Кровь была честнее, чем могли бы быть слова — Цзян Чэн слышал ее пение каждый раз, как погружал клыки в плоть, и она шептала ему обо всем, что было на душе у того, кто делился ею с ним.
Так он узнал о том, что а-цзе влюблена в дурацкого павлина: ее кровь пела о любви иной, что она испытывала к нему, и ему так хотелось уставиться на нее обиженным взглядом или сделать все, чтобы павлин точно больше не попадался ей на глаза… но стоило Цзян Яньли провести по его волосам нежной рукой, подставляя свое запястье под его клыки, как вся обида тут же рассыпалась пепелом. Они редко пили кровь друг друга, и в последнее время это происходило лишь когда одному из них было нужно чувство комфорта и тепла, и Цзян Чэн уже знал, что в скором времени это изменится.
Еще был Не Хуайсан, который в свое время не стал ходить вокруг да около, а просто взял и спросил во время своей первой рабочей недели в их детективном бюро действительно ли Цзян Чэн пьет кровь, действительно ли это так эротично и получает ли жертва такое удовольствие, как это показывают в фильмах. На саркастичное предложение узнать это из первых клыков он с готовностью подставил запястье, чем безмерно удивил Цзян Чэна, правда потом, когда Цзян Чэн обхватил его и приблизил ко рту, все просил дать минутку и ойкал, и ахал. Его кровь, слишком сладкая на первый укус, раскрывалась на языке сотней полутонов и оттенков, и Цзян Чэн иногда жалел, что не может одновременно допрашивать его и пробовать на вкус.
А еще был Вэй Усянь и Цзян Чэн не понимал, что ему от него нужно.
Он пришел к ним несколько месяцев назад, оказался до сумасшедшего гениальным и талантливым заклинателем, — если таланты оценивать в количестве взрывов, происходящих в его кабинете, — легко завоевал обожание всех сотрудников, не важно, были они людьми или нет; даже а-цзе очаровал и еженедельно устраивал попойки с Не Хуайсаном, после которых Цзян Чэну боролся с соблазном сбросить обоих в особенно холодное озеро.
И только на Цзян Чэна он смотрел так… настороженно.
Впрочем, это было неудивительно — на пятый день своей работы он ворвался в его кабинет без стука и увидел, как Цзян Чэн цедит кровь прямиком из запястья Хуайсана. Изумленно застыл, уставился на Цзян Чэна потемневшими глазами, а потом поспешил прочь и с тех пор все буравил его этим непонятным взглядом, от которого у Цзян Чэна волосы на затылке вставали дыбом.
И ведь его абсолютно не смущало то, что а-цзе тоже пьет кровь! Только на Цзян Чэна он смотрел так, и он не мог понять почему.
Ответы на все вопросы Цзян Чэна нашлись в одну холодную осеннюю ночь, когда в вечно шумном крыле, отведенном под офис, воцарилась благословенная тишина и был притушен весь верхний свет. За окном уже было темно, и Цзян Чэн, чувствуя как голод царапает горло изнутри, проскользнул на кухню, где в отдельном холодильнике хранились запасы крови, его наименее любимый способ утолить голод.
Холодная, не имеющая никаких чувств и эмоций, она насыщала тело, но не давала ни тепла, ни удовлетворения, которое возникало после крови из вены. Сейчас, однако, ему было не из чего выбирать, так что как бы он не кривился, смотря на пакет, вариантов не было.
— Почему бы тебе не выпить мою? — раздалось за его спиной и Цзян Чэн выронил пакет из рук на столешницу, изумленно оборачиваясь к Вэй Усяню. Тот прислонился к дверному косяку и уставился на него все тем же темным взглядом.
— Прошу прощения?
Вэй Усянь пожал плечами.
— Ты же пьешь кровь Не Хуайсана и Яньли-цзе. На ночной охоте, которая была в августе, ты пил кровь Цин-цзе, так почему бы не выпить моей?
— Та ночная охота пошла не так, как мы ожидали, — поправил его Цзян Чэн, чувствуя себя так будто оказался в странном сне, — А Вэнь Цин любит перестраховываться. А Хуайсан делает это в обмен на то, что приходит и уходит когда захочет, и едва вспоминает о своих должностных обязанностях.
— Я могу сделать это просто так, —упрямо продолжил Вэй Усянь. — Тем более, что ты голоден.
Цзян Чэну многое хотелось сказать — например, что его людей не должны заявляться к нему с требованиями выпить их крови, потому что кто-то мог это расценить как харассмент на рабочем месте, или как давление на сотрудника, или употребление властью. Но Вэй Усянь закрыл за собой дверь и не отвел взгляда, а Цзян Чэн устал гадать, что происходит в его светлой, но сумасшедшей голове, поэтому он кивнул.
— Садись, — велел он, указывая на небольшой мягкий диван возле стены, и придвинул к нему стул. Вэй Усянь, просветлев лицом, плюхнулся в кресло и выжидательно на него уставился, но нахмурился, стоило Цзян Чэну сесть на стул рядом и потянуться к его запястью.
— Разве в фильмах вампиры не предпочитаю шею? — спросил он, чуть наклоняя голову и взгляд Цзян Чэна невольно скользнул по беззащитно открытой шее. Кожа у Вэй Усяня была золотистая, нежная даже на вид, и это было чрезвычайно соблазнительное предложение.
— Это не так удобно, как показывают в фильмах, — усмехнулся Цзян Чэн, и в ответ на непонимающий взгляд Вэй Усяня потер переносицу. — Хочешь, чтобы я уселся тебе на колени?
— Почему нет? — удивился Вэй Усянь, облизывая пересохшие губы.
Цзян Чэн прищурился, не понимая, издевается он или нет, но Вэй Усянь только невинно улыбнулся и имел наглость похлопать себя по коленям.
Цзян Чэн прикрыл на мгновение глаза, а потом, приняв решение, о котором мог в дальнейшем пожалеть, вздохнул и, поднявшись с места, сел к нему на колени. Вэй Усянь тут же просиял улыбкой, откинулся назад, обнажая ему шею, и устроил руки на его талии, что уже было лишним, но Цзян Чэн ничего не стал произносить вслух — его сейчас манило биение крови, ее пение, которое он вскоре должен был почувствовать на языке.
— Будет не больно, — шепнул он, думая, что Вэй Усянь покрылся мурашками в ожидании боли, и погрузил клыки в его шею.
Кровь Вэй Усяня взорвалась на его языке возбуждением.
Она была на вкус лучше, чем что-либо, что Цзян Чэн прежде пробовал — пряная, сладкая и острая одновременно, моментально согревающая его изнутри, богатая вкусами настолько, что Цзян Чэн застонал, не в силах оторваться.
Только невероятным усилием воли он заставил себя оторваться, чувствуя, что может забрать слишком много, и Вэй Усянь, расслабленный и с сияющими глазами, тут же поймал его лицо своими ладонями, осторожно касаясь большим пальцем его губ и клыков.
— Теперь пей только мою, — выдохнул он, и Цзян Чэн мягко прикусил его палец. Взгляд Вэй Усяня оставался одновременно и довольным, и нахальным, и Цзян Чэн чуял, что только что приобрел себе огромную головную боль, но… все ответы были у него на языке и они ему нравились.
Очень одобряю такое начало отношений!