Побыть наедине с мыслями не удалось: послышался шорох листьев, и из-за дуба сначала выглянуло круглое розовое лицо, словно картина в раму обрамлённое чепцом, а потом вышла маленькая подвижная женщина. Её хитрый блуждающий взгляд ни на чём не останавливался надолго; беспокойные руки то перебирали край передника, то хватали первое, что подворачивалось. Сейчас подвернулся край шайседа Гайрэ: схватив его за полу одежды, она подошла близко-близко и, отвернувшись и будто бы смущаясь, показала, что прятала в кармане — свёрнутую из лоскута куколку.
— Здравствуй, Тара, — сказал Гайрэ, подавив вздох досады, и она ухмыльнулась, демонстрируя на удивление ровные белые зубы, а потом потянула его за собой.
Они уселись под дубом бок о бок, и Тара, не выпуская из пальцев полу его шайседа, принялась щебетать. Говорила она только на горском наречии, которого уже и сам Гайрэ до конца не понимал, да ещё и половину букв съедала, так что разобрать, о чём она толкует, было сложно. Но когда в её речах прозвучало имя леди Мораг, Гайрэ насторожился.
— Ругалась, ой ругалась, даже била его… За поход…
— Тихо! — он испуганно оглянулся по сторонам. Показалось, или за низким каменным забором было какое-то движение? — Не говори вслух про поход, поняла?
Тара заёрзала, коснулась своего носа с заговорщицким видом и придвинулась ещё ближе, бесцеремонно обхватила Гайрэ за шею и зашептала на ухо.
— Привёз из похода… — разобрал он. — Красивую леди. Леди Мораг ругалась, кричала! А как приехали южане — так лорд и леди ту красавицу вчера ночью закопали…
— Что?!
— Ага, ага! — Тара, хихикая, закивала головой в огромном чепце, как игрушка-болванчик. — Закопали! И знаешь, что? Совсем голенькую!
— Тара… — он снова оглянулся, чувствуя, как холодеют губы, а сердце начинает биться где-то в горле.
Слабовольный и ведомый Ферус, который вернулся «из похода», а точнее сказать, из разбойничьего набега на южные земли раньше других и тем самым спас себя от суда… Может, потому он и вернулся, что похитил женщину?! И привёз её в дом, к жене! Неудивительно, что леди Мораг «ругалась» и «даже била» его!
А потом?
Потом они убили похищенную, поняв, что вот-вот нагрянут южане.
Гайрэ содрогнулся, глядя на Тару, которая потеряла интерес к нему и играла с куколкой, посадив её к себе на колени.
— Никому не говори то, что ты мне сейчас сказала, ясно?!
— Мы на рынок идём… ля-ля-ля… — напевала Тара, улыбаясь бессмысленной и безмятежной улыбкой.
Ферус и Мораг — как они могли?! И он, Гайрэ, теперь тоже должен покрыть их преступление, ибо таков его долг: защищать своих. Королева Рианнон скорее своими руками убила бы преступного подданного, чем отдала бы его на суд южанам — так и ему не должно выдавать преступников, какого отвращения он ни питал бы к тому, что они натворили.
Надо спрятать Тару, пока южане гостят в доме у Феруса и Мораг. Конечно, она болтает на горском наречии, да к тому же дурочка, но рисковать нельзя — а ну как кто услышит?
— Тара. Пойдём, — начал он уговаривать, но та вдруг упёрлась, надулась, как маленькое дитя:
— Не пойду!
— Я тебе подарю кое-что, хочешь?
Не раздумывая, он вынул из уха серьгу. Солнечные лучи блеснули в маленьком изумруде, и Тара, любившая всё блестящее, глянула заинтересованно. Он протянул ей руку, и она встала, тщательно отряхивая шерстяную юбку.
— Ну ла-а-адно, — нехотя протянула она. У Гайрэ камень с души свалился: сейчас он её уведёт и поручит да хоть вот кухарке, пусть найдёт дурочке дело попроще.
Помнили, ох помнили ещё на севере виселицы вдоль дорог. Качались нагие тела, клевали их вороны, и южные солдаты следили, чтобы никто из северян не смел снимать истерзанные останки родных и близких, умерших позорной смертью, и за что? За то, что кто-то пел песню, а кто-то слушал.
Гайрэ этого помнить не мог, но казалось ему, что глазами своих предков он всё это видел, как наяву. Всё это ему снилось — и страшные чёрные очертания до горизонта, и вороний грай, и холодные взгляды русоволосых сероглазых солдат, и горе в каждом доме и каждой хижине.
Тара пусть пересидит, а он сам решит, что делать с Ферусом и Мораг.
— Идём, — торопил он её, чувствуя, как мелкая дрожь пробирает до самых костей, хотя день был ясный, тёплый, солнечный. Тара дурачилась и упрямилась, не хотела уходить с холма, как бы он ни показывал её блестящую серьгу. — Ну пойдём же! Я тебе платок подарю новый…
Хрустнула ветка. Гайрэ даже не вздрогнул — замер на месте, превратился в соляной столп. Заледенели руки, кровь застыла в жилах, горло сжалось и похолодели губы.
Пятеро южан окружили их с Тарой. Длинные, чёрные тени протянулись до самого низа холма. Вот они — высокие сероглазые люди. Вот он — лорд Кассиан, названный за свою жестокость Акрамским мясником. Что там в деревне судачили, действительно ли он убил мать и младенца? Так ли это важно?
Виселицы, чёрные виселицы до горизонта, вот что видел Гайрэ.
Как он не услышал его шагов? Казалось, что под тяжёлыми сапогами лорда Кассиана стонет сама северная земля.
— Я надеюсь, вы простите нас за внезапное вторжение, однако я должен знать, о чём вы говорили с этой девушкой, — заговорил Кассиан.
Гайрэ нашёл в себе силы посмотреть ему в глаза. Серые глаза — как у тех, кто не подпускал северян к телам любимых, не дозволял даже похоронить людей, как подобает.
Горло болело так, что слова приходилось выталкивать, но он взял себя в руки и выговорил:
— Наш разговор недостоин вашего внимания. Это дурочка, которую леди Мораг держит из жалости, она сама не знает, что болтает.
— И что же, — негромко спросил Кассиан, — в словах несчастной дурочки так вас напугало?
Проклятый. Откуда он знает?!
Пятеро стояли, заслоняя солнце. Гайрэ заметил ещё одну — маленькую, широкоскулую, с единственным глазом — второй закрывала кожаная повязка.
Шпионка. Двигается бесшумно, как осенний ветер, всюду влезет, всё заметит. Не будет ему покоя. Кассиан вывернет его наизнанку, все его порывы, все его тайные мысли и разговоры.
— Я бы вас оскорбил пересказом её глупой болтовни, — сказал Гайрэ. Он чувствовал себя ребёнком, который вооружился палочкой и пытается сражаться с настоящим воином.
— Вы отказываетесь отвечать? Что ж, тогда мы сами её допросим!
— Нет! — Гайрэ заслонил собой Тару, которая вдруг захихикала и вцепилась ему в плечи. — Что вы хотите от неё добиться — она дурочка, её тут держат из милости, она даже не говорит на вашем языке!
Кассиан вдруг криво улыбнулся, отчего стал ещё сильнее похож на хищного коршуна.
— Зато вы говорите.
Повинуясь его неуловимому жесту, двое его людей схватили Тару и потащили от Гайрэ. Она завопила, начала брыкаться, попыталась укусить высокую хмурую женщину, которая зажала ей рот рукой в плотной кожаной перчатке…
— Нет! Нет! Прекратите!! — закричал Гайрэ, прежде чем успел сам себя остановить: не смей просить, не смей умолять — и кого?! Мясника! Человека, который выглядит так, словно все рассказы про него — лишь преуменьшение его злодеяний!
— Скажите, о чём вы разговаривали, и я велю её отпустить. Чем больше вы упорствуете, тем больше я понимаю, что дело нечисто.
Тара, которую тем временем запеленали в плащ, извивалась и мычала, заливаясь слезами; чепец сбился с её головы, обнажая редкие волосёнки и молочно-белый череп.
Они ведь её замучают!
А если он скажет — то… виселицы, и… и…
Ферус и Мораг — или бедная дурочка Тара?!
Они, по крайней мере, совершили преступление, а она? Кто вступится за неё, невинную, не понимающую даже, за что её мучают, если не он?
— Стойте! Отпустите её! Я скажу!
Кассиан поднял руку в перчатке. Тару опустили на землю, и Гайрэ бросился к ней — распелёнывать, поправлять чепец, бормотать что-то утешительное. Она заливалась слезами и цеплялась за его руку.
На них упала тень. Кассиан подошёл и присел рядом, переводя взгляд с одного на другую.
— Ну? — тихо спросил он.
— Лорд Ферус…
«Соврать?» — мелькнуло в голове. Однако врать было уже поздно, да и не был он хорош во вранье.
Гайрэ повторил то, что говорила Тара, и с каждым его словом лицо Кассиана становилось всё свирепее.
Виселицы, виселицы до горизонта, вот что он выбрал…
Когда Гайрэ замолчал, Кассиан задал лишь один вопрос:
— Где?
— Тара… Тара, ты покажешь, где закопали леди?.. — спросил Гайрэ, гладя её по чепцу.
Кассиан вдруг размотал шейный платок — красивый, с яркими птицами, вышитыми золотыми и серебряными нитками — и протянул Таре. Слёзы у той мгновенно высохли, она вцепилась в ткань, перебирая её беспокойными пальцами.
— О! О-о-о…
Она встряхнула платком, улыбаясь сквозь слёзы и глядя, как просвечивает через него солнце.
— Покажу! Покажу-покажу, идём!
Она крепко схватила Гайрэ за руку и вскочила на ноги.
***
Тара привела их в сад, и сразу понятно стало, что в дальнем углу недавно копали. Кассиан приказал позвать работников и притащить Феруса и Мораг, и когда те пришли — бросил лорду лопату.
¬— Копай, мерзавец, — сказал, усмехаясь так жутко и безрадостно, что у Гайрэ в ушах зазвучал вороний грай и женский плач.
— Не копай, Ферус! — крикнула леди Мораг, бледная, но с вызывающе блестящими глазами. — Не заставишь! — крикнула она, повернувшись к Кассиану. — Не посмеешь!
Но Ферус, чьи полные румяные щёки сдулись и тряслись, как опустевшие меха с вином, послушно взялся за лопату и стал неуклюже, неумело копать вместе с работниками.
— Трус! Болотный выползень! — выкрикивала леди Мораг, пока её не взяла под локоть одна из воительниц Кассиана, светловолосая красавица.
— Леди. Прошу вас, помолчите, — сказала она голоском сладким и ядовитым, как у змеи, и почему-то её слова Мораг проняли. Она замолчала.
Закатное солнце заливало красным спины работников, блестело в капельках пота, покрывших их затылки. Лорд Ферус весь покраснел и поминутно вытирал мокрое лицо.
Южане хмуро смотрели.
Наконец лопата глухо ударилась об твёрдое. Гайрэ замер. У Кассиана между чёрных бровей пролегла морщина, тонкие губы сжались, ноздри вздрагивали.
Из-под земли показался наспех сколоченный деревянный ящик. Кто-то сбегал за ломом, и Гайрэ сначала зажмурился — но потом широко раскрыл глаза и уставился на гроб. Нет, он будет смотреть. Он собирался покрывать это преступление, и теперь не отвернётся от последствий.
Женщина, похищенная из своего дома, обесчещенная, увезённая от родных мест — и наконец убитая и зарытая в саду, без могильной плиты, без почестей. Он никогда бы не подумал, что Ферус на такое способен — мягкотелый и не злой… А Мораг? Мораг, приютившая несчастную дурочку Тару и лично следившая, чтобы её никто не обидел?
Заскрежетали гвозди, которые сноровисто вытаскивали из деревянных досок. Сейчас, наверное, пойдёт трупный запах. Бедная леди! Её закопали нагой, а значит, даже в смерти её не будет достоинства…
Запаха не было. Из-под досок показалось что-то очень белое.
Гайрэ смотрел в недоумении. То, что было в ящике, не напоминало труп.
А напоминало…
Последняя доска отлетела в сторону.
В раскопанном ящике лежала обнажённая леди.
Мраморная.
Маленькое лицо с безмятежной спокойной улыбкой смотрело прямо на Гайрэ, одна рука с пухлыми пальчиками была прижата к груди, вторая сжимала букет цветов.
По пухлым щекам Феруса побежали слёзы.
— Я сам не знаю, что на меня нашло, — всхлипнул он. — Я думал, это будет подарок… для Мораг… что мы фонтан сделаем…
— Болван! — рявкнула Мораг. — Тупица! Безмозглый бестолковый…
Южане заухмылялись, запереглядывались. Кассиан выдохнул:
— Это и есть ваша «обнажённая леди»? Которую вы закопали в саду?
Ферус кивнул, опираясь на лопату.
Кассиан впервые за всё это время улыбнулся так, что почти стал напоминать обычного человека.
— Что ж, мой господин, — сказал он, поворачиваясь к Гайрэ. — Каков будет ваш приговор? Какое наказание вы сочтёте достойным за мародёрство?
Он издевается. Разумеется, он издевается — он не отдаст суд в руки Гайрэ!
Все взгляды устремились на него. Мораг молитвенно сложила руки, Ферус глядел во все глаза.
Разумеется, Кассиан говорит так, чтобы потом высмеять дурачка, возомнившего себя таном севера, который имеет право судить! И всё-таки…
— Лорд Ферус! Отняли ли вы чью-нибудь жизнь, когда крали эту статую?
Ферус усиленно замотал головой.
— Нет! — воскликнул он, переводя взгляд с Кассиана на Гайрэ. — Нет. Когда мы дошли до той виллы, там был только сторож, который задал стрекача! Мы никого не убивали!
Гайрэ глубоко вздохнул, чувствуя, что груз на его плечах слегка уменьшился:
— Лорд Ферус! Вы лично отвезёте статую обратно, туда, откуда вы её взяли. Вы принесёте извинения и заплатите любой штраф, который наложат на вас хозяева виллы, а также отвезёте им щедрый подарок.
Он взглянул на Кассиана. Вот сейчас тот высмеет его и велит строить виселицы.
Но тот одобрительно качнул головой:
— Достойный приговор, мой господин. Добавлю лишь то, что в путешествии лорда Феруса будут сопровождать мои солдаты, которые и проследят, чтобы всё было исполнено. Да будет так!
Тяжёлая рука в перчатке опустилась на плечо Гайрэ, который невольно содрогнулся от этой непрошенной близости. Кассиан, усмехаясь, сказал:
— От всей этой беготни немудрено и проголодаться. Распорядитесь, чтобы нам подали обедать — с насильником я за стол не сел бы, но раз у нас тут раскаявшийся мародёр, пусть накрывает на стол!
Призрак виселиц растаял под закатным солнцем.
— Леди Мораг, — сказал Гайрэ, — во сколько будет обед?