Десятка лет было недостаточно, чтобы понять людей. Фея осознала это на собственном опыте.
Первым серьёзным ударом стало предательство Цзинь Гуанъяо, который подарил Фее настоящее счастье в виде Цзинь Лина. Её Цзинь Лина — яркого тёплого шара света, от которого пахло пионами и домом, у которого сердечко стучало быстро-быстро, как у кролика. Которого Цзинь Гуанъяо едва не убил.
А сейчас, гостя в Пристани Лотоса, Фея с непониманием наблюдала за Цзян Чэном и Вэй Усянем, которые со странной затаённостью ходили друг вокруг друга.
Цзян Чэн — пурпурная энергия, запах грозы и тоски. Он ругался едко, но всегда чесал за ухом идеально правильно, подкармливал вкусным и обнимал за шею, когда никто не видит. Он был частью мира Феи, её стаи.
Вэй Усянь — запах опавшей листвы и порыв ветра. Жужжащая, как рой пчёл, энергия, и… страх. Фея никак не могла привыкнуть к тому, что он — такой близкий Цзинь Лину — боится её!
И оба — как два неопытных щенка! — почему-то ужасно грустили.
Фея осторожно пробовала подружиться с Вэй Усянем: демонстрировала покорность и дружелюбие, если он вдруг оказывался рядом; приносила ему самые лучшие палки и даже свою любимую игрушку (старого тигра Цзинь Лина), но держала дистанцию. Вэй Усянь всё равно пугался, прячась за Цзян Чэном или требуя у Цзинь Лина увести её подальше.
Фея не обижалась. Он был источником смеха Цзинь Лина и сильных чувств Цзян Чэна, а значит, тоже своим. Она терпеливо сидела в другом конце зала, пока Вэй Усянь учил Цзинь Лина приёмам, или притворялась спящей, если он вдруг заходил в комнату.
Но всё же Фее не давал покоя раскол в её семье. Она должна была вмешаться.
* * *
Фея обожала ночные охоты. Её считали слишком молодой духовной собакой для серьёзных тварей, но с щенячьего возраста учили различать энергии и всегда находить Цзинь Лина. Они играючи расправились с гнездом тёмных духов, поселившихся в дереве.
— Найди дядю с Вэй Усянем, — скомандовал Цзинь Лин, потрепав её по макушке. — Пора возвращаться.
Фея согласно тявкнула и понеслась на запах… тот показался подозрительно тревожным. Она решила сдержать лай, чтобы не испугать Вэй Усяня и не привлечь к себе внимание.
Послышался треск Цзыдяня, запахло палёным — Цзян Чэн обвил кнутом лисицу, нацелившуюся на Вэй Усяня. Тот открыл было рот, чтобы поблагодарить, но вместо того прижал флейту к губам, заставляя второго яогуйя за спиной Цзян Чэна замереть. Не сговариваясь, они достали мечи и расправились с монстрами парой точных ударов. Вышло так похоже, что Фея наяву увидела, как два колючих энергетических шара вдруг слились в один. Цзян Чэн и Вэй Усянь повернулись друг к другу. Запахи грозы и ветра смешались, и… наступил ясный солнечный день.
Фея решила не мешать.
* * *
Их запахи изменились. Горчащую тоску сменило нечто новое и общее.
Вэй Усянь, сам того не замечая, мог потянуться за Цзян Чэном просто, чтобы его коснуться — поправить едва сползший пояс, убрать несуществующую пылинку с плеча, пропустить волосы между пальцами. Цзян Чэн безмолвно наливал ему чай или вино, оставлял двери открытыми, звал с собой.
Цзинь Лин ходил и щурился, принюхиваясь. Конечно, у него не было нюха духовной собаки, но он догадывался. Фея с умным видом ходила рядом, но не выдавала тайны.
«Любовь» и «прощение» — такие простые слова, но люди их бесконечно усложняли на практике. Облизать ладонь, когда грустно; устроиться под боком, чтобы поддержать; принести самую красивую игрушку. Что в этом сложного? Возможно, когда Фея ещё немного досовершенствуется, ей станет понятнее.
А сейчас… Вэй Усянь тихо зашёл в рабочий кабинет Цзян Чэна и осторожно укрыл его спящего одеялом. Подняв взгляд, увидел Фею и прижал палец к губам, прося вести себя тихо. Фея завиляла хвостом и улеглась.
Дело было сделано. Можно было поспать.