Малыш
– Выходи-выходи, – умильно ворковала Анна, вглядываясь в сырой полумрак подвала. – Выходи-выходи, сладенький, не бойся.
Из подвала на нее настороженно смотрели желтые, чуть светящиеся – это несколько смущало Анну, так как она думала, что там щенок, но ведь светятся они только у кошачьих, не так ли? – глаза. Существо молчало, но тихо вздыхало и ворочалось.
– Выходи-выходи, – эта шарманка длилась уже минут пятнадцать, и успела поднадоесть Анне, но лезь в подвал и ковыряться в хлюпающей грязи не хотелось еще больше. – Выходи-выходи…
В полумраке вздыхали и ворочались.
Сообщение о том, что где-то в подвале дома на улице Ленина живет худющий беспризорный щенок, появилось на форуме «Бездомыши» после обеда. Анна – или, как она именовалась на форуме, АнаКондА – сразу наложила на потенциального найденыша свою лапу. Это позволяли сразу два фактора – она была завсегдатаем форума с более чем десятью тысячами сообщений и пятью подобрышами – тремя собаками и двумя котами – и жила на этой же улице Ленина, двумя домами дальше. Она обскакала следующего желающего – Ольгу «4ервячок» – буквально на полминуты, их отклики с готовностью «приютить страдальца» появились практически одновременно. Это было неудивительно: 4ервячок была давней заклятой соперницей Анны на ниве подбирания животных.
– Выходи-выходи, – ласково прошипела Анна, стараясь, чтобы щенок не услышал, как у нее скрежещут от раздражения зубы. – Выходи-выходи….
Она надеялась, что пес будет в достаточной мере худой и облезлый – иначе не стоило бы вообще все это затевать. Пухленькие шарообразные малыши, конечно, милы – но годятся только для пристройства. И то, вся милота длится лишь пару месяцев, исчезая на глазах, когда щенки вытягиваются, израстаются, превращаясь в нескладных и нередко откровенно страхолюдных подростков. С них ничего не поимеешь – одни расходы на кормежку да пиарные фотографии. Ну и только если ощущение чувства собственной важности как «куратора» собаки – но этот период Анна уже миновала лет пять назад.
Больные, калечные, уродливые животные – это уже доход. Люди наивны и доверчивы, им трудно отличить нормальный приют от подпольной душегубки и реальную помощь животным от циничного выманивая денег. Так почему бы и не пользоваться этим?
За умирающих и калечных животин шла настоящая драка. Существовало даже негласное ранжирование: коты с мочекаменной или циррозом печени ценились, например, меньше, чем однолапые или безглазые. Собаки, облезлые и покрытые коростой от демодекоза – котировались выше, чем глухие или слепые. Под каждую болячку выдумывалась своя, трогательная и душещипательная история: количество пожертвованных денег находилось в прямой зависимости от количества пролитых над несчастной судьбинушкой слез. Демодекоз, как правило, именовался «злые дети облили кислотой», глаз, вытекший от какой-то уличной схватки с более удачным соперником – «хозяин-тварь избил и вышвырнул», травмы от попадания под машину – «пьяные выродки гонялись за ним по всему двору и, наконец, догнали». Люди плакали, писали в комментариях к постам проклятия – и жертвовали, жертвовали, жертвовали…
Конечно, никто никого не лечил. Так лишь – поддерживающая терапия, чтобы животное-кормилец подольше не подыхало. Когда же случалось неизбежное, тема сбора обновлялась, теперь уже под лозунгом «похороним Барсика по-человечески, чтобы ему было удобнее бежать на радугу».
С точки зрения Анны, это был наиболее безопасный способ мошенничества.
Год назад ей удалось даже провернуть крупную аферу: сбитого машиной дохлого кота привезли в ветклинику, сфотографировали полусидящим и с капельницей в лапе – и несколько месяцев деньги текли рекой под лозунгом «живи, Наполеон!». О том, что Наполеон уже давно гниет в овраге у протоки, знали только Анна, врач и медсестра. Деньги, конечно, пришлось делить на троих. Как и на троих пришлось спешно соображать и выкручиваться, когда кто-то из особо глазастых форумчан-новичков вдруг заподозрил что-то не то в позе кота. Земля под ногами не просто загорелась – запылала. Слишком много было нечистых на руку «коллег» – и именно они возглавили намечающийся поход на ведьму. Особенно лютовала 4ервячок – почуяв, что есть возможность удалить старого врага с горизонта, она билась в показной истерике, призывая на головы виновных все кары небесные.
Анне повезло – удалось найти, а точнее выкрасть с балкона, кота, отдаленно похожего окрасом на Наполеона. То есть кошку. Помельче, помладше, смахивающую на оригинал лишь в при определенном ракурсе – но и этого хватило. Абсолютно здоровой кошке сделали на скорую руку операцию – и предъявили свежий рубец в качестве тяжело и проблемно затягивающегося шрама. Это позволило заткнуть рты.
С тех пор Анна осторожничала и в новые аферы не ввязывалась. В последнее время она присматривалась к другому весьма прибыльному «звериному» бизнесу – отправке бездомных собак-кошек в «заботливые ручки и любящие семьи» в другие города или даже за рубеж. Конечно, лишь на словах. На деле животные в лучшем случае выкидывались где-нибудь на трассе, а в худшем – если обладали приметным окрасом – получали лопатой по голове и прикапывались в каком-нибудь овраге. В сухом остатке у отправительниц оставались нехилые суммы, которые добросердечные жертвователи отправляли «на лучшую жизнь песелю». Ну и два-три десятка фотографий, которые в течение года выкладывались на форуме под лозунгом «Смотрите, как радуется жизни в Швейцарии наш Бобик, теперь Буальбек!».
– Выходи-выходи, – мрачно процедила Анна, теряя терпение. То, что щенок не откликался на зов, означало только одно – пес был совершенно несоциализирован. Это означало определенные сложности при передержке в квартире – соседи и так уже были на грани и постоянно жаловались на запах и лай, доносящиеся из-за двери Анны. Не сказать, чтобы их мнение ее так уж и волновало – Анна могла переорать и перехамить кого угодно – но эти жалобы могли бы дойти до кого-нибудь на форуме. А там уже стоило ждать воплей «Собачий концлагерь!» и «Отберем у живодерки!». А это в ее планы ну никак не входило.
– Ладно, – сообщила Анна упрямому псу, который продолжал пялиться на нее из темноты. – Надеюсь, что ты стоишь этого. Иначе у нас на форуме появится сбор на одноногую собачку.
Она пошарила в сумке, вытащила и надорвала пакетик с мягким кошачьим кормом. Их она коробками закупала на дальней базе на Гатчинской, в боксе, где на просрочке перебивались даты. Да, конечно, пожертвования шли на корм премиум-класса, якобы прописанный ветеринаром и жизненно необходимый ее так намаявшимся в жизни питомцам. Но у этого – откровенно паленого, от какого-то совершенно неизвестного производителя – кроме дешевизны было еще одно достоинство: запах. Эта дрянь, больше похожая на чью-то блевотину, благоухала так, что голодные слюни текли даже у человека, а коты и собаки просто впадали в экстаз.
Расчет был верен. Сначала из темноты показался нос, а потом на свет выползло и все остальное.
– Ну привет, – сказала Анна, разминая в руках поводок с ошейником. – Будем знакомиться?
********
Этот пес был… странным. Слишком тощий, слишком нескладный, слишком облезлый, с чересчур приплюснутой и лобастой мордой. То ли в нем каким-то непонятным, причудливым образом смешались крови самых разных пород, то ли виной всему оказались родовая травма и болезни – Анне показалось, что можно разглядеть признаки запущенного рахита – но итогом стало весьма отвратное на вид существо.
Его колотило крупной дрожью, лапы подгибались, а голова клонилась к земле, словно шея не могла выдержать ее вес.
– Мда, – сказала Анна, скептически оглядывая его. – На пристройство ты не пойдешь. Так что будешь у нас перманентно умирающим.
Пес покорно позволил застегнуть на себе ошейник. Анна быстро пощупала его уши на предмет впившихся клещей – нет, все чисто. Даже, кажется, слишком чисто – она не заметила блошиных укусов.
– Эй, – отступив на шаг, она вгляделась в пса. – Ты что, бывшедомашний, что ли?
Тот, разумеется, не ответил – только задрожал еще сильнее.
– Ну ладно, – сказала Анна, потянув за поводок. – Пошли знакомиться.
Питомцы Анны встретили новичка скулежом, утробным ворчанием и надрывным воем. По батарее заколотили соседи.
– Пшшш! – зашипела Анна, распинывая собак ногами. Влетело и затесавшемуся среди них коту. – Пшшшли, твари!
Один из псов – серый Бурсак – попытался огрызнуться, но получил ботинком по остаткам гнилых зубов и, подвизгивая, полез под табуретку. Остальные, поджав хвосты, разбежались и затаились по углам, напряженно наблюдая за новичком.
– Так, – сказала Анна, садясь на табуретку и как бы между делом пихнув спрятавшегося там пса пяткой в бок. Бурсак тихонько охнул. – Если кто начнет барагозить – чопик в жопы вставлю. Жрать и срать неделю не будете.
Разумеется, Анна не собиралась исполнять эту угрозу. Даже в плане «не давать жрать неделю». Слишком свежа в памяти была трагедия с Кукушонком, которая завела двадцать собак и поселилась с ними в каком-то пустующем домишке на отшибе умирающего села – причем поселилась самозахватом, не подумав даже поискать возможных хозяев и договориться с ними об аренде. Парочка псов, почуяв свободу, задрали хвосты и весело ускакали куда-то в поля безвозвратно, остальных Кукушонок стала запирать в доме. Деньги текли к ней рекой, тем более, что часть жертвующих совершенно не представляла себе стоимость жизни в деревне и покорно принимала на веру завышенные раз в пять цены на уголь и доставку собачьего корма. Уголь был, а вот с кормом Кукушонок врала. Ей удалось выкупить тушу павшей от какой-то болячки коровы – и она скармливала ее псам как есть, со шкурой, гнилой требухой и жилами. Корова еще не закончилась, когда Кукушонка разбил инсульт.
Когда товарки с форума, озаботившись, куда пропала их подруга, отыскали это село и взломали крепкую, обитую металлом дверь, оголодавшие собаки уже глодали пальцы. Левую руку и обе ноги Кукушонку пришлось ампутировать – заражение зашло слишком далеко.
А псов разобрали страждущие. Под лозунгом: «Они так много пережили».
– Как же тебя назвать… – прищурилась Анна, оглядывая новичка. – Будешь пока Малыш. Сойдешь за щенка.
Пес кивнул, словно поняв ее слова.
********
Анна разогревала на плите вчерашнюю кашу с куриной обрезью, прислушиваясь к тому, что творилось в квартире. Псы явно не хотели принимать Малыша – они продолжали подскуливать и подвывать, правда, уже гораздо тише. Коты вообще забились куда-то на антресоли и ни движением, ни звуком не выдавали своего присутствия. Сам же Малыш лежал в коридоре, нелепо разбросав длинные лапы и периодически тоскливо вздыхая. Анна подумала, что можно было бы записать эти вздохи на телефон и выдать их за воспоминания о тяжком прошлом.
– Малыш так настрадался, – бормотала она, помешивая слипшиеся склизкие комки овсянки. – Кто скажет, что он успел пережить за свою недолгую жизнь? Что видел он, кроме холода и голода, злых окриков и ударов палками? От этих стонов… стонов… – она посмаковала слово. Да, «стоны», определенно, лучше «вздохов». – От этих стонов сжимается сердце и хочется обогреть и защитить это слабое… – тут она подумала, что надо будет сфотографировать Малыша так, чтобы он казался раза в два меньше, и чтобы не было видно его крупных и крепких клыков. – … беззащитное существо. Ну ладно, что-то в этом роде пойдет, пару десяток подадут точно. Эй, твари, жрать! – крикнула она в глубину квартиры.
В любой другой день ватага животных откликнулась бы восторженным сопением и цоканьем когтей по полу – но сейчас псы вошли крадучись, тихо и настороженно. Коснулись мордами мисок, в которые Анна вываливала серое – но при этом сносно пахнущее – месиво, вздрогнули и, словно повинуясь какой-то неслышимой Анне команде, одновременно повернулись.
На пороге кухни стоял Малыш. Анна и не заметила, как он подошел – беззвучно, будто материализовался из воздуха, перенесясь сюда из прихожей.
Псы глухо заворчали, прижав уши. Шесть на загривках встала дыбом.
– Эй, ну-ка хватит! – Анна огрела ближайшего к ней – рыжего, выдаваемого за метиса малинуа, Колдуна – поварешкой по хребту. Колдун поперхнулся и прижался пузом к полу. – Хватит, я сказала!
Малыш оскалился. Очень странно, практически по-человечески – лишь чуть приподняв верхнюю губу и полностью обнажив нижние клыки. «Как будто улыбка, – мелькнула у Анны профессиональная мысль. – Надо будет, чтобы он это повторил, и заснять. Улыбающийся пес – это хорошо».
Но вслух она мягко просюсюкала:
– А кто у нас такой хорошенький тут пришел? А кто у нас тут такой маленький? Давай, Малышечка, иди кушать.
Малыш, чуть спотыкаясь, вихляя всем телом, сделал несколько шагов к миске, поводя головой. Псы, на которых падал его взгляд, замирали, будто облитые холодной водой. Бурсак задрожал мелкой дрожью, Колдун поджал хвост и все попятились к стене.
– Да ты альфа-самец у нас, – потрепала Анна Малыша по голове. – Ишь, как всю эту гоп-компанию построил! Давно пора навести тут порядок.
Малыш поднял на нее глаза и осторожно лизнул руку. Язык у него был шершавый и прохладный.
– Умница, – рассмеялась Анна.
В дверь постучали – звонок был уже давно отключен, надоел своим мерзким трезвоном.
– Да твою ж… – улыбка сползла с лица Анны. – Ну что ж им все неймется… Ладно, кушайте, я вернусь.
Довольно быстро, даже не снимая цепочку, она отбрехалась от соседки, которая в очередной раз – уже третий за неделю! – пришла жаловаться на вонь. Анна достаточно четко объяснила, куда именно той стоит идти и с какой скоростью, и весело похохотала над привычными уже угрозами вызвать санэпидстанцию.
Ночью Анне не спалось. Ей было то жарко и душно, то колотил озноб и продирал до костей леденящий холод. «Грипп, – подумала она, в очередной раз кутаясь в одеяло, которое сбрасывала с себя пять минут назад. – Чертов грипп, где умудрилась подхватить?». На ноги легло что-то горячее и тяжелое, бедра коснулось липкое и холодное.
– Пшел вон, – Анна, не глядя, спихнула с кровати обнаглевшего пса. Нет-нет, да кто-то из них и пытался прощупать границы дозволенного и определить, не изменилось ли его место в квартирной иерархии. Кровать, судя по всему, и была для них таким маркером. Анна знала, что псы в ее отсутствие валяются на постели – и давала хороших пинков, когда покрывало было откровенно смято – но такого бесстыдства, как улечься ночью рядом, они себе позволяли крайне редко. – Пшел!
На пол глухо бумкнулись, как-то совершенно не по-собачьи зашипели и пошелестели в сторону двери. «Кот, что ли?» – мимоходом подумала Анна, проваливаясь в сон. И в последнюю секунду, уже краешком сознания вспомнила, что за весь вечер так и не видела ни одного кота.
********
Наутро эта мысль была первой, что пришла ей в голову.
– Кысь-кысь, – сонно зевая, Анна шлепала тапками, затягивая пояс халата. – Кысь-кысь, где вы, твари? Только посмейте нассать, где не надо, вами же и замою.
Коты не откликались. Анна проверила все места, куда они могли бы забраться – на антресолях, под кроватью, даже в диване. Нигде. Ни одного.
– Куда котеек дели? – строго спросила она у псов. Конечно, то, что они могли как-то погрызть котов, было исключено – во-первых, Анна крепко-накрепко вбила им в головы тех не трогать, а во-вторых, сон у нее хоть и был крепким, но уж вопли и шум драки она бы уж точно расслышала.
Псы, однако, молчали, испуганно прижимая уши и пряча морды в лапы. Так они поступали всегда, когда чувствовали за собой вину.
А вот это Анне уже не понравилось.
– Куда. Котеек. Дели, – с угрозой повторила она. – Вышвырну же нахрен вас и новых наберу.
С «вышвырну нахрен» она, конечно, погорячилась. Каждый из псов состоял на форумном учете как тяжелобольной, и на каждого текли – пусть даже и попеременно то рекой, то тонким ручейком, денежки. Выкинуть всех можно было, лишь сообщив на форуме, что-де питомцы скончались от скоропостижной смертельной болезни. Например, что сожрали на прогулке яд, разложенный догхантерами. Правда те форумчанки, которые знали, что Анна из принципа не выводит собак на прогулку – во-первых, лень, а во-вторых, опасаясь, что те, почуяв давно потерянную свободу, оборвут поводки и ускачут вдаль, что опять-таки грозит потерей денег – могли бы что-то заподозрить. А лишние подозрения в условиях жесточайшей форумной конкуренции обходились слишком дорого.
Так что, видимо, приходилось смириться с потерей котов. Возможно, они смогли как-то сбежать, например, через вентиляционное отверстие. В глубине души Анна хотела, чтобы паршивцы там так и сдохли – правда, это было чревато вонью на весь стояк, но ради мести Анна была готова потерпеть и вонь.
– Ладно, – зло бросила она псам. – Так и быть, поверю, что вы тут ни при чем. Но жрать сегодня не дам!
При слове «жрать» пять с половиной пар ушей – у черного Ветра одного не хватало, то ли отгрызенного в драке, то ли отмороженного – поднялись и тут же опустились, по интонации поняв, что еда сегодня не светит.
Пять с половиной… А где же…
– Малыш? Эй, Малыш! – позвала Анна, подсвистывая. Еще чего не хватало, чтобы новичок куда-то слинял вместе с котами. Зря она, что ли продумывала ракурсы для фотографий?
Послышалось шуршание, и практически бесшумно, какой-то скользящей походкой, Малыш показался в дверях.
– Ты что же, в прихожей спал? – умилилась Анна, критическим взглядом изучая пса.
Да, вчерашний ужин явно пошел ему на пользу. Шерсть лоснилась, живот округлился, даже взгляд стал каким-то другим – более дерзким и уверенным. Плохо, очень плохо! Справную собаку не выдать за умирающего доходягу!
– Иди сюда, – строго приказала Анна. Надо делать снимки, пока не стало слишком поздно. – Устрою тебе фотосессию.
Щедро облитая жидким мылом шерсть смотрелась достаточно жалко, а чтобы избавиться от дерзкого взгляда, Анна поджидала момент, когда пес моргнет. Затем в фотошопе она немного подкорректировала ему лапы – сделала еще более худыми – и укоротила пальцы, так как те смотрелись непропорционально длинными. Морду трогать не стала – необычный выпуклый лоб вкупе с подобранным ракурсом позволял неопытному человеку принять Малыша если не за щенка, то хотя бы за подростка. Сколько на самом деле было псу лет – Анна затруднялась сказать: ее привычный метод определения возраста по зубам давал сбой, у Малыша был слишком странный прикус и слишком хорошие и крепкие для бездомной собаки клыки.
Малыш покорно переносил все манипуляции над собой. Иногда Анне даже становилось не по себе от его внимательного, пытливого взгляда. Пес спокойно подавал лапу, наклонял голову набок, валялся на полу кверху пузом – и при этом смотрел ей прямо в глаза. И в этом взгляде иногда мелькало что-то такое… Если бы Малыш был человеком, то Анна руку бы дала на отсечение, что он насмехается над ней! Но ведь собаки не умеют смеяться, не так ли?
– Все, гуляй… – Анна легонько хлопнула Малыша по заднице.
И обмерла.
Пес повернул голову и посмотрел на нее с такой злобой и ненавистью, с таким обещанием плохого, что Анну будто ледяной водой окатило.
– Ну я же это… – пролепетала она зачем-то, будто Малыш мог понять слова. – Я же просто пошутила… Иди, я больше ничего не буду делать…
Пес отвернулся и тихо выскользнул из комнаты.
Анна присела на стул. Ноги дрожали, сердце колотилось, щеки пылали. На мгновение мелькнула мысль выкинуть Малыша от греха подальше. Мало ли, что у этого пса в голове. Анна не помнила, когда на нее в последний раз – да ладно, хоть когда-то вообще! – собаки смотрели с такой ненавистью. Испуганно, злобненько – да, бывало. Но так – никогда.
Но выкинуть Малыша было все равно что выкинуть верные деньги. Ладно, что уж там. Придется просто быть начеку. Если только огрызнется – тогда пинком и обратно на помойку. А пока пусть хоть мыло и куриную обрезь отработает.
И да, куда же все-таки подевались коты?
Пост «Помогите Малышу! Он и так настрадался!» изобиловал душещипательными подробностями о том, с каким риском для жизни Анна вытаскивала щенка из подвала. Как дрожало его хрупкое истощенное тельце в ее руках, как жадно он лопал говяжью вырезку – все, все лучшее бедному, несчастному, обездоленному существу! – как заснул, уткнувшись мокрым холодным носом ей в грудь…
Дождавшись первых комментариев – как она и рассчитывала, изобиловавших сердечками, картинками молитвенно сложенных рук, хвалебными песнопениями в ее адрес и – что первостепенно важно! – выражениями готовности помочь горемычному Малышку, Анна выключила компьютер и пошла искать котов на замену пропавшим.
Вернулась домой она ближе к ночи, мокрая, злая и грязная. Вечером припустил дождь и застал ее как раз в промзоне, где она, кыскыская, придирчиво осматривала сбежавшихся на подачку местных котов. К сожалению, все они явно были родственниками и богатством окраса не отличались – черные, белые и пятнистые. Пропавшие же были обычные помоечные полосатики – и какими красящими средствами добиться такого эффекта, Анна не знала.
Поэтому возвращаться пришлось несолоно хлебавши, скрежеща зубами от злобы на весь мир.
Уже в дверях подъезда она столкнулась с соседкой.
– Ну нельзя же так, Анна Владимировна! – с негодованием воскликнула та. Толстые щеки возмущенно дрожали, словно желе. – Ваши псы полдня воют, лают и громят квартиру! Мы уже милицию собирались вызывать! Сколько можно!
– Себе психиатричку нахрен вызови, – огрызнулась Анна, отпихивая соседку в сторону. Громят квартиру? Ну что же, если так – получат шваброй по хребту.
На лестничной площадке она прислушалась. Нет, тишина.
Подошла к квартире, приложила ухо к двери. Да нет же, тишина. Даже необычно – никто не скребется, не топочет, не стучит хвостом в нетерпеливом ожидании.
Анна открыла дверь – и чуть не упала, сшибленная с ног собаками.
Они, сбившись в единое серо-рыже-черное месиво, беззвучно вылетели из квартиры. Словно морская волна, ударились о противоположную стену, разлетелись в разные стороны – Бурсак, Колдун и Ветер – и, снова слепившись, прижавшись друг к другу, дробно стуча лапами, все так же в полном молчании ссыпались вниз по лестнице.
Внизу кто-то испуганно вскрикнул и хлопнула подъездная дверь.
– Твою мать! – плюнула Анна. Это все-таки случилось. Эти твари все-таки сбежали. После года относительно спокойной и сытой жизни – сбежали. Ну туда им и дорога. Придется сочинить сказочку про догхантеров, а фотографии спящих собак есть. Сколько-то да подадут на похороны безутешной хозяйке.
Она перешагнула порог и захлопнула за спиной дверь.
Лежавший в прихожей Малыш поднял голову и навострил уши.
– Опа, – удивленно пробормотала Анна. – А ты-то тут какими судьбами остался?
Малыш встал на лапы, потянулся и сладко зевнул.
– Ну ладно-ладно, – потрепала Анна его по холке. – Молодец. Уважил старушку. Пошли, пожрем.
В награду за то, что остался и не соблазнился всеобщим порывом, Малыш получил поменьше овсянки и побольше куриной обрези. Правда, это его не вдохновило. Он уныло сунул нос в миску, чихнул, вздохнул, отвернулся и направился обратно в прихожую.
– Брезгуешь, – чавкая салатом, отметила Анна. – Ну-ну. Ну-ну.
Ночью она снова спала беспокойно. Ее опять колотил озноб, бросало то в жар, то в холод, в голове пульсировала боль, ноги и руки словно налились свинцом. В полудреме она с трудом разлепляла тяжелые веки – и видела стоящую около кровати черную нескладную фигуру.
– К худу или к добру? – шевеля непослушными губами, не к месту шептала она старую присказку, вынырнувшую откуда-то из глубин памяти.
Фигура молчала и не шевелилась.
И Анна снова проваливалась в мутный, зыбкий сон.
********
Встала она с больной головой и пересохшим горлом. С трудом сглатывая – неужели все-таки грипп? – даже не надев тапки, поплелась в ванную. Отражение в зеркале встретило ее красными глазами, всклокоченными волосами и отекшим лицом.
– Твою же мать, – пробормотала Анна.
Руки дрожали, словно от похмелья. Крышечка от тюбика зубной пасты выскользнула из непослушных пальцев и укатилась под ванну.
– Твою мать, – повторила Анна, вставая на колени и нашаривая крышечку в темноте.
Пальцы то и дело натыкались на какие-то предметы, которые Анна легко опознавала. Вот обмылок, который как-то коты, расшалившись, закинули под ванну. Вот пустая бутылка из-под геля для душа. Вот капсулы для освежителя. Вот мисочка, которая стоит под подтекающей трубой. А вот…
Анна задумалась, ощупывая непонятный предмет. Она никак не могла признать его. Слишком круглый… нет, слишком много странных впадин и выступов. Слишком гладкий… нет, какие-то швы и шершавость… Он удобно ложился в ладонь – но Анна не могла вспомнить у себя ничего подобного.
Поэтому она вздохнула и вытащила руку со странной находкой.
И закашлялась от неожиданности, поперхнувшись внезапно подкатившей к горлу желчью.
Кошачий череп.
Белый, идеально очищенный, словно пластмассовый макет, кошачий череп.
Анна завизжала, швырнула череп в стену – он хрустнул и разлетелся на куски – и бросилась прочь из ванной. В босую ступню впился острый костный осколок.
Прихрамывая и оставляя за собой дорожку из капелек крови, Анна метнулась в спальню, захлопнула дверь и бросилась на кровать, дрожа и всхлипывая.
Кто, кто мог это сделать?
Несомненно, это череп одного из пропавших котов. Но кого – Валеры или Барсика? Как, как, как кто-то из них – здоровенных помойных котяр, прошедших в буквальном смысле огонь и воду – смог так дешево и просто отдать свою жизнь?
И кто, кто, кто, какая тварь это сделала? Неужели Бурсак, Колдун или Ветер? Как они могли? Так долго жили бок о бок, лишь иногда шипя и рыча друг на друга – и вот? Неужели копили злобу? Неужели лишь ждали повода?
Ах, твари! Так вот почему они прятали глаза! Так вот почему они сбежали!
Мрази, мрази, неблагодарные мрази! И ведь даже денег с этого не получить – сказать, что псы сожрали котов, означает расписаться в собственном бессилии справляться с дичками. И ладно бы если дички! Ведь казались нормальным социализированными псами!
Продолжая скрежетать зубами – теперь больше от боли, чем от злости – Анна прохромала к тумбочке у окна и вытащила оттуда вату и иголку. Сопя, выковыряла из ранки на ноге осколок кости, приложила кусочек ваты. Надо бы продезинфицировать, конечно…
В бутылке водки, стоявшей за шкафчиком, плескалось на донышке. Водка была старая, дрянная – Анна использовала ее чисто в технических целях, протереть что-нибудь. Но сейчас душа просила чего-нибудь крепкого.
Анна села в кресло, открутила крышку, отхлебнула, сморщилась. Дрянь, но сойдет. Чуть капнула на ватку, приложила ту к больному месту – и единым глотком допила бутылку.
В груди словно вспыхнул пожар. Анна с непривычки закашлялась, делая долгие, глубокие вдохи. Постепенно пламя угасло и по телу разлилось успокаивающее тепло.
– Ну и хрен с вами, – пьяно пробормотала Анна. – Ну и хрен. Новых наберу. Малыш, опять же… Малыш! Ты где? Иди к мамочке!
Она попыталась встать, наступила на больную ногу, охнула и рухнула обратно.
– Ну и ладно, – ворочая внезапно онемевшим языком, проговорила она. – Потом… Потом…
В дверь поскреблись.
Анна, забывшаяся пьяной дремотой, вздрогнула. Убегая в панике из ванной, она не просто захлопнула дверь спальни, она еще и провернула замок, чего давно уже не делала. И теперь кто-то пытался попасть сюда, к ней.
– А, М-малыш… – начала она.
И осеклась.
В дверь постучали.
Постучали сильно, уверенно, размашисто – не как бьется лбом глупая псина.
Анна замерла с открытым ртом.
Стук возобновился – но теперь к нему прибавилось поскребывание.
Словно кто-то так и не мог определиться, как ему лучше поступить – скрестись или все-таки стучаться.
Анна вжалась в кресло.
Тук-тук. Скреб-скреб.
Тук-тук. Скреб-скреб.
– М-малыш, эт-то т-ты? – Анна мгновенно протрезвела, но заикалась от страха.
Молчание.
Тук-тук. Скреб-скреб.
Тук-тук. Скреб-скреб.
– М-малыш, н-не п-пугай м-мамочку…
Тук-тук. Скреб-скреб.
Тук. Тук. Тук.
Анна судорожно заозиралась в поисках чего-то тяжелого, чего-то, чем можно встретить незваного гостя. Однако под руками была только пустая бутылка, все остальное или казалось слишком тяжелым – или совершенно не подходило на роль оружия. Не тапок же брать, право слово!
Она схватила бутылку. В кино это виделось таким простым – удобное горлышко, затем ударить по чему-то твердому и вот в руках уже смертельно опасная «розочка». Но пальцы заскользили по гладкому стеклу – и даже ударить было не обо что, если только о подоконник.
Анна сжала бутылку – неловко, неумело, но как уж смогла – и прислушалась.
Стук прекратился. Скреб тоже.
Кажется, за дверью все стихло, и незваный гость ушел.
Анна сидела, затаив дыхание.
Может быть, ей это причудилось? Пригрезилось полусонному, полупьяному сознанию?
Наверное, надо было что-то сделать.
Может быть, собраться с силами – и выглянуть в коридор.
А может быть, дотянуться до лежащего на прикроватной тумбочке телефона – позвонить?
Как там, один-один-два, да?
Анна осторожно встала – и охнула, вновь наступив на больную ногу. Или же не звонить? Если ей это все показалось, то полиция высмеет ее, а то еще и штраф повесит за ложный вызов. Есть же такой штраф, да?
Телефон был уже в ее руках, но она неуверенно крутила его, то набирая один-один-два, то снова стирая эти три цифры. Звонить-не звонить? Звонить-не звонить? Звонить…
И тут защелка на двери повернулась.
Анна взвизгнула, телефон выскользнул из внезапно вспотевших рук, ударился об пол и разлетелся – крышка в одну сторону, батарея в другую, он сам в третью.
Защелка проворачивалась медленно, словно кто-то с той стороны действовал осторожно, наугад.
Анна, всхлипывая, упала на колени и стала трясущимися руками собирать телефон. Ей удалось с третьего раза вставить батарею, но никак не удавалось найти крышку. Прижав батарею пальцем, она начала лихорадочно набирать – 1… 1…2… вызов…
И тут защелка провернулась окончательно – и дверь открылась.
На пороге стоял Малыш.
– Малы-ы-ыш! – облегченно выдохнула Анна, нажимая на «отбой». – Ну зачем ты так пугал мамочку?
Пес мотнул головой и сделал несколько шагов вперед.
– Малысек, – просюсюскала Анна, садясь на корточки. От пережитых волнений у нее дрожали ноги. – Малысек, иди сюсюда…
Пес сделал еще несколько шагов…
… и встал на задние лапы.
Он проделал это так легко и быстро, как встает с корточек человек. Словно всю жизнь так и ходил – на двух ногах, а не на четырех лапах.
И Анна, почти теряя сознание от ужаса, наконец-то поняла, почему Малыш выглядел так нелепо, почему вихлял всем телом и ковылял, спотыкаясь. Потому что перед ней стояло что-то больше похожее на обезьяну – да, странную, скособоченную, с вытянутой мордой, но обезьяну, а не собаку! Существо сутулилось, руки-лапы – теперь-то стало понятно, почему пальцы были такими не по-собачьи длинными! – висели вдоль тела, как плети. Лишь ноги-лапы еще напоминали псиные – выгнутые назад – но стояло на них существо сейчас не в пример прочнее, чем когда прикидывалось щенком.
– Малыш… – прошептала Анна.
Существо подошло к ней, наклонилось к самому лицу.
Из пасти пахнуло гнилым мясом и свежей кровью.
– Млыыыыш… – выдохнуло существо.
Желтые глаза смотрели на Анну безучастно, с равнодушием.
А потом существо моргнуло – и равнодушие превратилось в ненависть.
Жгучую, опаляющую ненависть.
– Идииииикууууууушаать… – взвыло оно.
И вцепилось Анне в лицо.
********
В дверь Валентине Игоревне, живущей по соседству с Анной, постучали.
Валентина недоверчиво вышла в коридор, заглянула в глазок.
Был уже вечер, а на лестничной площадке еще третьего дня выкрутили лампочку, поэтому удалось разглядеть лишь какую-то колеблющуюся тень.
Валентина не ждала никаких гостей, тем более в такое время, но на всякий случай спросила:
– Кто там?
– Малыыыыш… – прошелестело в тишине подъезда.
– Очень мило, – отозвалась Валентина. – Но думаю, что ваша малышка живет в другой квартире.
К кому вообще мог направляться этот пьяница – а гость, несомненно, был жестоко пьян. Может быть, к этой шизоидной Анне? Из ее квартиры со вчерашнего вечера в кои-то веки не доносилось ни лая, ни воя, ни визга. Неужели соседка наконец-то взялась за ум и завела не очередного пса, а мужика? Пусть даже плохонького, алкоголика – но ведь главное начать!
Валентина смягчилась и решила подобрее отнестись к забулдыге. Все-таки налаженность личной жизни у соседки и в ее интересах – меньше шума и вони.
Но цепочку решила пока не снимать. И дверь не открывать.
– Вы к Анне? – спросила она.
– Выходи-выходииии….сладенький… не бооойся… – отозвалась тень.
Ну все, приехали. Педерасты на марше.
– Кхм, – вежливо прокашлялась Валентина. – Я боюсь, что ваш малыш на этом этаже не живет. И есть подозрения, что вы ошиблись и подъездом.
– Выходииии знакомиииииться…
– Ну уж нет, спасибо! – Валентину начал забавлять этот бредовый диалог. Она даже стала подумывать приоткрыть дверь, не снимая цепочку, и увидеть, как на самом деле выглядит этот пьяный бедолага. – Я женщина приличная, приходите утром, с цветами!
– Пошлиии… пожрееееем…. – тень прислонилась совсем близко к глазку, так что можно было разглядеть черные губы и странные, какие-то нечеловеческие белые зубы. Негр, что ли? В новостях недавно передавали, что в университет приехала целая группа по обмену. Но где этот университет, в десяти, а то и более, остановках….
– Нет, – твердо ответила Валентина.
Не обращая больше внимания на доносившийся из-за двери стук, она развернулась и, шаркая большими, не по размеру, тапками отправилась в зал. Там она сделала погромче телевизор, да так и заснула за просмотром какого-то бесконечного детективного сериала.
Проснулась она заполночь, когда сериал уже давно сменился повтором политического ток-шоу, выключила телевизор и пошла в спальню.
В мертвой тишине квартиры, лишь изредка разрываемой воплями автомобильной сигнализации в соседнем дворе, отчетливо слышалось:
– Выходииии…..пожреееем….
– Дебил, – резюмировала Валентина, повернулась на бок и накрыла ухо подушкой.
Последнее, что она услышала, проваливаясь в сон, было:
– Бреееезгуееееешь… ну-нуууууу….ну-нууууу…ну-нуууу….
********
Виктор Петрович увидел этого страхолюдного нелепого пса рано утром, когда пошел выносить мусор. Пес забился в угол за мусоропроводом и смотрел на человека жалобными глазами.
– Ну и? – спросил Виктор Петович, опрокидывая в металлический зев ведро. – Что сидим, кого ждем?
Пес печально вздохнул и затрясся, словно от холода.
Сердце Виктора Петровича дрогнуло.
– Ну ладно, ладно, – пробормотал он, почесывая пса за ушами. – Чего это ты… не боись… Не обижу… Потерялся?
Ошейника на псе не было, так что ответ напрашивался сам собой.
– Бездомный, значит. Неужели, Анькин из сорок третьей? Эта вечно вашего брата к себе притаскивает. И живете потом там, как в коммуналке, на головах друг у друга. Лаете, воете весь день, грызетесь… Давай-ка лучше ко мне!
Пес согласно – согласно? или это просто совпадение? – закивал и энергично заходил юзом вокруг ног Виктора Петровича. Странно, но хвост, который, по логике, должен был сейчас молотить по воздуху, бессильно висел, как что-то чужеродное.
– Ну не… – сказал Виктор Петрович, осторожно отодвигая пса ногой. – Дома у меня кот, еще подеретесь. Сиди здесь, никуда не выходи, всех, кто будет мусор воровать, кусай за жопы. А я скоро вернусь.
********
– Петрович, привет! – крикнул сменщик, выглядывая в окошко. – А это чей, твой, что ли?
– Ну коли я нашел, будет и мой, – хохотнул Виктор Петрович. – А так-то нам в напарники пойдет.
– Да какой-то он страшноватый, – усомнился сменщик.
– Я думал, ты баб по экстерьеру выбираешь, – хмыкнул Виктор Петрович. – А оказывается, собак!
– Ну этот ж дворняга, какой с него толк?
– Дворняги, милчеловек, если ты не знаешь, – важно сказал Виктор Петрович, заводя пса в вахтерскую, – это самые умные собаки. Попробуй-ка тупым на наших улицах выжить.
– Ну хорошо-хорошо, – сменщик торопливо натягивал куртку. – Я все понял, буду в курсе. Побежал, опаздываю. Ключи на местах, те, что забрали, записаны.
– Ага, – кивнул Виктор Петрович. – Сколько уже групп сегодня пришло?
– Человек двадцать десятилеток в мелкий бассейн. Пятеро мамаш с грудничками. Еще полдесятка пацанов лет четырнадцати-пятнадцати – с вышки прыгать. Ну и говорят, что через час еще автобус подъедет – ребят из детдома привезут, чтобы тоже поплавали.
– А взрослых сопровождающих, как всегда, нет?
– Ну какой взрослый попрется в детский бассейн? Пара старшеклассников, да и те дурью маются, а не следят…
– Ну как всегда, – вздохнул Виктор Петрович. – Средний возраст двенадцать лет.
– Ага, ну я побег?
– Давай, беги…
Сменщик схватил со стола мятую сигаретную пачку, сунул ее в карман, лихо откозырял псу – и выбежал прочь.
– А дверь-то закрыть за собой! – крикнул ему в спину Виктор Петрович. – Эх, балда…
Качая головой и бормоча что-то нелестное в адрес сменщика, он прошел к двери и захлопнул ее.
И в отражении в стекле вдруг увидел, как за его спиной пес медленно встает на задние лапы.
Встает легко и непринужденно.
Словно человек, сидевший на корточках.
Раздвигает черные губы в дикой, жуткой ухмылке.
И шелестит:
– Давааааай, Малыыыышечка… идииии кушааааать…
Очень странное ощущение, детское, когда в паре метров от тебя солнечный свет, а дальше впереди вход в бесконечную тьму без конца.
отдельно взлольнул с комментатора, который писал, что гг истории должен быть хорошим, чтобы читатель ему сопереживал и пугался нёх