблеток истекает кровью, привязанная к потолку, — и чувствует, как из закипающей в его груди ярости, словно нечисть из болота, поднимается что-то слишком знакомое, что-то тёмное, горькое, желанное и ненавистное. Что-то, что всегда было с ним. Что-то, чьи чёрные крылья так легко не подрежешь.
И с обречённостью летящего в пропасть осознаёт — ничего не кончилось.
Всё только начинается.
#24. Похоть
Драковолк
абьюз, само собой
- Ну и зачем тебе всё это? - спросил Дракон, издевательски вытерев кровь из-под носа, который сам разбил. - Так хорошо платят?
Затем смерил его долгим взглядом снизу вверх. Олег мог только догадываться, о чем он думал.
- Знаешь, я всегда хотел тебя трахнуть.
Ну, это было неожиданно.
- Представлял, как ты бы кончал подо мной, раз за разом, - в подтверждение слов ладонь Дракона легла ему на ширинку. Его позорно повело, ноги подкосились, сухожилия связанных рук вспыхнули болью. Дракон джентльменски помог ему подняться. - Он ведь трахает тебя, так?
- Нет.
- А ты хотел бы?
Олег не нашел, что на это ответить. Но ему и не дали думать. Рука скользнула ему в штаны, сначала коснувшись одними кончиками пальцев, потом обхватила таким движением, которое могло быть только много раз отработано. Наверняка Дракон выбирал высоких брюнетов, похожих, но всегда чего-то не хватало. И это не приносило удовлетворения, а только заставляло хотеть его еще больше.
Такие шансы не упускают.
#37. Интим, серосероволк, м!Серёжа в комиксверсе, рейтинга нет, но вы держитесь потому что автору скучно его писать, и он решил не мучать жопу
За окном лил дождь. Серёжа развалился на диване в одном халате с бокалом анисовки. Мокрые после душа волосы липли к щекам. Другой Сергей сидел в кресле напротив, закинув ноги на подлокотник. Он держал такой же бокал, неспешно отсёрбывая из него, и недовольно поглядывал в окно.
— Преступность сегодня дремлет. Прячется от природной стихии, — наконец хмыкнул он, — Скучно. Скучно, Серёженька. Лера валяется с травмами, совместимыми с жизнью, мы дома, преступники дома, шпана дома, Олег готовит крем-брюле...
— Хакни и пофиксь баги сайта «Светлого Мира», — беспечно предложил Серёжа, приподнимая бокал, словно собирался сказать тост, — Ты сам говорил, что нам пора отдохнуть, да и Лере после вчерашнего нужно отлежаться, ей хорошенько досталось. Но если тебе так скучно...
Сергей скривился.
— Пусть сами свой сайт исправляют, — он с раздражением глянул на Серёжу, — Или ты займись.
Серёжа пожал плечами.
— Завтра. Сайт никуда не денется. Лучше скажи, ты купил резинки? Или забыл?
Сергей открыл компьютер, стоящий на столике между ними, и начал печатать с тем же скучающим видом.
— Спроси Олега... не знаю, что курил тот, кто это писал... — сказал Сергей, бегло что-то просматривая, — Я бы на таких Леру натравливал. Не, хрен их безруким джунам, не маленькие.
Он захлопнул компьютер, и вспомнил, что Серёжа такие шутки понимает через раз, поэтому уточнил:
— Я не буду на них натравливать Леру, Серёж.
— Я понял, — нахмурился тот. Серый попытался понять по выражению лица, обиделся Серёжа или нет. Кажется, нет. Что ж, это прогресс.
— Итак, — Олег вошёл в комнату с подносом, – Крем-брюле с корицей.
Он поставил три стеклянные баночки перед ними на стол. Выглядело потрясно, пахло так же. Серёжа отставил свой бокал, взял ложку с подноса и тыкнул ею в карамельную корочку.
— Только спрячь от него газовую горелку, — рассмеялся Сергей, — А то Серёжа нас самих ночью в крем-брюле превратит. И ведь я только Кирилла сжёг, до сих пор не могу поверить, что тебя так зациклило на ог-
В дефолтном состоянии Серёжа бы опустил голову, попытался спрятать лицо за волосами, но сейчас он был пьян, поэтому наоборот вскинулся, и уже, кажется, был готов начать ругаться...
— Я от вас обоих её надёжно спрятал. И да — резинки со мной, — с непроницаемым лицом сказал Олег. Он подсел к ним на диван и наполнил свой бокал до краёв, — Серёжа, Серый, давайте, убирайте компьютер со стола...
Так у них повелось: Серый-Сергей и Серёжа-Серёженька. Что поделаешь — имя одно, а люди разные. Вайбы, как говорится, тоже разные. Когда они с Лерой наконец-то поймали-обезвредили подражателя в навороченной версии костюма Чумного, они первым делом охренели от дороговизны костюма, затем — что носитель вообще нихрена не помнил, и не понимал, как он оказался на крыше казино со своими дорогущими огнемётами. Когда Сергей выяснил, что его новый зажигательный подражатель — тоже Сергей, то есть, как они тогда постановили для удобства, Серёжа — и тоже программист, а также создатель нашумевшего в новостях мессенджера с децентрализованной системой шифрования — они охренели вконец, а Сергей залип. У Олега тогда вьетнамские флешбеки пошли: он помнил, как в лохматые годы Серёга притащил в общагу Марго, из-за которой его запросто могли выгнать на мороз — один-в-один история. Только эта версия белой вороны обожала компьютеры, и могла часами щебетать о них с Сергеем, а ещё очень осуждала их нелепую троицу и себя (последнего Олег вообще не понял, но смирился, у всех Сергеев свои странности), со всеми вытекающими из этого потенциальными проблемами.
Но потом Серёжа втянулся — Сергей, Олег, их личный адекватный Чумной Доктор, и надёжные иностранные психотерапевты, оказались неплохой гарантией, что Серёжа не пойдёт снова жечь плохих людей. Предоставила ли бы такие гарантии тюрьма и психушка — вопрос открытый, но Серый максимально убедительно расписал, почему ответ на него ближе к «нет» и к «станет только хуже».
Полуправда во благо: Серёжа от своих подвигов был не в восторге, сдаться порывался, и их, вестимо, сдать. Олег тогда был непоколебим: надо его убить, или он реально их всех нафиг сдаст полиции, ООН и чёрту лысому. Но Сергей Серёжу каким-то чудом убедил, что они никого больше не убивают, без шуток, мол, нашим моральным компасом будешь, Серёж, стационарной версией Леры, от тебя, как от программиста на воле (и на нашей базе), будет немного больше пользы, чем если ты честно сядешь... Олег правда ещё некоторое время привыкал к Серёже; приглядывался. Но ничего, привык, пригляделся.
Они покончили с крем-брюле, и Серёжа спросил:
— Кому-то ещё нужно выпить? У нас ещё сладкое вино есть. И саке.
Сергей выразительно окинул взглядом их обоих.
— Олегу точно не нужно. Да и тебе тоже, — он встал и пересел к Олегу на колени, настойчиво прижимаясь щекой к его щеке и шаря рукой где-то в районе паха Олега, затем запустил руку Олегу в волосы и гордо объявил:
— Я гораздо лучше бухла! — и мягко коснулся носом его носа. Затем поцеловал в шершавые губы: резко, нетерпеливо. Сергей раскрыл рот, требовательно провёл языком по языку Олега.
Серёжа мягко и одобрительно улыбнулся, оставил в покое бокал, и подвинулся ближе.
— Да чтоб вы оба... — Сергей сполз с колен Олега, переключился на Серёжу: начал стягивать с него халат, — Ты первый, потому что это издевательство над здравым смыслом — сидеть в этом на голое тело.
— Кто бы говорил. Настоящие гавайцы... — Серёжа пьяно хихикнул и кивнул на рубашку, — Начни с себя.
— И мир станет чище. — брякнул Сергей, но махнул рукой, позволяя Серёже самому справиться с халатом — а сам расстегнул верхние пуговицы своей рубашки и стянул её через голову.
— Оле-ег, — протянул Серёжа мягко. Он, полностью голый, настойчиво гладил по набухшему члену Олега сквозь грубую ткань его штанов, большим пальцем другой руки мягко поглаживая шею Серого, — Раздевайся. Тебе же неудобно.
— И в спальню, — добавил Серый с широкой улыбкой.
#17. Поражение, пост ЧД7, пытаемся спасти Олега, ангстово, ПОВ Леры
- Я пять штук поставил, что Серега за мной не придет, - хрипит Волков ей куда-то в плечо, и, господи боже, лучше бы он и правда был без сознания. Тогда хотя бы не пришлось слушать это страшное, с присвистом, дыхание, этот тихий булькающий смех. Меаллический запах крови наглухо забился в ноздри, и Лере кажется, она его всю оставшуюся жизнь будет чуять - даже во сне. Она на коленях посреди блядской камеры пыток, в блядском костюме чумного доктора, а блядский Разумовский в это самое время разносит все, до чего может дотянуться. Его интересуют недоженные бумаги в мусорной корзине, наверняка бесполезный ноутбук, инструменты, о предназначении которых Лере даже не хочется думать. Он выдергивает ящики стола: один, второй, третий. С третьим - заминка, видимо, заперт на ключ, и Разумовский трижды палит в него из пистолета, переворачивает стол одним махом и выдергаивает-таки ящик. Там пусто. Лера вздрагивает от этого грохота. Олег тоже вздрагивает. Он тоже стоит на коленях, упирается лбом ей в плечо, злоровенный как вол, чуть живой, покалеченный, едва способный взгляд сфокусировать.
А смеется еще.
- Проигал, значит, - мягко шепчет Лера, накрывая ладонью слипшиеся от пота и крови волосы у него на затылке. Она не знает, что с ним делать: пытаться поднять или продолжать баюкать, как дитя. Она сама его снимала с этого чертова крюка, сама развязывала, сама проверяла пульс и самые опасные на вид раны. Так и хотелось рявкнуть Разумовскому: брось хуйней страдать, он ведь тебя - тебя! - ждал. Твои руки на осунувшемся лице, твой успокаивающий шепот в ухо. Не мой. Это же ты прикончил семнадцать человек, пока мы сюда прорывались, как ебаная человеческая мясорубка, ей-богу. Это же ты чуть не прикончил меня. И себя тоже.
Волков снова смеется. Сипит:
- Да нет, Валер, выиграл, - и у Леры холодеет внутри от этих слов. Без больницы не обойтись, если Волков бредит...
Она вскидывает уже не яростный, а беспомощный взгляд, ища Разумовского. Тот, будто почувствовав, что на него смотрят, хлестко оборачивается через плечо.
Глаза у него в здешнем освещении как будто не голубые, а какие-то желтоватые.
#25. Подстава
Сероволк
Да как, блядь, такое возможно?
Олег мрачно смотрел в нутро темно-зеленого открытого чемодана, лежащего на полу у гостиничной кровати. Чемодан, как чемодан. Они с Сережей вчера битый час утрамбовывали свои вещи в точно такой же, собираясь в отпуск — Сережа давно морем грезил, они подрабатывали, копили, прилетели вот. Сережа пошел в душ отмываться после дороги, Олег решил сложить одежду в шкаф — и на тебе.
— Серый, чемодан не наш.
— Что? — Сережин голос терялся за шумом льющийся воды.
— Говорю, чемодан не наш!
— Не слышу я! Погоди.
Шум стих. Через минуту Сережа вышел из ванной с полотенцем на бедрах. Присел на корточки рядом с Олегом и заглянул в чемодан: джинсовые шорты, цветастые футболки, шляпка, сланцы тридцать седьмого размера, косметичка, аптечка, ватные диски, зарядка… Сережа минут пять рассматривал все это добро, потом сорвал бирку с ручки чемодана, вчитался и протянул её Олегу.
— Ты сказал, что проверил, когда забирал.
— Ну он тоже не в пленке был, без замка, фирма и цвет те же…
— Как думаешь, зачем на багаж имя владельца и номер рейса цепляют? Олег, у нас там все. Даже плавки.
Олег мрачно на него посмотрел.
— Ну, лоханулся. Но он один в один, как наш!
Сережа вздохнул и захлопнул крышку злосчастного и абсолютно точно чужого чемодана.
— Звони в аэропорт. Купаться завтра пойдем.
#9. Мечта, Олег-абьюзер, жирный намёк на Серую Птицу
— Олег, можно мне новую книгу какую-нибудь? Или настолку... — Серёжа бросил на него быстрый взгляд, — Пожалуйста. Ты хочешь, чтобы я восстанавливался, но я не могу восстанавливаться, когда я постоянно наедине с... со своими мыслями, — он прикусил губу, — Пожалуйста, Олег?
Олег задумался. Когда он думал, он всегда вытягивался по струнке смирно, а его огромные выразительные глаза делались непроницаемыми. Сейчас он тоже выглядел, как солдат на стрёме.
Обычно Серёжа просил выдать ему смартфон — на это Олег, конечно, неизменно отвечал отказом. Не со зла: во-первых, Серёже не стоило волноваться из-за происходящего в мире, ему своих проблем хватало. Во-вторых, Олег опасался возвращения Птицы. Но от книг, если в них, конечно, не будет в подробностях описан процесс сожжения чего-то или кого-то, как и от настолок, вреда быть не должно.
— Ладно, — наконец согласился он, — Что ты хочешь? Что-то по программированию? Шашки? Шахматы? Нарды?
— Что угодно. На твой вкус. Программирование, искусство, классика... — пробормотал Серёжа.
— Хорошо. Но я должен убедиться, что ты никуда не свалишь.
— Я не свалю.
Серёжа поджал губы и вздрогнул.
— Я запру тебя здесь, оставлю воду и еду.
— Хорошо.
— Тебе в туалет надо? Смотри, я вернусь часа через четыре...
— Нет, спасибо.
Олег хмыкнул.
— Договорились.
Они прятались в маленьком домишке на отшибе небольшого посёлка. Без интернета, но с удобствами: даже туалет и душ в доме имелся. Олег тут когда-то скрывался, в лохматые годы — неважно, зачем и от кого — вот и обустроил всё по-человечески.
Серёжа в последнее время вёл себя хорошо — заслужил свои игрушки и книги. Он говорил с Олегом о том и о сём, уже почти не поднимал четыре отчаянно заебавшие Олега темы: «зачем ты меня вытащил», «я опасен», «ты настоящий?», и «почему ты вернулся только сейчас?»
Как раз вовремя заткнулся — Олег, вначале понимающий и сочувствующий, через неделю уже едва ли не матом слал Серёжу.
Нет, Серёжа порой всё ещё смотрел на него с опаской, но не дёргался, не сомневался в его реальности, и не истерил — прогресс на лицо.
Треклятый Птица тоже не появлялся уже несколько недель. Это тоже был прогресс, но он стал возможен благодаря Олегу, не Серёже — Олег ясно дал понять, почему возникать не стоит. Несколько ударов кулаком по носу, так, чтобы говорить, не шмыгая позорно, не мог, потом пару ударов ремнём по голой жопе — не очень сильных, но унизительных, и немного старого-доброго психологического давления — и Птица исчез; сбежал, словно и не было его никогда. Олег прекрасно знал этот тип людей: они смелые, только когда жопа прикрыта. Стоит немного надавить, и вот они уже хныкают и зовут на помощь. Или исчезают.
За книгами пришлось ехать на ближайший базар. Олег взял какие попало, что-то там про искусство, какие-то советские сборники сочинений... по программированию не нашёл — ещё бы! На базаре ассортимент был «из бабушкиного шкафа», а бабушки в жопе России в своей общей массе не увлекались компами.
Олег вернулся под вечер. Вышел из машины, и уже готов был открыть дверь дома, как услышал тихий шорох. Олег не успел среагировать: последовал глухой удар тупым предметом по голове.
Очнулся Олег привязанным к железному стулу на кухне их дома. Голова болела нещадно, кажется, Птица её разбил. Первое, что он услышал, был нервный смех:
— Ты такой наивный, солдатик! — блядь, как Олег ненавидел этот смех. Несмотря на полумрак, Олег видел, как Птицу всего трясло от злости. Приятно, когда твои чувства взаимны, чёрт возьми! — Думаешь, если молчит и глазки в пол — значит, Серёжа?!
Птица изо всех сил ударил Олега по лицу.
— Чтоб ты сдох! Сдохни, блядь! СДОХНИ!— он крикнул, а затем опять ударил. И опять, — Почему ты, мразь, никак не сдохнешь?! Из-за тебя, грязь, Серёжа не появлялся уже несколько недель! Шавка, блядь! Мы бы и без тебя справились. Я планировал побег, и не для того, чтобы мы с Серёжей гнили тут, с тобой! А ПОТОМ. ПРИШЁЛ. ТЫ.
Наконец Птица выдохся и перестал его лупить. Прислонился к стенке. Олег смотрел на него полными ненависти и презрения глазами. По ощущениям, на его лице не осталось живого места. Фигура Птицы плыла...
— Лучше бы ты сдох в Сирии, — сказал Птица тише, с невесёлым смешком, — Лучше бы вы все сдохли в Сирии. Бывшим армейским шавкам не место среди нормальных людей. Хорошо, что мы это поняли. Спасибо, Олег, — он отвесил издевательский поклон, — Серёжа тебя ненавидит, кстати.
Птица полу-безумно улыбнулся. Затем направился к выходу. В самом проходе обернулся:
— Он помешан на тебе. Но он тебя ненавидит. Просто, в отличие от меня, он плохо понимает свои чувства. Ничего...
Он помолчал, задумчиво глядя в пустоту:
— ...Поймёт. Тебя мы убьём последним. Хочу, чтобы Серёжа тоже присутствовал. Жить в мире, где военные не мешают мирным людям, где военных нет — охуенно. Я ему покажу. Он поймёт. Он ведь тоже об этом мечтает.
#50. Надёжность
ПОВ постороннего персонажа. Сероволки фоном. Джен.
Легкий (очень) намек на “Запекшуюся кровь” Тарантино.
Айгюль оставляет в прихожей большую сумку со средствами и салфетками и вслед за хозяином проходит в квартиру. Тот идет впереди и размахивает руками:
- Зал и кабинет как обычно, санузел - ну вы знаете. Студию прибирать не надо, там пусть будет как всегда. В спальне немного грязновато, основная проблема на кухне. За кухню мы надбавим, не беспокойтесь, - разворачивается к Айгюль и улыбается немного виновато: - Олег убрал как смог, но вы же знаете, мы вам больше доверяем.
Айгюль непроницаемо кивает. На ее лице не дрогнет ни один волосок в брови. Кухня, значит.
По-русски она говорит плохо, а вот понимает отлично.
Он заранее планирует какие средства и в какой последовательности нужно будет применить чтобы убрать всю плохо замытую кровь с плиток пола на кухне, остались ли брызги на фасадах из натурального дерева, придется ли перестирывать шторы.
Также она понимает что на столе в кухне ее ждет коробка шоколадных конфет и под ней конверт с деньгами, на которые можно будет справить свадьбу Джамалу.
Хозяин, рыжеволосый парень на вид ровесник Джамалу, но кто их знает, этих русских.
Айгюль кивает. Хорошо что сегодня была ее очередь, а не Фирузы. Фируза справилась бы хуже.
- В общем, вы тут хозяйничайте, я вернусь только завтра вечером. Телик можете посмотреть, в холодильнике сендвичи, берите. Они с курицей, халяль, - хозяин разворачивается, убегает, уже звенит ключами в прихожей.
Айгюль степенно повязывает на голову платок и не спеша натягивает на руки желтые резиновые перчатки до локтя (прочные, надежные, из самой Америки). Работы предстоит много. Но это хорошая работа, она того стоит. Айгюль любит делать все очень аккуратно.
Неожиданно по коридору раздается топот, хозяин возвращается. В руках у него невесть откуда взявшийся букет цветов.
- С праздником вас, Айгюль! Спасибо за вашу помощь,- выпаливает он и галантно целует ее руку в перчатке.
Айгюль откашливается от неожиданности, но пока она старается найти какие-то слова в ответ, хозяин уже убегает и хлопает входной дверью.
Айгюль смотрит на букет из роз и хризантем в своих руках, вздыхает и идет в кабинет. Где-то там на полке она видела вазу.
Точно, сегодня же 8 марта.
Хорошая у неё работа.
#4. Боль + #33. Помощь
Пост-ВВ, сероволки, транс!Волков, оральный секс во время месячных
— Блядь, — с плохо сдерживаемым напряжением выдыхает Олег, потроша чёрную сумку, заменяющую аптечку. — Ну что, налюбовался? — зло бросает он Сергею, который, вопреки его громко озвученному запрету, просочился в комнату и теперь, замерев у кровати, с нечитаемым выражением рассматривает открывшуюся картину.
— Нет, — каким-то слишком ровным тоном отзывается тот и поднимает глаза. — Я думал, у тебя больше не идут?
— Не идут, — более подходящего обезбола не обнаружилось, и он решает довольствоваться кетоналом. — Если вовремя делать уколы. И если не подставлять внутренности под пули. У меня в последнее время как-то ни с первым, ни с вторым не складывалось.
Сергей резко выдыхает, будто от удара. Вновь опускает взгляд — на покрытое пятнами покрывало, на раздвинутые ноги — Олег никогда не стеснялся наготы при нём — и поросль тёмных волос между ними, на кровавые отпечатки на белых бёдрах. И сглатывает.
— Блядь, у меня даже сраных прокладок нет... Ты долго тут торчать будешь и новые дырки во мне проглядывать?
— Мне... что-нибудь сделать для тебя? Найти препараты в Сети? Я...
— Я справлялся без твоей любезной помощи кучу лет, справлюсь и дальше, спасибо, — чёрт побери, он почти отвык от этой боли. Почти забыл это выворачивающее наизнанку ощущение лезвия внизу живота. Что ж, ещё один подарочек от дорогого друга, ничего особенного. Он терпел вещи куда ужаснее и необратимее, вытерпит и это.
Сергей складывает руки.
— Ну... тогда по-другому?
Олег откидывается на спину, закрывает ладонями глаза.
— Что ты там придумал?
— Знаешь, оральный секс при менструациях может снимать напряжение и боль, — он выдаёт это настолько деловитым тоном, что до Олега лишь через секунду доходит смысл.
— Ебанулся, что ли? Вот ещё мне для полного счастья не хватало, чтоб ты на меня наблевал.
— Ну вот что за...
— А ты наблюёшь. Потому что это тебе не варенье из банки уминать. Твоя тонкая душевная организация не выдержит суровой телесной правды жизни. Ты...
— Олег, — и по звуку он понимает, что Сергей опустился на колени перед кроватью. Сергей. На колени. Он втягивает воздух, потому что его вдруг перестало хватать. — Пожалуйста.
— Ладно, как хочешь. Только следи за языком.
Хмыкнув, Сергей обхватывает его за бёдра, склоняется над лобком, щекоча его кожу горячим дыханием и, чуть помедлив, принимается за работу.
Опасения явно были напрасны — он действует уверенно, будто интуитивно понимая, где лучше лизнуть, где прижаться, где толкнуться, где только провести, а где запустить поглубже. Периодически сглатывая, он довольно обхаживает его так, будто всю жизнь ждал этой возможности. Руки тоже заняты делом — с наслаждением помяв бёдра, он поднимается наверх, к животу, гладит, выводя круги своими ловкими осторожными пальцами.
И постепенно боль становится чуть терпимее. Намёка на предоргазменное удовольствие, конечно, нет и в помине, но и напряжение ушло — ласки расслабляют, отвлекают от утихомиривающейся боли в животе, от досадных мыслей о похерившемся прогрессе, от злости на всё в мире разом.
Всё. Кроме одного.
Пальцы Сергея нерешительно замирают над одним из шрамов, слегка его коснувшись.
Олег, не открывая глаз, тянется к нему одной рукой, накрывает его ладонь своей и обхватывает за запястье. Сергей с готовностью переворачивает ладонь, обхватив в ответ, и горло опять перехватывает.
— Легче? — интересуется Сергей, оставляя россыпь лёгких поцелуев на бедре.
— Да, — честно отвечает Олег. — Значительно.
Да, перспективы у них обоих, конечно, не ахти, если смотреть правде в лицо.
Но, похоже, хотя бы с болеутоляющим вопрос пока что решился.
#37. Интим
Нормальный супружеский секс
Олег устало падает на кровать, зарывается лицом в подушку. Полулежащий рядом Сергей отрывается от экрана смартфона и мягко запускает ладонь ему в волосы:
- Устал?
Олег подаётся в прикосновение, согласно мычит, не открывая глаз. Сергей мягко усмехается, откладывает телефон и начинает неспешно разминать чужие широкие плечи. Олег под его руками громко выдыхает, расслабляется ещё сильнее и Сергей, не удержавшись, припадает губами к шее, влажно дышит, опускается короткими поцелуями ниже.
- Серый, провокатор, - хрипит Олег, переворачиваясь на спину и затягивая Сергея на себя.
Тот только улыбается, седлая олеговы бедра, притираясь задницей к паху. Олег почти демонстративно устало выдыхает, ведёт руками от сережиных коленок вверх, запрокидывает голову, отдавая шею на растерзание чужому жадному рту.
Сергей не отказывается от предложенного, зацеловывает, зализывает все предложенное, весь ложится сверху, вжимается, лапает все, до чего может дотянуться. Олег под ним расслабленный, почти мягкий, позволяет ему все и даже чуточку больше. Он стонет негромко, когда Сергей наконец-то добирается до члена, сжимает несильно, гладит. Сергей сцеловывает стон с чужих губ, ему хочется больше, но все же они оба сегодня слишком устали. Он приподнимается на локте, открывается от желанного, такого нужного сейчас и всегда Олега, только для того, чтобы обхватить рукой оба члена. Олег снова стонет, кладёт свою руку поверх сережиной, задаёт ритм. Вторую руку запускает в растрепанные рыжие волосы, тянет сережину голову ниже, чтобы прижаться лбом ко лбу. Они не целуются, просто дышать одним воздухом, почти касаясь губами.
Сергей тянет с кресла футболку, в полумраке не разглядеть чью, аккуратно вытирает сперму с олегова живота. Тот уже почти спит, только бурчит негромко:
- Завтра сам стирать будешь.
#21. Победа. Финал Умницы, каким анон его видит. Предупреждение: Зильченко комиксный + ещё парочка отсылок. Анон изначально хотел написать чистой воды манямбу с пытками Олега, но получилась развязка детективной истории
Серёжа хорошо помнил день суда. Помнил, как Олег тяжело дышал на скамье подсудимых, раскрыв опухший рот буквой «о». Его верхняя губа была разодрана в мясо, лицо исказилось до неузнаваемости — то, что должно было быть глазами, стало двумя большими фиолетовыми шарами, а щёки словно покрылись огромными красно-синими волдырями — Игорь постарался.
До настоящего момента, это был последний раз, когда Серёжа видел Олега вживую.
Серёжа потом отмазал Игоря; когда-то он верил, что никогда не поступит так, правда не думал, что будет предлагать деньги суду, чтобы он оправдал превысившего полномочия мента (а Игорь превысил полномочия: избил Олега в участке, без всякой на то необходимости, даже не при задержании, а когда тот был в наручниках, абсолютно беспомощный). Но если бы не Игорь, Серёжа бы закончился — рано или поздно, но закончился. Либо присел — не в тюрьму, но в больницу с белыми стенами, и Олег и его подельники получили бы полный доступ к его компании. Серёжа был благодарен Игорю: он был обязан ему жизнью, делом всей жизни, здоровьем. Рассудком.
Сейчас Олег выглядел... нормально. Обычно. Бритый, осунувшийся заключённый, черты лица злые и острые, глаза холодные. Удивительно, как живуче человеческое тело, способность кожных тканей к регенерации поражает. Тогда, на суде, Серёже казалось, что лицо Олега никогда не будет выглядеть, как прежде.
— Привет, Серёжа, — сказал Олег тихо и мягко, — Как поживаешь? Как Италия? Как Вместе?
Серёжа стоял около закрытых железных дверей. У него было тридцать минут. Он думал, что запаникует. Его убеждали, что ему это не нужно. Убеждали, что ему станет хуже. Но ему это было нужно — и он не паниковал. Внутри было пусто-пусто.
— Хорошо, — сказал он, — И я, и Италия, и Вместе. Мы все поживаем хорошо. Недавно запустили ещё один апдейт. Вряд ли тебе это интересно.
Сергей посмотрел Олегу в глаза.
— Почему? — Олег пожал плечами и откинулся на спинку стула, — Интересно. Тут очень скучно, я готов поговорить про апдейт, если ты хочешь.
— Я не хочу, — сказал Серёжа, слегка наклонив голову вбок, — Я не для этого пришёл.
Он с лязгом отодвинул свой стул и сел, сложив руки замком.
— А зачем, Серёж? — елейным голосом спросил Волков, наклоняясь вперёд. Впервые Серёжа напрягся, а от его лица отлила краска, — Что ты хочешь обсудить? Зачем я тебя мучил?
— Все знают, зачем. Громкое вышло дело... — Серёжа криво улыбнулся. Он до сих пор помнил, как во время судов он боялся, что люди узнают подробности их отношений. Узнают, что Олег Волков не просто травил его на благо родине, но и насиловал. Бил. Что они узнают, как Серёжа рыдал перед Олегом Волковым на коленях, умоляя простить его неизвестно за что. Узнают, как Серёжа прижимался к Олегу всем телом после того, как тот заставил его копать себе могилу, и как повторял его имя.
Кто тогда захотел бы иметь дело с Сергеем Разумовским? Если бы не Игорь, который уничтожил записи с телефона Олега («Ему всё равно пожизненное светит, не вижу смысла в таких уликах»), пожалуй, общественность бы и правда узнала.
— Не могу понять только, когда ты изменился. Что произошло? Ты был нормальным. Хорошим. Мы были на одной стороне.
В тоне Серёжи не было ни капли надежды. Это была простая констатация факта: когда-то Олег Волков казался ему хорошим человеком. А потом выяснилось, что он ужасный человек. Так бывает. Но у Серёжи до сих пор не складывался пазл.
— Хочешь закрыть гештальт? — хмыкнул Олег, — Знаешь, Серёжа, с твой чувствительностью я бы в это не ле-
— Ты знаешь, что я могу устроить тебе проблемы, — резко перебил его Серёжа, — И я это сделаю.
Он помолчал, а затем повторил, словно одного раза было недостаточно:
— Сделаю, если ты не будешь говорить. Ты знаешь, что Игорь бил тебя по моей просьбе, — ложь. Но за эти несколько лет Сергей научился убедительно лгать, — Я не буду сильно грустить, если следующий «Игорь» тебя убьёт... случайно, разумеется. Но тебе будет плевать, случайно или специально.
Олег поднял руки и улыбнулся:
— Какой ты грозный. Где моя старая-добрая умница?
Глаза Серёжи потемнели.
— Отвечай на вопрос.
— Ладно, — легко кивнул он, — Ты мне нравился. Серьёзно, Серёж, ты был милым, в школе помогал мне с домашкой, меня восхищало то, как ты за меня цеплялся. Это было необычно. У всех бабы и мужики — как бабы и мужики, повстречались, посрались, разошлись. А тут такая любовь. Я ж не ожидал, что ты раскрутишься. Ждёт меня человек в Питере, готов ночевать на моём коврике, и пусть ждёт, мне приятно. А потом случилась твоя соцсеть...
Серёжа, не сдержавшись, закончил за него:
— ...И тебе меня заказали. Я знаю. Но заче-
— Нет, — спокойно сказал Волков, — Мне тебя не заказывали.
Серёжа уставился на него, стараясь скрыть изумление.
— Это новая информация, — заметил он, — То есть, это была твоя инициатива?
— То, что я тебе рассказывал про плен — всё правда, — он нехорошо улыбнулся, — Трупы там, пытки. Я, кажется, рассказывал тебе ту забавную историю про оторванные ногти? Тебе она понравилась... — Волков облизал губы.
— Помню. И что?
— Хочешь узнать, чем повстанцы пользовались, чтобы координировать свои действия, Серёжа? Как они нас поймали? Или тебе подсказать?
Олег замолчал, ожидая, что Серёжа попытается угадать. Серёжа не проронил ни слова: в эти игры он больше играть не намерен. Не дождавшись, Олег раздражённо повёл плечом, цокнул языком, и продолжил:
— Твоя соцсеть. Я слышал. Они говорили о русском интернете. О свободном русском интернете... — Олег передразнил манеру речи Серёжи.
Серёжа смотрел на Олега и не находил, что сказать.
— То есть, ты мне мстил? Лично? За то, что повстанцы слышали о моей сети, и, возможно, в ней сидели?
— Нет, — сказал Олег, — Мой настоящий мотив, как я уже не раз говорил — передача Вместе тем, кто смотрит на мир без розовых очков. Это в первую очередь. Для этого нужен был Чумной Доктор. Избавлялся я от ненадёжных подельников типа Исаевой и Зильченко... — Серёжа хорошо помнил, как на суде всплыл тот факт, что Олег купил у Зильченко дизайнерский бензодиазепин — препарат не был выпущен на рынок из-за токсичности и высокой способности вызывать зависимость, и Зильченко был только рад избавиться от партии по выгодной цене — выгоднее, чем он мог бы толкнуть на улицах. Именно этот препарат Олег давал Серёже на протяжении целого года. Бензодиазепины, даже легальные, при долгосрочном употребление и так могли вызвать нехорошие побочные эффекты, а тут ещё и препарат, который не прошёл клинические испытания...
— ...Но в результате я хотел дискредитировать именно Вместе. Месть тебе была в качестве приправы. Жаль, что не выгорело, и из-за твоей соцсети продолжат дохнуть люди, пока ты дрочишь на свободу слова и стоишь в белом плаще, параллельно отсасывая менту.
— Нет! — Серёжа ударил кулаком по железному столу. К ушам прилила кровь. Раздался неприятный грохот металла, — Не из-за меня! Тем более не из-за моей соцсети. С тем же успехом ты можешь обвинить тех, кто сшил им одежду, или производителей стульев, к которым эти сволочи тебя привязали. Но лучше присмотрись к реальным виновникам конфликта. Соцсеть — не оружие. Это способ коммуникации. Давай всем рты заклеим, вдруг кто-то преступление планирует!..
— Эх, а ведь на тебя смотрели бы по-другому, если бы я успел слить те фотки и видео с моего телефона, — перевёл тему Олег, оценивающе рассматривая Серёжу, — Мемчики бы делали. Свобода...
Серёжа благоразумно проигнорировал выпад.
— ...И я не сплю с Игорем.
— Надо же, — хмыкнул Волков, — Вот так и помогай Серёже Разумовскому. Думаю, Игорь тебе проклинает.
Серёжа нехорошо улыбнулся и подался вперёд. Волков, кажется, удивился — он раньше не видел, чтобы Серёжа улыбался так.
— Ну, Олеж, не всем же быть грязными животными. У некоторых в жизни другие интересы.
Послышался скрип двери. Серёжа обернулся:
— Время встречи вышло, — сказал охранник. Он старался говорить равнодушно, но взгляд выдавал заинтересованность. Ещё бы — не каждый день Сергей Разумовский с визитом наведывается.
Серёжа улыбнулся ему другой улыбкой.
— Спасибо большое. Мне и правда пора.
Муви. Флафф, ангст, АУ в таймлайне — Олег вернулся к Сереже после армии, «Вместе» уже существует. Сережа асексуал, Олег демисексуал. ООС.
Сережа откинулся на спинку кресла, сомкнул веки. На скулы легли длинные тени от ресниц — черные тонкие линии, будто нарисованные. Из окна лилось скудное питерское солнце, золотило рыжие пряди, подсвечивало россыпь веснушек на носу и щеках… Олег сглотнул. Опустил глаза к ладони, которую сжимал в руках. На ней были мелкие родинки и тонкие светлые волоски, мягкие, рыжие, которые хотелось целовать.
Час от часу не легче.
Он погладил ладонь кончиками пальцев, надавил сильнее, расслабляя кисть и запястье.
— Боже, — простонал Сережа, — ты мой спаситель. Мне казалось, я уже ничего не чувствую…
Аккуратными движениями Олег поднялся выше, до локтя. Касался осторожно и вдумчиво, чтобы снять зажимы, но не причинить боль. Это не сложно. Главное сосредоточиться.
Кровь под кожей Сережи бежала быстрее, на красивом лице отражалось блаженство, алые губы приоткрылись, и сосредоточиться никак не получалось. Когда Олег запустил пальцы под рукав короткой майки, Сережа прижался щекой к его ладони.
— Спасибо.
— Левую будем?
— Не знаю… Марго?
— Да, Сергей, — голос у помощницы был бесстрастный. Над ее эмоциональностью спецы пока работали. — Михаил Александрович в течение пяти минут ожидает вас в малом конференц-зале.
Сережа вздохнул, но не двинулся с места. Замер на несколько секунд, и Олег тоже замер — его кисть была зажата между горячей щекой и твердым плечом, как в капкане.
— Это надолго. Я тебе говорил про ту фармацевтическую компанию… Дождись меня вечером, ладно?
— Куда я денусь.
Сережа поцеловал его запястье, поднялся и вышел. Двери закрылись с тихим жужжанием, изображение Марго растаяло. Олег остался в кабинете один, сцепив руки в замок и неподвижно уставившись в окно. Запястье горело. Спиной он ощущал проницательный взгляд новорожденной Венеры, но изо всех сил старался не обернуться.
Поначалу она казалась Олегу обычной красавицей, робкой и трогательной. Шедевр как шедевр, много таких. Но постепенно, вглядываясь в пятисотлетний холст, Олег чувствовал, как в нежных штрихах проступает что-то новое, нездешнее, ощущал, как к восхищению примешивается странное, глухое раздражение. Безусловное божественное могущество Венеры давило, пробирало до костей.
Чем-то она напоминала Сергея, хотя в ней не было ничего мужского, а в нем — ничего женского.
Наверно, дело было в их над Олегом власти.
Он отвернулся от картины — он сам не заметил, как залип на нее опять. В кармане завибрировал телефон, и Олег ответил, вышел из кабинета, спустился на служебный этаж. Перерыв закончился.
Пару лет назад, когда он был младше и глупее и только вернулся из армии, должность начальника службы безопасности казалась ему чертовски романтичной. Охранять башню «Вместе» от драконов, шпионов и недобросовестных партнеров, — почти сказка, сбывшаяся детская мечта.
Но, как оказалось, башне ничего не угрожало. Жизнь на гражданке вообще была сплошной рутиной. Сережа избегал опасных людей и опасных предложений, система безопасности, как и все прочие, работала в штатном режиме, и, хотя Олег старался загружать себя по полной, свободного времени все равно хватало. Времени, чтобы думать о венерах.
В какой-то момент Олег поймал себя на том, что его голос звучит громче и злее, чем должен, и что в офисе стоит непривычная тишина, и что коллеги — его подчиненные, толковые трудолюбивые ребята, никак не виноватые в его бедах — недоуменно переглядываются. «Мы где-то налажали?» — было на их лицах.
Олег оборвал себя на полуслове. Улыбнулся, заговорил тише, разрядил обстановку дурацкой шуткой, и потом весь день следил за интонациями.
Раньше ему не приходилось «следить».
Когда солнце село и башня затихла, Марго включила ночной режим. В сумерках, подсвеченная мягким электрическим светом, Венера выглядела слабой, уязвимой, но Олег все равно чувствовал ее будто дамоклов меч над своей головой.
Олег мог уйти. Сережа дал бы ему выходной или отпуск по первому слову, на любое время. Условие было только одно: возвращайся. А какой смысл уходить, если потом возвращаться?
Олег сбросил пиджак, расстегнул рубашку, снял кобуру. Он уже забыл, когда в последний раз держал в руках настоящий боевой пистолет — башня “Вместе” была зоной, свободной от оружия. Но сейчас Олегу безумно хотелось выпустить обойму, почувствовать отдачу, запах… Надо будет выбраться в тир.
Двери открылись с тихим шелестом, экран на стене мигнул, приветствуя хозяина. Сережа застыл в проходе, в правой ладони он сжимал бутылку шампанского, левой показывал знак Вместе.
— Вижу, все прошло неплохо?
— Прекрасно! Просто здорово! Лучше чем… — Он шагнул вперед, споткнулся, и Олег поймал его на руки.
Искусство пить с партнерами и совсем не пьянеть он пока не постиг, но с каждым разом получалось все лучше.
— Теперь мы выпустим это дополнение! — восторженно выдал Сережа и прижался вплотную. — И много, много чего еще! Это не просто рекламный контракт, Олег, это революция…
Олег довел революционера до дивана, помог сесть. Сережа жарко дышал ему в ухо, пахнул одуряюще-сладко, и от его запаха можно было самому опьянеть.
— Это все благодаря тебе, — прошептал Сережа. — Без твоей помощи я бы ничего не смог.
— Глупости. Ты гений, и у тебя отличная команда. Ты несколько лет и без меня прекрасно справлялся.
Сережа замотал головой. Кончики длинных прядей мазнули Олега по губам, мурашки по горлу через солнечное сплетение спустились в живот.
— Нет. Ты не понимаешь. Я так тебе благодарен. Что мне для тебя сделать?
— Лечь спать, — Олег с трудом отлепил его от себя, поднялся и отставил бутылку. — Я в душ пойду. Или хочешь первый?
Сережа смотрел на него снизу вверх влажным блестящим взглядом. Веселье на его лице вдруг сменилось печалью.
— Ты же вернешься?
— Конечно. — Олег погладил его по щеке, хотя от неприятного предчувствия засосало под ложечкой. Пьяные перепады настроения с Сережей обычно не случались… Да и не выглядел он пьяным. — К чему вопрос?
— Просто…
Сережа опустил голову, спрятавшись за волосами. Уткнулся горячим лбом в обнаженный живот Олега, положил руки на бедра, выдохнул куда-то в пах. Олег растерянно опустил ладонь на его макушку, погладил растрепанные рыжие пряди.
— Что-то случилось?
Сережа расстегнул пряжку его ремня, и Олег отстранился, отдернул руку.
— Что ты?..
— Ты меня хочешь. Это не проблема. Давай я сделаю.
Будто о каком-то обновлении речь. О фиксе мелкого бага. «Не проблема, давай сделаю».
— Мы ведь уже обсуждали…
— Я знаю, как, — Сережа сглотнул. — Я смотрел. И практиковался. На бананах.
Олег никогда в жизни не слышал ничего более смешного и менее сексуального, но Сережа коснулся губами его пресса и стало не смешно.
По настенному экрану пополз значок входящего видео-вызова. Металлический голос зачитал имя абонента. Сережа вздрогнул, смутился — лицо пошло красными пятнами.
Олег отодвинул его и ушел в ванную, забыв полотенце, бритву и расческу, про все забыв. Врубил душ на максимум, так, чтобы струи больно хлестали по спине, и стиснул зубы. Перед глазами у него был Сережа — блестящий влажный взгляд исподлобья, темные пряди, прилипшие к вискам…
Олег задвигал рукой, пытаясь избавиться от возбуждения быстро и механически. Как привык. Как делал со старших классов. В его сексуальной жизни с тех пор ничего не изменилось, разве что теперь дрочить можно было не каждый день.
Он был настоящим везунчиком — из семи миллиардов людей выбрал человека без либидо.
Они с Сережей пытались заняться сексом. Давно, когда были младше, когда думали, что все различия можно стереть, если поговорить, не спешить и очень-очень захотеть. Вместе. Сережа был уверен в успехе, а Олег заражался его уверенностью, как всегда.
Ничего не вышло: Сережа зажимался, Олег несколько отвратительных минут ощущал себя насильником.
Он не хотел повторять это снова.
Он рассчитывал, что со временем желание утихнет, как всякая боль. Если ее игнорировать, то рано или поздно она пройдет — человеческое тело не может мучиться вечно. Но тело у Олега оказалось упертым. И сейчас облегчение не приходило, кончить не получалось. Олег сменил температуру, несколько минут простоял под ледяной водой, пока зубы не начали стучать, а эрекция не спала.
Ладно. Не смертельно.
Он вытерся полотенцем Сережи, бросил в стирку и вернулся в кабинет. Не оглядываясь, шагнул к выходу.
— Олег, останься.
— Зачем?
— Пожалуйста.
Ну блядь.
Он вернулся, сел на диван — так далеко от Сережи, как мог. Сложил руки на груди, чувствуя, как там опять шевелится дурное, бесполезное возбуждение. Почему в груди-то? Там же только сердце, чего ему неймется?
— Помнишь Лизу из отдела маркетинга? — начал Сережа. — Ты ей нравишься. Умная воспитанная девушка, я с ней говорил. И тебе она, вроде, тоже симпатична?
— О боже.
— Ты не должен страдать из-за того, что я ненормальный.
Олег потер переносицу. Замороженные мозги не хотели соображать.
Они с Сережей никогда не врали друг другу, и про свои чувства и желания говорили открыто. И этот разговор тоже у них был. Во «Вместе», конечно, хватало красивых-умных Лиз, Маш, Кать… В компании Сережи работали талантливые парни и девушки, искренне влюбленные в свое дело, молодые и яркие. Но никто из них и близко не стоял рядом с Венерой.
— Ты нормальный. Ты самый лучший. — Олегу захотелось прижать Сережу к себе, поцеловать в макушку, но он сдержался. — Успокойся. Мне уже не шестнадцать, все в порядке.
— Нет. Ничего не в порядке. Неудовлетворенные желания преобразуются в агрессию.
— Сереж…
— Это несправедливо.
Олег улыбнулся. Он не ощущал «агрессии», только нежность и немного усталости.
— Мир несправедлив. Но с этим можно жить. Давай закроем тему, сделать тебе чай?
Сережа упрямо сжал губы. Тема не закрывалась.
Они столько прошли вместе — от первых лет в интернате, от страха и одиночества, до этой башни, до триумфа. Расставались на долгие полтора года, чтобы снова сойтись, а теперь спорят из-за какой-то ерунды…
Сережа сжал его руку, настойчиво заглянул в глаза. С такой же настойчивостью он когда-то запускал соцсеть, которая сегодня меняла мир.
— Я тебя люблю. Давай попробуем снова. Если опять не получится, я больше никогда об этом не заговорю, клянусь.
— Сереж, чего ты зациклился? Мы ведь… Я не хочу об тебя дрочить, ты же не резиновая игрушка.
— Мне хорошо с тобой. Ты даже не представляешь, как! Сейчас, когда вокруг столько людей, мне только с тобой так хорошо…
«…и спокойно» он не произнес, но Олег сам знал. Для Сережи любовь означала уверенность и покой.
— Ты пьян?
— Я выпил бокал шампанского, чтобы расслабиться.
Он притянул ладонь Олега к своей груди, к заполошно стучащему сердцу, и посмотрел с требовательной надеждой, абсолютно трезво. Олег сдался. Как всегда.
— Ладно.
— Я в душ, жди тут.
Олег кивнул. Наверно, ему стоило встать и уйти. Они могут обсудить проблему завтра, на свежую голову, а лучше вообще не обсуждать. Все уже друг про друга выяснили, тысячу раз проговорили, даже со спецом советовались. Не было у Сережи сексуального желания, от природы не было, так с чего вдруг ему взбрело…
Он вернулся быстро. Не принял ванну, как обычно делал перед сном, и голову не высушил. Как будто боялся, что Олег за пару минут передумает и сбежит. Сережа накинул на голое тело халат и приглушил свет так, что стало почти ничего не видно. Раньше он не стеснялся.
— От кого прячешься?
— Нет. Просто… Мне так комфортнее.
Комфортнее так комфортнее. Разницы нет.
Олег шел за ним в спальню, как на эшафот. У кровати Сережа сгорбился, замер на несколько секунд, потом сбросил халат и опустился на подушки. Ложась рядом, Олег снова ощущал себя ублюдком. Его тело реагировало на близость как обычно — голова слегка кружилась и щемило в груди от запаха мятного геля для душа, от голой спины с выступающими позвонками, от прикосновения к влажным волосам и затылку…
Раздевшись, Олег с тоскливым смирением понял, что свихнется. У него поедет крыша и несовпадение ориентаций станет последней проблемой.
Но сейчас сходить с ума было нельзя, сейчас Сережа притянул его ближе, клюнул в уголок губ, уткнулся холодным носом в шею. Олег обнял в ответ, погладил напряженную худую спину, от затылка до поясницы. За день они оба устали. Расслабившись, Сережа быстро уснет, а Олег уйдет к себе, смотреть порно с бананами. И, наверно, скоро попросит отгул — где-нибудь напьется, даст кому-нибудь по морде, успокоится. Отличный план. Главное не светить лицом — бессмысленный мордобой не вписывался в корпоративную политику «Вместе»...
Он навис над Сережей, поцеловал в щеку, гладкую и мягкую, провел ладонями по широким плечам, разминая мышцы. Сережа выдохнул, расслабился, подставил горло для поцелуя. Как можно было его обидеть, такого доверчивого, такого открытого?.. Олег прижался ртом к адамову яблоку, лизнул. Это удовольствие он мог себе позволить.
— Еще, — прошептал Сережа.
Олег послушно спустился ниже, поцеловал твердые соски, дрогнувший живот, потом кончиком языка коснулся впадины пупка. Развел бедра Сережи, покрытые короткими волосками, и прижался к внутренней стороне щекой. Небритой. Сережа дернулся, зашипел, и Олег, извиняясь, оставил еще несколько поцелуев на его коже. Она во тьме словно сияла — Олег погладил белое круглое колено, крепкую лодыжку, губами коснулся выпирающей косточки. Он двигался на ощупь, почти вслепую, но все равно чувствовал сережин пристальный взгляд. Подхватив его ногу, он взял большой палец в рот и прикусил. Чистая кожа была безвкусной, пахла мятой. От возбуждения спирало дыхание, Олегу хотелось вылизывать тело Сережи снова и снова, как зверю. Он провел языком по шершавой подушечке, сжал зубы сильнее. Будто через вату услышал стон и сразу отпустил.
— Что? Больно?
Сережа покачал головой. Притянул к себе, близко-близко, и Олег почувствовал, как в живот ему упирается член… Возбужденный? Он неверяще обхватил его пальцами, провел вверх-вниз по твердому стволу, погладил влажную головку. Сережа мелко задрожал, развел ноги шире.
Так раньше не было. Никогда не было.
— Сереж?
— Давай же, — он вскинул бедра, больно впился ногтями в спину, — давай, я тебя хочу, войди уже, ну, черт…
Перед глазами у Олега поплыло. Соображать стало совсем невозможно, но краем сознания — той частью, которая не вырубалась рядом с Сережей никогда, с самого детства, — он понял, что слушаться нельзя, что будет больно, что на подготовку им обоим не хватит терпения…
— Повернись спиной, — сказал Олег.
Уткнулся горящим лицом в затылок, во влажные прохладные волосы, вставил член между бедер Сережи — он сжал ноги, притиснулся вплотную, повернул голову, чтобы поцеловать. Издал еще один незнакомый, пробирающий до мурашек звук — низкий грудной стон.
— Так же не бывает, — выдохнул Олег ему в спину.
Обхватил его член ладонью и начал двигаться. Под веками заплясали цветные точки, дрожь пронеслась по хребту. Удовольствие было, как удар под дых, ни вдохнуть, ни выдохнуть. В голове осталась только блаженная пустота. Ладонь Олега была мокрой от спермы, грудь Сережи ходила ходуном, на шее выступил пот, и Олег, не задумываясь, слизал капли.
Какое-то время они лежали неподвижно, вплавившись друг в друга, склеившись. В памяти Олега мелькали обрывки статей, что-то про либидо, про изменчивость, про силу и направленность влечения… Он позволял мыслям течь, не фокусируясь ни на одной. Ему было слишком хорошо. Ему никогда еще не было так хорошо и легко.
Когда Сережа повернулся, Олег взял его ладони в свои и поцеловал. Кончиками пальцев убрал длинные пряди со лба, погладил высокие скулы, широкую линию челюсти. Красота ощущалась даже на ощупь. Сережа пробормотал что-то, впился руками в ягодицы Олега, притянул ближе, потерся всем телом. В его движениях не было смущения, он не прятал лицо, не пытался отпрянуть, как раньше…
— Я хочу, чтобы ты меня взял, — его голос был глухим и хриплым, словно после болезни. — Хочу, чтобы втрахал в кровать. Чтобы я завтра ходить не мог.
— Марго, свет, — сказал Олег.
Освещение возвращалось плавно, Марго щадила их глаза. Рыжие пряди Сережи завились от воды и оставили на подушке мокрые пятна. Его сомкнутые ресницы дрожали. Он кусал губы. Снова и снова.
— Посмотри на меня, — велел Олег.
Взгляд был бессмысленным — огромный черный зрачок, тонкий кружок радужки. Желтоватый. Как медное кольцо.
— Что ты принял?
— Ничего. — Он криво улыбнулся, поднял руку, но сразу уронил, будто она весила тонну. — Ну же. Иди ко мне. Ну…
Олег сел. Он пытался вспомнить, у каких наркотиков может быть такой эффект, но ничего не шло в голову. Может, что-то из той фармкомпании, какая-нибудь экспериментальная херня?.. Да нет, Сережа никогда бы посторонним не рассказал…
Сережа никогда раньше ему не врал.
— Это не опасно, — пробормотал он. — Не уходи. Останься.
Зажмурился опять. Потерся щекой о подушку, обнял ее обеими руками и поцеловал, словно не мог отличить от живого тела.
— Ты с ума сошел, — сказал Олег.
Он натянул брюки и вышел — сам не заметил, как добрался до двери, как по коридору дошел до балкона. Гладкий пол холодил босые ступни. Верхний этаж башни был пуст, внизу мерцали огни ночного города. Безумно хотелось курить, хотя Олег бросил давно, сразу после армии, — Сережа не выносил запах…
Неужели он верил, что сможет обмануть? Неужели думал, что Олегу нужна эта жертва? Хотя Олег сам виноват, что пялился, как голодная псина, что согласился, что... Что теперь? Сказать: «все прошло, забыли, я тебя больше не хочу»? Это будет жестокостью и ложью. Сделать вид, что все в порядке? Это тоже будет ложью и жестокостью.
Но не жестокий вариант Олег придумать не мог.
В темном ночном небе мигал самолет. Звезд не было, как и всегда.
— Марго, ты можешь показать мне состояние Сергея Разумовского?
— Да. Ваш уровень допуска: безусловный.
Маленький настенный экран вспыхнул. Все цифры — давление, сердцебиение, температура — были в норме, и Олег бестолково всматривался в них несколько секунд.
— В случае опасности, — вдруг выдала Марго, — запрограммирован вызов экстренных служб. Желаете изменить протокол?
— Нет.
Олег снова поднял голову, но самолет уже исчез и небо стало безнадежно черным.
Выдохнув, он медленно направился назад, в комнату. Он останется до утра, убедится, что от этой дряни Сереже не будет плохо. И нужно несколько дней, чтобы передать полномочия — зам у Олега амбициозный умный парень, быстро все схватит…
В этот раз, проходя мимо Венеры, Олег смог не обернуться.
По мотивам вечернего обсуждения Олега и Серёжи в летнем лагере написался небольшой фик
No context, но Дракон учится в том же интернате, что и сероволки, и они арбузят его зубной пастой. Это описание
В первый же вечер Серёжа говорит, что ночью нужно обмазать Вадика зубной пастой, и Олег с готовностью соглашается. Тут ведь как — или ты, или тебя, и в этом противостоянии нужно сразу захватить первенство.
— Давай на веки ему выдавим весь тюбик, — кровожадно предлагает Серёжа. — Паста-то ядреная, с ментолом…
Олег кривится. До Вадика и его глаз ему нет никакого дела, но что травмоопасно — то заметно для воспитателей, вожатых и прочих высоких лиц.
— Не хочу нам по красной полоске в личные дела, — отвечает он. — Там и так уже… На целый флаг Союза хватит.
Серёжа смеется.
Когда наступает время после отбоя — главное не вырубиться случайно. А ведь в сон клонит после долгой дороги, после жаркого автобуса, после заселения и разбора вещей. Чтобы не уснуть, Олег начинает вспоминать выученные аккорды и перебирать пальцами как на грифе гитары. Потом это утомляет, и он крутится с боку на бок, вздыхает, трет глаза, только бы отвлечься. Мягкая подушка так и манит к себе. Постепенно дыхание остальных спящих в комнате становится спокойнее, медленнее и размереннее — все засыпают всё крепче. Олег тоже почти, как чувствует тычку в бок, такую привычную и родную.
— Ты что там, уснул? — шепотом спрашивает Серёжа. Судя по голосу, он необычайно бодр, а когда он еще и щелкает неизвестно где добытой зажигалкой — «да будет свет!» — то Олег видит пляшущих в его глаза бесиков.
В другой руке у Серёжи тюбик зубной пасты.
Они вылезают через окно — все равно открыто, а дверью скрипеть не хочется — по очереди подсвечивая себе зажигалкой.
— Черт, ну и темень, — жалуется Серёжа, запнувшись обо что-то. Олег думает, как вообще в такие моменты Серёжа сдерживается, чтобы не материться.
Но вообще-то он прав — в городе никогда не было абсолютно темных ночей, всегда светили фонари, доблескивали фары машин, а окна домов подкрашивали небо мягким желтым сиянием. А тут чисто лес — темный и непроглядный.
— А теперь главное тихо, — шипит Серёжа. — Не спугни.
— А что я-то сразу? — возмущается Олег в ответ, как будто он тут самый неуклюжий, но Серёжа не отвечает и уже лезет в открытое окно соседнего домика. Держа тюбик в зубах, как какой-нибудь американский вояка во вьетнамских джунглях свой кинжал. Олегу ничего не остается, кроме как последовать за ним.
В спальне они по очереди обходят кровати, чиркая зажигалкой возле каждой.
— Нет.
— Не он.
— И этот тоже.
Ходить между кроватями нужно очень осторожно, практически на цыпочках, одна скрипнувшая половица — и весь план рухнет. У Олега от адреналинового восторга аж сердце бьется куда быстрее, чем обычно. Вот оно, достойное их двоих с Серёжей занятие — совершить диверсию в стан врага и морально его раздавить.
— Он! — громче, чем нужно, шепчет Олег, ликуя. Белобрысая голова с противной рожей считываются и узнаются мгновенно.
— Значит, так, — посвящает Серёжа Олега в планы. — Сначала — по ногам и туловищу. Через одеяло не почувствует. Потом руки. В конце — рожа. Если проснется — мы быстро валим. Понял?
Олег с готовностью кивает. Пока Серёжа создает освещение зажигалкой, Олег послушно выполняет его указания, едва сдерживаясь от хихиканья.
«Это война, — думает он, — теперь уже точно». Но их двое против одного Вадика. У которого-то, конечно, есть свои прихвостни и верные оруженосцы, но куда им там до Олега с Серёжей. «Мы — настоящий союз, команда, дуэт», — эти мысли его и веселят, и греют.
«Это война», — повторяет мысленно Олег, сжимая мягкий тюбик и выводя узорчатых змеек. «Война», — думает он, решаясь — и рисует ментоловый хер на лбу Вадика.
«Война так война, господи, как бы не заржать».
— Ну нифига ты, — комментирует Серёжа. Кажется, в восхищении.
— Гордишься мной? — спрашивает Олег, поворачиваясь к нему.
— А то, — Серёжа улыбается. — Только теперь пора валить, пока нас не засекли.
— А то будет пиздиловка, — добавляет Олег.
Возвращаются они так же, как и пришли — через окно, потом по темной тропинке, и к себе в спальню.
— Доброй ночи, — говорит Серёжа, прежде чем завалиться в кровать.
— Давай, — отвечает Олег, и сам залезает под тонкое одеяло.
Он уже почти засыпает, но успевает подумать, что первый бой точно остался за ними. А дальше — их будет еще много.
Война — так война, и лето обещает быть веселым.
#32. Выбор, сероволки, Серёжа-абьюзер.
В то холодное утро Олег очень спешил.
Он вовсе не планировал побег.
Здание, где Серёжа арендовал половину этажа под «Вместе», находилось за три станции метро от их квартиры. Всего ничего — но Олег проспал, а предупредить о задержке Серёжу не смог — Серёжа не брал трубку. Это было не к добру, поэтому Олег практически бежал от метро к зданию.
Но, открыв дверь кабинета, Олег выдохнул. Серёжа был в порядке. Работал.
— Соня погибла сегодня ночью, — хмуро сказал Серёжа, стоило Олегу преступить порог. Он оторвался от компьютера и посмотрел Олегу в глаза, — Помнишь её? Ты ушёл на тренировку, я тебе запись кидал.
Олег едва заметно кивнул. Он знал, что в такие моменты лучше молчать. Нужно дать Серёже выпустить пар. Серёжа не любил, когда Олег встревал с замечаниями или вопросами. Олег бесшумно сел на диванчик для посетителей, снял рюкзак и приготовился слушать.
На кофейном столике напротив лежал недоеденный круассан, грязные чашки из-под кофе и несколько открытых баночек с химозной сладкой водой. Серёжа ночевал здесь, Олег — дома. Серёжа вроде как не был против, если Олег уезжал ночевать домой, когда он оставался работать в офисе допоздна. Вроде как.
— Сколько в Питере таких детей, Олег? Им никто не помогает, — голос Серёжи дрогнул, он нервно дёрнул плечом; потупил взгляд, — Фонды пилят бабло, дети умирают мучительной смертью... Я проверил их базы, и знаешь что, Олег? Они собрали достаточно денег, но Соню никто не прооперировал. Хотя у них была возможность это сделать!
Он резко встал, захлопнув крышку ноута. Олег проследил за его движениями. Серёжа прошёлся взад-вперёд, затем схватил с кофейного столика одну из открытых баночек с газировкой и запустил в стену. Послышался тихий глухой удар. Остатки липкой жидкости серыми пятнами разлились по белой поверхности стены и маленькой лужей — по тёмному ламинату. Серёжа несколько секунд стоял, не двигаясь, а затем поднял со стола чашку, и отправил её вслед за баночкой. Чашка с грохотом раскололась на четыре крупных части.
— Людям плевать!
Серёжа прошёл к своему столу, резко схватил телефон и начал что-то печатать. Олег тоже достал свой — телефоны у них были одной модели. Сенсорные, красивые, с кучей классных фишек — Серёжа купил их примерно два месяца назад.
Олег знал — Серёжа хотел, чтобы они вместе посмотрели на Соню.
Олег заслужил — его не было рядом в тот день, когда Серёжа ходил в больницу волонтёром, и заодно чтобы обговорить безвозмездную рекламу фонда во Вместе, которая, очевидно, теперь не состоится.
Кроме того, он оставил Серёжу на ночь в офисе одного.
На экране его телефона с тихим «дзынь» высветилось уведомление — пришло.
Олег нажал на иконку, выводя на экран личные сообщения. Картинки, которые прислал Серёжа, подгружались медленно. То ли виной этому был баг сети, то ли скорость интернета.
— Приюты тоже пилят деньги, — зло сказал Серёжа, сметая на пол с рабочего стола какие-то папки. Олег непроизвольно перевёл взгляд на них, — Возможно, ради собак у тебя получится отменить вечернюю тренировку. Не всё же людей бить в зале, и мечтать о том, как ты будешь по ним стрелять.
Олег глянул на экран телефона и увидел несколько полноразмерных фотографий собак неопределенной породы в крови и гное. У одной не было половины головы. Олег несколько раз тыкнул на «обратно», пока телефон не среагировал. Он не был неженкой — он сохранил непроницаемое выражение лица, хотя внутри всё похолодело; Олег с детства плохо переносил вид изувеченных животных. От правды жизни не убежишь, но начать утро хотелось иначе...
— Я кинул им деньги и дал рекламу, но кто знает, на что на самом деле они их тратят. Сходи туда, Олег.
Олег вздохнул и сказал:
— Хорошо. Схожу.
Серёжа хотел до него достучаться — у него вышло.
— Я пойду с тобой.
— Хорошо.
Ему захотелось выпить чего покрепче. И свалить. Но куда там!
Он был нужен в офисе.
Серёжа хотел видеть его рядом. Он брал его даже на встречи с инвесторами: «если они дадут понять, что тебе со мной нельзя, ты можешь просто посидеть в коридоре и подождать меня, Олег». Так, мол, ему спокойней. Олег не был во Вместе кем-то определенным — он был просто «при нём». При Серёже. Официальной зарплаты у него тоже не было — Серёжа не хотел, чтобы их связывали профессиональные отношения; он считал, это разрушит их связь.
— Олег, — он сказал в день его возвращения из армии, прижимаясь к нему всем телом, — я тебя никогда не выгоню. Ты это знаешь? Всё моё — твоё. Ты не мой работник — ты мой самый близкий человек. Ты мне нужен. Всегда нужен.
Олег и правда был нужен Серёже всегда. Кроме сопровождения на встречи, у него была только одна обязанность: молча сидеть в его кабинете — тихо, как мышь, потому что Серёжа работал. Звуки, даже непроизвольные, Серёже мешали, но без присутствия Олега Серёжа не справлялся. Серёжа так и говорил: не могу, мол, без тебя работать, сразу все мысли не о том.
Однажды Олег не выдержал — попросился в туалет и ушёл гулять. Хотелось размять ноги и проветрить голову. Сидеть часами без дела было охренеть как сложно, кто бы что ни говорил. Когда он вернулся, он обнаружил Серёжу на полу без сознания. Олег перепугался до жути, дошло до вызова скорой. К счастью, всё обошлось — Серёжу отпустили к вечеру.
— Спасибо, Олег, — слабо шептал тогда Серёжа, уткнувшись носом ему в плечо, — Спасибо. Спасибо. Я без тебя не могу. Совсем.
Олег ему верил. Серёжа и правда без него не мог.
Была ещё одна попытка ослабить тиски — Олег попытался найти нормальную работу. Решил, что больше играть роль статуи не может и не хочет, от перманентного бездействия он сходил с ума. Но Серёжа был категорически против. Он умолял Олега не уходить, умолял не бросать его, признавался, что жить не хотел, когда Олег был в армии. Плакал. Олегу было его искренне жаль — он пытался успокоить Серёжу, вразумить; Олег ведь его не бросал — он собирался найти работу в Питере.
Он повторял, что они будут видеться по выходным («это у тебя, Олег, будут выходные, у меня выходных нет!») и по вечерам. Но, в конце-концов, от нервов Серёжа опять заболел. Обошлось без скорой: у него просто подскочила температура и начался бред. Олег гладил его по волосам и касался губами горячего лба. Он тогда дал Серёже все возможные обещания... он знал, что выполнить их не сможет. Уже тогда знал.
— Ты меня убиваешь, — тихо сказал ему Серёжа на следующее утро, — Поверить не могу, что я всё равно так сильно тебя люблю.
Олег уже тогда знал, что должен уйти. Но не мог понять, куда — и не мог решиться.
Звонок решил всё.
День тёк своим чередом. Телефон Олега завибрировал ближе к полудню. Серёжа нахмурился, цокнул языком, но всё-таки кивнул — мол, выйди в коридор и ответь.
Олег так и сделал.
Звонил Шура. Откуда у него был его новый номер, Олег не знал, и спрашивать не стал — он смирился, что в век технологий найти при желании можно кого угодно. Они поболтали, неожиданно голос Шуры стал серьёзней, и он спросил:
— Слушай, ты же, помню, на контракт хотел? Тут о тебе болтают, вспоминают. Есть одна работёнка. Хочешь? Или занят?
Олег пожал плечами. Серёжа будет против. Серёжа будет в отчаянии. Серёжа не простит ему этого.
Но Олег... хотел уехать. Он хотел увидеть ребят. Хотел вернуться к той, другой жизни. Но Серёжа...
Вдруг перед глазами встала яркая картина: как Серёжа несколько дней назад орал на него за то, что Олег «выглядит, как солдат», имея в виду, конечно, позу, в которой тот сидел у него в кабинете. Он вспомнил, как Серёжа его ударил по лицу, когда он упомянул, что думает о том, чтобы продолжить службу. Он вспомнил их утренний разговор...
И вдруг Олега осенило: Серёжа уже его ненавидел. Возможно, сам сам этого не понимая, но какая разница? Серёжа уже его не простил. Терять нечего. Олегу, возможно, больно от этого осознания. Но в то же время, он чувствовал облегчение.
— Помню, — тихо сказал Олег, — И всё ещё хочу.
Он знал, что если он уедет, возвращаться нельзя. Он помнил, что Серёжа ему говорил — что из-под земли достанет. Олег знал, что он не шутил — знал и то, что Серёжа с каждым днём становится влиятельнее. Поэтому он должен уехать незаметно.
И пропасть.
#32. Выбор, сероволки, Серёжа-абьюзер. Отредактированная версия.
В то холодное утро Олег очень спешил.
Он вовсе не планировал побег.
Здание, где Серёжа арендовал половину этажа под «Вместе», находилось за три станции метро от их квартиры. Всего ничего — но Олег проспал, а предупредить о задержке Серёжу не смог — Серёжа не брал трубку. Это было не к добру, поэтому Олег практически бежал от метро к зданию.
Но, открыв дверь кабинета, Олег выдохнул. Серёжа был в порядке. Работал.
— Соня погибла сегодня ночью, — хмуро сказал Серёжа, стоило Олегу преступить порог. Он оторвался от компьютера и посмотрел Олегу в глаза, — Помнишь её? Ты ушёл на тренировку, я тебе запись кидал.
Олег едва заметно кивнул. Он знал, что в такие моменты лучше молчать. Нужно дать Серёже выпустить пар. Серёжа не любил, когда Олег встревал с замечаниями или вопросами. Олег бесшумно сел на диванчик для посетителей, снял рюкзак и приготовился слушать.
На кофейном столике напротив лежал недоеденный круассан, грязные чашки из-под кофе и несколько открытых баночек с химозной сладкой водой. Серёжа ночевал здесь, Олег — дома. Серёжа вроде как не был против, если Олег уезжал ночевать домой, когда он оставался работать в офисе допоздна.
Вроде.
— Сколько в Питере таких детей, Олег? Им никто не помогает, — голос Серёжи дрогнул, он нервно дёрнул плечом; потупил взгляд, — Фонды пилят бабло, дети умирают мучительной смертью... Я проверил их базы, и знаешь что, Олег? Они собрали достаточно денег, но Соню никто не прооперировал. Хотя у них была возможность это сделать!
Он резко встал, захлопнув крышку ноута. Олег проследил за его движениями. Серёжа прошёлся взад-вперёд, затем схватил с кофейного столика одну из открытых баночек с газировкой и запустил в стену. Послышался тихий глухой удар. Остатки липкой жидкости серыми пятнами разлились по белой поверхности стены и маленькой лужей — по тёмному ламинату. Серёжа несколько секунд стоял, не двигаясь, а затем поднял со стола чашку, и отправил её вслед за баночкой. Чашка с грохотом раскололась на четыре крупных части.
— Людям плевать!
Серёжа прошёл к своему столу, резко схватил телефон и начал что-то печатать. Олег тоже достал свой — телефоны у них были одной модели. Сенсорные, красивые, с кучей классных фишек — Серёжа купил их примерно два месяца назад.
Олег знал — Серёжа хотел, чтобы они вместе посмотрели на Соню.
Олег заслужил — его не было рядом в тот день, когда Серёжа ходил в больницу волонтёром, и заодно чтобы обговорить безвозмездную рекламу фонда во Вместе, которая, очевидно, теперь не состоится.
Кроме того, он оставил Серёжу на ночь в офисе одного.
На экране его телефона с тихим «дзынь» высветилось уведомление — пришло.
Олег нажал на иконку, выводя на экран личные сообщения. Картинки, которые прислал Серёжа, подгружались медленно. То ли виной этому был баг сети, то ли скорость интернета.
— Приюты тоже пилят деньги, — зло сказал Серёжа, сметая на пол с рабочего стола какие-то папки. Олег непроизвольно перевёл взгляд на них, — Возможно, ради собак у тебя получится отменить вечернюю тренировку. Не всё же людей бить в зале, и мечтать о том, как ты будешь по ним стрелять.
Олег глянул на экран телефона и увидел несколько полноразмерных фотографий собак неопределенной породы в крови и гное. У одной не было половины головы. Олег несколько раз тыкнул на «обратно», пока телефон не среагировал. Он не был неженкой — он сохранил непроницаемое выражение лица, хотя внутри всё похолодело; Олег с детства плохо переносил вид изувеченных животных. От правды жизни не убежишь, но начать утро хотелось иначе...
— Я кинул им деньги и дал рекламу, но кто знает, на что на самом деле они их тратят. Сходи туда, Олег.
Олег вздохнул и сказал:
— Хорошо. Схожу.
Серёжа хотел до него достучаться — у него вышло.
— Я пойду с тобой.
— Хорошо.
Ему захотелось выпить чего покрепче. И свалить. Но куда там!
Он был нужен в офисе.
Серёжа хотел видеть его рядом. Он брал его даже на встречи с инвесторами: «если они дадут понять, что тебе со мной нельзя, ты можешь просто посидеть в коридоре и подождать меня, Олег». Так, мол, ему спокойней. Олег не был во Вместе кем-то определенным — он был просто «при нём». При Серёже. Официальной зарплаты у него тоже не было — Серёжа не хотел, чтобы их связывали профессиональные отношения; он считал, это разрушит их связь.
— Олег, — он сказал в день его возвращения из армии, прижимаясь к нему всем телом, — я тебя никогда не выгоню. Ты это знаешь? Всё моё — твоё. Ты не мой работник — ты мой самый близкий человек. Ты мне нужен. Всегда нужен.
Олег и правда был нужен Серёже всегда. Кроме сопровождения на встречи, у него была только одна обязанность: молча сидеть в его кабинете — тихо, как мышь, потому что Серёжа работал. Звуки, даже непроизвольные, Серёже мешали, но без присутствия Олега Серёжа не справлялся. Серёжа так и говорил: не могу, мол, без тебя работать, сразу все мысли не о том.
Однажды Олег не выдержал — попросился в туалет и ушёл гулять. Хотелось размять ноги и проветрить голову. Сидеть часами без дела было охренеть как сложно, кто бы что ни говорил. Когда он вернулся, он обнаружил Серёжу на полу без сознания. Олег перепугался до жути, дошло до вызова скорой. К счастью, всё обошлось — врачи Серёжу отпустили домой к вечеру.
— Спасибо, Олег, — слабо шептал тогда Серёжа, уткнувшись носом ему в плечо, — Спасибо. Спасибо. Я без тебя не могу. Совсем.
Олег ему верил. Серёжа и правда без него не мог.
Была ещё одна попытка ослабить тиски — Олег попытался найти нормальную работу. Решил, что больше играть роль статуи не может и не хочет, от перманентного бездействия он сходил с ума. Но Серёжа был категорически против. Он умолял Олега не уходить, умолял не бросать его, признавался, что жить не хотел, когда Олег был в армии. Плакал. Олегу было его искренне жаль — он пытался успокоить Серёжу, вразумить; Олег ведь его не бросал — он собирался найти работу в Питере. Он повторял, что они будут видеться по выходным («это у тебя, Олег, будут выходные, у меня выходных нет!») и по вечерам. Но, в конце-концов, от нервов Серёжа опять заболел. Обошлось без скорой: у него просто подскочила температура и начался бред.
Олег гладил его по волосам и касался губами горячего лба. Он тогда дал Серёже все возможные обещания... он знал, что выполнить их не сможет. Уже тогда знал.
— Ты меня убиваешь, — тихо сказал ему Серёжа на следующее утро, — Поверить не могу, что я всё равно так сильно тебя люблю.
Олег уже тогда знал, что должен уйти. Но не мог понять, куда — и не мог решиться.
Звонок решил всё.
День тёк своим чередом. Телефон Олега завибрировал ближе к полудню. Серёжа нахмурился, цокнул языком, но всё-таки кивнул — мол, выйди в коридор и ответь.
Олег так и сделал.
Звонил Шура. Откуда у него был его новый номер, Олег не знал, и спрашивать не стал — он смирился, что в век технологий найти при желании можно кого угодно. Они поболтали, неожиданно голос Шуры стал серьёзней, и он спросил:
— Слушай, ты же, помню, на контракт хотел? Тут о тебе болтают, вспоминают. Есть одна работёнка. Хочешь? Или занят?
Олег пожал плечами. Серёжа будет против. Серёжа будет в отчаянии. Серёжа не простит ему этого.
Но Олег... хотел уехать. Он хотел увидеть ребят. Хотел вернуться к той, другой жизни. Но Серёжа...
Вдруг перед глазами встала яркая картина: как Серёжа несколько дней назад орал на него за то, что Олег «выглядит, как солдат», имея в виду, конечно, позу, в которой тот сидел у него в кабинете. Он вспомнил, как Серёжа его ударил по лицу, когда он упомянул, что думает о том, чтобы продолжить службу. Он вспомнил их утренний разговор...
И вдруг Олега осенило: Серёжа уже его ненавидел. Возможно, сам этого не понимая, но какая разница? Серёжа уже его не простил. Терять нечего. Олегу, возможно, больно от этого осознания. Но в то же время, он чувствовал облегчение.
— Помню, — тихо сказал Олег, — И всё ещё хочу.
Он знал, что если он уедет, возвращаться нельзя. Он помнил, что Серёжа ему говорил — что из-под земли достанет. Олег знал, что он не шутил — знал и то, что Серёжа с каждым днём становится влиятельнее. Поэтому он должен уехать незаметно.
И пропасть.
Очень странно, что сюда не принесли это:
Анон пишет:▼Вадим Горыныч кидает муви!Сережу в перемолку, Олег недоволен⬍Он знал, что, когда доберется до этого уебка, никто его не остановит. Академическая злость бурлила в Вадиме Горыныче с тех самых пор, как он ознакомился с перечнем потерь, учиненных в результате беспорядков, замышленных Сергеем Разумовским.
Вандалы под шумок надломили копыта Медному всаднику, кучка уебков выбила окна в Зимнем Дворце, повредив, вдобавок, фасад здания, а другие недоумки сожгли к чертовой матери домик Петра I... И это лишь часть.
По-хорошему, искать и мочить нужно было всех тех негодяев, совершивших перечисленные ужасти, но они ведь просто рой пчел, которые последуют туда, куда матка велит.
Избавиться следовало от него, Разумовского. Которого, по какой-то неведомой причине, заперли в психбольнице, а не в «Полярной сове».
Но ничего, Вадим знал, что Разумовского отправятся спасать. Даже правильно угадал, кто. Вадим вовремя присоединился к группировке, чьей задачей было похитить угашенного либераху из лечебницы.Вырубить сообщников Волкова было тяжело, угнать машину с Разумовским — еще тяжелее, но все-таки не зря его звали Драконом.
Доехав до мясокомбината, где Вада уже поджидали проверенные люди, похититель вытащил Разумовского из багажника и поволок внутрь.
— Что ты... Делаешь? — ошарашенно хрипел Сергей. — Тебе нужны мои деньги? Доступ к Вместе?
— Помалкивай, — огрызнулся Вадим.
Лишь когда они дошли до перемолки, ум Разумовского прояснился.
И Рыжий принялся нервически хохотать, пока напарники Вада заводили механизм. Может, не будь руки Сергея связаны, тот бы кинулся драться, но у него не было шансов против такого громилы, как Вадим Горыныч.
— У тебя заказ на меня?
— Нет.
— Тогда что, я убил кого-то из твоих близких друзей? Какого-то поганого чинуша? Или, может, другой коррумпированный элемент?
— Хуже, — осклабился Вад. — Ты убил моральный облик жителей моего города на целые сутки. И что дальше? Власти выделят баснословные суммы на реставрацию памятников, попилят бюджет, сделают тяп-ляп... А домик Петра вообще не восстановят в прежнем виде. И за подобные проказы тебя отправят в просто, сука, псих-мать-ее-больницу? Нет, — Дракон указал на крутящуюся перемолку. — Вот, где место тем, кто не уважает культурные памятники.
Сергей вскинул брови.
— Какой толк от культурных памятников в столице, погрязшей в бескультурье? Я бы мог очистить Питер. Да, что-то неизбежно пострадало бы, но и? Лес рубят — щепки летят.
Вадим осклабился, ладони его превратились в кулаки.
— Я тебе, блядь, скажу, что "и". До тебя, после тебя — люди как были "бескультурными", так и оставались. Но в них еще тлело хоть что-то святое. Они уважали свою историю! Ты же довел их до животного состояния, и ты сделаешь это вновь, если от тебя не избавиться.
— Я этот город лечил!
— Ты его калечил! От сожженной тобой мусорки смог стоял пару недель!
— Лес рубят — щепки летя...
Но Сергей не успел договорить. Одним мощным ударом Дракон свалил его в перемолку. Механизм, поскрипывая, принялся за дело. Сергей орал, кричал, пока не заглох.
Тут в гулкое помещение и ворвался Олег. Вымазанный в крови.
— Нет... Нет-нет-нет, я не успел! — отбрасывая пистолет, возопил он. Очевидно, пули у Олега кончились.
По-хорошему, вмазать бы ему теперь Ваду, но шок от увиденного пригвоздил Волкова к холодному полу.
— Псих. Чертов псих.
Дракон перевел дыхание. Подумал, что можно было бы, в принципе, сначала Сергея четвертовать...
«Да уж, мысли у меня»
— Может быть, и псих. Все-таки, я с истфака, — он достал из-за пазухи сигареты. Закурил. — Ну хоть со студентками не встречаюсь.Сегодня утром ты причинил мне боль
▼фиксит фика с перемолкой⬍На высоком зелёном листе расползались мелкие пятна. Как ржавчина. Бутон она тоже затронула, рыжими клеймами изуродовала нежные лепестки. Откуда взялась эта дрянь и кто ее принес? Все луковицы были правильно высушены, Алтан сам обрабатывал почву раствором медного купороса…
Проклятье. Неужели, как бы ты ни был осторожен, как бы тщательно ни вел отбор, все равно какая-нибудь безмозглая уродливая гниль проберется в твою оранжерею и все испортит?!..
В колонках играл Моцарт, третий концерт для скрипки, но перед ботритисом и его гений был бессилен.
В глазах у Алтана плыло. Он понял, что сжимает пистолет до боли, до спазма, и усилием воли разжал пальцы. Ему казалось, что отдача все еще бьет в ладонь, в плечо, в грудь, там, где заходится в бессильной ярости сердце.
Разумовский мертв.
Алтан никогда не совершит месть сам.
Никогда не увидит его боль и страх, не услышит крик.
А из-за грибка придется уничтожить весь куст!..
В уши ударила дисгармония, что-то вроде: «caught in a bad romance», и Алтан скривился.
Двери, наконец, распахнулись.
— Почему так долго?
Парни с черным мешком для мусора проблеяли извинения, не поднимая глаз, не разгибаясь из поклона.
— Убирайте. И пол продезинфицируйте. — Алтан снова обернулся к цветам. — И вырубите эту мерзость.
Песня замолчала.
Алтан коснулся тонких лепестков и погладил, извиняясь.
Не стоило кричать. Не стоило убивать этого ублюдка здесь. Просто рука дернулась.
Алтан вслушивался в нежную трепетную скрипку и впитывал в себя гармонию струнных, стараясь успокоиться.
Все нормально.
Все в порядке.
Он сделал глубокий вдох. Стало легче. Он снова перевел взгляд к изуродованному цветку и всмотрелся внимательнее. Может, грибок ему показался?
Он достал белоснежный платок и аккуратно вытер лист. На ткани остались алые пятна. Просто кровь. Всего лишь кровь.
Алтан убрал ее, потом прошелся по листьям и лепесткам еще раз антибактериальным составом. Мало ли, какая зараза была в той безмозглой башке.
Золотые бутоны с удовольствием принимали ласку и целовали ладони Алтана в ответ.
Им нравилась кровь.— Сереж?
В подвале был собачий холод, под потолком болталась одинокая лампочка, и ее света едва хватало, чтобы развеять мрак. Сережа сидел на куче мешков. Сгорбившись, обхватив себя за плечи, прижав колени к груди. Белая больничная одежда стала красной, с длинных волос текло, а с лица, покрытого кровью, ошалело смотрели два огромных голубых глаза.
Вокруг него болтались выпотрошенные свиные туши, и Олега передернуло — картинка была словно из ада. Он опустился рядом с Сережей на корточки. Быстро ощупал руки-ноги-торс — ничего не сломано — и стряхнул с плеч липкие ошметки.
Потроха и кости в механизм ребята заложили перед приездом Вадика — в момент «убийства» кровь художественно разлеталась в стороны, а перемолка хрустела, как чудовище из фильма ужасов. Пришлось привлекать спецов, чтобы вмешаться в конструкцию, но оно того стоило: на видео сцена выглядела абсолютно потрясающе, да и коварный мститель Вадик ушел довольным.
Если бы он еще, добираясь до мясокомбината, не тормозил постоянно, будто делал фотки для инсты на фоне каждой питерской достопримечательности…
Чтобы за ним «не успевать», Олегу пришлось здорово напрячься.
Сложнее было только не выстрелить этому уроду в спину.
— Чья это кровь? — вдруг прохрипел Сережа.
— Неважно.
Сереже не стоило знать ответ. Не сейчас.
Олег вылил на него бутылку воды, потом еще одну, и вытер большим махровым полотенцем. Спасенный застучал зубами, затрясся, начал нормально реагировать. Полотенце насквозь промокло, и Олег вытащил из сумки плед, замотал в него Сережу. Тот, казалось, вот-вот упадет в обморок. Олег хотел взять его на руки, но Сережа вдруг отпрянул, уставился перепуганными мокрыми глазищами.
Ну да. Вадик-то его как игрушку тащил, закинув на плечо.
К выходу Олег вел Сережу медленно, осторожно обняв за плечи. Огромный пустой мясокомбинат был тих, только сквозняк подвывал где-то наверху и старые деревянные доски скрипели под ногами.
— А если бы что-то пошло не по плану? — прошептал Сережа. — Если бы Дракон решил пристрелить меня в машине? Или отвез не сюда? Или…
— Вадик тупой упрямый баран, если втемяшил что-то в голову, то не отступится, — перебил Олег. — И рядом все время были мои ребята. Он бы ничего не успел сделать.
Сережа промолчал. Выпутался из пледа, взял Олега за руку и крепко стиснул в своей. Поверил. Кожа у него была ледяная, в мурашках — кончиками пальцев Олег гладил тыльную сторону его ладони.
Он не стал добавлять, что все это безумное представление Сережа сам и придумал.
Медсестры в психушке были такие же нищие, как во всей стране, так что одну из них Олег купил. В телефонном разговоре с Сережей про план идиота-Вадика он упомянул случайно, просто не удержался, не мог, ведь надо же придумать такую ахинею, да еще проболтаться про нее дружкам… но Сережа, услышав, что его мечтают перемолоть на мясокомбинате за Домик Петра, пришел в бурный восторг.
Всю операцию по спасению пришлось срочно менять.
Сейчас, шагая рядом с ним, с дрожащим и еле живым от страха, по темному узкому коридору, Олег и сам не мог поверить, что согласился на это сумасшествие.
— Теперь ты мертв, никто из нас не в розыске, — сказал Олег. — А видео с твоей… казнью завтра будет повсюду, на каждом сайте. И лицо твоего похитителя и убийцы там отлично видно. Ты ведь этого хотел?
— Этого хотел не я. То есть, не совсем я.
— Значит я говорил… с Птицей?
Сережа кивнул, но ничего не добавил.
На улице стояла глубокая питерская ночь. Олег дал отмашку ребятам, мол, все в порядке, разъезжаемся.
— На заднем сидении смена одежды, — сказал он, когда вместе с Сережей сел в машину и включил свет. — Дать салфетки? Воды?
Сережа покачал головой. Его лицо все еще было в алых потеках, он кусал губы и нервно перебирал измазанными в крови пальцами.
— А еда есть?
Это был хороший вопрос. Здоровая нормальная реакция на стресс.
Вот только Олег почему-то ее не предугадал.
Он пошарил в бардачке, нащупал пистолет, патроны, несколько паспортов и изоленту. В глубине нашлась пачка зефира. Взяв ее, Сережа уставился на этикетку и шмыгнул носом — на картинке была дворцовая площадь, над ней надпись: «Петербургский кондитеръ».
— А ведь он прав насчет Домика Петра, — пробормотал Сережа. — Я оплачу реконструкцию. И все остальное тоже…
Он вытерся ладонью, размазывая потеки на лице еще сильнее. Открыл пачку, оторвал кусок зефира и протянул Олегу. Тот послушно взял мягкую липкую массу в зубы. К сладкому вкусу примешивался соленый вкус крови.
Олег надавил на газ.
За их спинами взлетел на воздух мясокомбинат.
Анон пишет:Пожалуйста, скажите, что есть ОЖП в серовольем треугольнике, где она выбирает, а они друг друга ненавидят. Если нет - дам 500 рублей за создание шедевра.
Что делать, когда и 500 рублей хочется, и фантазии нет? Россия-1, дай мне силу!
▼Скрытый текст⬍- Чем могу быть полезен? - спросил Волков, глядя прямо в глаза когда-то лучшему другу.
- Оставь Ариэллу в покое! Я ее люблю, - с вызовом ответил Разумовский, - у нас будет нормальная семья, я смогу ее обеспечить!
- Я не собираюсь мешать ее счастью, - глухо ответил Волков.
- Да?! Тогда объясни это ей! - вскричал Сергей с надрывом, - Она отказала мне, сказала, что любит тебя! ДУМАЕТ, ЧТО ЛЮБИТ ТЕБЯ - звук голоса Разумовского распугал даже стаю птиц неподалеку.
- Да она не может любить меня, - отчеканил Олег.
- ДА Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ - вскричала Ариэлла Мирославская, самая красивая девочка из дет.дома, чьими воспитанниками были Олег и Сергей, а сейчас еще и самая перспективная студентка юр.фака МГУ.
- Ариэлла... - сказал Олег полушепотом, еще не веря своему счастью.
- Я сколько себя помню, я всегда тебя любила!!! - голос Ариэллы звучал на удивление звонко несмотря на подступившие к горлу слезы.
- Олег! Если ты сейчас скажешь, чтобы я ушла, я развернусь и уйду. - Слезы брызнули из ярких голубых глаз девушки, она была на грани истерики. - Скажи, мне уйти?!
Долгие пять секунд, показавшиеся Ариэлле вечностью, Олег просто смотрел на нее в упор, не шелохнувшись. Девушка развернулась в отчаянии и готова была убежать, но Олег поймал ее за руку и притянул к себе, горячо зашептав на ухо.
- Ариэлла... Повтори, что ты сейчас сказала...
- Я... ТЕБЯ... ЛЮБЛЮ... - выдавила девушка, давясь всхлипами и одновременно смеясь от нахлынувшего счастья. - Я тебя люблю!
Разумовский больше не мог смотреть на эту сцену и решительно зашагал к машине, в мгновение ока сел за руль и тронулся с места. Машина уехала, оставляя влюбленных наедине.
- Я же адреналиновый маньяк, Ариэлла - предпринял последнюю попытку отказаться от своего счастья Олег, нежно сжимая девушку за плечи.
- НЕТ! НЕТ! - Ариэлла решительно замотала головой, так что каштановые волосы разметались по плечам.
- Я неудачник. - твердо сказал Олег, не сдаваясь.
- НЕТ!!! - Ариэлла замотала головой еще активнее. - Ты самый лучший, - зашептала девушка, погладила Олега по щеке и шумно вдохнула воздух через нос.
- У тебя руки совсем холодные. Замерзла? - спросил Олег без выражения.
Ариэлла снова замотала головой, уже не так активно.
- От страха - еле слышно прошептала она и снова шумно вдохнула.
- Ты мое маленькое глупое счастье, сказал Олег, улыбаясь.
- Олег... - Ариэлла тоже улыбнулась со слезами на глазах и прижалась лбом к носу Олега. Влюбленные стояли, обнявшись, и никакая сила в мире не смогла бы нарушить их объятие.
Основано на FluxBB, с модификациями Visman
Доработано специально для Холиварофорума