Лето никогда не бывает жарким в Лондоне, но сегодня слишком душно.
Прямо-таки никогда? Это вам что, северный полюс? Ладно, это я так, для разминки.
Ронни остается дома, отдыхая от вчерашнего приступа. В бреду он порезал какому-то парню из клуба лицо разбитой бутылкой. Хорошо, что это осталось за дверьми подсобного помещения и почти никто почти ничего не заметил.
Ну да, господи, подумаешь, порезали кому-то лицо, кто на это вообще внимание-то обращает, в самом деле.
Квартал погружен в раннюю сиесту — никто не желает работать, никто не желает делать что-то быстро. Кажется, время замедлилось.
Я все еще хуею с того, как Грегори (Роберт Вельтер) строит предложения ("никто не желает делать что-то быстро", о май гош) и с того, как у него альтернативно появляется сиеста посреди Великобритании. В полдень. Потому что Тедди вышел прогуляться в полдень.
В магазине еще жарче чем в пределах зашторенной квартиры, и Тедди расстегивает еще одну пуговицу легкой рубашки. Он ходит мимо прилавков — в это время тут достаточно пусто, что дает хоть какую-то отдушину.
Что, какую блядь отдушину, ты о чем вообще, что происходит.
Происходит то, чего Смит никогда не мог бы предположить — возле прилавка стоит стройный хрупкий омега - его светлые волосы кажется давно не были стрижены, что придает ему неряшливый вид. Он одет скромно, вовсе не так дорого как Тедди, но у Смита не остается сомнений. Он решает, что светиться в магазине — не самый лучший вариант, потому выходит на улицу, дожидаясь там другого омегу. Тот выходит с небольшим бумажным пакетом. Сомнений не остается.
А вот и ответ!
Я не знаю, может, я стал излишне придирчив после перерыва (о, светлое время), но мне кажется, или Гриша пишет просто все хуже и хуже? Сомнений все не остается и не остается, в магазине подойти почему-то нельзя, омеги постоянно омеги, и я уже молчу, про то что запятых как не было, так и не появилось. Короче, это даже комментировать как-то не получается, просто все очень плохо, давайте дождемся ебанины.
Смит похоронил Лесли Холта еще несколько месяцев назад в своей голове — другие омеги из клуба говорили, что с Холтом все кончено — пропасть неизвестно куда, неизвестно когда — дело гиблое. Все было очевидно.
И вот, блондин стоит рядом со Смитом — вполне себе живой, с такими же странными веснушками на носу и таким же гнусным выражением лица. Тедди не находит слов, не зная, с чего начать.
Между тем, комплименты Лесли прямо-таки продолжают литься.
Они идут молча. Тедди знает эту дорогу — она ведет к дому, в котором когда-то жил Холт вместе с сестрами и матерью. Теперь же, как становится понятно, он был там все время. Они заходят в прихожую. Кажется, кроме них дома никого нет.
То есть Тедди искал Лесли
Но не догадался сходить в его старый дом
Я прямо восхищен умственными способностями персонажей. Пойду виски себе налью.
Тедди следует за Лесли вглубь квартиры, в самую дальнюю, кажется, скрытую ото всех комнату. Холт прикладывает палец к губам, и они заходят внутрь. Сначала Смит не понимает, что происходит, но замечает в углу небольшую кроватку. Лесли берет его за запястье и подводит ближе. В кроватке лежит ребенок. Он совсем маленький, его кожа бледно-розового оттенка, глаза закрыты. Он дышит ровно и кажется действительно спит.
Нет, блядь, у него закрыты глаза, но он не спит. Видимо, он умер. Твой приятель сошел с ума и возится с мертвым младенцем. Гриш, ты вообще думаешь, что пишешь, или как?
— И что это?
— Ты ведь хотел узнать где я был все это время, — Лесли говорит шепотом, поправляя тонкое детское одеяло.
Тедди, ты что, младенцев хотя бы на картинках не видел, дебил?
— Больно было?
— Нет, Тедди, что ты, — Лесли говори серьезно, покачивая младенца и неотрывно смотря Смиту в глаза, — совсем не больно, даже приятно, так приятно, что я думал подохну.
Пожалуйста, больше не пытайся в сарказм, это получается так плохо, что хочется плакать.
— И как назвал? — Тедди все еще неверяще смотрит на Холта с ребенком — если все не было так грустно со стороны Смита, то он обязательно бы посмеялся над такой картиной.
Что грустного в том, что у твоего приятеля появился ребенок, епт? Ну то есть, если Тедди чайлдхейтер, логично это как-то где-то упомянуть, нет? И притом в будущем он вполне себе хочет завести детей, так что какая, блин, логика в том, что с его стороны ему там что-то грустно?
Когда он возвращается обратно, раскаты грома становятся все четче, среди грозовых туч сверкает молния. В квартире полумрак и Смит, не раздеваясь, приоткрывает дверь спальни. Ронни все еще спит. На прикроватной тумбе все так же лежит полупустая пачка транквилизаторов и стоит пустая бутылка виски.
Драма. Нагнетание. Саспенс.
Не, не работает.
С приходом осени на Ронни так же находит хандра. Только на этот раз еще хуже — теперь череда бессмысленного прокручивания пластинок сменяется чередой гневных всплесков по поводу и без.
А до этого он, запивающий седативные вискарем, не был в хандре, что ли?
Почему он вообще пьет седативные, если в фильме он как раз отказывался принимать таблетки и потому был параноидален?
Почему его шизофрения вообще похожа на депрессию?
Потом его речь плавно перетекает в русло псевдофилософии, а затем и вовсе скатывается в бессвязный поток слов.
— Если выбирать… можно, конечно и так поступить. Они все равно все сраные мудаки. Ты не думай, просто смотри, сиди тихо и не думай.
Знаете, это не очень отличается от бессвязного потока слов, который Грегори (Роберт Вельтер) изливает на бумагу все остальное время.
— С ним все в порядке. Ты ведь следишь, чтобы он принимал таблетки? — Крэй смотрит с упреком, оглядывая гостиную, полную доказательств того, что все совсем не в порядке.
— Ты не видишь, как он их принимает? — Тедди вскидывает брови и трясет перед лицом Реджи пустой бутылкой.
— Так почему ты за ним не проследишь? — гангстер начинает раздражаться и Смит знает, что ему просто не хочется брать такую ответственность и признавать очевидное.
Почему ты не следишь за здоровенным психопатом в два раза тебя больше, действительно!
Третьего ноября Рональда Крэя официально принимает в свои объятия психиатрическая лечебница. Почти добровольно и немного принудительно. В этот день Тедди специально уходит из дома пораньше, чтобы не видеть, как брат Рона приедет за ним и под предлогом рабочей поездки отвезет в клинику.
Мне вот интересно, почему Грише обязательно нужно драматизировать, и относительно вменяемый в фильме Рональд превращается в неадекватного депрессивно-маникального психопата, который жрет успокоительные, запивая их виски, и громит все вокруг?
По началу он даже решает вести себя как Френсис, пока та ждала возвращение Реджинальда из тюрьмы: в таком же скорбном молчании. Но это быстро наскучивает. Уже на третий день затворничества Смит не выдерживает и, надев фрак, отправляется в клуб.
Ну кто бы сомневался.
Слишком быстрое опьянение, и, кажется, он начинает говорить и смеяться невпопад. Но какая к черту сейчас разница: рядом нет никого, кто мог бы его остановить. И вот Смит в компании пары омег, с которыми он познакомился в клубе еще пару месяцев назад, подсаживается за столик к двум альфам. Смит с трудом запоминает их лица. Кажется, его угощают чем-то еще, а потом зовут прокатиться.
Ну кто бы сомневался х2.
— Ты ведь детка Ронни, да? — шепчет один из альф Тедди прямо в ухо на заднем сидении автомобиля, попутно прижимая того ближе к себе и поглаживая по бедру. Смит смеется в ответ — слова кажутся теперь слишком сложными, и он просто кивает. Хочется спать.
Интеллектуальные развлечения, одним словом.
Альфа держит Смита за талию и усаживает на кровать. Тот тут же отклоняется назад и прикрывает глаза с одним единственным желанием — отключиться от этого мира. Но альфа настойчив — он лезет Тедди под одежду, расстегивает его рубашку, спускает брюки и, склонившись, вставляет внутрь свой член, лишь слегка смочив его слюной. Смит слабо чувствует боль, как и все остальные ощущения — его голова несколько раз ударяется обо что-то твердое, но это мало волнует омегу. Он по старой привычке громко и заливисто стонет, пытаясь схватить альфу за плечи, на что тот только прижимает руки Тедди к кровати. Смит не знает, сколько времени проводит в таком стесненном положении, но альфа все-таки кончает. На краю сознания вертится мысль о том, что Тедди поступает подло. И в первую очередь к самому себе. Он решает, что обязательно разберется с этим, только не сейчас — лучше всего завтра, когда протрезвеет. Альфа отходит от Смита и кажется даже выходит из комнаты. Свет и голоса пробиваются сквозь неплотно закрытую дверь, но Тедди это мало волнует — он подтягивает колени к груди и только что вытраханный, с брюками, свисающими лишь с одной ноги, проваливается в алкогольный сон без сновидений. Ему не дают пробыть в нем долго.
Бля, я знал, я знал, что Тедди рано или поздно изнасилуют! До водолеивщины не хватает только, чтобы его ебали подсвечником, а потом он понял, что брутальный альфа – это его настоящая судьба! Вместе с подсвечником.
Ну и я даже не буду говорить, насколько мерзко все, что там происходит. Ну оно просто такое, у Гриши какие-то странные кинки на секс.
— Не надо… — шепчет Смит, не открывая глаз.
— Теперь не пойдешь жаловаться папочке, пьяненькая потаскушка, — голос кажется знакомым и Смит, приоткрыв веки, видит над тень человека в шляпе, — Блядь, выйди отсюда, смотреть еще будешь что ли? — бросает Джек другому альфе и дверь закрывается, погружая комнату почти в кромешную темноту.
Шляпа возится долго — пыхтит, что-то неразборчиво говорит, трогает Тедди трясущимися руками, но ничего больше не происходит.
— Ну и хер с тобой, итак тебя уже выебали, — он грязно ругается, но слова малоразличимы.
Подсвечник, нужно было брать подсвечник.
Утро встречает Тедди головной болью, невозможностью сориентироваться и понять, где он находится. Он лежит на кровати все в той же комнате. Вчера его даже пытались одеть, но криво застегнутые пуговицы свидетельствуют о том, что это было не очень успешно. Хочется сбежать. Тедди был прав, когда думал о том, что непременно испытает отвращение. Встав с кровати и сделав всего пару шагов, его рвет прямо на ковер. Отличное начало дня.
Отличный конец очередной части чтения. Выпьем же за то, чтобы это поскорее кончилось. Лехаим.