Итак, вместо нормального судебного процесса наш имбецил устраивает расправу. Спрашивается зачем?
- Я, - говорю, - обвиняю тебя в государственной измене. В организации заговора против короля. Справедливо? И приговариваю к повешению как предателя. Ты ведь поглядишь, Розамунда?
Он ринулся на меня, склонив голову, будто забодать хотел. Моими рогами, что ли? Его перехватили скелеты. И Розамунда упала в обморок.
Не стал я, конечно, устраивать эту грязную суету с настоящей казнью. Я даже не стал его на двор вытаскивать - незачем. Просто пережал ему горло потоком Дара. То на то и вышло.
Спрашивали? Отвечаем.
Правда, подыхал он, кажется, дольше, чем обычно кончаются висельники. Наверное, потому, что веревка шею ломает. Но я остался не в претензии.
Нет, я не наслаждался. Думал, что в этот раз буду, но снова не вышло. Я был удовлетворен - да. Справедливо - да, поэтому правильно. Но - по-прежнему неприятно. Просто интриган, подлец и подонок, грязно подохший, как ему и положено. И все.
То есть вот вместо того, чтобы судить эту парочку государственных изменников нормальным судом, вспомним преценденты из нашей истории, он пришел и поубивал кучу непричастного народа - конюший и камеристка, да - только ради того чтобы поиграться в палача и словить кайф. Не вышло. Какая досада.
Пошел измываться над Розамундой. Тут он решил потянуть процедуру подольше.
Розамунда пронаблюдала. И в истерике не билась. Снова стала ужасно спокойная, даже надменная. Спокойно посмотрела, как ее кобель агонизирует, а потом ее вырвало. Слабая человеческая плоть все дело испортила.
А я приказал гвардейцам отвести ее в приемную - там пол гладкий и места много.
Вообще надо сказать она редкой выдержки человек.
Помните вампира, грохнувшего матушку по ошибке? Нате вам еще раз.
- Я думаю, вы можете взять Рейнольда в столицу, не так ли, ваше драгоценное величество? Он не заменит Клода, конечно, он еще молод и не слишком силен… Но он будет безусловно предан вам, добрейший государь. Морис отпустит его. Все понимают - вампир не забывает таких милостей. Он может сопровождать вас вместе с Агнессой. Если, конечно, вам не будет неприятно видеть его после…
Я посмотрел на рыжего вампира - и он кинулся к моим ногам. Я ему улыбнулся через силу и подал руку.
- Возьму, - говорю. - Я люблю детей Сумерек, Князь. Мне не будет неприятно.
Приступает к Ритуалу. Розамунда пытается немного разжалобить, конечно, безуспешно.
- Дольф, - говорит. - Ты же знаешь, что сам в этом виноват. Ты… Я… я же была так несчастна с тобой… а ты все время надо мной издевался… ты же позволял себе любые мерзости, девок, мальчишек, трупы - а я просто полюбила… мужчину, который меня понимал… только однажды…
- Розамунда, - говорю, - сядь, мешаешь.
В комнату вваливается Питер и Розамунда пытается разжалобить уже его. Но...
Питер зыркнул на нее зло, а она продолжила, да так любезно и жалобно:
- Питер, ну что ж ты? Ведь я не сделала тебе ничего плохого, правда? И твоему государю - просто я слабая, я несчастная, я ошиблась… ведь все ошибаются…
Я подобрал свой уголек и стал дорисовывать. Я очень хорошо помню, как думал, что закончу спокойно, пока моя шлюха пытается подлизаться к бродяге, а перед тем как открыть выход, выставлю его вон. Я не торопился. Я знал, что моего лиса ей нипочем не уболтать - он ей не простит.
Но услышал, как Питер ахнул и ругнулся за моей спиной, когда чертил последнюю линию.
Все таки она очень хладнокровный человек и борец до конца. Люблю таких.
Я его встряхнул, смахнул волосы с его лица - и увидел… я часто видел это. Не ошибиться. Глаза остекленели. Но хуже того - я почувствовал.
Этот теплый толчок. Душа отошла.
Шпилька. Волосы растрепанные, ее коса держалась на одной шпильке. Золотая роза с маленьким бриллиантом - сверху, а снизу - стальное острие. Жарко было в замке - он остался в рубахе, где-то бросил куртку. Сквозь рубаху, под лопатку. Золотая роза - а вокруг пятно крови. Совсем небольшое.
Какой профессиональный удар, подумал я. Как точно. Как странно.
Розамунда смотрела на меня с каким-то веселым удивлением - и вдруг хихикнула.
- Ой, Дольф, - говорит. Удивленно и со смешком. - А это, оказывается, так легко… Вы, мужчины, так это преподносите… А это так легко! Это же даже не нож! Надо же… Я даже и не ожидала, что у меня получится!
Наш имбецил весь в праведном гневе. Как она могла?
Я подумал: он повернулся к ней спиной. И я поворачивался. И никто из нас не обратил внимания на эту шпильку. И для гвардейцев шпилька - не оружие, а королева - не боец. А мой Дар уже в этой пентаграмме - я же не ждал удара в спину… шпилькой… от жены…
Дает немного своей крови как плату чтобы выпустить душу Питера из ада. Как это работает? Что у них тут за денежно-кредитная система и ценообразование душ?
Вызывает демона и совершает жертвоприношение ребенка.
Кажется, демон огорчился. Но спорить не стал. Только склонил голову. Еще бы.
- Я вам должен, - говорю. - Кровь младенца. Я готов отдать долг. Вам ведь все равно, какого возраста младенец?
Скелеты подтащили Розамунду ко мне - она вопила: "Нет! Нет! Дольф, нет! Я не знала! Я не хотела! Нет!" Тот Самый облизался своим раздвоенным.
- Младенец - внутри? - шелестит.
- Да, - говорю. И внутри меня - расплавленное железо. - Помни - я обещал кровь, а не душу.
Розамунда в процессе умирает. Немножко крокодиловых слезок, ну чтоб мы ЭТО пожалели.
Я сидел рядом с трупами и рыдал от смертной тоски, от пустоты и от неутолимой злобы на себя. Мне казалось, что моя душа, прах побери, моя грешная и больная душа уже в клочья растерзана.
Нет, Далин, после всего что мы прочитали об этом деятеле, эта сцена совершенно не работает. Потому что этот вот человек сначала насиловал свою жену, а потом убил кучу левого народа ради того чтобы потетешкать душеньку собственноручным убийством. Хотя нормальный человек предпочел бы суд и казнь профессиональным палачом. Потому что казнить своими руками перебор даже для жителя условного"средневековья". Тем более своих близких. Нормальным людям это тяжело.
Страдает и презвозмогает ради Междугорья, обнимается с Оскаром, Оскар его тетешкает - эту всю сопливую мелодраму и показуху для читателя я пропускаю. Вот так почти на пол страницы.
- Я убиваю всех, и в том числе - всех, кого люблю, - говорю. - Я - чума какая-то, холера, зараза.
- Ты любишь обреченных, - отвечает. - Тебя привлекает безнадежная прелесть ходящих по краю бездны - вот ты и скрашиваешь им уход.
- Ага, Розамунде, ага…
- Я должен напомнить государю, как вы оба к этому пришли?
- Меня все ненавидят. Я никому не нужен.
- Восхитительный государь шутит. Не упоминая о неумерших, скажу лишь, что у вас есть корона, дела и наследник, о котором вы забыли. Позволю себе также напомнить вам о Марианне и втором вашем сыне. И о благополучии Междугорья - на которое вы, если я не ошибаюсь, и обменяли любовь народа…
Страдает по Питеру. Несет тело Питера хоронить в королевскую усыпальницу.
Потом я нацарапал на мраморной плите своим кинжалом, поглубже: "Здесь лежит Питер по прозвищу Птенчик, оруженосец и фаворит короля Дольфа". А ниже - охранный знак, серьезный, чтобы какой-нибудь идиот в необозримом будущем не вздумал вытряхнуть из этой усыпальницы кости Питера (не по чину!) и заменить их костями некоего моего потомка.
Тогда я еще не знал, что похоронил свою последнюю любовь. Впоследствии у меня были женщины, даже немало. У меня была новая королева. У меня были метрессы. Но у меня больше не было любимого друга. Никогда. Все сгорело - и пепел лег под мраморную плиту в усыпальнице Скального Приюта.
Ути, боже мой, ну кто бы сомневался. При этом Розамунда шлюха. И конечно...
Потом я вытер рукавом мокрую рожу. И подумал, что надо бы уложить во вторую гробницу Розамунду, но тут навалилась такая невозможная усталость, что я сначала сел на пыльный пол, потом - лег и провалился в сон, не сообразив - как.
Вначале страницы ЭТО все из себя строило раскаивающегося страдальца, а сам даже похоронить королеву не удосужился. Надеюсь это нашлось кому сделать. Нет, ничего не написано.
И тут я вспомнил о наследнике. Как забавно!
Я шел и пытался понять, зачем я оставил его в живых - ребенка предательницы, воспитанного предательницей в окружении моих врагов. Ребенка, который наверняка меня ненавидит всей душой. Своего будущего соперника. Очередной приступ "благородства"?
Что он мне?
Так, где у меня под рукой был коньяк - он мне нужен срочно.
Аноны, алкоголь - это одно из величайших изобретений человечества. Отвечаю.
Я понимал, что душа сгорит окончательно, если я убью ребенка своими руками - меня внутренне трясло, я никогда еще так не боялся, но я все равно туда пошел.
У вас, ваше поганое величество, есть идиотская привычка давать врагам шанс. Каковым шансом они незамедлительно и пользуются.
Он принца не убьет, но эти размышления настолько показательны.
Любуется на дело своих ручонок.
Двери флигеля бросили распахнутыми настежь. На лестнице валялись какие-то тряпки, битая посуда и труп пожилой женщины - может, няньки или камеристки. Я зачем-то поднял труп под мышки и оттащил с дороги куда-то в угол, за портьеру.
Смотрит на ребенка и удивляется.
Я поразился, какой он уже большой. После Тодда он показался мне взрослым юношей. Ему должен идти десятый год, прикидываю. Или уже одиннадцатый?
Зашибись папаша.
И он был, разумеется, ни малейшей черточкой не похож на меня, этот худенький мальчик, хорошенький, как старинная миниатюра на эмали, изображающая юного эльфа. В ночной рубашке с кружевами. С взлохмаченными волосами цвета темного золота. С бледным точеным личиком, большую часть места на котором занимали глаза - темно-синие лесные фиалки в длинных загнутых ресницах.
Не Людвиг-Старший и не я. Вылитая и абсолютная Розамунда.
- А мы уезжаем с мамой? - спрашивает. Мотнул головой: - То есть - с королевой?
И стал ждать ответа напряженно и серьезно. Я чуть снова не разревелся. Я ужасно устал. Я сел на табуретку у остывшего камина.
- Нет, - отвечаю. Кажется, вышло излишне жестоко. - Твои мать и бабка умерли.
Я думал - он сейчас закатит истерику. Или - что больше под характер Розамунды - злобно выскажется. Но он сжал губы и промолчал. Взял свои одежки, приготовленные камеристкой, начал одеваться - путался в тряпках, мучался со шнурками. Одевали ребенка, одевали, сразу заметно… Толпа нянек, женское воспитание…
Далин идиот. Причем тут женское воспитание. Принцев и королей одевают - это норма.
Молвил задумчиво, застегиваясь:
- Значит, правда можешь… колдовством… - помолчал. - А ты убил маму из ревности, да? Ты ее очень любил?
Спросил. Вопрос меня ошарашил. Что у иных людей за манера…
- Нет, - говорю. Языком ворочать тяжело, как мраморной плитой. - Не из ревности. За измену короне и за то, что она хотела сделать королем моего врага. И не любил.
Дальше через вот такие диалоги нам пытаются дать обоснуй, почему Людвиг его не зарезал при первом удобном случае. Выходит так себе. Не верибельно.
И мне показалось, что Людвиг сделал выводы - его лицо стало хмурым и задумчивым. И он пробормотал еле слышно:
- Так я и знал. Все - вранье.
Я не уехал сразу, как собирался. Потому что Людвигу хотелось разговаривать со мной. У него, видите ли, имелось множество вопросов, для решения которых требовалось мое участие.
Ребенку примерно лет десять, дети такого возраста не могу с пофигизмом относиться к смерти матери и дружески разговаривать с её убийцей, даже с поправкой на специфику королевского воспитания. Тут нужен очень хороший обоснуй.
Людвиг не боялся меня. И не ненавидел. И не чувствовал ко мне отвращения. Я не понимал, почему так.
Мы ели, когда он вдруг серьезно посмотрел на меня и спросил:
- Ты меня убьешь?
Я чуть не подавился.
- Нет, - говорю. - Ничего против тебя не имею.
- Ты, значит, меня любишь?
- Не знаю, - говорю. - Мы с тобой мало знакомы. Я обычно не вру людям, что люблю, если не знаю их.
Дальше Дольф высирается на ребенка.
Людвиг бросил хлеб - и глаза у него наполнились слезами, но злость не дала слезам пролиться. И он бросил тоном обвинителя - в любимой манере Розамунды:
- Отчего же ты со мной не знакомился? Ты мог бы приехать. Почему взрослым никогда нет дела до меня?
- Кажется, - говорю, - ты пытаешься заставить меня оправдываться? Любимый прием твоей матери.
Вздохнул.
- Мама всех заставляла. Но правда - почему ты не приезжал? Я тебя ненавидел - знаешь как? - пока этот Роджер не появился. И ничего я не знал, а все врали, врали…
- Я приезжал, - говорю, - но ты был еще мал и уже забыл. А потом я предлагал твоей матери привезти тебя в столицу. Она не захотела.
Тут прекрасно все: и наезд на ребенка, и убогие оправдашки в ответ на разумные и правильные вопросы, и зараза бывшая не давала. Вот этот кусок явно написан по мотивам фантазий типичного папаши, забившего на ребенка при разводе.
Людвиг взглянул восхитительно - со злостью, болью и тоской. Будь у него Дар, выплеснулся бы фонтаном.
- Ты мог бы ей приказать, - сказал с нажимом. - Ты - король.
- Я, - говорю, - не приказывал твоей матери.
Он снизил тон.
- Ну и зря.
Зашибись диалог. Действительно, а чего не приказал? У меня был тот же вопрос при читениях предыдущих страниц. Внятного ответа не будет даже сейчас.
Детская ревность как обоснуй.
- Не смей так говорить! Не смей говорить мне о Роджере! Они все мне твердили: "Ты должен любить Роджера, он так много для нас делает", - а он маму целовал! Я видел сам! И стражники говорили, что он на ней женится! Что он сам хочет корону надеть! Ненавижу его! Я тебя ждал, ждал, когда ты это прекратишь! Я сразу понял, что ты приехал, когда они все бегали и орали от страха, - чтоб ты знал! И я радовался, что ты приехал, понятно?! Потому что я знал, что ты убьешь Роджера!
Нет, Далин, чтобы такое сработало, Роджер должен был конкретно и существенно напаскудить Людвигу. Иначе с чего ему его ненавидеть и мечтать о папочке, если папочка на него забил?
Показывает Людвигу труп Роджера (Людвиг попросил). Людвиг зрелищем удовлетворен.
Еще обоснуй - Далина прям поперло объяснять.
- Мама была королева, - говорил он, и я чувствовал привкус крови на языке. - Как она могла целовать этого гада? Она нас с тобой предала, Дольф, я понимаю. Роджер хотел меня убить, я знаю точно. Он так смотрел на меня иногда…
Король разговаривает с наследным принцем. Наверное наш писатель думает, что вот от такого прется с восторгом каждый ребенок. Нет. Детям такого возраста нужен взрослый, а не друзьяшка.
- Не знаю. Вот ты почему не отругал меня, что я зову тебя "Дольф" и на "ты", а не "государь и отец мой" и на "вы"?
- Видишь ли, Людвиг, - говорю. - Я не слишком хорошо умею воспитывать детей. Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, за что тебя надо ругать, а за что нет. Поэтому, если тебе покажется, что я должен начать ругаться, напоминай мне, пожалуйста.
Он расхохотался впервые за все это время:
- Вот еще! Да не стану ни за что!
Людвиг просит мемуаров и Дольф исключительно по егго просьбе - не подумайте дурного - он скромный, строчит мемуары.
Я правил двадцать шесть лет.
С тех пор как я убил Роджера, в Междугорье больше ни разу не было ни бунта, ни гражданской войны. В ту же осень я закончил создание Тайной Призрачной Канцелярии и с помощью духов узнавал о любой крамоле раньше, чем она успевала стать опасной. Я видел страну насквозь, будто она была стеклянной. Мои подданные называли меня вездесущим демоном - и я был вездесущим демоном, но в моем Междугорье наступил порядок.
За время правления я выиграл только одну войну, но приобрел репутацию ночного кошмара соседей, и послы сопредельных держав мне под ноги стелились. Я заключил множество отличных договоров, которые пригодятся моим преемникам - если те не будут щелкать клювом.
В Междугорье наступил мир и покой. Жизнь была сравнительно недорогой и достаточно безопасной. Междоусобные склоки прекратились. Я нажал на монахов Святого Ордена, они пищали, но согласились - и теперь выделяли седьмую часть храмовых доходов на содержание госпиталей и домов призрения.
При этом.
Мои подданные меня так никогда и не полюбили. За время правления на меня совершили в общей сложности с полсотни покушений. Точнее я не считал. Хотя подсчитать, вероятно, было бы интересно.
Вот хоть один исторический прецендент есть? Чтоб весь из себя такой король ради страны и народа в тряпки рвется, а на него полсотни покушений? Вся страна под гипнозом. Ричард 3 как пример не подходит, к нему как раз очень хорошо относились, особенно на севере. Люди не такие идиоты, как думают некоторые писатели.
Вторая королева, конечно глупая и не умеющая любить. Его же такого великолепного она не любит.
Королю не годится жить вдовцом, увы. Я женился на младшей дочери короля Заболотья, Ангелине. Она принесла моей короне великолепные земли на берегу Зеленой реки и Чернолесье - шикарное приданое. Она была очень хорошенькой, полненькой, беленькой, доброй и глупой девушкой. Вела себя эта милашка довольно приемлемо, но любить не умела, так же как не умела и думать. Покорная, тепленькая гусыня.
Сколько же в нем пустого высокомерия и чванства.
Сына тоже родила плохого.
Вообще говоря, Хенрик равно не терпел обоих братьев - по совершенно непонятной мне причине он вырос парнем не слишком разумным, замкнутым и завистливым.
Я казнил его после того, как он нанял убийц для Людвига. Перед смертью он сказал мне, что одинаково ненавидит меня с моими мертвецами, Людвига - сына шлюхи и Тодда - сына девки. Судя по его поведению в последние годы жизни, это была правда. Я не мог рисковать троном.
Ангелина пережила это как-то тупо. В ней вообще было очень немного живого огня. Две ее дочери с возрастом стали очень на нее похожи - красивы телом и совершенно пусты душой. Но я уже ни от кого ничего не требовал.
Вангую просто притворялась. Ради собственной безопасности.
Да, Людвиг теперь стал потрясающе красив. ... Он - мой товарищ, мы вместе тянем этот проклятый воз рутинной работы, которая называется управлением государством. Он - бесценный помощник, интриган, умеет разговаривать даже с теми, к кому я в жизни не нашел бы подхода, кроме эшафота. Он никогда не жалуется.
Житие мое. То есть их. Тоска и скука. Не верю.
Иногда я пытался погреться, взяв кого-нибудь к себе в постель. Чем серьезнее укрепляется королевская власть, тем больше желающих. Девицам иногда удавалось меня развлечь… правда, не более того.
Как бэ это объяснить Далину. Чтобы погреться человеческим теплом надо самому уметь зажигать костер и давать тепло, а не только брать - я король развлеките меня.
Описание нудной и долгой сцены как он увидел печать рока и собирается помирать. Да, это вам не про экономику и политику писать. Слезливую пургу Далин может гнать километрами.
Я сделал Междугорье великой державой, уважаемой соседями до нервных спазм. Я вернул земли, которые принадлежали нашей короне издавна. Я всю жизнь беспощадно истреблял тех, кто хоть чем-то угрожал моей стране - и на сегодняшний день у нее не осталось внутренних врагов.
Уважение тире страх -2. Как этот человек с детьми работал?
Эпилог. Как бэ наше время.
Такой же имбецил народился за грехи тяжкие междугорья.
И дело не в том, что я проштудировал эти "Записки", в дурном переводе на современный язык, кстати, и сделал какое-то там историческое открытие. А в том, что мы, цивилизованные козлы, не верим в сверхъестественное, мотивируя это тем, что этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Путаюсь в словах, прах побери. И никак не собраться с мыслями. Совершенно не умею писать - помнишь мои сочинения? Ну вот. Я все это вот к чему. Тошка, понимаешь, дело в том, что я тоже некромант.
Сегодня утром матери звонили из ментуры. Тошка, тот хмырь умер! Действительно откинулся - что-то с сердцем. Типа много выпил, перевозбудился. Ага, как раз когда попер на меня с горлышком от этой битой бутылки. Сдох от угрызений совести.
У меня уже было такое в детстве, что я желал кому-нибудь смерти и его вскоре посещал кирдык. Но тут уж все точно.
И этот с детства начал тренировки. Психопат и садист -2.
все время было такое чувство, что кто-то смотрит в спину, но не противно, а как-то… не знаю, как сказать. Какая-то тягучая сладость, как от эрекции, что ли, только во всем теле, особенно - в грудной клетке. Ты думаешь, дурость, да? Но я его видел, Тошка!
Высокий, очень бледный. Такое лицо… Волосы черные и глянцевые, шикарная грива, чуть не по пояс, но не как у хиппи или у поп-звезды какой-нибудь, а чистейший такой черный каскад. И в черном бархате, а на черном - белое кружево. Безумный костюмчик, но на нем не казался безумным. Он мне поклонился, Тошка!
А вот и красивенькие вампиры. Вопрос, откуда в нашем времени у них бархатные костюмчики? Всегда было интересно как все эти НЕХи поддерживают имидж - ателье ведь ночью не работают.
Междугорье опять в опасности
Дольф писал, что при его папашке пуд муки стоил ползолотого. Пуд - это шестнадцать кило. Муки. А ползолотого - это двести восемьдесят кредов примерно на нынешние деньги. Ну как оно? Плюшку с маком в цивильном месте не купишь, не то что… Он писал - жуткая дороговизна, но что ж тогда у нас сейчас?
Террористическая группировка "Честные Сыны Междугорья" взяла на себя ответственность за взрыв в подземке, где накрылись почти шестьдесят человек. Требуют отставки президента, ага. Вооруженные столкновения на южной границе. Винную Долину снова бомбили эти гады из Перелесья, два города разнесли в мелкие дребезги. Серебро из Голубых Гор вагонами за кордон уходит заодно с алмазами с Зеленой реки, нефтью и никелем. Круто, да?
А всем этим государственным мужам - все до лампочки, на все начхать, лишь бы карманы набить потуже.Тошка, скажи, что я ненормальный. Я хочу все это изменить.
Строит планы. Чем будет расплачиваться за помощь, он даже не думает. При том, что записки читал и должен быть в курсе, что демоны бесплатно не работают. Или все таки сделал выводы и рашил обходиться своими силами? Непонятно.
Ну Дольф, может, и не стал бы заморачиваться, типа, из гордости - но я стану. И уж меня-то будут просто обожать. Боготворить. Как всех этих козлов, которых по ящику раскручивают, только больше.
За баблом дело не станет. На первое время бабла у моих предков много. Я не особенно об этом распространялся, но мой папан ворочает такими делами, что денежки только успевай отмывать. Вот я и отмою.
То есть папашка у него то ли чиновник-взяточник, то ли жулик крупного помола.
Шютка.
Может быть, в Междугорье еще можно навести порядок. Типа диктатуры. А может, и что покруче. Но сделать так, чтобы ящик смотреть было не стыдно.