Холиварофорум

Анон

Раубриттер, часть 1

...а главы - сколько успею до дедлайна, потому что я здесь единственный чтец
Итак, Раубриттер - трилогия некоего Константина Соловьёва. Первая книга носит название Prudentia. Ознакомимся с аннотацией (орфография оригинала сохранена):

Сильный повелевает слабым – так устроен мир. Бесправный крестьянин трепещет перед жадным бароном. Барон дрожит перед всесильным герцогом. Герцог заискивает перед императором. И даже император не чувствует себя в безопасности, ведь где-то высоко, сквозь выжженное радиацией небо, вниз посматривает Господь со своими ангелами… И неважно, что барон носит моторизированную экзо-броню, а герцог латает слабую плоть генетическими снадобьями. Главный закон мира всегда неизменен. Сильный будет повелевать слабым. Во веки веков.
Гримберт, маркграф Туринский, самоуверенно полагает, что в силах управлять этим законом. Талантливый интриган и манипулятор, уверен, что хорошо знает людей и стоит в шаге от осуществления своего давнего замысла. Настолько, что совсем не задумывается о том, что будет, если он, допустил ошибку. Впервые недооценив врага.
Боевая антиутопия, меха с роботами-рыцарями и славными героями, которые непрочь захватить власть или пройти тяжелый путь исправления совершенных ошибок.

▼тут обложка⬍

Короче, Вархаммер у нас дома. Посмотрим, как автор, говорящий о своём творчестве как «Пишу я исключительно фантастику. Довольно странную и даже довольно жуткую, а то и провокационную. Да, и социальную. Наиболее привычно мне в жанрах антиутопии и альтернативной истории. Некоторые считают, что я пишу излишне жёстко, и даже относят к направлению «тёмной волны» от литературы. Впрочем, человеком мрачным и пессимистичным себя не считаю, напротив, скорее добродушным, спокойным и ироничным. Так что книги не всегда правдиво рассказывают об авторе»© справился с задачей!
Книга разделена на 4 довольно длинные части, но отдельные главы в этих частях никак не выделены, кроме звёздочек. Буду их делить по ним же, нумеруя.

▼"Глава" 1⬍

Начинается она с эпиграфа:

Всем людям нужно благоразумие, но особенно облеченным почестями и властью, чтобы, увлекаясь бременем власти, как бы каким стремлением беспорядочных вод, не свергнуться в пропасть.
Святой Иоанн Златоуст

Намёк на то, что главному герою благоразумия как раз не хватает? Да и аннотация намекает на это же: ГГ недооценил врага, возомнив себя вершителем судеб, и допустил некую критичную ошибку. Переходим к тексту...

Дым был густой и жирный, как наваристая похлебка.

...и немедленно упираемся в перл в духе старого фикбука.

Он расползался по полю тяжелыми антрацитовыми волнами, сквозь которые Гримберт видел лишь силуэт вражеского рыцаря, тяжелый и угловатый, точно сложенный из пригнанных друг к другу гранитных булыжников.

Рыцарь - это управляемый мех, а не просто человек в доспехах (я же говорю, Вархаммер у нас дома - там тоже есть такие: https://wh40k.lexicanum.com/wiki/Imperial_Knight) Короче, наш ГГ Гримберт - пилот такого рыцаря под названием "Золотой Тур", и собирается сражаться с другим рыцарем.

Рыцарь двигался встречным курсом и выглядел обманчиво неуклюжим, точно большая механическая кукла, приводимая в действие взведенной пружиной, но Гримберт знал, что эта игрушка может быть смертельно опасной.
Могла бы быть – если бы ею управляла воля, более искушенная в боевых действиях.
Гримберт улыбнулся.
Вражеский рыцарь совершил ошибку, отстрелив на подходе дымовые шашки. Возможно, в этом был бы резон, если бы ему противостоял противник равного класса, но если он полагал, что в силах дымовой завесой помешать «Золотому Туру», то допустил серьезную ошибку – в инфракрасном спектре его собственный корпус выглядел четко очерченным, точно мишень на полигоне. Не промахнется даже слепой пастух из древней дедушкиной аркебузы.

Автор очень, ОЧЕНЬ любит метафоры разной степени уместности, а ещё больше он любит терминологию. Вас привлекло использование именно слова "аркебуза", а не, скажем, "берданка" или "двустволка" какая-нибудь? То ли ещё будет!..
Кстати, о метафорах:

«Золотой Тур», как и его хозяин, тоже ощущал приближение противника. Его вычислительные центры и сенсоры работали в штатном режиме, анализируя бесчисленное множество факторов и преобразуя их в лаконичные строки данных на визоре пилота. Как и полагается боевой машине, устроенной несравненно более сложно, чем человек, «Тур» делал это быстро и бесстрастно, с холодной машинной четкостью, но Гримберту казалось, что он ощущает в гуле разогревающегося реактора зловещую ноту, похожую на скрип выползающего из ножен лезвия.

Машина устроена более сложно, чем человек? (X) doubt, потому что разнообразные машины строят давно и много, а воссоздать не то что целого человека, а всего лишь орган для пересадки - задача, не решённая нормально до сих пор.
Так или иначе, "Золотой Тур" тоже в предвкушении боя. А собственно подготовка к бою описывается... в среде вахафанов для такого стиля давным-давно изобретено очень выразительное название - "болтерпорно":

Никчемный болван. Своей дымовой завесой он ничего не выгадал, лишь ослепил сам себя. Может, кто-то и простил бы ему эту ошибку, посчитав зазорным ею воспользоваться. Но только не Гримберт.
Дистанция определена. Маневр сближения задан. Баллистические вычислители уже просчитали траекторию выстрела и обозначили ее как несомненно успешную. Едва ли этот бой затянется более чем на несколько минут.
Вражеский рыцарь постепенно увеличивал скорость. Если сперва он едва ковылял, то теперь стремительно двигался курсом на сближение, широко переставляя огромные стальные ноги и расшвыривая вокруг себя комья земли. Он не пытался совершать маневров уклонения, не менял курса, не замирал на месте, чтоб усложнить работу баллистическим вычислителям противника. Он просто приближался по кратчайшему расстоянию – огромный пятиметровый айсберг из бронированной стали, надеющийся сокрушить противника первым же лобовым столкновением.
Гримберт, хладнокровно наблюдавший за ним все это время, лишь презрительно фыркнул.

Ладно, в целом понятно: противник какой-то нуб и сейчас Гримберт его размажет.

Чего еще ожидать от рыцарей с Запада с их архаичными представлениями о тактике? Привыкшие уповать не столько на маневр, сколько на сокрушительную мощь своих орудий, они в любом бою стремились резко сократить расстояние до противника, не считаясь с опасностью и не пытаясь хоть сколько-нибудь усовершенствовать те тактические наработки, которыми щеголяли еще их деды. Неудивительно, что это воинство, собранное по нитке со всей империи, с такой оскорбительной легкостью громят за морем сарацины…

Чего ожидать от рыцарей Запада?.. В смысле, сам Гримберт не западный, что ли? Фамилия звучит как немецкая или около того...
Болтерпорно продолжается (автор, что ты делаешь, прекрати, я и так мехафил):

Он заставил «Золотого Тура» шевельнуться, меняя позицию. Доспех отозвался на мысленный приказ мгновенно, без свойственного большим механизмам лязга, с одним лишь только гулом гидравлических сервоприводов. В его движениях была заключена необычайная мягкость, удивительная для стального существа, которое возвышалось над землей по меньшей мере на семь метров и весило почти двести имперских тонн. Может, его доспех и относился к категории сверхтяжелых, но, когда того требовали обстоятельства и воля хозяина, становился подвижным и стремительным, как куница, делаясь проклятием вражеских канониров.

Вот я пытаюсь представить, как может быть "как куница" здоровенный мех, весящий 200 тонн, и не могу. Да и веса что-то малость дофига. Из интереса, глянула в вики параметры танка М1 Абрамс, который один из самых здоровенных и тяжёлых танков в современном вооружении:

Боевая масса, т     54,4 — М1
57 — М1А1
61,3 — М1А1HA
62,1 — М1А2
63,1 — M1A2SEP
66,8 — M1A2SEP v.3
Длина корпуса, мм     7925
Длина с пушкой вперёд, мм     9766 (M1)
9828 (M1A1)
Ширина, мм     3634
Высота, мм     2376

То есть, "Абрамс" длиной почти 8 метров без учёта пушки, шириной 3,6 и высотой 2,3, весит при этом от 54,4 до 66,8 тонн. И это танк, передвигающийся на гусеницах, а тут двуногое нечто. Оно же в любом болоте или ещё какой мягкой почве увязнет нафиг!
Хм, кстати, а выдержит ли такое асфальтовая дорога? Давайте-ка посчитаем. Нагуглим сначала требования к прочности асфальта, таблицу выношу сюда для удобства:

Нам нужен предел прочности при сжатии. Предположим, у нас температура на улице 20 градусов, а асфальт берём золотую середину - плотный марки II (из такого обычно и делают автодороги в городах, насколько знаю). Его прочность (какое давление он может выдержать) - 2,2 МПа. Теперь берём нашего "Золотого Тура". Он весит "почти 200 тонн", пусть 195. Это 195000 кг. Дальше несложная физика:
F = m*g ~= 195000 * 10 = 1950000 H
p = F/S, берём площадь каждой ноги (подошвы) за 1 квадратный метр для простоты, итого 2 кв.м, считаем: p = 1950000 / 2 = 975000 Па = 0,975 МПа. Что ж, спокойно стоять на асфальте Золотой Тур сможет, но любое резкое движение грозит трещиной... и необходимостью потом ремонтировать все дороги, где этот "ловкий, как куница" роботик сражался.

Где-то в недрах «Тура» загудели орудийные элеваторы, поднимая из боеукладки снаряды. Три секунды – и сыто лязгнули орудийные затворы его двенадцатидюймовых орудий[1], изготовившись к стрельбе, зашипели, выравнивая давление, противооткатные демпферы.

В сноске автор любезно указывает, что 12 дюймов = 305 мм. Не врёт, 12 дюймов - это действительно почти 305 мм (304,8 ака фут, если совсем точно). Сравниваем с калибром всё того же Абрамса: он может нести пушку либо 105 мм, либо 120 мм. Автор не умрёт от скромности, определённо - это даже для судов считается крупным калибром.

Наблюдая за приближением противника, Гримберт не испытывал ни волнения, ни страха. Ничего того, что свойственно испытывать человеческому существу, запечатанному в футляр из бронированной стали внутри великана. Связанный с «Золотым Туром» невидимыми канатами нейросвязи, одними только мысленными приказами управляющий многотонной махиной, в этот миг он даже не воспринимал себя человеком. Скорее, невесомой пульсирующей искрой, укрытой в груди доспеха.
«Золотой Тур» был не куклой, которой он управлял. Сейчас он был его собственным телом. Неизъяснимо могущественным, наделенным силой, которая не снилась ни одному живому существу, силой, способной уничтожать города и проламывать скалы.

Ощущаем себя крутыми... ощущаем... ощутили? Продолжим.

Если он что-то и ощущал в этот миг, наблюдая за приближением вражеского рыцаря, то только легкий мятный сквознячок, виляющий между тончайшими отростками души и похожий на сладкое опьянение, что приходит с первым глотком вина. Отчасти это ощущение было вызвано эйфорией от нейрокоммутации с доспехом, отчасти даровано возбуждающим коктейлем, впрыснутым в вены заботливым «Туром». Ничего особенного – трехпроцентный раствор флефедрона[2] с небольшими добавками экгонина[3], бензедрина и византийского гашиша. Подходящая смесь, чтобы держать себя в тонусе следующие полчаса, изгнав из сознания посторонние мысли и суету.

А ещё тут сноски, куча их. В данном случае автор любезно поясняет, что такое флефедрон (амфетамин) и экгонин (алкалоид из листьев коки). Я, конечно, не химик и не медик, но выглядит как та ещё адская смесь!
Впрочем, судя по всему, не самая адская:

Многие рыцари, выступая в бой, оглушают себя лошадиными дозами дезоморфина, превращающими пилота в кровожадное, мечущееся внутри бронекапсулы существо, невосприимчивое ни к боли, ни к страху. Но сейчас Гримберт не собирался прибегать к такому сильному средству. Во-первых, бой был уже выигран – еще до того, как незадачливый противник отстрелил дымовые шашки. Во-вторых, половина дезоморфина, который можно приобрести здесь, вдалеке от столицы, синтезируется самоуверенными проходимцами, часто не принадлежащими даже к гильдии провизоров, зачастую прямо в грязных бочках из-под вина. Неудивительно, что оруженосцы, вскрыв рыцарскую бронекапсулу после боя, часто обнаруживают там вместо своего господина агонизирующее человекоподобное существо с разодранной грудью, порванными мышцами и лопнувшими глазами – следствие нечеловеческого приступа бешенства в сочетании с паникой в замкнутом пространстве.

И этим ещё кто-то пользуется, да ещё и многие? А смысл?! Нет, одно дело - в крайних случаях, когда или так, или всё равно помирать, но чтобы это было рядовым явлением?..
Вскоре идёт первый разделитель из трёх звёздочек, поэтому завершаем тут "главу", хоть она и короткая.

▼"Глава" 2⬍

И тут болтерпорно прерывает тот самый оруженосец:

Щелчок радиостанции нарушил этот сладостный транс, охватывающий его в бою, вырвал из душевного сосредоточения, заставив душу встрепенуться на своем месте.
– Мессир… – Шелест помех в эфире мог скрыть свойственный юности тембр, но не озабоченность в голосе. – Позвольте заметить, противник уже в ста туазах[4] от вас и уже выходит в зону уверенного поражения. Если через двадцать секунд вы не…
Дьявол. Гримберт терпеть не мог, когда кто-то вмешивался в бой. В его бой.

Не дали мужику спокойно кончить... врага, конечно же, а вы о чём подумали? Любовь автора к обскурной терминологии настолько зашкаливает, что даже сам ГГ возмущён... и использует ещё больше обскурных словечек:

– В ста туазах? – Он скрипнул зубами. – Черт тебя подери, Гунтерих, почему мой кутильер изъясняется как деревенский козопас? Если тебе не терпится испортить мне настроение перед боем, мог бы, по крайней мере, воспользоваться имперской системой мер!

Так, я уже путаюсь: персонажи у нас "немцы" или "французы"? Имена скорее немецкие, при этом названия французские, да ещё и из разных эпох... да что же оно за винегрет-то такой?..

Турин, веками являвший собой восточную крепостную башню франкской империи, никогда не пользовался привилегиями вольного города, однако в наследство от своей бурной истории сохранил собственную систему мер, так не похожую на грубые и строгие имперские обозначения. Редко кто из его рыцарей считал зазорным измерять расстояние в туазах, вержах, перчах или лигах, глупо ждать от оруженосца точности в подобных материях…
– Сто девяносто пять метров, мессир.

Автор очень любит нестандартные единицы измерения, мы поняли.

– Так-то лучше.
– Я лишь хотел сказать, что он подходит к рубежу, на котором его орудия могут представлять опасность для «Тура». Возможно, вам стоит…
– Прибереги свои советы для слепых! – огрызнулся Гримберт. – Или я велю хорошенько тебя выпороть за то, что мешаешь своему сеньору вести бой!
Сто восемьдесят метров.

А пока они пререкались, враг подобрался и застрелил Гримберта, это и было его ошибкой, на которую намекал эпиграф, верно ведь?..

Оценивая показания дальномеров и баллистических вычислителей, Гримберт даже ощутил короткий приступ сожаления. Мальчишка, конечно, нетерпелив, как и полагается мальчишкам, наблюдающим за рыцарским поединком, но, в сущности, он был прав. Как ни глуп был приближающийся в клочьях густого дыма вражеский рыцарь, он представлял собой опасность, которую не стоило недооценивать.
Сто шестьдесят метров.
Недооценка противника погубила больше тщательно просчитанных планов, чем самые непредсказуемые факторы. Гримберт знал это, поэтому старался устранить ее в зачатке. Может, поэтому погрешности в его планах составляли допустимую и крайне незначительную величину.

Кстати, а почему расстояние-то такое маленькое? Пресловутые танковые орудия способны поразить цель за пару километров, а то и все 5. А эти буквально вплотную трутся и ни одного выстрела ещё не сделали...

Сто тридцать метров.
«Пожалуй, надо начинать, – шепнул он мысленно «Золотому Туру». – Невежливо будет заставлять этого самоуверенного кретина ждать излишне долго, иначе он, чего доброго, заскучает. А я не хочу возиться с ним до обеда».
«Свет!» – мысленно приказал он. Секундой позже закрепленные на плечах «Золотого Тура» прожектора обрушили на поле боя поток инфракрасного излучения, пронизывавшего густой дым, словно стилеты – набитую пухом подушку. Теперь Гримберт видел противника не смазанным силуэтом, а огромным пятном желто-красного спектра, от пылающего багрянца до стылого янтаря.

Как на самом деле выглядит изображение в приборе ночного видения с инфракрасной подсветкой
Ну или так
А автор путает ПНВ с тепловизором, причём как раз для тепловизора ИК-подсветка вообще не нужна.
Ещё один неправдоподобно массивный мех в окружении авторских метафор, эпитетов и прочих средств выразительности:

В инфракрасном освещении не было видно сварных швов и герба, зато прочие детали читались отчетливо, как книга. Тяжелая кираса лионского образца, усиленная в районе нагрудника несколькими бронепластинами, наплечники, кажущиеся огромными, как купола собора, и поверх всего – хищно вращающаяся на плечах башня в виде шлема-армета.
И вся эта груда металла размером с трехэтажный дом уверенно перла вперед. Валуны, которые оказывались под ее лапами, лопались или уходили в землю, как марципаны в непропеченное тесто. Орудия беспокойно ворочались в своих спонсонах, пытаясь отыскать цель, недостаточно благоразумную, чтобы убраться подальше. Огнем своих пятидюймовок[5], смертоносных на близкой дистанции, такой растерзал бы в считаные секунды полк легкой пехоты или даже сотню аркебузиров, но сегодня ему предстояло встретиться с противником другого класса.

Я боюсь представить лопающийся валун...

Устаревший, но определенно не старый. Однако тот, кто занимался его модернизацией, судя по всему, ни черта не смыслил в доспехах подобного типа. Стремясь усилить лобовую броню дополнительными пластинами наваренной стали, он не учел слабую гидравлическую систему, характерную для многих мастеров Лиона. И так несовершенная, оснащенная плунжерами устаревшего образца, эту дополнительную нагрузку она приняла в ущерб динамическим характеристикам, снизив и без того не выдающуюся подвижность. Даже сквозь разделяющее их расстояние было заметно, что стальной великан заметно подволакивал правую ногу, оставляя на земле глубокий перепаханный пунктир.

Владелец вражеского меха какой-то очень неосторожный, если в таком состоянии ведёт свою машину в бой. Кстати, этот мех называется "Полуночный Гром", и ГГ над этим посмеивается:

Истина, подтвержденная бесчисленным множеством совпадений, – чем громче название доспеха, тем больше пустого пространства в голове у его владельца.

Да будто сам Гримберт семи пядей во лбу, право слово.
Перед очередным звёздочным разделителем нагнетаем пафосу:

– Вперед. – Гримберт не отказал себе в удовольствии произнести это вслух. – Давай проучим этого недоумка.

- мам, я хочу вархаммер
- у нас есть вархаммер дома
вархаммер дома:

▼"Глава" 3⬍

«Золотому Туру» не надо было отдавать команду вступить в бой, он чувствовал мысли Гримберта и мгновенно пробудился, отчего легкая дрожь превратилась в грозный механический гул. В этом гуле Гримберт ощутил очень многое. Яростный жар реактора, спрятанного в бронированном торсе, шипение гидравлики в стальных суставах, клекот механических поршней и даже скрип броневых плит.
«Тур» стремился в бой, почти копая землю копытом, точно боевой бык с Туринского герба, он жаждал обжигающей схватки и грохота боя и негодовал оттого, что стоит без дела. Созданный для битвы механизм исполинской мощи, он не знал того, что хорошо знал его хозяин. Очень важно выбрать момент для удара.

Скоро будем шипперить ГГ с его мехом, потому что, судя по всему, с этим мехом у него самая лучшая любовь и взаимопонимание. А я и не против.
Автора же можно шиппить только в групповухе с нестандартными мерами длины и цветистыми описаниями, перемежаемыми кучей терминов:

Выбравшись из облака дыма, «Полуночный Гром» резко сменил курс. Может, его хозяин был не так и глуп. А может, наконец сообразил, что сближение с «Золотым Туром», доспехом куда более тяжелого класса, не сулит ему ничего доброго. Но если он думал, что этот запоздалый маневр может что-то изменить в схватке, то был еще глупее, чем предполагал Гримберт.
«Тур» шевельнулся ему навстречу, подминая под себя деревца и кочки удивительно мягко для махины весом в четыре тысячи восемь квинталов[6].

Окей, то есть, он всё-таки 200 тонн. Многовато, многовато будет!
Болтерпорно at its finest:

Баллистический вычислитель взял на себя основную работу, исчертив весь окружающий мир мягким кружевом расчетных траекторий. В их безукоризненности Гримберт не сомневался, как и в способности «Тура» мгновенно провести все вычисления.
– Орудие один – огонь!
Внутри многотонной стальной скорлупы выстрел орудий чувствуется ударом под дых, который ощущается даже сквозь мягкое сопротивление амортизирующей сети. Автоматика на мгновенье отключила часть сенсоров, чтоб не оглушить хозяина, но Гримберт все равно содрогнулся, когда двенадцатидюймовый левый ствол «Тура» выдохнул из себя ослепительно яркий язык пламени. Этот грохот наполнил душу упоительным ощущением – будто ударили литавры императорского оркестра, возвещая начало увертюры.
Только это чувство было еще слаще, еще чище.
«Полуночный Гром» содрогнулся от этого попадания. Он не остановился – кинетической энергии удара было недостаточно, чтоб погасить момент инерции его большого стального тела, – но Гримберт видел, как вражеского рыцаря едва не развернуло вокруг своей оси. Еще одно подтверждение тому, что его правая нога плохо держит нагрузку. Кто бы ни сидел в кабине «Полуночного Грома», он совершил ошибку. Не тогда, когда отстрелил дымовые шашки, и не тогда, когда выбрал курс атаки. Ошибка была совершена куда раньше. Самую крупную свою ошибку он совершил, когда решил сойтись в бою с маркграфом Туринским.

Ну а что же сам "Полуночный Гром"?

«Полуночный Гром», возможно, был не таким уж олухом, по крайней мере, он быстро оправился от попадания. Орудия главного калибра еще молчали, выискивая свою цель, а батареи автоматических пушек уже зашлись металлическим лаем, слепо перепахивая землю, точно титаническим плугом. Направление его баллистический вычислитель определил верно, но опоздал приблизительно на полторы секунды – «Золотой Тур», мягко покачиваясь, уже обходил его с правого фланга, стремительно сокращая дистанцию.

Учитывая, что они и до того весьма близко друг к другу находились - считаю, он сокращает дистанцию, чтобы заключить противника в крепкие гачимучи-объятия и добавить-таки к "болтеру" ещё и "порно"! Мехапорно.

Гримберт не позволял «Туру» стоять на месте. Два градуса правее. Два градуса левее. Резкая остановка. Задний ход. Разворот на двадцать семь градусов. Тангаж десять. Выстрел. Обратный разворот. Полный ход.

...да ну какой, блин, тангаж у наземной ходячей машины... может, вбок если только...
Гримберт продолжает наяривать на свою охуенность и на бой:

Есть люди, которые сравнивают поединок рыцарей со схваткой на мечах, есть те, кто считает его танцем. И тех, и тех Гримберт в глубине души считал идиотами, годными лишь чистить графские конюшни. Для него самого поединок был выверенной тактической схемой, прекрасной в своем несимметричном совершенстве. Сложной пространственной формулой, свитой из великого множества показателей, формулой, которая может быть как грозной и запутанной, так и дьявольски изящной.

К слову, бой всё ещё выглядит как избиение младенца, и никакого намёка на то, что враг не так уж и прост и у него есть хитрый план, мы не получаем.

«Полуночный Гром» отчаянно полосовал пространство вокруг себя автоматическими пушками, пытаясь нащупать «Тура», и даже в механическом лязге казенников ощущалось отчаянье. «Уже понял, – с удовлетворением отметил Гримберт, разворачивая тяжелую послушную машину для нового захода. – Уже осознал, с кем связался. Но сдаваться, конечно, не будет. И хорошо».
Схватка быстро превратилась в избиение. Гримберту больше не требовались инфракрасные прожектора, чтобы видеть, как пошатывается «Полуночный Гром» – судя по всему, сотрясения от множественных попаданий было достаточно, чтоб забарахлили гироскопы. А может, стала сдавать и без того перегруженная гидравлическая система. Гримберту не нужны были детали, ему нужна была победа. И он знал, что получит ее.

На третьей минуте Гримберт пафосно в ручном режиме добивает-таки вражеского меха, отстреливая ему правую ногу - ту самую, которая не держит нагрузку. К слову о пафосе:

Можно было поручить работу автомату, но Гримберт хотел выстрелить сам. Не из тщеславия. Когда разрабатываешь сложный план, очень важно, чтобы его ключевые детали были безупречны, а каждый фактор – кропотливо просчитан и учтен. В том плане, который он задумал, не должно быть неточностей. Слишком многое поставлено на карту. А все свои планы он воплощал в жизнь безошибочно – и только поэтому был еще жив.

Кстати, а почему вообще в ногу, когда пилот явно сидит где-то в корпусе? И что за мегаплан такой у Гримберта, что там вообще делает пилот "Полуночного Грома", почему его не добивают? Возможно, как раз в этом и будет ошибка и недооценка врага? Но пока мы следим за тем, как Гримберт останавливает своего меха и отключается от него. Пафосно, конечно же:

Гримберт удовлетворенно вздохнул и позволил себе обмякнуть на несколько секунд в пилотском кресле. Каждый бой высасывает силы, даже такой скоротечный и предсказуемый. Позже он с удовольствием будет вспоминать его детали, возможно, даже закажет немудреную песенку придворному поэту, пусть бездельник не зря получает золото из маркграфской казны. Но это все потом, потом, не сейчас. Сейчас он не может позволить себе расслабиться.
«Холостой режим, – мысленно приказал он терпеливо ждущему «Туру». – Реактор на нейтраль. Стоп ходовая».
Чтобы отсоединить от себя все концы амортизирующей паутины, пришлось как следует повозиться. Рассчитанная для того, чтоб поглощать кинетическую энергию, она обладала хитроумными замками, которые поддавались непросто, но Гримберт все равно сделал это сам, не дожидаясь оруженосцев.
Обретя относительную свободу, пусть даже в тесном коконе бронекапсулы, он принялся вынимать нейроштифты. Болезненная, но необходимая процедура, которую он всякий раз безотчетно оттягивал. Некоторые штифты были массивными и тяжелыми, как плотницкие гвозди, другие – длинными и узкими, точно кинжалы. Места, в которых они пронзали череп, стороннему наблюдателю могли бы показаться случайными, но Гримберт знал, что каждый из них находится в своем месте, высчитанном до тысячных долей дюйма.
Каждый щелчок, возвещающий о расстыковке узлов «Золотого Тура» с его нервной системой, заставлял его вздрагивать. Не от боли – боль была неизбежна, и с ней он за много лет успел свыкнуться, – от того мучительного ощущения, будто он собственными пальцами рвет нервные волокна, соединяющие его мозг с телом.
«Золотой Тур» и был его истинным телом. Бронированным телом весом в двести тонн, с глазами, способными сосчитать количество песчинок в горсти песка, и орудиями, готовыми превратить в россыпи пылающего шлака небольшую крепость. Теперь он медленно и мучительно терял его, чувствуя, как распадаются нейронные связи, – пытка, знакомая лишь рыцарю.

Я надеюсь, стерильность соблюдена... а ещё, кстати, головной мозг боли не чувствует, так что очередная двойка автору.

Щелчок – и мир, который он видел во всем спектре инфракрасных волн, более богатый красками, чем лучшие холсты придворных живописцев Аахена, съежился до блеклой палитры, доступной несовершенному человеческому глазу.

Вообще-то преобразователь инфракрасных лучей в видимые как раз и сводит их до диапазона, доступного глазу! И не стоит недооценивать этот самый диапазон, кстати - мы способны различить порядка 10 миллионов оттенков.

Еще один – и отключен радиоэфир, этот безбрежный невидимый океан, полнящийся сотнями сигналов и фонтанирующий данными. С каждым щелчком он терял сам себя, точно приговоренный на плахе, от которого императорский палач остро отточенным топором отрубает части тела.
Отключенная от дальнобойных орудий и зорких радаров, раскаленного реактора и чутких датчиков, его нервная система, казалось, съеживается внутри своей оболочки, возвращаясь к примитивно-рудиментарной форме многоклеточного комка плоти, спрятанного под бронированным колпаком и удерживаемого на месте амортизационной сетью из ремней. Требовалось несколько исполненных тягучего отвращения секунд, чтобы свыкнуться с мыслью, что этот комок плоти, биологические процессы в котором текут без малого двадцать пять лет, и есть он сам.
Он сам.
Гримберт, маркграф Туринский.

...у которого единственная любовь - его робот.
И тут ещё один разделитель главы, на чём я покамест заканчиваю. Возможно, продолжу ещё, если будет время.

Я

1. Голосую за этого чтеца(голосов 15 [75%])

   75%

2. Просто хочу погладить чтеца(голосов 12 [60%])

   60%

Всего голосов: 20

Гости не могут голосовать

Отредактировано (2025-04-28 06:47:14)

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Продолжим читать болтерпорно у нас дома!

▼Глава" 4⬍

ГГ выбирается из своего меха, его встречают слуги - жалкие унтерменши по его стандартам:

Несмотря на то что Гримберт, оказавшись на твердой земле, почти сравнялся с ними в росте, эти люди все еще казались ему недомерками, непропорциональными и жалкими лилипутами – его сознание хоть и разорвало связь с доспехом, все еще воспринимало мир с высоты в четыре с половиной пасса[8], или, считая в грубой, но привычной ему имперской системе, семи метров.

Чувак, может, заселишься уже в робота насовсем и сольёшься с ним в экстазе? Я помню, в вахакниге "Механикум" были пилоты "рыцарей", по сути очень похожих на мех Гримберта, и подключение к ним тоже было по нейроинтерфейсу, и воспринимали пилоты себя тоже как продолжение машины, а машину - как совершенство, превосходящее по всем статьям слабую живую плоть... и всё же, блин, таким пренебрежением к людям там отличались разве что отрицательные персонажи.
Любители пейрингов вида "рыцарь/его оруженосец", ваш выход! Гунтериху сейчас 16, так что для надёжности пару лет выждать, но потом...

– Прекрасная победа, мессир.
Гунтерих склонил голову. С почтительностью, которая приличествует старшему оруженосцу, встречающему своего сеньора из опасной кровопролитной битвы. Даже к выражению на его юном безусом лице нельзя было придраться, сейчас оно изображало ровно то, что и должно было изображать. Но выдало его не выражение лица, не поза и, уж конечно, не голос. Что-то другое. Возможно, блеск глаз, который Гунтерих пытался скрыть.
«Ложь – это то, что дается мальчишкам тяжелее всего», – подумал Гримберт, мысленно усмехнувшись. Иногда даже тяжелее, чем искусство навигации, картография или тактика.
– Это не победа, – пробормотал Гримберт, борясь с легким головокружением, естественным после разрыва нейрокоммутации. – Жалкий спектакль. Но, по крайней мере, мне удалось щелкнуть его по носу.
– Без сомнения, мессир, – подтвердил кутильер. – Он шлепнулся в грязь, как мешок с картошкой. Ваш последний выстрел был просто великолепен.
Мальчишка совершенно не владел искусством лести. Он лгал с безыскусностью деревенского скорняка, вздумавшего расшить шелковый гобелен бисером. «Большой недостаток в его воспитании», – подумал Гримберт. Бывают ситуации, в которых аккуратная лесть может сыграть большую роль, чем батарея двенадцатидюймовых орудий, палящая прямой наводкой.

А сам-то умеешь, мм? Кстати, шипперские намёки продолжаются:

Быть может, уже в этом году Гунтерих и сам приобретет право именоваться рыцарем и войдет в знамя маркграфа Туринского – уже на правах верного сподвижника, а не старшего слуги.

А потом не только в знамя, да?..
окей, это уже полный

«Без сомнения, это будет хорошее приобретение, – подумал Гримберт. – Мне нужны будут такие, как Гунтерих, – молодые, дерзкие, бесстрашные, верящие в несокрушимую силу своего доспеха и мощь своего господина. Не старики вроде Магнебода, чья голова набита заплесневелыми представлениями о рыцарских добродетелях и безнадежно устаревшими тактическими схемами. Новое, молодое, сильное семя. Новый штамм, из которого можно вырастить надежное подспорье. Мне оно пригодится, это подспорье. Господь свидетель, еще как пригодится…»

А что же соперник, спросите вы? (или не спросите, потому что сами уже забыли за этим гачимучи) А соперника его слуги пытаются вызволить из сломанного меха, вскрывая его некими "вибропилами". Судя по тому, что сам Гримберт и его соратники не пытаются помешать процессу - это всё же не война, а что-то вроде рыцарского турнира, и убивать противника не собираются.
Гримберт приосанивается над всеми остальными:

Зрителей оказалось в избытке – в этом он с удовольствием убедился, окинув взглядом походный лагерь. Вокруг отгороженной ристалищной площадки, где исходила дымом поверженная туша «Полуночного Грома», бурлила толпа, пестрая от разноцветных ливрей и гербов, звенящая сталью и ругающаяся на дюжинах невообразимых диалектов, среди которых почти невозможно было расслышать ни благородного франкского языка, ни мелодичной латыни.
Гербы эти Гримберт некоторое время рассматривал, рассеянно прихлебывая вино. Большая часть из них не вызвала у него никакого интереса – никчемные картинки, пытающиеся перещеголять друг друга количеством мечей и павлиньих перьев, жалкие в своей нелепой претенциозности. Все эти львы, единороги и звезды складывались в единое пестрящее полотно, полное крикливо-ярких цветов и лишь раздражающее глаз.
– И это славное воинство Франкской империи, – пробормотал он, не пытаясь скрыть раздражения. – Только взгляни на них, Гунтерих! Черт возьми, лангобарды должны распахнуть ворота Арбории еще до того, как мы дадим первый залп – просто из уважения к тому количеству краски, что мы извели!

Лангобарды... в реальном мире их королевство существовало в период Великого переселения народов, т.е. IV-VII век нашей эры (потом было завоёвано франками). Арбория/Арборея - видимо, это: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1 … %B0%D1%82) Существовало в X-XV веках. Похоже, история здесь - такой же винегрет, как технологии.

Гунтерих нерешительно кашлянул.
– Эти рыцари… все они прибыли по зову сенешаля, мессир, – произнес он осторожно. – Они выполняли свой рыцарский и вассальный долг.
– Еще скажи, что они сделали это по велению души! – Гримберт приподнял бровь, глядя на него. – Иногда ты отвратительно простодушен, Гунтерих. Это воинство, собранное сенешалем, может оглушительно греметь в походе, точно телега старьевщика, но как только дойдет до боя, я бы не дал за него и медного обола!

ГГ разговаривает сложносочинёнными оборотами, которые в реальности можно использовать разве что в ироничном ключе, но он делает это на полном серьёзе. А вот Гунтерих мне даже нравится, он более живой, чем его сеньор.
Сам сеньор тем временем снова вздыхает по своему оруженосцу:

Гримберт вздохнул. Гунтерих, без сомнения, во всех отношениях превосходный оруженосец. Сообразительный, проворный, исполнительный, когда нужно – тактичный и хладнокровный. Кроме того, не болтлив, что еще больше повышает его цену. Но иногда ему казалось, что тому недостает дерзости. Той самой дерзости туринских «вильдграфов», которая заслужила им славу не только преданных слуг империи, но и самоуверенных гордецов, плевать хотевших на порядки и приличия, веками ведущих свою войну на восточных рубежах. Войну, древнюю, как библейские сказания, призом в которой чаще все были лишь бескрайние лиги выжженной и мертвой земли.

Напоминает кое-что из современности, не правда ли?
Гримберт продолжает громко приосаниваться и унижать всех остальных сложносочинёнными оборотами:

– Ты в самом деле считаешь, что это сборище… – Гримберту хватило короткого жеста, чтобы захватить и гомонящую вокруг ристалища толпу, и скрытые брезентом доспехи, и бесчисленные походные шатры. – Это сборище представляет собой лучших рыцарей Франкской империи? Да это самый настоящий сброд, который сенешалю удалось наковырять по всем землям и сбить воедино. Позволь заметить, что вижу здесь я. Пяток заплесневевших графов, извлеченных из своих покосившихся замков, где мышей давно больше, чем слуг. Дюжины две баронов, алчных и тупых, как овцы, которых их отцы пасли, прежде чем присягнуть, сделавшись министериалами. И, будто этого мало, чертова прорва раубриттеров, этих блохастых голодных псов, которые стягиваются на запах несвежего мяса, точно стервятники!
Гунтерих поежился – гнев хозяина, пусть и не обращенный против него, едва не заставлял кутильера втягивать голову в плечи.
– Да, мессир.
– Ты думаешь, это лучшие из лучших? – Гримберт презрительно хохотнул. – Как бы не так! У императора тысячи вассалов, вот только они столь давно погрязли в разврате, удовлетворении противоестественных страстей и обжорстве, что неспособны даже забраться в доспех! Куда им! Гораздо проще интриговать друг с другом, деля плодородные земли, аббатства, крепости и заводы. Уж в этой войне они знают толк! Переться на восточную границу, чтобы глотать радиоактивную пыль и сражаться с дикарями-лангобардами? Вот уж нет. Уверен, стоило господину сенешалю объявить военную кампанию на востоке, как вся эта благородная публика бросилась врассыпную, точно перепуганные зайцы. Кто сказался больным, кто дал обет не участвовать в бою весь следующий год, кто милостью епископа принял посвящение в бонифратры[10] и отправился в дальние земли, кто не вовремя предпринял паломничество по святым местам…

Окей, мы поняли, все унтерменши, ты один здесь лучший. Так когда будет та самая обещанная ошибка? А вообще если технологии настолько развиты, что уже есть радиоактивная пыль - почему у меха-рыцаря такой унылый радиус поражения и что, блин, с массой?
ГГ ещё пару абзацев распинается на все лады о том, какой никчёмный сброд здесь собрался, но это уже даже не смешно, поэтому скип. А потом он ищет один определённый штандарт, и тут снова выскакивает повод шиппить:

Ничем не примечательный штандарт, теряющийся на общем фоне и даже, пожалуй, невзрачный. Полукруглый щит, разделенный на две равные половины, в правой части которого был изображен ключ со сложной бородкой, а в левой – черная птица с расправленным крылом. Гримберт улыбнулся.
За устроенным им на ристалище спектаклем наблюдало по меньшей мере двадцать тысяч глаз, но предназначался он лишь для одного зрителя. Особенного зрителя, у которого – Гримберт чертовски на это надеялся – было лучшее место.
Чтобы не выдать своего интереса к этому штандарту, он поспешно отвел взгляд и почти тотчас поморщился.

Ну-ка, ну-ка, что же это за особенный зритель? Увы, мы этого пока что не узнаем, ибо автор опять ударяется в описание того, какой сброд там собрался и как они примитивно орут, ругаются и богохульствуют. Например:

Пехота. Если франкские рыцари были костьми войны, на которых держалась вся императорская машина армии, пехота служила ее мясом – жестким горьким мясом, опаленным тысячами войн, но так и не сгоревшим. Здесь царил еще больший хаос, чем среди благородных зрителей. Кое-где мелькали кирасы баронских дружин, но и те почти тонули в ворочающемся человеческом месиве.

Сейчас этот грязный сброд ругается, отсчитывая друг другу проигранные в споре монеты, богохульствует, пьет и распевает похабные песни, не подозревая, что уже завтра кого-то из них насадят на лангобардские копья, кому-то проломят голову шестопером, а кого-то бросят подыхать на поле боя с распоротым осколками животом. И если вчерашние дружки еще вспомнят про него, то только для того, чтоб стянуть с него, еще хрипящего, сапоги.

Злобная и заряженная колючей энергией биологическая масса, слишком примитивная, чтоб быть разумной, слишком агрессивная, чтобы эволюционировать.

"Пехота - царица полей", говорите? Автор об этом определённо не слышал.
И чуть дальше у нас разделитель главы.

▼"Глава" 5⬍

Приосанивание рыцарей (в лице Гримберта) над пехотой продолжается:

– До черта народа, – пожаловался он. – Уму непостижимо, сколько пехоты нагнал господин сенешаль. Не удивлюсь, если он дождется вспышки чумы или чего похуже…
– Восемь тысяч человек, – с непонятной гордостью произнес Гунтерих, уловив направление его взгляда. – Семь полнокровных полков аквитанских пикинеров, которых привел сенешаль, полк иберийских касадоров, две тысячи тяжелой пехоты, тысяча аквитанских аркебузиров…
Неуместная гордость в голосе кутильера отчего-то разозлила Гримберта.
– Я бы не дал за это сборище и горсти куриного помета, – зло бросил он. – Единственное, на что годна пехота – не подпускать к рыцарям всякую лангобардскую шваль с ручными гранатами, да разбирать баррикады на улицах. Рыцарский кулак – вот что проломит стены Арбории!

И не только над пехотой - потом он замечает наёмников:

– Почему наемникам позволили находиться в общем лагере? – процедил он. – Немедля вышвырнуть их прочь за ограду. Непозволительно, чтоб эти ублюдки крутились между порядочными людьми! Не говоря о том, что они часто несут с собой холеру, вшей и проказу. Выгнать взашей!
– Приказ сенешаля. – Гунтерих не осмелился поднять взгляд на хозяина. – Некоторые подошли еще ночью, другие подтягиваются до сих пор. Кимвры, хатты, херуски…
– Видно, дела у нас хуже, чем я думал, раз уж господин сенешаль поспешил заручиться их помощью, – холодно заметил Гримберт. – От этого сборища разит, как от стаи шакалов. Господи помилуй, херуски! Да эти ленивые болваны не знают, с какой стороны ствол у аркебузы!

Видимо, хатты - это такое племя, и мне приходится заставлять себя осознать, что это не хатты из ЗВ. ГГ тем временем продолжает распинаться на все лады о том, как плохи решительно все, кого созвал сюда сенешаль... знаете, пожалуй, не стоит его с Гунтерихом шиппить, парень не заслужил такого.
Отдельно о хаттах:

– А мне приходилось, и не раз. Без сомнения, отважные воины. Бесстрашные, как дикие вепри. Я видел, как они орудуют своими пиками, как поднимают на ножи врагов, как наступают по телам своих же павших товарищей… Вот только особой буллой Папы Римского им запрещено брать в руки огнестрельное оружие под страхом отлучения от Церкви! Какая-то мутная история столетней давности… Вообрази себе, какой толк от них будет при штурме Арбории? Лангобарды тоже варвары, но они отлично управляются с артиллерией и знают, с какой стороны держать аркебузу. Чертовых хаттов перемелют в муку еще на подходе к городу!

Возможно, у них будет другая роль, об этом ты не подумал, о великий полководец?

– Про кимвров я и слышать не хочу. Святой Престол, может, и признал их христианами, да только у последнего сарацина больше представления о христианской душе, чем у этих вчерашних язычников. Город еще не успеет пасть, а они уже разожгут на улицах свои проклятые ритуальные костры и, как пить дать, предадутся каннибальским трапезам, вырезая у мертвецов сердца и печень! Превосходная компания подобралась. – Гримберт оскалился. – И это самое крупное выступление императорских войск за последние пять лет, подумать только! О ком еще мне стоит узнать, Гунтерих? Может, у нас в подкреплении имеется сотня боевых мавров? Или, допустим, отряд раскаявшихся еретиков? Отчего бы и их не включить в наше славное воинство?..
– Еще квады, мессир.
Гримберт стиснул зубы. Так вот отчего Гунтерих все это время отводил взгляд. Он уже знал, знал заранее, и боялся сообщить новость своему господину, вполне верно представляя его реакцию.
– Квады? – медленно произнес он, стараясь не выдать тоном охватившей его ярости. – Сенешаль нанял наемников из племени квадов для этого дела?
– Да, мессир.
– Почему мне не доложили?
Судя по движению кадыка на тощей шее Гунтериха, его кутильер только что сглотнул слюну и, кажется, справился с этим не без труда.
– Вы были заняты, мессир. Я не осмелился отвлекать вас в бою.
– И сколько этих чертей околачивается тут, в нашем войске?
Гунтерих почти не задумался, значит, помнил все на память. Что ж, хорошая память тоже весомое подспорье для рыцаря.
– Три сотни, мессир. Около десятка бронированных штурмовых трициклов и пехота. Я не видел их бумаг, но слышал, что у них на руках кондотта[12], заключенная с императорским сенешалем.

Кажется, у нас снова исторический винегрет, но это уже не новость. А мне чем дальше, тем интереснее: хоть кто-нибудь, блин, нравится этому ГГ? Кроме самого себя, "особого зрителя" и, возможно, Гунтериха?

«Потому что они лучшие головорезы из всех, которых только могут предложить восточные окраины империи, – ответил он сам себе. – Самые вышколенные, самые дисциплинированные, самые преданные. Это общеизвестно».
Отец тоже так считал. Его личная сотня состояла исключительно из квадов, лично отобранных, преданных, прошедших с ним все круги ада. Вот только отец никогда уже не поднимет свой стяг на этом поле…

Объяснение? Квады предали отца и убили его? Это, на самом деле, было бы неплохим объяснением, но, увы, Гримберт мысль не развивает, потому что

Мысль была мелочная, не имеющая большой важности, однако она мгновенно отравила ту легкость, что царила в его душе после выигранного боя.

Всё-таки на редкость отвратительный персонаж этот Гримберт 

– Я прикажу пустить квадских наемников в авангарде, – произнес он вслух. – И сам пойду следом за ними. Если хотя бы одна квадская мразь заколеблется в бою… Что ж, когда я ступлю на мостовую Арбории, ноги «Золотого Тура» будут заляпаны в их проклятой крови.

Ты ступи сначала, а то, может, вы штурм проиграете к чертям!

– Плевать на квадов, – отрывисто произнес он. – Это не моя кампания. В этот раз нашей сворой командует господин сенешаль. И если старику Алафриду не терпится разорить императорскую казну, кто я такой, чтобы препятствовать ему?
– Кто ты такой, Гримберт? Охотно скажу тебе, раз ты сам затрудняешься. Ты – самоуверенный болван!

НУ НАКОНЕЦ-ТО
Наконец-то, блин, хоть кто-то сумел осадить этого виликого вояку! Кто бы ни был ты, неизвестный пока персонаж - я тебя расцелую!
И на этом разделитель главы.

Отредактировано (2025-04-28 20:25:58)

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Штош, автор действительно пишет жутко. Жутко уныло. Удачи тебе чтец

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Моё почтение, чтец, ты сразу покорил меня таблицей прочности асфальта, это достойный ответ душноте автора. Сразу видно истинного мехафила и задрота *смахивает скупую слезу*

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Истина, подтвержденная бесчисленным множеством совпадений, – чем громче название доспеха, тем больше пустого пространства в голове у его владельца.

Это щас сказал владелец Золотого Тура?  Самокритично. И не знаю кто как, а я не могу отделаться от ассоциации с Золотым тельцом.
Какой невероятно скучный и утомительно тоскливый поединок. Брачный танец плоских червей зажигательнее. Высокие ставки! Накал эмоций! Экшн! Всё то, что забыл доложить автор.

Требовалось несколько исполненных тягучего отвращения секунд, чтобы свыкнуться с мыслью, что этот комок плоти,

Так и хочется предложить маркграфу стать пилотом ваховского титана.  Чтобы не разлучаться со своей любовью вовек!

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Гримберт какой-то человек-говно. Хотя автор, кажется, хотел изобразить этакого Нэда Старка с мозгами.

. Кое-где мелькали кирасы баронских дружин, но и те почти тонули в ворочающемся человеческом месиве.

Ммм, бодихоррор.

никчемные картинки, пытающиеся перещеголять друг друга количеством мечей и павлиньих перьев, жалкие в своей нелепой претенциозности. Все эти львы, единороги и звезды

А какой герб у нашего человека-говна? Если там тур, я разобью лицо фейспалмом.

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Моё почтение, чтец, ты сразу покорил меня таблицей прочности асфальта, это достойный ответ душноте автора. Сразу видно истинного мехафила и задрота *смахивает скупую слезу*

Задрот, ксено- и робофил, недофизик к вашим услугам!

Это щас сказал владелец Золотого Тура?  Самокритично. И не знаю кто как, а я не могу отделаться от ассоциации с Золотым тельцом.

Вот не далее как в следующем куске про это будет! И да, ему из-за этого местный священник не хотел освящать этого меха, потому что "еретический золотой телец", но ГГ подкупил и шантажировал

А какой герб у нашего человека-говна? Если там тур, я разобью лицо фейспалмом.

Из первоисточника специально для желающих, пока я не зачитала эту главу:

Самые проворные уже бережно терли герб Туринской марки на груди великана – замершего на синем поле ярко-желтого тельца.

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Самые проворные уже бережно терли герб Туринской марки на груди великана – замершего на синем поле ярко-желтого тельца.

Совершенно не претенциозно и не крикливо-ярко. 

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

12 дюймов. Калибр достойный. Нечто подобное, ЕМНИП, использовалось на флоте, в прибрежных батареях и, кажется, каталось по железной дороге. Имело огромные стволы и могло спокойно шарахать больше чем на 10 километров. Но наш герой ждал, пока враг подойдёт ближе чем на 200 метров. Может, у него эти пушки на мехе имеют ствол короче, чем калибр? Тогда логично, что предсказать траекторию сложно. И масса меха становится понятной. Две такие пушки, расположенные заметно выше центра тяжести, могут при одновременном выстреле и завалить мех.

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Ничего особенного – трехпроцентный раствор флефедрона[2] с небольшими добавками экгонина[3], бензедрина и византийского гашиша. Подходящая смесь, чтобы держать себя в тонусе следующие полчаса, изгнав из сознания посторонние мысли и суету.

*глубокий вдох*
ААААААААААААААААААААА.
Подходящая смесь, чтобы превратиться в пускающего слюни овоща. Это смесь амфетаминов, кокейна и гашиша, там побочек от судорог, галюнов, дезориентации и психоза до инсультов и остановки сердца. Гашиш вообще буквально затрудняет способности к вождению. Мало того что это 200 тонная хуйня, так её еще и колбасить будет.

Чтец, ты могуч, ты гоняешь стаи туч, я вот вообще не могу такое читать, у меня даже от пересказа мозг отключается
Спасибо за труд, буду ждать продолжения! От таблицы прочности я тоже в восторге

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Оооо, мой любимый жанр хуевых книг -  декламация, когда герои мыслят в духе "по разогретой от летней жары дороги мчался джип, тяжёлая машина для езды по бездорожью, внушающая уважение своими размерами. Несмотря на свой вес в тонну, он ничуть не боялся увязнуть в полусухой грязи благодаря четырехприводной системе и двигателя в стопиццот лошадиных сил. Из джипа начала раздаваться музыка - это водитель решил передавать разухабистые песенки из международной сети информации Интернет с помощью беспроводной связи, который была гораздо удобнее устаревших "джеков" - проводов с тупым и длинным концом штырём на конце, которые имели свойство постоянно перетираться в какой-то из своих внутренних металлических жил, через которые поступал ток, и переставали работать"

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

похожую на скрип выползающего из ножен лезвия

Оно там приржавело к ножнам что ле? 

Он просто приближался по кратчайшему расстоянию – огромный пятиметровый айсберг из бронированной стали

И вся эта груда металла размером с трехэтажный дом

Какие низкие этажи в этом воображаемом трехэтажном доме.

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Добьём таблицей прочности асфальта авторскую душноту первую часть до конца! Продолжаем погружаться в приключения (на самом деле нет) Человека-Говна:

▼недоглава 6⬍

В предыдущей серии мы закончили на клиффхэнгере о том, как нашего Человека-Говно осадил некто, называя самоуверенным болваном. Что ж, признавать ошибки Гримберт вроде бы умеет:

Вот что бывает, когда позволяешь мыслям чересчур увлечь себя. Утрата внимания, ослабление бдительности, и вот, пожалуйста, – уже несложно застать тебя врасплох. Не самый страшный грех для рыцаря, но чертовски неприятная слабость из числа тех, которые он не прощал своему окружению. Как и самому себе.

Ну посмотрим, действительно ли он не прощает это самому себе, а то обычно такие персонажи легко договариваются с собой...
Но кто же этот неизвестный пока герой? А это - тот самый старик Магнебод, о котором Гримберт довольно пренебрежительно отзывался в 4 недоглаве: "не нужны мне эти старики, застрявшие в традициях рыцарской чести".

– Я устал и не жду гостей. Зачем явился, Магнебод?
Его гость издал сухой смешок, похожий на треск надломанной ветви.
– Чтобы засвидетельствовать вам свое почтение в связи с выдающейся победой на ристалище, мессир. Потрясающий бой!
Гримберт со вздохом покачал головой.
– Твой голос выдает тебя с головой. Он столь фальшив, что вздумай хоть один фальшивомонетчик лить из него монеты, с него уже содрали бы шкуру.
– Ну что ты, что ты… Бой и в самом деле был восхитителен. Против кого в следующий раз ты выйдешь на бой? Против хромой курицы? Это не сильно-то изменит расстановку сил!

А он хорош, зрит в корень! Я всё ещё хочу его расцеловать. Да и в бою должен быть хорош:

Коренастый и крепко сбитый, он походил на рыцаря не более, чем мельница походит на графский замок, однако же был рыцарем – самым старшим и опытным во всем знамени Туринского маркграфства. Тяжелый, растерявший с годами остатки стройности, он и в самом деле казался неуклюжим, как мельничный жернов, обернутый во много слоев ткани, но люди, имевшие неосторожность усомниться в его рыцарских качествах, зачастую были вынуждены изменить свое мнение, причем самым неприятным образом – в бою «Багряный Скиталец» Магнебода стоил десятерых, пируя на поле боя подобно высвобожденному из адских глубин демону.

Пафосные названия тут все любят, в том числе и союзники. Чем Гримберту так не нравится "Полуночный Гром", звучит абсолютно в духе всего остального?

– Баронский доспех тяжелого класса весом в полторы тысячи квинталов против самого «Золотого Тура»? И ты в самом деле ждешь похвалы? Не много же чести в такой победе! У бедного малого не было даже шанса поцарапать твою броню!
Гримберт ощутил себя немного уязвленным. Упрек старшего рыцаря был простодушен и груб, однако иногда даже стальная болванка пробивает закаленную броневую плиту, если угодит в подходящее место и обладает достаточным запасом кинетической энергии.
– Никто не заставлял этого недоумка принимать вызов, – пожал плечами он. – Я дал ему возможность извиниться, но он ею не воспользовался. Не моя проблема в том, что калибр его пушек не соответствует размеру его чести. На будущее будет умнее – когда его доспех починят…

Но тут приходит Гунтерих с неким важным сообщением:

– Сообщение, мессир. – Гунтерих вновь кашлянул в подставленный кулак. – Радиосигнал.
– Ох, что там? Сводка погоды?
– Нет, мессир. Сообщение от вашего доверенного корреспондента с особым префиксом. Вы приказали немедленно докладывать обо всех вестях от него.
Гримберт одобрительно ему кивнул.
Молодец, смекаешь. Нет нужды называть имена, которые могут упасть в чужие уши. Пусть это даже уши Магнебода, старшего рыцаря его знамени.
Пока рано. Пока еще рано.
– Сигнал в метровом диапазоне, мессир. Сигнатуры кодов проверены, все сходится.
– Вот как? И что же этот собеседник собирается мне сообщить?
– «Глухарь уже на току». – Гунтерих перевел дыхание, словно пробежал, по меньшей мере, лигу. – Он сказал, вы поймете, что это значит.
– И что это значит? – осведомился Магнебод, хмурясь.
Гримберт широко улыбнулся.
– Не бери в голову.

О, пошли секретики и хитрые планы! Надеюсь, скоро узнаем, в чём же состоит особый план Гримберта и какую ошибку он совершил. Но пока наблюдаем за тем, как слуги ремонтируют "Золотого Тура". Помните, я говорила, что это Вархаммер у нас дома? Тут даже сервиторы есть:

Самую тяжелую работу взяли на себя сервусы, бездумные биологические машины с пустым, точно бесцветное лангобардское небо, взглядом. Способные лишь к выполнению самых простейших операций, однако наделенные огромной силой, они снимали броневые пластины обшивки, чистили банниками еще раскаленные орудия и загружали в боеукладку снаряды – уже не имитационные, а боевые. Иногда сервусы сталкивались между собой или роняли на землю инструмент, и тогда слуги беззлобно отвешивали им тумаки, которые те, впрочем, даже не ощущали. Уцелевших нейронов в их черепах не хватало для того, чтобы понять смысл боли или ощутить все ее многообразие, Святой Престол давно избавил их от нее, как и от многих прочих вещей.

А вот и пресловутый герб (найдите хоть одно отличие от всех предыдущих рыцарских гербов, упомянутых в тексте):

Более тонкую работу выполняли оруженосцы и пажи. Вчерашние мальчишки, они с обезьяньей ловкостью взбирались по доспеху на самый верх, чтоб отполировать сияющую на солнце сталь и бережно протереть тряпицами антенны. Самые проворные уже бережно терли герб Туринской марки на груди великана – замершего на синем поле ярко-желтого тельца.

А ещё у Гримберта были проблемы с тем, чтобы назвать так своего меха:

В свое время, вспомнил Гримберт, ему даже пришлось выдержать серьезную битву с епископом Туринским за право даровать своему доспеху надлежащую цифровую сигнатуру. Он должен был именоваться «Золотым Туром» и никак иначе. Однако епископ категорически возражал против этого имени, полагая его еретическим, отсылающим к презренному идолу, что изготовил из золота Аарон, брат Моисея, когда тот поднялся на гору Синай[14]. Чтобы убедить епископа забыть про свои предубеждения, ему потребовалось четыре с половиной тысячи флоринов, что составляло пятьсот десять тройских унций[15] золотом. Вполне изрядный вес для подкупа прелата такого уровня, однако Гримберт для надежности увеличил его еще на четверть ливра бумаги – именно такую массу имело одно личное письмо, кстати оказавшееся у него, живописующее некоторые привычки, которые его преосвященство приобрел во время своей службы в мужском монастыре Монте-деи-Капуччини.

А вот масса золота передана вполне точно - 15,86 кг, масса одной монеты 3,53 г (именно столько весил настоящий флорин). Взятки и шантажа оказалось достаточно, чтобы епископ освятил "Золотого Тура", но Гримберт на него ещё и технологии не для широкого круга лиц устанавливал:

Святошам еще не раз довелось согревать свои руки теплом туринской казны. За то, чтоб заполучить в свое распоряжение технологии, охраняемые Святым Престолом, тоже предстояло изрядно раскошелиться. Фазированная антенная решетка – шесть тысяч флоринов. Гироскопические датчики угловой ориентации – четыре тысячи. Система искажения магнитного поля – восемь тысяч. Комплекс активной защиты – четырнадцать…

Кто-нибудь понимает, зачем ему искажение магнитного поля и, главное, зачем для этого особая дорогая система? Вот и я нет, потому что "искажение магнитного поля" вызывается любой неровностью или повреждением в материале, а робот явно не однородный правильной формы кусок металла. А вот фазированная антенная решётка - не псевдонаучный бред, а вполне реально существующая вещь, тут автору плюсик за матчасть. Дальше автор многословно распинается ещё о том, какой Золотой Тур дорогой и экипированный по последнему слову техники мех. И не изменяет своей любви к обскурной терминологии (хоть сносками снабжает):

За эти деньги он, пожалуй, мог бы увеличить площадь своих владений по меньшей мере на тысячу квадратных арпанов[16] хорошей плодородной почвы, не испорченной радиоактивными осадками, промышленными ядами и кислотой. Но выбрал доспех, хотя к тому моменту, когда его проектирование было поручено лучшим миланским инженерам, уже сознавал – истинная сила измеряется отнюдь не в дюймах орудий главного калибра и не в квинталах закаленной брони. Есть в мире силы, которые управляют течением вещей куда более эффективно…
Чертовы мальчишеские комплексы, от которых так тяжело отказаться, заполучив в руки полноценную власть! Он знал, как будет выглядеть его «Золотой Тур», знал задолго до того, как тому суждено было воплотиться в металле. Бессонными ночами представлял его огромные наплечники, служащие бронеколпаками для орудий главного калибра, огромные, точно церковные купола. Грезил сложным устройством лобовой брони, мысленно размечал расположение радаров и автоматических батарей…

Его единственная любовь, говорю же! Пускай переселяется в своего меха насовсем, как Индий Кавалерио в "Механикуме" - в своего титана!

Единственное, чем «Золотой Тур» не мог похвастать перед самодовольными собратьями, собранными сенешалем со всех концов империи, так это сигнумами на броне. Эти примитивные знаки, свидетельствующие о пережитых доспехом и его владельцем битвах, всегда казались ему никчемными и жалкими, похожими на те еретические письмена, которыми татуируют свою шкуру дикие еретики. Не сигнумы свидетельствуют о доблести рыцаря, пусть даже он щеголяет целой сотней их, отнюдь не сигнумы…

А Гримберт-то палится в духе "зелен виноград", ведь он вовсе не возражает, мол, я битв прошёл много, но из принципа не вешал сигнумы на своего меха - значит, ни одной битвы не пережил
Но мы совсем забыли про Магнебода, а тому есть что сказать:

– Ты ведь знаешь, с кем ты разделался? – спросил он, скрипнув зубами. – Знаешь, ведь так?
– Какой-то рыцарь из министериалов[17], – легкомысленно отозвался Гримберт. – Их в последнее время расплодилось больше, чем мышей на кухне. Черт, я даже имени его не помню. А что тебе до него?
– Мне? Ничего! – резко оторвался Магнебод. – Но есть люди, для которых это кое-что да значит. Например, его сиятельство граф Женевы. Что-то мне подсказывает, он будет очень недоволен. И хорошо, если высказать свои претензии он явится к тебе, а не к императорскому сенешалю!

Что, и это вся ошибка с недооценкой врага - победил рыцаря со знатным покровителем? Надеюсь, что всё-таки нет, потому что это будет слишком скучно.
Тем не менее, новость Гримберта беспокоит, так что он даже проливает вино. Слуги немедленно приводят его в порядок, но он всё равно недоволен:

Рядом тут же возник слуга, чтобы вновь наполнить его кубок. Другой поспешно протер его подбородок шелковым лоскутом, смоченным бальзамическим уксусом. В их движениях не было надлежащей сноровки, но сейчас Гримберт готов был закрыть на это глаза. Походная жизнь, увы, имеет свои недостатки, в том числе отсутствие вышколенных дворцовых слуг.
Здесь не было многих привычных ему вещей. Мраморной прохлады Туринского дворца, бархатного шелеста фонтанов, прелестных куртизанок, чьи тела улучшены придворными хирургами для вящей соблазнительности настолько, насколько это может выдержать человеческая физиология…
Вместо всего этого – сухое лангобардское небо, кажущееся растянутой над головой бесцветной ветошью, скудная истощенная почва и все прелести походного лагеря – шум, вонь, брань и необходимость наблюдать вблизи за жизнью черни, пусть и напялившей на себя доспехи. Миазмы грязных тел доставляли Гримберту физическое страдание, несмотря на все усилия слуг и огромное количество благовоний.

Ну ты же рыцарь, блин, должен быть привычен! А хотя да, у тебя даже доспех без единой отметки о битве... Короче, у нас тут неженка, ни разу не вылезавший из дворца, столкнулся с обычной жизнью
А ещё у Человека-Говна чудные нацистские замашки:

А еще квады… Даже сейчас, огражденный от толпы черни многими туазами пустого пространства, он до сих пор слышал обрывки их грубой гортанной речи. Скорее всего, обычная психосоматика, чистое самовнушение, но… Гримберт едва не прокусил губу, представив, до чего заманчиво было бы забраться в «Тура» и перевести в боевой режим фугасные огнеметы, чтоб сделать сотворенный Господом мир, истерзанный великим разнообразием грехов, хоть немного чище…

Знаете, это можно было бы хоть немного понять (и то не оправдать, а всего лишь понять), если бы автор раскрыл подробности того, что именно совершила та самая квадская сотня в подчинении отца ГГ. Они оказались предателями и перебили всю семью, и теперь Гримберт не может не думать о мести? Но мы не получаем этой информации. Мы вообще ничего о квадах не знаем, ведь ГГ уходит от мысли, не развив её. Так что буду считать его нацистом сраным.
Тем временем Магнебод продолжает его распекать:

– Не стоит придавать слишком большое значение обычным случайностям, Магнебод, – небрежно произнес он.
Любой другой рыцарь Туринского знамени, уловив намек сеньора, счел бы за лучшее раскланяться, заодно принеся извинения и уверения в глубочайшем почтении. Однако Магнебод лишь хрипло хохотнул. Представить его извиняющимся или отвешивающим почтительный поклон было не проще, чем вообразить пророка Мухаммеда в Папской тиаре.
– Обычным случайностям… – повторил он вслух. – Вот ведь как забавно, что ты об этом вспомнил, причем именно сейчас.
– Забавно? Отчего же?
– Я уже не молод, Гримберт. Многие твои рыцари бахвалятся одержанными победами и именами завоеванных любовниц, я же счастлив в те дни, когда, выходя из сортира, не забываю натянуть шоссы. Однако кое-что я помню так же отчетливо, как и сейчас. Например, времена, когда мне приходилось гонять тебя, точно ленивого ишака, угощая хворостиной поперек спины и обучая тем наукам, которые положено знать рыцарю. Тебя и твоего приятеля, того пажа, как там его звали…

Маловато, маловато ты его хворостиной "угощал"!

– Когда-то я пообещал твоему отцу, что сделаю из тебя рыцаря. И, черт возьми, мне это удалось, хоть и не без труда. Ты всегда был смышленым мальчишкой, Гримберт, но…
– Что?
– А еще ты причинял мне больше мук, чем чирьи на моей старой заднице после трехдневного марша.

Могу поверить
И тут у нас разделитель главы.

▼недоглава 7⬍

Похоже, я переоценила Магнебода:

Магнебод презирал маневры уклонения, презрительно именуя их танцами. Сам он никогда не совершал обманных бросков, не путал противника сложной траекторией, состоящей из финтов, ложных маневров и прочих хитростей. В основе его тактики было предельно быстрое сближение с противником вплоть до дистанции действенного огня, на которой восьмидюймовые орудия[19]его «Багряного Скитальца» кромсали вражеские машины, точно крестьянская коса – цыплят.

Что в реальных боевых действиях происходит с нелюбителями хитростей, мы можем видеть везде, от хроник Второй мировой до DeepState. А ещё не могу не отметить любовь автора к огромному калибру без уточнения длины орудий - уж не поэтому ли, как предложил кто-то из анонов выше, у мехов в этом Вархаммере такая малая дальность стрельбы?
А Гримберт отвечает на укол из концовки предыдущей недоглавы:

– Вполне вероятно, – легко согласился Гримберт, начиная испытывать легкое утомление от этой беседы. – В юные годы я, помнится, был весьма непоседлив. Юношеский пыл в сочетании с рыцарскими романами – коварная смесь. Легковоспламеняющаяся, как гидразин[20], и такая же опасная. Но у меня было время набраться ума.
– Ума… – пророкотал Магнебод. – Вот уж чем ты точно не мог похвастаться в ту пору! Помнишь, когда тебе было двенадцать, ты расстрелял из пулеметов сервуса-виночерпия прямо у меня перед носом. Оставил меня без выпивки и едва не заставил намочить портки. Помнится, вы с Аривальдом прямо покатывались со смеху…

Аривальд - паж-приятель, которого Магнебод упоминал в предыдущей главе, но я это не стала цитировать, поскольку оно было окружено скучным текстом. Не могу не отметить, что Человек-Говно ещё и опасен для общества - расстрелять из пулемётов (!) сервитора перед носом у старшего... Про мораль говорить не будем - у нас здесь явно гримдарк и вообще Вархаммер дома, сервусы там за разумных существ не считаются и их не жалко, но ты же человека, старшего, задеть мог! И вообще убить нахрен!

– Еще бы не помнить, – ответил он с улыбкой. – В наказание ты гонял нас по чертову полигону до самого заката, а потом поставил на целую ночь в караул, и мы с Вальдо замерзли, как щенки…
Магнебод осклабился, демонстрируя небогатый набор пожелтевших от времени зубов.
– А надо было стащить с тебя гамбезон и отхлестать ремнем! Так, чтоб отцовский церемониймейстер еще неделю упрашивал тебя сесть хотя бы на время трапезы!

По-моему, в реальном средневековье (или сеттинге а-ля Ваха) за подобное бы не ремнём хлестали, а плетью или кнутом до шрамов на спине, если не отрезали бы что-нибудь важное.

Иногда Магнебод вел себя, как неотесанный варвар, больше напоминающий дикого лангобарда, чем доброго христианина, занимающего к тому же главенствующее положение среди рыцарей Туринской марки. Вздумай любой другой рыцарь его знамени обратиться к своему сеньору в подобном тоне, расплата была бы мгновенной. И достаточно значимой, чтобы имя незадачливого рыцаря на долгое время сделалось жутковатым символом того, на какую участь обрекает себя всякий вассал, утрачивающий уважение к своему сюзерену.
Но Магнебод…
На правах старого наставника он пользовался рядом привилегий, которые Гримберт не в силах был отменить. Ему прощалось все – и недостаточная почтительность, и наглость, и его безумные кутежи, которые долго с содроганием вспоминали в Турине, и многое другое, немыслимое не только для рыцарей, но и для особ двора.

Короче, у Гримберта от Магнебода подгорает, но он всё же уважает его. Они ещё немного пререкаются:

– Я пытался вырастить из тебя рыцаря, Гримберт. Как того желал твой отец.
– Разумеется. А когда мне пришло время получить свой первый доспех, ты распорядился выдать мне консервную банку, столь ветхую и никчемную, что надо мной еще три года потешались все отцовские рыцари. Как там его звали?.. «Радетель Истины»?
– Но ты переименовал его в «Предрассветного Убийцу», только лишь чтоб досадить мне.
– Черт побери, Магнебод! – вырвалось у Гримберта. – Мне было девять!

Сильно рано, кстати, если у них там мех пилотируется через нейроинтерфейс, для которого надо сверлить дырки в черепе. Даже в Вахе космодесантникам вживляли "чёрный панцирь" (который подключается к их силовой броне) позже всего остального. Мозг-то растёт и новые связи нарабатывает!
Так или иначе, воспоминания о юношестве сменяются воспоминаниями о предыдущих боях и разборках. Причём с соперниками Гримберта всегда что-то случалось:

– В тот раз ты сказал, что выстрелил не нарочно. Досадная случайность. – Магнебод смерил его взглядом тусклых глаз, похожих на потерявшие блеск окуляры рыцарского доспеха, давно не знавшие полировки. – Произвольное срабатывание оружейного привода, так?
– Возможно. Что с того?
– Двумя годами позже майордом твоего отца скоропостижно скончался, впрыснув себе экстракт белладонны вместо настойки опия.
Гримберт пожал плечами.
– Он никогда не отличался должной внимательностью. Неудивительно, что дела Туринской марки при нем были столь запущены, а вместо звона золота из казны доносилось лишь шуршание долговых векселей.
Магнебод, прикончив вторым глотком бутылку, буркнул в покрасневшую от вина бороду:
– Тоже случайность. Как и в тот раз, когда граф Кавур нелепо погиб прямо в бронекапсуле собственного доспеха.
– Стечение досадных обстоятельств, – вздохнул Гримберт. – Уверен, ничего подобного не произошло бы, если б не распустил своих бездельников-оруженосцев. Это их работа – следить за энергосистемой доспеха, не так ли?
– Он получил сорок тысяч вольт прямо в затылок, через нейроштифт, – заметил Магнебод. – Говорят, вместо головы у него на плечах остался кусок угля размером с еловую шишку.
– А еще говорят, что граф Кавур в кругу своих друзей не раз выражал сомнения в том, по праву ли я принял маркграфскую корону. И, более того, уже серьезно задумывался насчет сговора с венецианскими купцами, чтобы те подбросили ему денег на мятеж… Согласись, эта случайность сэкономила много крови мне и моим подданным.
Старый рыцарь осторожно склонил голову.
– Кажется, тебе чертовски везет, а?

Не то слово! Гримберта эти намёки, конечно, напрягают, но он доверяет Магнебоду, поэтому продолжает разговор нормально:

– Что ты имеешь в виду?
– Случайности. – Магнебод не любил жестикулировать и часто жаловался на старые суставы, а потому лишь скупо обозначил жест коротким движением пальца. – Все те случайности, которые неизменно возникают вокруг тебя, точно путаны вокруг ландскнехта, вернувшегося из похода, норовя урвать монету.
Гримберт широко улыбнулся. Отчасти, чтобы скомпенсировать кислый привкус, внезапно появившийся во рту, едкий, как уксус.
– Мы живем в мире, созданном Господом, Магнебод. Не нам корить Его за то, что всех правил мироустройства мы, Его создания, не в силах уразуметь. Быть может, все то, что мы считаем случайностями, это Его воля?

Неплохое самомнение, прям ересь Гримберт случайностей очень не любит:

Всякую случайность он находил не проявлением Господнего вмешательства, как некоторые святоши, а личным оскорблением, свидетельством того, что план, выверенный им в деталях, с безжалостной точностью, неидеален.

Ну и, конечно же:

Случайности сделались его союзниками и соучастниками. Уже не в мальчишеских проделках, как бывало. В куда более серьезных затеях, включая те, о которых Магнебоду не стоило знать даже по долгу службы.

▼недоглава 8⬍

Гримберт думает, как бы так свернуть разговор, и продолжает Планировать Планы. Но Магнебод его палит:

– Я не учил тебя этому.
– Что?
Удивительно, кажется, Магнебоду удалось застать его врасплох. Гримберт разозлился на себя – давно, очень давно он не позволял никому застать себя врасплох.

Да вообще-то вот полчаса назад, когда этот же Магнебод к тебе незаметно подкрался

– Я учил тебя стрельбе на сверхдальние. – Магнебод провел пальцами по своей спутанной грязной бороде. – Маневрированию в ограниченных пространствах. Навигации по магнитным полюсам. Шифрованию, навигации, тактическому сыгрыванию. Тысячам вещей, которые положено знать рыцарю. Но, во имя памяти твоего отца, не я учил тебя интриговать, Гримберт. Этому ты научился сам.
– Что?
– Ты слишком быстро повзрослел. Еще вчера ты бил палкой крапиву у замковой стены, воображая, что отбиваешь у сарацин Гроб Господний, а сегодня уже ведешь в атаку три дюжины рыцарей Туринской марки, как когда-то вел твой отец. Но иногда мне, старому рубаке, делается жутко, когда я замечаю, до чего ты не похож на него.

1) Сверхдальние - это 100 метров?
2) Навигация по магнитным полюсам - найти на компасе север, юг и запад с востоком, или всё-таки что-то посложнее?

– На плечах у твоего «Тура» четыре двенадцатидюймовки, – тяжело обронил он. – Потрясающая огневая мощь. И я знаю, что ты бьешь из них без промаха, потому что когда-то сам учил тебя этому. Но знаешь, все чаще мне кажется, что ты избегаешь использовать это оружие. Вместо этого ты куда охотнее пускаешь в ход другое. Свои ядовитые злокозненные планы.

Сколько-сколько пушек на плечах?! Какой они длины и какая от них отдача?

Гримберт набрал воздуха в грудь, чтоб хватило на резкую отповедь, но Магнебод явно не желал предоставить ему возможность для контрудара.
– Я паршиво вижу еще с тех пор, как херовы силинги залили нас с твоим отцом ипритом во времена Адской Наковальни. Но я еще не слепой, Гримберт. Я вижу, что тебе куда привычнее расправляться со своими врагами при помощи хитроумных планов и интриг. Нет, дай мне закончить, пока чертова жажда снова не вернулась… Ты всегда был умным мальчишкой. Может, не таким сообразительным, как Аривальд, тот схватывал на лету, но… Ах, черт, да… У тебя всегда была светлая голова. Но все эти твои планы, все эти задумки… Ты никогда не делаешь ничего случайно, так ведь? Если ты что-то делаешь, то только тогда, когда полностью уверен в результате. И каждый план у тебя – что паутина о тысяче нитей. Тут потянешь, там дернешь, там обрежешь. Как…. как…
Произнесет или нет? Гримберт поймал себя на том, что с интересом ждет этого. Это слово часто произносилось в Туринской марке, но никогда – в его присутствии. Обычно если кто-то осмеливался его произнести, то лишь после того, как убеждался, что поблизости нет маркграфа Гримберта или его слуг.

О, что же это за слово такое, которое ни в коем случае не при ГГ произносят? "Мудак"? "Говно"?..

Это слово тайком преследовало его уже много лет. Ступая на тонких невесомых ножках, оно пробиралось в маркграфский дворец и тихонько сновало там, прячась при его появлении. Оно шуршало на грязных улицах, замирая при виде печатающих шаг стражников с турами на кирасах. Оно гудело на ветру, с какой стороны света этот ветер ни заявился бы в Турин. Оно проникло даже в его рыцарское знамя, найдя щели в доспехах. Иногда Гримберту даже казалось, что он видит это слово на чьих-то губах, но всякий раз это оказывалось мороком. Во всех землях империи франков не нашлось бы человека, способного произнести его, глядя в лицо Гримберту, маркграфу Туринскому.
Но Магнебод с его несдержанным ворчливым нравом мог бы и рискнуть.
– Как кто?
Старший рыцарь отвел взгляд.

Да что за слово, автор-интриган?!

– Врать не стану, здорово у тебя это выходит. Как у шулера за карточным столом. Вроде ничего и не сделал, зыркнул туда, зыркнул сюда, пальцем шевельнул, ан смотришь – и все за столом уже валяются в луже собственной мочи и крови с кинжалами в горле. И вроде как все само собой случилось, без твоего ведома. Ловко, черт возьми. Ловко! Один только барон Остейский чего стоит… Я уж думал, без сечи не обойдется, даже название для нее загодя придумал. Приказал уже боеукладку грузить – тучи к тому времени над Турином такие сгустились, что и пушкой не прошибешь. А ты… Раз! Раз! И готово. Зарубил его без меча. Одним только пером и чернилами.

Намекнул и не признаётся

– Я и говорю – ловко сыграл. Или тот диакон из епископского клира! Уж как он на тебя обозлился, сладу не было. Еретиком клял, безбожником, тлетворным пау…

...всего-то "паук"?

– Это было непросто, – признал Гримберт. – Но стоило того. То, что тебе кажется интригой, на самом деле битва, пусть даже ей никогда не обрести звучного имени и не затвердеть сигнумом на чьей-то броне. В таких битвах не грохочут пушки и герольды не дуют в трубы, возвещая атаку. И все же это войны, и сил на них уходит не меньше. Надо изучить вражескую оборону и определить в ней слабое место. Прикинуть пути подвоза боеприпасов и пространство для маневров. Подготовить силы для долгой осады и наметить боевые порядки. Подвести незаметно фугасные огнеметы на передовую и провести рекогносцировку. Это война. Уж извини, если предпочитаю вести ее не теми методами, которые были популярны во времена вашей с отцом молодости.
Магнебод тяжело засопел, втягивая воздух не единожды переломанным носом.
– Скажи мне начистоту, Гримберт, – вдруг потребовал он. – Скажи мне ради памяти твоего отца. То, что ты сделал сегодня… Это ведь не еще один камешек в твоей бесконечной вражде с графом Женевским? Потому что если так… Если так, у всех нас могут быть неприятности. И куда более серьезные, чем жалкая кучка лангобардов за крепостными стенами.

В общем-то он прав, раздор между командирами войска перед самой битвой к хорошему не приведёт.

▼недоглава 9⬍

Гримберт сначала притворяется отвлёкшимся, но Магнебод не сдаётся:

– Граф Женевский, – тяжело выдохнул Магнебод, сверля его взглядом. – Рыцарь, которого ты разбил намедни, был из свиты Лаубера. И я слишком хорошо знаю его нрав, чтобы думать, будто он спустит тебе это. Ты ведь этого и добивался, верно?
Гримберт усмехнулся.
– Ты стал интересоваться политикой, мой друг?
Магнебод ответил ему недоброй гримасой, больше похожей на оскал хищного вепря.

...чей-чей оскал?.. Не, кабаны, конечно, существа всеядные и клыки у них есть, но автор явно их с кем-то перепутал.

– Свои сигнумы я заработал в бою, а не на балах и высочайших приемах, – буркнул он. – Но даже я знаю, что вы хватили лишку. Ходят слухи, что ваша вражда с графом Женевским многих уже утомила. И когда я говорю «многих», то имею в том числе и Аахен, это гнилое, полнящееся ядом сердце распроклятой империи. Смекаешь, откуда ветер дует?
– Да, – ответил Гримберт, поморщившись. – Судя по запаху, от квадских выгребных ям. Надо было приказать разбивать шатер подальше от солдатни.
Но Магнебод был слишком раздражен, чтобы позволить невинной шутке отвлечь себя от темы, которая, судя по всему, волновала его не меньше завтрашнего штурма.
– Сколько лет она уже длится? Двенадцать?
– Тринадцать. Отец умер тринадцать лет назад.
Магнебод яростно вцепился пальцами в бороду и засопел.
– Тринадцать! Подумать только. Тринадцать! Во имя отрезанных яиц святого Филиппа, я надеюсь, вы с графом Лаубером достаточно умны, чтобы не продолжать ее тут, у всех на виду!

Ещё одна небольшая деталь в биографию Гримберта: отец погиб 13 лет назад и это как-то связано с квадами и графом Женевским. Подробности? Вы о чём, кому нужны эти детали, когда можно красочно (нет) живописать, как мех делает шаг, наводит пушки, совершает выстрел, как ГГ из него вылезает...

– Как будто я сам рвался примкнуть к его победоносной орде! Господину сенешалю было угодно объявить сбор всех знамен, включая Туринское. Посмей я отказаться, это было бы приравнено к нарушению вассальной клятвы, а то и измене короне. Известно, что на период военной кампании господин сенешаль есть глас императора и меч императора…
– А еще судья императора! – пробасил Магнебод, не скрывая раздражения. – Не забывай об этом! Если вы вдруг сцепитесь друг с другом, точно два бешеных пса, сорвав тем наступление, уверен, сенешаль с удовольствием вздернет вас обоих на одном дереве, позабыв про ваши чины и заслуги перед престолом!

Вполне логично. Пробивает ли этот аргумент Гримберта, уверенного в собственной непобедимости? Ха-ха три раза.

– Ты преувеличиваешь, мой старый друг, уверен, Алафрид, несмотря на обилие государственных забот, свалившихся на него в последнее время, сохранил достаточно разума. И достаточно памяти. Ты ведь помнишь, было время, когда он нянчился со мной, точно заботливая сиделка. Рассказывал про величайшие битвы, в которых участвовал его «Великий Горгон», и объяснял, чем корпусный реактор силовой установки отличается от канального, как выверяют дистанцию для стрельбы на сверхдальние, что такое бризантное воздействие…

Знаю, что такое бризантность. Бризантное воздействие? Насколько мне известно, так не говорят. Ну и видели мы эту стрельбу на сверхдальние... Жаль, про реакторы подробностей нет, а то было бы интересно почитать, как автор понимает их устройство.
Они продолжают пререкаться в разных формулировках, Магнебод стоит на "Ты думаешь, что сенешаль тебе всё с рук спустит только потому, что был другом твоего отца?", а Гримберт... а Гримберт необучаемый:

– Воистину, некоторые склонны раздувать бурю из дуновения ветра. Ладно, допустим, я немного пощипал одного из птенцов Лаубера. Мне было скучно, а он был круглый дурак, к тому же мне требовалось проверить, насколько «Тур» готов к завтрашнему бою. Ты даже в этом видишь подвох, мой друг?
– В последнее время я вижу подвох во всем, к чему ты прикасаешься, Гримберт, – вздохнул Магнебод, косясь на него из-под густых бровей.

Ой, продуют они эту кампанию. Ой, продуют!

– Не мешай Алафриду! – Магнебод поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. – Не отравляй вашей враждой с графом Лаубером кампанию, которую он готовил столько времени.
Гримберт пренебрежительно фыркнул.
– Тебе ли не знать, что император провозглашает начало военных кампаний чаще, чем тосты за обеденным столом! Допустим, мы завтра пощиплем лангобардов. Все равно нам не удастся скинуть их в Mare Mediterraneum[26], сколько бы ни льстили себе придворные стратеги, гораздо чаще двигающие кубки с вином по столу, чем фишки по тактической карте. Допустим, сожжем город или два, да что толку? Если еретики чем и славятся, так это своим варварским упрямством, которое с лихвой замещает им бессмертную душу. Истерзанные, изорванные и опаленные нашим огнем, они откатятся в глубь лангобардских земель, но уже через два дня перегруппируются, вкопаются в землю и ответят так, что от этого крысиного воинства, голосящего вокруг моего шатра, полетит во все стороны дерьмо вперемешку с паленой шерстью. Знаешь, что будет дальше?
В этот раз он не дал Магнебоду перебить себя. Придвинулся на шаг, вперив взгляд ему в глаза. И с удовольствием ощутил, как старый наставник заколебался. Не отошел, не попятился, но словно на миг уменьшился в размерах, потерял тот горящий внутри запал, который дает силу ярости.
– Будет очередная паскудная резня, которой придворные летописцы поспешат дать славное название, сигнумами которой уцелевшее ублюдочное воинство изрисует свои доспехи. Остатки героев, ломая строй, бросятся обратно, сжигая по пути уцелевшие деревни, грабя друг друга и не обращая внимания на клятвы и гербы, бросая за спиной пехоту и обозы. Императорские стратеги, еще вчера упоенно делящие между собой лоскуты лангобардских земель, ринутся прочь, покрывая по сотне лиг[27] в день, и самое позднее через четыре дня ворвутся в Аахен, где сам Папа Римский умастит их чела миррой и назовет защитниками христианской веры и героями. По меньшей мере полдюжины получат новенькие графские короны – еще до того, как их оруженосцам удастся изгнать запах испражнений из их бронекапсул. Без сомнения, это будет славная битва! Уже предвкушаю!

Ну... предположим. А ты что предлагаешь, о великий и невероятно многословный стратег? Но конструктивных предложений у Гримберта нет, зато есть ещё два абзаца воды в таком же духе. Как плохой диплом читаю, честное слово.
Магнебод всё же спорит:

– В этот раз многое может быть по-другому, – заметил он сдержанно. – Алафрид в самом деле скопил немалую силу. И наше Туринское знамя в три дюжины рыцарей – лишь соломинка в скирде. В этот раз все будет серьезнее, чем вылазка в соседний курятник, Гримберт. Одних только рыцарских знамен не меньше дюжины, а если считать пехоту да артиллерию, если считать баронов и раубриттеров, выходит порядочная орда. Если нам в самом деле удастся проломить ворота Арбории…

И они продолжают уныло переругиваться, а Гримберт думает свою думу о том, что Магнебод устарел:

(...) Не понимает, что победа достигается не сосредоточенным артиллерийским огнем и не рыцарской доблестью, а иными, куда более тонкими и сложными инструментами. Реликт старой эпохи, еще не исчерпавший свою полезность, но безнадежно устаревший. Когда-нибудь его сменят другие – более сообразительные и гибкие, вроде Гунтериха. Не сегодня и, вероятно, не завтра, но…»

▼недоглава 10⬍

Закончить эту мысль он не успел, потому что со стороны облепленного слугами «Золотого Тура» донесся короткий испуганный крик и сразу же вслед за ним – негромкий лязг. Так бывает, когда кого-то пробивает навылет, прямо в доспехах, пуля. Но здесь, в самом центре имперского полевого лагеря, неоткуда было взяться вооруженным лангобардам или их лазутчикам.

Ого, наконец-то что-то произошло! Неужели диверсия?

Кто-то из младших оруженосцев, менявший масло «Золотому Туру», оказался неловок. Стоя на золоченой броне грудины, он пошатнулся, на миг потеряв равновесие, и этого короткого мига хватило, чтоб предательски ослабевшие руки выпустили ведерко с отработанным маслом. Покатившись вниз, стремительно, как камешек с горы, оно врезалось прямо в маркграфский герб на груди рыцаря и опрокинулось, испачкав его жирной черной жижей. Золотой бык на синем фоне скрылся под безобразной кляксой, оставлявшей на золоченой броне грязные разводы.

А, всего-то Хотя у оруженосца наверняка будут неприятности...

Первым сообразил, что произошло, стоявший поодаль Гунтерих.
– Растяпа! – зло крикнул кутильер. – Смотри, что ты натворил!
Мальчишка-оруженосец был бледен, как прокисшее молоко, – точно увидел в футе от себя живого лангобарда. Кажется, он только сейчас понял, что случилось, и теперь с ужасом смотрел на маркграфа широко распахнутыми глазами. Он пытался оправдаться, но губы не повиновались ему, дрожали, порождая нечленораздельное бормотание. Так и есть, мальчишка. Лет двенадцати, если не меньше. Гримберт перевел взгляд ниже, где истекал грязной жижей некогда гордый золотой телец. Он почувствовал, как его затапливает злостью, тягучей и обжигающей, как свежая смола.
Фамильный герб маркграфов Туринских, который обагряли собственной кровью поколения его предков, заживо сгоравших в своих раскаленных доспехах, – и какой-то безродный мальчишка…

Гримберт толкает очередную пафосную речь на два абзаца и приказывает отрубить оруженосцу руки.

– Гримберт… – Магнебод осторожно подергал за кончик своей окладистой бороды, словно проверяя ее на прочность.
– Что?
– Не слишком ли это…
– Ты хочешь спросить, не слишком ли это жестоко?
– Да. Черт возьми, это всего лишь ребенок. Не виноват же он в том, что…
Гримберт остановился, чтобы взглянуть ему в глаза. И с удовлетворением ощутил, как напрягся его верный рыцарь. Это был добрый знак. Он потратил тринадцать лет, почти половину своей жизни, на то, чтоб убедить весь мир в одной важной вещи.
Очень, очень опасно становиться врагом маркграфа Туринского. Это должен помнить каждый, и неважно, что за герб красуется на его щите, графский, баронский или даже герцогский. Знать эту важную вещь должны не только те, кто собирается стать врагом, но и те, кто считает его своим другом. Про это правило он никогда не забывал.
– В мире утверждено семь высших добродетелей, Магнебод, – медленно произнес он. – Я помню их так же хорошо, как в те годы, когда только учился читать. Благоразумие, надежда, вера, мужество, любовь, умеренность и справедливость. Но снисхождение среди них не значится. Я не собираюсь поощрять своим расположением людей, которые не в состоянии выполнять свою работу.

При этом его самого, когда он таким же сопляком фактически угрожал жизни старшего рыцаря, даже ремнём не выдрали

▼недоглава 11⬍

Наш маркграф не отказывает себе в комфорте:

В шатре маркграфа царила приятная прохлада, здесь работали фильтры, не пропускающие внутрь ни пыль, ни жару, ни миазмы человеческих тел. Кто-то из слуг уже разжег в курительницах благовония – мирру, сандал и амбру. Пажи терпеливо стояли с одеждой в руках, ожидая, когда Гримберт прикажет им переодеть его. Был и кувшин вина, но к нему он даже не притронулся – из крови еще не до конца испарился вызванный схваткой адреналиновый холодок.

Я не понимаю, он на войну или на прогулку выехал?.. Вот представьте себе - тащить всю эту толпу народа с собой во вражеское государство:

Все эти пухлые пажи с угодливостью в глазах. Томные девы с талиями настолько тонкими, что можно обхватить одной ладонью, как ножку бокала. Менестрели, жаждущие усладить его слух новейшими аахенскими балладами. Декламаторы, загодя приготовившие свитки его любимых стихов. Сейчас все они вызывали лишь досаду. Как разбросанные в беспорядке предметы обихода, беспомощные сами по себе.

А томные девы явно были вроде этой (обожаю эту анимацию).

«Всего лишь чернь, – подумал он рассеянно. – Благодарно лопочущая, испуганно дрожащая, умоляюще всхлипывающая, она всегда остается прежней. Неспособной вырваться из оков своей сущности, стиснутая своими жалкими примитивными желаниями и инстинктами…»

Так а нафига ты их с собой-то тащил?!
На фоне тем временем рубят руки оруженосцу (без подробностей, но звук слышно). Магнебод осуждает:

Магнебод молча смотрел на него, будто пытался что-то рассмотреть в полумраке шатра.
– Удивительно, – пробормотал он, непонятно к кому обращаясь. – Действительно удивительно.
– Что именно? – резко спросил Гримберт. – То, что я использую дарованное мне императором право вершить суд?
– Нет. Удивительно, как ты не похож на своего отца.

Давай, Магнебод, унижай его полностью!

– Что ты имеешь в виду?
– Ты так… безжалостно рационален, что иногда мне кажется, будто передо мной не живой человек, а вычислительная машина. – Магнебод издал напряженный смешок. – Вот почему в твоих планах не бывает ошибок. Ты безжалостен к людям так же, как и к фактам. Твой отец…
Гримберт вперил в него взгляд, заставив рыцаря замолчать.
– Мой отец проявил слабость и расплатился за это. Ослабил контроль, позволил себе положиться на чужую волю. И был за это убит. Если я чему-то и научился за все это время, так это учитывать ошибки! Его ошибки я учел.
Магнебод застонал сквозь зубы.
– Бога ради, Гримберт! Только не начинай снова! Святой Альбин мне свидетель, я чтил твоего отца так, как не чтил никого другого. Но ты так слепо отдался мести, что забыл обо всем на свете. Мы уже далеко от Туринской марки, но скажи, как далеко тебя заставит зайти эта месть?
– Я переберусь через стену девятого круга ада, – зловеще пообещал Гримберт. – Если в десятом смогу довести свою месть до конца.

12-летнему мальчишке тоже мстишь, о страшный мстюн?
Тем временем к Человеку-Говну внезапный посетитель. Кто бы это мог быть?

– Его сиятельство Лаубер, граф Женевский.

▼недоглава 12⬍

А он тоже хорош:

Он не изменился, это первое, о чем подумал Гримберт. Время – лучшее абразивное средство из всех, известных человечеству. День за днем оно стачивает контуры неприступных крепостей, стирает карты и геномы. Но есть вещи, над которыми оно, кажется, не властно.
Лаубер, граф Женевский, кажется, относился именно к этой категории.
За те три года, что Гримберт его не видел, в лице Лаубера не произошло ровно никаких изменений. Ни шрамов, указывающих на участие в боях или поединках, ни новых морщин, которые могли бы свидетельствовать о нервном истощении, ни бубонов или шанкров, верных свидетелей невоздержанности в постели.
Лицо графа Женевского даже в мелочах осталось ровно тем же, каким помнил его Гримберт, – холодным, отстраненным, даже неестественно спокойным, как для существа, в чьих жилах течет человеческая кровь. Оно бы даже походило на изысканную фарфоровую маску, из тех, что непревзойденно умеют делать венецианские мастера, если бы не блеск глаз, тоже по-рыбьи холодный и внимательный.
– Маркграф Гримберт? Мое почтение.

Впрочем, тут уже каждый первый другой персонаж воспринимается лучше Гримберта. Первый случай, когда авторский Марти Сью не сияет сам, а заставляет сиять на своём фоне других!

– Граф Лаубер? Приятная неожиданность. Добро пожаловать!
«Ему восемьдесят четыре года, – напомнил себе Гримберт, – он куда старше меня, однако выглядит моим ровесником». Ланцеты и зелья женевских лекарей по-прежнему не знают себе равных. Черт возьми, хотел бы я знать, сколько ливров в год он тратит на омолаживающие операции и процедуры…
Этого он не знал, как не знал и многих других вещей, связанных с жизнью графа Лаубера, несмотря на все ухищрения шпионов и щедрые порции золота. Жизнь графа Лаубера была окружена защитным периметром из тайн, секретов, недосказанностей, умолчаний и неточностей надежнее, чем крепостной стеной. И Гримберт неоднократно имел возможность убедиться в том, что сокрушить эту стену – не в его власти. Пока что. Пока.

Опять Ваха у нас дома - там аристократы и прочие высокопоставленные лица тоже имели доступ ко всяким продвинутым средствам продления жизни.
Лаубера сопровождают два рыцаря, которых он представляет:

– Эти господа за мной – сир Аскарик и сир Виллибад. Они из моего знамени.
Гримберт подумал, не отпустить ли остроту насчет того, какую роль они играют в свите графа, но решил сдержаться.

О, последовал-таки принципу "молчи, за умного сойдёшь". Так что Гримберт просто представляет ему Магнебода, которого Лаубер уже знает.

– К вашим услугам, мессир.
Эта короткая реплика отчего-то вызвала секундное замешательство на фарфоровом лице Лаубера. И Гримберт сразу понял, отчего.
Лауберу не было привычно подобное обращение. В тех краях, где он вырос, к рыцарям обращались иначе – «сир». Видно, архаичная форма, принятая на востоке, все еще была чужда его уху.
– Мессир… – Лаубер холодно улыбнулся одними губами. – Я уже и забыл, что в Туринской марке принято столь архаичное обращение к рыцарю.

Гримберт пытается перевести факт того, что граф-то не местный, в своё преимущество:

– Этой традиции много сотен лет. – Гримберт ответил ему собственной улыбкой, лишь немногим более теплой. – Здесь, на восточных рубежах империи, вдали от Аахена, все еще сильны старые порядки.
Лаубер никак не отреагировал на этот укол. Кажется, даже не моргнул.
– Похвально, когда молодые люди не забывают традиции предков.
Гримберт вынужден был признать, что Лаубер умеет держать удар. Менее выдержанного собеседника, чем граф Женевский, подобное замечание могло бы вывести из равновесия. Мало кто любит, когда ему напоминают о том, что в этих краях он чужак, несмотря на графские регалии и титул, человек, в чьих жилах течет совсем иная кровь.

Короче, лох ты, Гримберт Он ещё раз пытается затроллить графа, но тот не поддаётся:

На бесстрастном лице Лаубера не отразилось никаких чувств. К этому Гримберт был готов. Проклятая мраморная статуя, из которой не извлечь даже подобия человеческих эмоций. Иногда Гримберт представлял, как Лаубер кричит от боли – и этот звук казался ему более сладостным, чем самая упоительная игра мандолин.
Но может ли этот человек вообще испытывать боль? Гримберт не был в этом уверен. Несмотря на многолетние усердные попытки оплачиваемых туринской казной шпионов, он вынужден был признать, что знает о графе Лаубере едва ли больше, чем знал тринадцать лет назад.
Лаубер определенно не был аскетом, но не был и развращенным гедонистом, как многие аристократы при дворе. Не испытывал слабости к выпивке или наркотикам и имел столь банальные предпочтения в вопросах любви, что выглядел омерзительно старомодным даже на взгляд самого Гримберта.
Гордыня, гнев, чревоугодие, алчность – все эти смертные грехи, казалось, не имели над ним власти. Всегда выдержанный, всегда спокойный, всегда неестественно вежливый, Лаубер не зря считался одним из самых дисциплинированных и талантливых рыцарей при дворе его императорского величества. Если это и было маскировкой, то непревзойденной, высочайшего уровня. Говорят, даже в бою он не изменял себе, даже в пекле битвы оставаясь спокойным и рассудительным. Неприятный противник. Под такой стиль боя тяжело подстраиваться.

А он мне нравится! Ладно, это не новость - тут все нравятся больше ГГ. Ещё одна попытка подпалить графу жопу терпит неудачу:

– Желаете обсудить завтрашний штурм, господин граф? – поинтересовался Гримберт небрежно, опускаясь в походное кресло. Это тоже было тщательно просчитанным жестом – в его шатре иных кресел не было, так что Лаубер со своими сопровождающими оказался в неудобном положении, вынужденный стоять перед ним, словно отчитываемый слуга.
– Нет нужды, – холодно отозвался Лаубер, словно и не заметив этого. – Совсем скоро господин императорский сенешаль объявит начало военного совета, на котором доведет свои тактические соображения на этот счет. Вопрос, который привел меня к вам, более… личного свойства.

Да-да, это про побеждённого на турнире рыцаря. Гримберт, прекращай уже троллить, у тебя не получается:

– Этим утром вы вступили в схватку с рыцарем из моей свиты.
Спорить с этим было бы тяжело – даже если бы Гримберт и собирался. Он изобразил удивление, настолько неестественно, насколько это было в его силах.
– Из вашей свиты? Быть того не может! Ох, погодите… Неужели это тот самый… Как его звали… «Ночной Болван»?
– «Полуночный Гром».
– Да, точно, точно. Так значит, этот недотепа был из вашей свиты, граф? Досадно, что я не знал об этом.
– Вы знали.

Человек-Говно стремительно превращается в Человека-Идиота (менее говном, впрочем, не становится):

– Даже не догадывался. – Гримберт все еще улыбался. – Просто хотел проучить выскочку, невесть что о себе возомнившего.
– Эдиктом его императорского величества запрещены все схватки во время боевого похода. Вам это тоже известно.
– Это не была схватка, дорогой граф! – горячо возразил Гримберт. – Всего лишь турнир по взаимовыгодному согласию и с использованием имитационных снарядов. Всякий рыцарь имеет право защищать свою честь от попирания, вне зависимости от того, в походе он или нет, разве не так?
– Снаряд, который перебил ему ногу, не был имитационным.
– По всей видимости, не был, – согласился Гримберт. – Ужасная, ужасная ошибка. Полагаю, в боеукладку случайно попал боевой снаряд. В боевых походах такие вещи иногда да происходят. Не сомневайтесь, я прикажу спустить шкуру с оруженосцев, которые допустили эту оплошность!
Лаубер не выглядел удовлетворенным.
– По вашей вине доспех моего рыцаря серьезно пострадал. Он не сможет участвовать в завтрашнем штурме Арбории. Это значит, что эффективность моего знамени упала еще до того, как мы впервые скрестили копья с противником.
– К чему мелочиться, граф! – Гримберт с нарочитой небрежностью взмахнул рукой. – В вашем знамени четыре дюжины рыцарей. Одним больше, одним меньше… Не думаю, что лангобарды ощутят разницу, тем более что сир «Ночной Болван», судя по всему, был полным недоумком, если уж вышел на бой против «Золотого Тура». Едва ли его потеря сильно ослабит ваше знамя.

Потеря, считай, тяжёлого танка? Ну да, ну да, совершенно не заметят, конечно же Особенно если учесть характер Человека-Говна - так до боя в войске ни одного рыцаря не останется.
Гримберт начинает нагло есть грушу при Лаубере, чтобы ещё больше его унизить:

Гримберт поманил пальцем слугу и взял с подноса сочную спелую грушу. Ему не хотелось есть, но он желал уязвить гостя настолько, насколько это возможно, оставаясь при этом в рамках приличий. Он откусил кусок, позволив прозрачному соку стекать по подбородку. В самом деле сочная. И сладкая, как мед, выращенная в его собственных садах в Турине. После всех битв, что разыгрались на территории марки за последнее столетие, почва загрязнена неимоверно и едва не стонет от количества навеки засевшей в ней радиации, но сады маркграфа, как и прежде, пребывают в отличном состоянии.
– Вздор, – отозвался он безмятежно, откусывая еще кусок. – Не понимаю, чего вы хотите добиться, врываясь ко мне с подобными обвинениями, столь же нелепыми, сколь и беспочвенными? Полагаю, мы можем забыть о них, как и подобает старым друзьям. Или…

Можешь ещё совочком по голове стукнуть, великий комбинатор.

– Я буду вынужден доложить об этом императорскому сенешалю, – холодно сообщил граф Женевский. – Подобная выходка может привести к провалу всего похода. Уверен, герцог сделает из этого соответствующие выводы.
– Конечно, вам определенно стоит поделиться с Алафридом своим беспокойством, – согласился Гримберт. – Желаю удачи вам, граф. И обязательно навестите меня, если будете в Турине. Не помню, я говорил, что у меня превосходный театр?
– Удачного вам дня, маркграф.
– Благодарю. Ступайте, ваше сиятельство, и помните – мои глаза всегда будут при вас.
Возможно, ему удалось смутить Лаубера. На половину секунды, не более.
– Что это значит?
– Ох, простите. Я вечно забываю о том, что вы плохо знакомы с нравами восточных провинций. Эта поговорка, – Гримберт ободряюще улыбнулся гостю, – означает, что я буду следить за вашей судьбой. Всего лишь учтивое выражение, долженствующее означать мой интерес к вашей судьбе, мой дорогой.

Надеюсь, Лаубер сделает правильные выводы и будет следить за этими "глазами".
Магнебод отчитывает Гримберта, но явно слишком мягко:

– Это было опасно, – произнес Магнебод, глядя на него из-под насупленных бровей. – Ты рисковал, дразня дракона, Гримберт.
Гримберт разжал пальцы, позволив наполовину съеденной груше упасть на ковер. Он ощутил, что внезапно утратил аппетит.
– Я хотел вывести его из себя. Чем более человек взвинчен, тем необдуманнее действует, тем поспешнее принимает решения. Мне нужно лишить его душевного равновесия, если я хочу довести план до конца.
– План! – едва не простонал Магнебод. – Опять твой план! Лаубер нажалуется Алафриду, и сенешалю придется донести это до императора. А ты знаешь, как важен императору этот поход! Если он узнает, что ты подвергаешь его опасности из-за своей затянувшейся вражды с графом…
– Алафрид на моей стороне, – возразил Гримберт. – Он не признает этого открыто, но и не донесет на меня. К тому же мне требуется совсем немного времени. Завтра все решится.

А почему ты так уверен, а, Человек-Говно? Кажется, уже все здравомыслящие люди в этом произведении поняли, что представляет из себя главный, ахэм, герой и подчиняются ему исключительно из-за статуса, а уж никак не из личной лояльности.
И тут приходит Гунтерих, уведомляя о начале военного совета:

– Герцог де Гиеннь, императорский сенешаль, велел сообщить о начале военного совета. Он ожидает вас в своем шатре около полудня. Там же будут присутствовать все рыцари.
Гримберт мгновенно забыл про раздавленную грушу.
– Ты хотел узнать, в чем заключается мой план, Магнебод? – усмехнулся он. – Ты узнаешь это. Он уже начал претворяться в жизнь. А вы живо несите одежду, бездельники. Не могу же я заявиться в шатер господина императорского сенешаля в гамбезоне?

А первая часть книги на этом заканчивается, как и чтения.
В дальнейшем книга состоит:
- из говорильни и срачей
- аналогичного тому рыцарскому бою "экшена" и болтерпорно
- зато Гримберта таки щёлкают по носу, попытавшись отравить угарным газом!
- он зовёт Гунтериха хорошим мальчиком, это не шутка
- пафос @ превозмогание в лучших традициях вахи
- план Гримберта таки запутался сам в себе

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Чтец, твоя внимательность к мелочам и проверка всех этих громких цифирей и тех.матчасти впечатляет, продолжай!
Вообще самое забавное, что даже не хочется сильно осуждать сию попису, на фоне всего АТ она написана хотя бы грамотно, предложения согласованные, интересно построены местами. Видно, что автор не прыщавый анимешник, первый раз в жизни открывший блокнот на телефоне после одной серии "Милого во Франксе". Скучно, душно, да, но в стиле "батя-профессор перетирает за Ваху с коллегой после рюмки сока".

издал сухой смешок, похожий на треск надломанной ветви.

Зацепила внезапная художественность    Нет, уж, автор, следует уточнить, какой именно ветви? Дубовой или ольховой? Сорванной накануне в рассветный час или пролежавшей три года в канаве?
Доктор, шо делать, мне понравился дроч на доспех и всякие его прибамбасы    Дедуля Магнебод вызывает уважение, его юморок ниже пояса прямо бальзам на душу, аж легче дышать стало.
Признаться, все недоглавы за раз трудно осилить, вернусь позже)

Отредактировано (2025-05-04 09:36:09)

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

– Мне? Ничего! – резко оторвался Магнебод

Откуда оторвался? Он был подвешен на верёвочке?

предложения согласованные,

Нет, просто нет.

Бессонными ночами представлял его огромные наплечники, служащие бронеколпаками для орудий главного калибра, огромные, точно церковные купола.

Впрочем, возможно, это действительно хорошо на фоне прочего АТ. Не знаком. Но сам по чебе уровень ниже среднего.

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Впрочем, возможно, это действительно хорошо на фоне прочего АТ. Не знаком. Но сам по чебе уровень ниже среднего.

Что хорошо, я не говорил)))) Само собой, это забористая графомань. Просто "ниже среднего" это еще не дно, поверьте старому чтецу АТ 

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Так хочется кроссовер с вахой и чтоб пришел какой-то относительно адекватный челик или адекватная чувиха на кросивом титане, и дали герою такого пенделя, что он улетел на орбиту Плутона.

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Чем Гримберту так не нравится "Полуночный Гром", звучит абсолютно в духе всего остального?

Лучше его "Золотого тура", поэтому он просто завидует. 

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

А мне вот интересно - это окнорм вообще, устраивать дуэли с союзником посреди военных действий? ГГ повредил чужое сложное оружие, которое хз сколько будут чинить, тратят на это время и ресурсы.

уже не имитационные, а боевые

И ими все равно оторвало ногу чужому ОБЧР? Чем они отличаются от боевых, при выстреле боевыми чужой робот сразу взорвался бы?

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

А томные девы явно были вроде этой (обожаю эту анимацию).

Не, вангую анимешных стилизованных девочек, как в позднем ванписе. Ну или типа шамаханской царицы из советского мультка.

▼Скрытый текст⬍

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

И ими все равно оторвало ногу чужому ОБЧР? Чем они отличаются от боевых, при выстреле боевыми чужой робот сразу взорвался бы?

А, прочитал дальше, снимаю вопрос, так дебил-гг специально это все сделал? И именно это описывается как "допусти ошибку, недооценил врага" в аннотации? Да он тупой еблан.

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Так хочется кроссовер с вахой и чтоб пришел какой-то относительно адекватный челик или адекватная чувиха на кросивом титане, и дали герою такого пенделя, что он улетел на орбиту Плутона.

Разраубро!

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

А, прочитал дальше, снимаю вопрос, так дебил-гг специально это все сделал? И именно это описывается как "допусти ошибку, недооценил врага" в аннотации? Да он тупой еблан.

Специально, да. Это был его Хитрый План, и нет, успехом он не увенчается, первая книжка заканчивается на клиффхэнгере, но для Гримберта там всё сложилось весьма плохо.

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Специально, да. Это был его Хитрый План, и нет, успехом он не увенчается, первая книжка заканчивается на клиффхэнгере, но для Гримберта там всё сложилось весьма плохо.

Долбоеб получил по заслугам? Или в следующих книгах автор его погладит и выдаст награду?

Анон

Re: Раубриттер, часть 1

Или в следующих книгах автор его погладит и выдаст награду?

Я прям даже не сомневаюсь. Но

для Гримберта там всё сложилось весьма плохо

на это посмотрю с удовольствием, если чтец доберется.
анон с ебланом