В предыдущей главе мы остановились на том, что Верка встретилась с Кощеем и Кощей оказался НЕХ на любителя:
Высокий, тощий. Кожа да кости. И даже кожи-то почти нет, сплошные струпья. Брр! Лет сто «жениху», не меньше. А челюсть вставная. Ну точно вставная, вон как плюется, когда разговаривает. А зубы-то, зубы… Интересно, что за умелец протез делал? Старательный очень. В два ряда установил.
Лысый, с кривыми ногами и белесыми глазами. А взгляд-то грозный. Очень грозный. Сразу видно, привык властвовать, даже мысли не имеет, что кто-то может воспротивиться. Что ж, тем приятнее будет сюрприз.
От зубов в два ряда я проорала, как же широко Кощей раскрывал рот, что Верка издалека разглядела их? В общем, инквизитор Глокта местного пошиба пришелся гг-шке не по вкусу, в принципе, оно и понятно.
Показ живого товара начался, Кощей тщательно проверяет девиц, чтоб не проебаться как царь Еремей, доходит очередь и до Верки.
Кощей не внушал страх, нет, тут было другое. Жители сказочного мира боялись его, видимо, из-за хорошо прописанной истории. Такими их создали авторы. Я же, будучи не книжным персонажем, могла оценить героя, не вникая в хитросплетение сюжетных линий. Кощей вызывал брезгливость.
Уродлив, даже слишком. Возможно, умен, не из-за улыбки же он обложил данью три царства. Вполне адекватен. Склочного характера пока не заметила, но, может, все впереди?
Чтобля? Нет, я понимаю (кажется) авторскую мысль, но чтобля? Вот скажите мне, как можно в такой ситуации не бояться? У этого чувака раз в год систематически пропадают без вести женщины, что еще творится за высоким забором – одному Кощею и известно. Может, он сейчас возьмет Верку, затащит в подземелье, подстелет коврик и выпотрошит. А может, и не подстелет даже. Кощей может вызывать брезгливость, да: за стеклом, на безопасном расстоянии. Но когда он – твой будущий муж с репутацией Синей Бороды – как можно не бояться?
Простите, бомбануло
А теперь смотрите!
— Как твое имя? — наконец произнес он.
— Верико, — ответила уверенно, даже не думая прятать взгляд.
— Дай руку, Верико.
Сразу видно – Сомец, смог имя нормально произнести, не то что все остальные. Затем Верка начинает ему хамить, а то что ж – минуту знакомы, а она все еще молчит, непорядок.
У Кощея оказались странные глаза. Почти без зрачков, пронизывающие, гипнотизирующие, таящие в себе многолетнюю мудрость.
— Тонкокостная, — шепнул он будто про себя, задумчиво рассматривая руку.
И вдруг улыбнулся.
— Я принимаю от тебя дань, — благосклонный кивок дьяку. — Передай Еремею, что девица годна, но в следующий раз пусть присылает посвежее. Уж больно костлява.
— Кто бы говорил, — фыркнула я едва слышно.
Но Кощей услышал, сжал челюсти и прошипел сквозь зубы:
— Вот только уму-разуму не обучена.
У меня не получается нарисовать в голове глаза Кощея. Они и белесые, и почти без зрачков, и грозные, и пронизывающие при этом. И вековая мудрость в них. Воображение подкинуло мне что-то вроде этого:
Неожиданно Верка начинает думать, что, возможно, стоит и попридержать язык:
Я с досадой закусила губу. Кто же знал, что у старика слух хороший?
Пришли слуги, забрали девиц. Верка размышляет.
Я дань, преподнесенная главному гаду всех сказок. Я вещь. Я — ничто.
Как же так получилось? Обрекла себя на положение рабыни в Кощеевом царстве. И ради чего? Ради жалкого яйца с иголкой? Но увы, это единственный путь домой.
А значит, стоит запастись терпением.
С учетом того, что еще страницу назад ей было похеру на все и всех, очень странно и жалко выглядит попытка придать ей каких-то переживаний. И вообще, все ее рассуждения выглядят беспомощно и как-то фэйспалмно.
Идя по коридору за слугой, Верка продолжает размышлять в духе «чем же закончится моя сказка», и прерывается только тогда, когда её тормозит сопровождающий молодец, «бросающий» слова дважды в одном предложении:
— Проходите, да скорее, скорее, — отрывисто бросил сопровождающий молодец, распахивая высокие створки. — Очередные невесты, — пренебрежительно бросил он направившейся к нам старухе и тут же удалился.
Кстати, нераскрашенные герои по-прежнему висят в абсолютном вакууме. Эта книжка – тот еще тренажер воображения. Читателю предлагается рисовать в голове все декорации, внешность героев, а иногда пририсовывать и мотивы поступкам.
Вот как можно было не сравнить Лукоморье (явно доброе королевство) с темным Кощеевым царством? А то что там коридоры, что тут коридоры, слуги все одинаковые, разница одна – в царьках.
Ну да ладно. Старуха – Марфа – перенимает заботу о девицах, интересуется, не обижал ли Верку царь Еремей.
— Кормили плохо.
— Э-э, Еремейка обижал, что ли?
— Кто? — не сразу поняла я.
— Царь ваш.
Странная старуха. С чего бы правителя соседнего государства так запросто Еремейкой величать?
Бугага. Т.е. самой Верке не запомнить имя царя, с которым она в сговоре, и хамить ему в лицо, конечно, можно, а служанке из Темного Царства надо даже за глаза перед чужим правителем лебезить. Л – логика!
Верка продолжает накидывать тревожных эмоций, но вяленько. Она небось перед экзаменами тряслась сильнее, чем здесь – на заклании.
Пора кончать с неуверенностью. На это не было ни времени, ни сил, ни желания. Да и вообще, откуда она появилась? Неужели сказка так действует? Ну так я не стандартный персонаж, книжным характером не наделена.
Да, конечно, дело в сказке. Именно в ней. Простите, но это просто ааааааа.
Комнатка, куда нас привели, оказалась довольно своеобразной, даже для сказочной Руси. Окна с резными ставнями и парчовыми занавесами, добротная мебель, включающая в себя четыре низеньких скамеечки с белоснежной россыпью подушек. Все выглядело намного дороже, чем во дворце Еремея, но я успела соскучиться по встроенным шкафам с зеркальными дверцами и компьютерным столикам, к которым так привыкла с детства.
А что, позвольте, тут довольно своеобразно? То, что покои богато обставлены – так царских невест расквартировывают в них, а не чернь всякую.
Марфа сообщает, что в горнице девицы будут втроем жить, ибо они, конечно, царские невесты, но нефиг на весь дворец губу раскатывать. Да и вообще, недолго им друг друга теснить – поголовье невест здесь имеет свойство сокращаться стремительно.
Девицы, знамо дело, пугаются, ибо сокращаться никак не планировали. Верка мысленно (ура!) ухмыляется, т.к. просекла коварную натуру бабки.
Эх, бабуля, плохая из тебя актриса. Все ты верно сказала, сразу видно, что заучена речь. Не удивлюсь, если такие оговорки перед каждой троицей допускаешь. Отчего бы, интересно? Запугать нас велено? Так мы вроде уже пуганые. Уж эти-то невесты — точно.
Иногда автор решает, что использует в тексте слишком много местоимений, поэтому получаются вот такие странные предложения:
Окинув взглядом притихших девушек, нахмурилась. Лишь бы под ногами не путались да спать по ночам не мешали. Не люблю общежития.
И снова Верку заботит совсем не то, что должно. Ей не нравится общажная теснота! А как насчет того, что при свидетелях выкрасть и спрятать до поры яйцо будет как-то сложнее?
Старуха угощает девиц водой, но Верка стремается и симулирует:
Поднесла кувшин поближе, наклонила и слегка коснулась губами ледяной воды.
С водой действительно что-то было не так. Двух других девиц заклонило в сон, Верка тоже принялась исступлённо зевать.
Марфа удалилась, девушки уснули, и Верка обрушивает на читателя свой поток сознания:
Девушки уснули. Брюнетка, кажется, даже похрапывала. Так и хотелось дернуть ее за косу. А коса-то до самого пола свисает… Завидно.
Просто лежать оказалось скучно. Я думала, размышляла. Пыталась угадать: где может Кощей смерть свою хранить? Вот где бы я хранила? Оглядев нашу светлицу, поняла, что точно не тут.
В лесу бы закопала, поглубже. Карту нарисовала, чтобы потом легче отыскать. Хотя нет, только поисков сокровищ нам и не хватало. Надеюсь, Кощей не такой умный, про лес не подумал. Эх, куда бы еще спрятать-то? В сейф! Точно, в сейф, железный такой… с замочком… и его закопать…
Правда? Надеюсь, Кощей не такой умный? Не такой умный, как гениальная Верка, придумавшая закопать сундук в лесу. Я валяюсь Т.е. козыряющая всем подряд Верка внезапно не может вспомнить извечную матрешку:
«На море на океане есть остров, на том острове дуб стоит, под дубом сундук зарыт, в сундуке — заяц, в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — игла, — смерть Кощея»
Не, ну то есть, понятно, что сказки сказками, а у нас тут сказка в реале, но если Верку-таки засосало в сборник сказок, разве классические сказочные приемы и догмы – не то, что должно прийти первым в голову?
Затем Верка засыпает, но просыпается в ночи, чтобы подслушать разговор. Разговор у нас жутко таинственный, чтобы читатель понимал, что читает не херню какую, а вотэтоповоротное фэнтези.
Диалог между Марфой и Кощеем так прекрасен, что я процитирую его полностью.
— Я же говорила. Спят давно.
— Заснули быстро?
— Эти две, как только зелья хлебнули. А лукоморская считай не пила, губ не разжимала.
Кто-то хмыкнул.
— Что смеешься? Думаешь, она провела меня? Нет, и не таких умных видали.
— И как же усыпила?
— Наговор шепнула.
Голоса вновь затихли.
— О чем думаешь, Кощеюшка?
— Сердце не на месте, чует беду.
— А есть ли оно, сердце-то?
— Есть, Марфа, есть.
Послышались осторожные шаги. Кто-то подошел очень близко, так близко, что чужое горячее дыхание обожгло лицо. Я замерла.
— Нагляделся?
— Чудная она.
— Девка как девка. Были у тебя такие.
— Правильно говоришь. Были. Были да сплыли. — Кощей скрипнул зубами. — И эти ненадолго.
Шаги стали отдаляться. Осторожно выдохнув, чуть приподняла ресницы. В дверях виднелся силуэт уродливого царя.
— Пойдем спать, Марфа. Разбираться с невестами поутру будем.
— Разбираться… Опять разбираться. А правду-то когда им поведаешь? — недовольно пробурчала старуха из коридора.
— А нужна ли правда? Вон сколько лет прошло, а толку никакого. Пусть в этот раз все своим чередом идет.
— Значит, не скажешь?
— Не скажу.
— Не прав ты, Кощеюшка. Ох, не прав. Правда она всегда слаще хитрости.
— Даже такая?
— Тем более такая. Вот посуди сам…
— Нет! Не будет правды!
— Тише, тише, разошелся-то как. Девок еще разбудишь, — укоризненно проговорила старуха. — Тебе виднее, конечно. Да только как бы опять беды не вышло. Девки-то хорошие, красивые. Может, пущай тут живут?
— Не береди душу, Марфа.
— Неужто у тебя и душа есть, Кощеюшка? Ох, молчу, молчу…
Затем Верка просыпается и диву дается.
В следующий раз я проснулась оттого, что одеяло на пол упало. Лень было шевелиться, но прохладный воздух настойчиво пробивался сквозь затворенные ставни. Разлепив один глаз, охнула. Неожиданно наступило утро. Сколько же я проспала?
Действительно, сколько?
Ворота Кощеева царства распахнулись после полудня. Ехала Верка до них два часа. Чуть-чуть ждала своей очереди. Сразу же после знакомства с Кощеем её проводили к Марфе и усыпили. Значит, она проспала полдня, ночь, проснулась только на следующее утро и сразу же пронзила по затворенным ставням время суток. Славненько.
Буквально в тот же миг проснулись и остальные девушки. Волшебство, да и только! По указанию спим, по желанию просыпаемся. Марионетки какие-то.
Нет, Верочка, если человек просыпается по желанию – это значит, ему никуда не надо спешить и он сам себе указ. А если человек просыпается по чужому желанию, то так и надо говорить, двоечница ты моя убогонькая.
Затем Верка размышляет о яйце и прикидывает, не может ли оно валяться в сокровищнице. Лучше б про остров спросила, что ли… ай, ладно.
Тут к ней подсаживаются две другие девицы – знакомиться.
— Здравствуй! — Ко мне на лавку опустилось бледнокожее дитя Подземного царства. — Как тебя звать?
Я подозрительно оглядела девушку. Кувшина в руках нет? А то от этих сказок всего можно ожидать.
— Верико.
— Вера-и…
— Верико! Либо запомни, либо называй просто «моя леди».
Ну да, во-первых, эта девица ничем не лучше прочих и выговорить Верико не может. Потому что только Сомец должен сиять! А во-вторых, Верка не хамила уже несколько часов, поэтому надо срочно начать ехидничать, приосаниваться и насмехаться над людьми из другой эпохи.
— А я Чаяна, — расплылась в улыбке она. — Ты из Лукоморья? Я сразу поняла. — Девушка обернулась к третьей пленнице: — А ты из Золотого, значит. Как звать-то?
— Маланьица.
— А что, такое имя есть? На самом деле? — фыркнула я. — Не шутишь? Я еще ничего среди вас, простенькая.
И вот серьезно? Маланьицу выговорить проще, чем Верико?
Из разговора с девушками мы узнаем, что другие царства в качестве дани отправляют Кощею кого похуже. Ну, то есть, девушки симпатичные, конечно, но либо из низшего сословия, либо с дефектом каким. Чаяна – служанка при козлобарине, который был мудаком настолько, что загреметь к Кощею показалось лучшей перспективой, а Маланьица – не девочка уже.
— Ой, что ты! — замахала руками брюнеточка и вдруг заплакала. Да не просто заплакала, а заревела белугой. — Пользованная я. Не девка.
Вот тебе и сказочка. Не для детей, н-да…
— Не за Кощея замуж собиралась, — пояснила она, — за друга милого, любимого, единственного. Решили свадьбы не ждать, осталось-то всего две недели. А как пошел клич невесту новую для дани подбирать, так меня и выдвинули.
— А жених что?
Маланьица горько всхлипнула.
— Там остался. Не стал с царем спор держать.
Я не поняла. То есть, придавшись разврату, жених с невестой пошли и всем об этом рассказали? Мол, глядите-ка, мы тут во грехе потрахались! Ааа… ээээ… куда мою невесту забираете, ээээ….
Затем все трое начинают разговаривать о том, плохо у Кощея или хорошо. Ну вот потому что а вдруг хорошо, а никто и не знает даже? Тем не менее, самовнушение им не удается, и все трое признают, что у Кощея 100% плохо и им пиздец. Поэтому надо рвать когти.
Но тут, как назло, их прерывает Марфа.
Старуха хлопотливо выложила на лавку расческу с редкими зубьями и маленькое зеркальце.
— Вот, красуйтесь. Волосья туго заплетайте, чтоб аккуратнее было. Трапезничать отныне будете с царем Кощеем за одним столом.
Мы замерли. За одним столом с чудовищем? С отвратным, уродливым, непереносимым…
Рядом чуть слышно охнула Маланьица.
— Ну, чего побледнели? От счастья, что ль? Чай не каждый день с царями завтракаете. Такой почет! Он одну невесту по левую руку посадит, другую — по правую, а кто-то, вот счастливица, напротив сядет. Почему счастливица? Так видно же все хорошо. И как ест царь, и как пьет… Эй, чернявая, ты чего это? Ставни распахните! Не видите, худо ей! От счастья, ну точно, от счастья. Вот ведь, чуть не померла!
Бабка тут местный тролль, но вообще, дело говорит. Во дворце султана наложницы бы друг друга переубивали за право отобедать с султаном приватно. Будь он хоть кривой, косой, горбатый. А эти нос воротят, будто инстинкт самосохранения у них в родных царствах остался.
Посреди чисто прибранной горницы стоял длинный стол, во главе которого сидел повелитель Темного царства, великий и неподражаемый Кощей Бессмертный.
Как я уже говорила, отвратительный старик не внушал мне ужаса, чего не скажешь об остальных девушках. И если Чаяна хоть как-то держалась, то Маланьица буквально тряслась от страха.
— Доброе утро, — проскрежетал злодей, шевельнув поредевшими от возраста бровями.
Заместительным тут раздолье. Блондинки, брюнетки, старики, старухи, злодеи, жабро-какие-то там чуда.
Я расщедрилась на улыбку:
— Доброе, ваше царское величество.
— Неужто ко мне на «вы»? — прищурился старик.
Лихорадочно покопавшись в памяти и вспомнив, что лукоморский дьяк обращался на «ты» к царю Еремею, решила последовать примеру.
— Ослышался, царь-батюшка.
Кощей ухмыльнулся. Вроде доволен. Отчего вдруг прицепился к слову? Может, особенности сказки? А может, я чего-то не знаю о странном средневековье?
«На вы на Руси врагов называли» (с)
Трапеза протекала неловко. Маланьица урвала себе место на другом конце длиннющего стола, Верке с Чаяной пришлось тереться локтями с Кощеем.
Я внимательно оглядела служанок. Хорошенькие. Может, это и есть прошлогодние невесты?
Берет старик сразу троих. Одну на койку, а других в чернавки. А может, всех по очереди через спальню пропускает, а потом на кухню да конюшню трудоустраивает.
Отогнав скабрезные мысли, посмотрела на Кощея. Осилит троих-то?
Словно почувствовав мое любопытство, главный злодей медленно повернул голову в мою сторону и растянул один уголок рта. Примериваешься, гад, да? А вот не видать тебе спальни как своих ушей!
На самом деле, в начале абзаца логичный вывод, я бы даже поставила Верке плюсик, если б она последней мыслью все не испортила. Пойми, дура, тебе яйцо забрать нужно. В нем – единственная надежда на твое спасение. Ради этого ты Кощея и в спальню пустишь, и римминг ему сделаешь, а если не сделаешь, то совсем дурой будешь.
Где-то в другом мире и другой эпохе Хюррем Султан разбивает себе лицо фэйспалмом.
За едой три девицы и Кощей практикуют навык small talk и неактивно жуют. Верка свое дожевала и вновь полезла красоваться перед Сомцом.
— Как же тебя для дани-то определили? — вдруг тихо спросил Кощей. — Не дура вроде, не уродина. Язык, правда, за зубами держать не приучена, но это не беда. Бойка, горяча, меня не боишься.
— А чего тебя бояться? — рискнув поднять глаза на жениха, выдавила улыбку.
— А разве повода нет?
Играешь ты, гад. Вижу, что играешь. И на нервах играешь, и на страхе нашем. Так я тоже в душе актриса, пусть не самая талантливая, но зато упорная. Посмотрим, кто кого.
— Не боюсь.
Кощей улыбнулся, блеснув мелкими, острыми зубами. А потом вдруг нагнулся и зловеще шепнул прямо в ухо:
— Зря.
Я спокойно хмыкнула. Старик, ожидавший иной реакции, удивленно подался назад.
Вот вся она нитакая, и красивая, и умная, и не боится, влюбляйся скорей, Кощеюшка, ну че ты.
После еды Кощей отослал Верку с Чаяной, а Маланьицу оставил, видимо, понравилось ему, как она сопли-слезы в тарелку роняла.
— Что ж ты такая пугливая, — недовольно проговорил он. — Неужели не по нраву пришелся?
Малаша, стиснув зубы и выпучивая глаза, с трудом просипела:
— По нраву…
— А что тогда дрожишь?
— Прихворнула…
— Знобит?
Она кивнула.
— То не беда. Согрею.
Ну Сомец же!
Маланьица бросила последний взгляд на нас с Чаяной, глубоко вздохнула и, зажмурившись, вложила свою ладонь в руку жениха.
И на этом глава заканчивается, ура!
Итог по главе:
Язык все еще пиздец. Особенно это бросается в глаза, когда автор пытается строить повествование без диалогов. Очень бедный словарный запас, читается как «мой первый фанфик» или сочинение «как я провел лето вышла замуж». Заместительные – это вообще отдельный разговор. В игру «сосчитайте людей в комнате» можно играть до посинения.
Кощей пока что не такой мерзотный и самцовый как я боялась, но он скорее просто никакой.
Две девушки-невесты – очевидная подтанцовка для ГГ, чтоб как-то оттенять её великолепие.
Сама Верка хамила в этой главе на удивление мало, но это потому, что спала много. Сейчас сил наберется и только в путь.