Геллерт сел на постели, оглядывая спальню и стараясь прочитать в ее обстановке характер хозяина. Определенно здесь жил не педант и аккуратист; все производило впечатление живого беспорядка, довольно впрочем уютного. Огонек трепетал в ночнике в виде двух сложенных бронзовых ладоней. Саламандра в запыленной реторте спала, а совиная клетка по прежнему пустовала, под ней на полу валялись несколько пестрых перьев. На тумбочке у постели стояло блюдце с половинкой печенья и крошками, и валялись щетка для волос, пара кожаных перчаток, слишком тонких для местной зимы, и журнал «Вестник рунологии», на обложке которого отпечатался темный круг от чашки чая. Еще несколько книг лежали на подоконнике, и целая стопка у кровати. Геллерт, свесившись с постели, прочел заглавия. Солидный том «Применение животных субстанций в алхимических процессах». Что-то в бумажной обложке без названия на форзаце, как оказалось, маггловская пьеса. «Письма Якоба Осекского» на латыни – издание позапрошлого века. Модный роман «Фестрал без крыла» и последняя монография Батильды Бэгшот «Политические отношения Великобритании и Европейского конгломерата в период поздних гоблинских войн». Круг чтения у Аля был предсказуемо широкий.
Кроме двери в коридор еще одна, чуть приоткрытая, вела в кабинет, где виднелись очертания приборов и блестели стеклянные дверцы шкафов. Заходить туда Геллерт не стал, соваться без приглашения в рабочую комнату практикующего мага поступок чреватый непредсказуемыми последствиями, а применять воровские заклятия Геллерт не захотел, так что вытащил из стопки книг тетушкину монографию. На титульной странице обнаружилась дарственная надпись: «Альбусу, моему самому вдохновляющему собеседнику и другу». Мило. Значит Аль с тетушкой Тильдой знакомы, даже дружат. Геллерт открыл книгу на середине и начал читать, больше обращая внимание на пометки сделанные Алем на полях, чем на основной текст.
Он не успел пролистать до конца и первую главу, когда вернулся Аль.
– Рядом с тобой, мой милый, я совсем потерял счет времени, – он сел на край постели и прижал ладонь к щеке Геллерта.
– Как твоя сестра? – спросил Геллерт, откладывая книгу.
Лицо Аля было непроницаемо спокойно:
— Все в порядке. Просто она заметила, что я не пришел пожелать ей доброй ночи и... перепугалась.
– Что с ней?
Аль отвел взгляд:
– У нее деликатное здоровье и хрупкие нервы. К тому же она не владеет магией...
– Сквиб? – с тенью сочувствия спросил Геллерт.
Многие волшебные семьи считали позором рождение ребенка лишенного магии, так что уклончивость Аля была понятной, но тот ответил.
– Не совсем.
– Это из-за нее ты привязан к дому?
— Да. Ариане тяжело оставаться одной надолго.
– Что значит не совсем сквиб? – спросил Геллерт.
Саламандра проснулась и завозилась в своих тлеющих угольках и по лицу Аля заплясали отблески огня, обрисовав напряженную линию рта. В его чертах читалась явная неохота продолжать разговор, но Геллерт сейчас стремился знать о нем все: залезть в его мысли, украсть воспоминания, окунуться в них пока не станет ясно, чем он живет, чего жаждет и чего боится. А еще Геллерт совсем не желал делить Аля с кем бы то ни было, в том числе с непонятной больной сестрой.
– Знаешь, я тебя с ней познакомлю завтра, – неожиданно сказал Аль. — Ты ведь останешься до утра?
Геллерт кивнул и потянул за пояс его халата, отвел полу, заставляя тяжелую темно-красную ткань соскользнуть с бедра. Аль, опершись руками о постель, склонился за поцелуем и грива его спутанных волос коснулась лица.
– Надеюсь, ты обновил заглушающие чары, – прошептал Геллерт, кладя ладонь Алю на затылок, – потому что я заставлю тебя кричать.
И Геллерт сделал это. Теперь когда первая страсть была утолена, можно было действовать медленно и расчетливо. Они дразнили друг друга, в шутку боролись на узкой постели, пока Геллерт не пошел на обманный маневр, позволив оседлать свои бедра, а потом одним движением перевернул Аля на спину, навалившись сверху всем весом. Он помнил, что Аль просил не связывать его магией, и просто обхватил его запястья и мягко прижал к матрасу. Аль облизнул смеющиеся губы и хитро прищурился, явно выжидая момент для ответной атаки. Геллерт навалился сильнее, наслаждаясь жаром тела под собой, особенно ощутимым там, где его собственный напряженный член вжимался между ягодиц.
– Просто сдайся, – прошептал Геллерт, склоняясь к его рту. – Доверься мне.
Ресницы Аля дрогнули и опустились, ноги скользнули по бедрам Геллерта, стискивая крепче, притягивая ближе.
– Ты тоже кричал, – с ласковой насмешкой проговорил Аль, устраивая голову у Геллерта на плече. Тот собрался ответить, но обнаружил, что Аль уже спит. Геллерт чувствовал под его лежащей на груди ладонью биение собственного сердца и вскоре сам тоже погрузился в сон, крепкий и безмятежный. Рядом с человеком, которого полжизни считал своей погибелью.
***
Дом был полон утренних звуков. Шаги, голоса, хлопанье дверей, смех и шум воды.
Потом кто-то заиграл на флейте. Ее хрипловатый голос неуверенно вывел мелодию, еще раз, и вот флейта уже запела ясно и нежно. Геллерт сел на постели, потянулся и зажмурился, потому что сквозь чуть раздвинутые занавески просочился луч бледного зимнего солнца и упал прямо ему на лицо.
– Доброе утро, соня! – сказал Аль.
Он стоял в дверях с полотенцем в руках, уже одетый: в брюках и рубашке с подвернутыми рукавами, открывающими его красивые запястья.
– А ведь вовсе не поздно, – Геллерт зевнул. Судя по солнцу было не больше девяти утра.
– Одевайся и спускайся вниз, – Аль взмахнул рукой, раздвигая шторы, в его глазах искрилось веселье. – Мы завтракаем на кухне.
Геллерт снова зажмурился от яркого света и запустил пальцы в волосы, пытаясь пригладить кудри. Из-за неудачной аппарации из замка Крафтов ему пришлось обрезать волосы выше плеч, и теперь они торчали и завивались как придется, если не призвать их к порядку. Он услышал тихий смешок Аля, но когда открыл глаза, тот уже исчез, прикрыв за собой дверь.
Дом оказался совсем небольшим, и спустившись по деревянной лестнице, Геллерт без труда нашел кухню, откуда тянулся чудесный запах жаренного бекона и гренок. Там царил тот же уютный и домашний беспорядок, что и в спальне Аля, который стоя спиной к двери, колдовал с гренками, - они одна за другой взлетали в воздух, шлепались на сковороду и, поджарившись с обоих боков, укладывались на блюдо.
Перед круглым деревянным столом накрытым к завтраку, точнее хаотично уставленному чашками, тарелками с беконом, жареными помидорами и яйцами, баночками с джемом, медом и маслом, примостившимися между ними кофейником, чайником и молочником, стояла пыльная коробка с рождественскими гирляндами.
Высокая девушка в темно-голубом платье и белом полотняном переднике чистила апельсин маленьким ножиком. Геллерт, пока на него не обратили внимания, украдкой разглядывал ее лицо. Ариану трудно было назвать красивой или даже миловидной: слишком тяжелый подбородок, слишком широкий лоб, бледные глаза и невыразительные русые волосы. И еще в ее облике чудилась какая-то болезненная тусклость, особенно очевидная рядом с ярким Алем. Заметив Геллерта, девушка положила апельсин на стол, и на ее лице вспыхнула улыбка, сразу придав ему, если не красоты, то жизни.
– Альбус, – окликнула она, – вот и твой друг пришел.
Аль повернулся к ним, за его спиной гренки продолжали поджариваться и укладываться на блюдо.
– Это Геллерт Гриндевальд, – мягко сказал он, – Геллерт, это моя сестра Ариана.
Девушка приблизилась так стремительно, что Геллерту показалось, будто она сейчас его обнимет, но Ариана протянула руку.
– Я очень рада знакомству, Геллерт. Доброе утро, – рукопожатие у нее оказалось энергичным, ладонь теплой и не изнеженной.
– Доброе утро, мисс Дамблдор, – подчеркнуто вежливо ответил он. – Очень польщен.
– Можешь называть меня Арианой? – не предложила, а именно спросила она. – Так будет гораздо лучше.
– Хорошо, если ты позволишь.
– Конечно. Садись, – воскликнула Ариана. – Ты же голодный.
Она бойко отодвинула коробку с гирляндами, указала Геллерту на стул и вручила тарелку и чашку.
– И ты, наверное, будешь кофе, – сказала она, берясь за кофейник. – Альбус рассказывал, что в Европе по утрам пьют только кофе. У тебя милый акцент.
В ее бесцеремонно живых манерах не сквозило ни тени болезненности, и уж точно не было робости или страха, каких Геллерт ждал от создания, которое с таким ужасом кричало вчера вечером.
– Ариана, – с укором сказал Альбус, подходя к столу и выискивая взглядом место для блюда с гренками, которое покачивалось у его плеча.
– Геллерт, я тебя обидела? – спросила Ариана.
– За чашку кофе я сейчас прощу что угодно, – признался Геллерт.
Ариана сдавленно хихикнула и, взяв кофейник, наполнила его чашку.
– Пожалуйста, и мне тоже, Ариана.
Аль пристроил блюдо на краешек стола, сел и с сокрушенным видом начал намазывать гренку джемом.
– Как ты видишь, Геллерт, – вздохнул он, – у нас все без церемоний, так что, прошу угощайся.
Полчашки кофе спустя Геллерт окончательно проснулся, положил себе жаренных яиц с беконом и присмотрелся к своим сотрапезникам. Аль похоже не собирался вмешиваться в разговор, то ли слишком проголодался, то ли хотел понаблюдать как будет развиваться их с сестрой знакомство. Ариана налила себе чай и мазала гренку маслом, а когда Геллерт посмотрел на нее, ответила любопытным взглядом.
Сделав вид, что увлечен содержимым своей тарелки, Геллерт сотворил осторожное заклинание. В Ариане действительно ощущалась та неуютная тусклость, которую ему доводилось встречать в сквибах, бесцветие там, где должны играть все краски мира. Но что значили туманные слова Аля? Что еще за не совсем сквиб? Пророческий дар молчал, напоминая о себе разве что легким неспокойством, которое Геллерт не знал как истолковать.
– Ты играешь на флейте? – спросил Геллерт.
– Да, – губы Арианы снова дрогнули от смеха, а в уголках глаз обозначились веселые морщинки, почти как у Аля. – Прости. На самом деле, ты очень хорошо говоришь по-английски, просто я никогда раньше не встречала иностранцев.
– Не так хорошо как мог бы, – пожал плечами Геллерт, – учитывая, что моя мать наполовину англичанка.
– Правда?! – воскликнула Ариана, – У тебя есть родственники в Англии?
– Да, – ответил Геллерт, – тетя моей матери.
– А кто она? И где живет?
– В городке, который называется Годрикова Впадина. Это в Западной Англии, если не ошибаюсь. Я там давно не был.
Ариана схватила брата за руку.
– О, Альбус, ты слышал? А как ее зовут? – она снова повернулась к Геллерту, глаза ее сверкали.
– Батильда Бэгшот, она историк магии.
Геллерт посмотрел на Аля, и заметил, что тот с тревогой наблюдает за сестрой. Однако та воскликнула с прежним восторгом.
– Это же наша миссис Бэгшот! Мы тоже жили в Годриковой Впадине. Наши дома были совсем рядом. И мы ее очень хорошо знаем. Наша мама с ней дружила, и Альбус тоже.
– Ариана, остановись, – рассмеялся Аль, настороженность в голосе была почти не заметна. – Не всякий человек выдержит такой напор с утра пораньше.
– Но ведь это удивительно! Представляешь, – сказала Ариана Геллерту, – мы могли бы познакомится гораздо раньше. Ты же приезжал к ней в гости?
– Да. Совсем ребенком, – ответил Геллерт. Его не то чтобы удивило, но поразило то, насколько неизбежной оказалась их с Алем встреча, не последуй Геллерт предостережению.
– А, вот и сэр Бедивер! – сказал Аль и поднялся, чтобы открыть форточку.
В окно, вместе с порывом морозного ветра, влетел уже знакомый Геллерту холеный филин, уронил на стол номер «Ежедневного пророка» и конверт, а сам уселся рядом с тарелкой Аля. Тот отломил ему кусочек гренки с джемом, который филин благосклонно проглотил, после чего прошагал по столу и требовательно уставился на Геллерта.
– Как не стыдно, сэр Бедивер! – сказала Ариана. – Пожалуйста, не давай ему джем. Альбус его закармливает сладким, потому что сам...
Аль кашлянул, пряча улыбку, и не дав ей договорить, протянул конверт.
– Ариана, это тебе письмо.
Геллерт обмакнул корку хлеба в яйцо и протянул филину, тот презрительно моргнув, отвернулся. Ариана уткнулась в письмо. Аль взглянул на Геллерта и впервые за все время завтрака улыбнулся только ему одному.
– Аберфорт пишет, – сказала Ариана, – что он решил не покупать ту ферму в Котсуолде, там слишком шумно из-за железной дороги.
Аль ответил невразумительным «Мгм» поверх чашки кофе.
– И еще, – добавила Ариана, не поднимая глаз от письма, – он пишет, что приедет на Рождество.
– Как мило с его стороны.
Аль подмигнул Геллерту и сунул филину еще один кусочек гренки с джемом.
– Кстати, я все видела, – заметила Ариана.
Ее разговоры с братом и все происходящее в целом, носили оттенок такой домашней обыденности, что Геллерт чувствовал себя обескураженным этим, не меньше, чем загадкой о не совсем сквибе. Оживление и любопытство Арианы утихли, и вообще казалось она приняла появление Геллерта за завтраком так, как будто для Аля это обычное дело, приводить любовников домой и оставлять на ночь.
Ариана отложила письмо, подняла взгляд на настенные часы и всплеснула руками:
– Уже половина десятого. Мисс Кителер! Я ведь обещала помочь ей вычесать Садб, Бадб и Дану, чтобы они встретили Рождество красивыми. Это книззли нашей соседки, – пояснила она Геллерту. – Они терпеть не могут, когда их вычесывают с помощью волшебства, а меня всегда слушаются.
– Не волнуйся, – сказал Аль. – Мисс Кителер, наверняка, только встала. Ты же ее знаешь.
– Отнесу ей что-нибудь к завтраку.
Ариану снова охватило оживление. Она залпом допила чай, сунула в рот дольку апельсина, и закружилась по кухне. Заглянула в стоящую на подоконнике жестянку, обвинила Альбуса в краже печенья, отогнала от жестянки филина и выбежала прочь. Ее шаги быстро застучали по лестнице и по коридорам. Снова она появилась на кухне уже в сапожках, меховой шапочке и синем пальто, которое она застегивала, продолжая разговаривать.
– Не надо меня провожать, Альбус. Лучше зайди за мной как закончишь урок. Рада была познакомиться, Геллерт. Ты ведь придешь к нам на Рождество? Обязательно приходи.
Не дождавшись ответа, она застегнула последнюю пуговицу, подставила брату щеку для поцелуя, помахала Геллерту рукой и, подхватив корзинку, убежала.
– Придешь? – спросил Аль с улыбкой.
Геллерт вдруг обнаружил, что чертовски зол.
– Ариана всегда так приветлива с твоими любовниками?
Аль отставил чашку, подошел поближе и прислонился к столу, во взгляде его читались любопытство и настороженность.
– Такой ревнивый? – он подцепил пальцем завиток волос у щеки Геллерта. – Объяснюсь в первый и последний раз. Я никогда не знакомил Ариану ни с кем из моих любовников. Мы вообще не часто принимаем гостей. Именно поэтому она отнеслась к тебе так доверчиво. Если кто-то приходит в дом, значит это близкий человек — родственник или друг. Есть еще мои ученики, но мы занимаемся только в кабинете и уж точно я не приглашаю их на завтрак. Ариана обрадовалась новому лицу. А что касается ее непринужденности... Во-первых, из меня конечно вышел ужасный воспитатель и манеры у нее не самые изысканные. А, во-вторых, она не понимает, что ты мой любовник, просто не осведомлена о некоторых сторонах жизни. Я сказал ей что ты мой друг, этого ей достаточно, чтобы быть с тобой приветливой. И, Геллерт, – Аль вздохнул и погладил его по щеке, – не нужно меня ревновать, пожалуйста.
Может быть то, что Аль так долго прожил с неуравновешенной сестрой, научило его управляться с чужими всплескам чувств с такой насмешливой терпеливостью, но Геллерт ощутил как расслабляется под мягким прикосновением руки.
– То есть она предполагает что мы с тобой полночи обсуждали квиддич и последнюю монографию тетушки Батильды? – хмыкнул он.
– Ариана ведет необычную жизнь и, вероятно, вынуждена будет вести ее всегда, – серьезно ответил Аль. – Наша мать и вовсе считала, что ей не следует выходить во внешний мир, что он слишком груб для нее. Я придерживаюсь другой точки зрения, но тоже считаю, что невинность в некоторых вещах для нее полезна. Истина прекрасна, но жить с ней не всегда легко.
– И Ариана принимает как должное, что ее прекрасный и полный жизни брат принес ради нее обет безбрачия? – он поймал руку Аля своей и поцеловал запястье.
– Геллерт, это не простой разговор, и я не хочу начинать его сейчас.
– Тогда мы можем вернуться в постель и провести время более приятно, – пробормотал Геллерт, не отпуская его руки и проводя языком по тому месту, где под нежной кожей быстро бился пульс.
– Прости, милый, через полчаса у меня встреча с учеником.
– Отправь сову, и напиши, что не придешь.
– Не могу, это последний урок перед каникулами и я должен дать ему задания.
– Какая скука.
– Перед Рождеством всегда безумие и с учениками и в редакции. Через три дня, вечером. Ты свободен?
Геллерт кивнул, и Аль наклонился и прижался губами к его губам.
– А потом, действительно, приходи к нам на Рождество, если хочешь. Будет очень тихо. Только Ариана, я и наш брат Аберфорт.