В одном не очень крупном, но гордом концертном агентстве одной совсем маленькой, но не менее гордой европейской страны однажды сразу после обеда случился большой ажиотаж. "Монескин прислали райдер!" - взвизгнул совсем неподобающе для его возраста и солидности Главный Менеджер и выскочил из офиса. Менеджеры Рангом Пониже сорвались со своих насиженных местечек в коворкинге и окружили его, как стая симпатичных стервятников. Маленькой Стажёрке, имя которой никто даже не собирался запоминать, места возле Главного, конечно, не досталось, она попрыгала в безнадежной попытке увидеть что-то из-за широких плеч коллег, но быстро убралась в свой угол.
- Тааак, вода "Фьюджи" - много, влажные салфетки - много, это всё понятно... Постер "Пинк Флойд"?! Да ерунда, найдём... Кресла непременно с пружинным блоком - однако! Фото принцессы Дианы в рамке с жемчугом, мм! А эти детишки уже настоящие звёзды, я их недооценил! Хорошая звукоизоляция. Хорошая вентиляция. Вегетарианские сэндвичи... Так. - Главный Менеджер запнулся посреди своей скороговорки, остальные закрутили головами, как коты, наблюдающие за птичками, а Маленькая Стажёрка вся обратилась в слух.
- Слушайте, тут вот... обязательное условие - ковёр в гримёрке, но только ПОСЛЕ окончания концерта. Это что, непереводимая игра слов с итальянского?
Менеджеры Рангом Пониже наперебой задёргали у Главного листы с распечатками, кто-то полез в почту, кто-то кинулся звонить за консультацией знакомым из концертных агентств других стран, побольше. Через четверть часа непрерывного гула и стрёкота все утомились и замолчали, исчерпав все версии и приняв как неизбежное то, что ковёр в гримёрке должен появиться только после концерта.
- Окей, я сдаюсь, ковёр так ковёр, после так после, - вздохнул Главный. - Но какой?! Их же тысяча разных видов, этих ковров! Вдруг не угодим!
Маленькая Стажёрка робко выбралась из-за неудобного стола в своём углу и подняла руку, как в школе. Имя её, как мы уже упоминали, никто не собирался запоминать, поэтому Главный Менеджер просто издалека ткнул в неё пальцем, явно целясь в глаз. Стажёрка поморгала и тихо сказала:
- Может быть, простой синий, как на Евровидении? Кажется, им тогда понравилось...
...Где-то там, за стенами, ещё грохочут отзвуки фанатских воплей, звуковая волна в три такта - слово уже не разобрать, да и не надо, уже сыграна на бис I wanna be your slave. Они идут - нет, почти летят по гулким переходам стадиона в гримёрку, разгорячённые, потные, полные адреналина. "I wanna make you quiet... I wanna make you nervous", - шепчет Дамиано. За его спиной, шаг в шаг, чеканит такт его барабанщик. Они оказываются у дверей в гримёрку все вчетвером одновременно, Вик рвётся первой, но Дамиано опережает - и его довольное "Ммммм!" разносится далеко по коридору. Вик пихает его горячей ладошкой между лопаток и уже примеривается пнуть под зад в очередных порношортах, на этот раз кожаных. Но он сам делает пару развинченных шагов вперёд, поворачивается, разводит руки с видом Моисея, раздающего вместо каменюк с запретами – брильянты с индульгенциями на любые извращения, какие только могут прийти в человеческую голову. А потом плавно опускается, стекает на густо-синий мягкий ворс. Вик с Томасом взвывают в унисон и закатывают глаза. В слаженности их воя слышны дни и месяцы многократных принудительных тренировок. К счастью, второе обязательное требование в райдере - то, что гримёрка должна состоять как минимум из двух смежных комнат. Томас ещё что-то пытается язвить, уходя, но Вик быстро утягивает его за дверь.
Дамиано лежит на полу, закрыв глаза, раскинув руки, неподвижный, абсолютно расслабленный, и только губы его беззвучно шевелятся: "And if you want to use me, i could be your puppet". В тишине слышно его тяжёлое дыхание - и щелчок замка, который закрывает Итан. Ещё один, всегда на два оборота, если есть возможность. На всякий случай. Никому не нужно видеть, как Итан улыбается слегка безумно и нависает над Дамиано тёмной растрёпанной тенью. Просто стоит, молчит и смотрит - любуется. Дамиано дошёптывает песню до конца и открывает глаза. Расслабленности как ни бывало, там снова пляшут черти, на губах - тонкая многообещающая ухмылочка. Дамиано чуть приподнимается на локтях и смотрит ожидающе, но Итан уже тянет ему ладонь. Как будто для того, чтобы поднять. Проигнорировать чудесный мягкий ворс нового ковра, заняться скучными делами скучных усталых звёзд после концерта.
Ни за что. Конечно же, Дамиано тянет руку Итана к себе, слишком сильно - не рывком, падения этой скалы даже он не выдержит - но неукротимо, неизбежно, и Итан плавно опускается сверху, накрывая всем собой, пригвождая к месту, распластывая так нужно и правильно, что Дамиано не может сдержать стон. В нём он словно выдыхает и вытесняет из себя всё лишнее - все тревоги дня, усталость от переездов и перелётов, бьющий через край адреналин. Его лицо опутывают волосы Итана, призрачная защитная завеса - крепче многих стен. Они дышат одним клочком воздуха на двоих, делят его, как то спагетти, любовный мем домемной эпохи. Сталкиваются губами, задыхаясь - и тут же делая друг другу искусственное дыхание. Словно набравшись от Итана сил в этом поцелуе, Дамиано закидывает на него ногу, по-хозяйски прижимает к себе ещё теснее, так привычно - до автоматизма. Итан в это время бережными движениями убирает с его лица волосы, пристально вглядывается - не осталось ли ещё что-то, что нужно выцеловать, выласкать? Но нет, это уже его Дамиано, только его Дамиано, словно вся его нервозность и взвинченность сценической маски стекла, впиталась в мягкий ворс ковра, и осталось только истинное, глубокое желание, только жаркая гибкая податливость. Итан приподнимается, стаскивает с плеч рубашку - после концерта он и не застёгивал её, накинул на голое вспотевшее тело. Аккуратно снимает с Дамиано пиджак, потом полупрозрачную майку, не обращая внимания на ёрзанья и сердитое: "Да порвал бы уже!". Угу, и потом годами слушать нытьё, как он испортил его "самую любимую" майку, когда Дамиано в плохом настроении? Ещё чего.
Когда Итан поднимается, чтобы сложить вещи на кресло, Дамиано просто начинает кататься и бить ногами по ковру, как истеричный ребёнок в отделе сладостей. Но Итан качает головой, ловко перехватывает дрыгающиеся лодыжки - и так же размеренно и аккуратно расшнуровывает тяжёлые ботинки. Ноги Дамиано в них, конечно, смотрятся потрясающе, но получить этой увесистой хренью по почке в разгар страсти - то еще удовольствие. Лишь в фантазиях разгорячённого концертом Дамиано они трахаются как дикие звери, не успев снять ботинки, разрывая друг на друге одежду. На самом деле Дамиано ещё больше, чем Итан, любит комфорт и подготовку. Поэтому он чуть было не затребовал в райдере дорогущую смазку, но Итан просто показал ему дальний кармашек чемодана с самым необходимым, где, незаметные под любимым бубном, всегда ждут своего часа три запасных тюбика. И сейчас Итан как раз идёт доставать один из них, пока Дамиано, сдавленно матерясь, пытается стащить припотевшие шорты. Итан торопится помочь, ну и вообще, шорты интереснее снимать самому - но Дамиано уже готов.
Вопреки всеобщим ожиданиям, которыми фанаты не скупясь делятся в интернете, под шортами есть бельё – те дурацкие белые трусы Гуччи из клипа, от которых у Итана болезненные флэшбэки и желание тут же завалить Дамиано на любую поверхность, чтобы напомнить о своем исключительном праве их стаскивать. Белый трикотаж в рубчик такой благопристойно старомодный, такой обманчиво наивный – как и выражение лица Дамиано, которым он изо всех сил пытается показать, что эти «трусы раздора» он надел как бы случайно. Итан смотрит на него тёмным взглядом, может быть, даже отливающим немного красным от ревнивых воспоминаний, и прямо на его глазах напрягшийся член красиво натягивает белый хлопок, так что о благопристойности больше нет и речи. Итан с силой втягивает воздух носом, пытаясь немного успокоиться – но, кажется, уже вся гримёрка полна осязаемого желания Дамиано. К тому же, удостоверившись, что Итан достаточно распалён, он быстро избавляется от отыгравших свою роль трусов.
- Хватит возвышаться там как лохматая гора, иди уже трахни меня наконец, - шипит Дамиано, стоя на коленях. На шее – один из широких кожаных чокеров, подобранных в комплект шортам, это всё, что сейчас на нём надето, и от этого вида ведёт так, что на секунду Итан чувствует невесомость. Но земное притяжение силой рук Дамиано, вцепившихся в его брюки, быстро возвращает на место, туда, куда надо.
- Блядь, две недели, целых две недели! Как можно столько вытерпеть живому человеку, глядя на тебя полуголого за барабанами, скажи мне! – он сердито бормочет в ширинку Итана, и кстати, вот с его одеждой совсем не церемонится, так что заранее стыдно перед костюмерами за выдранный с корнем бегунок молнии. - Но, слава богам, завтра мне уже не надо скакать и крутить задницей на сцене, поэтому…
Дамиано последним рывком спускает брюки и трусы Итана ниже колен и с облегченным вздохом утыкается лицом в низ живота, гладит член, сжимает в горсти яйца.
- Ммм, господи, как я соскучился, - он быстро, как ящерица, облизывает член по всей длине, заставляя Итана охнуть и схватиться за спинку кресла. А потом деловито поворачивается спиной, опускается на четвереньки. Оборачивается – лицо горит предвкушением, глаза полуприкрыты в истоме, весь – сплошной соблазн и желание. Если честно, у Итана есть проблемы с этой позой, когнитивный диссонанс, внезапно вспоминает он термин – когда всё его существо, все эстетические чувства бунтуют при взгляде на картинки, которыми забита эта чудесная кожа, но при этом невозможно не поддаться звериному драйву, бесстыжей открытости этой позы, не потерять голову от того, как размашисто двигается под ним Дамиано, стремясь получить всё удовольствие и ещё немного, как выгибает спину, словно его коротит. Итан медлит…
- Давай, ковёр отличный, даже коленки не сотру, - Дамиано нетерпеливо повиливает задницей, и все мысли, которые ещё остались в голове, горячим комком скатываются вниз. В мгновение освобождаясь от брюк и ботинок, Итан трясущимися от возбуждения руками вцепляется в вихляющие половинки, разводит, вдыхает мускусный запах. Хочется укусить, облизать, делать это долго и вдумчиво, до крика Дамиано, до превращения его в бескостное желе, расплывшееся по ковру. Нет. Это когда-нибудь потом, совсем скоро, когда у них будет время на такие изощрённые удовольствия. Сейчас Итан щедро выдавливает из тюбика лубрикант на пальцы, греет – недолго, руки кажутся такими горячими, что вот-вот, и смазка закипит. Гладит, втискивается сразу двумя пальцами в упруго поддающуюся дырку, разминает – слишком терпеливо, по мнению Дамиано, поэтому между своих колен Итан фиксирует его ноги, а одной рукой придерживает высоко торчащий зад, чтобы в порыве страсти он не смог надеться с размаху на пальцы. И продолжает размеренную подготовку, считая про себя, от шестидесяти обратно. Дамиано проводит эту минуту в ругательствах и стонах, Итан – в почти медитативных движениях и попытках отвлечься, чтобы не сбиться и не послать подготовку к чёрту, дать этой жадной дырке, сжимающей пальцы, всё, что она просит, нет – требует.
Наконец он мысленно произносит – «ноль», и это словно о пустоте, требующей её заполнить, из которой он медленно вынимает пальцы под отчаянное хныканье Дамиано. Можно начинать новый отсчёт, вперёд – и Итан начинает, плавно въезжая членом в горячее тугое отверстие. Числа скачут как безумные, он не уверен, что продержится хотя бы те же шестьдесят, он не уверен, что не собьётся, ещё не доходя до десятка. Дамиано делает всё, чтобы так и было – он почти ложится грудью на ковёр, выстанывает в такт толчкам, подаётся задницей ближе и ближе, хочет глубже и глубже. Итан почти на автомате тянет руку вниз, к его члену – но Дамиано её отбрасывает, поднимается на вытянутых руках, рывком выпрямляется. Кажется, Итан дошёл всего лишь до…
Разжатой пружиной Дамиано разворачивается к нему вполоборота, ловит рукой за волосы, тянет к себе. Глаза в поплывшей подводке прищурены почти зло, он пристально смотрит в лицо Итану, произносит тихо и веско: «Не смей считать» - и впивается в губы. Рука в волосах сжимает до боли, двигаться в таком развороте почти невозможно, но эти лёгкие покачивания вместе с поцелуем - слаще самых разнузданных фрикций.
Напоследок Дамиано цапает его клыком за губу. Итан трогает языком мгновенно вспухающий след, чувствует легчайший металлический привкус, пока чужая рука в волосах отпускает, выпутывается – но тут же снова хватает за затылок, еще крепче и жёстче. И опять этот взгляд, пристальный до магнетизма, без тени легкомыслия. На краю поля зрения в свете лампы сверкает золотая серьга – крупное кольцо, размером как в чокере, и от этих отблесков Итану кажется, что он почти увидел небо в алмазах. Но тут Дамиано усмехается, проследив за поплывшим взглядом.
- Что-то ты сегодня слишком много думаешь… А ведь тебе тоже завтра уже не нужно сидеть за установкой, так? Пожалуй, i wanna be your master. Хочу вытрахать из тебя все посторонние мысли, хочу быть в твоей голове – и в заднице – единственным…
Итан со стоном опускается на пятки, его ведёт, голова кружится от этого едкого, сладкого шёпота, от этих слов. Дамиано, чуть пошатываясь, встаёт над ним и направляет член в полуоткрытый рот:
- Оближи как следует, - командует он отрывисто, и Итан послушно лижет, забирает в рот целиком, принимает до самого горла раз, другой. Дамиано собирает его волосы с лица, откидывает за спину, и снова, снова погружается членом в широко открытый рот. И останавливает увлекшегося Итана ласковым и непреклонным жестом.
- Достаточно. Ложись. Давай, ковёр мягкий.
- Как… как ты хочешь? – выдыхает Итан, падая на спину.
- Так отлично, - смеривает его взглядом Дамиано, опускаясь между его раскинутых ног. Тянется за смазкой, проводит пальцами – совсем немного, едва увлажняя, так, как и любит Итан на самом деле. Если бы они были не в туре, а дома, Дамиано трахнул бы его без смазки, по слюне, хоть и не жалея её. Сейчас он дёргает углом рта, поймав полуобморочную улыбку Итана:
- А, вижу, хватит. Ну держись, - он начинает протискиваться членом в сжимающуюся дырку, неуклонно, неотвратимо. Итан послушно держится – господи, этот ковёр и правда удачный, в его ворс можно вцепиться намертво, пока тебя распяливают членом. Дамиано входит до конца, двигается, почти рыча, вдалбливаясь со всей силы.
- И о чём ты думаешь сейчас? – шепчет он, кусая Итана за мочку уха.
- I wanna swim between your thighs… - бормочет он в ответ.
- Именно так, моя крошка. Но это позже, у нас вся ночь в отеле впереди. А ты должен мне оргазм без рук, - он ввинчивается в тело Итана как-то особенно сладко, так, что тот стонет в голос.
- Как и всегда…
- Как и всегда. I wanna fuck you 'till you scream and cry, всегда, - и он продолжает, пока Итан действительно не начинает почти кричать. Он кончает, запрокинув голову, по щеке вниз сползает слеза, и Дамиано ловко слизывает ее у самого уха.
- Умница, крошка, - он влажно лижет Итана в губы солёным языком, потом целует глубоко и длинно. Выходит из его тела, придерживая вздрагивающие плечи, успокаивающе гладя. Привстаёт на колени – и в несколько движений додрачивает себе. На синем появляется узор из белых капель.
- Охуенный ковёр, - с чувством говорит Дамиано. – Лучший за последние два года. Надо написать им благодарность. Ну что, будем собираться? Осталось примерно полчаса из оговорённого в райдере времени. Как раз чтобы смыть твою размазанную подводку и упаковать твою бедную задницу в какие-нибудь штаны поудобней… и с исправной молнией.
Он ржёт без всякого угрызения совести, но при этом протягивает всё ещё распластанному на полу Итану бутылку с водой, уже с отвинченной крышкой. Следом летит ворох разнообразных пачек с влажными салфетками.
Из двери в соседнюю комнату высовывается Вик – конечно, с голой грудью. А, не только грудью, с интересом отмечает Итан. За ней виден Томас со спины, натягивающий джинсы на волосатую худую задницу. Вик принюхивается, привычно закатывает глаза, а потом безошибочно, как стрелка компаса, находит взглядом блюдо с сэндвичами. В упорной борьбе двух голых и голодных Дамиано всё же отвоёвывает пару для них с Итаном. Они едят, роняя крошки на истерзанный ковёр, потом лениво обнимаются тут же на полу, пока в двери не начинает колотить сердитый Лео. Очередной европейский тур заканчивается, и заканчивается отлично, думает Итан, слегка ёрзая на заднем сиденье машины, везущей их в отель. Дамиано рядом ухмыляется и укладывает его голову себе на плечо, вплетается пальцами в волосы, поглаживает и почёсывает, как кота, и Итан засыпает.
В одном не очень крупном, но гордом концертном агентстве одной совсем маленькой, но не менее гордой европейской страны Главный Менеджер со слезами умиления на глазах зачитал Менеджерам Рангом Пониже и прочей мелкой шушере, снующей по коворкингу, слова благодарности, оставленные группой Монескин на их сайте. Потом велел распечатать их на золотой рисовой бумаге и вставить в рамку, украшенную жемчугом, из которой, конечно, уже вытащили портрет принцессы Дианы (и убрали в подписанный конвертик, в специальный ящик – а вдруг ещё понадобится!). Рамку он утащил в свой офис, где долго примеривался, куда бы её повесить, но так и не придумал. В новом дизайне офиса она как-то не прижилась. Надо ли говорить, что обновлён офис был главным образом за счёт большого синего ковра с мохнатым, мягким и слегка побитым жизнью ворсом? Главный Менеджер очень полюбил этот ковёр, может быть, почти так же, как полюбила его группа Монескин, хотя где-то в глубине души Менеджер понимал, что лучше не задумываться о причинах. Ещё он полюбил Маленькую Стажёрку, которую, конечно же, тут же взяли в штат и сделали Самым Главным Ассистентом Главного Менеджера. И все сразу зауважали её за профессионализм и за то, что разбирается в коврах, и конечно, запомнили её имя. Главный Менеджер частенько зазывал её к себе в офис поделиться секретами шоу-бизнеса, и не терял надежды, что магия ковра когда-нибудь сработает. Но это, конечно, уже совсем другая история.
Сан-Ремо
потому что
