Холиварофорум

Анон

Кинотред

Аноны во флудильном треде подарил мне надежду, что тема будет небезынтересна для трудящихся.

Говно ли русское кино? Фон Триер - все еще торт? Как вы выбираете себе киношку на посмотреть вечерком? А сходить в кино? Кстати, на что вы ходите в кино? Стоит ли делать римейки, или киноделы должны перестать издеваться над нашим детством? Кто ваш любимый оператор? Следите ли вы за бокс-офисами? Что вы смотрели буквально на днях?

Ну, и все в таком духе.

---

Локальные правила треда: в треде запрещено оставлять без ката спойлеры к фильмам, с момента выхода которых в России прошло менее одного года (365 дней для точности подсчета). В случае, если фильм не выходил в официальном прокате в России, год отсчитывается с момента выхода фильма в родной стране. Меры воздействия и их необходимость в каждом конкретном случае определяется модератором на глаз.

ВАЖНО! В треде можно просить реки на фильмы, искать фильмы по описанию и советовать просмотренные фильмы. Обсуждать анонов, которые советуют фильмы, ищут фильмы по описанию или просят реки — нельзя, к этому же относятся обсуждения вида "да этот фильм классика, зачем его советовать", "зачем искать такое говно" и т.п., степень флуда определяется модератором на глаз и может караться вплоть до бана.

---

Русскоязычного кино тред

Анон

Re: Кинотред

Мы слоупочно смотрели сегодня ОНО с 12- летним ребенком, ему, похоже, отлично зашло

Анон сам прочитал когда-то "Оно" в 12, так что не удивляется.
В книге-то больше чернухи, и то анон ничего плохого оттуда не почерпнул.)

Анон

Re: Кинотред

Ребенок-подросток (не помню, сын или дочь) с "партнером" приходит за советом в отчий дом (дом такой... футуристический), что ли после обретения супер-сил или какой-то такой фигни. Мама дает совет спросить у [персонажа Х], который оказывается ее любовником при живом муже, каковой (муж и отец) находится тоже дома. Но мама объясняет, что любовник этот - [инопланетянин, что ли], и "там" это нормально. Потом следует неловкий семейный ужин.

По описанию немного напоминает сцену из первого сезона "Волшебников".

Анон

Re: Кинотред

Анон спрашивающий, они заблудились в коллекторах, после того как победили Пенни, не выпускало их, бродили по кругу. И Бев пронзила, что им нужно типа инициации. Секс был по очереди со всеми, это больше духовный акт был, чем физический.

Ого... Да, действительно, хорошо, что вырезали. Может, я фиалка, но мне кажется, что для 13-летней девочки в первый раз заниматься сексом аж с 6 мальчишками было бы перебором и сильно выбивалось из созданного образа.
А, еще вопрос по фильму. Вот вся та хуйня, которую дети видели и от которой убегали (прокаженный, тетка с картины и т.д.), она могла им реальный вред причинить? Просто весь фильм у меня было ощущение, что Пенни с детьми реально только играет, у него была куча случаев кого-то сожрать, и почему он этого не сделал - непонятно.
А так, в целом понравилось) Книгу теперь буду читать)

Анон

Re: Кинотред

весь фильм у меня было ощущение, что Пенни с детьми реально только играет, у него была куча случаев кого-то сожрать, и почему он этого не сделал - непонятно.

Я это понял так, что раз он питается страхом, то решил с этими детьми предварительно поиграть, максимально усилить их страх, а потом уже слопать.

Анон

Re: Кинотред

Это сценарный проёб. В книге героям удавалось сбежать всегда с большим трудом, потому что они защищались и сражались, как-то преодолевали страх, и клоуну приходилось отступить. А в фильме всегда одна схема: клоун появляется, пугает, потом бежит на них как идиот, они сваливают. Выглядело глуповато, особенно на пятый раз.

Кстати, сейчас перечитываю книгу и в афиге. Разумеется, читал я давно, ещё в универе, многое забыл, но когда смотрел, было ощущение, что - пусть многое врезали, но события пересказали довольно точно. Сейчас читаю и охреневаю от того, что абсолютно все события либо сильно переврали, либо полностью переиначили. Только основные сюжетные точки сохранены, и то обыграны по-разному, как допустим поход в дом, который по книге предприняли только Билл с Ричи и на них там напал оборотень. И при этом есть ощущение бережного отношения к первоисточнику.Очень годно именно с точки зрения адаптации.

Отредактировано (2017-09-18 09:10:22)

Анон

Re: Кинотред

Вброшу сюда, пожалуй. Какое-то маниакальное желание все натянуть на репрезентацию.

▼Скрытый текст⬍

Анон

Re: Кинотред

Вброшу сюда, пожалуй. Какое-то маниакальное желание все натянуть на репрезентацию.

▼Скрытый текст⬍

Господи, финал заставил заорать  гомофобия не пройдет, Пеннивайз с Бабадуком это не гей-иконы, если в фильме показан абьюз - фильм автоматически его поддерживает. Автору 12 годиков?

Анон

Re: Кинотред

Кто-то обкурился. Вообще Пеннивайз в книге убивал и мальчиков, и девочек, да и взрослых тоже. По поводу прообраза, это лучше у Кинга спрашивать.

Анон

Re: Кинотред

Кто смотрел "Извращенец Джерри", как 4 девушки мстят извращенцу?

Никто не смотрел

Анон

Re: Кинотред

Ребенок-подросток (не помню, сын или дочь) с "партнером" приходит за советом в отчий дом (дом такой... футуристический), что ли после обретения супер-сил или какой-то такой фигни. Мама дает совет спросить у [персонажа Х], который оказывается ее любовником при живом муже, каковой (муж и отец) находится тоже дома. Но мама объясняет, что любовник этот - [инопланетянин, что ли], и "там" это нормально. Потом следует неловкий семейный ужин.

По описанию немного напоминает сцену из первого сезона "Волшебников".

Дай тебе боженька жениха хорошего, анон.
Всю башку сломала себе
Уже начала думать, что приснилась этакая херня...

Отредактировано (2017-09-18 09:51:51)

Анон

Re: Кинотред

Сцена секса Бев с шестью парнями. Процитирую для любопытных:

▼Скрытый текст⬍

Эдди...
…подходит к ней первым, потому что испуган больше всех. Подходит к ней не как друг того лета и не как любовник на этот момент. Подходит, как подходил к матери тремя или четырьмя годами раньше, чтобы его успокоили. Он не подается назад от ее гладкой обнаженности, и поначалу она даже сомневается, что он это чувствует. Он трясется, и хотя она крепко прижимает его к себе, темнота такая черная, что она не может его разглядеть, пусть он и предельно близко. Если бы не шершавый гипс, он мог бы сойти за призрака.
— Что ты хочешь? — спрашивает он ее.
— Ты должен вставить в меня свою штучку, — говорит Беверли.
Эдди пытается отпрянуть, но она держит его крепко, и он приникает к ней. Она слышит, как кто-то — думает, что Бен — шумно втягивает воздух.
— Бевви, я не могу этого сделать. Я не знаю как…
— Я думаю, это легко. Но ты должен раздеться. — В голове возникает мысль о сложностях, связанных с рубашкой и гипсом, — их надо сначала отделить, потом соединить — и уточняет: — Хотя бы сними штаны.
— Нет, я не могу! — Но она думает, что часть его может, и хочет, потому что трястись он перестал, и она чувствует что-то маленькое и твердое, прижимающееся к правой стороне ее живота.
— Можешь, — возражает она и тащит его на себя. Поверхность под ее спиной и ногами твердая, глинистая и сухая. Далекий шум воды навевает дремоту и успокаивает. Она тянется к Эдди. В этот момент перед ее мысленным взором появляется лицо ее отца, суровое и угрожающее,
(я хочу посмотреть, целая ли ты)
и тут она обнимает Эдди за шею, ее гладкая щека прижимается к его гладкой щеке, и когда он нерешительно касается ее маленьких грудей, она вздыхает и думает в первый раз: «Это будет Эдди», — и вспоминает июльский день — неужели это было всего лишь в прошлом месяце? — когда в Пустошь никто не пришел, кроме Эдди, и он принес с собой целую пачку комиксов про Маленькую Лулу, которые они читали большую часть дня. Маленькая Лулу, которая собирала библянику и вляпывалась в самые невероятные истории, про ведьму Хейзл и всех остальных. И как весело они провели время.
Она думает о птицах; особенно о граклах, и скворцах, и воронах, которые возвращаются весной, и ее руки смещаются к ремню Эдди и расстегивают его, и он опять говорит, что не сможет это сделать; она говорит ему, что сможет, она знает, что сможет, и ощущает не стыд или страх, а что-то вроде триумфа.
— Куда? — спрашивает он, и эта твердая штучка требовательно тыкается во внутреннюю поверхность ее бедра.
— Сюда, — отвечает она.
— Бевви, я на тебя упаду. — И она слышит, болезненный свист в его дыхании.
— Я думаю, так и надо, — говорит она ему, и нежно обнимает, и направляет. Он пихает свою штучку вперед слишком быстро, и приходит боль.
— С-с-с-с. — Она втягивает воздух, закусив нижнюю губу, и снова думает о птицах, весенних птицах, рядком сидящих на коньках крыш, разом поднимающихся под низкие мартовские облака.
— Беверли? — неуверенно спрашивает он. — Все в порядке?
— Помедленнее, — говорит она. — Тебе будет легче дышать. — Он замедляет движения, и через некоторое время дыхание его ускоряется, но Беверли понимает, на этот раз причина не в том, что с ним что-то не так.
Боль уходит. Внезапно он двигается быстрее, потом останавливается, замирает, издает звук — какой-то звук. Она чувствует, что-то это для него означает, что-то экстраординарное, особенное, что-то вроде… полета. Она ощущает силу: ощущает быстро нарастающее в ней чувство триумфа. Этого боялся ее отец? Что ж, он боялся не зря. В этом действе таилась сила, мощная, разрывающая цепи сила, ранее запрятанная глубоко внутри. Беверли не испытывает физического наслаждения, но душа ее ликует. Она чувствует их близость. Эдди прижимается лицом к ее шее, и она обнимает его. Он плачет. Она обнимает его, и чувствует, как его часть, которая связывала их, начинает опадать. Не покидает ее, нет, просто опадает, становясь меньше.
Когда он слезает с нее, она садится и в темноте касается его лица.
— Ты получил?
— Получил — что?
— Как ни назови. Точно я не знаю.
Он качает головой, она это чувствует, ее рука по-прежнему касается его щеки.
— Я не думаю, что это в точности… ты знаешь, как говорят большие парни. Но это было… это было нечто. — Он говорит тихо, чтобы другие не слышали. — Я люблю тебя, Бевви.
Тут ее память дает слабину. Она уверена, что были и другие слова, одни произносились шепотом, другие громко, но не помнит, что говорилось. Значения это не имеет. Ей приходилось уговаривать каждого? Да, скорее всего. Но значения это не имело. Один за другим они уговаривались на это, на эту особую человеческую связь между миром и бесконечным, единственную возможность соприкосновения потока крови и вечности. Это не имеет значения. Что имеет, так это любовь и желание. Здесь, в темноте, ничуть не хуже, чем в любом другом месте. Может, и лучше, чем в некоторых.
К ней подходит Майк, потом Ричи, и действо повторяется. Теперь она ощущает некоторое удовольствие, легкий жар детского незрелого секса, и закрывает глаза, когда к ней подходит Стэн, и думает об этих птицах, весне и птицах, и она видит их, снова и снова, они прилетают все сразу, усаживаются на безлистные зимние деревья, всадники ударной волны набегающего самого неистового времени года, она видит, как они вновь и вновь поднимаются в воздух, шум их крыльев похож на хлопанье многих простыней на ветру, и Беверли думает: «Через месяц все дети будут бегать по Дерри-парк с воздушными змеями, стараясь не зацепиться веревкой с веревками других змеев». Она думает: «Это и есть полет».
Со Стэном, как и с остальными, она ощущает это печальное увядание, расставание с тем, что им так отчаянно требовалось обрести от этого действа, — что-то крайне важное — оно находились совсем близко, но не сложилось.
— Ты получил? — вновь спрашивает она, и хотя не знает точно, о чем речь, ей понятно, что не получил.
После долгой паузы к ней подходит Бен.
Он дрожит всем телом, но эта дрожь вызвана не страхом, как у Стэна.
— Беверли. Я не могу. — Он пытается произнести эти слова тоном, подразумевающим здравомыслие, но в голосе слышится другое.
— Ты сможешь. Я чувствую.
И она точно чувствует. Есть кое-что твердое; и много. Она чувствует это под мягкой выпуклостью живота. Его размер вызывает определенное любопытство, и она легонько касается его штуковины. Бен стонет ей в шею, и от его жаркого дыхания ее обнаженная кожа покрывается мурашками. Беверли чувствует первую волну настоящего жара, который пробегает по ее телу — внезапно ее переполняет какое-то чувство: она признает, что чувство это слишком большое
(и штучка у него слишком большая, сможет она принять ее в себя?)
и для него она слишком юна, того чувства, которое слишком уж ярко и остро дает о себе знать. Оно сравнимо с М-80 Генри, что-то такое, не предназначенное для детей, что-то такое, что может взорваться и разнести тебя в клочья. Но сейчас не место и не время для беспокойства: здесь любовь, желание и темнота. И если они не попробуют первое и второе, то наверняка останутся только с третьим.
— Беверли, не…
— Да. Научи меня летать, — говорит она со спокойствием, которого не чувствует, понимая по свежей теплой влаге на щеке и шее, что он заплакал. — Научи, Бен.
— Нет…
— Если ты написал то стихотворение, научи. Погладь мои волосы, если хочешь, Бен. Все хорошо.
— Беверли… я… я…
Он не просто дрожит — его трясет. Но вновь она чувствует: страх к этому состоянию отношения не имеет — это предвестник агонии, вызванной самим действом. Она думает о
(птицах)
его лице, его дорогом, милом жаждущем лице, и знает, что это не страх; это желание, которое он испытывает, глубокое, страстное желание, которое теперь едва сдерживает, и вновь она ощущает силу, что-то вроде полета, словно смотрит сверху вниз и видит всех этих птиц на коньках крыш, на телевизионной антенне, которая установлена на баре «Источник Уоллиса», видит улицы, разбегающиеся, как на карте, ох, желание, точно, это что-то, именно любовь и желание научили тебя летать.
— Бен! Да! — неожиданно кричит она, и он больше не может сдерживаться.
Она опять чувствует боль и, на мгновение, ощущение, что ее раздавят. Потом он приподнимается на руках, и она снова может дышать.
У него большой, это да — и боль возвращается, и она гораздо глубже, чем когда в нее входил Эдди. Ей приходится опять прикусить нижнюю губу и думать о птицах, пока жжение не уходит. Но оно уходит, и она уже может протянуть руку и одним пальцем коснуться его губ, и Бен стонет.
Она снова ощущает жар и чувствует, как ее сила внезапно переливается в него: она с радостью отдает эту силу и себя вместе с ней. Сначала появляется ощущение покачивания, восхитительной, нарастающей по спирали сладости, которая заставляет ее мотать головой из стороны в сторону, беззвучное мурлыканье прорывается меж сжатых губ, это полет, ох, любовь, ох, желание, ох, это что-то такое, чего невозможно не признавать, соединяющее, передающееся, образующее неразрывный круг: соединять, передавать… летать.
— Ох, Бен, ох, мой дорогой, да, — шепчет она, чувствуя, как пот выступает на лице, чувствуя их связь, что-то твердое в положенном месте, что-то, как вечность, восьмерка, покачивающаяся на боку. — Я так крепко люблю тебя, дорогой.
И она чувствует, как что-то начинает происходить, и об этом что-то не имеют ни малейшего понятия девочки, которые шепчутся и хихикают о сексе в туалете для девочек, во всяком случае, насколько ей об этом известно; они только треплются о том, какой жуткий этот секс, и теперь она понимает, что для многих из них секс — неосуществленный, неопределенный монстр; они говорят об этом действе только в третьем лице. Ты Это делаешь, твоя сестра и ее бойфренд Это делают, твои мама с папой все еще Это делают, и как они сами никогда не будут Это делать; и да, можно подумать, что девичья часть пятого класса состоит исключительно из будущих старых дев, и Беверли очевидно, что ни одна из этих девчонок даже не подозревают о таком… таком завершении, и ее удерживает от криков только одно: остальные услышат и подумают, что Бен делает ей больно. Она подносит руку ко рту и сильно ее кусает. Теперь она лучше понимает пронзительный смех Греты Боуи, и Салли Мюллер, и всех прочих: разве они, все семеро, не провели большую часть этого самого длинного, самого жуткого лета их жизней, смеясь, как безумные? Они смеялись, поскольку все, что страшно и неведомо, при этом и забавно, и ты смеешься, как иной раз малыши смеются и плачут одновременно, когда появляется клоун из заезжего цирка, зная, что он должен быть смешным… но он так же и незнакомец, полный неведомой вечной силы.
Укус руки крик не останавливает, и она может успокоить других, — и Бена, — лишь показав, что происходящее в темноте ее полностью устраивает.
— Да! Да! Да! — И вновь голову заполняют образы полета, смешанные с хриплыми криками граклов и скворцов; звуки эти — самая сладкая в мире музыка.
И она летит, поднимается все выше, и теперь сила не в ней и не в нем, а где-то между ними, и он вскрикивает, и она чувствует, как дрожат его руки, и она выгибается вверх и вжимается в него, чувствуя его спазм, его прикосновение, их полнейшее слияние в темноте. Они вместе вырываются в животворный свет.
Потом все заканчивается, и они в объятьях друг друга, и когда он пытается что-то сказать — возможно, какое-нибудь глупое извинение, которое может опошлить то, что она помнит, какое-то глупое извинение, которое будет висеть, как наручник — она заглушает его слова поцелуем и отсылает его.
К ней подходит Билл.
Он пытается что-то сказать, но заикание достигает пика.
— Молчи. — Она чувствует себя очень уверенно, обретя новое знание, но при этом понимает, что устала. Устала, и у нее все болит. Внутренняя и задняя поверхность бедер липкие, и она думает, причина в том, что Бен действительно кончил, а может, это ее кровь. — Все будет очень даже хорошо.
— Т-т-ты у-у-у-уверена?
— Да, — говорит Беверли и обеими руками обнимает его за шею, ощущая влажные от пота волосы. — Можешь поспорить.
— Э-э-э-это… Э-э-э-это…
— Тс-с-с…
С ним не так, как с Беном; тоже страсть, но другая. Быть с Биллом — это самое лучшее завершение из всех возможных. Он добрый, нежный и почти что спокойный. Она чувствует его пыл, но пыл этот умеренный и сдерживается тревогой за нее, возможно, потому, что только Билл и она сама осознают значимость этого действа, как и то, что о нем нельзя говорить ни кому-то еще, ни даже между собой.
В конце она удивлена неожиданным подъемом и успевает подумать: «Ох! Это произойдет снова, я не знаю, выдержу ли…»
Но мысли эти сметает абсолютной сладостью действа, и она едва слышала его шепот: «Я люблю тебя, Бев, я люблю тебя, я всегда буду любить тебя», — он повторяет и повторяет эти слова без заикания. На миг она прижимает его к себе, и они замирают, его гладкая щека касается ее щеки.
Он выходит из нее, ничего не сказав, и какое-то время она проводит одна, одеваясь, медленно одеваясь, ощущая тупую пульсирующую боль, которую они, будучи мальчишками, прочувствовать не могли, ощущая сладкую истому и облегчение от того, что все закончилось. Внизу пустота, и хотя она радуется, что ее тело вновь принадлежит только ей, пустота вызывает странную тоску, которую она так и не может выразить… разве что думает о безлистных деревьях под зимним небом, деревьях с голыми ветками, деревьях, ожидающих черных птиц, которые рассядутся на них, как священники, чтобы засвидетельствовать кончину снега.
Она находит своих друзей, поискав в темноте их руки.

Отредактировано (2017-09-18 10:50:56)

Анон

Re: Кинотред

Вброшу сюда, пожалуй. Какое-то маниакальное желание все натянуть на репрезентацию.

охуеть

Анон

Re: Кинотред

А Бабадука с чего в геи записали? Хрен с ним с Пенивайзом, он вообще скорее всего пола не имеет в человеческом плане этого слова. Но Бабадука на каких основаниях? Я только фильм смотрела и мне ваще показалось, что его не было а мамка с сынулей страдали общим психозом и выдумали демона, а потом просто побороли свои страхи кроме фильма есть еще какие-то источники которые раскрывают его личность?

Анон

Re: Кинотред

А Бабадука с чего в геи записали? Хрен с ним с Пенивайзом, он вообще скорее всего пола не имеет в человеческом плане этого слова. Но Бабадука на каких основаниях? Я только фильм смотрела и мне ваще показалось, что его не было а мамка с сынулей страдали общим психозом и выдумали демона, а потом просто побороли свои страхи кроме фильма есть еще какие-то источники которые раскрывают его личность?

В тв программе случайно пометили как лгбт фильм и понеслось

Анон

Re: Кинотред

А Бабадука с чего в геи записали? Хрен с ним с Пенивайзом, он вообще скорее всего пола не имеет в человеческом плане этого слова. Но Бабадука на каких основаниях? Я только фильм смотрела и мне ваще показалось, что его не было а мамка с сынулей страдали общим психозом и выдумали демона, а потом просто побороли свои страхи кроме фильма есть еще какие-то источники которые раскрывают его личность?

https://www.theguardian.com/film/2017/j … a-gay-icon
Там непонятно, скрин настоящий и это реально на Нетфликс была ошибка каталогизации или все же фотошоп, но было смешно

Отредактировано (2017-09-18 11:05:16)

Анон

Re: Кинотред

Хрен с ним с Пенивайзом, он вообще скорее всего пола не имеет в человеческом плане этого слова.

Ну вообще-то Оно самка, это вполне конкретно в книге прописано.
Может, у них фем?

Анон

Re: Кинотред

По поводу прообраза, это лучше у Кинга спрашивать.

Так вроде бы сам Кинг рассказывал, что образ Пеннивайза начинался с известного сказочного образа тролля под мостом.
Возможно, тот тролль был геем

Анон

Re: Кинотред

Сцена дрочки отрицательных героев и Бев, подсматривающей за ними:

▼Скрытый текст⬍

Опять же, ей хотелось отлить.

«Ну же, — подумала она. — Ну же, поднимайтесь и уходите, поднимайтесь и уходите, ПО-ЖА-А-АЛУЙСТА!»

Мгновением позже Патрик заржал и зарычал от боли.

— Шесть футов! — проревел Генри. — Как гребаная паяльная лампа! Клянусь Богом!

На какое-то время воцарилась тишина. Пот тек по спине. Через треснутое лобовое стекло солнце жгло шею. Мочевой пузырь давил.

Генри взревел так громко, что Беверли — а она уже чуть ли не задремала, несмотря на все неудобства, — сама едва не вскрикнула.

— Черт побери, Хокстеттер! Ты спалил мою гребаную жопу! Что ты делаешь с зажигалкой?

— Десять футов. — Патрик засмеялся (от этого смеха Беверли сразу замутило, словно она увидела червя, выползающего из салата в ее тарелке).

— Патрик засмеялся (от этого смеха Беверли сразу замутило, словно она увидела червя, выползающего из салата в ее тарелке). — Десять футов, и ни дюйма меньше, Генри. Ярко-синего пламени. Десять футов, и ни дюйма меньше. Клянусь Богом!
— Дай сюда, — буркнул Генри.

«Уходите, уходите, тупоголовые, валите отсюда, убирайтесь!»

Патрик заговорил снова, но так тихо, что Беверли едва расслышала его. Если бы в тот испепеляющий полдень дул хоть самый слабенький ветерок, она не разобрала бы ни слова.

— Давай я тебе кое-что покажу.

— Что? — спросил Генри.

— Кое-что, — ответил Патрик. — Это приятно.

— Что? — вновь спросил Генри.

И тишина.

«Я не хочу смотреть, я не хочу смотреть на то, что они сейчас делают, и потом, они могут увидеть меня, более того, скорее всего увидят, потому что ты израсходовала всю удачу, отпущенную тебе на сегодня, девочка. Поэтому оставайся, где сидишь. Не выглядывай».

Но любопытство взяло верх над здравым смыслом. Что-то странное было в этой тишине, что-то пугающее. Дюйм за дюймом она поднимала голову, пока ее глаза не оказались на уровне треснутого, мутного лобового стекла «форда». Она могла не тревожиться насчет того, что ее увидят: оба мальчика сосредоточились на том, что делал Патрик. Беверли не поняла, что видит, но знала — это что-то отвратительное… впрочем, ничего другого она от Патрика и не ожидала, он всегда был не в себе.

Одну руку он сунул между бедер Генри, другую — между своих. Одной рукой он поглаживал штучку Генри, другой — свою. Только не просто поглаживал… сжимал, тянул вниз, потом вверх.

«И что он такое делает?» — гадала ничего не понимающая Беверли.

Она не знала, это точно, но ее это действо пугало. Такого страха она не испытывала с тех пор, как кровь выплеснулась из сливного отверстия в раковине и окатила всю ванную. «Если они узнают, что ты это видела, чем бы это ни было, — кричал внутренний голос, — они не просто взгреют тебя — могут и убить». И однако она не могла отвести глаз.

Она увидела, как штучка Патрика чуть удлинилась, но не сильно: по-прежнему висела между ног, как дохлая змея. Зато у Генри — на удивление выросла. Рука Патрика ходила по ней взад-вперед, вверх-вниз, иногда замирала, чтобы сжать, иногда пальцы щекотали странный, тяжелый мешочек, который висел под штучкой Генри.

«Это его яйца, — подумала Беверли. — Мальчикам все время приходится ходить с таким хозяйством? Господи, я бы сошла сума». В другой части ее рассудка послышался шепот: «И у Билла такие же». Тут же она представила себе, как держит их, сжимает в ладошке, гладит… и снова ее пробило жаром, лицо стало пунцовым.

Генри смотрел на руку Патрика, как загипнотизированный. Его зажигалка лежала на каменном выступе, сверкая в лучах жаркого солнца.

— Хочешь, чтобы я взял в рот? — спросил Патрик. Его толстые, мясистые губы изогнулись в улыбке.

— Что? — переспросил Генри, словно выходя из забытья.

— Я возьму в рот, если хочешь. Я не от…

Мелькнула рука Генри. Бил он не кулаком, но и не открытой ладонью — чуть согнул пальцы. Патрик распластался на земле. Ударился головой о гравий. Беверли опустила голову, сердце выпрыгивало из груди, зубы сцепились, сдерживая крик. Уложив Патрика на землю, Генри повернулся, и Беверли показалось, что взгляды их на мгновение встретились, прежде чем она опустила голову и свернулась клубочком на грязном коврике у переднего сиденья выброшенного на свалку «форда».

«Пожалуйста, Боже, Ты позаботился о том, чтобы солнце било ему в глаза, да? — молила она.

— Пожалуйста, Боже, я сожалею, что подсматривала. Пожалуйста, Боже!»
Тянулась мучительная пауза. Белая блузка прилипла к потному телу. Капельки пота, как мелкие жемчужины, блестели на загорелых руках. Мочевой пузырь болезненно пульсировал. Она чувствовала, что очень скоро обмочит трусики. Ждала, что сейчас яростное, безумное лицо Генри появится в проеме на месте дверцы пассажирского сиденья «форда», не сомневалась, что так оно и будет: как он мог не увидеть ее? Он вытащит ее из кабины и изобьет. Он…

Новая и еще более ужасная мысль пришла в голову, и вновь ей пришлось вести отчаянную борьбу с позывами надуть в штаны. Допустим, он что-то сделает с ней свой штукой? Допустим, захочет, чтобы она вставила ее в свою понятно что? Она знала, куда положено ей входить, все так. Внезапно знания эти во всей красе выскочили из памяти. Беверли подумала, что сойдет с ума, если Генри попытается вставить в нее свою штуку.

«Пожалуйста, нет, пожалуйста, Господи, не дай ему заметить меня, пожалуйста, хорошо?»

Потом Генри заговорил, и к своему нарастающему ужасу Беверли поняла, теперь он находится гораздо ближе от нее, чем раньше.

— Пидорские штучки не по мне.

— Тебе же понравилось, — откликнулся Патрик, его голос доносился с более дальнего расстояния.

— Мне не понравилось! — прокричал Генри. — А если ты кому-нибудь скажешь, что понравилось, я тебя убью, маленький вонючий пидор!

— У тебя встало. — По интонациям Патрика чувствовалось, что он улыбается. И хотя Беверли сама безумно боялась Генри, улыбка эта ее не удивила. Патрик же чокнулся, был куда безумнее Генри, а безумцы ничего не боялись. — Я видел.

Гравий скрипел под ногами, все ближе и ближе. Беверли посмотрела наверх, ее глаза чуть не вылезли из орбит. Сквозь лобовое стекло «форда» она увидела затылок Генри. Смотрел он на Патрика, но если бы повернулся…

— Если трепанешь кому-нибудь, я скажу, что ты членосос. А потом убью тебя.

— Ты меня не испугаешь, Генри. — Патрик засмеялся. — Но я, возможно, никому не скажу, если ты дашь мне доллар.

Генри переступил с ноги на ногу. Чуть развернулся, и Беверли теперь видела не его затылок, а часть лица, пусть и под острым углом. «Пожалуйста, пожалуйста, Господи», — молила она, а позывы отлить становились все сильнее.

— Если ты скажешь, — говорил Генри тихо и размеренно, — я расскажу, что ты делаешь с кошками. И с собаками. Я расскажу о твоем холодильнике. И ты знаешь, что потом будет, Хокстеттер? Они придут, заберут тебя и посадят в гребаный дурдом.

Патрик молчал.

Генри забарабанил пальцами по капоту «форда», в котором пряталась Беверли.

— Ты меня слышишь?

— Я тебя слышу. — Теперь голос Патрика звучал угрюмо. И в нем слышался страх. И тут он взорвался. — Тебе понравилось! У тебя встало! Никогда не видел, чтобы у кого-нибудь так сильно вставало!

— Да, готов спорить, ты перевидал много стояков, гребаный жалкий пидор. Только помни, что я сказал тебе о холодильнике. Твоем холодильнике. И если еще раз попадешься мне на глаза, я вышибу тебе мозги.

Вновь Патрик промолчал.

Генри двинулся дальше. Беверли повернула голову, увидела, как он прошел мимо водительской половины «форда». Если б чуть повернул голову налево, заметил бы ее. Но не повернул. Мгновением позже она услышала, что он уходит вслед за Виктором и Рыгало.

Так что теперь остался один Патрик.

Беверли ждала, но ничего не менялось. Проползли пять минут. Желание справить малую нужду сделалось неодолимым. Она могла бы вытерпеть еще две или три минуты, но не больше. И ей было не по себе из-за того, что она не знала, где Патрик и чем занимается.

Анон

Re: Кинотред

Ну вообще-то Оно самка, это вполне конкретно в книге прописано.
Может, у них фем?

Ну да, но Пеннивайз воплощение этого Оно, которое где-то там скрывается в глубинах канализации.

Анон

Re: Кинотред

кроме фильма есть еще какие-то источники которые раскрывают его личность?

Бабадук - то же, что и Бугимен/Бука. Ночное чудовище, опасное для детей.

Анон

Re: Кинотред

В тв программе случайно пометили как лгбт фильм и понеслось

https://www.theguardian.com/film/2017/j … a-gay-icon
Там непонятно, скрин настоящий и это реально на Нетфликс была ошибка каталогизации или все же фотошоп, но было смешно

ааа лол 

Ну вообще-то Оно самка, это вполне конкретно в книге прописано

воу-воу, сколько моментов из книги у меня, оказывается, затерлось. Точно надо перечитать.

Ну да, но Пеннивайз воплощение этого Оно, которое где-то там скрывается в глубинах канализации.

Память может меня очень подводить, но клоун же был выбран ОНО из-за того, что его изначально никто бояться не будет и пойдут за ним добровольно, а потом уже ОНО будет пугать и жрать. Кроме того ОНО очень развлекалось с городскими ЧП, с его же подачи был пожар на фабрике, черное пятно и массовое убийство банды банкограбителей.

Бабадук - то же, что и Бугимен/Бука. Ночное чудовище, опасное для детей.

Ну по логике его тогда максимум в педофилы можно натянуть. Но приходит это одинаково же и к мальчикам и к девочкам.
Меня больше крипует эти статейки, где мол не очернивайте образ ЛГБТ насильниками и убивцами типа Пенивайза, Бабадука и так далее. Ну даже если и геи, то они что святые все? Гетеро убийц, насильников и педофилов в разы больше. Гей - это не гарант чистоты и невинности мыслей.

Анон

Re: Кинотред

Напомните, а кем в "Оно" была Черепаха?

Анон

Re: Кинотред

Меня больше крипует эти статейки, где мол не очернивайте образ ЛГБТ насильниками и убивцами типа Пенивайза, Бабадука и так далее. Ну даже если и геи, то они что святые все? Гетеро убийц, насильников и педофилов в разы больше. Гей - это не гарант чистоты и невинности мыслей.

Ну негативная репрезентация (когда у отрицательного персонажа указывается ориентация и после сотого фильма с злодеем-геем зритель привыкает к образу злобного пидораса и т.д.) тоже не очень хорошо, но не в случае с Пеннивайзом, конечно   

Анон

Re: Кинотред

Девочки перепутали. Кинга обвиняли в гомофобии не из-за Пеннивайза.

Анон

Re: Кинотред

Сцена дрочки отрицательных героев и Бев, подсматривающей за ними:

Гомофобно