Келеборн размышляет о своей семейной жизни - и о супруге, в том числе о ее богатом прошлом.
"Легко ли — зваться супругом благородной госпожи Галадриэли? — ведь смотрящий на тебя будет видеть её и только её...
(...)
Рассказывали, что некогда влюблённый Фаэнор молил её, как о великом даре — о пряди волос; говорили, что она отказала ему, и с того времени пошла вражда между родом Фаэнора и детьми Индис. И вроде бы знали все, что причина вражды была в другом — однако не первый век повторяют историю о золотом локоне, не первый век, вопреки очевидности, верят ей… Келеборн не расспрашивал свою госпожу. Понимал: запоздало раскаиваясь, она видит призрачные пути к примирению между потомками Мириэль и Индис, видит то, что могло бы предотвратить ужасы Алквалондэ и Ледового Похода. На себя возлагает вину за случившееся."
Один из любимых мотивов ЧКА - "рассказывают", сочиняют и тут же верят. Благо, версий в толкиновском каноне богато, про Галадриэль и ее траектории - в частности, всегда можно что-то отослать в популярные народные предания.
Но вообще-то Галадриэль докладывает супругу о сугубо сегодняшних проблемах:
"Она расхаживает по комнате, теребя выбившуюся из тяжёлого узла волос золотую прядь.
— Уйду. Не останусь. Келебриан пойдёт со мной. По ту сторону гор...
Келеборн молча следит за ней. Кого уговариваешь, госпожа моя? — думает. — Меня — или себя? От чего бежишь, госпожа? — от памяти, как от запретной любви?..
Он не знает, откуда пришло это сравнение. Молчит. Так привычнее всего. Да ей и не нужны сейчас чужие слова."
...Да и сериал "Кольца Власти" она, надо полагать, не смотрела, так что на идею запретной любви к какому-нибудь Аннатару посмотрит с глубоким недоумением...
"— Я не могу объяснить... не могу! Не знаю... Он должен уйти — или я...
Золотоволосая с силой дёргает длинную прядь, словно эта малая боль может помочь ей собраться с мыслями:
— Пойми меня...
Она начинает рассказывать. И безмолвно слушает её Келеборн, ловя каждое слово: слишком редки стали такие минуты откровенности между ними, слишком многое узнаёт он сейчас о той, ближе которой у него нет никого в мире."
Традиционно - персонажи не могут объяснить своих решений. Они чуют... А уходит она таки тоже в историчепский экскурс!
"...Оно виделось ей в беспечальной земле Аман; в Первую Эпоху мира среди крови и огня оно рождалось в её душе — королевство, в котором, как две темы Великой Музыки, сплетётся красота Бессмертных и Смертных земель. Хранимое Королевство золотых снов — кому, как не ей, было создать его? Кому, как не той, что с детства была лучшей, прекраснейшей, равно искушённой и в мастерстве мужей, и в женских ремёслах? Да, искуснее её вышивала Мириэль, солнечнее и ярче её рукоделия были гобелены Индис, нежнее и чище звучал голос Амариэ, лучше держалась в седле и стреляла из лука Ар-Фениэль, глубже проникала в суть вещей Иримэ и никогда ей не изваять было статуй, подобных творениям Нэрданэл. Но не было ни одной девы, ни одной жены в Валиноре, которая превосходила бы Нэрвен Артанис во всём."
Фрагменту - тут и дальше по тексту - про Аман явно перекликается с текстом из третьей (и надо полагать, четвертой) редакции, "Золотое Древо Арафинве", про Третий дом.
Там, что любопытно, расстановка акцентов была другой: во всем - одна из первых, но ни в чем не первая.
И - видимо, в рамках предопределенности у Светлых? - Лориен уже задуман, так что даже не очень понятно, почему она сразу после Дориата не двинула в какие-нибудь леса??
Галадриэль-валинорская хочет в Средиземье.
"Она всегда добивалась того, чего желала. Не будь Исхода, не будь той бесконечной ночи, пронзённой ледяными иглами звёзд, должно быть, она принесла бы свою просьбу пред троны Великих — в уверенности, что ей не будет отказа. Но случилось то, что случилось: под беспощадными звёздами в свете факелов стояла она плечом к плечу с братьями, обратившись в слух, и жгучий восторг переполнял её душу; внимая словам Клятвы, отдалась этому страстному жестокому порыву — вся, без остатка, как отдаются возлюбленному. Сын Мириэль Ушедшей и дочь Арафинве Провидца были в этот миг едины: они были ближе друг другу, чем близнецы в материнской утробе, чем двое на ложе любви; они стали одним пламенем, одним стремлением, одним желанием. Только Огненный не знал и не чувствовал этого: это было ему уже безразлично. Как в тот миг, когда он высоко поднял в ладонях Камни Света, дабы их видел Город и мир, Феанаро был надо всеми — в одиночестве, и никто не мог встать с ним, потому что Огненный не мыслил никого ни — рядом, ни — равным."
Это опять же мощные хвосты концепта Феанора из ЧКА-3, он у нас там прямой проводник Замысла (в т.ч. через Сильмарилы), и - да! - как почти каждый герой, привлекающий внимание автора, трагически одинок.
Галадриэль, видимо, тоже работает проводником замысла - ну, или хочет работать.
И - любопытное охвостье идеи с корабликом - она ХОТЕЛА попроситься у Валар, пока все было мирно.
"Никогда не рассказывала об этих мгновениях Нэрвен Артанис, никогда не забывала, никогда не могла простить их... Весь мир сулила ей Клятва; и не было в то время у Огненного союзника более преданного, более яростного, более язвительного, нежели золотоволосая дочь Арафинве... Отрезвление пришло скоро: на камнях Алквалондэ, где ветер и море оплакивали мёртвых. Но гордость, прокля́тая высокая гордость потомков Финве не позволила ей отказаться от принятого решения и повернуть назад."
Дальше, впрочем, Первая эпоха скипуется почти вся, кроме смерти Финрода - ей-Эру, опять как в прологе сериала!
"Можно было, наверное, рискнуть, поддаться безрассудному велению сердца, из Дориата, сокрытого от любой беды, горяча коня, доскакать до развалин Крепости Стражей; но мужество изменило дочери Арафинве, или рассудок взял верх — она не сделала этого. Возможно, к лучшему: не увидев Инголдо мёртвым, так и не склонившись над его могилой, она могла помнить его живым — в глубине души, может, не веря в его смерть..."
(И карта будущего Мордора на нем, надеюсь, не была нарисована!)
Келеборн молчит и слушает - и успевает намолчать на целую версию сюжета Галадриэли, опять же из нашего богатого канона:
" Неужели ты захотела бы изменить прошлое, сделать так, чтобы тебя не было там, среди Скалящихся Льдов?
Представь себе, хоть на миг представь, что летописец грядущих времён захочет создать легенду о Белой Галадриэли; рада ли будешь ты? Захочешь ли, чтобы тебя запомнили такой? Там ты отвергнешь призыв Фаэнора, не встанешь рядом с братьями во главе Третьего Дома, не услышишь и самого Пророчества Севера; там — унесёт тебя от Лебединой гавани белоснежный корабль, и, может, даже я, родич Олве, не в лесах Дориата встречусь с тобой: от начала стану твоим спутником, госпожа моя. Никто не узнает о том, что ты рассказала мне сейчас — и вот в легенде Белая Галадриэль будет противницей Огненного, поднимет меч против него и его сподвижников: ведь кровь, пролитая за правое дело, не пятнает одежд. Верно, только люди и могут измыслить такое. Но разве не Век Людей наступает ныне? Кто вспомнит, что значит для нас — убивать подобных себе?..
Белая Галадриэль останется верной Великим, и единственным её проступком будет то, что она не дождётся позволения Короля Мира, чтобы покинуть Запад, уйти по лебединой дороге в Смертные Земли..."
Кстати, интересно, что это тот момент, когда ЧКА сама себе апокриф: в 1 и 2 издании был текстик именно с версией корабля. (Олве дарит его внучке, потом, после Затмения, не советует плыть, но после Альквалонде, где он ранен - наоборот, настаивает. (2 издание добавляет сцену приезда в Дориат и встречи с Келеборном.
Но в 3 издании все это пропало, остался в "Золотом древе" только куда более короткий фрагмент про характер.
"Ей казалось, что эту последнюю разлуку с братом она осознала только сейчас, полтора тысячелетия спустя. Осознала, увидев чужака, которого здесь называли — артано, иногда — Аулендилом, но чаще — Аннатаром.
Неодолимая влекущая сила была в нём, зовущая следовать, но не подчиняющая, словно ему было всё равно — уйдут ли, останутся ли с ним… Тем, кто решал быть рядом, пусть и на время, он — дарил, бездумно и щедро. Словно не умел иначе. И что-то болезненно дёрнулось внутри, когда Нэрвен поняла, что только один из тысяч, встреченных ею за века, был таким же. Слишком разными и слишком похожими были они, чтобы остаться равнодушной. Ей не хотелось говорить с ним. Чужим был он — и этому чужому она не могла простить сходства с Инголдо; не могла простить того, что и её саму против воли влекло к нему — хотелось расспрашивать и слушать, хотелось быть рядом в замыслах и свершениях..."
Что-то, по-моему, сериал у нас малость продолжается!
Ну и опять же, что интересно. Ин какон мы имеем - что Галадриэль разгляжела в нем что-то не то, а он (огреб) обрел достойного противника. Но нет, ее будет тайно тянуть к нему. Но она себе не позволит.
"Или это предвиденье?.. О, как она сейчас понимала отца!.. Из-за него падут королевства элдар, — вот всё, что она могла бы сказать, всё, во что сплавились её ночи без сна, её раздумья и смятение, и неоткуда было взять другие слова, а эти были темны и для неё самой.
А, может, дело в том, что именно из-за него она вдруг впервые остро ощутила неосуществимость своего замысла.
Бесконечная изменчивость; не бессмертный — воплощённая Арда Хастайна, живое отрицание неизменности Благословенных Земель: таков он, артано Аннатар."
(Да, Арафинве из ЧКА-3 - это предвидитель совершенно клинический, тоже частый типаж ЧКА, по-моему.)
Но подождите - если из-за него падут королевства Эльдар - это в этом ей хотелось поучаствовать, нет?
И что-то сбоит предвидение, насчет неосуществимости замысла (то есть Лориена).
Ну и конечно, да, Тьма как вечная изменчивость, Аннатар - ветеран броуновского движения.
"— ...Но Келебримбор больше не спрашивает моего совета, не верит мне, иначе я смогла бы его убедить...
В чём, госпожа моя? — думает Келеборн. Как, госпожа моя — если ты ни мне, ни себе самой не можешь объяснить, что происходит, если сама ты не можешь понять себя? Если, в сути своей, всё, что ты могла бы сказать — он мне не нравится! — а изгнать чужака из-за неприязни, которую ты сама не можешь объяснить, мог бы только безумец или влюблённый... Келебримбор — ни то и ни другое. Он любит тебя — и об этом известно всему Эрегиону; но в его любви слишком много нежности, уважения и преклонения, чтобы он смог подчиниться твоему капризу. Согласись, госпожа: разве не выглядит это, как каприз? Должно быть, тебе и самой неприятно. Мальчик обрёл друга; обрёл мечту. Мальчик не сможет и не захочет отбросить всё по твоему слову, даже если это слово — провидческое."
Мне кажется, у эльфов все-таки должно существовать некое различение каприза и провИдения, а также "не нравится он мне" и " в нем что-то не то".
Ну и да, "мальчик". Большенький уже. И в этой версии, кстати, вообще правитель Эрегиона (а ГиК просто почему-то живут тут - почему, кстати? Врое оба не кузнецы...)
Хотя, конечно, Келеборн - если отвлечься от концептов - прямо классный, вменяемый дядя. Люблю свою жену, у нее другие взгляы на что-то - ну и что? А этот Вася ее тоже любит? Я его понимаю и уважаю! Всем бы такого Келеборна.
"— Он... чужой... Аннатар должен покинуть Эрегион! Он — или я!
Вот ты всё и решила, госпожа моя, не оставив выбора никому из нас. Знаешь, может, ты смогла бы убедить Келебримбора, если бы пришла к нему — как ко мне сейчас: путаясь в мыслях и воспоминаниях, своих и чужих, теряя слова, в отчаянье от неспособности объяснить то, что видишь и чувствуешь. Но, видно, пора безоглядной и беспечной юности миновала и для Нэрвен Артанис, для моей прекрасной девы, увенчанной сиянием, раз итогом всех её раздумий становится такой рассчитанный, такой выверенный, такой говорящий жест. "
Да уж эээээ, давно миновала. У нее вон дочь достаточно взрослая, чтоб кольчугу носить.
И опять - верное средство убедить - это вывалить на оппонента все свлои душевные терзания? А произнести что-то логичное - никак, нет?
Келеборн меж тем собирается оставаться:
" А я — я буду с ним, когда ты отречёшься от него. Как родичу, верил он мне все эти годы; не мне сетовать на то, что ближе оказался — друг. Но я его не оставлю. (...) Нет, я не думаю, что Келебримбор обратится ко мне, не думаю, что откроется. Но у меня есть долг, госпожа — тот долг, которым не связана ты."
Кстати, какой? Если Келеборн - "родич" Келебримбору, то только через Галадриэль, по-моему.
Правителем хоть чего-то он тут не заявлен... Непонятное.
Ну и да, кладбище версий канона прдолжается!
"А в легенде, — думает он, — может, всё будет по-иному; там ты будешь тем, чем хотела бы стать — основательницей Эрегиона и его госпожой. И как будет объяснять легенда то, что ты хочешь сделать сейчас? Может, мятежным непокоем Гвайт-и-Мирдайн, может, иначе, — но непричастной злу останешься ты, и только нельзя будет понять, почему королева покинула свой народ в пору беды и раздоров. Придумают ведь что-нибудь — как тебе мыслится, госпожа моя? Вспомнят о Финроде, во имя долга и чести отрёкшемся от престола, или что другое вспомнят, но незапятнанной останешься ты, госпожа, хранительницей и надеждой этих земель. Скажи, хотела бы ты так переписать свою судьбу? Хотела бы променять гордость на смирение и повиновение? Хотела бы, чтобы мир запомнил Белую Галадриэль? Я не верю в это. Я люблю тебя такой, какая ты есть — непокойной, мятежной, сомневающейся; тебя, чьи губы запеклись в лихорадке пророчеств, в чьих глазах — глубоко, на самом дне — ещё живут сны о Золотом Королевстве. Я, знаешь, наверное, не сумел бы полюбить Белую Галадриэль, не ведающую порывов, сомнений и ошибок. А всё-таки ты уйдешь. И я — останусь."
Автор - тоже из тех, кому не нравятся поздние версии Галадриэль за "правильность"?
Ну и да, куда ж без "лихорадки пророчеств"? Они в этой истории на здравую голову не произносятся.
"Теперь он в самом деле улыбается. Думает: я верю тебе. Не видя зла в Аннатаре — верю. Именно поэтому я останусь. Должно быть, мало проку будет с меня — вот только я не могу иначе. Ты ведь понимаешь, да?..
Он совершенно не уверен в том, что она понимает. Но ему это не важно."
И зла он в Аннатаре не видит... Ну, Синдар у Ниенны, по-моему, вообще довольно мирные (вот интересно будет посмотреть, что там насчет Трандуила мелькнет?)
Галадриэль протормозила с весны до лета, но все-таки собралась. Гваэтир принес ей ту самую кольчугу для Келебриан, она вдумчиво на нее посмотрела (несколько часов) - и они таки ушли.
"Совсем немного времени пройдёт до того, как золотоволосая королева-без-королевства пожалеет о своем решении; она не успеет даже обрадоваться тому, что чужой покинул Эрегион. Ей почудится вдруг: именно этот чужой мог удержать Келебримбора от рокового шага — и когда он ушёл, чтобы не возвращаться больше, судьба переменилась безвозвратно, не оставляя выбора живущим.
Впрочем, до этого есть ещё время, долгие годы Смертных Земель."
Интересно, что именно тут является непоправимым шагом со стороны Келебримбора? Пока не понимаю.
*
Послединй эпизод данной главки - в Мории и от имени Келебриан, судя по всему, еще довольно-таки ребенка. Галадриэль снимает с нее ту самую мифриловую кольчугу (похоже, описано довольно возвышенно, я не сразу поняла) - и отдает гному. Это подводка под то, Бмльбо найдет ее в Эреборе, надо полагать - гномы с собой унесли! Но вообще - зачем?
"Она сама расстегнула на Келебриан богато украшенный пояс, помогла снять кольчугу. (...)
— Государь Мории, — показалось, мать протягивает гному горсти, наполненные серебром луны. — Прими это от меня — как дар и знак того, что я и мои спутники доверяем тебе.
Король Кхазад-дума не позволил себе усмешки, услышав это обращение[4]."
К этому примечание:
"Мо́риа (С) — «чёрная бездна/пропасть». Это имя было дано королевству Кхазад-дум эльфами; гномы полагали его «именованием, данным без любви и приязни», с их точки зрения, оно было почти оскорбительным. Надпись на западных вратах Кхазад-дума, включавшая слова Э́ннин Ду́рин А́ран Мо́риа, «двери Дурина, государи Мориа», была одновременно шуткой и своего рода проверкой: ни один подлинный друг гномов не назвал бы так их королевство."
Это не канон. а толкование его (попытка решить вопрос, как там могло быть написано "Мория", и довольно замысловатое. И непонятно, почему Галадриэль тогда все это игнорирует? Впрочем, дальнейшее продолжает линию, что отношения у нее с гномами какие-то причудливые.
Гном заводит длинную речь, глядя на кольчугу.
"— Мудра ты, золотоволосая госпожа, — задумчиво проговорил он, — и лишь красота твоя равна твоей мудрости. Ты сделала мне подарок, достойный древних властителей, но также и вверила мне жизнь своей дочери. Отныне и до той поры, пока не пресечётся род Праотца, мы будем чтить тебя и хранить твою дочь, как собственных наших дочерей. И прежде никто здесь не причинил бы вам зла — но теперь твоя и её жизни священны для нас. Велика цена твоего дара; стократ драгоценнее то, что ты знаешь и чтишь обычаи нашего народа, как знал и чтил их лишь один из твоих родичей в прежние времена.
Король степенно поклонился дочери Валинора. Она склонила голову, не зная, о каком её родиче говорит государь, не ведая даже, о каком обычае он ведёт речь, стараясь ничем не выдать недоумения."
Мы тоже пока в недоумении, но гном поясняет - мы ведь помним, что Келебримбор как-то поминал там Эола? Так вот...
"— Великий то был мастер, госпожа, — раздумчиво продолжал государь, — даже и теперь мы помним и чтим его, хоть и претерпели от его рода тяжкие беды. Он не смотрел на нас свысока и не видел зазорного для себя в том, чтобы учиться у наших мастеров. Говорят даже, что предки наши доверяли ему свои имена. (...) Говорят, однажды покинул мастер празднество в Ногроде, и более не видели его; и, придя в его дом, нашли дом этот пустым, и узнали только, что уехал он вслед за женой и сыном. Твоё лицо, госпожа, свежо, как цветы горных лугов, но век твой долог. Может статься, тебе довелось слышать о его судьбе?
Она уже всё поняла. Поняла — и не решилась сказать. Спросила:
— Как было имя его, государь?"
Гном витиевато отвечает в сумме ничего (мол, мы его имени не знали, а сами дали ему свое, а оно тайное), а Галадриэль прождолжает играть в глухую несознанку:
"— Нет, государь. Я рассудила по всему, что услышала от тебя, и — нет, я не знала ни его, ни его сына.
Элдар не лгут. Это не было ложью — но не было и всей правдой. Она не знала ни Эола Тёмного, ни Ломиона-предателя, Маэглина Острый Взор; и она не хотела рассказывать этому степенному, умудрённому годами гному об их судьбе. Слова оставили горький привкус на губах: полынный мёд полуправды. Только Келебриан вскинула на мать ясно-серые изумлённые глаза, но — сдержалась, промолчала."
Но гном-то на самом деле в курсе всего, что надо:
"Когда госпожа Галадриэль и её спутники, — Келебриан так и не проронила ни слова за всё это время, — покинули зал, гном грузно опустился в кресло и долго молчал, теребя каштановую с проседью бороду.
— Эх, светлая госпожа, — тихо проговорил, ни к кому не обращаясь. — Не веришь нам. Не веришь — и не говоришь правды; хотя это-то, может, от нежелания огорчить… Да… Один из твоего народа доверял нам, как доверяют друзьям и родичам; один — не стыдился признаваться в невежестве и спрашивать о неизвестном. Не было такого до него, да и после — лишь единожды... Правда не может причинить обиды, не может ложь быть во благо. Ты желаешь многого — и не дорожишь тем, что имеешь; ты жаждешь удержать то, что уходит — и не щадишь того, что есть. Ты крушишь малахит, как пустую породу, хочешь отыскать изумруды, — а находишь лишь хрупкую яркую обманку, и ложный блеск слепит тебе глаза. Ты лепишь из глины невозвратного прошлого непрочное будущее, забывая просто жить. Эх, госпожа…"
Примерно на этом (гном еще обменялся парой реплик с сыном - о юности, старости и мудрости) эпизод и кончается. Интересно, будет ли у этого концетпа отношений с гномами какое-то продолжение-объяснение, или оно так - для атмосферы??
Гном-то еще в следующей части мелькнет, с Келебримбором, а вот Галадриэль - не знаю, может, уже только в упоминаниях всякими третьими нуменорскими лицами...
