6.1. Город. Апрель тринадцатого года от начала Эксперимента
— Мдааа, это чтобы мы не забыли, какого пола наш ребенок? — скептически разглядывал ряды вешалок с розовыми платьями Юра. — Хотя все лучше, чем черное. С какого возраста нужно будет засунуть ее в мешок?
Отабек уже жалел, что вытащил Юру на прогулку. Пару недель назад тот очнулся от своей депрессии и активно включился в жизнь. Отабек радовался этой перемене, как дитя новогоднему подарку. Смутно, где-то в глубине путающихся воспоминаний, Отабек знал, что депрессии лечат таблетками и заботой. Первого в Городе не водилось, депрессии считались уделом слабаков и неудачников, которых, конечно, жалко, но не очень, а одной заботы Юре, увы, не хватало.
— Думаю, когда ей придет пора вступать в брак, — осторожно ответил он на вопрос.
— И сколько это лет? — не сдавался Юра. — Двенадцать? Четырнадцать? Мы будем искать ей мужа или Наставники постараются? Или к нам просто придет какой-то урод и заберет ее?
— Не знаю.
— Нет, ты скажи. Ты знаешь. Во сколько лет они забирают детей для издевательств?
Отабек молчал. Юра говорил громко, на Юре не было никаба, Юра в первые десять минут прогулки сгрузил Нину Отабеку, видимо, чтобы было удобнее размахивать руками, тыкать пальцами в закутанных сучек и чванливых самцов. И громко, громко, громко критиковать новые порядки.
Юра не вписывался настолько, насколько это было вообще возможно.
— Мне тут пришла в голову идея: давай покупать сразу черное, чтобы привыкала.
Отабек поправил упавший с юриной головы капюшон. Темные джинсы и толстовка с капюшоном были единственным компромиссом, на который тот согласился пойти. «Либо я иду в человеческой одежде, либо не иду вообще». Сучки должны были носить специальные закрытые одеяния и головные уборы, но, в принципе, никто не стал бы цепляться к обычным вещам, будь они достаточно черными и мешковатыми. Но Юра все равно не вписывался.
— Может, просто погуляем?
Одежду Нине он лучше купит потом, один.
Выйдя из торгового центра, они спустились к морю и прошлись по набережной, подставляя лица прохладному весеннему ветерку. Море накатывало на камни, брызгало соленой водой, из прибрежных кафешек доносилась музыка и веселый смех. Юра рассеянно улыбался, и Отабек в который раз переменил свое мнение, им определенно стоило выйти на прогулку. К черту Город, Эксперимент, подозрения Охры, новые порядки, споры, как отличать клановых сучек Мирона от городских, когда все одеты в одинаковые мешки. К черту все.
— О-о-о, вот туда я хочу, — Юра ткнул пальцем в какое-то заведение с выпрыгивающей на улицу из вывески половиной тигра.
— Тебе там не понравится.
Ресторан выглядел довольно дорогим, а почти все дорогие заведения в городе переоборудовали залы под новые правила: раздельные залы для самцов и сучек, в некоторых — семейные кабинки на небольшую компанию. Привести в такое место Юру совершенно точно означало нарваться на неприятности.
— Это еще почему? — беспечно откликнулся тот. — Я целый год сидел дома, мне вообще пофиг, как там готовят. Пошли!
Юра схватил Отабека за руку и потащил в сторону ресторана. Нина с интересом смотрела на папу, она никогда не видела его таким и, наверное, не узнавала.
Не успел Отабек придумать, как угомонить Юру, когда ресторан, конечно же, окажется раздельным, как их окликнул смутно знакомый голос:
— Эй! Эй, ты, со светлыми волосами!
Они развернулись. Мужчина из подземных сучек, с густо подведенными черным глазами, надвигался на них, недовольно поджимая губы. «Чейни!» — вспомнил не столько голос, сколько напыщенный вид и боевой раскрас Отабек. Хренов партнер хренова приятеля хренова мэра.
— Что это за лохмы? — Чейни потянул Юру за волосы. Массивные золотые браслеты звякнули на запястье. Отабек заметил огромный темный синяк под рукавом одеяния. — Ты почему в таком виде, ты что, у себя дома?
— Тебя не спросил, — ответил Юра, отталкивая руку и отступая на пару шагов.
— Я разрешаю ему, — сказал Отабек прежде, чем Юра снова открыл рот. — Обычно он прикрывает голову, капюшон просто сдуло ветром.
— Не припоминаю, чтобы чьи-то разрешения ставились выше законов Города, — чванливо заметил Чейни. — Как тебя зовут?
— Отабек Алтын. Я старый приятель Охры.
— И почему же ты не можешь призвать свою сучку к порядку, Отабек Алтын, старый приятель Охры?
— Эй! Со мной разговаривай, — Юра вклинился между ними, отпихнув Отабека в сторону. — Ваши порядки у меня вот где сидят! — Юра хлопнул ребром ладони по горлу. — Отстань от моей семьи.
Нина захныкала, завертелась у Отабека на руках. Надо было что-то делать.
От стоявшей неподалеку компании отделилась пара человек. Ресторатор, узнал одного Отабек, второго, темноволосого с аккуратной бородкой, он видел впервые в жизни. Отабек подумал, что зря не взял с собой пистолет. Впрочем, использовать его всегда было опаснее, чем не использовать. Хватит с них того, что Юру подозревают бог знает в чем.
— О чем ругаемся? — доброжелательным тоном начал Ресторатор.
— Сучка с непокрытой головой, — неопределенно пожал плечами Чейни, показывая на Юру. — Хамит.
— Хамит, — согласился Ресторатор, окинув Юру с головы до ног оценивающим взглядом. Юра показал ему средний палец.
— Юр, пойдем отсюда, — прошипел Отабек партнеру на ухо и уже громче добавил: — Нашей дочери пора спать. Извините, что побеспокоили.
— Ты-то что извиняешься? — возмутился Юра. — Будто это мы до них докопались. Ходят тут, как…
Не дослушав, Чейни наотмашь ударил Юру по лицу. Юра покачнулся, чуть не упав, Отабек тут же загородил его собой, не столько защищая от Чейни, сколько не давая сорваться в бездумную драку, испортив все еще больше.
Нина зашлась в плаче.
— Какая миленькая! — неожиданно склонился к ней Чейни. Юра замер, готовый броситься на противника, словно тигр с вывески ресторана. Ресторатор с приятелем с любопытством смотрели на происходящее, наверное, не ожидали такого развлечения под вечер.
Чейни погладил Нину по голове то ли с горечью, то ли с затаенной злобой во взгляде.
— Такая миленькая девочка — и плачет! Это все от дурного воспитания. Надо как-то отслеживать неблагополучные семьи. Защищать детей от произвола родителей.
Юра медленно начал обходить Отабека, не сводя взгляда с Чейни. Отабек толкнул Юру плечом, снова оттесняя в сторону.
— Давайте разойдемся миром, — обратился он теперь к Ресторатору. — Зачем мешать прохожим?
Прохожим, справедливости ради, было плевать — в Городе постоянно вспыхивали стычки по любому поводу.
— Пожалуй, штраф за непотребное поведение в общественном месте вразумит твою сучку, — Чейни обернулся к приятелям. — Думаю, можно на первый раз их простить.
Вот этого Отабек ожидал меньше всего.
Ресторатор переглянулся с бородатым парнем, тот что-то прошептал ему на ухо.
— Мой друг говорит, ты когда-то бил его по роже, — обратился Ресторатор к Юре. — В позапрошлом апреле.
Юра пожал плечами.
— Ногами, — пояснил Ресторатор с ухмылкой.
— Нахер пусть идет.
— Аккуратнее с языком, молодой человек.
— Очень большой штраф, — задумчиво протянул Чейни.
6.2. Город. Апрель тринадцатого года от начала Эксперимента
— Мог бы предупредить, что это какой-то важный хрен, с которым нельзя ругаться, — пожимал плечами Юра, сидя на кровати в снятом на ночь номере дешевого отеля. Нина спала рядом, обложенная подушками с двух сторон, чтобы не укатилась во сне. Юра заплел ей ужасного вида хвостики. Сейчас, конечно, было не до того. Прикроватные лампы светились мягким желтым светом. Отабек мерил комнату раздраженными шагами.
— Не крутись, у меня от тебя голова болит.
— У меня!.. От тебя голова болит, — Отабек понизил голос, чтобы не разбудить дочку. Не поев, Нина спала очень чутко. — Можно подумать, если бы я сказал, что-то бы изменилось.
После стычки с Чейни Отабек настоял, что возвращаться домой опасно, и оказался абсолютно прав. Оставив Юру с Ниной в гостинице и подъехав на такси к дому, он обнаружил, что там уже хозяйничают люди Ресторатора. Вскрытые замки и сигнализация, естественно, никакого внимания полиции не привлекли. Уроды не постеснялись подогнать грузовую машину, видимо, чтобы вывезти все ценное, прежде чем устроить в особняке очередную коммуналку. А может, заселить кого-то из приятелей Ресторатора, дом был хороший, и в самом центре.
О том, чтобы забрать деньги, оружие или хотя бы автомобиль, не могло быть и речи. Отабек подозревал, что и у друзей, и в банке, и где бы то ни было еще ему лучше не появляться.
— А что говорят твои друзья из клана Мирона? — спросил Юра, словно прочитав его мысли.
— Мои друзья из клана Мирона, — на этих словах Отабек не смог скрыть раздраженные нотки в голосе, — меня нахер шлют. Говорят, вопрос времени, когда вскроются твои подвиги. И тогда нам конец.
— Зачем ты им рассказывал?
— Ничего я им не рассказывал. Думаешь, все кругом идиоты?
— Если честно, да. Умные тут не выживают.
Юра словно не понимал, в насколько паршивой ситуации они оказались. Вот Отабеку было не до шуток. Впрочем, все было объяснимо. Не Юра зарабатывал деньги, не Юра вертелся ужом, стараясь сохранить хорошие отношения со старыми и новыми элитами одновременно, не Юра искал сделок безопаснее и выгоднее, пытаясь приспособиться к на ходу меняющимся правилам игры. Юра никогда и не пытался следовать правилам. Не Юра отстоял их дом и бизнес, не Юра на каждой попойке объяснял деловым партнерам, почему замужний Отабек никому не показывает свое «сокровище» и зачем он вообще возится с ребенком «при живой-то сучке». И не Юре теперь думать, к кому подлизаться и на кого надавить, чтобы выйти сухими из воды.
— Охра говорит, на тебя хотят повесить убийства Хейла и Коха.
— Кого?
— Не издевайся. Мужа твоего друга Стайлза и того пожилого профессора из вашего Отряда. Их убили в этом месяце. У кого еще были причины?
— Откуда им знать про мои причины?
Отабек застонал.
— Ты не помогаешь, Юра. Если мы хотим выжить, нам надо действовать заодно. Все очень серьезно. Ты имеешь отношение к их смертям?
— Нет.
— Ладно. Но тебя хотят в них обвинить, потому что соседи видели какого-то белобрысого парня в ночь убийства Коха у его квартиры. Худого, и длинноволосого. Он убегал с перепуганным видом, весь в крови.
Юра только пожал плечами.
— Мало ли таких парней. Это был его любимый типаж.
— Ладно, а Хейл?
— А что Хейл?
— Юра!
Нина захныкала во сне. Отабек поправил на ней одеяло и сел рядом. Юра зашептал:
— Как их убили?
— Застрелили.
— Ну и все тогда. Откуда у меня оружие? Если ты свое не терял?
— Не терял, — мрачно ответил Отабек. — Но они сейчас в нашем доме, если вскроют сейф — им никто не помешает сказать, что оружие было мое.
— Они могут и не вскрывая сейфа это сказать, — хмыкнул Юра. — Кстати, какой у тебя там код?
— И пока они будут расследовать твою причастность-непричастность к убийствам, они точно нападут на след деятельности вашего Отряда. Тот бородатый уже тебя вспомнил.
— Значит, у нас два выхода.
Юра казался странно безмятежным. Словно давно уже все обдумал и решил, эта спокойная уверенность пугала Отабека чуть ли не больше остальных их проблем.
— Первый вариант: сбежать из Города.
— В никуда?
— Никто не исследовал окрестности Города дальше сотни километров. Говорят, если идти на север, можно выбраться из Эксперимента. Люди не раз убегали отсюда. И никто не возвращался.
— Меня это не особенно обнадеживает.
— Есть второй вариант: я сдамся, еще лучше, если ты сдашь меня — тогда вас с Ниной оставят в покое, решат, что ты ничего не знал. Возмущайся погромче. Делай вид, что смертельно обижен, что я так с тобой поступил.
Об этом варианте Отабек не хотел и слышать.
— Думаешь, все так просто? Никто не поверит, что ты был один. Тебя будут допрашивать, пока ты не выдашь остальных. Виктора с Юри, того парня, что ждал тебя у клиники. И я имею в виду пытки. Я знаю, как люди Мирона проводят допросы.
— Я никого не сдам.
— Ладно, ладно, — Отабек его мрачной уверенности не разделял. — Побег, так побег. Но мне эта идея не нравится.
— Почему?
— Да говорят... Про те места. Водится там всякое.
— Что именно?
Отабеку было мучительно неловко произносить это вслух, но и промолчать, утаивая возможно ценную информацию, было глупо.
— Ну, например, пиздопауки.
— Чего?
Юра громко заржал, Отабек сунул ему в лицо подушку, чтобы заглушать истерический гогот. Нина недовольно завертелась, Отабек краснел, радуясь, что в темноте это не так заметно.
— Не смейся. Это то, что говорят о землях вокруг Города. Пиздопауки, говорящие бараны, люди-растения.
— Ну, я не смеюсь, — Юра смеялся. — Я просто не ожидал, что ты в такое веришь. Ты еще червей-пидоров вспомни.
— Я не верю, я просто говорю, что слышал.
— Даже представлять себе не хочу, как это: пиздопаук. Ну хоть кто-то с пиздой, а!
Юра все не мог успокоиться.
— Да-да, очень смешно, — буркнул Отабек. Он не злился и почти не обижался, но сейчас не было времени для дурацких шуток. — Конечно, это вранье, но откуда-то оно взялось? Кто-то его придумал, почему?
— Ну, везде рано или поздно появляются свои мифы и легенды.
— На основе чего?
— Да что ты ко мне пристал?
— Не хочу наткнуться на каких-нибудь монстров безоружным и с Ниной.
— Думаешь, про Город не ходит всяких тупых слухов? Так я тебе расскажу, мы со Стайлзом, — Юра, как всегда, запнулся на этом имени, — такого наслушались, пока готовились слинять и расспрашивали местных. Разрытые могилы глубиной в шесть метров, парни с двумя членами, литры смазки в переулках, когда слишком пьяный возвращаешься домой под утро, знакомые знакомых, которые превратились в куски масла. Но это просто городские легенды, а про внешний мир придумали еще страшнее. Про тебя, кстати, тоже чего только не рассказывают.
— Например?
— Например, ты поджег коттедж помощника мэра в одиннадцатом году, устроил резню в китайской кафешке в десятом, утопил в море в тазике с цементом какого-то мужика. Не знаю когда.
— Нет, это не я, — облегченно улыбнулся Отабек. — Это один из прошлых мэров, в пятом или шестом. Меня тогда тут и не было.
Юра вздохнул.
— Как-то ты слишком обрадовался насчет мужика. А остальное? Ладно, Городу нужны свои маньяки.
— А что с Антигородом?
— Ты даже в это веришь?
— А ты даже в это не веришь? Это хотя бы логично. Глупо считать, что наш Город — единственный.
— Слышал я эти рассказы. Бла-бла, Антигород, бла-бла, антилюди, бла-бла, война. Людям просто нравится выдумывать себе врагов и бояться. Все лучше, чем оглядеться вокруг и увидеть, что враги-то все здесь. По мне, так подземные катакомбы — это Антигород.
— Нет, какой-нибудь опасный город правда может существовать. И мы туда пойдем? Конечно, в рассказы, что он — противоположность нашему, я не верю.
— Да уж, в этом Антигороде все, значит, очень умные, — с издевкой заметил Юра.
Отабек забрал у него подушку и треснул ей Юру по голове.
— Ладно, я просто хотел сказать, что нет смысла верить в чушь про пауков. Тут оставаться опаснее.
— Значит, идем?
— Значит, идем, — Юра смотрел куда-то сквозь Отабека. — Вот тебе и третья причина.
— Не так ты себе этот побег представлял?
— Так я его тоже представлял, — Юра помолчал. — Хотя… Что насчет твоих подчиненных? Нельзя их собрать? Что-то сделать?
— Что сделать? Ты все еще думаешь, что я какой-то крутой мафиози?
— Я был бы не против. Устроить войну. Сжечь Город дотла.
— Присмотри лучше за Ниной. Я по магазинам, и в три выходим. И еще.
— Что?
— Если я вернусь и увижу, что ты сбежал, я тебя не прощу.
— Я и не собирался.
7.1. Побег. Май тринадцатого года от начала Эксперимента
Отабек, конечно, не поверил Юре тогда, видел по глазам, что он хочет их бросить, но надеялся, что передумает. И, как ни странно, оказался прав. И именно тогда он расслабился, потерял бдительность, решил, что Юра никуда не денется, что в бескрайней пустыне ему некуда будет бежать.
Каждую ночь Отабеку снились сны о надвигающейся буре.
Несколько дней назад он дошел до соленого озера. Он был уверен, что с Юры станется преодолеть его вплавь. Через пару часов Отабек убедился, что геройствовать не придется — озеро совсем мелкое. Тащить нагруженную водой, мясом и прочим барахлом тележку было непросто, особенно с больной ногой, но Отабек подозревал, что Юра взял слишком мало припасов.
Отабек нашел тележку в заброшенной школе неподалеку от озера, на иссушенном клочке земли, что когда-то был огородом. Аккуратные грядки без единой чахлой травинки. Там же, в заброшенной школе, была и вода, и сушеное мясо в свертках. Отабек был уверен, что Юра тоже был в этой школе, покинул ее вместе с кем-то, кто жил там ранее, но тележку они не взяли, он не видел следов колес на песке. Может, конечно, их истер ветер, но следы ног Отабек находил. А сколько один или два человека могут унести на себе? Явно недостаточно, чтобы выжить дольше нескольких недель.
Вот поэтому Юру нельзя было оставлять одного.
Буря налетала и сносила все на своем пути. Отабек не помнил, когда именно начал видеть сны о буре, и почему так боялся их. Наверное, первый раз еще в Городе… Теперь Город казался таким далеким.
Вблизи озера, следуя за редкими отпечатками кед на песке, Отабек нашел небольшую горку камней, она выглядела творением человеческих рук. Наверное, Юра был здесь со своим попутчиком. И, наверное, отсюда они возобновили путь на север.
Буря состояла из песка и крика. Отабек видел, как в ней раз за разом исчезают знакомые лица, как песок счищает с них плоть до самой кости.
Отабек не знал, с кем теперь Юра, но подозревал, что это тот самый Б. с послания мелом на дороге. Барнс. Отабек ненавидел все эти буквы, все эти Б. и С. Они вечно стремились забрать у него семью.
После снов о буре Отабек просыпался в поту, откуда в ней столько злобы? Почему она хочет причинить боль тем, кто ему дороже всего на свете? Отабек должен был остановить бурю, но подозревал, что бессилен, ведь буря была просто сном в его голове.
7.2. Побег. М̵̵̡х̛̀7̡̨́͞н҉̢е̧͘5̶̡͡ ͡͏̛͘1͘т̵͞͞͝р̨͏̵͘6͘҉̛"҉́̕т͠о̶̵̡͠г͜͡о̧̡́͜͞ ̴̨̧г̧͠о҉̨̨͞д͝͏а̡̕͜ от начала Эксперимента
Юра, вспоминая день побега, только скрипел зубами, пересчитывая сделанные им ошибки. Отабек с Ниной могли бы жить счастливо в Городе, если бы не Юра, которому все было не так. Наверное, Программа на нем сбоила. Надо было как-то приспособиться, смириться с мелкими неудобствами, как мирились все. Промолчать в споре с Чейни, промолчать хотя бы перед побегом! Если бы Юра пошел и сдался полиции, ничего бы не случилось, Отабек с Ниной не пострадали бы. Но Юра захотел протащить их через пустыню к лучшей жизни. Он так в нее верил, а, похоже, впереди только смерть.
Солнце стояло в зените.
Юра брел по колено в соленой воде, ноги распухли и еле двигались. Нина больше не дышала так часто, жар, что мучил ее уже несколько дней, спадал. С самого начала всем, что Юра чувствовал по отношению к девочке, была вина. Каждый день разных оттенков. Виноват, что не менял ей подгузники, что не умел заплести хвостики, что не мог развеселить, когда она плакала, что не уберег от жары и жажды. Что недостаточно старался.
Лисенок совсем ослаб, он худо-бедно шел, повиснув на Юре, но Юра видел, что ему осталось недолго. Скоро придется его нести. Юра как мог уменьшал свои порции, чтобы оставить детям больше воды, но вчера они все-таки допили последнюю бутылку, примерно неделю назад доели мясо. Сначала Юра не хотел есть заготовленную Лисенком и Баки человечину, но быстро привык. Раз Баки сказал, значит, надо есть. Время от времени Юра блевал, до слез жалея выпитой жидкости, но явно из-за каких-то сбоев в организме, а не от вкусовых качеств пищи. Его кидало то в жар, то в холод. Наверное, та же зараза, что и у Нины.
Юра не считал, сколько дней они идут. Соленое озеро не кончалось, может, они бродили кругами все это время. Спали по очереди, карауля, не появится ли Отабек. Последние ночи Лисенок не мог сторожить из-за усталости, не мог не спать и Юра, и они дрыхли вповалку, наплевав на предосторожности.
Воды чаще было по щиколотку, иногда — по пояс. Иногда попадались совсем сухие участки, с выступающей на поверхность солью, белая корка растрескавшейся земли рябила в глазах. Тогда они делали привал и обсыхали. Изредка вода поднималась выше пояса, доходила до шеи, и тогда Юре приходилось держать пистолет над головой и следить за Ниной и мальчиком, чтобы их лица не уходили под воду. Порой Юре становилось страшно, что будет, если вода поднимется еще выше. Или если он споткнется и потеряет сознание. Последние полтора года в Городе он словно тонул, будет символично утонуть на самом деле — здесь.
Еще больше Юра боялся, что Отабек не дойдет. Юра так хотел убедиться, что он в порядке, что готов был сесть и ждать появления его силуэта на горизонте.
— Слишком опасно, — прокомментировал это Стайлз. Юра только фыркнул на его замечание. Он и не собирался. Это нервное.
Недвижимая гладь воды отражала солнечный свет, как зеркало, словно от горизонта до горизонта, сверху донизу раскинулось синее, с редкими облачками, небо. Юра шел по этому зеркалу и плохо понимал, где верх, а где низ. Так много воды, и все без толку. Голова кружилась, язык во рту распух. Свет был таким ярким, что хотелось замотать глаза тряпками и идти на ощупь. Юра постоянно проверял компас. Жара сменялась холодом и обратно. Но все же, Юра никогда бы не подумал, что зайдет так далеко. Что будет тащить на себе двух умирающих детей, но не сойдет с ума, не забудет, куда идет, не упадет в воду. Молоточки оставили его в покое. Воспоминания о собственной слабости растворялись в прошлом, ссыпались с Юры, как шелуха. «Я медалист долбанной Олимпиады, а не какой-то кусок говна, — крутилась в голове странная мысль. — Если я что и умею, так это въебывать и не сдаваться». Вместе с мыслями о собственной бесполезности уходил и страх боли. Уходил неспешно, с какой-то пугающей нежностью, как мать отпускала бы любимое дитя. Юра задумался, что останется, если у него отобрать этот страх. Он ведь черт знает на что станет способен.
Стайлз брел рядом, пиная облака подошвами кроссовок. Вмятины на его голове мешали разобрать выражение лица. Наверное, он улыбался.
— Словно летим, да? — спросил Юра.
Стайлз не ответил.
Юра обернулся. Дерек и Профессор тоже были здесь. Они шли чуть поодаль, не желая приближаться к Юре. Профессор поддерживал Дерека под руку, помогая идти. У Дерека не было глаз. Когда Юра пришел его убивать, через неделю после встречи с Баки, он выстрелил ему в глаз, не целясь специально, просто так получилось. Юра не верил в загробный мир, но пустил пулю и во второй. Теперь Юра думал, что Дерек мог бы быть неплохим парнем, не попади он в Эксперимент и не окажись под влиянием Программы. А может, он сходил с ума охотно, не сопротивляясь превращению в чудовище? Главное, больше он не причинит вреда Стайлзу, где бы они ни оказались.
Юра не сразу понял, что Баки имел в виду не самоубийство, когда протянул пистолет и предложил не жить вместе с чудовищами.
— Давай подержу Нину? — предложил Стайлз. — А ты помогай мальчику.
Юра согласно кивнул.
— Его зовут Джимми. Он вспомнил пару дней назад, — вспомнил и Юра. — Джимми Вайолет. Ему четырнадцать.
— Ясно.
Водная гладь снова сменилась высохшей солью. Юра натянул на распухшие от воды ноги кеды, потом обтер и обул Джимми, с трудом втискивая его ступни в узкие ботинки. Отбросил ставший ненужным рюкзак. Джимми что-то бормотал сквозь дрему.
— Пойдем. Надо идти. Недолго осталось, — сказал ему Юра, поднимая на ноги. И повторил: — Надо идти.
Профессору Юра выстрелил в сердце, вежливо поздоровавшись и не забыв напомнить, за что именно убивает. Профессор жил в просторной квартире, которую сумел сохранить и после переворота. Профессор узнал о побеге и просто не захотел терять Юру. И предпочел предать, став причиной гибели Стайлза. «Надо уметь отпускать добычу», — подумал Юра тогда. На шум из дальней комнаты выбежал тощий светловолосый мужчина лет сорока, такой худой и нескладный, что смахивал на подростка. Он кричал и плакал над телом, сидя в луже крови, но даже не попытался напасть на Юру. «Расскажешь кому — убью», — сказал Юра тогда. Сейчас он жалел и об этом — что стало с тем парнем, куда он пошел?
— Не могу больше, — прошептал Джимми, приоткрывая глаза.
Юра отвлекся от своих мыслей.
— Оставьте меня здесь, пожалуйста, я не хочу идти дальше.
— Я тебя волоком потащу по соли, если понадобится, — буркнул Юра, на самом деле обрадовавшись, что Джимми еще в сознании. — Вот что ты скажешь, если помрешь, а ангелы наверху тебе покажут, что ты не дошел сотню метров? А я буду прыгать на финише и радоваться? Это будет самая дурацкая в мире смерть, понимаешь ты, нытик хренов? Тебе там на нимб приколотят табличку с надписью «неудачник». А я буду размахивать золотым кубком.
— Я не попаду в рай, — засмеялся Джимми. Он давно не обижался на юрину ругань. — Я за всю жизнь не сделал ничего хорошего.
— А это лучше, чем большинство тут справляется. Надо же кем-то заполнять рай?
Джимми не ответил, снова провалившись в дрему. Впрочем, ногами он шевелил, хоть и висел на Юре.
— Стайлз? — позвал Юра. Он вспомнил, как отдал ему дочку, а куда тот теперь делся? Ему вдруг захотелось закричать, скорчиться на земле, в ушах нарастал бешеный рев, словно надвигалось что-то огромное и ужасное.
— Стайлз!
Тишина в ответ.
Помотав головой, Юра пришел в себя. Вот же Нина, сидит у него на руках. Все в порядке.
Тишину разрезал гром выстрела. Джимми дернулся и медленно, цепляясь за Юру, повалился на солончак.
7.3. Побег. М̵̵̡х̛̀7̡̨́͞н҉̢е̧͘5̶̡͡ ͡͏̛͘1͘т̵͞͞͝р̨͏̵͘6͘҉̛"҉́̕т͠о̶̵̡͠г͜͡о̧̡́͜͞ ̴̨̧г̧͠о҉̨̨͞д͝͏а̡̕͜ от начала Эксперимента
— Пей, — Отабек протянул Юре бутылку. Судя по его рюкзаку, там оставалась еще парочка. Неудивительно, что он такой бодрый. Убил Джимми, попытался выстрелить и в Юру, но в пистолете не осталось патронов. После череды бесполезных щелчков Отабек просто врезал ему по лицу рукоятью. Теперь Юра сидел на солончаке рядом с Джимми и прикладывал все силы к тому, чтобы не потерять сознание и не уронить Нину.
Юра мог бы достать оружие и убить — но не видел особого смысла. Ему больше некого было защищать.
— Пей, — повторил Отабек и грубо втиснул бутылку с водой Юре в зубы.
— Зачем ты его убил? — Юра сделал несколько больших глотков. — Что он тебе сделал?
— Я подумал, что это тот Б. Барнс, — Отабек отвечал раздраженно, неловко пожимая плечами. Зло. — Я не видел, что это ребенок.
Он прихрамывал, на лбу красовалась огромная рана, неаккуратно перевязанная куском рубашки. Словно его били головой о стены или асфальт. Сквозь прорехи ткани издевательски проглядывал пластырь.
— Не ври. Баки в два раза больше. Баки давно умер. Ты из могилы Баки, наверное, и достал этот чертов пистолет. Ты же сумасшедший.
— Я не знал, чья это могила. Там было не опознать лица. Кстати, почему вы не взяли тележку? Тащили на себе...
— Заткнись. Зачем ты хотел убить Баки?
— Мне не нравилось, что у тебя есть друзья, — ответил Отабек так просто и наивно, будто это в самом деле что-то объясняло. Будто свои обиды волновали его больше, чем убийство невинного ребенка. А может, теперь так и было. — Я боялся, что они заберут тебя у меня.
Юра, перебарывая желание повалиться рядом, перевернул Джимми на спину, прикрыл его широко распахнутые глаза и сложил на груди руки. Вытер брызги крови с лица. Кровь пропитала всю рубашку мальчика. Юра с трудом поднялся на ноги, придерживая Нину.
— Помогай давай, — прошипел он в сторону Отабека, сгребая рукой соль. Отабек сначала не понял, а потом тоже принялся подошвами обуви сметать соль с поверхности, подталкивая получающиеся кучки к Джимми. Оба молчали.
Нину Юра отдал Отабеку, подумав, что и правда не заплакал, даже не заметил, когда она перестала дышать. Чем он был лучше? Отабек отказался хоронить ее рядом, держал на руках, обнимал и баюкал, зарывшись лицом в слипшиеся волосы. Но продолжал сгребать соль.
Через пару часов у них получился небольшой холмик, Юра смачивал соль водой из бутылки, скрепляя конструкцию. Отабек не спорил. Ветра не было, так что Юра надеялся, что хотя бы какое-то время у бедного Джимми будет подобие могилы. Копать землю все равно было нечем.
Они постояли, глядя на похожий на мумию результат своей работы. И пошли на север.
7.4. Побег. М̵̵̡х̛̀7̡̨́͞н҉̢е̧͘5̶̡͡ ͡͏̛͘1͘т̵͞͞͝р̨͏̵͘6͘҉̛"҉́̕т͠о̶̵̡͠г͜͡о̧̡́͜͞ ̴̨̧г̧͠о҉̨̨͞д͝͏а̡̕͜ от начала Эксперимента
— Хотел бы я знать, куда мы вообще идем, — Отабек шел, задрав голову к небу, подставляя лицо палящему солнцу. Голос звучал обманчиво беззаботно. — Что там, снаружи? Ты хотя бы знаешь?
— Ничего я не знаю.
Юра шел налегке, теперь, без Нины и Джимми, напившись воды, он шагал так свободно, без усилий, будто не было долгих недель пути. Словно они только что вышли из Города. Отабек же едва брел, пошатываясь и хромая. Он все еще укачивал Нину, словно не верил в случившееся.
— Думаю, там нормальный мир. Много городов, миллионы людей. Все они живут по-разному, но никто не живет так, как мы. И мы бы там жили по-другому.
— И как бы мы жили? — хрипло спросил Отабек.
Юра задумался.
— Стайлз был бы пилотом ВВС США. Поступил бы на военную службу после колледжа. Отец бы им очень гордился. Баки работал бы в полиции, в отделе особо тяжких преступлений. Ловил бы жестоких убийц и маньяков. Джимми четырнадцать. У него был бы популярный канал с летсплеями по Майнкрафту.
— Что такое Майнкрафт?
— Неважно, — отмахнулся Юра. Он и не знал. — Профессор преподавал бы в престижном университете. Йель или вроде того. Дерек… Не знаю. Думаю, он был бы хорошим другом. Кому-нибудь.
— А мы?
Юра расхохотался.
— А мы пока еще здесь!
Они помолчали.
— Мы познакомились еще подростками, — вдруг продолжил Отабек. Юра не ожидал, что он поддержит это дурачество. — Подружились бы, потом полюбили друг друга. Я признался бы первый.
— Почему ты?
Отабек пожал плечами:
— До тебя вообще медленно доходит.
— И чем бы мы занимались?
— Фигурным катанием. Соревновались бы за первые места на чемпионатах по всему миру. Нам пришлось бы скрывать отношения, чтобы не вызывать сплетен.
— Ты просто из-за жары про лед думаешь.
— Наверное. А вот Нина…
— Нины бы у нас быть не могло. Так что…
— Не жалей, — оборвал его Отабек. — Не вздумай жалеть. Ты хотел свободы — иди и не жалей. Или я тебя убью.
Юра стиснул зубы.
Несколько километров они прошли молча, только передавали друг другу бутылку с водой. Пейзаж не менялся — растрескавшаяся корка соли под ногами, синее небо, солнце над головой.
— Давно хотел спросить, — нарушил молчание Юра. — Что за цифры ты поставил на замок сейфа?
— А? Сейфа?
Отабек даже повернул голову, перестав глазеть в небо, под ноги и куда угодно, кроме лица Юры.
— Да, сейф в твоем кабинете. Какой у него был код?
— Так ты и правда пытался его вскрыть. Я думал, у меня паранойя. Будто кто-то перекладывал вещи, когда меня не было. Двенадцать-ноль-шесть-одиннадцать.
— И что это? Дата?
— День, когда я узнал про ваш Отряд.
— И? Это настолько важный день?
Отабек неопределенно мотнул головой.
— Ты и правда псих.
— А почему ты никогда не мыл посуду?
— У тебя же посудомойка.
— Никогда не было.
— Я видел.
— Что видел?
— Посудомойку.
— У меня не было посудомойки.
— И что я тогда видел, если не посудомойку?
Вяло переругиваясь, они брели под палящим солнцем. Сил ссориться по-настоящему, из-за смертей, боли и своих идиотских решений, не было. Наверное, они убьют друг друга. Или каждый себя. Но потом. Все потом.
После Предела.
— Юр, — тихо позвал Отабек, показывая вперед.
Юра прищурился. Свет бил в глаза так ярко, что Юра не понимал, на что ему надо смотреть, только цветные полосы неба и белой земли плясали, извиваясь, перед глазами.
— Люди.
Через несколько минут Юра тоже различил нечеткие силуэты. Двое брели, пошатываясь, им навстречу. Юра нащупал оружие за поясом джинсов. Отабек предостерегающе тронул его за локоть и покачал головой.
— Кто это может идти? Тут никого нет? — спросил Юра.
Наверное, это еще одна галлюцинация. Двое неспешно приближались. Отабек не убирал руки с предплечья Юры.
— Мы же в аду, — ответил он. — Может, это за нами? Демоны.
— Демоны — это мы.
Юра оттолкнул руку Отабека и вытащил пистолет. Один из путников тоже достал оружие. Второй нес в руках объемный сверток.
— Не надо, — попросил Отабек. — Не убивай больше.
— Кто бы говорил.
Юра вскинул пистолет одновременно со встречным путником. Выстрелил, не успевая прицелиться — одновременно со встречным путником.
Уже падая на землю, Юра, наконец, рассмотрел, что за сверток нес второй человек.
Он держал на руках ребенка.
8. Эпилог
Отабека разбудил треск радиоприемника и боль в затекшей от долгого сидения заднице. Он сквозь сон покрутил ручку радио, на секунду поймал рабочую станцию. «Отабек Алтын, — сообщил прерывистый женский голос. — Первый круг вами пройден». Сигнал тут же пропал, и приемник снова принялся шипеть и плеваться помехами. Отабек вздохнул и окончательно проснулся. Не очень-то и хотелось. Он вообще не помнил, чтобы за последние пять лет включал радио. Когда мир изменился, выжившие первое время пытались держаться вместе, искали себе подобных. Отабек помнил передачи своего детства, отец называл их «пародиями на новости». Иногда это была полезная информация о стычках в городах рядом или прогнозы движения зараженных облаков, но чаще — зачитываемые вслух порнорассказы и дурацкие анекдоты вперемешку с безумными криками. От них становилось неуютно и хотелось быстрее выключить приемник. Последние годы радиоэфир пустовал, никто не хотел привлекать к себе внимание.
Отабек удивился, обнаружив себя в водительском кресле. Это, без сомнения, было его старое доброе ведро с гайками, прошедшее с Отабеком тысячи километров дорог и не заводящееся с первого раза. Единственное, что у него осталось после гибели отца. Но что-то было не так. Отабек помнил утопающий в зелени город, обеды в дорогих ресторанах, роскошный особняк, где всегда было много чистой воды.
Снаружи клубился песок, мелким дождем бил в стекла, сыпал по кузову. Начиналась буря. Отабек помнил и пустыню, но другую, пыльно-коричневый ад. И белый растрескавшийся ад. И бесконечную зеркальную гладь. Это же место было кирпично-рыжим. Знакомым и незнакомым одновременно.
Нацепив очки, Отабек вышел оглядеться. Заправка, на которой не удалось раздобыть ни капли бензина, брошенные на стоянке машины с пустыми баками, уходящая вдаль дорога, рассекающая пустыню на две равные части. Ни одной живой души на километры вокруг. Песок лез в рот и ноздри, ветер крепчал. Отабек замотал лицо шарфом.
Он снова остро ощутил, будто был не на своем месте. Словно он должен быть где-то еще, лежать, истекая кровью, прижимаясь к телам мертвых близких. Но он почему-то здесь.
Бензина осталось совсем мало, ему обещали хорошо заплатить за последнюю сделку, но что-то пошло не так. Отабек не мог вспомнить, что именно, но факт оставался фактом, он облажался и бензина теперь впритык.
Сквозь свист ветра в ушах до Отабека донесся скулеж и отчаянные удары, раздающиеся, вроде бы, из его машины. Он осторожно приблизился и распахнул багажник, где должны были быть пустые канистры.
Юра, связанный, с поджатыми к груди коленями, еле поместившийся в багажник рядом с канистрой — две других Отабек, видимо, выкинул — смотрел на него бешеными глазами. Грязный, избитый, но здоровый, без видимых уродств. Он отчаянно дергался, пытаясь выкрутиться из пут. Отабек нагнулся и вытащил тряпку из его рта.
— Отпусти меня! Отабек! Ты меня помнишь? Мы шли по солончаку! Жили в Городе, ты ведь меня помнишь?
Конечно, он помнил. Отабек аккуратно засунул обратно кляп, захлопнул багажник и вернулся за руль. Покрутил ручку радиоприемника — ничего, кроме помех. Потянулся за бутылкой, выпил воды. Проверил компас. С тоской поглядел на топливную стрелку. Решительно взял с соседнего сиденья дробовик, так же решительно отбросил его обратно. Какое-то время сидел, уронив голову на руль, и трясся в беззвучных рыданиях.
Чертыхаясь, запустил двигатель — машина снова завелась не с первого раза — и поехал на север.
Песчаная буря стихала, не успев начаться, небо прояснялось.
Солнце било прямо в глаза.
Конец.