Холиварофорум

Анон

эмиграция из данвича в иннсмут [nc] [дыбр и нытьё] [мелкобуква]

тысячу дней, а может, и больше, я выносил тихие уколы и долгие приступы этой незваной гостьи — меланхолии. я полагал, что наконец-то одержал над нею верх, что она, подобно смущенному духу, навсегда удалилась в свои подземные пределы. последние полгода я дышал воздухом, который можно было с натяжкой назвать воздухом нормальной жизни, и думал, что фортуна на моей стороне.

но я ошибался, как ошибся бы человек, принявший затишье перед бурей за окончание шторма. под самый новый год, когда мир облачился в мишуру принудительного веселья, она вернулась. не одна, а в сопровождении своей верной спутницы — тревоги, и в таком небывалом размере, что все мои прежние представления о тоске показались мне детской шалостью. теперь я вновь, каждый день, подобно слабому созданию, проливаю слезы, чего не делал уже более года. и это унизительное действие лишь подтверждает её абсолютную власть.

усугубляет же положение дел одно обстоятельство, которое я вынужден терпеть, как древнюю пытку. я вынужден сосуществовать под одной кровлей с родственником, которого всей душой моей презираю. его голос, его шаги, само его присутствие — каждый миг напоминает мне о плене, из коего нет скорого освобождения. это сосуществование — капля за каплей — истощает последние запасы моего терпения и приводит дух мой в такое состояние, что в нем начинают рождаться мысли самые мрачные, печальные и даже — страшно вымолвить — суицидальные.

но я не намерен сдаваться безмолвно. если эти мысли — яд, то его следует куда-то излить, дабы он не разъел сосуд изнутри. и поскольку иного сосуда у меня нет, я буду изливать его сюда, на эти цифровые страницы. пусть этот блог станет темницей для моих демонов, или, быть может, склепом, где они наконец обретут покой и перестанут терзать своего хозяина.

но не обольщайтесь, воображаемый читатель, столь же призрачный, как и мои надежды, — эта попытка излияния может оказаться столь же мимолетной, как и прежние. история моих заброшенных блогов — это кладбище недописанных мыслей, цифровые склепы, где покоятся обрывки намерений, так и не воплотившихся в нечто целое. я — ненадежный летописец собственной агонии, склонный к молчанию, когда речь становится слишком уж откровенной. и всё же, как призрак, обреченный возвращаться на место своей гибели, я вновь совершаю эту церемонию. новая попытка, новый склеп, вырытый в пустоте. возможно, на сей раз мне хватит сил докопать до конца.

какие же планы строю я на грядущий год, что медленно и неумолимо выползает из-за горизонта, как ядовитая тварь? о, они грандиозны в своей простоте. первый и главный из них — не повредиться окончательно рассудком. сохранить эту хрупкую, треснувшую вазу сознания от окончательного распада, не дать чернильной тьме, что подступает к вискам, полностью поглотить последние островки света. это — самая настоящая битва в подземельях собственного черепа, и я должен в ней уцелеть.

и второе. я должен, я обязан вернуться к писательству. к тому единственному делу, что когда-то давало мне ощущение смысла, способ превращать внутренний яд в нечто, отдаленно напоминающее искусство. с весны я не касался пера — и клавиши мои молчали, как немые свидетели забытого языка. эта пауза должна быть разорвана. я буду писать, даже если строки будут выходить корявыми и полными боли. я буду выковыривать слова из тины отчаяния, одно за другим, как драгоценные камни из грязи. ибо в этом — мой последний, отчаянный шанс на спасение. не славы ради, но ради самого акта творения, который есть отрицание небытия.

итак, пусть этот блог станет полем для этой странной битвы: между молчанием и словом, между безумием и рассудком, между смертью и жизнью. посмотрим, чья возьмет.

ах, да. в пылу обиды я забыл предоставить читателю ответ на важнейший вопрос: почему же я изъясняюсь в таком витиеватом стиле?

потому что сегодня у меня готичное настроение, вот почему.

---

да ладно, я не всратый на самом деле. просто скучно пиздец.

Отредактировано (Вчера 23:48:09)

Анон

Re: эмиграция из данвича в иннсмут [nc] [дыбр и нытьё] [мелкобуква]

часто, в самые тихие и безжалостные часы, когда ночь достигает своей апокаиды, меня посещают размышления одного рода. они не крикливы, не истеричны — напротив, они тихи, ясны и неумолимы, как ход геометрического доказательства. и сводятся они к простой, отточенной истине: сколь много лучше сложилась бы участь моей семьи, не родись я на свет вовсе.

представьте себе гобелен, узорчатый и цельный. моё появление — это не дополнительная нить, обогащающая картину, а грубая, чужеродная, выбивающаяся из общего рисунка. она тянет за собой соседние, искривляет замысел, создаёт уродливый бугор и постоянное напряжение на полотне. сколько средств, сколько тихого отчаяния, сколько надежд, похороненных под тяжестью моих «особенностей», было бы сбережено! сколько света не было бы поглощено этой тенью, что я отбрасываю просто своим существованием. они, мои близкие, вынуждены были нести эту ношу — ношу по имени «я» — с терпением, достойным лучшей участи. и я вижу, как эта ноша их изнуряет, хотя губы их хранят молчание, а глаза стараются улыбаться. быть бременем — вот мой невысказанный удел.

а когда взор обращаешь на саму ткань моей жизни, то зрелище и вовсе являет картину полнейшей безнадёжности. я оглядываюсь назад, и что вижу? не путь, а лабиринт упущенных возможностей, двери в которые захлопнулись одна за другой, едва я к ним приближался. моя неприспособленность к обществу — не бунт, а врождённый недуг, калечащая робость и непонимание простейших правил той игры, в которую все играют с младенчества. и корень всему — этот аутизм, что не есть дар, как твердят иные романтики, а скорее невидимая стена из толстого стекла. я вижу мир, слышу его, но навсегда отделён от него. я наблюдатель, а не участник, призрак в собственной жизни.

поэтому, как ни крути сию горькую мысль в уме, вывод напрашивается сам собой, окончательный и бесповоротный: жизнь моя, по сути, уже кончена. она кончена не тогда, когда остановится сердце, а тогда, когда иссякают все пути, когда будущее не сулит ничего, кроме бесконечного повторения настоящего страдания. формально я, быть может, и не пересёк её середины, но что значит этот пустой отрезок времени, если он будет лишь продолжением того же? пустошь, лишённая оазисов. тюремный коридор, где все двери ведут в одну и ту же камеру.

я пишу это не для жалости — к чему она? я пишу, чтобы засвидетельствовать. чтобы хоть как-то оформить эту тяжёлую, бесформенную массу отчаяния в слова. чтобы признать поражение, которое давно уже состоялось, но о котором всё боятся сказать вслух. и в этом признании — странное, горькое утешение. ибо даже констатация конца есть акт определённости в мире хаоса.

Анон

Re: эмиграция из данвича в иннсмут [nc] [дыбр и нытьё] [мелкобуква]

сегодняшний день прошел под знаком одного-единственного, но крайне изнурительного состояния: я сидел на самой острой и неустойчивой грани, что разделяет относительное спокойствие от полноводья слез. каждая мысль, каждое воспоминание, подобно легкому дуновению, грозило опрокинуть хрупкое равновесие в бездну. и вот, когда я, наконец, собрал в кулак последние крохи самообладания, судьба подкинула мне испытание последнее и, казалось бы, ничтожное: я не могу найти, куда уронил наушники.

вот она, точка кипения! вселенская драма сосредоточилась в этом крошечном предмете. теперь всё решает этот ближайший час. либо я, подобно герою детективного романа, отыщу их в недрах дивана или под складками одеяла, либо титанические усилия по сдерживанию потока окажутся тщетными, и я все-таки разревусь. плачущая истерика из-за потерянных наушников — какой идеальный, какой карикатурный финал для этого дня! сама абсурдность сего повода лишь усиливает противное, ужасное чувство всепоглощающей беспомощности. капля, которая готова переполнить чашу, терпкую не от вина, а от прожитых часов.

а виной всему, конечно, этот проклятый календарный ритуал. я терпеть не могу любые праздники — эти натужные, обязательные всплески радости по общему сигналу. но хуже нового года, этой гигантской, мишурящей надеждой, пожалуй, только собственный день рождения — столь же лицемерное и давящее торжество. и вот сейчас, в этот самый канун, когда мир сбивается в шумные стаи для коллективного отсчета, я, как всегда, ощущаю себя оторванным от чего-то общего. не изгоем даже — просто посторонним наблюдателем, прижавшимся лбом к холодному стеклу, за которым бушует чужая ярмарка тщеславия. они там кричат «ура!», а я здесь роюсь под кроватью в поисках тишины, воплощенной в двух маленьких пластиковых бутонах.

почему я излагаю столь мелодраматично эту историю о пропаже? потому что сегодня мое настроение — это готический роман, действие которого происходит в однокомнатной квартире, а кульминацией служат пропавшие наушники. вот почему. час пошел. начинаются поиски. или потоп.

Анон

Re: эмиграция из данвича в иннсмут [nc] [дыбр и нытьё] [мелкобуква]

итак, дело завершено. тайна раскрыта. бездна была остановлена у самого края, и мрачный пророк, предрекавший потоп, может сложить с себя полномочия — по крайней мере, до следующей пропажи носка или пульта.

сцена была достойна пера какого-нибудь абсурдиста: я, подобно усердному, но крайне неудачливому археологу, обползал на карачках всю территорию своей комнаты. я заглядывал под все темные закутки, где царят пыльные шарики и потерянные скрепки, я сдвигал мебель с тем важным видом, будто ищу не наушники, а вход в подземное царство. напряжение росло. час истекал. трагический финал, украшенный слезами отчаяния, казался неминуемым.

и вот, в самый критический момент, когда разум уже готов был капитулировать перед хаосом чувств, в памяти вспыхнула крошечная, ничтожная искра. смутный образ: усталая рука, кладущая черные пластиковые дужки... на спинку кровати. на ту самую спинку, что сливается с белым покрывалом в единое, подозрительно неразличимое пятно. невероятно! гениально! я — шерлок холмс, прозревающий то, что лежало на самом видном месте.

с чувством глубочайшего сарказма, обращенного к самому себе, я подошел и отодвинул край подушки. и там, в этой непритязательной ложбине, покоились они — предмет вселенских терзаний. черные на фоне белого. как символ моей собственной невнимательности.

итак, кризис миновал. слезы отступили, уступив место чувству, смешанному из облегчения и острой доли самопрезрения. я спасен от истерики не благодаря стоицизму или мудрости, а благодаря запоздалому озарению о расположении мебели. жизнь, как обычно, предпочитает комедию абсурда высокой трагедии. что ж, ладно. наушники найдены. тишина — вновь обретена. а до нового года осталось... посмотреть на часы... всё еще невыносимо много.