— Хён.
Верткий мальчишка, которому предстоит стать третьей частью их группы, нависает над ним.
— Я выбрал себе псевдоним. Хочешь послушать?
Вроде в его вопросе и нет ничего такого: лидером группы будет Сонхва, так что последнее слово за ним. Но вид у парня такой, будто он задумал какую-то шутку, которая Сонхва точно не понравится.
— Давай, — нейтральным тоном говорит Сонхва.
— Кастиэль, — торжественно объявляет мальчишка.
Сонхва щурится, невольно дергает уголком губ. Но новонареченный Кастиэль больше ничего не добавляет, только смотрит на него сверху вниз и вызывающе улыбается.
— Хорошее имя.
В лице Кастиэля что-то дергается.
— Что... и все?
— А что ты хочешь, чтобы я сказал? Хорошее имя. Можешь оставить, если хочешь.
Сонхва поднимается и идет к тренажерам. Перерыв закончен.
Кастиэль догоняет его.
— А ты, хён? Ты уже выбрал себе имя?
Сонхва притормаживает.
— Меня вполне устраивает мое, — роняет он через плечо.
— Но это же скучно... — разочарованно тянет Кастиэль.
Дин, их будущий рэпер, сказал то же самое. Сонхва на секунду прикрывает глаза, подавляя желание зарыться лицом в ладони. Веселенькая жизнь его ждет.
Дин с Кастиэлем не спелись.
С одной стороны, это хорошо: иначе бы Сонхва и вправду, наверное, поседел. С другой... Эти парни не из тех, кто умеет дружить. Зато они отлично умеют соперничать. Что было бы не так страшно, будь они из разных групп. Кастиэль цепляется к Дину — он ко всем цепляется, включая Сонхва — тот отшучивается, но взгляд его Сонхва не нравится. Дин — хитрый лис, он знает все и про всех. Именно он первым подошел к Сонхва, еще до официального объявления составов, и сказал, что надеется на плодотворное сотрудничество. Кастиэль же колючий, как вредный еж, и всякие попытки сблизиться пресекает язвительно и резко. Но какие бы тайны он ни скрывал под своими колючками, Дин их вызнает. Если Кастиэль его окончательно достанет.
— Хочу такие же, — Кастиэль указывает на контейнер с новенькими серыми линзами. Сонхва трет воспаленные глаза, смотрит на себя в зеркало. Понадобится несколько дней, чтобы привыкнуть. Но за эти несколько дней он окончательно превратится в страшилище. Мало ему было проблем с кожей.
— Забирай, пожалуйста, — глухо бросает он. Кастиэль смотрит недоверчиво:
— Что, правда?
Протягивает руку к контейнеру, но в последний момент роняет ее. Усмехается как-то горько:
— Да ладно, хён. Хоть ты не дразни. Это ты у нас будешь светлый ангел — и волосы белые, и глаза, и кожа. А мне только черной змеей у тебя под ногами извиваться.
Сонхва смотрит на него в зеркало. Губы Кастиэля кривятся не в привычной насмешливой ухмылке, а как-то отчаянно, болезненно. Вот он — момент, которого Сонхва ждал все эти дни. Момент, когда с Кастиэлем можно поговорить по-человечески, попробовать достучаться до него. Популярно объяснить, что он, Сонхва, зла ему не желает. Он как лидер за него горой встанет. Если только Кастиэль перестанет колоть хотя бы своих. Но Сонхва слишком устал, поздно лег вчера, да еще эти линзы — и поэтому вырывается у него только короткое:
— Не лезь к Дину.
Кастиэль замирает. Его глаза распахиваются шире, губы приоткрываются — весь он в этот момент такой беззащитный, уязвленный. Если бы Сонхва это видел, у него бы дрогнуло сердце. Но Сонхва плещет водой себе в лицо и не поднимает головы.
— Что? — переспрашивает Кастиэль почти шепотом.
Сонхва выключает воду, вытирает лицо полотенцем. Разворачивается к нему.
— Не ссорься с Дином. Он тебе не по зубам. А мне в моей группе склоки не нужны. Понял?
Он выходит из ванной, мечтая только о горячем чае и мягкой постели. Кастиэль наконец отмирает и смотрит ему вслед.
— Понял-понял, — произносит он уже без улыбки.
Кастиэль тренируется как одержимый. Чем ближе их дебют, тем упорнее он становится. Остается в зале даже после того, как Сонхва с Дином уходят, отрабатывает движения. Разумеется, катастрофы долго ждать не приходится.
Сонхва стоит в опустевшем зале. Понурый Кастиэль сидит на банкетке, вытянув правую ногу. Госпожа Юн стоит перед ними. Она едва достает Сонхва до плеча, но каким-то образом умудряется смотреть на него сверху вниз.
— Я думала, на тебя можно положиться, — цедит она.
— Простите, госпожа Юн. Моя вина. Недосмотрел.
— Твой макнэ — твоя ответственность. А если он не оправится до дебюта? Что тогда?
— Я по... — начинает Кастиэль, но Сонхва резким жестом обрывает его.
— Мы что-нибудь придумаем, госпожа Юн.
Она фыркает.
— Новые связки ты ему не придумаешь... Ладно. Иди спать. Я вызову доктора.
Сонхва кланяется.
— Мы и так доставили вам много хлопот. Прошу, возвращайтесь к себе. Я окажу Кастиэлю первую помощь, а завтра утром мы первым делом вызовем к нему доктора.
— А откуда ты...
— У мамы научился. Она же у меня врач, вы знаете. Собрала мне с собой небольшую аптечку. Все проверено, не беспокойтесь. Я понимаю, как это важно.
Госпожа Юн окидывает его долгим внимательным взглядом и наконец кивает:
— Хорошо, Сонхва. — Кажется, ее голос даже чуточку потеплел. — Приятно видеть, что ты умеешь брать на себя ответственность. Я доверяю тебе. Не подведи меня.
— Что вы, госпожа Юн.
Она выходит.
Повисает неловкое молчание.
— Посидишь тут, пока я схожу за аптечкой? — спрашивает Сонхва, не глядя на Кастиэля, и тот устало откликается:
— Куда я денусь.
Дин, видимо, уже спит. Вот и хорошо. Не будет лишних вопросов... по крайней мере до утра.
Назад Сонхва возвращается почти бегом. Опускается рядом с банкеткой на колени, ставит аптечку рядом с собой. Когда он дотрагивается до ноги Кастиэля, тот крупно вздрагивает.
— Больно?
— Пальцы холодные.
Сонхва пытается поймать взгляд Кастиэля, но тот упорно отводит глаза. Он вздыхает и достает из аптечки влажные салфетки, мазь и бинт.
— И как тебя угораздило...
— Да вот так. Я же ходячее несчастье, что там говорить.
Сонхва от неожиданности вскидывает голову. Кастиэль смотрит прямо на него, и его подвижное лицо — вот странно — не выражает вообще ничего.
— Достался тебе на твою голову макнэ, одни неприятности от него...
— Перестань, Кастиэль, — устало говорит Сонхва. — Я тебе никогда такого не говорил.
— Говорил.
Сонхва чуть не роняет салфетку.
— Когда это?
— Когда просил меня отстать от Дина.
— Ты же понимаешь, с ним... лучше не ссориться. Я хотел защитить нас всех.
— Да? А мне показалось, что ты хотел защитить его от меня.
Сонхва откладывает тюбик мази и поднимает глаза на Кастиэля. Тот все так же безразлично смотрит на него.
— Кастиэль, о чем ты? Дин — такой же член группы, как и ты. Я отвечаю за вас обоих. И, естественно, я должен следить за тем, чтобы между вами не было конфликтов...
— А то госпожа Юн наругает?
— При чем здесь госпожа Юн? Я — лидер группы...
— Да-да. Я все это сто раз слышал, хён. Скажи, а если бы мы были совершенно посторонними людьми, стал бы ты за нас так впрягаться?
Глаза Кастиэля странно блестят, и Сонхва не уверен, что понимает, к чему тот клонит.
— Хёнджун, тебя что-то тревожит?
Кастиэль вздрагивает, как от удара. Закусывает губу. Отводит взгляд и скороговоркой произносит:
— Одна из групп... осталась без танцора. Меня звали.
Руки Сонхва замирают.
— И ты... согласился?
Кастиэль издает смешок:
— Как я мог? Не поговорив предварительно с нашим лидером...
Сонхва принимается медленно разматывать бинт.
— Но ты думал согласиться?
— Я же вижу, что я тебе не нужен, хён. — Кастиэль резко дергает ногой и тут же шипит от боли. — Все, дай, дальше я сам.
Он практически силой отбирает у Сонхва бинт и начинает перевязывать растянутую лодыжку, но руки у него так дрожат, что бинт ложится неровными косыми петлями. В любой другой момент Сонхва бы попросил его перестать, взял у него бинт и сделал все сам; но сейчас он не может произнести ни слова. Слышно только тяжелое дыхание Кастиэля.
Наконец Сонхва удается разлепить губы:
— А сейчас? Сейчас я что, по-твоему, тут делаю?
— Это ради группы, — бросает Кастиэль, — а не ради меня.
Тишину, которая повисает в зале после этих слов, кажется, можно ножом резать. Конец бинта выскальзывает из рук Кастиэля. Сам он с ужасом смотрит на Сонхва.
— Хёнд... — начинает Сонхва, протягивая руку, и почти тут же Кастиэль восклицает:
— Нет! Все, не надо, хватит. Иди спать. Я устал, несу какую-то чушь. Утром поговорим.
— Ты собираешься спать здесь? — тихо спрашивает Сонхва, глядя, как Кастиэль вытягивается на банкетке. Ноги у него опасно свешиваются с края.
— А хоть бы и тут, — еще тише откликается Кастиэль, отворачиваясь к стене.
— Простудишься.
— Тут пледы есть.
— За ними идти надо.
Кастиэль поворачивает голову и вместе с Сонхва смотрит на шкафчик у противоположной стены.
— Значит, схожу.
Но — вопреки своим словам — не двигается с места. Только снова отворачивается к стене и закрывает глаза.
Сонхва стоит над ним и чувствует себя так, будто замер на тонком льду, трескающемся прямо у него под ногами. Обычно ему всегда удается найти нужные слова, чтобы уговорить людей, убедить их не делать глупостей. У мамы — у его приемной матери — это отлично получается. Сонхва нравилось... нравится думать, что это в нем от нее. Но с Кастиэлем — единственным из всех — он не может найти слов. Что ни скажи, все будет неправильно. Еж свернулся в шар и выставил иголки. И что с ним, ощетинившимся, делать?
Он собирает аптечку, стараясь не шуметь, и молча выходит из зала.
Когда он входит в гостиную, его встречает совсем не сонный Дин:
— Сонхва-хён! А я думаю, куда это вы с Кастиэлем запропали?
Его острые глаза внимательно изучают Сонхва, но у того нет даже сил сопротивляться.
— Меня вызывала госпожа Юн. Кастиэль растянул лодыжку. Он в нашем зале. Помоги ему дойти сюда.
— А ты?
— А я иду спать.
Он уходит в спальню и, не раздеваясь, даже не глядя на выстроившуюся на тумбочке батарею кремов, ныряет под одеяло с головой.
Их возвращения он не слышит.
— Сонхва, — говорит госпожа Юн, — у всех есть право на ошибку...
Он качает головой:
— Свое я уже использовал. Из нас с Кастиэлем не получится команды, госпожа Юн. Я душу его, не даю ему расти. Это просто преступление — губить такой талант.
Она долго смотрит на него, но он молчит.
Наконец она кивает:
— Хорошо, — и, судя по звуку, начинает что-то набирать на своем телефоне, но тут же спохватывается: — А как же Дин?
Сонхва качает тяжелой головой:
— Его я не неволю.
В каком-то смысле он экономит Кастиэлю усилия: если бы тот сам обратился к госпоже Юн, она бы так легко не согласилась. Но он, Сонхва, умеет договариваться с людьми. Ему доверяют. Ему верят.
Все, кроме одного.
Он просит Дина держать язык за зубами, и тот в кои веки слушается. Но Кастиэль все равно узнает. Слухи разносятся быстро. Надо видеть его лицо, когда он, белее бумаги, прихрамывает в гостиную.
«Это правда?» — свистящим шепотом спрашивает он, и Сонхва кивает, невольно опуская глаза.
«Я не держу на тебя зла...» — начинает он, но Кастиэль яростно перебивает:
«Все! Хватит! Ты уже сказал все, что мог».
В тот же день он перебирается к своей новой группе, а через три дня к Сонхва и Дину подселяется Уджин — милый скромный парнишка, который легко встраивается в ритм, заданный Сонхва, и вскоре начинает казаться, будто он всегда тут был. Правда, когда он танцует, за ним не следишь так, как за Кастиэлем; от его выверенных, отточенных движений не захватывает дух. Но Сонхва убеждает себя, что это к лучшему. В конце концов, он выходит на сцену не затем, чтобы любоваться на своих коллег.
А потом он сталкивается в коридоре с Кастиэлем, который обжигает его насмешливым взглядом льдистых глаз.
Рядом с ним — девушка, лидер новой группы, SIRENS... или ее сестра-близняшка? Неважно. Сонхва вежливо кланяется, девушка тоже отвечает поклоном. Кастиэль только вздергивает подбородок. Про себя Сонхва отмечает, что он держится с девушкой совершенно по-свойски: они не соблюдают вежливую дистанцию, принятую между айдолами, но и не похожи на скрывающую свои чувства парочку. Скорее... как брат с сестрой. Или это ему только хочется так думать?
— Сонбэ, — усмехается Кастиэль, и Сонхва невольно вздрагивает: он сам не ждал, что его так заденет перемена обращения. Впрочем, это и правильно: они больше не в одной группе, теперь они — соперники. — Готовитесь к дебюту?
Он хочет спросить совсем не о том, Сонхва знает это совершенно точно; но как спросишь теперь, когда их пути разошлись, и все, что осталось — вот такие случайные встречи на глазах у чужих. Он спокойно кивает:
— Готовимся. А вы?
— Готовимся прогреметь, — хмыкает Кастиэль и обращается к девушке: — Идем, Союн. Еще успеешь на него полюбоваться.
Союн внимательно смотрит на Сонхва, прежде чем кивнуть. Они уходят, а Сонхва обнаруживает, что смотрит им вслед.
Как же это паршиво, оказывается — когда не знаешь, что сказать.
Чтобы всё на уровне задавленных желаний (нельзя же, гроб-гроб-кладбище!), которые выливаются в огрызание и соперничество.
спасибо за исполнение
