Несомненный плюс - история уже вышла на финишную прямую и - в этой части хронологически не прыгает и даже, кажется, записями героини не прерывается.
Для начала у нас и вовсе рубрика "будни хтонического Фаразона".
"Фаразон со вздохом опустился в кресло. Закрыл глаза, чувствуя прикосновения мягких осторожных рук. Цирюльник был потомственным рабом: ещё деда его привезли в Нуменорэ откуда-то из южной колонии. Безъязыкий, неграмотный, он хорошо знал, что дышит до тех пор, пока того хочет государь. Пока раб может быть полезным. Одно время Фаразона забавляло рассуждать при этом человеке о косности элендили, о политике и военных планах. Быстро надоело: раб смотрел влажными тёмными глазами — испуганный, не понимающий и четверти слов господина. Воистину, даже с собаками говорить интереснее."
Но, во-первых, собака тебя не побреет, а во-вторых, видимо, наш клиент потихоньку несколько оназгулел... в канонном смысле, я имею.
"Однако с некоторых пор во дворце перестали держать собак: при виде хозяина те поджимали хвосты, жалобно поскуливая, воротили морды, норовили забиться в дальний угол, а однажды любимая гончая сука набросилась на Фаразона с хриплым, отчаянным, почти человеческим криком."
Ну это. помните - "собаки воют, гуси тоже, и даже конь Глорфиндейла..."
В общем, в условиях строгой тайны Фаразон красится и прихорашивается - но тоже исключительно хтонически.
" Отвратительную белёсую поросль приходилось начисто сбривать каждые три-четыре дня, а потом гладко выскобленный череп скрывал искусно сделанный златокудрый парик. Кто не знал этой тайны, никогда не заметил бы подмены. Конечно, последователь Амандила, прежний хозяин золотых прядей, расстался с ними не добровольно. Впрочем, в Храме вообще редко с чем-либо расставались добровольно."
(Я так понимаю, назревает его встреча с девицей... Слушайте. это ж готовый сюжет для вертепа, на какой-нибудь местный Йул - Фаразон вместо царя Ирода допрашивает мудрую девицу, а она ему гордо отвечает! Даешь харадский(? умбарский? ангмарский?) вертеп!)
При этом он у нас в трудах не покладая рук.
"Праздное любопытство было чуждо Ар-Фаразону. Следить за Алмиэль он приказал потому, что старался не терять из вида детей своих врагов. Брат пророчицы, Дагнир, служил государю не за страх, а за совесть, казался безупречным «человеком короля», хотя слишком доверять ему не стоило. А вот с сестрой его, по смерти матери отправившейся в добровольное изгнание в Северное княжество, всё вышло гораздо интереснее. Жизнь Алмиэль была тихой и неприметной, зато весьма необычными оказались книги, которые она изучала. Пожалуй, её собрание было даже богаче, чем у короля — хотя практической стороной учения эахъямор, к примеру, она не интересовалась вовсе; похоже, пророчицу больше занимали вопросы духовного свойства. Необычно для женщины, но не предосудительно."
Хм, Север меня озадачил, там, по-моему, в основном горы и леса, сколько я понмю, не очень удобное побережье вроде - а рыбаки в основном юг, нет?
А все-таки интересно, откуда у нее библиотека. Сама-то она родилась такая уникальная, но библиотеку не из-за Грани же притащила!
"Из столицы к Алмиэль время от времени наведывались: в основном это были дамы, желавшие заглянуть в будущее, дабы унять свои тревоги или наоборот — пощекотать нервы, соприкоснувшись с неведомым. Многие возвращались недовольными: пророчица мало соответствовала их представлениям о необыкновенном."
....так что карьера местного Распутина ей. похоже, не грозила, - но некоторую прибавку к доходу, надо думать, приезжие дамы обеспечивали...
"О визите дочери Амандила государь тоже, разумеется, знал. Это было уже любопытно. Содержание беседы вернейшей из Верных с пророчицей оставалось тайной. Конечно же, при андунийском дворе у Фаразона были свои люди. Как бы ни были слуги верны князю и его роду, всегда найдётся кто-то, кто не слишком доволен своей жизнью, у кого есть стыдный секрет, кто ищет лучшей участи или денег… Словом, у стен дома в Роменне тоже были уши — но, увы, княжич и княжна озаботились тем, чтобы их разговор не слышал никто. Должно быть, сказанное немало заинтересовало Элендила: он даже изъявлял желание лично отправиться в Форостар — правда, намерения своего так и не осуществил."
Удивительно, есть-таки то, что всесильное КГБ... то есть Фаразон не знает! И заметим, лапчатые верные слишком лапчаты, чтобы осуществить ответный удар и тоже поискать недовольных слуг, авось они там не все немые!
А необходимость призвать девицу вытекает, оказывается, из королевского честного слова!
"Однако в деле с Алмиэль следовало разобраться. Устроить допрос сыну или дочери Амандила Фаразон не мог: истинный король не нарушит данного слова — а он обещал, что семья князя Андуниэ будет для него неприкосновенна. Но никакое слово не помешает ему призвать в Арменелос отшельницу Северного княжества. Сестра не пойдёт против брата, не захочет жертвовать его благополучием и жизнью. И, значит, расскажет всё."
Фаразон размышляет, а нужно ли будет соблюдать обещания, если станешь бессмертным, но внезапно ему ни Амандиля, ни ему семью убивать по старой памяти не хочется.
"Единственное, о чём сожалел государь, чего ему не хватало — бесед с Элендилом....
Раз или два Фаразон пытался поговорить со старым другом, пытался объяснить суть, смысл того, что ему открылось — высокого, ослепительного вдохновения. Элендил выслушал: не споря, не возражая, не задавая вопросов. Фаразону было трудно выдержать умный, пристальный, печальный взгляд друга; ему казалось — он не объясняет — оправдывается. Горькое, неуютное чувство.
— Я понимаю, — только и вымолвил Элендил. Сказал, как смотрел: спокойно, с грустью.
Они больше не виделись".
....сказать более прямо "Ой-ё, эк тебя. дружок, приподняло да шлепнуло, аж мозги разлетелись!" ему мешало амандилево воспитание, не иначе. И диагнозы вслух без запроса он тоже не ставил.
Фаразон еще малость подумал об этой семейке, его меж тем добрили-докрасили - и назрела встреча с девицей.
А у нее ГЛАЗА!
"Действительно, необыкновенные глаза. Как лес, или травы. Как глубокий лесной омут. Как легендарное зелёное море мрака. В первые мгновения Фаразон просто молча разглядывал пророчицу. Молчала и она: смотрела мимо лица короля, мимо его личной охраны, желтоволосых варваров из Покинутых земель. В глухую стену.
— Говорят, ты из тех, кто вещает истину, — начал Фаразон.
— Говорят, — негромко откликнулась Йофель.
— Говорят, ты ворожила многим столичным дамам.
— Зря говорят. Ворожить я не умею."
Между тем выясняется любопытное - Зигур там не просто отшельником в башне сидит.
"— Кто знает, кто знает… Может, Зигур обучил тебя своему искусству: ты ведь наведывалась в его жилище, — пошутил король.
— Твоим позволением это может сделать любой. И была я там всего один раз."
Подождите, но Саурон вроде просил, чтобы его не тревожили! Из вредности Фаразон, что ли, разрешил туда желающим приходить... И это не местный ли Зигур запустил тогда моду "на пророков"?...
Фаразон начинает разговор про визит Амандилевой дочери, но находит боле интересную задачу - принудить девицу посмотреть ему в глаза.
"— Когда государь приказывает, нужно повиноваться, — голос Фаразона струился шёлком. — Может, я хочу, чтобы ты и мне погадала, изинду-бет.
Йофель смотрела в пол.
— Ну-ка, погляди на меня, госпожа, — государь подошёл ближе; двумя пальцами за подбородок поднял голову женщины. — Не бойся.
Она посмотрела в глаза Фаразону. Разом все краски схлынули с её лица, зрачки расширились, поглотив зелень радужки. Фаразон чувствовал, что женщину бьёт дрожь. Ни с того ни с сего пришла мысль: зря я это сделал. Зря сказал. Надо было оставить её в покое.
— А ты бы прекратил обряды, государь, — напряжённым шелестящим шёпотом выговорила пророчица. — Анадунэ погибнет. И ты. И все вы.
Он поверил — сразу.
— Забудь о походе. Забудь о земле Авалои, — ещё сказала она. Слова царапали пересохшее горло."
...не знаю, мне почему-то кажется это каким-то... не знаю, дешевым приемом, что ли?
Когда положительный персонаж не толко наделен всеми достоинствами (а еще хорошей библиотекой!) но и книжку дальше читал, с правильными ответами, и теперь может предъявлять свои познания всем героям, плохим и хорошим, просто живущим свою жизнь в этом мире. Приче еще и с тем, чтобы они опознавали ее слова за истину а не "какой странный бред"...
Но может, я ей просто завидую?
....аааааа эээээ. все еще круче!
"Ар-Фаразон содрогнулся; застыл, выпрямившись, идолом в золотой и пурпурной жёсткой парче, каменея лицом. Холод тронул его когтистой лапой — играючи, не раня, лишь заставив сердце сжаться трепещущим комочком. Он никому не говорил. Никогда. Ни доверенным, ни молчаливой Зимрафель, ни Зигуру — союзнику, пленнику и врагу. Ни словом, ни намёком не обмолвился, глубоко прятал эти мысли. Никто не должен был узнать прежде времени: слишком велик был замысел."
То есть глупая я (до Алмиэль как до Менельтармы!) решила, что это уже времена, когда эскадра объявлена и про нее знают все.
А тут. А вот.
Ох, не знаю аноны, которые в основном Толкин треде ищут "сьюх" то в Лэйтиан, то еще где, куда им сходить!..
"Не может быть. Так не бывает. Все эти пророки, ходящие среди Верных — чушь, пустая выдумка; нельзя ничего предвидеть в мире, где кончилось время Замысла. Допросить её, разве? — нет, услышат, нельзя. Даже если потом устранить дознавателей: у стен есть уши, и весьма чуткие, ему ли не знать.
Он чувствовал, как немеет лицо.
Кровь. Кровь расскажет всё. Это единственный способ."
В общем, нашего Фаразона накрыло теперь уже не цветом глазок, а глобальной уникальностью девицы.
А она знай себе читает его мысли, а ему - обличительные лекции...
"— Ты кто такая, чтобы мне это говорить? — спросил вслух.
— Я знаю, — ответила она и продолжила тихо, монотонно: — Хоть реки крови пролей, тебе никогда не стать «рекой». Объявивший себя избранником Эру, ты не восстановишь его замыслов; не будет Арды Возрождённой — ты утопил её в крови. Твой плод Золотого Древа сгнил изнутри; твоя драконова кровь течёт смрадным ядом. Желавший вознести эту землю над прочими, как золотой венец, ты станешь её погибелью, отравишь саму память о ней. Желавший, чтобы воссияло имя Эру, ты очернишь его так, что даже элендили не смогут найти ему оправдания. Нет никого ни в мире, ни за его пределами, кто, увидев твоё служение, не сказал бы: вот мерзость в глазах живущих, бессмертных и смертных.
Он слушал — заворожённый, онемевший. Эта женщина читала в его душе, как в открытой книге, извлекая на свет тайные помыслы: даже слова были теми же, что он сам говорил себе. Она повернула его глаза зрачками в душу, и он не увидел там ни искры света, лишь вязкую болотную черноту. Она вырвала с корнем все мечты, все чаяния, взамен оставив беспросветную пустоту: без надежды. Нет, не бывать этому, он не позволит!.."
То есть она чуть не предотвратила утопление Нуменора и все такое. Но нет. Сюжет жесткий.
В общем, Ар-Фаразона припекло. А девица продолжает провидеть.
"Тварь, орал государь, хлеща её по лицу, говори, кому рассказала, кто тебя подослал, кто?! Она сплюнула кровь и улыбнулась. Никто. Сама. Упырь. Будь ты проклят. Не будет тебе ни жизни, ни смерти. Не будет тебе пути Свободных. Тварь.
Государь потерял лицо. Ему бы приказать, чтобы её вывели прочь — а он всё не мог успокоиться, визгливо выкрикивал площадные грязные ругательства — варвары стояли с ничего не выражающими лицами, не ослабляя хватки, но и рук не ломая, а женщина, усмехаясь окровавленным ртом, сказала вдруг звонко, с весёлым удивлением: а ведь ты меня боишься, государь. Даже сейчас. Ты всех боишься. До смерти. Заткнись, орал государь, топая ногами; брызгал слюной — ты! посмела! мне! убью!..
Она расхохоталась. Искренне. От всей души. Звонкими бусинами гематита с прожилками яшмы — сталью и кровью, которые немыслимое смертельное и смертное чудо сплавили воедино — рассыпа́лся этот смех."
И внезапная тут эта метафора с яшмой...
Вот интересно, на конце Нуменора она остановится, или у нее не только Сильм, ВК у нее в библиотеке тоже есть?
Девица его прокляла и убыла в темницу, а Фаразон пожалел, что не умер. ну и по привычке устроил всякую жуть.
"Фаразон опустился в кресло, тяжело дыша....
Возникла вдруг новая мысль, пронзительно-острая.
Лучше бы ее отцу удалось. Лучше бы убили.
Оставалось ещё одно. Государь не любил незавершенных дел. Поднял голову. Посмотрел на желтоволосых.
— Вы видели и слышали то, что не дозволено видеть и слышать. Собираетесь с этим жить?
Кажется, один из варваров собирался что-то сказать — объясниться или попросить о чём-то, Фаразон так и не узнал. Второй отступил товарищу за спину, одной рукой обхватил его поперёк груди, чиркнул по горлу кинжалом. Потом, коротко поклонившись, таким же быстрым и точным движением перерезал горло себе."
"Фаразон смотрел на растекающуюся по белоснежному мрамору лужу крови. Непроизвольно облизнул бледные губы. Придётся найти новых охранников."
.....И нам не жалко паровоооооз, у нас их очень много!...
(И вот да, отвратительный и жалкий Фаразон, тупые лапчатые Верные, Саурон, одиноко страдающий глядя на все это.... И посреди этого - девица, которая все знает и всем может рассказать, как правильно. Интересно получается.)
А пока у короля - ее братец. Ну, в этого никто не переселялся, так что просто-напросто отычный брат, сестру свою люит, видно.
"— Государь... я пришёл просить за свою сестру.
— Сестра? У тебя есть сестра, дитя моё? — брови государя ползут вверх. — Ты не говорил мне. И что же твоя сестра?
От Фаразона исходит ощущение силы. Тяжёлое, недоброе; неодолимое. Хочется склониться перед государем, опуститься на колени, ниц: к его ногам. Немыслимо — поднять глаза и прямо взглянуть в лицо. Представить невозможно, как сестра, такая хрупкая, сумела не просто на ногах устоять: ударить. А поговаривают ещё, перешёптываются, что она пророчествовала государю, и что слова разили, как кинжалы, жалили, как рой шершней и ос, а все, кто случайно услышал их, умерли, захлебнувшись кровью."
Нет, ну слушайте, реально кто-то должен утащить на материк культ святой Элхи, то есть Алмиэли, там он провиденциально смешается с (допустим, уже заведшимся) культом Нариэли.... (Нуменорские интеллектуалы могут добдавить Исильме)... И представляете, какой может быть загиб: возвращается Элхе еще раз из-за грани, осознает себя - а тут жертвы как попало приносят не Мелькору, а ей!
"— Она безумна, государь! Потому я никогда не говорил о ней... она безумна, как и её отец! Её речи лишены смысла, и, хотя может показаться, что в деяниях её скрыт злой умысел, на деле же, поверь, она не ведает, что творит. Я знаю, государь, то, что пыталась свершить она, ужасно, немыслимо, кощунственно... но я уповаю на твоё милосердие: ты ведь не станешь карать смертью того, кого уже покарала судьба, лишив разума! Отправь её в ссылку, заточи в темницу до скончания дней — но не лишай жизни!"
Ну и тут - сами понимаете, для контраста. Что вот обыкновенный честный Дагнир перед ним прямо на колени хочется пасть. А король начинает его мягко увещевать - и увещевал до нужной кондиции!
"— Я понимаю, — мягко начинает он. — Голос крови... Возможно, ты и прав, мальчик мой; истинно мудрый властитель должен быть не только суров, но и милосерден. Оставим это до времени; я подумаю над твоими словами. А пока вот что: хорошо, что ты пришёл — я намеревался послать за тобой. Ты не единожды доказывал свою верность королю Анадунэ, и мыслю я, что доселе слишком скупо вознаграждал твоё усердие. Радуйся: ныне ты удостоишься великой чести быть среди немногих избранных, что будут сопровождать меня во Храм. Настало время тебе испить королевскую чашу. Теперь иди, дабы приготовить свое сердце к таинству."
При этом он, конечно, гад и собирается его надурить.
"Фаразон знает: и храм, и обряд, и чаша, и кровь — для него одного. Больше ни один не ощутит вкус бессмертия, ни одного не посетит прозрение, даже на мгновение не наполнит тело сила — много бо́льшая, чем дана от рождения людям."
Но не потому, что выпить не даст, а потому, что как мы помним. эте дудулина была построена для индивидуального разового применения - и, видимо, продолжает работать криво, но индивидуально!
"Всем прочим кровь из королевской чаши не даст ничего: лишь свяжет их прочнее любых уз, обязательств и клятв.
И для короля в их душах больше не будет тайн."
Фаразон продолжает размышлять об уникальности девицы.
"Он чувствовал себя связанным с этой женщиной: одной мыслью, ядовитым шипом впившейся в висок. Не мог перестать думать о пророчице...
И всё же впервые он чувствовал сомнение. Что, если она была права? Вопреки всем его расчётам, его вере — права? Или это Зигур, отчаявшись иным способом воспрепятствовать возвышению короля, вложил мысль об убийстве в душу безумицы?..
Её нельзя убивать. Нельзя вкушать кровь ночи.
На миг показалось — это говорит его собственная кровь, вещая кровь рода Элроса впервые взывает к нему, хотя он всегда считал это легендами и суевериями.
Нельзя убивать. Нельзя пролить кровь ночи. Она — ключ…
В дверь постучали.
— Государь, всё готово для обряда."
В общем, он туда пошел, а нам традиционно все недо-объяснили.
Ключ куда?
(Алмиэль опять в те=мнице, и здесь нам для контраста показывают. что ей больно, плохо и она боится, что еще с ней сделают.)
"От одной стены до другой — пять шагов.
Как в том давнем, неотступном видении о Чертогах Мандос.
Ирония?.."
(Интересно, ей все сюжеты ЧКА, связанные лично с Мелькором, во сне явились?)
В другой маленькой комнатке страдает брат ее Дагнир.
"О жертвах знали все, но об обряде ходили только слухи — неопределённые, а оттого ещё более ужасные и омерзительные. Посвящённые молчали, но полз шепоток: причастие в Храме — человеческие плоть и кровь. Может, неправда. Может, всё-таки — неправда. Каким бы страшным ни был обряд, он выдержит, должен выдержать: только этим можно спасти сестру."
"Выбор. Как тогда, двадцать семь лет назад. Верные говорят — он предал память отца. Зато мать умерла в своем доме, в своей постели, не в темнице. И сестра жива. Потом он найдёт средство уговорить короля; может, падёт в ноги госпоже Мириэль — говорят, государь слушает Белую Затворницу, даже для осуждённых на смерть Заступница может испросить у него помилования. Может, сестру отправят в колонии: там с королевской властью не слишком-то считаются.
А после?
Неважно. Нельзя прожить всю жизнь, забившись как мышь в нору. Стоит ли ломать себя, чтобы выжить?"
В общем, читатель уже понимает, что Фаразон - гад в квадрате, и честный, но конформистский юноша еще не знает, что его во Храме настигнет.
(И вот да, он в этой истории какой-то пока самый человекообразный. Не дивно сложный, но без вывертов в любую сторону.)
*
А под финал главки таки за девицей пришли.
"— Чего стоишь? — окликает охранник. — Сомлела, что ли?
— А ничего бабенка, — вполголоса замечает второй. — Я б с ней...
— Умолкни, — холодно и хлёстко приказывает служитель, — и оставь её. Жертва должна быть чиста."
— Надень, — жрец швыряет на солому чёрную длинную рубаху. Охранники не собираются ни выходить, ни отводить взгляд. Алмиэль поворачивается к ним спиной, стягивает платье — напряглась узкая спина, беззащитно шевельнулись острые по-девичьи лопатки, — поспешно надевает свободную смертную рубаху без ворота: слишком широка, длинна не по росту — не оступиться бы, не упасть...
— Иди. Пора.
Пронзительный холод камня под босыми узкими ступнями."
Окончание жития сего последует во следующей главе.
