2.6. Город. Октябрь одиннадцатого года от начала Эксперимента
— Слушай, Стайлз, — Юра небрежно погонял стадо подземных уродцев утыканной гвоздями бейсбольной битой, которую любовно соорудил дома втайне от Отабека из его бейсбольной биты и его же гвоздей. Деятельность Сопротивления стала настолько привычной, что Юра наплевал на всякую осторожность и постоянно отвлекался на разговоры. Стайлза это обычно злило, но сегодня он не делал замечаний, настолько безмозглой и трусливой оказалась очередная партия. Парни медленно гнали их вниз по Молочной улице, помахивая оружием, а парой кварталов ниже, вблизи провала, ожидали Луис и Артур с импровизированным ограждением в виде натянутой меж зданий колючей проволоки. И Профессор с бетономешалкой за углом.
— Чего тебе?
— Я тут думаю насчет пикника, — так они зашифровали слово «побег». — У меня есть проблема.
— А, черт, Юра, ну ты-то куда! Я знал, что все сольются, но не ты же? — Стайлз ответил резко, чуть не крича от злости, Юра даже не ожидал от друга такого тона.
— Нет-нет, я не сливаюсь, — поспешно объяснил Юра. Он поднял с земли камень и запустил в удирающего в сторону урода. — Назад, сука! У меня проблемы…интимного характера. Может, подождем несколько месяцев?
Стайлз застонал и рассмеялся, рукавом потирая лоб:
— И сколько именно месяцев мы подождем, Юра?
— Ну, допустим, семь.
— Семь. Поздравляю! И что, поедем с ребенком на руках? С каких пор ты с ним спишь? Или еще с кем-то?..
— Нет!
Юра злился. Самый позорный разговор в его жизни и самое позорное время в его жизни. Почему-то он решил, что мужчины не беременеют, следовательно, можно не беспокоиться насчет защиты. Почему-то Юра посчитал себя избранным, не таким, как остальные сучки в Городе. Остальных сучек берут и не спрашивают, а вот его, лапочку, спросили, а значит, все проблемы обойдут стороной. Он ведь даже не любил Отабека! Было-то всего пару раз! Ну кто залетает так быстро?
— Ладно, Виктор с Юри не едут. Им и тут неплохо. Но ты всегда хотел сбежать. Как ты мог забеременеть за месяц до отъезда? Зачем ты с ним спал?
— Я не спал… Ну ладно, спал. Но это ничего не значило, просто для расслабления… Он показался мне милым однажды, я подумал, почему бы и нет… Я не подумал.
— Дааа уж, — Стайлз выглядел разъяренным и Юра понимал его. Сам он в такой ситуации наверняка распсиховался бы куда больше. — И что, ты рожать, что ли, собрался? Закрывай! — крикнул он Артуру с Луисом. Луис нравился Юре, а Артур не очень, потому что много о себе думал, но оба были опытными загонщиками, так что Юра уже безо всяких предосторожностей потащил Стайлза в переулок, подальше с глаз, пока ребята подгоняли уродов. Оба стянули маски.
— Что значит, собрался? — зашипел Юра. — У меня есть выход? Придется теперь! Ты же знаешь, как меня адски трясет от этой темы! Откуда они вообще вылазят, прогрызают дыру?
— Вот как раз и узнаешь,— припечатал Стайлз. Наверное, сам не знал. По Городу о родах ходили самые разные безумные слухи, к единому мнению не могли прийти даже сами рожавшие. Самым невменяемым вариантом в юрином списке пока были роды через задницу с предварительным растягиванием ее деревянными чопиками. Юра боялся даже спрашивать, что такое чопик.
— Надо было головой думать. Ограничились бы дрочкой или отсосом, но нет, всем надо потрахаться в жопу, с фонарем в нее лезут, что ищут — сами не знают. Юра, это пиздец. Тебе нельзя рожать. Если ты родишь, ты не оставишь семью. Если ты собираешься рожать, я еду один.
— Нет, подожди, ну послушай меня, — Юра схватил Стайлза за руки, всматриваясь в лицо друга. Стайлз отвел глаза.
— Думай сам. На аборт я тебя уговаривать не стану. Это твое дело.
— Аборт?
— А ты что, не рассматривал этот вариант?
Юра от неожиданности сел, где стоял. Стайлз неуверенно опустился рядом на заплеванный тротуар.
— Ты что, первый раз об этом подумал?
— Аборты же запрещены.
— И все равно все их делают. Сможешь достать денег? Я тебе, если что, одолжу, но сам на мели с этим пикником.
— Деньги не проблема. Если… Я даже не знал! Не думал, что такое возможно.
— Что бы ты без меня делал, — протянул Стайлз. И чуть улыбнулся. — Придурок. Но слушай, — он посерьезнел. — Это, вообще-то, опасно. Во-первых, выскребают коневалы. Вата и пластырь — все лекарства, следующий. Во-вторых, если попадешься в абортарии, тебя посадят. В-третьих… Муж знает о беременности? Если знает, даже не думай. Он тебя убьет.
— Отабек? Нет, точно нет. Расстроится, конечно.
— Нееет, Юра. Это так не работает. Он, может, и милый, но озвереет, если узнает, что ты избавился от ребенка.
— Это просто комок клеток.
— Не для самцов. Никогда не знаешь, из-за чего протечет их крыша. Даже у Виктора есть недостатки. Он однажды уходил от Юри. Швырялся вещами, орал. Не говори Отабеку ничего. Он — другой. Не замечал, как Город влияет на людей? Сейчас ты смелый и рассудительный, а через миг глаза на мокром месте и хочется сопеть в подмышку своему парню? Ты разве не поэтому с ним спал? Накатила минута слабости? Пришел домой после какой-нибудь стычки, вымотавшийся и злой, а он там сидит с теплой бочиной?
— Да, но…
— Вот и у них так. Чем сильнее измотан, напуган, зол, тем сложнее этому сопротивляться. Только его сорвет на самцовые заморочки. Изобьет тебя или запрет в подвале. Их нельзя расстраивать, серьезно. Не говори об аборте, не говори об отъезде.
Юра согласно кивал. Объяснения Стайлза выглядели логично, кроме части о юриной рассудительности. И немного снимали с Юры ответственность за этот дурацкий номер с ребенком. Это все Эксперимент! Программа. Все будет в порядке.
— Сам-то откуда все это знаешь? Абортарии, коневалы.
Стайлз помедлил с ответом. Потом грустно улыбнулся:
— Так я уже три аборта сделал. Я не дебил, рожать этому ублюдку. Я перед отъездом его прирежу…
Юра не успел спросить друга, что это еще за новости, как со стороны прохода, над недовольным гомоном подземных уродцев пронесся отчаянный вопль Луиса:
— Стаааааайлз! Юра! Бегите!
А затем раздались выстрелы.
2.7. Город. Октябрь одиннадцатого года от начала Эксперимента
В следующий раз компания собралась только через два дня, когда раны были перевязаны, ситуация — осмыслена, а панический ужас сменился мрачной сосредоточенностью на новой проблеме.
Юра привычно пускал пузыри в стакан с кофе, но не мог его пить, тошнило — то ли из-за беременности, то ли от нервов. Криденс, чуть не плача, уставился в свою чашку с чаем, его плечи вздрагивали от громких звуков. Стайлз нервно грыз ноготь большого пальца. Виктор и Юри смотрели на двери с обеспокоенными выражениями лиц. Невозмутимым казался только Профессор, второй самец в их разношерстной компании.
— Ну, что Луис с Артуром? — первый спросил Стайлз.
— Они не придут, — ответил навещавший их сегодня в больнице Криденс. — Они не отказываются от нас, просто пока не могут.
Юра вздохнул. Когда началась пальба, они со Стайлзом бросились к провалу, не задумываясь, чем смогут помочь против огнестрела. Зато Профессор оказался не промах: на своей бетономешалке он въехал в толпу бешено прущих наружу подземных уродов и, пока те отстреливались от страшной железной махины, помог Луису затащить в кабину раненого Артура. Когда Стайлз с Юрой добрались сквозь толпу до друзей, им оставалось только запрыгнуть на подножки и молиться, чтобы беспорядочные выстрелы их не задели. Позже выяснилось, что Луиса ранили в плечо, а Профессору поцарапало ухо. Юра в очередной раз подумал, что Эксперимент словно благоволит ему. В какой бы ситуации Юра не оказывался, все разрешалось удачнее, чем у других. Интересно, надолго ли этого кредита доверия, выданного Экспериментом, хватит.
— Понятно, — кивнул Профессор, с безмятежным видом отпивая кофе из малюсенькой чашки. — С такими ранами они не скоро смогут свободно двигаться.
Юра бы поспорил, что в этом чертовом Городе раны у всех заживают, как на собаках, но, во-первых, такое замечание было бестактным, а во-вторых, Юра перед Профессором немного робел. Тот казался ему удивительно приятным человеком, доброжелательным и всезнающим, всегда готовым помочь Юре с загоном, подвезти до дома, разузнать, печет ли кто в Городе русские пироги. А вот Стайлзу Профессор чем дальше, тем больше не нравился, не в последнюю очередь из-за пирогов. И потому что сидел. Но никаких конкретных доказательств его недобрых намерений у Стайлза не было. Основной костяк группы был предупрежден, на том споры о включении Профессора в группу и завершились.
— Я расспросил знакомых из мэрии, — Виктор, наконец, поднял тревожащую всех тему. — Подземные кланы договорились друг с другом. У одного из слабых кланов, который раньше жил неподалеку от города на поверхности (тут у Юры появилось много вопросов, но он промолчал), оказалась информация о расположении склада боеприпасов в подземных катакомбах, на территории вот этого Оксимирона, который изначально к нам лез.
— Ну и? — не выдержал Юра.
— И они заключили сделку. Карта в обмен на часть оружия. Теперь оба клана прут в Город с пушками. И часть городского совета их поддерживает, давят на мэра, тот уступает все больше. Сейчас ведутся переговоры об, эээ, «Протоколе сотрудничества и толерантности».
— Чего?
— Толерантности, Юрио. Это когда мы должны будем терпимо относиться к их очаровательной привычке совокупляться на улице и красть в магазинах бусы.
— И к тому, что по нам стреляют?!..
— Все еще не понимаю, зачем это мэрии, — прервал Юру Стайлз. День выдался холодным, и он грел трясущиеся руки о свой стаканчик с кофе. Впрочем, может, не настолько холодным. — Не вопрос, с оружием эти идиоты опасны, наши палки им уже не помеха. Но под мэром — полиция, можно собрать самцов типа юриного, с оружием. Почему им просто позволяют разносить Город?
— Деньги, — ровно ответил Профессор. Он смотрел поверх голов собеседников куда-то вдаль. — Оказалось, что кроме пластмассовых бус, подземные сучки владеют огромными запасами золота. Их самцы просто не видели разницу между золотом и, к примеру, дешевыми стразами, стразы даже ярче блестят. Поэтому они крали их в магазинах. Но их вождь когда-то жил на поверхности, был мэром в Городе. Я его помню. Его отправили под землю, когда Система выбрала нового мэра, и он не захотел уходить. Говорят, он собрал со своего клана триста килограммов золота и принес часть в мэрию, а часть — оппозиции из Совета. Первый взнос на городские нужды, сказал он. И, думаю, это не все известные траты.
Компания удрученно молчала. Они подозревали, что Профессор вращается в таких кругах, которые Виктору и мистеру Грейвзу и не снились.
— То есть, Город продали, — подытожил Стайлз.
— Скорее, сдали в аренду.
— Теперь мы должны будем терпеть их порядки?
— Вероятно, установится какое-то шаткое равновесие. Мы что-то переймем у них, они — у нас. Или вырежем друг друга в ненависти. Ясно одно — работать нашей группе теперь нельзя.
— Но как же! — воскликнул Юра.
— Мне тоже неприятно их присутствие, но ничего не поделаешь.
— Юра, ты спрашивал своего мужа, сможет ли он достать нам оружие? — спросил Юри. Несмотря на сложившуюся ситуацию, ни он, ни Виктор не собирались отступать, что безмерно удивило Юру. Ему казалось, что эти блаженные семьянины сольются из Отряда первыми. Тем более что живот у Юри уже превосходил все разумные объемы.
— Я спрашивал. Он сказал, что это опасно и велел сидеть дома.
На самом деле Отабек попросил, а не велел, но пистолета и в самом деле не дал, а о вооружении всего отряда отказался и слушать. Отабек считал, что их всех убьют. Юра делал вид, что не замечает следующих за ним второй день по пятам телохранителей, комично прячущихся в газеты или за столб, когда Юра на них оглядывался, но это было даже мило.
— Ясно, — вздохнул Юри. — А что, если мы попробуем найти их подземный склад и украсть оружие оттуда? Там что-то еще осталось?
Все промолчали, не представляя возможности осуществления такого плана.
— Может, пустим в подземелья какой-нибудь газ?
— Во-первых, фу, Юрио, — скорчил гримасу Виктор. — Это будет геноцид. Во-вторых, они уже все наверху.
Юра не стал огрызаться на ненавистное прозвище. Он ощущал свою вину перед Виктором, Юри, Криденсом, перед всеми, кого они со Стайлзом собирались тут бросить. Впрочем, кроме Профессора, об их плане все были в курсе и все знали, что могут присоединиться к побегу в любой момент. Юра не мог понять, почему они остаются, тем более, сейчас, в такое смутное время. На улицах палили друг в друга и в городских подземные самцы, радикалы распространяли листовки с призывами к ограничению прав сучек, какие-то подземные жрецы в массивных золотых украшениях собирали беснующиеся толпы на площадях призывами «очистить город от скверны». Юра не очень понимал, какую скверну они имеют в виду, но чувствовал, что имеет к ней самое непосредственное отношение. Из провалов перли все новые и новые волны уродов, тысячами, миллионами заполоняя Город. Юра и не подозревал, что внизу их так много. Вся их полугодовая возня начала казаться борьбой с капающим краном перед тем, как сорвало вентиль.
По улицам разливался удушливый подземный смрад.
2.8. Город. Октябрь одиннадцатого года от начала Эксперимента
— Юра, давай перенесем пикник? Сможешь завтра?
После того как остатки компании разбрелись по домам, а главное, ушел Профессор, Стайлз попросил Юру задержаться и теперь шептал ему в самое ухо, проверив, что за соседними столиками нет посетителей. Кафе работало в привычном режиме даже сейчас, несмотря на беспорядки, но желающих выпить чашечку кофе заметно убавилось.
— Завтра? — Юра похолодел. В субботу, через три дня, у него был запланирован визит в абортарий. Раньше принять его отказались, сославшись на количество желающих. К тому же, для прикрытия своей деятельности абортарии предлагали услуги интимной эпиляции и отбеливания половых органов, что также пользовалось спросом и растягивало очередь — даже сейчас, несмотря на беспорядки. С некоторым отвращением Юра подумал, что Город выстоит.
Стайлз пояснил свою просьбу:
— Мне все это очень не нравится. Толпы, фанатики, радикалы с листовками, оружие. Плохое предчувствие. Слушай. Когда твоя операция?
— В субботу, — обреченно ответил Юра.
— Ну, тогда все не так плохо. Поедем в субботу. Сделаешь утром, ночью встречаемся и едем. Будет трудно, но ты справишься, отлежишься на заднем сиденье. Или, к черту! Поедем так. Прямо сейчас. Боюсь, прорываться будет тяжело, но тут уже без разницы, что так, что эдак паршиво.
Стайлза потряхивало. Юра тоже был напуган, но считал, что все не так плохо. Не разворотят же они весь город. Да и мэр пытается угомонить народ. Но удерживать Стайлза Юре не хотелось.
— Знаешь… Езжай, наверное, один.
— Юра!
— Я не хочу тебя обременять. Ни ожиданием, ни беременностью. Я ведь, как Юри с Виктором. Я не от плохой жизни еду. Отабек…нормальный. Тебе нужнее, я не хочу тебя задерживать.
— А я не хочу ехать один! Ты мой лучший друг!
Юра невесело рассмеялся. Надо решаться уже на что-то. Оказаться «снаружи» беременным Юра боялся, кто знает, чем это может кончиться, поэтому обреченно вздохнул:
— Тогда в субботу. И не лезь к Дереку, уйдем по-тихому.
Стайлз кивнул:
— Удачи. Не попадись по дороге подземным.
2.9. Город. Октябрь одиннадцатого года от начала Эксперимента
День побега не задался с самого утра. Отабек, увидев, что Юра не спустился к завтраку, отнес ему кофе, тарелку овсянки с фруктами и бутерброды наверх, а потом мучительно долго объяснял, насколько опасно сейчас в городе, и как он просит Юру ради всего, что Юре дорого, посидеть, наконец, дома, в безопасности камня стен, стали дверей и решеток окон. Юра кивал. Сегодня не хотелось начинать перепалку по поводу «золотых клеток».
Лучше бы дал пистолет.
Когда Отабек уехал на работу, Юра первым делом проверил, на месте ли телохранители — они, как обычно, с подозрительным видом курили на противоположной стороне улицы, прислонившись к ограждению — и вылез через окно своей комнаты наружу, спрыгнув на мягкий газон заднего двора. Перелез пару соседских заборов и оказался на соседней улице.
Город пропитался безумием. Выйдя на людный проспект, Юра только и успевал шарахаться от щипков самцов, от пытающихся замотать его в черные тряпки фанатиков, от летящих во все стороны жвачек, огрызков, плевков и бычков. Движение в этом людском водовороте напоминало попытку плыть против течения в реке с камнями вместо воды.
Подпольный абортарий располагался на проспекте Смирения и официально именовался Салоном Сияния Невинной Красоты, мигающая вывеска «Глубокая депиляция за полцены!» собрала вокруг себя восхищенно цокающую языками толпу подземных сучек. Те жадно вглядывались в глубины здания, видимо, не надеясь, что у них хватит денег на процедуру, и отчаянно завидуя.
Не успел Юра растолкать локтями толпу, как на него налетел взъерошенный Криденс и схватил за руки.
— Слава богу! Я боялся, что ждал не у той клиники! — от волнения его речь снова стало невозможно разобрать, он проглатывал половину звуков, а оставшаяся половина терялась в гомоне толпы. — Я так рад, что успел!
— Извини, Криденс, я опаздываю, давай позже поговорим?! — Юра вышел из дома вовремя, но не рассчитал, насколько растянется путь из-за творящегося в Городе бардака. Юра попытался обойти друга, выкручиваясь из его рук.
— Тебе нельзя внутрь, понимаешь? — кричал Криденс, отталкивая его назад. — Они их вешают! Ты все равно никуда не едешь, зачем тебе аборт, уходи, иди домой!
— Как это, не еду, — оторопел Юра. С каких пор планы успели поменяться? И кого, нахрен, вешают?
Окно на втором этаже клиники-салона брызнуло стеклом и наружу вывалилось обернутое простыней тело. Следом в окно высунулся самец — городской, не подземный — и пустил над толпой сучек автоматную очередь. Те завизжали, но скорее восторженно, стекла соседнего дома сыпались с мелодичным звоном.
Криденс пригнулся и потащил Юру подальше от клиники, чтобы их не затоптала беснующаяся толпа.
— Что это за нахрен? — орал Юра. — Это ведь наши, почему наши громят абортарии?
— Так всегда были п-противники абортов, их даже подпольные клиники н-не устраивали, — сбивчиво объяснял Криденс. — Громят обе стороны, подземные и наши, те п-поделились с ними оружием, Юра, в городе переворот. Мэра убили! Мирон теперь новый мэр! И наши из оппозиции его поддержали! Они хотят установить т-т-тут свои порядки, на п-площади…на площади Согласия сейчас вешают врачей, кто делал аборты! Их просто волокут туда и вешают, вместе с пациентами, которых найдут! Выпустили декрет, по которому нельзя выходить из дома без черных тряпок! И наш Отряд разыскивают, нас тоже повесят!
Чем дальше Юра слушал, тем слабее его держали ноги. Нет, нет-нет-нет, это ничего не меняет. Он предполагал, что не сумеет в суматохе беспорядков сделать аборт, а Стайлз был не против ехать с беременным. Главное, теперь надо увозить с собой всех. Криденса, Виктора с Юри, Ньюта… Отабека. Как бы только их уговорить. Как они поместятся в одну машину… Хотя нет, у Виктора есть машина. Провиант наберут по-быстрому, что успеют смести с полок. Ничего, если понадобится делать покупки, замотавшись в никаб, черт с ним, главное, убедить этих идиотов, Отабек в особенности не захочет ехать бог знает куда, ему придется объяснять, уговаривать… Юра вдруг испугался того, что бежит из Города беременный и что станет отцом, и что Отабек, видимо, будет бежать с ним вместе и тоже станет отцом… Это слишком напоминало семью и Юре стало так страшно, будто его уже волокли к виселице.
— Юра, Юра, ты слушаешь меня? — тряс его за плечи Криденс.
Юра очнулся от своих мыслей и обратил внимание на друга. Тот навис над ним, вцепившись руками так крепко, что Юра подумал, Криденс не пытается удержать его, он просто сам не стоит на ногах.
— Слушаю. План остается в силе. Едем сегодня ночью, только я забираю всех. Стайлз не будет против, мы с самого начала хотели ехать с вами. Поможешь мне уговорить ребят и собрать еду, тогда вечером…
— Стайлз? — пролепетал Криденс и Юра вдруг понял. Ему даже не надо было слушать дальше.
— Я думал, ты знаешь. Стайлза забили ночью. Муж.
3.1. Побег. Апрель тринадцатого года от начала Эксперимента
Восьмой день пути встретил Юру закончившейся едой. Они пили так экономно, что бутылка воды еще осталась, но, разделив на двоих последний пакетик с орехами, Отабек окончательно загрустил. Юра считал, что не стоит сдаваться. Может, через час они набредут на Предел. Может, там огромный город с фонтанами и магазинами, и кондиционерами…
— Пошли уже, — безразличным тоном прокомментировал юрино предположение Отабек. Сегодня он не спорил и не упрашивал повернуть обратно. Видимо, пришел к выводу, что они в любом случае обречены. Юра в глубине души понимал, на обратную дорогу ни еды, ни воды не было, а пройти восемь дней на одном упрямстве он и сам не смог бы. Если шанс на спасение у них и был, то он был впереди.
Солнце выжгло все живое в округе, уже давно Юра не видел ничего кроме коричнево-пыльной пустыни, серой полоски дороги по центру и давящего, пустого неба над головой. Казалось, там нет ни луны, ни звезд, ни других планет и галактик, только безжалостное солнце и бесконечная бездна. Стайлз не раз говорил, что хотел бы летать. Но в этой чертовой бездне он просто превратился бы в пепел.
— Прости, — сказал Юра еле слышно. Он шел впереди, поэтому не видел лица Отабека, да и не хотел его видеть. Сейчас он не оглянулся бы и за десять бутылок воды.
Отабек молчал.
— Прости, — повторил Юра громче. — Я не верю, что мы умрем. Но если мы просто идем в никуда, если мы сдохнем по дороге от голода и жажды… Хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя.
Юра произнес последнюю часть настолько сбивчиво, «знл-что-я-лблю-тбя», что сам не понял, расслышал его Отабек, или нет.
Тот молчал. Юра залился краской. Десять шагов, двадцать. Молчание.
Юра понимал, что Отабек злится, но, все-таки, какую-нибудь реакцию на такое признание выдать мог? Юра часто думал, что встреть он Отабека снаружи, в каком-нибудь нормальном мире, влюбился бы без вариантов. Но в Городе хотелось сопротивляться этому чувству, выкорчевывать из себя любые его ростки. И вот, он все-таки его признал. И что?
— Буль-буль-буль-буль-буль!
Юра развернулся так резко, что измученная жарой башка не сразу сфокусировала картинку на Отабеке с Ниной. Которая с веселой улыбкой выливала воду из их последней бутылки. Отабек отрешенно смотрел на Юру какими-то грустными, больными глазами, напрочь игнорируя происходящее. Прежде чем Юра успел сделать хотя бы шаг, вода вытекла на пышущий жаром асфальт, испаряясь чуть ли не на лету.
— Что она, нахрен, делает?! — заорал Юра не своим голосом. — Почему ты за ней не следишь?!
Нина тут же расплакалась. У Юры тряслись руки, он хотел ударить, хотел взять и придушить кого-нибудь прямо сейчас, душить долго, сладострастно, допустим, не маленькую глупую Нину, но вот хотя бы ее большого глупого отца…
— Не кричи, — только и сказал Отабек растерянно, подходя к Юре. И уже Нине: — Шш-шш, шш-шш, не плачь, папа не злится.
— Я очень даже злюсь! Ты это специально сделал?!
— Я не идиот, чтобы специально нас гробить, — огрызнулся, проявив, наконец, эмоции, Отабек. — В отличие от тебя. И не ори на Нину.
— А, то есть, тут я — плохой отец.
— Да ты всегда был плохим отцом.
Юра застыл. Конечно, был, он всегда это знал, но слышать это от Отабека было обидно, тем более, сейчас, Юра надеялся, что тот никогда ему такого не скажет. Это было жестоко.
— У тебя даже молока не было. Ты ни разу не встал к ней ночью. Но почему-то из нас двоих именно ты решаешь, где и как она умрет.
— Я не виноват, что у меня чего-то там не было, — оторопело отреагировал Юра на ту часть претензии, с которой мог спорить. — Меня на роды еле хватило. Так что теперь?
— Так зачем ты ее оставил?
Вот теперь Юра слышал в голосе Отабека именно ехидство, сейчас он мог быть уверен.
— Конечно, лучше бы меня повесили. Ты, помнится, тоже не нашел врача, согласного сделать аборт. Мафиози хренов.
Почему они вообще это обсуждают?
— Устроил бы себе выкидыш, — зло сказал Отабек. — Ты же любишь нарываться на стычки с подземными, попроси — отбили бы тебе и беременность, и, заодно, почки. Может, и убегать из Города не пришлось бы.
— Ладно, ладно, — Юра испугался этой агрессии. Отабек давно вел себя странно, но это было уже слишком. Наверное, у него едет крыша из-за жары. Поругаться можно и позже.
Нина уже не плакала, только крепче прижималась к папе.
— Что поделать, идем дальше без воды, — миролюбиво предложил Юра, но Отабек не двинулся с места. — Ты чего?
— Мы возвращаемся.
Вот это был номер! Юра не верил своим ушам. Это была еще большая дичь, чем все, что Отабек выдал до этого.
— Ты спятил? Как мы пройдем восемь дней без воды?
— Может, за нами погоня. Может, нам дадут попить, прежде чем повесят.
— Ты точно спятил!
— Чем это хуже твоего «Может, впереди город с фонтанами»? Они ценят детей и сучек. Вас оставят в живых, а я согласен пожертвовать собой ради семьи.
— Я эту идею даже комментировать не хочу.
— Тебя и не спрашивают.
Юра в раздражении мотнул головой. Все ясно, мозги там сварились. Он неопределенно махнул рукой в сторону Отабека с Ниной и пошел вперед. Сначала он не слышал шагов за спиной, и чуть малодушно не обернулся, но упрямо продолжил идти. Отабек пойдет за ним, всегда шел.
Первый шаг Отабека был неуверенным, шаркающим, Юра едва расслышал шорох кроссовка об асфальт, потом еще и еще. Медленные, запинающиеся шаги сменились энергичными, быстрыми, а потом Отабек схватил Юру за руку, дернул, разворачивая на себя и сильным ударом в челюсть сбил с ног.
Вставал Юра медленно. Не потому, что ему было больно, хотя больно, конечно, было, кажется, ему выбили зуб, но чтобы продумать дальнейшие действия. Раньше он ничего не продумывал, тем более в отношении Отабека. Как-то не было необходимости. Но Эксперимент есть Эксперимент.
— Ты точно спятил, — сказал Юра, отступая на безопасное расстояние и не сводя с Отабека глаз. — А если бы ты уронил Нину?
— Тебе плевать на Нину, — ответил тот. Он тяжело дышал. — Если она умрет по дороге, ты не заплачешь. «Дойдут только те, кому наплевать», да? — передразнил он Юру, а точнее, Баки.
— Ну ты и мудила! — крикнул Юра, но его голос звучал неубедительно. Он сплюнул скопившуюся во рту кровь, пошевелил языком зуб. Еле держится. Нина таращила глаза в растерянности, вцепившись в папину рубашку. Раньше они никогда не ругались. Не то что при дочери — в принципе. Отабек развернулся так, чтобы ей не было видно Юру.
«Вот и у них так. Чем сильнее измотан, напуган, зол, тем сложнее этому сопротивляться». Снова, снова надо что-то решать, а Юра всегда принимал неверные решения. Но медлить и не принимать решение тоже было бы решением.
— Давай серьезно, — продолжил Юра уже увереннее. — Хочешь со мной разобраться, вперед, только посади Нину на землю. Я не хочу, чтобы она поранилась.
Юра стянул с плеч рюкзак и взял его в левую руку. Он основательно полегчал со времени выхода из Города, удержать можно было и мизинцем. Отабек некоторое время раздумывал, а потом, не спуская с Юры глаз, аккуратно опустил Нину на землю. Та снова захныкала, потянулась обратно к папе. Отабек на секунду замешкался, снимая свою поклажу, и тогда Юра швырнул рюкзак вперед, на ходу вытаскивая из-за пояса джинсов пистолет, и наставил дуло на Отабека. Тот дернулся, но остался стоять на месте, криво улыбаясь угрозе. Глаза его наливались бешенством.
Юра благословлял всех богов, что надоумили его таскать пистолет сзади за поясом штанов, под мешковатой футболкой. Первое время он только и делал, что оставлял синяки под тяжелым рюкзаком, но Юра одновременно не хотел идти беззащитным и не хотел показывать оружие Отабеку. Тот просто не понял бы, откуда оно у Юры взялось, и когда он научился им пользоваться. Слишком многое пришлось бы объяснять.
— Не думал, что он тут пригодится. — Юра облизал пересохшие губы, снова сплюнул кровь. — Отойди от Нины.
Отабек поднял руки.
— Хочешь идти — иди. Зачем тебе Нина? Я лучше о ней позабочусь.
Юра помедлил с ответом. Словно из другой жизни, в памяти всплывали слова Стайлза: «Никогда не знаешь, из-за чего протечет их крыша. Не говори Отабеку ничего. Он — другой. Город влияет на людей».
Юра решил ответить честно.
— Затем, что ты сходишь с ума. Я боюсь оставлять ее с тобой. Идем дальше поодиночке. Встретимся на той стороне.
Юра медленно отступал от Отабека, чуть сдвигаясь в сторону, чтобы Нина не оказалась на возможной траектории стрельбы. Отабек, в свою очередь, осторожно подходил к Юре, не спуская глаз с пистолета. Они могли бы кружить бесконечно долго, но тут Юре в глаз залетела муха, словно само мироздание было против его победы. Он дернулся, инстинктивно отмахиваясь от мухи левой рукой, ствол повело в сторону, Отабек, немедленно воспользовавшись шансом, прыгнул вперед, сбивая Юру с ног, зная, что Юра не станет палить не целясь. Они покатились по асфальту, по высохшей земле, молотя друг друга кулаками и пистолетом, вбивая в придорожную пыль. Нина заходилась в крике.
— Не смей меня бить! — кричал Юра, раз за разом нанося рукоятью пистолета удары в челюсть, плечо, по ребрам. Бить в голову он боялся. Отабек от этих ударов ничуть не слабел, придушивал Юру и через несколько секунд отпускал, будто играя, колотил его головой о высохшую землю и явно наслаждался своим преимуществом в виде сумасшествия. Словно ничего он не ждал, не желал так долго, как возможности причинить боль. Юра же как никогда жалел, что последние полтора года провалялся, глядя в потолок. Сил на борьбу не было. Юра смотрел в пустые безумные глаза Отабека и не верил, что это происходит с ними. Такого просто не могло быть.
«Наверное, Стайлз так же умирал».
Из последних сил Юра опустил руку с пистолетом и прикрыл глаза, будто теряет сознание, а когда Отабек чуть ослабил хватку, извернулся и выстрелил ему в ногу, не глядя, молясь не отстрелить ничего себе. Отабек взвыл от боли и откатился в сторону. Юра с трудом поднялся и побежал к Нине. Его трясло от адреналина, в горле саднило, голова не соображала. Юра схватил ребенка и, по широкой дуге огибая Отабека, понесся прочь. Вслед летели жалобные, полные бессильной ярости крики:
— Ты не можешь от меня уйти! Ты! Не можешь! Ты! Моя! Сучка!
3.2. Побег. Апрель тринадцатого года от начала Эксперимента
Меньше всего на свете Отабек хотел причинить вред Юре и Нине. Они были единственными дорогими ему людьми в Эксперименте. Любить Юру было сложнее, чем Нину, но он справлялся. Уговаривал вместо того, чтобы приказывать, направлял, а не погонял, хотя иногда хотелось разукрасить наглую физиономию потеками крови…
Нет. Отабек помотал головой, разгоняя туман в голове. До сегодняшнего дня ударить Юру он не хотел. Но сегодня что-то в нем надломилось. Он не понимал, как еще может защитить семью, им было необходимо вернуться. И только Юра этого не понимал. Он был так туп и высокомерен, что предпочел сбежать от мужа, лишь бы не оказаться неправым.
Их надо было догнать ради их же блага.
Отабек перевязал ногу рукавом рубашки, заклеил пластырем и попробовал подняться. Нога, естественно, подломилась под его весом. Он застонал от боли. Надо найти какую-нибудь палку. Должно же здесь быть хоть что-то. На одной ноге он далеко не уйдет, впрочем, еще был вариант ползти или катиться. Да, пока у Отабека остается хотя бы одна конечность, он не остановится. Будет цепляться, вгрызаться зубами в асфальт, но догонит свою семью.
Вот только откуда у Юры пистолет?
Пистолет бесил Отабека чуть ли не больше, чем сам Юрин побег. Ссорятся все пары. Но пистолет значил большее, он означал, что Юра давно от него что-то скрывает. Что он снова завел привычку иметь секреты.
«Твой муж — преступник, убийца! Вопрос времени, когда это вскроется. Бегите из Города. Я не смогу вам помочь. Не звони мне больше».
Пару сотен метров преодолев ползком, Отабек нашел чахлое засушенное деревце, из которого через час работы ножом получилась приемлемая опора. Он с трудом поднялся на ноги. Все происходило слишком медленно, но Отабек не сомневался, что догонит Юру. Словно какая-то высшая воля, чей-то божественный замысел состоял в том, что они встретятся. У истории должен быть счастливый конец.
Чтобы отвлечься от боли, Отабек начал вспоминать более приятные моменты своей жизни. Например, как он впервые увидел Нину. Он долго не мог добраться домой с работы, хоть и собирался приехать по первому звонку сиделки. Но Город снова перегородили из-за очередных волнений, дорога растянулась на несколько часов. Когда он приехал, уже все кончилось. В юриной комнате пахло лекарствами и кровью, суетливые квадратные медработники причитали над «проблемной сучкой», замотанная в пеленки Нина истошно орала на кровати, а Юра, обессилевший после родов, безучастно смотрел в потолок, и в принципе, его поведение не сильно отличалось от предыдущих месяцев.
Вот, наконец, Отабек сформулировал для себя это ощущение: он полюбил Юру, когда тот перестал выделываться, хамить и пропадать целыми днями на своей «работе».
Отабек остановился. Нет, все было совсем не так. Да, поначалу его раздражало, что вместо какого-нибудь легкого в общении парня ему распределили прячущееся по углам хамло, пусть и симпатичное, но которое даже не мыло за собой посуду, оставляя горы чашек и тарелок в раковине. Первые дни Отабек объяснял себе юрины странности испугом и старался подойти к делу со всей деликатностью, хотя его тоже никто не спрашивал, хочет ли он связать жизнь с незнакомым парнем. Но Отабек понимал, что Юре, новичку в Эксперименте, гораздо страшнее, чем ему самому, поэтому старался не попадаться партнеру на глаза и покорно мыл километровые стопки тарелок.
Однако вскоре до Отабека начало доходить, что Юра совсем не боялся его. Отабек ему просто не нравился, вот он и избегал встреч. Это было так просто и немного обидно, и это надо было как-то исправлять, но самому Отабеку тоже не нравился Юра, так что тут они были квиты. Отабек игнорировал голос совести и звонки Наставника, Юра игнорировал необходимость убираться в доме и исполнять партнерский долг. Отабек искренне надеялся, что так и пройдет вся их семейная жизнь.
Но потом он увидел, чем занимается Юра вместо минетных курсов.
В тот день Отабек проезжал по улице некоего Кинка, прославившегося, Отабек понятия не имел, чем. Он был совершенно вымотан встречей с замом президента Комитета по связям с подземной общественностью. Отабек в который раз предлагал ему собрать пару сотен решительных парней и разогнать подземный сброд к чертовой матери, он даже был готов проспонсировать эту затею и заняться ее организацией. Зампред юлил, извинялся, вертелся перед ним на пузе, но согласия не давал. Действовать без прикрытия Отабек тоже не мог, так как формально его затея подпадала под организацию банд-формирований, ему нужна была какая-нибудь официальная бумага, хотя бы словесная отмашка. Два часа препирательств — и опять ничего, одни обещания обсудить проблему с Советом. Отабек волновался за Юру. Тот каждый день ходил на какие-то, помоги Отабеку господь, курсы минета, и, учитывая, что они не спали вместе, Отабек предполагал, что тот просто слоняется по городу, в этой небезопасной обстановке, или завел любовника.
У Отабека вот не было на это времени.
— Притормози, — скомандовал он шоферу.
Прямо по проезжей части, истошно вопя, несся подземный самец, за ним семенила увешанная драгоценностями сучка в никабе. Она верещала не тише, то и дело срываясь на басовитый гул. Несколько секунд спустя за ними проследовали еще четыре человека, а потом дорогу заполонила целая колонна грязных, ругающихся и смешно машущих руками уродцев. Поток машин встал, водители раздраженно сигналили и орали проклятия из окон. Отабек выглянул из машины, чтобы увидеть, что напугало несчастных придурков и оторопел. Толпа так организованно перла на другую сторону улицы, потому что кто-то их подгонял. Двое городского вида парней улюлюкали, размахивали битами и швырялись в выбивающихся из толпы уродцев камнями. Двое, которых Отабек плохо видел со своего места, стояли на перекрестке, и помогали потоку завернуть на пешеходный переход. Отабек поспешно закрыл стекло. От толпы подземных уродов отделилась пара крепких самцов и поперла на его машину. Первый швырнул в стекло огрызком яблока, а второй зашел со стороны водителя и принялся дергать дверь.
— Вылезай, сука, вылезай!
— Пошел отсюда! — прикрикнул Отабек, не зная, расслышит ли его урод. Водитель съежился на своем сиденье, перепуганный. Первый урод достал из-за пазухи небольшой топорик и со всей дури всадил его в лобовое стекло машины. Стекло треснуло, но не поддалось, Отабек прикрыл голову рукой, второй доставая из кобуры пистолет. Обычно подземные не вели себя так нагло, но что ж, всякое случается в первый раз. Отабек уже было нажал на спусковой крючок, как над головой первого урода просвистел камень.
— Куда прешь! В строй, в строй, сукин сын, а то я этот топор тебе в задницу запихаю! В машину он лезет, ты, блядь, руль-то вообще найдешь?
Отабек похолодел, услышав знакомый голос. Только Юры тут не хватало, что он здесь делает? Сквозь треснутое лобовое стекло было плохо видно происходящее, Отабек открыл дверцу и выбрался из машины, держа на прицеле подземного хмыря. Хмырь, однако, уже всецело был поглощен стычкой с Юрой. Он замахнулся топором, но Юра ловко ушел от удара и огрел потерявшего равновесие противника по спине битой, а когда тот упал на землю, нанес ему еще три свистящих удара по туловищу. Хмырь визжал, прикрывая голову руками и молил о прощении. Юра же, возвышаясь над побитым противником, был прекрасен, как бог войны. Он часто дышал, растрепанные волосы облепили мокрое от пота лицо. Закрывающая лицо ниже глаз маска с нарисованной звериной пастью съехала набок, глаза горели яростным огнем. Отабек узнал свою старую деревянную биту, которую когда-то купил с твердым намерением заняться спортом, но не нашел в Городе ни одного бейсбольного поля.
Юра пнул урода ногой и погрозил битой его бегущему обратно в строй приятелю.
Отабек опустил оружие.
— Не тратьте на них патроны, — небрежно бросил Юра и осекся, наконец, узнав Отабека. Он открыл рот и снова его закрыл. Оглянулся на приятелей. Бита неловко опустилась и шваркнула по асфальту.
Отабек растерянно засунул пистолет обратно в кобуру под пиджаком, попав в нее только с третьего раза. Он тоже не знал, что и сказать. Он понятия не имел, что кто-то уже занимается проблемой подземных уродов, и куда успешнее самого Отабека.
— Так ты не ходишь на курсы? — тупо спросил он.
Юра покачал головой.
— Волосы тоже спрячь, — только и смог выдавить из себя Отабек, садясь обратно в машину. — Едем, — скомандовал он трясущемуся водителю.
Юра провожал машину непонимающим взглядом, а Отабек, изучая сеточку трещин на разбитом лобовом стекле, видел в ней свирепо размахивающего битой Юру и понимал, что, кажется, влюбился.
со!Саурон, су!Финрод, мудроженщина!Берен, сучка-разлучница - на усмотрение автора 
)
(да, меня вдохновил День Чтеца)Представим себе такую АУшку: в далёком, скажем, году Додося открыла для себя новый фандом и решила ( :slow: ) стать там фандомообразующей матерью, ну, вместо этого вашего ИнсепшенаИ что же, что же она написала? Приветствуется стилизация под ретро-додо, со всякими там двучленами, мимозами и суржикамиТакже приветствуется социо-экономическая телега от дочери советского танкиста!
хотя у вас такие разные тексты, но оба мне зашли прямо очень.
Я очень надеюсь, что ее еще кто-нибудь исполнит, так хочу прочитать разные версии 
Тоже очень люблю ГО. Червепидоры вместо павианов просто напрашивались))
Спасибо!
