Вы не вошли.
Это мой мультикроссоверный фанфик про приключения тети Петуньи (см название).
задействованные каноны: Поттериана, Сильмариллион и прочие истории Средиземья, игра Стардью, Хроники Нарнии, One Piece, Stand Still Stay Silent, другие будут появляться по мере написания
основной персонаж: Петунья Эванс
ОМП, ОЖП и прочие персонажи в количестве.
выкладка: почти каждый день по главе, недельные перерывы между арками.
автор обложки концепт-художник @maximilien_serpent
Синопсис: в один прекрасный день тетю Пэт увольняют с работы, в результате чего она не знакомится с Верноном Дурслем и не выходит за него замуж, а влипает в волшебную и местами довольно страшную историю с магией, приключениями и прекрасными мужчинами!
Также можно почитать на:
Фикбуке
AO3
обновления каждую среду и субботу.
Не так давно анон вжопился в тетю Петунью...
нет, не так.
не считая самого первого прочтения ГП, когда анон был юн, мир - относительно прост и понятен, а Дурсли представлялись едва ли не Дурслькабаном, анон всегда симпатизировал тете Петунье. да, она не образец доброты и заботы, но что могла - то сделала, хотя ее, собственно, никто не просил растить ГП, а просто поставили перед фактом. Анон как-то представил, что ему остались на воспитание многочисленные племянницы, и ужаснулся. А еще всегда было обидно за нее, что тете Пэт не досталось магии. ну, кому бы такое понравилось? Потом анон прочел "Волшебное стекло" Заязочки и "Старушку Петти" и ему понравилась сама идея ведьмы Петуньи.
в прошлом году анон начал играть в Хогвартс Легаси. Так как просто играть было скучновато, анон решил отыгрывать и слепил себе чудесную юную тетю Пэт, которая неведомым магическим образом переселилась в 19й век и попала в Хог. Распределили ее, кстати, в Слизерин. Анон нафанонил ей боязнь полетов и любовь к чарам и зельям, летнюю подработку в трактире у Сироны и везде где только можно, потому что попаданке из будущего не до жиру. но писать фичок тогда анон не стал.
Зато в этом году поперло. Мало того, анон решил наваять мультикроссовер, чтобы запихнуть туда "все лучшее сразу". И Поттериану, и китайцев, и Толкина, и вообще все, что придет в голову. К тому же анон успел написать после перерыва в творчестве свой первый фичок по Сильму и решил, что успех надо закрепить. Пусть даже очередным фиклом, а не ориджем, который анон пытается написать с тех пор, как научился читать и писать.
В общем, анон вжопился в тетю Петунью и планирует додать ей всего-всего. И магии, и приключений, и красивых мужиков. К тому же анон пытается писать в стиле китайских сестер - быстро, динамично, с резкими вотэтоповоротами и сияющими Мэри на каждом углу. А не растекаться мыслью по древу, хотя получается пока не очень. Выкладка по мере написания, потому что писать в стол и копить главы, конечно, неплохо, но так анон боится потерять запал.
Основные ворнинги: не вычитано, ООС, вольное отношение автора к используемым канонам.
Отредактировано (2024-07-19 00:28:56)
Глава тридцать четвертая, в которой тетя Пэт впервые берет в руки кирку, находит новый выход с фермы и занимается обустройством колодца
и-и, встречайте, - колодец! я долго думал, как обставить его появление и, больше всего, его строительство. потому что тут нет такой замечательной и полезной Робин. надеюсь, вышло достаточно логично ) хотя дальше по сюжету столяр скорее всего понадобится и появится.
а также вот картинка, чем я представляю волокно:
Петунья потянулась, полной грудью вдохнула свежий воздух и ощутила, как по ее телу пробегает ощущение легкости и силы. Она с удовольствием потянулась. После вчерашних ее трудов с топором мышцы почти не болели. А та боль, что еще оставалась, совсем прошла после растяжки и комплекса упражнений.
Петунья склонилась над горшочком, стоящем на подоконнике, и с наслаждением вдохнула аромат травы, напомнивший ей одновременно мяту, грейпфрут и немного эстрагон. За ночь в ее доме маленькое растеньице окрепло и немного вытянулось. Его узкие длинные листочки слегка увеличились в размерах и налились здоровой изумрудной зеленью. Между листьями покачивались тонкие стебли, увенчанные бутонами еще нераскрывшихся цветов, но сам аромат исходил именно от листьев. Все, как написано в книжке.
– «В ладонях короля лежащий, он жизнь вернет, от ран целящий»… – проговорила Петунья слова из сна и осеклась. Она только что произнесла это вовсе не на английском, а на… как называется этот язык? Эльфийский?
Но кроме этих слов она четко помнила и все остальное, вплоть до мельчайших подробностей, и могла бы по памяти зарисовать растительный узор, вышитый на подоле платья матери, или описать их небольшой аптекарский садик.
Умываясь, она думала о своем сне. В нем она была крохотной девчушкой лет десяти или даже чуть поменьше, наверное. У нее были нежные деликатные ручки с тонкими и ловкими пальчиками и нарядное платье. Судя по огромному саду, ее семья была богата, и перед той девчушкой в жизни не стояло ничего тяжелее ухода за собственной грядочкой с ацеласом.
Петунья завистливо вздохнула. Она бы не отказалась от такой жизни. Она заварила себе кофе и выглянула в окно. Как и обещали, шел дождь. Не такой, правда, как был пару дней тому, а легкий, почти летний дождик. Но даже так ей все равно не придется поливать огород.
За завтраком она снова полистала книжицу целителя и дочитала статью про ацелас целиком. После той общей информации, что она успела прочесть вчера, дальше шли сугубо практические знания. Как собирать, как сушить, как делать целебную настойку и с какими травами он сочетается наилучшим образом. Она пролистала несколько страниц вперед, надеясь найти советы, как лучше его выращивать, но автор перешел к описанию следующего растения, полностью исключив из рассмотрения вопрос культивации ацеласа.
А, ну да, припомнила Петунья. В дни, когда эту брошюру писали, ацелас рос как сорняк, как… да как простой подорожник! Тогда исключительно странно, что в покоях целителя он рос в горшочке. Или ему просто тоже нравилось вдыхать его аромат?
– Но во сне он рос как-то так… – бормотала Петунья, небрежными штрихами набрасывая в дневнике клумбу из сна. Интересно, почему в том богатом доме ацелас рос в специально отведенном месте? Было ли это просто хобби богатой и наверняка очень важной мадам? Она прицокнула языком. – Такое чувство, будто я уже видела похожий сон…
После завтрака она накинула плащ и выбежала на улицу проверить почту. Флажок на почтовом ящике она увидела сразу. Подобно фонарю на вершине маяка, он ярко и призывно алел, маня к себе. Приплясывая от нетерпения, Петунья достала еще один мешочек с монетами и прямо на улице вытряхнула монетки на ладонь. И ойкнула громко от радости, увидев на ладони четыре больших золотых монеты.
К деньгам, как водится, была приложена записка. С коротким посланием: «Поздравляю. И с урожаем тоже».
На мгновение она растерялась. Откуда мистер Кори мог знать про ее эпопею с Лассэ? Потом в памяти всплыло его самое первое письмо, где он прямо писал про тех, кто будет просить помощи на ферме, и успокоилась. Наверное, мистер Кори тоже через такое проходил. Петунья убрала деньги и записку в карман плаща и развернулась, собираясь посмотреть на огород и свои вчерашние эксперименты с вырубкой деревьев.
Нечто новое, возникшее неподалеку от огорода там, где еще вчера была пустая земля, она увидела сразу. Низкое, какое-то скособоченное, оно торчало не к месту, как прыщ на лице перед свиданием.
Петунья осторожно приблизилась и остановилась. Потерла глаза ладонью, но неуместный предмет не собирался пропадать.
Перед нею стоял колодец. Он был стар и почти наполовину разрушен. Крыша отсутствовала, деревянные опоры сгнили, и ворот, который они прежде держали, лежал рядом, высохший и растрескавшийся, а вокруг него беспорядочно валялись выпавшие из колодезного кольца камни. Петунья, вытянув свою длинную шею и стараясь держаться подальше, заглянула внутрь и увидела сухое дно, где посреди всякого рода мусора валялось разбитое ведро.
Она выпрямилась и, обойдя колодец кругом, задумалась. Потом огляделась, надеясь найти хоть какие-то намеки на его появление. На грядках уже проклюнулись крохотные зеленые росточки – в точном соответствии с тем, как рос первый урожай. А там, где вчера она вырубила деревья, как и рассчитывала, теперь была чистая, свободная от сорняков земля. Все это было ожидаемо и в пределах того, что она могла бы принять. Но колодец?
Только вчера она порадовалась, что маленькая миниатюра выглядит не так пугающе, когда хоть чем-то отличается от реальности, и вот – теперь сходство абсолютное.
Петунья потерла лоб, как будто это могло помочь ей найти ответ, и вернулась в дом.
Она бросила мешочек с деньгами на стол, он глухо звякнул. Петунья прошла к камину и вытянула к огню немного озябшие руки и попробовала подумать. Не получалось. Разумные мысли в голову не шли. А считать, что появление колодца связано с ее маленьким макетом… ну, это уже вуду какое-то!
– Хотела бы я знать, что делать с этим колодцем! – в сердцах сказала она, и словно в ответ внутри тумбы что-то стукнуло.
От неожиданности Петунья вздрогнула и чуть не опустила руки в огонь. Затаив дыхание, она прислушалась. Но кроме шума дождя и треска огня ничего не услышала. Выждав минут пять, она подошла к тумбочке и, убрав миниатюру, подняла крышку. Крышка поднялась легко, открывая почти пустой ящик.
Внутри лежала открытка. На ее лицевой стороне была нарисована милая пастораль с огородом и симпатичным колодцем, крыша над которым была украшена затейливой резьбой, а с обратной стороны обнаружилась инструкция. Под схематически изображенным колодцем были написаны цифры 75, 25 и 3, каждая из них была снабжена каким-то своим значком, а потом все эти значки, чем они ни были, следовало, согласно схеме, бросить в колодец.
– Нелепица какая-то, – проворчала Петунья, но открытку не отложила и не бросила в огонь, а внимательно изучила.
Благодаря стимулирующим свойствам ацеласа, чьим ароматом был буквально наполнен маленький дом, она быстро догадалась, в чем дело. Значки рядом с цифрами изображали: нечто округлое, полено и моток какой-то веревки. Петунья логически заключила, что ей нужно бросить в колодец требуемое количество этих штук. Хотя логики в этом, конечно… Ну да ладно. Как будто раньше все здесь было логично.
Что ж. Значок полена был ей понятен. Вот только вчера она срубила несколько деревьев, каждый из которых дал ей по десятку точно таких же поленьев. Значит, согласно этой инструкции ей нужно двадцать пять поленьев бросить в колодец…
Не затягивая, Петунья снова накинула плащ и в несколько приемов перетаскала к колодцу нужное количество дров. Скидывая поленья в яму, она еще раз отметила, насколько точно значок в инструкции схож с реальным предметом, и довольно быстро догадалась, что еще ей потребуется камень и… веревка?
Вскорости она поняла, что не веревка, а то самое волокно, что вчера она получила при вырубке кустов. У нее как раз их было три. Она сбегала за ними в кладовую и торжественно опустила поверх поленьев в колодец.
Оставался камень. Значок выглядел как стандартный такой, обычный камень, и было непонятно, нужно ли их просто где-то собрать или, чем черт не шутит, накопать в шахте? Не просто же так, среди прочего инструмента, волшебная кладовая выдала ей еще и кирку!
– Допустим, – вслух сказала она. Так отчего-то казалось, что не ее заставляют что-то делать, а она сама принимает разумные и взвешенные решения. Не следует странным подсказкам из волшебной тумбочки, а ищет способ получить желаемое. – Где мне искать камень?
Снаружи было полно камня. Территория фермы была буквально усеяна булыжниками разных размеров. Те, что мешали свободно передвигаться, Петунья просто откатывала в сторону, распихивая куда придется, и даже не думала их к чему-нибудь приспособить.
Вооружившись киркой, она отправилась к почтовому ящику, возле которого лежал ближайший булыжник. Она присела рядом и, взяв камень в руки, покрутила, сравнивая его форму с рисунком на открытке. Ничего общего. Тогда она положила камень обратно и легонько тюкнула по нему киркой. Раздался звонкий звук удара, но ничего больше не произошло. Она ударила посильнее, и еще раз. Наконец, размахнувшись как следует, она со всей силы вдарила киркой по камню, и тогда раздался треск, и булыжник, на мгновение окутавшись облачком пыли, превратился в два аккуратных, как с картинки, округлых камня.
Петунья почувствовала, как дернулось веко. Что это за мир такой? Она может понять, когда растения растут и поспевают быстрее, чем нормальные, но что срубленное дерево само превращается в поленья, а камни… ну, в камни? Даже в волшебных книжках ни о чем таком и речи не шло. Она саркастично подумала, что даже для магов такое за пределами нормальности, и мрачно ухмыльнулась.
Ну что же. Петунья подняла камни, взвесила их в руке. Они были реальные, плотные, тяжелые, и даже если она никак не могла объяснить их появление, то, по крайней мере, в ее силах было собрать нужное количество.
И так, от одного булыжника к другому, безостановочно работая киркой, она собрала примерно с два десятка камней и заодно очистила территорию вокруг домика. Сбросив камни в колодец, Петунья зашла в дом погреться и немного отдохнуть. Сев на табурет, она откинулась к стене, вытянула ноги и глубоко вдохнула. Свежий и острый запах, ворвавшись в ее ноздри, добрался до легких, впитался в кровь, и заключенная в нем целебная сила распространилась по всему телу, распространяя бодрость и уменьшая усталость.
Отдохнув, Петунья снова заварила кофе и, прихлебывая его, стала размышлять, где же найти еще камня. Сам собой ее взгляд упал на миниатюру, которую она так и оставила на столе, и тут ее осенило.
Пещера! Пещера, которую она обнаружила, когда исследовала теплицу, но совсем забыла, увлеченная другими делами. Где пещера, там и камни. Не допив кофе, Петунья бросилась на улицу.
Шлепая по лужам, она пробежала до теплицы, а от нее, оскальзываясь на влажной траве, – к скале. Пещера была на месте, однако неподалеку от нее на земле валялась груда булыжников.
– Вот это сюрприз! – обрадовалась она, довольная тем, что не придется добить киркой скалу. На ее взгляд, из этой кучи могло выйти не меньше пяти десятков камней. Перехватив поудобнее кирку, Петунья стала один за другим обрабатывать камни, и все вокруг нее окуталось клубами пыли.
Перебив примерно треть булыжников, она взяла передышку. Пока она отдыхала, поднятая трансфигурацией пылевая завеса осела, и Петунье открылось место, откуда вывалились камни.
Вверх по скале, скрываясь среди камней и кустарников от постороннего глаза, шла тропа. Она уводила вверх, в горы за пределы фермы, и чем дольше Петунья смотрела на нее, тем больше понимала, что нашла еще один вход на ферму.
Она испугалась. Защищен ли этот проход той же невидимой завесой, как главный вход? И откуда он тут взялся?
Нахмурившись и перебрав в памяти события последних дней, она вспомнила, как пару дней назад сквозь сон слышала с утра какой-то грохот, как будто от обвала… В тот день тоже шел дождь, поэтому она отправилась на рыбалку и потратила на нее целый день. Конечно, ей было не до исследования территории. Да и на шум тот она тогда никакого внимания не обратила…
Петунья тревожно взглянула на тропу, досадуя и на себя, что не пришла сюда раньше, и на дождь, что шел и смывал все следы, которые могли бы тут быть. На первый взгляд тропа казалась абсолютно нехоженой, но Петунья, оставив на время затею с колодцем, все равно потратила время, чтобы осмотреть ее повнимательнее. Она даже поднялась по ней, крепко хватаясь руками за кусты, и выяснила, что тропа поднимается наверх, в гору над фермой, и выводит на небольшое плато, с которого можно увидеть крышу домика и даже речку за деревьями. Но там тропа не заканчивалась и вела куда-то дальше. Петунья подумала и решила, что оставит разведку на потом.
Моросил легкий дождик, первые ростки пшеницы старательно росли, чтобы в ближайшие несколько дней превратиться в прекрасные золотые колосья. Петунья безостановочно работала киркой, разбивая булыжники и считая получающиеся камни. И почти выбросила кирку, когда насчитала нужные пятьдесят. В несколько заходов, использовав полу плаща вместо сумки, она отнесла камни к колодцу и скинула прямо в его пересохшую шахту, поверх всего, что там уже лежало. Бросая последний камень, она задержала дыхание в ожидании чего-то невероятного. Камень с грохотом упал вниз, скатившись по холму своих собратьев к стене шахты, и…
…ничего не произошло.
Глава тридцать пятая, в которой тетя Пэт вроде как догадывается о некоторых законах этого волшебного мира, а также занимается садоводством
для средиземских растений я обратился к ире Тени Мордора.
https://shadowofmordor.fandom.com/ru/wi … 0%B8%D1%8F
глава получилась относительно небольшая и слегка бестолковая.
Шел дождь. Пшеница росла. Петунья тупо смотрела на валяющуюся в колодце гору камня и дерева.
– И что со всем этим делать? – растерянно спросила она в воздух. Само собой, никто не ответил.
Смерив весь этот беспорядок долгим взглядом, она только головой покачала, сокрушаясь, что все так обернулось, и сходила в дом за лопатой и граблями. Вскапывая расчищенный участок под пшеницу, она думала о том, что, наверное, не совсем правильно поняла ту инструкцию на открытке, но перебирала в памяти нехитрую схемы со всеми примечаниями, и не находила никаких подводных камней.
Когда земля оказалась вскопана, Петунья удивилась. Она стряхнула с лопаты комья черной, влажной земли и окинула взглядом результат своих трудов. Новые грядки были раза в три больше старых, и еще неделю назад Петунья определенно бы умерла от усталости еще на половине. Но теперь… она помахала руками. Да, мышцы ныли, ведь она буквально только что поработала сперва киркой, а потом лопатой, но не болели.
Видимо, благотворными на ферме были не только земля и вода, но и воздух.
Все оставшиеся семена ушли на то, чтобы засеять новые грядки. Петунья старательно поработала граблями, прикрывая золотые зерна влажной землей, и на этом с посевами закончила. Дождь уже сделал за нее всю оставшуюся работу, увлажнив почву, а значит, она здесь больше ничего не сможет сделать.
Но руки чесались сделать еще что-нибудь, и она, вспомнив про идею с аптекарским огородиком, быстро вскопала небольшую грядку под окном домика. Края грядки, чтобы не осыпались, выложила оставшимися камнями, как видела вчера по телевизору в передаче про заборы. Одинаковые по размеру камни, словно вышедшие из одной формы, сложились в симпатичный бордюр. Стоило уложить последний камень, как раздалось громкое «пуфф!», и самодельная оградка из камней превратилась в аккуратное невысокое ограждение из прямоугольных каменных блоков.
Петунья точно видела такое по телевизору.
– Ого! – вырвалось у нее. Она с любопытством потрогала новенькие блоки. В голове не укладывалось, каким образом камни превратились в это, ведь она не использовала никаких заклинаний или, допустим, рун.
Возможно ли, что в этом мире не настолько уж важны заклинания, а важно использовать правильные материалы в правильном количестве? Петунья припомнила вчерашние «Дары земли» и найденную сегодня открытку, и добавила для себя: еще важно знать правильный рецепт. Иначе ничего не получится.
Она оглянулась на скособоченные останки колодца, и ее наполнило предвкушение. Оградка для клумбы – совсем простое дело. Починить колодец, наверное, займет побольше времени.
– Мечтай, – саркастично, но как-то без огонька, сказала она, взяла из дома ведро, тяпку и пособие для начинающих травников, и отправилась на поиски подходящих растений.
В первую очередь она планировала поискать ацелас, конечно же. Если даже маленький кустик в горшке приносит столько пользы, то нужно посадить еще парочку. А также поискать другие целебные растения, благо, книжка была под рукой.
Именно поэтому Петунья, натянув поглубже капюшон плаща, отправилась к городу, но не стала переходить по мостику, а медленно побрела вдоль дорожки, пристально осматривая обступающие ее кусты и травы – вдруг покажется нужный кустик?
И довольно скоро ей повезло. Покрутившись немного у самого входа, она вдруг почувствовала откуда-то тонкий свежий запах. Пойдя по следу, точь-в-точь как охотничья собака, она нашла небольшой кустик ацеласа, притаившийся на самом краю обрыва под большим листом лопуха. Петунья осторожно подползла к нему с тяпкой в руках и, стараясь не глядеть в пропасть, выкопала растение вместе с землей и переложила в ведро.
Возблагодарив Лассэ за преподанную им лесную науку, она продолжила свои поиски. Вскоре в ее ведре появились второй ацелас и небольшой кустик ромашки. А следом, едва закончив выкапывать третий кустик, она зацепилась взглядом за трепещущий на ветру светло-желтый цветок нарцисса. Его нежные лепестки были влажными от дождя, а в темно-желтой чашечке скопилась влага, и какая-то неудачливая пчела уже успела там утонуть. Петунья осторожно вытряхнула насекомое в траву, а цветок пополнил ее коллекцию.
Когда мистер Тук привезет ей семена петуний, она сможет сделать себе цветочную клумбу.
Немного отдохнув, Петунья отправилась дальше. Пройдя мимо прохода в лес, она повернула налево, на неизведанную пока территорию. Стоило пройти несколько шагов, как ее внимание привлекло высокое растение, усыпанное крупными ярко-желтыми колокольчиками, чем-то похожее на мальву. Оно гордо стояло под дождем, не сгибаясь и не поддаваясь ветру, а когда Петунья подошла поближе, то сразу почувствовала распространяющийся от него сладкий запах нектара.
Достав из внутреннего кармана книжицу, она пролистала ее и на одной из иллюстраций увидела это растение.
– «Алфирин», – прочла она, лишь немного запнувшись, прежде чем тенгвы сложились для нее в понятное слово. – Также называемый «вечноцветом» за то, что на протяжении всей жизни его цветы не увядают и не теряют лепестков… угу, так, дальше… а, вот, у алфирина удивительно вкусный нектар, – Петунья снова принюхалась к соблазнительному запаху и решила, что стоит поверить автору книжки. – Из него можно делать сироп, добавляющий сил и укрепляющий здоровье. В качестве лекарственного средства алфирин используют для заживления ран и устранения рубцов.
Недолго думая, Петунья запустила указательный палец в ближайший цветок, поводила по лепесткам, а потом слизала осевшую на коже желтую пыльцу.
– Сладко! – удивилась она и поспешила добавить алфирин к своим находкам.
Вы не подумайте, в отличие от Лили, она сладкоежкой не была. Но любила время от времени побаловать себя чем-нибудь сладеньким. Привезенный из дома сахар почти закончился, а всегда полагаться на визиты мистера Тука тоже не стоит. Кто знает, может, он не увидит для себя особой выгоды торговать с одной только Петуньей.
Думая так, она сложила в ведро несколько штук этого несомненно полезного растения, постаравшись не помять цветы на длинных стеблях.
Затем она присела передохнуть на большой булыжник, торчащий сбоку от тропы. Вероятно, когда-то он сорвался со своего места на скале, но не скатился дальше в пропасть, в воды реки, а остался тут. Очень предусмотрительно с его стороны, как будто он целую вечность ждал, чтобы Петунья присела на него. Рядом с булыжником в земле была небольшая кочка, Петунья расковыряла ее тяпкой просто так, и оттуда во все стороны поползли дождевые черви.
– Надо будет на рыбалку сходить, – решила она, бесцельно раскидывая землю из лунки. В один момент край тяпки зацепился за что-то и выворотил наружу густо облепленный грязью продолговатый предмет. Очистив его, Петунья обнаружила в своей руке маленькую ложку, такую ржавую, что ее форма сохранилась одним лишь чудом. Покрутив вещицу в руках, она кинула находку в ведро.
После отдыха она нашла еще одно растение – с длинным и толстым стеблем, усыпанное раскидистыми листьями, а на его верхушке росли несколько белых трубчатых цветков, напомнивших Петунье цветы табака, который рос в их палисаднике.
Случайно или нет, это и вправду оказался табак. Точнее, его местный аналог, называемый «трубочником». В книжке было написано, что люди, гномы и хоббиты сушат его листья, режут и курят, набивая в трубки. При этих словах Петунье живо представился отец. Мистер Эванс любил выкурить вечером трубочку-другую. После ужина он уходил в курительную комнату, порог которой им с Лили строго-настрого запрещалось переступать, набивал трубку табаком, раскуривал, а потом долго сидел, курил, зачитавшись газетой, и время от времени пускал колечки дыма.
От ностальгии защипало глаза. Смахнув слезы, Петунья выкопала трубочник и добавила к своим трофеям. Она сказала себе, что наверняка сможет продать эти листья. Ведь не будет же она в самом деле собирать их для того, чтобы подарить отцу. Что за глупости, в самом деле.
На этом она решила, что на сегодня хватит. Подхватив потяжелевшее ведро, она устремилась домой. По пути она расковыряла еще пару кочек вроде той, в которой нашла ложку, но больше ничего интересного ей не попалось, только несколько камней и комьев глины. Впрочем, и то, и другое она запасливо забрала с собой. Мало ли на что сгодится…
На ферме она сразу же посадила собранные растения в подготовленную клумбу, постаравшись рассадить их так, чтобы у каждого было достаточно пространства. С цветами под окном маленький домик сразу повеселел и стал выглядеть как настоящий дом, в котором живут, а не просто постройка переждать непогоду.
На мгновение тучи разошлись. Солнечный луч, скользнув между ними, упал на грядку и расцветил капельки воды на листьях и цветами красочными радугами. Как будто сама ферма благословляла Петунью на новые свершения.
Отредактировано (2024-06-10 23:56:18)
Глава тридцать шестая, в которой тетя Пэт совершенно не учится на своих ошибках
два дня подряд пытался написать про то, как тетя Пэт заканчивает предыдущий, девятый день. то она отправлялась ловить рыбу, то - исследовать шахту, но выходило так скучно и нудно, что автор плюнул и решил, что девятый день закончился. и в самом деле, не в каждом же дне должно быть три главы. пусть иногда будет по две.
в 35ю главу добавлен последний абзац, чтобы ее концовка выглядела более завершенной.
Просыпаться, вдыхая чуть острый, свежий аромат ацеласа, куда как приятнее, чем от трезвона будильника. Ацелас бодрил не хуже, а настроение только улучшалось. Вчера вечером Петунья совсем забыла завести будильник, так упахалась, и, только посмотрите, прекрасно проснулась сама.
Позавтракав остатками рагу и рыбы, пойманной вчера, Петунья вышла на крыльцо и с наслаждением подставила лицо теплому солнцу. В прогнозе погоды вчера обещали прекрасный ясный день и ни единого облачка, и ей подумалось, почему бы не устроить себе выходной? Тем более вчера она так ударно поработала.
Свидетельство ее ударного труда было прямо у нее перед глазами. Выйдя на улицу, Петунья сразу же увидела его – колодец! Новехонькое каменное кольцо было покрыто деревянной двускатной крышей. Идеально обструганные доски еще пахли свежим деревом, а за двойными дверцами с медными ручками скрывался ворот из цельного темного бревна, к которому крепкой пеньковой веревкой крепилось ведро. Из колодезной шахты пахнуло влажной свежестью, и Петунья сразу подумала, как приятно будет постоять у колодца в жаркий день.
Она осторожно повернула ручку ворота, и ведро поехало вниз. Ниже, ниже, еще ниже – раздался веселый плюх. Подождав, пока наберется вода, Петунья завертела ворот в обратную сторону. Наверх полное ведро шло тяжелее, и ей пришлось немного поднажать.
Вода в ведре была чистая и прозрачная, как слеза. Петунья наклонилась понюхать и никаких посторонних запахов не почувствовала. Тогда чуть-чуть отпила. Зубы моментально заломило – такая холодная водица. Проглотив, Петунья поежилась, внутри нее как будто жидкий лед проскочил, но посторонних вкусов не ощутила. Вода была водой. Чистой, холодной, почти безвкусной.
Перелив воду в лейку, Петунья полила свои посадки. На старых грядках ростки пшеницы уже вытянулись, став похожими на траву, а на новых – еще только проклюнулись. На взгляд было похоже, что растут они точно также, как до них созревали корнеплоды, и это не могло не радовать. После пшеницы она полила свою аптекарскую грядку. Затем внимательно осмотрела растения и не нашла ни единого намека на то, что им плохо или неуютно. Все они явно прижились после пересадки и выглядели сильными и здоровыми.
– У меня сегодня выходной, – сказала Петунья огню. – Взять тебя с собой не могу, но, если увижу что-нибудь красивое, обязательно расскажу.
Она порылась в саквояже и достала любимый желтый сарафан, босоножки и шляпку. В Англии такой наряд был бы чересчур легким для весны, но для здешней теплой погоды самое то. Переодевшись, Петунья причесалась, кое-как соорудив на ощупь прическу, водрузила поверх всей красоты шляпку и по частям рассмотрела себя в зеркальце. Выглядела она – ничего. Из-за местного воздуха, или из-за вегетарианской пищи, а, может, даже из-за упорного труда цвет ее лица улучшился, прыщи сошли, а на щеках появился нежный розовый румянец. Красавицей она, конечно, не стала, но теперь вполне могла бы претендовать на то, чтобы называться хорошенькой без всяких скидок.
Настоящая «английская роза»!
Вдоволь налюбовавшись на свое отражение, Петунья отложила зеркальце и взяла сумку. В нее она сложила несколько морковок и редисок для перекуса. Затем добавила еще эльфийскую галету, которую так пока и не попробовала, термос с горячим «кофе», плед и книгу в красном переплете. Немного забавно получилось, книгу она утащила несколько дней назад, но пока не прочла ничего, кроме заголовка. Выходной день вполне подходил для того, чтобы узнать о таинственном Феаноре и его падении.
И его сыновьях, конечно же. Кажется, в названии точно упоминались сыновья. А ведь каждая юная девушка любит читать истории о прекрасных принцах. И чем их больше – тем лучше!
Огонь повелительно протрещал что-то, и Петунья, даже не задумавшись над тем, что понимает треск пламени, ворчливо отозвалась:
– Ладно-ладно, возьму с собой тяпку, – она заглянула в кладовку, взяла инструмент и подкинула его в руке. – В любом случае пригодится.
Импровизированный пикник было решено устроить в лесу. Дойдя до того места, где ей посчастливилось найти яйца, Петунья проверила гнездо и чуть не оглохла, когда ее встретил требовательный галдеж голодных птенцов. Они были такие маленькие и хорошенькие, и похожие на цыпляток, что ей даже захотелось взять с собой одного-двух на ферму. Но у нее не было ни курятника, ни даже представления, как его построить.
Оставив птенцов ждать мать и отца, она прошла немного дальше, следуя за течением реки, пока не нашла симпатичный пригорок. Там росло одинокое дерево, все усыпанное розовыми лепестками, и под его раскидистой кроной образовалась достаточная тень.
– Вот бы фотоаппарат сюда, – пожалела Петунья, любуясь деревом.
Затем она расстелила под деревом плед и положила на него сумку. Сама же скинула обувь и отправилась походить по мелководью. Она осторожно попробовала ногой воду и вскрикнула – холодно! Но зная, что холодно только в самом начале, пересилила себя и опустила сперва одну ногу, потом вторую, и ее ступни почти наполовину сразу погрузились в мягкий ил на дне, подняв в воду небольшую мутную пелену. Ил поднимался при каждом ее шаге, и Петунья, забавляясь, мутила воду еще сильнее, наблюдая, как спасаются от внезапно появившейся тьмы верткие серебристые мальки.
Когда ей наскучило, а ступни заледенели, она выскочила на берег, обтерла мокрые ноги об траву и бросилась на согретый солнцем плед. Под головой у нее оказался удобной формы корень, на который можно было прилечь как на подушку, над головой шелестел полог из восхитительной розовой листвы, и солнце так нежно грело, что не удивительно, что ее сморил сон.
Впрочем, этот дневной сон выдался беспокойным. Сквозь его сладкую пелену ей чудилось, будто в лесу перекликаются, аукая, два голоса, но они звучали так далеко и так слабо, что никак нельзя было догадаться, чьи это голоса и сколько их там на самом деле. А когда проснулась, то подумала, приснится же такое.
Судя по тени от дерева, дремала она недолго. Может, час или около того. Петунья потянулась, уселась поудобнее и, откусив кусок от очень красивой и ароматной моркови, взяла в руки книгу.
– «История Феанора и сыновей его в дни их величайшей славы и величайшего падения», – прочла она заголовок во второй раз и открыла обложку.
– «В дни, когда мир был юн, и в небе еще не светили ни солнце, ни луна, и лишь светом двух Древ освещался весь подзвёздный мир, у короля нолдор родился сын», – медленно, проговаривая каждое слово вслух, прочла она. И сразу же остановилась, столкнувшись с непонятными концепциями. Очевидно, для автора этой книги упоминаемые им понятия были ясны без всяких уточнений, но почему он не подумал о своих читателях?
Гипотезу, что он просто не предполагал, что его книгу прочтет кто-то посторонний, Петунья отмела как несостоятельную. Не до этого сейчас.
Куда важнее, что значит «не светили ни солнце, ни луна»? Это иносказательное описание мира темных необразованных людей, находящихся в полной власти религиозных представлений о мире? Или это следует понимать буквально и светил в принципе не существовало? Но как, Холмс? Петунья зажмурилась и изо всех сил попробовала представить мир, где нет ни солнца, ни луны. Перед нею предстала безжизненная каменная равнина, освещенная лишь звездами, и от этой воображаемой картины на нее повеяло таким холодом, что она содрогнулась от внезапного озноба.
Петунья нервно отложила книгу и поспешила отпить кофе из термоса. Горячий напиток согрел ее изнутри, помогая солнечному теплу изгнать из тела воображенный ею ужас.
Петунья закручивала термос, но снова задумалась. А что же это за два Древа такие, освещающие весь мир? Из книг она была знакома с концепцией Мирового Древа, например, скандинавские мифы повествовали об Иггдрасиле, Мировом Ясене, но это ведь… метафора! Поэтическое описание мира, тем более что ясень тот был таким огромным, что его корни лежали в мире мертвых, а крона дотягивалась до самого Асгарда… и там еще были змей и белка, и кто-то еще, но она уже не помнила.
Она с подозрением покосилась на книгу. Отчего-то внутри нее зрело ощущение, что автор этих строк был крайне серьезен и не намеревался использовать никаких метафор. Только факты и ничего кроме фактов.
И, кстати, кто такие нолдор?
Петунья вздохнула – вопросы, вопросы, сплошные вопросы и ни одного ответа! – и снова взялась за книгу. Найдя взглядом второе предложение, она прочла:
– «Дитя это, с самого своего появления на свет, было одарено столь многими талантами и такой силой духа, что никогда более среди эльдар не рождалось никого подобного ему. Ауле сказал о нем: «…Этот ребенок обладает величайшими дарами среди эльдар, что были или когда-либо будут…»
Напрасно Петунья по давней привычке искала сноску. Никто не собирался ей объяснять, кто такой Ауле, и почему автор решил записать его слова.
– «Отец дал ему имя «Куруфинве», что значит «искусный Финве». Мать же, родившая дитя в муках, нарекла его «Фэанаро» – «Пламенным духом», и имя это подходило ему как никакое другое. Ярко и страстно горела его фэа. Знаний искал его разум. К ремеслам тянулись руки. В грядущее заглядывал взор…» – и на следующих нескольких страницах автор рассыпался в комплиментах своему герою, его многочисленным талантам и умениям, и его изобретения. И был этот Фэанаро умельцем каким поискать, и изобретателем всяких интересных штуковин, и оратором, и бойцом, и любителем словесности, и даже тенгвар, каким была написана эта книга, тоже его рук дело.
– Прямо да Винчи какой-то, – пробормотала Петунья, изрядно впечатленная таким количеством знаний, умений и талантов в одном человеке. Или, скорее, эльфе… это ведь книга про эльфов, да? Таких, как Лассэ?
Она вздохнула, надеясь, что к концу книги начнет понимать хоть что-нибудь, снова перевела взгляд на ровные строчки, приготовившись узнать еще что-нибудь, как услышала шум в лесу.
Она прислушалась. Доносящиеся до нее звуки не были похожи на крики животных или птиц, а скорее на…
– Ау! Кто-нибудь! – пронеслось над деревьями звонкое, выкрикнутое детскими голосами. – На помощь! Ау!
Петунья вскочила на ноги, торопливо засовывая ноги в туфли. Дети! Ей бы задуматься, откуда здесь могут быть дети, но их крики, раздающиеся из лесной чащобы, как будто отключили в ней логику, оставив лишь материнское стремление защитить и уберечь. Она приложила руки ко рту рупором и закричала в ответ:
– Сюда! Я здесь!
Глава тридцать седьмая, в которой тетя Пэт идет по дороге вымощенной благими намерениями
кто сегодня написал сразу две главы, тот я! но выложу только одну, вторая - на завтра.
что ж, я думаю, узнать новых действующих лиц будет не сложно, особенно тем, кто читал Сильм, но, в любом случае, тетя Пэт так и не узнает их имен... ой, это был почти спойлер )
Они вышли из-за деревьев, трогательно держась за руки. Двое одинаковых белоголовых мальчишек, в тонких рубашечках и штанах. Оба босые. У одного на щеке была царапина, у другого в волосах запутался листик. А без этого похожи так, что не различить.
При виде них у Петуньи дрогнуло сердце. Такие маленькие! И совсем одни в лесу!
Увидев ее, дети поначалу остановились, с опаской глядя на нее. И это было так по-взрослому, так осмотрительно, как будто им еще ни разу не встречалось хорошего человека. Она уже собралась позвать их к себе, как они переглянулись и, кивнув друг другу, хором закричали:
– Сестренка, мы заблудились! Мы голодные!
Как же они изголодались, мелькнула мысль, такие бледные и худенькие… Петунья подобрала свою сумку и поманила ребят к себе:
– У меня есть морковка и редиска, и еще лембас, – радушно предложила она свою нехитрую снедь.
Дети снова переглянулись, как будто понимали друг друга не то, что с полуслова, а с полувзгляда, и безбоязненно подбежали к ней. Вблизи они оказались еще младше, чем виделось издали. Хотя Петунья затруднилась бы сказать, сколько им точно лет, но по виду дала бы лет семь-восемь.
Дети вежливо сели с краешку пледа, расположившись рядышком, как маленькие воробушки, и с хрустом вгрызлись в морковь. Редиска их заинтересовала, но и только, а на лембас они даже не взглянули. По правде говоря, Петунья их понимала. Эти походные эльфийские хлебцы выглядели совсем не притязательно. Ей в их возрасте тоже, наверное, не понравилась бы идея жевать сухие галеты.
– Сестренка, ты тут живешь? – с любопытством спросил близнец с царапиной. Он так увлеченно грыз морковку, что вымазал морковным соком и рот, и лицо вокруг.
Они были такими миленькими, как пара белых крольчат, что Петунье очень захотелось погладить их по белым макушкам, но она сдержалась. От нее не укрылось, что дети, хоть и взяли ее еду и сели рядом с ней на плед, держались немного в стороне. Так, как будто в любой момент были готовы вскочить и убежать.
Поэтому она приложила все усилия, чтобы держать свои руки при себе.
– Да, тут рядом, на ферме, – сказала она и махнула рукой примерно в нужную сторону.
– А что такое «ферма»? – тут же спросил второй близнец. Листик из его волос уже выпал, и теперь отличить его от брата можно было только по отсутствию царапины.
– Место, где выращивают овощи и животных, – ответила она как можно проще и тут же удивилась непониманию в их светло-серых, почти серебряных глазах.
Вскоре выяснилось, что эти милые дети не имели, казалось бы, совершенно обычных познаний. Например, они не представляли себе, что такое ферма, и уж совсем открытием для них оказалось, что морковь растет в земле. Услышав рассказ Петуньи про то, как она выращивала овощи, оба брата внимательно оглядели морковные огрызки в своих руках и переглянулись с ужасом на личиках. Она тут же поспешила уверить их, что овощи мытые. Только после неоднократных уверений они, пусть и с сомнениями, но доели остатки и протянули руки за добавкой.
Зато они были хорошо осведомлены о жизни в лесу, что казалось еще более удивительным, если вспомнить, что их первыми словами было «мы заблудились». Но они довольно бодро, на два голоса, начиная и заканчивая друг за друга предложения, рассказали про озеро в чаще леса и заброшенную башню, такую «жу-утко интересную». И даже нарисовали на речном песке схему, как туда дойти, когда Петунья их попросила.
– А белого оленя вы видели? – не удержалась она.
Дети снова переглянулись, посмотрели на нее и серьезно заявили:
– Мы ищем его. Мы думаем, это наш папа.
Петунья растерялась.
– Ваш папа? Его… кто-то превратил в оленя?
– Мы не знаем… – печально сказал близнец с царапиной.
– Мы думаем, он сам превратился. Чтобы найти нас и мамочку, – добавил его брат.
А потом они хором спросили:
– Сестренка, а ты не видела нашу маму?
– Она очень красивая!
– У нее белые волосы!
– И глаза как звездочки!
По всему было видно, что они действительно очень скучают по своей маме, и Петунья чуть не согласилась, чтобы не расстраивать их. Но обманывать таких замечательных крошек было бы ужасным поступком, и она, собравшись с силами, покачала головой.
– Ваша мама такая красивая. Если бы я ее встретила, то ни за что не забыла. – При виде искреннего огорчения на их чумазых личиках, сердце у нее сжалось, и она неосмотрительно пообещала: – Но, если встречу, я обязательно скажу ей, что вы тоже ее ищете. Вот, вытрите мордашки, – и она протянула им носовой платок.
Близнецы взглянули друг на друга, как будто первый раз увидели, и расхохотались – верно им показались смешными их чумазые лица. Они взяли ее платок и по очереди почистили друг друга.
А потом они увидели книгу, и при виде надписи на обложке их глаза загорелись.
– Сестренка! Почитай нам! – хором попросили они.
– Мне кажется, для детей это довольно скучная история, – осторожно сказала она, беря книгу в руки.
Близнецы синхронно помотали головами.
– Не-а! Нам бабушка рассказывала! Это тот дяденька, который сделал Звезду!
– Звезду?
Дети важно кивнули.
– Да, Звезду. Бабушка и дедушка пробрались в логово злодея, похитили у него Звезду и принесли ее всем-всем эльфам! Наш папа носил Звезду после бабушки! Он был очень красивым с ней!
Петунья вежливо восхитилась героизмом их бабушки и дедушки, а сама подумала, что же это за Звезда такая? И написано ли о ней в книге? Оставив эти мысли на потом, до тех пор, пока не прочтет книгу целиком, она прочла вслух ее название и открыла книгу в очередной раз.
– В дни, когда мир был юн, и в небе еще не светили ни солнце, ни луна, и лишь светом двух Древ освещался весь подзвёздный мир, у короля нолдор родился сын…
– Нолдор – это родичи из-за Моря, – вмешался один близнец.
– Они приплыли на кораблях и били злых, – подключился его брат.
Потом они переглянулись и хором закончили:
– Но папа все равно их не любил. Потому что они были плохими! Они хотели отобрать Звезду!
Петунья заморгала, чувствуя, что что-то упускает, но махнула рукой. Вместо этого она спросила:
– А про два Древа вы знаете?
Как ни удивительно, дети знали. Хотя знание их происходило из сказок, которые родители рассказывали им перед сном, но они весьма бойко, помогая себе жестами, пересказали эти сказки, как могли, и благодаря им Петунья смогла представить целую страну, освещаемую двумя великанскими деревьями: золотым и серебряным.
– А потом Злодей убил Древа, и госпожа Иванн сделала из их плодов солнце и луну! – закончили они свой рассказ.
Спрашивать, кто такая «госпожа Иванн» Петунья поостереглась и вместо этого продолжила читать книгу. Время от времени близнецы прерывали ее, чтобы продемонстрировать свои познания, и, поскольку она ни разу их за это не отругала, они стали поступать так все чаще и чаще.
В результате, прочли они не так уж и много. Они успели дойти до того места, где выяснилось, что мать маленького Феанаро заболела смертной тоской и удалилась в мир мертвых, а его отец вознамерился жениться во второй раз, когда внезапно обнаружили, что солнце уже движется к горизонту.
И одновременно у всех троих требовательно забурчало в животе. Близнецы смутились, а Петунья рассмеялась.
– У меня остался только лембас, – сказала она, доставая упомянутое из сумки. Развернув свернутые листья, она разломала хлебец на три примерно одинаковые части. – Держите. Мой друг сказал, что одного кусочка достаточно, чтобы накормить человека на целый день.
Дети неохотно взяли по кусочку, но не спешили его есть.
– Разве это не еда для путешественников? – спросил у своего брата близнец с царапиной.
Второй пожал плечами и предположил:
– Ну, мы ведь в путешествии. Мы ищем маму.
Они кивнули друг другу и деликатно, не показывая зубов, укусили каждый свой кусочек. Удостоверившись, что они едят, Петунья тоже попробовала. Снаружи таинственный эльфийский хлеб был коричневым, а внутри – кремовым, а по структуре походил на песочное печенье. Тщательно прожевав, она ощутила на языке вкус меда и молока, которые, стоило проглотить, почти моментально дало ей ощущение сытости. Оно было настолько полным, что Петунья едва заставила себя дожевать свой кусочек. Ей все казалось, что она вот-вот лопнет от переедания.
Бросив быстрый взгляд на детей, она удостоверилась, что они тоже доедают через силу, и достала термос.
– Это довольно горько, – предупредила она, сделала глоток и передала термос одному из мальчиков. – Но поможет промочить горло… – маленький путешественник отважно сделал большой глоток и тут же скорчился, ощутив одуванчиковую горечь. Петунья одобрительно улыбнулась ему. Этот вкус бы и взрослому с непривычки не понравился. Его брат на чужом примере хотел было поступить осмотрительнее, но потом из братской солидарности сделал такой же глоток и сморщил столь же комичную рожицу.
– Гадость какая, сестренка! – с искренним отвращением сказал он, возвращая термос. – Как ты это пьешь?
– У взрослых немного другие вкусы, – солидно сказала она.
Когда дети, наевшись, стали зевать, воспитанно прикрывая рты ладошками, она похлопала по пледу, предлагая им прилечь. Сонными голосами они попросили ее разбудить их до заката и быстро уснули, обнявшись.
Петунья посидела рядом с ними, наблюдая. Спящие, они были похожи на маленьких херувимчиков с библейских иллюстраций. Желая прикоснуться к их чудесным льняным локонам, она потянулась было, но одумалась и отдернула руку.
Отвернувшись, она стала разглядывать реку и противоположный берег, не заметив, как якобы спящие дети наблюдают за ней из-под полуприкрытых век. И взгляды эти были далеки от ангельских.
Отредактировано (2024-06-11 21:53:07)
Глава тридцать восьмая, в которой тетя Пэт сперва попадает в передрягу, чудом спасается от нее и, наконец, узнает, почему же не стоит выходить из дома по ночам
ту-ту-ту-тууу! вы слышите эти фанфары? это ЛИ внезапно появился в сюжете и сразу же занялся тем, чем обычно заняты ЛИ в культиваторских новеллах: спас свой будущий романтический интерес от проблем, которые она сама же нашла на свою голову. и, как водится, не только спас, но еще и напугал до чертиков.
попрощаемся на этом с ним. он еще не скоро вернется.
Устав сидеть без дела, Петунья осторожно, чтобы не потревожить спящих, встала и заходила вокруг, размять ноги и поискать чего-нибудь полезного. Удача улыбнулась ей – раздвинув ветви большого раскидистого куста, она нашла еще одно птичье гнездо. Дюжина небольших коричневых яиц была чудесным дополнением к ужину, и она забрала оттуда три штуки. Пока она ходила, порой ей чудилось, будто слышит чей-то голос в лесу, но каждый раз, прислушиваясь, приходила к выводу, что это ветер чудит, играя с ее слухом.
Когда вечерняя тень накрыла лес и берег реки, она вернулась к пледу и только потянулась, чтобы разбудить детей, как они резко открыли глаза и уставились на нее пристальным пугающим взглядом. Но длился он всего мгновение, и Петунья решила, что ей показалось. Они моргнули, и это выражение растворилось в радостном узнавании.
– Уже вечер, сестренка? – не дожидаясь ответа, поискали глазами солнце, увидели его почти касающимся нижним краем горизонта и одновременно поднялись на ноги. – Нам пора. Сестренка, наклонись! – близнецы потянулись к ней ручками, и Петунья, не ожидая подвоха, наклонилась, как попросили.
Первый раз за этот день они прикоснулись к ней, и она почувствовала, какие у них холодные, прямо-таки ледяные руки. Этот, вне всяких сомнений знакомый ей холод обжег ее и стал просачиваться сквозь кожу.
– Спасибо тебе, сестренка! – сказали близнецы и одновременно поцеловали ее в щеки, заставив содрогнуться от новой порции леденящего смертного холода.
Мертвенная стынь проникла под кожу и поползла вдоль мышц и артерий, захватывая тело, и руки-ноги моментально похолодели и стали как будто чужими.
Один из братьев остался с нею, крепко ухватив ее за руку, чтобы Петунья не вырвалась. А второй деловито подобрал книгу и плед, запихнул их в сумку и повесил ей на плечо.
Близнецы хитро переглянулись и пропели одинаковыми голосами:
– Сестренка, ты нам так нравишься! Пойдем с нами? А то мы книжку не дочитали! – не ожидая от нее ответа, они взяли Петунью за руки и потянули за собой. Она хотела остаться на месте, но непослушные ноги сами собой двинулись вперед, как будто она была куклой на ниточках.
Теперь-то эти дети вовсе не были похожи на симпатичных крольчат. Может, снаружи они и носили милую внешность, которой она и обманулась, но теперь в их глазах она видела холодный интерес и неутоленный голод. В их глазах она была не человеком, а… куском говядины.
Вырваться бы и убежать, но собственное тело не слушалось. Стылый холод, прямиком из могилы, проник в ее тело, и теперь она не принадлежала самой себе. Ведомая за руки близнецами, она медленно, механически переступая ногами, шла к лесу.
Вот они вошли, и густые кроны сомкнулись над ними. Стих ветер, как будто испугался. Перепуганная птица, заполошно хлопая крыльями, поспешила убраться с их пути. И маленькая рыжая белка, пискнув, выронила из лапок крупную шишку и как можно скорее ускакала, только кончик хвоста мелькнул средь ветвей.
Дети вели ее странной дорогой, которой Петунья не узнавала. Деревья и кустарники были теми же, что росли в знакомой ей части, в эту же сторону она пока не заходила.
Чем дальше они шли, тем больше темнело. Когда деревья расступились, и они вышли к берегу большого озера, была совсем темно, и в спокойно водной глади отражались первые звезды и тонкий серпик луны. Наверное, об этом озере близнецы рассказывали днем. На том его берегу стояла старая, покрытая мхом и увитая плющом башня. С ее остроконечной крыши местами обвалилась черепица, и сквозь образовавшиеся дыры проросли ветви какого-то растения. Оттуда, где их видела Петунья, они казались скрюченными руками, бесплодно скребущими по крыше в отчаянной попытке вырваться. Башня выглядела ужасно зловещей, и Петунье сильно-сильно не хотелось туда идти.
Но прямо туда ее и вели.
Петунья так перепугалась, когда поняла это, что ее страх смог прорваться сквозь сковавший ее тело холод, и вместо нового шага она изо всех сил уперлась ногами в землю.
Близнецы обернулись и вперили в нее злые взгляды.
– Сестренка, ты чего? – спросил тот, что справа. На щеке у него не было царапины.
– Ты не можешь нас бросить, – подхватил второй. На его щеке тоже не было царапины. Когда она пропала, Петунья не заметила, но теперь точно не могла различить их.
Они крепко, до боли сжали ее руки, заставляя холод повторно сломить ее волю. Петунья сосредоточилась на этой боли, с ужасом воображая, как под этой недетской силой травмируется плоть и ломаются тоненькие косточки пальцев – все что угодно, лишь бы снова вернуть себе контроль над своим телом.
Она закричала, без слов, одним только протяжным звуком «Аааа!». Дети нахмурились, их ангельские личики исказились, превратившись в гротескные маски демонов. Они потянули ее на себя, заставляя наклониться к ним, как раньше, для поцелуя, но на этот раз за их розовыми губками виднелись острые как иглы зубы, едва помещающиеся во рту.
Петунья пискнула – грудь сдавило, и больше ничего из горла ее вырваться не смогло, но и этого оказалось достаточно. Ее услышали.
Из леса за их спинами вдруг брызнул ярко-белый, слепящий и какой-то острый свет. Он вонзился сотнями мелких иголок в тело Петуньи, прогоняя холод, и она вдруг ощутила, как к ней возвращается власть над руками и ногами. А близнецы пронзительно и нечеловечески завизжали, как будто этот свет причинял им нестерпимую боль.
Они бросились бежать, и Петунья, к которой еще не вернулась полностью чувствительность тела, упала навзничь. Они заспорили над нею на непонятном ей языке, полном шипящих и глухих звуков, пока, наконец, один не крикнул:
– Брось ее! А то он нас догонит!
Они отбросили ее ставшие ватными руки и кинулись наутек. Петунья, шипя от боли в конечностях, которые покалывало, как когда отлежишь их, и ток крови причиняет неудобства, когда снова нормально проходит сквозь пережатые раньше артерии, тяжело поднялась на четвереньки и стала неуклюже отползать в сторону. Подальше как от близнецов, так и того, от кого они бежали.
Деревья расступились, пропуская на берег озера… кого-то. Петунья зажмурилась, ослепленная сиянием. Она уже видела огненное существо, живущее в ее очаге, а это был кто-то другой – словно внутрь человеческого тела поместили звезду, и она, опаляя и прожигая органы и наружные ткани, прорывалась на волю.
Петунья не услышала шагов, но почувствовала, как человек-звезда прошел мимо, потом остановился и наклонился к ней – все волоски на ее коже встали дыбом, и она рефлекторно задержала дыхание, до смерти перепугавшись внимания со стороны этого существа. Она уже уверилась, что попала из огня да в полымя, но к ее телу вернулась чувствительность, боль прошла, и оставшийся в крови мертвенный хлад испарился. Страх, охвативший ее, медленно растворился в сиянии звезды.
– Впредь будь осторожна, – голосом, в котором слышалась песнь далеких звезд, сказал ее спаситель, и ощущение от его присутствия резко исчезло.
Петунья немного подождала, сама не зная чего, и открыла глаза. Природа вокруг снова зажила своей привычной жизнью, будто не было тут ни пугающих близнецов, ни их страшного преследователя. Из-за сияния, которым оказались ослеплены ее глаза, Петунье показалось, что наступающая темнота стала еще гуще. Она пошарила вокруг руками, нащупывая оброненную сумку, схватила ее и со всех ног бросилась домой, спотыкаясь и наталкиваясь на деревья.
Ложащаяся под ноги тропа вывела ее мимо озера к большому раскидистому дереву, настоящему великану среди деревьев. Петунья прошмыгнула мимо него, бросив лишь мимолетный взгляд на складки коры, складывающиеся в гротескное лицо. Впереди, в сгустившейся темноте проступили очертания какого-то строения, похожего на брошенную ферму. Петунья никогда еще не была в этих местах. Она остановилась и закрутила головой, пытаясь определить, куда же пришла, увидела указатель, бросилась к нему и облегченно выдохнула, увидев надпись «Ферма «Волшебный сад Петуньи». Следуя в указанном направлении, она попала в густую рощу, перебежала речку по узенькому мосту, продралась сквозь очередные деревья и внезапно вышла к знакомому берегу домашнего пруда. Только с другой стороны.
Вот и третий вход на ферму нашелся, устало подумала Петунья, медленно пробираясь сквозь рощицу в сторону дома. Она уже видела среди деревьев теплый свет очага в окошке.
В преддверии ночи окошко это было словно маяк для нее. Из-за того, как бурно прошел «пикник», она совсем уже ничего не соображала, и даже не встревожилась, когда в кустах что-то влажно чавкнуло. Затем зашуршала листва, что-то холодное и склизкое прижалось к ее голой ноге, и по нервам прокатился болевой сигнал.
Петунья вскрикнула, задергала ногой, скидывая с нее нечто, а потом несколько раз остервенело ударила каблуком, пока под ногой что-то перестало шевелиться. Позабыв от боли про усталость, она бросилась к дому, не разбирая дороги.
Она взлетела по крыльцу, забежала в дом и, захлопнув за собой дверь, прижалась к ней спиной. Грудь ее ходила ходуном, сердце отчаянно пыталось выпрыгнуть наружу, а по лицу и плечам растеклась холодная испарина.
Отдышавшись, Петунья посмотрела на ногу. На голени алел большой идеально круглый ожог. По краям кожа была немного светлее, как ошпаренная, а в его центре, где кожу прожгло до мяса, набухла крупная капля крови и медленно покатилась вниз. При виде крови у Петуньи вдруг закружилась голова, в глазах потемнело, и, издав жалобный вскрик, она, как подрубленная, упала в обморок.
Глава тридцать девятая, в которой тетя Пэт вступает на путь целительства, а также планирует заняться шоппингом
когда я планировал эту арку, я совсем забыл, что Бальбо Тук должен был приехать в воскресенье, а не в четверг, как это по игровому расписанию... ну, что поделать... как смог, так и выкрутился )
и еще здесь обыгрывается ситуацию, когда фермер засыпает от усталости вне домика. по игре его заносит в дом Линус, но полезного Линуса тут нет, поэтому вместо него пусть отдувается тот-кто-в-очаге. главное, чтоб дом не спалил.
Ее разбудила боль в ноге – голень свела судорога, да такая сильная, что Петунья взвыла. Эта боль странным образом перекликалась с кошмаром, что приснился ей сегодня – первый кошмар на ферме. Она потянулась ладонью размять ноющие мышцы, а сама припомнила детали. Сон – удивительно яркий и четкий, как будто все это произошло с ней на самом деле, – тут же возник в памяти, и она поежилась, снова ощутив тот животный, лишающий способности двигаться и думать ужас.
Кто это был? Что близнецы, что их преследователь. Что им было нужно от нее? Куда они пропали? И как уберечься от таких тварей?
Ни одного ответа, одни только вопросы.
А она, наивная девица, думала, ей будут встречаться только дружелюбные призраки. Такие, как Лассэ…
Петунья вскрикнула от боли, как грубо проехалась ладонью по голени и крепко сжала мышцы. Под рукой горело и было сухо, от резкой боли она моментально пришла в себя и все поняла.
Она лежала поверх одеяла, в своем желтом сарафане, который надела вчера для пикника. Спереди он был весь изгваздан грязью и мелким лесным мусором. Как будто она валялась по лесной подстилке… или упала. А на левой ноге угрожающе багровел большой круглый ожог. В его центре кровь запеклась корочкой, а кожа вокруг была сухой и стянутой.
Петунью замутило, и она глубоко и медленно задышала, справляясь с тошнотой. Вчера вечером она упала в обморок. В таком случае, кто же тогда положил ее на кровать?
Осторожно, потому что каждое движение добавляло боли, она села и спустила ноги на пол. На полу за ночь появились свежие обугленные следы, ведущие от очага к постели и обратно.
Петунья громко поблагодарила огонь за заботу, а потом попыталась встать. И упала обратно на кровать, едва стоило перенести вес тела на раненую ногу.
Почему-то первым, о чем она подумала, как только в голове прояснилось, было то, что сегодня тот самый день, когда господин Тук привезет заказанные ею товары. А она не сможет их получить, потому что не в силах самостоятельно ходить.
Хотя почему сегодня? Они же на воскресенье договаривались…
Петунья застонала и упала на кровать. От ужасной боли, что волнами расходилась от израненной ноги, она даже поплакать не могла, не то, что подумать и найти выход из этой ситуации.
Оставалось только лежать и дышать, поглощая аромат растущего на подоконнике ацеласа. И с каждым новым вдохом боль понемногу начала отступать. Она еще чувствовалась и довольно отчетливо, но больше не заслоняла собой все остальное. К Петунье вернулась способность здраво размышлять, она открыла глаза и посмотрела на окно.
Маленький кустик за прошедшую ночь подрос еще немного. И следовало бы найти горшок побольше, пока растеньице не зачахло в одночасье. Еще вчера плотно сомкнутые бутончики немного раскрылись, и между зелеными чашелистиками показались нежно-голубые лепестки.
В памятке для травников писалось, что ацелас лечит раны, нанесенные темными тварями, вспомнила Петунья и задумалась. Она не знала, что накинулось на нее вчера ночью, но, наверное, это можно отнести к темным тварям? Дал бы еще кто классификацию этих самых тварей. Ну, чтобы она знала, чего остерегаться… Но даже если это не была темная тварь, то, насколько она помнила из той же памятки, ацелас еще и боль снимал, и ускорял восстановление.
Передвинувшись на кровати поближе к окну и морщась от каждого движения, Петунья отщипнула небольшой кусочек длинного листа, потерла его между пальцев, отчего аромат стал еще сильнее, и, помедлив, положила в рот.
Нёбо и язык обожгло морозным и острым вкусом, чем-то похожим на мяту, но гораздо насыщеннее, и внутренние полости рта слегка потеряли чувствительность. Петунья медленно пожевала лист, размягчая волокна, потом выплюнула и аккуратно налепила импровизированную примочку на ожог. Так она поступила еще несколько раз, пока большая часть раны не оказалась залеплена листьями. От сока, проступившего из пожеванных волокон боль почти сразу утихла, снизив свою интенсивность в несколько раз, и Петунья, наконец, смогла подняться с постели без неудобств.
Она сразу же потянулась к памятке травника и залистала ее в поисках нужного средства. Быть такого не могло, чтобы у этих эльфов не было средств для лечения ожогов. Первым ее внимание привлек алфирин – это сладкопахнущее растение использовали для лечения ран. Петунья быстро нашла нужный рецепт и заковыляла на улицу.
Никогда раньше она не думала, что спуститься с крыльца и подняться может быть целым приключением! Но, в конечном итоге, вся взмокшая от усилий, она вернулась в дом с несколькими листьями. Утерев пот со лба прямо подолом сарафана, она сполоснула листья, тщательно изрубила их на мелкие части ножом и потом размяла ложкой в почти однородную кашицу. К тому времени, когда она закончила готовить лекарство, целебные соки ацеласа подействовали, и боль, и краснота ожога значительно уменьшились. Осторожно сняв мокрой тряпкой подсохшие листья и обтерев саму рану, Петунья нанесла на ногу размолотые в кашицу листья и крепко замотала бинтом из аптечки.
Только тогда она немного расслабилась. Попробовала походить по комнате и с удовлетворением отметила, что нога пусть и доставляет неудобства, но двигаться и работать не мешает. Конечно, придется уменьшить нагрузку, но стоит надеяться, что лечение пойдет впрок и достаточно быстро.
Затем она умылась и обтерлась мокрой тряпкой, оставив мытье в ванне до лучших времен, переоделась в чистое и только тогда почувствовала себя готовой к вызовам нового дня, который обещал стать весьма хлопотным.
Заварив кофе, она присела за стол с книжкой, планируя сперва выяснить, какие еще растения годятся для лечения, а потом и поискать их. Вчерашние приключения ясно показали ей, что этот мир – и даже ферма – не такой уютный и безопасный, как ей казалось раньше. Поэтому меньшее, что она может сделать для собственной пользы, это собрать аптечку. В той, что она привезла с собой, не было ничего, кроме початой пачки аспирина, болеутоляющих, после которых клонило в сон, и бинта. Петунья Эванс была весьма здоровой девушкой, и ни на какие недомогания, кроме тех, которым подвержены все женщины, не жаловалась.
Из того, что следовало найти в первую очередь, она отметила сорняк ремментонд, сок корней которого использовался для лечения ожогов и ран. Очень актуально в ее текущей ситуации. Петунья заложила страницу, чтобы не терять потом время в поисках нужной информации, и допила кофе.
Теперь, когда она позаботилась о своем теле и утолила жажду, стало ясно, что голода она совсем не чувствовала. Даже несмотря на то, что последний раз ела вчера, а потом еще схватила нехилый стресс. Она помассировала живот, почти ожидая, что вот-вот изнутри раздадутся голодные позывы, но нет. Теперь, когда боль не забивала собой все другие ощущения, она могла сказать совершенно точно, что все еще сыта.
Кажется, этот лембас и в самом деле волшебная еда. Эх, как же теперь жалко, что она зря потратила его на двух чудовищ… Петунья поежилась и усилием воли заставила себя не зацикливаться на вчерашнем. Вместо этого она сделала запись в дневнике и отправилась на улицу.
После полива Петунья заковыляла туда, где, по ее воспоминаниям, произошло столкновение с неизвестной тварью. Она медленно шла, внимательно глядя под ноги, чтобы не пропустить ничего непонятного, и вскоре нашла то самое место. В тени дерева на земле осталось влажное темное пятно, как будто шар с водой лопнул. Внутри него лежали два прозрачных слизневых комка, длинная зеленая лента, на поверку оказавшаяся водорослью, и небольшой пергаментный свиток, туго перевязанный алой лентой.
Петунья подобрала палку и осторожно потыкала кончиком слизь. Слизь заколыхалась, важно поблескивая, но нападать не спешила и вообще не казалась чем-то живым. Поджав губы от омерзения, Петунья сорвала большой лист лопуха, той же палкой переместила на импровизированный поднос все непонятные предметы и заковыляла обратно. Слизь колыхалась при каждом движении, но не издавала ни звуков, ни даже запахов, как будто это был просто комок сгущенной воды. Зато водоросль пахла за них всех – морем и еще немного йодом.
Слизь она сложила в ненужную сейчас плошку и убрала в кладовку, а водоросль бросила в корзину к овощам. Спустя несколько дней после сбора урожая овощи в корзине все еще выглядели свежими и здоровыми. Оставалось только догадываться, что было тому причиной. Но сейчас было совсем не до этого.
Взяв свиток в руки, Петунья потянула за край ленты, и туго свернутый пергамент развернулся. Она бросила на него взгляд и осталась разочарована. Пергамент был покрыт множеством неизвестных значков. Присмотревшись, она поняла, что некоторые похожи на гадательные скандинавские руны, но, поскольку Лили никогда не интересовалась Предсказаниями, то и Петунья ничего в них не смыслила. И даже о самих рунах знала лишь постольку-поскольку.
Она попробовала схитрить и сосредоточилась на отдельной руне, надеясь, что в голове возникнет ее значение. С тенгваром же все получилось именно так. Но – увы. Она вглядывалась до рези в глазах, даже моргая через раз, и сама руна отпечаталась у нее в памяти, но и только. Никаких дополнительных сведений в голове Петуньи не прибавилось.
Бросив бессмысленные попытки, она убрала бесполезный свиток на край стола, к стене.
Часы показывали уже двенадцать. Петунья снова подумала, что точно просила торговца приехать через семь дней. Н с самого утра ей отчего-то казалось, что сегодня она его тоже встретит. Она взяла мешочек с деньгами, повесила на плечо сумку и, опираясь на палку, побрела к городу. Если он не привез ее заказ, то она всегда сможет купить у него что-нибудь еще. После вчерашнего ей жизненно необходимо положительные эмоции, а что может быть положительнее хорошего похода за покупками?
Тем более, что в ее ситуации – похода в буквальном смысле. Ха-ха.
Отредактировано (2024-06-13 22:52:26)
Глава сороковая, в которой тетя Пэт развлекается душевной беседой, узнает кое-что новенькое и заодно совершает покупки
цены на товары я брал наши, из яндекса, и просто переводил их в сикли-галлеоны по "текущему" так сказать курсу.
Бальбо Тук у меня является потомком Перегрина Тука, не скажу, через сколько поколений, но предания своей семьи он знает на отлично. поэтому Бальбо везде говорит "прадед", хотя поколений прошло побольше, как мне кажется. в общем, не будем углубляться в этот вопрос. вот если тетю Пэт занесет в Новую Хоббитанию, тогда посмотрим ))
а еще у фика скоро будет обложка!
Казалось бы, город от фермы был недалеко, буквально рукой подать. Однако Петунья не рисковала слишком сильно напрягать ногу, отчего дорога удлинилась раза в два. А то и в три. Вот и вышло так, что, когда подошла к мосту, то увидела на той стороне повозку мистера Тука и его самого, сидящего на небольшой табуреточке и пускающего колечки дыма.
Он и правда приехал на четвертый день. Предчувствие ее не обмануло.
Увидев ее переходящей мост, он, не прерывая пыхать трубкой, помахал ей рукой. Потом, заметив, как медленно она идет и тяжело опирается на палку, подскочил, нырнул в повозку и вытащил оттуда еще одну табуретку.
– Садитесь-садитесь, сударыня, – приговаривал он, подхватив Петунью под руку и ведя ее к табуретке. По сравнению с Лассэ господин Тук и в самом деле был невеликого росточка, но Петунья и сама была невысокой, так что рядом с нею разница в росте не так сильно бросалась в глаза.
Она села, с облегчением вытянула раненную ногу и поблагодарила услужливого хоббита.
– Не за что, не за что, сударыня, – отнекивался он, а потом полюбопытствовал: – Я помню, что мы договаривались с вами о встрече на седьмой день, но мне не терпелось снова повидать этот город. Вот я и приехал. Рад, что вы тоже зашли. Что с вами произошло? И где сударь эльф? Он не сопровождает вас в этот раз?
– О… – сказала Петунья, не зная, как же объяснить. Собравшись с мыслями, она ответила: – Лассэ вернулся домой, – она махнула рукой куда-то в сторону. – А я… ну, вчера на меня напало какое-то существо. Я не разглядела, темно было. Но в результате вот, – она показала на раненную ногу.
– Чем вы лечитесь? – тут же деловито осведомился хоббит. Она ответила. Он одобрительно покивал, услышав про ацелас и примочку из алфирина, потом спросил: – Если ожог, почему не покапали соком ремментонда? При ожогах – первейшее средство! Мой прадед служил рыцарем при дворе гондорского короля. Гондорцы, сударыня моя, знали толк в целительстве. Ну так им положено, ими правил сам король Арагорн Элессар, будь благословенно его имя.
Петунья почувствовала досаду. Ни Гондор, ни Арагорн как-его-там ничего ей не говорили, в то время как маленький торговец был знаком и с этими понятиями, и про травы местные был в курсе, и эльфу не удивился. Оставив при себе подозрение, что все это как-то связано между собой, она сказала, что ремментонда еще не нашла, но собирается. На что господин Бальбо Тук замахал на нее руками, сказал, что никуда сударыню в таком состоянии не отпустит и, попросив подождать, потрусил куда-то вглубь города. Вид при этом он имел такой деловой и уверенный, что Петунья даже не сообразила, что надо бы его остановить, пока добрый торговец не заблудился, а когда эта мысль пришла ей в голову, хоббита уже и след простыл.
Она вздохнула и стала ждать.
Времени прошло всего ничего, а она уже услышала радостный крик. Вскоре на лестнице показался господин Тук. Он подошел к Петунье и показал ей пучок каких-то кореньев.
– В саду местном, как писал прадед, полно разных трав росло. Так что тут у нас вот, ремментонд, – растение было похоже на клубок спутанных веревок или бледных червей, от него шел крепкий земляной запах, и кое-где на белесой поверхности остались частицы почвы. – Вы отрежьте кусочек, какой надо, выжмите из него сок и соком этим прямо мажьте ожоги. Проходит – моментально, – проинструктировал ее господин Тук, и Петунья растерянно его поблагодарила. Она совсем не ожидала от того, кого видит всего второй раз в жизни, такой заботы.
– А вы… как вы не заблудились? – наконец, спросила она то, что действительно ее беспокоило.
Господин Тук махнул рукой. Он достал из повозки кусок оберточной бумаги и завернул корни ремментонда в аккуратный сверток.
– А, я же про этот город, считая, с детства слышал. Мой прадед, тот, что был гондорским рыцарем, часто наезжал сюда, в гости к друзьям-эльфам. И оставил об этом городе подробные описания, вместе с городским планом, – он хитро подмигнул. – А я завсегда любил читать эти записи вместо сказок на ночь, вот и запомнил, что тут где. Может, не все секреты знаю, но сад непременно найду.
– И эльфу вы не удивились.
Торговец пожал плечами. Он уселся на свою табуретку и заново раскурил трубку.
– Мы, хоббиты, всего несколько поколений назад практически бок о бок с ними жили. Мы у себя, в Шире. За речкой, в городке Бри, уже Громадины селились. То есть, Люди. А по тракту какого народа только не шастало. И люди, и гномы, и даже какие-то черные как головешки, все в перьях и с кольцами в носах. А в лесу завсегда можно было встретить Высокий Народ. Так мы эльфов кличем. Через наши леса путь к Серым Гаваням проходил, вот они туда и шли.
– Зачем?
– Ну, как зачем. Известно зачем. Время их заканчивалось, вот они и уплывали обратно, в Благословенный Край, что на Заокраинном Западе, – торжественно возвестил Бальбо. – Двое моих дальних родичей и сами уплыли туда, вместе с эльфами. А мой прадед их провожал и был свидетелем их отплытию, – он пыхнул трубкой, выпуская серию колечек дыма, и закончил уже совсем другим тоном: – Только я, сударыня, все равно думаю, что про Благословенный Край на Заокраинном Западе это все бабкины сказки. То, что время эльфов уходило, это понятно. Все когда-то должно пройти. А уж куда они уходили… – он пожал плечами. – Кто ж их знает, Дивный Народ! Но, думаю, туда, откуда не возвращаются.
После этих его слов повисла тишина, и Петунье вспомнился тот сон, где Лассэ уходил по звездной дороге куда-то туда, за пределы мира. В носу засвербело, и она, чтобы отвлечься, спросила:
– А что, господин Тук, хоббиты больше не живут рядом с Громадинами?
Хоббит хитро ухмыльнулся.
– О, это наша гордость, сударыня. Все, это в смысле люди, эльфы и гномы, привыкли думать, что мы, хоббиты, народ простой. Нам лишь бы вкусно поесть да сладко выпить, а потом выкурить трубочку-другую доброго табаку. И магии у нас, в отличие от других народов, никакой особо нет. Так с тем мы не спорим. А вот когда Громадин стало слишком много, и стали они теснить нас с наших территорий, забыв про указ короля Элессара не претендовать на Шир и окрестности, так мы, знаете ли, всем гуртом взялись за лопаты, вырыли такую длинную-длинную нору, и через нее ушли в новое место. Краше прежнего. Хотя по Ширу мы скучаем, конечно, как без этого. Только в Новом Шире нет никого, кроме нас, и можем мы жить спокойно, как предки заповедывали. Только вот мы, Туки, никогда на месте не сидим. Такие уж мы уродились, – и он довольно рассмеялся.
Петунья тоже засмеялась, такой заразительный смех у него был, и сказала, что ей-то точно повезло, что господину Туку не сидится на месте. Тут они, собственно, и вспомнили, зачем встретились сегодня.
Господин Тук отложил трубочку, снова нырнул в повозку, пошуршал, погрохотал там чем-то, и вытащил свои товары. Были там два небольших, по фунту или чуть больше, полотняных мешочка, несколько маленьких бумажных свертков, последним из повозки появился небольшой, все в два фута длиной, саженец.
– Вот, все как вы и заказывали, – лучась довольством сказал Бальбо. Он показывал на товары и говорил: – Вот соль и сахар, по полтора фунта примерно. За все вместе три серебряные монетки. За саженец, уж простите, придется выложить целый золотой. Зато яблочки будут – объеденье! Сладкие, хрустящие, и в компот, и в джем, и гуся к праздничному столу запечь!
Потом он стал выкладывать перед ней бумажные свертки, внутри которых что-то шуршало и перекатывалось. Каждый сверточек был аккуратно подписан.
– Вот тут у нас и помидорчики, и огурчики, и капустка белокочанная, и картошечка. И цветочки, конечно. Моя супруга очень их любит, говорит, для домашнего палисадника ничего лучше петуньичек не придумано! За семена с вас, уж простите, 10 серебряных монеток.
Петунья быстро подсчитала, что всего покупки ей обойдутся в один галлеон и тринадцать сиклей, если, конечно, золотые и серебряные монетки господина Тука совпадают с имеющимися у нее. Она запустила руку в сумку, вытащила из мешочка два галлеона и, взмолившись про себя об удаче, протянула ему.
– Вот, господин Тук. Только у меня нет тринадцати серебряных, извините.
Хоббит принял у нее монетки, взвесил в ладони, одну попробовал на зуб и остался доволен. О том, что это были какие-то не такие деньги, он ничего не сказал, и Петунья решила оставить все как есть.
Затем он отсчитал ей сдачу – ровно четыре серебряных монеты, – и Петунья получила от него самые обычные сикли. Вроде тех, что лежали у нее в мешочке. Убирая деньги, она спросила:
– Вас теперь через два дня ждать, господин Тук?
– Хотите оставить новый заказ? – понимающе спросил он и достал блокнот с карандашом.
Увидев принадлежности для письма, она вспомнила и про свои нужды.
– Мне бы тетрадь, чтобы в ней писать, и… – она чуть было не сказала «ручку», но вовремя сообразила, что по виду господина Тука ясно, что с шариковой ручкой он не знаком, и исправилась: – Перо и чернила. Мои заканчиваются. – Подождав, пока он запишет, спросила: – А специи вы можете привезти?
– Как не мочь? – с готовностью откликнулся хоббит. – Конечно, можем. Что бы вы хотели? Перца белого или черного, розмарина, лаванды, тимьяна, кориандра, корицы? Только назовите, и дядюшка Бальбо достанет для вас хоть луну с неба!
Петунья засмеялась, до того комичен был маленький торговец. Но потом задумалась. Специи всегда были дорогим товаром. Особенно в Европе, поскольку тут их особо и не росло, все приходилось импортировать. Даже в нынешние времена покупка приправ может обойтись недешево. Поэтому она имела все основания полагать, что даже если милейший господин Тук выращивает чили у себя на грядке, он не может брать за них маленькую цену.
Все, что ей нужно, это правильно выбрать и придерживаться умеренности.
– Луну не стоит, – шутливо отказалась она и заказала по унции душистого перца, тимьяна, розмарина, гвоздики и корицы. Потом, вспомнив угощение в баре, спросила: – А эстрагон можете достать?
Анон, я нашел тебя случайно и влюбился с первой буквы Лайк, подписка)
Анон, я нашел тебя случайно и влюбился с первой буквы Лайк, подписка)
спасибо, анон! я очень рад, что мой фик заходит людям ))))
Глава сорок первая, в которой тетя Пэт дает обещание, делает неожиданное открытие и узнает, кто же был тот таинственный враг, что напал на нее в ночи
итак, авторским произволом тетя Пэт целых полторы недели избегала встречи с "домашними" монстрами. Вы же помните, что это ферма в глуши? А речка там появилась потому, что я забыл географию карты )))
и этот монстр - самый простой зеленый слайм. для тех, кто не знает (например, моя мама наверняка точно не в курсе) вот:
я не знаю, какой урон должен он наносить игроку, но решил, что раз слизь - значит химические ожоги.
древесный сок, который остается после слаймов и рубки леса, в моем представлении это живица. в саду моей бабушки она проступала на вишневых деревьях, и мы с сестрами ее ели. было вкусненько. омномном
сорт табака "Звезда Запада" назван в честь книжки Андрея Мартьянова "Звезда Запада". это типа продолжение ВК про почти наши дни про дальнего-дальнего викинга-потомка Арагорна. я все собираюсь перечитать ее, но никак. Ворнинг! мнение господина Тука о табаке не совпадает с мнением автора об этой книге. мне просто нужно было как-то назвать табак. и если есть Южная звезда, почему бы не быть Звезде Запада?
С эстрагоном господин Тук знаком не был. Ничего ему не сказало и другое его название. Но, когда Петунья упомянула «драконьи язычки», он рассказал ей очередную немного фантастическую, но увлекательную историю про то, как один его дальний родич странствовал в компании сразу тринадцати – вы только подумайте, тринадцати! – гномов. И во время этого путешествия выкрал из логова дракона его величайшее сокровище. Чем, конечно же, этого дракона до крайности разозлил, и тот сжег дотла ближайший городок. Впрочем, дракона потом убили, жителям города отсыпали часть драконьих сокровищ, а еще одну часть тот предприимчивый родич с собой привез, и жил на эти денежки припеваючи.
– К счастью, это был самый последний дракон на белом свете, – добавил господин Тук, – а иначе не миновать бы Ширу беды, прилети один из них за сокровищами.
Впрочем, когда Петунья описала вкус и запах испробованной ею настойки, он заинтересовался и пообещал поспрашивать у соседей, вдруг, у кого растет.
– А что вы выращиваете на вашей ферме, сударыня? – спросил господин Тук, выпустив целых полдюжины колечек, одно меньше другого.
– Я только неделю как перебралась сюда, – Петунья замялась, но перечислила все те корнеплоды, что ей уже удалось вырастить. – Но большую часть я продала уже.
Господин Бальбо крякнул посреди затяжки и закашлялся, подавившись дымом. Петунья услужливо похлопала его по спине. Откашлявшись, хоббит посмотрел на нее с уважением.
– Да-а, слышал я дедовские рассказы, что земля, на которой живут эльфы, родит как не в себя, да не верил… – только и сказал он и снова затянулся табаком. – А оно вон как… А что же вы сейчас посадили?
Пшеницей он не заинтересовался, ацеласом да алфирином тоже, но стоило упомянуть трубочник, как обычно веселый хоббит пришел в неистовство. Еле-еле Петунье удалось унять его, а тот все кричал про то, что из-за переезда в Новую Хоббитанию их предки не смогли забрать все необходимое и привычное, и в числе потерянных достояний оказались лучшие сорта трубочного зелья – «Старый Тоби», «Южная Звезда» и потеря потерь «Лист Долгой Долины»!
– Само ведь зелье взяли! – сокрушенно воскликнул он. – А рассаду, рассаду-то забыли!
Петунья поискала глазами уже знакомые ей белые трубочки цветов, но среди заполонившего город разнотравья не приметила.
– Вот и приходится курить всякую паршивую гадость вроде «Звезды Запада»!
Он так горько вздохнул, что Петунья не удержалась и пообещала собрать ему листьев в следующий раз. Это так воодушевило хоббита, что он тут же пообещал ей все, что угодно. Ведь курительное зелье, выросшее в землях эльфов, плохим быть не может, с уверенностью заявил он.
– Тогда, если у вас найдется интересная книга, я бы одолжила у вас ее на время.
На том и договорились.
Сразу после Бальбо засобирался обратно. Взгромоздившись на козлы, он многословно попрощался с «доброй госпожой сударыней» и, встряхнув поводями, повел свою повозку прочь из города. Петунья проводила его взглядом, пока повозка не скрылась за поворотом, а потом сама медленно побрела домой. В сумке у нее лежали покупки, в одной руке она несла замотанный в тряпки саженец, другой держала свой импровизированный посох. Дорога была достаточно длинной, чтобы она успела обдумать и свое импульсивное обещание, и то, что с ее ногой ей надо умудриться посадить яблоньку.
Как бы там ни было, яблоньку она посадила и даже полила. А когда закончила, нога разболелась просто нестерпимо, и Петунья заковыляла в дом. Посидев чуток, чтобы дать боли утихнуть, она, как научил ее господин Тук, отрезала небольшой кусочек ремментонда и, воспользовавшись ножом, выжала из него сок в чашу. Корешок был упрямым и твердым, и ей пришлось постараться, чтобы добыть из него примерно чайную ложку жидкости. Затем закатала штанину и сняла бинты. В сравнении с утром, ожог выглядел уже получше. Раньше багрово-красная, теперь кожа побледнела и потеряла сухость. Корочка запекшейся крови размокла и отвалилась вместе с компрессом, а под нею рана уже затянулась тоненькой, очень чувствительной кожицей. Петунья старательно полила ожог целебным соком, поморщившись, когда защипало, и снова замотала бинтом.
Пощипывание довольно быстро прошло, а вместе с ним утихла и боль, и Петунья снова смогла потихоньку ходить.
Думая, что же приготовить на ужин, она перебрала свои нехитрые съестные припасы, добавила к ним мешочки соли и сахара. Снова отметила, что в корзине, накрытой простыней, овощи остаются свежими и как будто только что собранными.
Вряд ли это была заслуга кладовки. Ведь собранные ею раньше травы были пожухлыми, пока Лассэ не вернул им свежесть одним прикосновением.
Петунья погладила кончиками пальцем простыню и вдруг ощутила импульс просветления. Это ведь была та самая чистая простыня, которую она дала Лассэ после мытья. Его собственная одежда была крайне грязной и поношенной, а у нее ничего подходящего на такую каланчу не водилось. Вот и пришлось обходиться тем, что есть. Тем более, что образ римского патриция, завернутого в тогу, был ему к лицу.
Значит, простыня, в которую заворачивался эльф, может сохранить овощи свежими?
Это было парадоксальное утверждение, но прямо сейчас у Петуньи перед глазами было вещественное его подтверждение, и она постаралась просто принять эту мысль, как она есть.
Сперва она испытала облегчение, ведь теперь можно было не беспокоиться о порче продуктов, и она, взяв овощи, отправилась варить рагу по уже освоенному рецепту. А потом, когда мешала рагу в котелке, она подумала, а как долго продлится этот эффект? Не окажется ли так, что однажды эльфийские флюиды выветрятся, и перед нею встанет вопрос хранения?
– Подумаю об этом попозже, – Петунья вздохнула и разбила в рагу чудом уцелевшие в ее вчерашних приключениях яйца, а затем щедро посолила. Может, немного более щедро, чем следовало, но кто мог бы ее упрекнуть? Одна только мысль, что скоро у нее появятся специи, провоцировала ее не быть экономной.
Поужинав, она записала в дневник свои расходы, рассказ торговца про Гондор, короля и уход эльфов в Благословенный Край, отдельно отметив свой сон про уход Лассэ, и что она думает, что именно туда он и ушел. Затем на глаза ей попался найденный на месте встречи с монстром свиток, и она написала и об этом, снова задумавшись, что ей делать со слизью и нечитаемым свитком. Во время письма ей как раз и пришла в голову эта идея.
Глупая, наверное, и чересчур опрометчивая, но Петунья успокоила себя тем, что всегда сможет забежать в дом и запереть за собой дверь, а за эти полторы недели никто еще, за исключением доппельгангера, не пытался к ней вломиться. Она взяла фонарь и палку, которую использовала вместо посоха, и вышла наружу, прикрыв дверь за собой, но неплотно. Так, чтобы в любой момент навалиться спиной и вкатиться внутрь, если возникнет какая-то угроза. Все же, бегать в ее текущем состоянии был не вариант.
Снаружи уже стемнело. Разглядывая первые звездочки и пытаясь сосчитать их, Петунья лениво подумала, что темнеет здесь необычайно рано. Возможно, если бы она уделяла больше времени астрономии, то могла бы сообразить на какой широте-долготе находится ферма. А так только и остается, что смотреть на небо, не в силах даже узнать на нем отдельные созвездия.
(В эти дни она еще не знала, что созвездиям над ее головой потребуется много тысяч лет, прежде чем они встанут в то положение, в каком были на момент ее появления на свет. Но об этом тс-с.)
Усаживаясь поудобнее, она выставила одну руку за спиной, давая себе дополнительный упор, и неожиданно наткнулась ладонью на круглую отполированную ручку.
В ее руке лежал тот самый нож со скошенным лезвием из столярной мастерской, и она вспомнила, как ловко Лассэ управлялся с ним, вырезая фигурку. Подражая ему, она перехватила рукоять как он и на пробу провела по палке, срезав с нее небольшую полосу стружки. Стружечная спираль спланировала на ступеньку. Петунья провела ножом еще раз, чтобы новая стружка легла рядом с первой. Это оказалось веселее, она увлеклась и принялась обстругивать палку со всех сторон. Сперва движения ножа в ее руке были неловкими и резкими. Пару раз она чуть не порезалась, нож то и дело застревал, когда она вела его слишком криво, но чем больше она пыталась, тем увереннее становились ее действия, и работа буквально спорилась.
Когда из кустов раздался шорох, а следом за ним уже знакомый влажный чавкающий звук, и Петунья оторвалась от своего занятия, в руках у нее была не просто палка, а вполне себе посох, обструганный и пахнущий свежим деревом, ровный и почти без задиров. Его еще предстояло отполировать и, в идеале, покрыть каким-нибудь лаком, но можно было пользоваться и так. Разглядывая новую вещь в своих руках, Петунья с удивлением обнаружила в голове новый навык – все было точно также, как тогда, с лесной наукой.
В кустах снова зашуршало. Она оторвалась от самокопания и отложила нож, смахнула с колен стружку и, перехватив поудобнее свой новый посох, приготовилась. Сама не зная к чему.
Кусты снова зашуршали, их ветви расступились, пропуская неведомое существо к домику. Петунья едва сдержала визг. Но вскоре то, что она приняла сперва за крупную крысу, приблизилось, попав в освещенную фонарем область, и она поняла, как ошибалась.
Лучше бы это была крыса. А не плотный комок блестящей зеленой слизи, передвигающийся неожиданно резвыми прыжками. Его даже не встревожил свет. Животные, особенно дикие, всегда настороженно относятся к огню, а этому… этому слайму было все равно! Оказавшись на свету, он запрыгал особенно резво, словно понял, что там, где свет – будет добыча.
То есть она, Петунья.
От испуга, смешанного с гневом и злостью, едва тварюшка подскакала к ступеням крыльца, Петунья заорала и ударила его палкой. Слайм спружинил, отталкивая оружие, но она ударила снова, и снова, и снова, пока, наконец, он не лопнул с громким звуком, забрызгав все вокруг слизью. Там, где слизь случайно попала на открытую кожу рук, сразу же начало жечь, и Петунья быстро обтерла руки об одежду. На земле осталось влажное пятно, а внутри него уже знакомые ей два комка прозрачной слизи и небольшая россыпь прозрачно-желтых шариков с резким древесным запахом.
Петунья потыкала концом палки выпавший лут. Желтые шарики не пытались на нее нападать, один только лопнул и облепил палку липкой субстанцией, которая мгновенно впиталась в древесину, и в том месте обструганное дерево потемнело и заблестело, как залакированное.
Невидимая в темноте черная птица приземлилась на конек крыши и, поворачиваясь то одним глазом, то другим, рассматривала, как человек внизу зачем-то обмазывает палку живицей. Но вскоре птица потеряла интерес к двуногому. Гораздо больше ее интересовала черная от влаги земля, усеянная маленькими и такими вкусными зелеными росточками.
Будущая пшеница внезапно оказалась под угрозой, и Петунья пока не знала об этом.
Глава сорок вторая, в которой тетя Пэт принимает участие в битве за урожай и призывает на помощь пугало
иногда глава пишется буквально за час, вот как эта. иногда - целый день. не знаю, с чем это связано...
Ничто, как говорится, не предвещало.
Петунья проснулась и первым делом снова обработала ожог. Вчерашнее лечение дало свои плоды: рана полностью зажила, площадь ожога значительно уменьшилась, и боли в ноге практически прекратились. Петунья еще раз смазала ожог соком ремментонда и понадеялась, что в скором времени он совсем пройдет.
Вот тогда-то с ней и случилось – это. Ею вдруг овладело настоятельное желание выйти на улицу, хотя она даже еще не позавтракала. Такого никогда еще не происходило, и Петунье стало любопытно. Подхватив свой прекрасный новый посох – блестящий, гладкий и слегка темный после того, как она щедро обмазала его добытой из слайма живицей, – она выглянула на крыльцо, готовая практически ко всему.
Но не к виду отвратительных черных клякс, хозяйничающих на ее грядках.
Это потом она сообразила, что то были вороны – отвратительные, мерзкие птицы! Но это потом. Сначала у нее в буквальном смысле упало забрало и она, воздев над головой посох и позабыв про раненую ногу, с громким воплем кинулась к огороду. Вороны – жирные, откормленные, наглые птицы – сперва не обратили на нее особого внимания, продолжая по-хозяйски ходить по грядкам и выклевывать самые вкусные, по их мнению, росточки. Столь явное пренебрежение и вовсе привело Петунью в такую ярость, что она замахала посохом с удвоенной… нет, с утроенной силой! И даже пару раз попала по некоторым нерасторопным птицам, заставив их закричать и обронить несколько перьев.
Крики возмущения и боли этих незадачливых птиц произвели впечатление на их товарок, и вороны, обдав ее мерзким карканьем, снялись с грядки и темной тучей улетели прочь.
Вот оно какое, предчувствие беды. Ну, или у нее внезапно открылся талант к прорицаниям, мрачно думала Петунья, когда, тяжело дыша от внезапного утреннего бега вокруг грядок с дрыном, осматривала свой урожай на предмет потерь.
К счастью, вороны не столько пожрали, сколько потоптали ростки. Но стоило их приподнять, немножко погладить, приводя в порядок, как они выпрямлялись и снова устремлялись вверх. Как будто Петунья сама стала немножечко эльфом.
Впрочем, ей не было дела до этого. Она аккуратно ходила среди будущих колосьев и исправляла испорченное птицами. Несколько ростков пришлось выкопать – увы, они оказались почти полностью съедены. Исправив все насколько было можно, она полила пшеницу и яблоню и немного расслабилась.
В руке у нее был зажат пучок длинных, жестких черных перьев, оброненных теми птицами, которые попали под удар палки. Глядя на них, Петунья чувствовала мрачное удовлетворение. По крайней мере они пожрали ее урожай не бесплатно.
Кажется, вот о чем предупреждали во вчерашнем выпуске «Даров Земли»:
– Одолело воронье? Похоже, вам не хватает пугала! Поставьте его на вашей ферме, и вороны будут облетать его далеко стороной. Не забудьте защитить свой драгоценный урожай!
Однако инструкции, как в случае с забором, к совету не прилагалось. Ведущий только сказал туманное:
– Это настолько простейшая вещь, что мы не видим необходимости засорять эфир лишней информацией. Однако, если вы не уверены в своих знаниях, поищите дома. Наверняка где-то у вас точно есть подробная инструкция.
Инструкция… вообще, Петунья была согласна с тем, что нет ничего более тривиального, чем изготовить пугало. Всего-то взять старую одежду, повесить на крестовину из двух палок, как на вешалку, а сверху надеть ведро, какое не жалко, и – вуаля! – простейшее пугало для фермы готово. Конечно, если хочется красиво, то можно заморочиться и сделать классическую версию из набитого соломой мешка и нарисованным углем лицом. Словом, сделать старого доброго Страшилу из Страны Оз. Но и простенькая быстрая версия должна неплохо справляться со своими функциями.
Но что значит «поищите дома»?
Впрочем, у Петуньи уже была идея, что делать. Если не получится, она пойдет по известному ей пути. Она еще раз окинула взглядом ферму и деревья вокруг, убедилась, что ворон не видно, и вернулась в дом. Там она сказала, обратившись к волшебной тумбочке:
– Мне нужна инструкция как изготовить пугало, – и, подумав, добавила: – Пожалуйста.
Кто знает эти волшебные предметы? Излишняя вежливость точно не повредит.
Стоило договорить, как в тот же момент тумбочка затряслась и внутри нее что-то негромко бумкнуло. Дождавшись, когда тряска прекратится, Петунья открыла крышку и достала очередную открытку и несколько деталей для диорамы. Это были коричневый квадрат для грядок, маленькое деревце яблони, все усыпанное мелкими красными кружочками, и фигурка пугала. Это был самый настоящий Страшила – в соломенной шляпе, с нарисованным углем лицом, в синем комбинезоне и оранжевой рубахе, из рукавов которой высовывались клочки соломы.
Точно такое же пугало было нарисовано на открытке. С обратной стороны и вправду имела место быть инструкция: пятьдесят древесины, один маленький черный камушек и двадцать волокон.
Камушек сперва вызвал замешательство. Он не был похож на рисунок тех камней, что пришлось собирать для колодца, был меньше и черного цвета. Поразмыслив, Петунья пришла к выводу, что это, скорее всего, уголь.
– Но где мне его взять? – задаваясь этим вопросом, она установила новые детали на макет фермы. Кто же следил за тем, чтобы предоставлять ей эти вещи? Или сама ферма была зачарована таким образом? Когда грядка и яблоня заняли полагающиеся им места, Петунья воткнула аккурат между двух грядок пугало.
Теперь, если она выглянет наружу, она и правда увидит появившееся между грядок нечто?
– Ты не знаешь, где я могу найти уголь? – спросила Петунья у единственного, у кого могла спросить. Пламя в камине качнулось, а потом из очага выпал маленький черный уголек. – О. Спасибо…
Подхватив уголек, Петунья поспешила закончить начатое. Между двух грядок и впрямь появилось нечто – похожее на груду изломанных жердей и мешковины, выброшенные на мусорку и никому не нужные. Немного поработав топором, Петунья сложила к этой куче требуемое и отошла на пару шагов. Во избежание.
– Пуфф! –
Груду мусора и материалов заволокло облако пыли, а когда развеялось, перед Петуньей оказалось пугало – как с картинки. Пока она разглядывала его, все еще удивляясь тому, как работает магия в этом месте, нарисованные глаза моргнули, соломенная рука отдала ей честь, и из нарисованного рта раздались слова:
– Пугало приветствует хозяйку! Для наилучшего исполнения возложенных на данное пугало обязанностей настоятельно требуется дать пугалу имя.
Петунья вскрикнула от неожиданности, попыталась отпрыгнуть, но раненная нога именно в этот момент решила дать о себе знать, и в результате она упала на задницу. И застыла, в ужасе глядя на говорящее пугало.
Не обращая внимания на ее фиаско, оно повторило:
– Пугало приветствует хозяйку! Для наилучшего исполнения возложенных на данное пугало обязанностей настоятельно требуется дать пугалу имя.
При этом угольная черта, которой был обозначен рот, превратилась в угольный же кружок, а звук, похожий на плохую магнитофонную запись, исходил откуда-то из груди.
Не получив ответа, пугало снова повторило те же слова. Точно робот из фантастического фильма.
Петунья поднялась, отряхнулась и с опаской посмотрела на свое новое приобретение. Кажется, оно не собиралось на нее нападать… подумать только, говорящее пугало…
– Твое имя Страшила! – выпалила она.
В ответ на это пугало растянуло свой рот в ухмылке, а на его полотняных щеках расцвели угольные пятна румянца.
– Пугало Страшила приступает к дежурству! В пределах видимости ворон – нет. Отогнано – ноль птиц! – четко, по-военному, отрапортовало оно и, наконец, замолчало.
Петунья опасливо обошла его кругом, но, за исключением того, что оно только что говорило и двигало руками, это было самое обычное пугало. Весьма добротное и симпатичное, будто и впрямь тот самый Страшила.
Она вздохнула.
– Через год я либо сойду с ума, либо перестану чему-либо удивляться, – сказала она и побрела в дом. Столько всего произошло, а она еще даже не завтракала.
Поднимаясь по ступенькам, она заметила поднятый флажок над почтовым ящиком. Пришлось спуститься и забрать письмо. Конечно, оно было от мистера Кори. Не распечатывая конверта, Петунья бросила его на стол, а сама полезла в кладовую.
Все потом. Сперва завтрак, а об остальном она подумает потом.
Отредактировано (2024-06-16 16:32:56)
Это мой мультикроссоверный фанфик про приключения тети Петуньи (см название).
задействованные каноны: Поттериана, Сильмариллион и прочие истории Средиземья, игра Стардью, другие будут появляться по мере написания
основной персонаж: Петунья Эванс
ОМП, ОЖП и прочие персонажи в количестве.
выкладка: почти каждый день по главе, недельные перерывы между арками.
автор обложки концепт-художник @maximilien_serpent
Синопсис: в один прекрасный день теть Пэт увольняют с работы, в результате чего она не знакомится с Верноном Дурслем и не выходит за него замуж, а влипает в волшебную и местами довольно страшную историю с магией, приключениями и прекрасными мужчинами!
Также можно почитать на:
Фикбуке
AO3
обновления каждую среду и субботу.
Отредактировано (2024-06-26 12:40:48)
Глава сорок третья, в которой тетя Пэт узнает про грядущий праздник, а затем сражается и демонстрирует чудеса дипломатии
После завтрака Петунья заварила кофе и с неприятным удивлением обнаружила, что баночка почти опустела. И правда, если подумать, то сколько тех одуванчиков она накопала в прошлый раз? А кроме кофе и воды из колодца пить и нечего.
Что ж, если проблема с птицами решена, то планы на остаток дня ясны как день. И еще не забыть бы до воскресенья заработать еще денег. Любым образом. Она прикинула для себя, во сколько ей может стать покупка специй, и, хотя выбрала самые недорогие, их цена все равно будет не меньше пяти сиклей.
Конечно, она может позволить себе потратить эти деньги, но зачем упускать возможность заработать побольше?
Прихлебывая кофе, включила телевизор. Гадалка снова предрекла плохое настроение у духов, а вот прогноз погоды изменился. Лучась ослепительной улыбкой, ведущий радостно заявил:
– День завтра будет ясный и солнечный, идеальный для праздника! Завтра на городской площади пройдет Яичный фестиваль! Не упустите свой шанс принять участие в поисках яиц с сюрпризами! Никто не останется без подарков! Не забудьте, завтра, с 9-00 до 14-00 на городской площади!
Экран телевизора погас, оставив Петунью в легком недоумении. Яичный фестиваль? Неужели уже Пасха?
Загибая пальцы, она пересчитала по памяти количество проведенных на ферме дней, но что-то не сходилось. Даже двух недель не прошло, это ясно видно по ее записям в дневнике. Никак не может быть, чтобы Пасха наступила так скоро! Даже если она не помнит точную дату в этом году, в любом случае по календарю сейчас должен быть март!
Не зная, что и подумать, она нервно допила кофе, поставила кружку на стол и тут заметила письмо.
«Дорогая Петунья», – было написано там, и она почти услышала в своих ушах низкий и глубокий голос мистера Кори. – «На этой неделе вас ждет одно занятное событие, которое сможет принести вам немалую пользу. Уверен, оно будет называться как-то по-дурацки вроде «Праздник поиска яиц» или «Спрячь яйцо» или что-то еще в таком же духе.» – чуть дальше было зачеркнуто, но она смогла разобрать следующее: – «У некоторых никакой фантазии.»
«Раньше в этот день в Раздоле праздновали день первого восхода солнца (если вам любопытно, то поищите в библиотеке книги на эту тему, они должны там быть), что вскоре стало совершенно бессмысленным, когда все очевидцы события покинули этот мир. Но сила, вложенная в этот праздник еще в городе, и ей нужен выход. Уверен, она сочтет вас прекрасной целью для своего проявления.»
«Поэтому вот мой вам совет: с утра отправляйтесь в город и смотрите в оба. Ваша цель: яйца. Любые. В конце дня вы сможете их разбить и получить свои подарки. Но помните, обязательное условие: вы должны взять яйцо собственной рукой и никак иначе.
За сим прощаюсь. Всегда ваш, М.К.»
Чуть ниже, кажется, это уже было своего рода традицией, снова была приписка:
«Надеюсь, вы понимаете, что не все, кто приходит к вам, на самом деле нуждаются в помощи. Будьте внимательны.»
Петунье сразу вспомнились близнецы, и она осуждающе цокнула языком. Вот что стоило раньше предупредить?
От этого воспоминания у нее тут же испортилось настроение, а по спине вдоль позвоночника пробежал холодок. Она передернула плечами и перечитала письмо, постаравшись сконцентрироваться на празднике.
Это уже завтра, значит…
Петунья деловито подхватила сумку, нож, тяпку, вооружилась посохом и поспешила в лес. Пройдя тем путем, который совершенно случайно разведала пару дней назад, она нашла развалины, оказавшиеся еще одной фермой, но куда как более запущенной, чем ее собственная. Зато там были курятник и коровник, и Петунья с интересом обыскала их. Полезных знаний в голове у нее не прибавилось, но зато в углу курятника, в ворохе соломы она неожиданно нашла свежее куриное яйцо.
И, кажется, даже услышала возмущенное кудахтанье наседки, но это вполне могло ей показаться.
Припрятав драгоценное яйцо в боковой кармашек сумки, Петунья последний раз обшарила заброшенную ферму, но больше ничего полезного не нашла.
До самого вечера она бродила сперва по лесу, потом по городу, и к концу дня сумка оттягивала ей плечо – до того она была набита всем, что только подвернулось Петунье под руку. Сперва она честно собирала лук-порей и лук-батун, щавель и крапиву, и ягоды шиповника. Потом встретила знакомую кочку и раскопала, получив из нее пару комков глины. Потом еще одну и еще… когда она перешла на сбор одуванчиков и листьев трубочника, ее было уже не остановить. Любая подозрительная кочка должна была быть раскопана, любое полезное растение должно было быть собрано.
Наконец, когда из земли показалась большая берцовая кость непонятного животного, Петунья сказала себе остановиться. Зажав кость на манер дубинки в свободной руке, она направила свои стопы домой.
Было уже достаточно темно, чтобы населяющие ферму ночные твари начали копошиться в кустах, давая о себе знать, но пока не приближаясь. С посохом в одной руке и с костью в другой Петунья чувствовала себя весьма уверенно и не шарахалась от каждого шороха. Главное она уже знала: если приложить достаточно усилий, эти прыгающие слизни ей не страшны.
Дойдя до домика, она высыпала все из сумки прямо на крыльцо, принесла воды и на скорую руку перемыла собранное. Самые крупные и красивые овощи и травы сразу отнесла в ящик для продажи, себе оставив только небольшую часть, а одуванчики и листья трубочника разложила на крыльце для сушки. После этого в сумке остались только камни да глина, и еще яйцо. Петунья как раз задумалась, что же ей с этим делать – при взгляде на глину ей упорно виделись цветочные горшки, – и именно в этот момент один глупый слайм решил напасть на нее.
Петунья схватила кость и, стиснув зубы, встала, намереваясь встретить врага. Она не собиралась больше кричать или дрожать. Нет уж, не дождетесь. Ей может быть страшно, но она не позволит какой-то слизи запугивать себя и захватывать ее ферму. Она до боли в пальцах сжала свое оружие и со всей силы обрушила его на слайма.
Перестаралась! Хватило одного удара окаменевшей костью, и слайм с треском лопнул, а сама Петунья по инерции полетела вниз, прямо в центр разлетающейся в стороны жгучей слизи. Она успела выставить вперед руку, вляпавшись в слизь открытой ладонью, упала, перекатилась на бок и вскрикнула от боли. Почти не думая, что делает, она быстро кинулась к ведру и сунула обожжённую руку в грязную воду. Это было инстинктивное действие, но, кажется, оно было правильным. Вода смысла слизь, и жжение почти прекратилось.
Петунья зачерпнула воды, чтобы убрать слизь с одежды, как услышала еще нескольких приближающихся слаймов. Обернувшись, она увидела, как то ли два, то три – в темноте особо не разглядеть, – выпрыгивают из-за кустов и направляются к ней, словно привлеченные смертью своего сородича.
– Ну, вперед, – сказала она и демонстративно взвесила кость.
А затем она замахивалась и била, отпрыгивала от разлетающихся во все стороны брызг слизи и уворачивалась от внезапно кидающихся под ноги слаймов. Хотелось бы сказать, что костяная булава в ее руке разила без промаха, но, конечно, нет. Впрочем, попадала она все же чаще, чем промахивалась.
Но слаймов меньше не становилось. Как будто они прямо тут почковались.
– Да что же это такое! – вскричала она, и, словно, в ответ на ее слова, в небе вдруг воссияло солнце.
Она выронила кость, торопясь прикрыть глаза, а слаймы, окружившие ее, в тот же миг бросились наутек.
Ослепительное сияние снижалось слишком быстро, чтобы быть солнцем. Раздвинув пальцы, Петунья отважилась взглянуть сквозь узенькую щелку и обомлела. С неба, широко раскинув крылья, спускалась большая птица, и золотым огнем горело ее оперение. В первое мгновение Петунья подумала, что это, должно быть, феникс! Но нет. Феникс был фамилиаром того самого профессора Дамблдора, и в учебниках сестры описание этой волшебной птицы было дано во всех подробностях.
Нет, это был не феникс.
Сложив крылья, птица приземлилась прямо на грядки и, взглянув на застывшую Петунью насмешливым взглядом, вытянула шею и одним махом вырвала из земли окрепший зеленый росток.
Петунья вскрикнула от ужаса – опять страдают ее посадки! Зачем только она поставила это дурацкое пугало!
В этот момент Страшила скрипнул, одним резким движением развернулся на своей палке в сторону птицы, и из его рта раздалось все тем же похожим на плохую магнитофонную запись голосом:
– Обнаружена ворона. Повторяю: обнаружена ворона. Приступаю к выполнению задачи, – затем пугало подняло руки и стало вращать ими на манер лопастей вентилятора, при этом говоря: – Прочь, глупая птица! Прочь! Не трожь вверенный мне урожай! Прочь!
Золотая птица – и впрямь похожая на ворону, только в разы больше, – повернула голову и уставилась на буйствующее пугало. С интересом, а не страхом. А то только и знало, что вращало руками все быстрее и быстрее, и продолжало повторять свои слова.
Насмотревшись, птица невозмутимо вернулась к расхищению грядки.
– Бесполезный Страшила! – вскрикнула Петунья. Подхватив первое, что попало ей под руку – волей случая это оказался обструганный ею посох, – она бросилась к грядкам и смело ткнула в сторону птицы узким концом. Птица ловко увернулась, даже не потрудившись взлететь. Петунья сделала еще один выпад, птица снова отпрыгнула. Так они скакали друг за другом, пока Петунья не догадалась, что мерзкая птица мстительно вытаптывает незрелые колосья. – Ну хватит! Хватит! Тебе не стыдно? – не сдерживая слез, закричала она на ворону. – Я так старалась, сажала, поливала! А ты пришел и портишь все мои труды! Поставь себя на мое место!
Неожиданно, ее укоризненные слова возымели действие. Птица захлопала крыльями, снимаясь с места, и перелетела на другое, прямо на голову пугала. Петунья шмыгнула носом и утерла футболкой слезы с лица.
Чуйка опытного читателя сказок подсказывала ей, что вот прямо сейчас надо брать рога за быка!
– Если ты хочешь есть, то прилетай через пару дней, – слегка гнусавя, примирительно сказала она. – Я оставлю тебе немного зерна. Но тебе придется заплатить! Никто не смеет есть мою еду бесплатно!
Птица, оторопев от такого бесстыдного напора – кто, спрашивается, был хозяином ситуации, – что-то невнятно каркнула, и Петунья тут же ткнула в нее пальцем:
– Ага! Это сделка! – и добавила по наитию: – И только попробуй ее нарушить. А иначе у тебя все перья повылазят!
Птица разразилась возмущенным карканьем и громко захлопала крыльями, а потом снялась с головы пугала, сделала над фермой круг, все так же оглашая окрестности своими криками, и умчалась с такой скоростью, с какой, наверное, нормальные птицы не летают.
Стоило птице скрыться из виду, как пугало успокоилось и снова приняло свой обычный вид:
– Задача выполнена. Страшила прогнал одну ворону.
Петунья вздохнула.
– Ну ты и… Страшила! Никакой от тебя пользы…
Она собрала в ведро сброшенные мертвыми слаймами вещи, попутно обнаружив, что комки прозрачной слизи прекрасно увлажняют кожу, а не жгут, как можно было бы ожидать, и зашла в дом. И только там дала себе волю:
– Во что я опять ввязалась?!
Глава сорок четвертая, в которой тетя Пэт охотится за яйцами
небольшая отсылочка к любимому мной "Святому Сэйе" ))
однажды, я добавлю его в список канонов, но пока просто пасхалочка. ха-ха, в буквальном смысле ))
К началу праздника в девять утра Петунья уже была готова и как тот конь в нетерпении била копытом.
Проснувшись в обычные для себя шесть утра, она, взбудораженная предстоящим событием, в рекордные сроки переделала все домашние дела. К тому же, рана на ноге зажила полностью, не оставив после себя ни следа, а те микроскопические ожоги, что вчера она неосторожно получила, истребляя слаймов, прошли сами собой. Скорее всего потому, что она своевременно вымыла их от слизи.
Что порадовало ее больше (и даже больше, чем мешочек с деньгами в почтовом ящике), так это зеленовато-желтые колосья, высотой ей по грудь, с крупными, правильной формы зернами. По самым скромным прикидкам, уже завтра они должны будут налиться спелым золотом и одарить ее богатым урожаем, а еще через день подоспеет и вторая грядка… пора бы уже задуматься о мельнице и печи для хлеба.
На часах не было еще и восьми, когда Петунья со всем закончила, и даже собрала в сумку небольшой перекус, памятуя, что бродить ей по городу до обеда, не меньше. И, раз уж времени еще оставалось полно, то она решила скоротать его с пользой и взяла книгу про Феанора.
В прошлый раз она остановилась на том моменте, когда мать-королева, не оправившись после родов, добровольно удалилась в мир мертвых, оставив безутешными своих мужа и сына… по книге складывалось, что мир мертвых был буквально за забором, и туда можно было прийти в любой момент, чтобы пообщаться с ушедшими. По крайней мере, овдовевший король именно так и делал, на протяжении многих лет уговаривая супругу вернуться, на что она неизменно отвечала отказом.
Петунья подозревала, что долго так продолжаться не могло, и рано или поздно на сцене появится новая женщина. Когда она прочла, как король снова полюбил, причем не абы кого, а младшую сестру своего друга, короля родственного народа, то похвалила себя за проницательность. Драма в королевском семействе, где, с одной стороны отец собрался жениться во второй раз, что, по некоторым обмолвкам, казалось чуть ли не святотатством, с другой – его сын разрывался между любовью к матери и любовью к отцу, и от этого противоречия все больше и больше увлекался ремеслами, начиная проводить больше времени в кузнице, чем в родном доме, настолько увлекла Петунью, что она едва не пропустила время. Только по чистой случайности оторвавшись от книги, она заметила, что на часах уже почти девять!
Подхватив сумку и посох, она поспешила в город. На обзорной площадке, прямо на камнях, лежал лист бумаги, сразу привлекший ее внимание. Петунья подняла его и увидела уже знакомую инструкцию. Там были нарисованы три яйца – золотое, серебряное и бронзовое, – и каждое было снабжено числом. Логически подумав, Петунья пришла к выводу что яиц всего восемьдесят восемь: пятьдесят два бронзовых, двадцать четыре серебряных и всего двенадцать золотых.
Прямо как медали на олимпийских играх, фыркнула она про себя, свернула инструкцию и убрала ее в сумку. Все равно никакой больше полезной информации там не было. Даже того, какие призы можно получить. Но можно предположить, что ценность призов может быть связана с ценностью самих яиц. И, если золотых меньше всего, то в них – самое ценное!
Довольная своими логическими рассуждениями, Петунья преодолела мост – она немного приспособилась ходить по нему, не зацикливаясь на отсутствии перил и пропасти под ногами, – и в поле ее зрения попало ярко-розовое, неожиданное в этом царстве белого камня и буйной зелени, пятно.
– Ох, – сказала она, разглядев, что под каменной складкой плаща одного из воинов, охраняющих мост, лежит аккуратное яйцо. Размером с куриное, весом – Петунья аккуратно взяла его в руку и взвесила – тоже. Единственное, что его отличало от обычных яиц, это цвет – яркий, насыщенный, с едва заметным металлическим блеском.
Петунья еще немного полюбовалась на свой трофей и торжественно опустила его в сумку. Охота на яйца была открыта.
За первые полчаса она не нашла ничего. Напрасно она заглядывала в кустарники и раздвигала концом посоха пучки травы, что ли землю носом не пахала. Упершись руками в поясницу, она наклонилась назад, и, когда ее голова запрокинулась, она вдруг увидела удобно лежащее в ложбинке между стволом и ветвью ярко-зеленое яйцо.
Дерево было весьма раскидистым, с бугристой шершавой корой, и Петунья, вспомнив детство, немного неловко влезла на него и схватила добычу. Затем она осторожно поднялась на ноги и осмотрела округу с высоты, подмечая для себя, где видит подозрительный блеск или тень.
Когда стрелки наручных часов пересекли отметку десять, в ее сумке уже была полдюжина разноцветных яиц. Петунья даже нарвала травы, чтобы они случайно не побились. С одной стороны она была довольна своими успехами, с другой – разочарована, потому что ей все еще не попадалось ни серебряного, ни золотого приза.
Сделав передышку, она сгрызла морковку и запила ее кофе. Еда натолкнула ее на мысль – почему бы не поискать по тем местам, где она уже была и ориентируется? До этого она только и делала, что кружила вокруг круглой площади, потому что у нее застряла в голове новость про «праздник на городской площади». Но ведь в письме мистер Кори говорил про весь город… Петунья тряхнула головой и решила, что поверит мистеру Кори. Положив ладонь на каменный парапет, она сосредоточилась и пожелала попасть к кладовой.
Кладовая встретила ее пустыми, как и прежде, полками. Свет феаноровых, зажегшихся, стоило Петунье войти, осветило все помещение вплоть до самых дальних углов, и нигде она не увидела ни одного яйца. Оставался только тот стеллаж, что стоял в закутке, на котором единственном оставалось что-то съестное. Петунья осмотрела полки, но самая верхняя была вне ее поля зрения, и она подпрыгнула.
Бинго! На самой верхней полке, сияя полированным бочком в свете ламп, лежало серебряное яйцо!
Примерившись, Петунья ловко взобралась по полкам наверх, схватила яйцо и спрыгнула, звонко ударив подошвами о каменный пол.
Встав прямо под лампу, она рассмотрела яйцо в своих руках. Оно было такого же размера, как и разноцветные, но его поверхность была равномерно окрашена в чистый и благородный цвет стерлингового серебра. Интересно, была ли его скорлупа в самом деле серебряной?
Больше в кладовой яиц не оказалось, и Петунья отправилась дальше. Она нашла одно синее в золотую полоску яйцо в кузнице, прямо в глубине холодного темного горна, и еще одно красное в крапинку пряталось в столярной мастерской, в куче оставшихся от прежних хозяев стружки и опилок. Но самая большая добыча ждала ее в больничном покое и примыкающем к нему аптекарском огороде. Одно яйцо под кроватью целителя и другое за первым рядом книг в книжном шкафу. Причем, его Петунья нашла совершенно случайно – просто вспомнила, как ей самой случалось прятать свои детские секреты от не в меру любопытной младшей сестры. Еще три бронзовых в лазарете, где стояло два ряда кроватей, и два серебряных в огороде.
Огород был запущен, хотя и сохранял еще былое очарование и кое-какой порядок. Посаженные в нем растения пусть и не хирели, но и не процветали. Забрав яйца – одно пряталось в грядке, под раскидистыми кустом с большими листьями, второе лежало в лейке, – Петунья осмотрела огород и пообещала себе наведаться сюда в следующий раз и привести его в порядок.
Она снова сделала перерыв и заглянула в одну из множества рассыпанных по территории города беседок, попутно обнаружив под скамьей закатившееся туда серо-бурое яйцо. Перекусив, пересчитала свои трофеи – тринадцать разноцветных, которые, видимо, и относились к бронзовым, – и три серебряных. Смотря на них, она чувствовала себя недовольной. Слишком мало. И к тому же ни одного золотого!
Пока она грызла очередную морковь, ее взгляд то и дело обращался в сторону главного дворца. Того самого, где в Каминном зале она так неосмотрительно подула в рог. Отчего казалось, что как раз таки там ее и должно ждать сокровище. В смысле, золотое яйцо. К концу трапезы Петунья настолько уверила в необходимости заглянуть туда, то сразу, как доела, сверилась с часами и пошла прямиком туда.
Ее путь лежал через круглую площадь, мимо караульной башни. Поднимаясь по ступеням, краем глаза она заметила сверкнувший в лучах солнца золотой отблеск. Присмотревшись, она и в самом деле увидела его – золотое яйцо! Оно лежало, ровнехонько посередине круто изогнутого карниза над одним из окон третьего этажа башни, и снять его оттуда никак было нельзя, если только, конечно, не умеешь летать.
Петунья все равно поднялась туда. Раньше она на верхние этажи башни не поднималась. На третьем этаже было пусто – четыре больших окна на все стороны света давали почти полный круговой обзор, – стол с забытыми на нем шахматной доской и пара табуретов. Живо представилась картина, как караульные коротают время за партией в шахматы, пока несут дежурство. Определив нужное окно, Петунья взобралась на подоконник и выбралась наружу. Крепко держась за каменную раму, посмотрела вниз и тут же закрыла глаза и прижалась к стене, переживая тошноту. Когда дурное ощущение прошло, шаг за шагом стала продвигаться к заветной цели, но, даже встав рядом с карнизом, не смогла дотянуться, слишком высоко. Подумав, вернулась за посохом и замахала им в попытках подцепить яйцо кончиком. После несколько неудачных попыток ей это удалось, яйцо закачалось, а потом потеряло равновесие и покатилось вниз. Петунья выпустила из руки посох и подставила ладонь под яйцо, но промахнулась – сверкающее золотое сокровища пролетело мимо ее руки и с громким треском разбилось о камни мостовой. Глядя на расплывшийся ярко-желтый желток, Петунье хотелось заплакать от обиды.
Отредактировано (2024-06-19 22:03:41)
Я знаю ГП по фанфикам, Сильм по краткому пересказу, а стардью - по разбору спидранов, но все равно читаю с огромным удовольствием
Я знаю ГП по фанфикам, Сильм по краткому пересказу, а стардью - по разбору спидранов, но все равно читаю с огромным удовольствием
большое спасибо ))) меня очень мотивирует, что есть читатели!
все-таки писать сугубо для себя не так интересно.
Глава сорок пятая, в которой тетя Пэт продолжает охоту за яйцами, а потом внезапно косплеит то ли Венделину Странную, то ли Муция Сцеволу
пробежать голышом по дворцу Элронда и посидеть на троне - чек
из интересного: в этой главе внезапно пригодилась идея из самой первой версии этого фика, когда никакой фермы еще в помине не было, а была только новопреставленная Петунья Дурсль и тот-кто-живет-в-очаге. но тогда у него было имя.
однажды и здесь оно прозвучит. хотя догадаться, наверное, кто это не сложно ))
а также.
до конца арки осталось главы три-четыре, включая экстру. причем для экстры уже есть три варианта сюжета, и я все еще выбираю ))
после экстры я снова сделаю перерыв на неделю, чтобы подготовить следующую арку и немного отдохнуть. хотя эта арка не такая большая, как первая, но все равно я немного устал
Яйцо исчезло прежде, чем Петунья успела спуститься с башни. Она подобрала посох и разочарованно потыкала им в камни мостовой. Ничего не осталось, ни следа, ни даже маленького кусочка скорлупы.
На минутку у нее возник соблазн попробовать разбить одно из тех яиц, что лежали в сумке, и проверить – что случится? Однако, хорошенько подумав, решила оставить это до конца дня, как писал в письме мистер Кори. Если она не сможет получить заслуженный приз из-за такой глупости, будет обидно.
Она сверилась с наручными часиками. До двух часов дня, когда праздник должен закончится, оставалось не более получаса. Не думая больше о разбитом яйце – сожалениями его не вернуть, – Петунья поспешила наверх. Она взбежала по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки, прошла сквозь галерею и через портик вышла в знакомый дворик с фонтаном. С момента ее прошлого визита здесь ничего не поменялось. Ветер гонял по каменной плитке немногие опавшие листья, а белое древо, украшающее собой фонтан, тихонько позванивало листьями и плодами, искусно вырезанными из драгоценных камней.
Чудесное дерево показалось ей хорошим местом, чтобы спрятать яйцо, и Петунья внимательно осмотрела его со всех сторон. Когда она обходила вокруг дерева, ее глаз уколол золотой лучик, выпрыгнувший из воды.
Опершись руками о край чаши фонтана, Петунья склонилась над водой. Дно фонтана было выложено мелкой мозаикой, складывающейся в картины вечно бегущих куда-то волн и выпрыгивающих из них рыбок. Чешуя и плавники рыб также были выложены драгоценными камнями. Это их блестящие отполированные грани сверкали, когда солнечные лучи, проникнув под воду, отражались от них.
Что ж, вероятно, это был блик от одной из драгоценных чешуек, решила было Петунья, но тут, к ее удаче, небольшой подводный поток толкнул яйцо, притаившееся на изображении золотой рыбки, и оно немного качнулось, раскрыв свое нахождение.
Ох, еще одно золотое яйцо!
У Петуньи тут же пересохло во рту, и руки задрожали. Не отводя от него глаз, чтобы не потерять из виду, она потянулась за посохом, но тут же остановилась. Она вспомнила разбившееся яйцо, и предупреждение мистера Кори набатом зазвучало в ее памяти: «Вы должны взять яйцо своей собственной рукой! И никак иначе!»
Испугавшись, что это яйцо испортится, как предыдущее, Петунья сунула руку в воду и потянулась за трофеем. Но все напрасно. Из-за искажения воды она неправильно оценила расстояние и только зря вымокла. Взяв посох, Петунья измерила глубину фонтана. Высота воды была примерно как на мелководье в бассейне. Ей по пояс, но просто так рукой до дна не достать.
Машинально оглянувшись, хотя в городе не было никого, кроме нее, Петунья скинула одежду и плюхнулась в воду. Она запомнила место, где лежало яйцо, и нырнула. Открывать глаза под водой она не умела, а потому слепо зашарила руками, пытаясь нащупать яйцо. Когда воздух в легких закончился, она вынырнула, вдохнула и снова повторила погружение. Потребовалось еще две попытки, и она, наконец, с торжествующим воплем вынырнула, сжимая в руке долгожданный приз.
Она вертела и разглядывала яйцо, и широкая улыбка не сходила с ее лица. Яйцо было чуть больше остальных, плотное и тяжелое, будто и вправду скорлупа из чистого золота. Если приглядеться, на его скорлупе был какой-то рисунок, но тут налетел ветер, Петунье резко стало холодно, и она вылезла из фонтана.
Часики, лежащие на скамье, показывали еще десять минут до конца условленного часа. Помявшись для приличия, Петунья бросилась во дворец, оставляя за собой мокрые следы. Приоткрыв дверь, она проскользнула внутрь и, стыдливо прикрывшись руками, поспешила по анфиладе комнат вперед, куда звало ее предчувствие. На пороге зала с камином она остановилась и цепким взглядом охватила все помещение.
Она сразу заметила их – несколько разноцветных яиц лежали посреди пустого стола, выставленные напоказ, словно отвлекали ее внимание от чего-то. Стоило взглянуть через весь зал на противоположную сторону, где было тронное возвышение, сразу стало понятно, от чего. На сидении трона лежало еще одно золотое яйцо, только протяни руку и возьми.
В голове Петуньи вдруг возникли часы. Минутная стрелка остановилась в шестидесяти секундах от наступления нового часа, и секундная уже начала свой быстрый, чересчур быстрый бег. Время уходило как песок сквозь пальцы, и Петунья резко сорвалась с места через весь зал. Больно ударяясь босыми ступнями о камень и слыша, как шлепки ее ног разносятся по всему дворцу, она бросилась к трону, чуть не упала и в отчаянном рывке обеими руками схватила яйцо.
Секундная стрелка воображаемых ею часов пересекла отметку «двенадцать».
Петунья неуклюже села на троне и оглядела зал. Разложенные на столе яйца исчезли, как будто их и не было. Тишина, потревоженная ее шагами, успокоилась и снова обволокла весь дворец. Только шумное и частое дыханье Петуньи немного оживляло это место.
Передохнув, она ушла, крепко прижимая к себе последнее добытое яйцо.
Вещи ждали ее у фонтана. А кому бы они тут понадобились? Петунья оделась, морщась от необходимости надевать одежду на мокрое тело, скрутила на голове из мокрых волос гульку и, закинув на плечо сумку с сокровищами, поспешила домой.
Щеки ее слегка горели. Привычки бегать голышом по общественным местам за ней вообще-то не водилось, но в этот раз у нее была уважительная причина!
Хорошо, что ее никто не видел!
Впрочем, проходя мимо караульной башни она почувствовала чей-то любопытный взгляд, сверлящий ее спину. Но сползшая по спине капля воды с мокрых волос убедила ее в том, что никакого взгляда нет.
Дома она первым делом переоделась и присела у камина посушить волосы. Подставляя огню то одну сторону, то другую, она вдруг заметила среди горящих угольев и кусков дерева нечто новое. Оно было большое, чуть больше ее кулака, округлой овальной формы, черное с небольшим красноватым отблеском, словно внутри тоже горел огонь.
Одним словом – это было яйцо.
– Откуда оно? – растерянно пробормотала она, и языки огня, качнувшись из стороны в сторону, беззвучно сказали, что это подарок. Для нее. Если сумеет взять.
– Если сумею…– она осеклась, сразу же сообразив, что таилось за этими словами. Яйца в городе нужно было брать собственными руками. И она видела, что случилось, когда у нее не вышло. Но сунуть руку в огонь…
Помнится, однажды летом Лили писала эссе по истории магии. Про инквизицию. Сунув нос в ее записи, пока та отвлеклась, Петунья прочла про ведьму по имени Венделина Странная. Странная та была потому, что любила гореть на кострах. Владея заклинанием замораживания огня, она попадалась в руки палачей больше сорока раз, но, разумеется, всегда выходила сухой из воды. То есть, из огня. Помнится, тогда Петунья подумала, что ведьма наверняка была чокнутой, и поскорее выкинула из головы дурацкий факт. Или думала, что выкинула.
Прямо сейчас она точно не отказалась бы от такого заклинания!
Она сидела перед камином, охваченная противоречивыми мыслями. Волосы ее уже давно высохли, и отдельные волоски, оказываясь в опасной близости от огня, плавились от жара. С одной стороны, очень хотелось получить это яйцо. Оно было совершенно не такое как те, что дожидались своего часа, чтобы в конце дня явить спрятанные в себе чудеса. Или не явить, если это был лишь дурацкий розыгрыш. С другой, Петунья еще не настолько сумасшедшая, чтобы совать руку в огонь, как какой-нибудь Муций Сцевола.
«Сцевола» на латыни означает «левша», вспомнилось вдруг. Петунья чертыхнулась. Она была на распутье и любой выбор означал, что она познает отчаяние и сожаление. Но…
– Лучше я пожалею, что обожглась, – в сердцах ляпнула она и, не давая себе больше ни минутки на раздумья, как тот легендарный римский патриций сунула левую руку в огонь.
Она собиралась быстро схватить яйцо и тут же вытащить его… ну, это был хороший план. Стоило прикоснуться к яйцу, как ее ладонь прилипла к нему, словно мясо к раскаленной сковороде, и Петунья завизжала, почувствовав в воздухе запах горелой плоти. А потом по ее нервам ударила боль – такая сильная, какой она никогда еще не чувствовала. Казалось, не одна ее рука, а вся она корчилась в огне, и эта мука никак не заканчивалась. Она безуспешно пыталась вытащить руку, но неведомая сила в огне держала крепко. Яйцо, изначально почти черное, становилось все краснее и вместе с тем горячее, и его жар прожигал насквозь и кожу, и плоть, и сквозь просвечивающую ладонь вдруг стали видны тонкие косточки пальцев.
Петунья не отследила, но в какой-то момент боли стало слишком много, от перегрузки она перестала ее ощущать и только неотрывно смотрела на свою руку. Та горела, но не сгорала, и весь мир сузился до размеров черного яйца, а все прочие ощущения стали как белый шум.
Ей казалось, что сквозь этот шум к ней пробиваются какие-то слова. Напрягая слух, ей удалось выхватить отдельные слова вроде «ключ», «надежда» и «конец», но это все. Как их сложить? Что они означают?
Пока она слушала белый шум, яйцо стало понемногу тускнеть, и Петунья смогла снять с него руку. Боли не было, и она с тупым удивлением рассматривала совершенно целую, без следа ожогов ладонь. Только в центре чернело пятно сажи, которое все никак не стиралось, как бы она ни терла.
Не помня как, но Петунья доползла до кровати, упала лицом в подушку и сразу же отрубилась.
Отредактировано (2024-06-19 22:11:33)
Глава сорок шестая, в которой тетя Пэт получает заслуженные награды
простите, аноны, что вчера пропустил день. Черновик главы был написан, но мне пришлось срочно везти кошку в ветеринарку, и мы там провели три часа. с кошенькой все хорошо, ложная тревога.
из забавного: в черновике из золотого яйца выпадало пресловутое золотое ядро, положенное всякому культиватору. но мой друг сказал, что как-то жирновато )) поэтому к золотому ядру мы пойдем другим путем.
В забытьи ей привиделась огромная, темная кузница, освещенная лишь всполохами огня в горне. У наковальни, спиной к ней, работал кузнец. Одной рукой он держал заготовку, а второй бил по заготовке молотом. И искры, рожденные в момент столкновения молота с заготовкой, разлетались в стороны и, увеличиваясь в размерах, превращались в сияющие золотым светом колеса. Отчетливо видимые в темноте, они проплывали через всю кузницу и покидали ее, просачиваясь сквозь стены и крышу.
В один момент кузнец, почувствовав присутствие Петуньи, но не прервав своей работы, кивнул ей на одно колесо, что медленно кружилось рядом с наковальней. Как будто он призывал ее взглянуть на это поближе. Петунья сделала несколько осторожных шажков вперед, вздрагивая от каждого удара, и, вытянув шею, взглянула на колесо. Вблизи оно скорее напоминало зеркало или окно, и внутри его золотого обода Петунья увидела…
…подушку. И то левым глазом, потому что правой половиной лица в эту подушку она уткнулась.
Петунья завозилась и села. Помассировала виски, в голове царила путаница, и нельзя даже было сказать, что сейчас – утро или вечер и какого дня. Стрелки будильника показывали двенадцатый час. Сперва Петунья решила, что уже утро следующего дня и пора бежать, встречать торговца, но ночная темень за окном подсказала ей, что еще вечер.
Хотя это мог быть и завтрашний вечер…
Чтобы удостовериться, она вышла на улицу и точно – пшеница еще не поспела. Можно не беспокоиться, что умудрилась проспать целые сутки.
Вернувшись в дом, она проверила камин – черное яйцо лежало среди углей и дерева, загадочное и немного красноватое от жара. Петунья нервно потерла левую руку, но та не болела и не доставляла неудобств. Не считая цыпок, потому что крем для рук почти закончился, и Петунья экономила его. Только в центре ладони появился небольшой рисунок в виде колеса с восемью спицами, и стереть его не получилось. Если присмотреться, темные линии находились немного под кожей, как татуировка.
Что же это было?
Петунья снова посмотрела на яйцо, но порыв снова прикоснуться к нему задушила на корню. Просто подкинула новое полено в огонь, и пламя задрожало, благодаря.
– Что это было? – спросила она у пламени, что жадно пожирало свежее дерево. Оно, оторвавшись на минутку от трапезы, ответило в духе «придет время – узнаешь». Петунья сразу поняла, что другого ответа не услышит. Тогда она сменила тактику: – А что это за яйцо? – «Подарок. Друг» качнулись языки пламени и добавили «Жди».
И больше не промолвило не словечка. Тогда Петунья мстительно пообещала ему, что однажды разгадает все-все его загадки, и вот тогда-то он узнает…
А что узнает, это она еще не придумала. Зато вспомнила о сумке с яйцами. Та лежала в углу кровати, где Петунья оставила ее, прежде чем ввязаться в авантюру с огнем.
Петунья заглянула в нее. Яйца, заботливо переложенные травой, тихо светились, как фосфорные бусы в маминой шкатулке.
– Думаю, теперь их можно открыть, – пропела Петунья.
Мистер Кори писал, что в конце дня яйца можно разбить. А что еще может быть более концом дня, чем двенадцатый час ночи?
Петунья взяла наугад первое яйцо – это было бронзовое, желтое в синюю крапинку, найденное в столярной мастерской, – и осторожно стукнула его тупой стороной ножа. Подспудно она ощущала, что такого слабого удара не хватит (ведь недаром яйцо бронзовое, верно?), но от удара ровно по середине скорлупы пробежала трещина. Со звонким звуком «крак» яйцо развалилось на две половинки, и из него на пол, стуча и раскатываясь в разные стороны, посыпались поленья. Когда этот странный поток прекратился, Петунья оказалась посреди кучи одинаковых деревянных чурок благородного багряного цвета. Навскидку их было штук тридцать, не меньше, и единственным ответом на вопрос, каким образом они все поместились в маленьком курином яйце, было – магия!
В этот момент снова заплясала тумбочка, как бывало всякий раз, когда внутри нее появлялась новая инструкция. Но вот незадача – добраться до нее именно сейчас никак не получалось.
Потратив десять минут на то, чтобы освободить домик от внезапного дровопада, следующее яйцо Петунья предусмотрительно вскрывала уже посреди комнаты.
Предусмотрительность оправдала себя. Из яйца, найденного в кузнице, на пол свалились, лишь чудом не попав ей по ногам, пять металлических слитков коричнево-рыжего оттенка. Петунья решила считать это медью.
Одно за другим разбив остальные бронзовые яйца, она получила из них три пакета с семенами, четыре одинаковых с виду каменных яйца, мешочек риса, бутылку подсолнечного масла, отрез ткани и набор ниток с иглой, светящийся кристалл вроде тех феаноровых ламп в городе, увесистый мешочек с сиклями и странный глиняный предмет, похожий на сосуд с восемью отверстиями.
На этом бронзовые яйца закончились. Петунья с нежностью взглянула на рис и масло и удовлетворенно вздохнула. Сложив все подарки на стол, она обратила свое внимание на оставшиеся пять яиц – три серебряных и два золотых.
Конечно же, самое вкусное она оставила на потом. Взяв первое серебряное яйцо, не дрогнувшей рукой ударила по нему ножом, как и четырнадцать раз до этого. Яйцо с громким треском разломилось, и перед Петуньей появилась пара щегольских сапожков. Кожа, которая пошла на их изготовление, была мягкой, но крепкой, и приятно пахла. Сбоку на сапожках был выдавлен растительный узор, а небольшие каблучки были подбиты металлической набойкой. Петунья тут же поспешила их примерить и – вот чудо! – обувка оказалась ей точно впору! Сапожки удобно облегали ноги, нигде не натирая и не сдавливая, и, не смотря на то, что в доме было изрядно тепло, ступням было комфортно.
Из второго серебряного яйца выпало колечко со светящимся камушком. Круг света, источником которого оно было, освещало небольшое пространство вокруг себя. Петунья сразу оценила удобство такой небольшой лампы – теперь можно будет не беспокоиться, возвращаясь по темноте домой.
А третье серебряное яйцо дало Петунье небольшой мешочек, внутри которого лежали горсть земли и орешек в серебряной скорлупе. Она достала орешек, осторожно ухватив его двумя пальцами, и покатала по ладони. На известные ей орехи он не походил, хотя бы потому что форма его была идеально кругла, а скорлупа блестела как отполированная. Очевидно, что это не просто так орешек. Петунья бережно спрятала его обратно в мешочек. Завтра она посмотрит, не найдется ли в тумбочке какой-нибудь пояснительной записки по этому поводу.
Всякий раз, как разбивалось яйцо, тумбочка тряслась. В ней, наверное, сейчас целая уйма полезных знаний!
И вот, на часах было уже почти двенадцать, и перед нею лежали оставшиеся два золотых яйца. Петунья обтерла внезапно вспотевшие ладони о штаны и взяла первое яйцо. Нож слегка подрагивал в ее руке, она сосредоточилась, чтобы остановить эту дрожь, и аккуратно тюкнула.
В глубине души она думала, что с золотым яйцом придется повозиться, но оно тоже спокойно раскололось на две половины, и из него появился небольшой шарик света. Этот шарик спокойно висел в воздухе, немного покачиваясь, а потом негромко загудел, став похожим на шмеля, подлетел к сумке и разбился о нее, до последней капельки впитавшись в ткань.
Петунья непонимающе хлопала глазами, переводя взгляд с двух золотых скорлупок на сумку и обратно. И – это все? Разве из золотого яйца не должен был выпасть приз посолиднее? Она взяла сумку в руки, старательно ощупала ее, перетряхнула и даже вывернула, но никаких отличий не обнаружила. Это была та же самая сумка, которую она собственноручно сшила из старого маминого дождевика, знакомая до самой последней строчки.
Чувствуя себя обманутой, Петунья отбросила сумку и повернулась к последнему яйцу.
Часы показывали без пары минут двенадцать. Если Петунья что-то понимает в этой жизни, то в полночь яйцо пропадет, если не разбить его сейчас. Она взяла нож в одну руку и яйцо – в другую.
– Это должно быть что-то очень-очень хорошее, – загадала она и ударила ножом по яйцу.
По сверкающей золотой скорлупе пробежала ветвистая трещина, опоясав яйцо, и затем скорлупа разбилась на две половинки, а на ладони Петуньи оказался диковинный фрукт. Формой он напоминал звезду, а его полупрозрачная мякоть едва заметно колыхалась, подобно желе, и внутри можно было рассмотреть застывшие в фиолетовой толще серебряные и золотистые искорки.
Фрукт был красивым, и пах чем-то трудноуловимым, чем-то, отчего у Петуньи на глазах выступили слезы. Вообще-то она редко когда плакала, если не от невыносимой боли. По пальцам одной руки можно пересчитать. Но самым памятным случаем был тот, когда Лили уехала в свою волшебную школу, а Петунья осталась на вокзале и даже не смогла пройти на платформу «9 и ¾», чтобы посмотреть на волшебный поезд. Потом, ночью, уткнувшись в подушку и накрывшись одеялом, чтобы никто не услышал, она горько оплакивала свою мечту, и вокруг нее с грохотом, поднимая пыль и грязь, рушились сверкающие замки ее несостоявшегося будущего.
Фрукт пах именно ею. Мечтой, которая почти умерла, но на этой странной ферме неожиданно обрела новую жизнь.
Петунья почувствовала, как уголки ее губ сами собой раздвигаются в мечтательной нежной улыбке, и от одного только запаха чистая детская радость наполняет все ее существо. Желая прочувствовать это ощущение полнее и ярче, она запихнула фрукт в рот целиком и, почти не жуя, проглотила. В тот же миг все ее тело изнутри наполнилось неожиданным жаром, кости и мышцы пронзило ломотой, а кожа покрылась густым холодным потом.
Петунья принюхалась и скривилась. Очарование прошло, сменившись омерзением. От нее пахло хуже, чем если бы она трудилась неделю на огороде, не моясь и не меняя одежды! Не в силах выносить такой вони, она схватила ведро и посох и при свете, которое давало светоносное кольцо, побежала к колодцу. Она обязательно вымоется, прежде чем ляжет спать!
Стрелки на часах сомкнулись на отметке полуночи, и разбросанная по полу и кровати разноцветная скорлупа исчезла, как будто ее и не было. Остались новые вещи, сложенные неаккуратной кучей на столе, да черное яйцо в камине, и внутри его скорлупы тихо-тихо билась маленькая жизнь.
Глава сорок седьмая, в которой тетя Пэт продает и покупает, а также получает подарки
если вам кажется, что этот ворон какой-то подозрительный, то вам не кажется.
Утро только наступило, а давешний золотой ворон уже сидел на подоконнике и барабанил в окно. Стекло тряслось и звенело, но держалось.
Петунья слезла с кровати, одернула задравшуюся ночнушку и, выглянув на улицу, мрачно уставилась на пернатого хулигана.
– Ты время сколько знаешь? – что поделать, спросонья еще и не так можно сказать.
Ворон поглядел на нее сперва одним глазом, потом – другим и, раскрыв клюв, громогласно сообщил:
– Курррво! – что, вероятно, следовало понимать как «какое мне дело, давай есть».
– Порядочные вороны говорят «кар-кар», – вредно сообщила Петунья и скрылась за дверью.
Переодевшись, она вышла на улицу и поежилась. С утра было немного прохладно, особенно после натопленного домика. Но всякие мысли о неудобствах столь ранней побудки вылетели у нее из головы, как только она увидела колеблющиеся на ветру золотые колосья пшеницы. Они росли так плотно и густо, что между ними нельзя было свободного пространства увидеть, и, кажется, даже сами источали неяркий свет.
Петунья решительно сжала рукоятку серпа, выданного кладовой. То, что пшеницу она раньше видела разве что на картинках, ее не остановило. Взмахнув серпом на манер косы, только маленькой, она только заставила колосья качнуться, а потом услышала издевательский смех ворона.
– Вместо того, чтобы ржать, – огрызнулась Петунья, – научил бы. Раз такой умный.
– Курррво, – снова окинув ее презрительным взглядом, сообщил ворон, как будто и в самом деле считал себя самым умным. А потом, вот чудо из чудес, подхватил клювом какую-то палочку и, смешно подпрыгивая, старательно изобразил на земле ряд черточек и закорючек.
Петунья пригляделась. Чем больше она смотрела, тем явственнее понимала. Это были никакие не закорючки, а вполне конкретные тенгвы!
«Рука колосья держи» было написано там. Глупой – такой ли уж глупой? – птице – и птице ли? – пренебрежение правилами грамматики вполне простительно.
Петунья прочла эти три слова раз десять, наверное, а потом перевела совершенно обалделый взгляд на ворона.
– Ты вообще – птица? Кто ты такой?
– Курррво! – каркнул тот и переступил всеми тремя лапами, каждая из которых имела по четыре пальца с острыми, загнутыми на манер кинжалов когтями.
Петунья тупо осмотрела его лапы – их три! – и решила, что не будет об этом задумываться. В конце концов, это не первая невидаль, с которой она тут сталкивается. Птица это или еще кто. Лучше заняться делом. Взяв в правую руку серп, левой она обхватила сразу несколько колосьев и провела по ним лезвием. Похожее на юный месяц лезвие, остро заточенное с внутренней стороны, легко срезало весь пучок.
– Так просто? – изумилась она, глядя на небольшой сноп в своей руке. Потрясла. Колосья затряслись в такт движениям ее руки, качаясь из стороны в сторону.
Кажется, дальше зерно следует обмолотить, припомнила Петунья. Заозиралась, подтянула к себе ведро и, действуя наудачу, обхватила колосья кулаком и с силой, как будто сдирая зерна, провела вниз. По металлическому дну ведра застучало словно каплями дождя – это зернышки, выскакивая из колоса, падали вниз. Ворон, глядя на это, издал какой-то неопределенный звук, как будто подавился.
– Я вообще не знаю, как это делать, – процедила Петунья, продолжая выдавливать зерна из колосьев вручную.
Обработав таким образом первый небольшой сноп, она срезала следующий и поступила с ним также. Постепенно, ведро заполнялось сияющими зернами, а Петунье казалось, что она всю кожу с ладоней содрала. Спустя несколько часов, когда солнце уже высоко поднялось, она закончила. На грядках торчали только короткие стебли, которые потом она выкопает. С одной стороны лежала выхолощенная от зерен солома, а с другой – блестела и сверкала груда пшеницы. Потому что вся в одно ведро не поместилась.
Пока она работала, ворон терпеливо сидел рядом и внимательно наблюдал за каждым ее действием, как будто обладал достаточным разумом, чтобы оценить их. Но хотя бы под руку не каркал и не делился своим особенно ценным мнением, которое, Петунья была уверена, у него имелось. Устало поднявшись, она сходила в дом за парой мисок, в одну насыпала с горкой зерна, в другую налила холодной воды из колодца и поставила перед птицей.
– Как обещала. Приятного аппетита.
– Курррво! – снова каркнул ворон, похоже, это было единственное слово, которое он мог произнести, подскочил к миске и принялся за еду. Зерно исчезало в нем с изумительной скоростью.
– Буду звать тебя «Курво», – сказала Петунья, немного понаблюдав за тем, как он клевал зерно, а потом ушла в дом.
Когда она снова вышла на улицу, уже приведя себя в порядок и даже закинув в живот какую-то еду, обе миски были уже пусты, а ворон, усевшись на голове Страшилы, как на насесте, чистил перышки.
– Наелся? – спросила она, подходя и собирая миски.
Ворон прервал свое занятие и громко каркнул. Потом раскинул крылья, став похожим не то на дракона, не то на еще какую волшебную тварь, захлопал ими, и на землю тяжело упало одно длинное блестящее перо. А сам ворон снялся с насеста, сделал круг над фермой и улетел.
Петунья наклонилась и подняла перо. Оно было длинное и тяжелое, немного прохладное, и его опахало блестело как металлическое. Стержень пера заканчивался остро наточенным очином, об которое Петунья слегка укололась.
Разглядывая перо – плата за еду, как договаривались! – она довольно улыбалась. Перо было точь в точь как те, которыми Лили писала с тех пор, как поступила в Хогвартс. Но именно такого – золотого пера волшебной птицы – у нее точно не было!
– Стереги зерно от всяких воришек, – строго велела Петунья пугалу, и оно по-военному четко отдало честь своей соломенной рукой.
Сверившись с часами, Петунья стала собираться в город. В свою сумку для покупок она положила деньги, добавив в кошелек полученные из яйца сикли, и сверток с листьями трубочника. Подумав, взяла мешочек и набрала в него несколько горстей пшеницы. Может, торговец заинтересуется.
Взяв посох, она закинула сумку на плечо и вышла из дома.
Господин Тук ждал ее, как в прошлый раз, сидя в тенечке на табуретке и покуривая трубочку. Он приветственно замахал рукой, стоило Петунье ступить на мостик.
– Доброго дня, сударыня, – он пыхнул трубкой и выпустил ей навстречу серию приветственных колечек.
Петунья улыбнулась.
– Доброго дня, господин Тук. Как ваши дела?
Хоббит степенно ответствовал, что дела у него замечательно, рассказал, какой урожай тыквы и кабачков сняли в Новой Хоббитании, и какие замечательные пироги напекла госпожа Тук.
– Кстати, вот, угощайтесь, – он протянул ей завернутый в полотенце пирог. – Госпожа Тук очень настаивала, чтобы я угостил вас. Я пытался втолковать ей, что это, верно, не очень прилично, но если госпожа Тук чего-то вбила в свою хорошенькую головку, то обязательно этого добивается. – Тут он расплылся в лукавой улыбке: – Я потому на ней и женился. Уж очень мне в ней это нравится.
Петунья растерялась. Аромат от пирога шел ужасно вкусный – она узнала и корицу, и гвоздику, а самое главное спелую сахарную тыкву! – но принять его было неловко. Тут она вспомнила про мешочек с зерном и похвалила себя за предусмотрительность.
– Давайте тогда сделаем это приличным, – пошутила она и протянула хоббиту мешочек. – У меня сегодня пшеница поспела. Вот, возьмите на пробу, господин Тук.
Они обменялись подарками и остались весьма довольны друг другом. Затем торговец выложил перед ней мешочки со специями и запросил за них совсем немного, всего четыре сикля. Петунья глянула на него пристально:
– Не слишком ли это дешево, господин Тук?
Хоббит пыхнул трубкой и пояснил:
– Все это госпожа Тук растит на нашем домашнем огородике. И розмарин, и тимьян, и перец. Только гвоздику и корицу присылает мой кузен, что перебрался на юг. У нас эти деревья не приживаются.
– А я подумала, вы жалеете меня, господин Тук, – сказала Петунья и отсчитала монетки. – Прониклись моим положением начинающего фермера, скажем. Я рада, что это не так. И мне немного стыдно за такие мысли.
Хоббит рассмеялся.
– Если бы я вас жалел, то госпожа Тук угостила меня своей любимой сковородкой! Она у меня такая. Говорит, женщина может сделать все, что захочет. А чего не захочет, то ей и не нужно.
– Передайте мое почтение госпоже Тук, – церемонно ответила Петунья.
Затем она вспомнила про обещанное и достала из сумки шуршащий сверток. Хоббит, как увидел сверток, засверкал глазами и отложил трубочку.
– Вы все же собрали их, сударыня!
Господин Тук быстро откинул ткань, схватил первый попавшийся лист и повертел перед глазами, рассматривая то с одной стороны, то с другой. Потом потер между пальцев и шумно втянул его землистый, слегка пряный аромат. А затем и вовсе попробовал на вкус, слегка надкусив кончик. Лицо его окрасилось задумчивостью, и он изрек:
– Хм. Хм. Интересный букет. Никогда такого не пробовал. Нужно будет посушить как положено и поспрашивать у дедов, – он аккуратно завернул сверток, унес его в повозку, а взамен принес обещанные книги.
Их было две – синяя и красная. С гордостью он презентовал их:
– Это самая известная книга Хоббитании – Алая книга Западных пределов, писаная лично Бильбо Бэггинсом, Фродо Бэггинсом и Сэмуайзом Гэмджи. Все они были свидетелями невиданных событий, о чем и написали на этих страницах. Копия, конечно, – добавил он. – А вот это любимая книга госпожи Тук. Она настоятельно сказала передать ее вам. Говорит, интересно – не оторваться!
Петунья с благодарностью приняла у него книги, пообещав вернуть, как только прочтет. Затем они еще немного поболтали, словно добрые знакомые. Петунья, вспомнив про урожай, прикупила несколько больших мешков и кое-какие пригодные в хозяйстве мелочи, уложив все в сумку и не заметив, что в нее поместился и пирог госпожи Тук, и книги, и мешки, и все остальное.
Вскоре господин Тук попрощался с ней, и Петунья осталась в городе одна.
Глава сорок восьмая, в которой тетя Пэт начинает читать Алую книгу, а потом заводит новое знакомство
с этой главы к перечню использованных канонов добавляется еще один. и это - Хроники Нарнии.
в связи с этим каюсь и посыпаю голову пеплом. я могу, конечно, сделать вид, что так и задумывалось, но вы же не поверите ) итак, отныне рог, в который тетя Пэт дула в 11 главе, это рог королевы Сьюзан, в связи с чем в главу внесены небольшие поправки. просто изменилось описание рога в соответствии с фильмом, ничего существенного.
вы можете возразить, что если подуть в рог, то можно получить помощь... но... кто знает, что с ним случилось? вдруг он слегка испортился? или приобрел новые функции )))
текст Алой книги, который используется в этой главе, взят из первого фильма "Хоббит". это буквально речь Бильбо, предваряющая начало истории. перевод первого четверостишия Misty Mountains найден в интернете.
Расставшись с любезным хоббитом, Петунья нашла лавочку и раскинулась на ней, подставив лицо лучам теплого весеннего солнца, ибо нет ничего лучше, чем побездельничать, особенно когда все домашние дела переделаны. Конечно, ей еще нужно собрать по мешкам пшеницу, но она усиленно отгоняла от себя эту мысль – потом, попозже, вечером, а сперва лучше насладиться прекрасным воскресным солнцем.
Впрочем, долго бездельничать она не умела. Не в характере Петуньи Эванс было бить баклуши, когда можно занять себя хоть чем-то. В качестве компромисса она вытащила из сумки одну из книг – это оказалась та самая разрекламированная господином Туком «Алая книга Западных пределов» – и раскрыла ее.
Под красной тисненой обложкой скрывались слегка желтоватые тонкие страницы, покрытые уже знакомыми ей почти-английскими буквами – именно ими было написано название магазина господина Тука. Петунья полюбовалась красивой буквицей, украшающей первый абзац, погладила изысканные виньетки в уголках страницы и перевела взгляд на текст.
Она быстро пробежала взглядом строки, посвященные создателям книги. Первым из них был указан почтенный хоббит Бильбо Бэггинс, чьему перу принадлежала повесть о его путешествии к горе Эребор и обратно, а также несколько переводов с эльфийского (о которых далее было сказано, что они не сохранились). Следующим значился его племянник Фродо, тоже Бэггинс, который описывал борьбу свободных народов Средиземья против того, кто был завуалированно назван «Властелином Кольца». После Фродо Книгу дописывали его друг и оруженосец, впоследствии ставший таном Шира, Сэмуайз Гэмджи и рыцарь Гондора Перегрин Тук. Они добавили исторические сведения о человеческих королевствах Арнор, Гондор и Рохан, пересказали беседы с Мудрыми и эльфами. А когда все свидетели великих событий Третьей Эпохи (так и было написано) ушли, то Книгу продолжали потомки Сэмуайза от его дочери Эланор Прекрасной. В один момент Книга была утеряна, и тогда ее заменили присланной из Гондора копией. Копию этой копии Петунья сейчас и держала в руках.
Она еще раз перечитала имена и задумалась, не те ли это родичи, о которых упоминал господин Тук, что покинули мир и уплыли на Заокраинный Запад?
Оставив эту мысль – что толку гадать, проще спросить, когда господин Тук приедет в следующий четверг, – Петунья перевернула страницу и погрузилась в чтение.
Господин Бильбо Бэггинс писал легко и певуче, как будто не путевые заметки вел, а рассказывал сказочную историю. Возможно даже, что своему племяннику.
«Все началось давным-давно, в одном далеком краю на востоке,» – прочла Петунья и перевела взгляд на карту на соседнем развороте. Немного поискав, она нашла сперва Хоббитанию, а потом и Шир – он лежал в уютной долине, окруженной горами и лесами, на самом западе континента. Река Брендивин текла по его восточной границе и, следуя вдоль тонкой ниточки ее русла, Петунья нашла Серые Гавани, откуда эльфы, по словам господина Тука, уплывали на Запад. – «Таких, как этот край, уже не сыщешь в наши дни. И был там город Дэйл. Ярмарки его славились на весь свет обилием разнообразных вин и фруктов, а народ жил в покое и процветании. Сей город стоял у врат в величайшее королевство Средиземья – Эребор,» – Эребор нашелся дальше к северо-востоку. Петунья провела пальцем прямую линию от Шира к Эребору и прицокнула языком. Путь лежал через великие Мглистые горы, пересекавшие континент с севера на юг, и огромную чащу Лихолесья, чуть выше которой, недалеко от Эребора, и в самом деле лежал город Дэйл. – «Цитадель Трора, Короля-под-Горой, могущественнейшего из правителей гномов. Трор правил дерзко и без опаски, уверенный в стойкости своего рода, ибо знал, что его дело продолжат сын и внук,» – Петунья усмехнулась. Кажется, господину Бильбо Бэггинсу очень нравились гномы. Иначе с чего бы такие славословия. Тонким чутьем опытного читателя она тут же заподозрила, что какой-то из упомянутых гномов будет играть большую роль в повествовании, но заглядывать вперед не спешила. Истинное удовольствие в том, чтобы читать историю шаг за шагом. – «Эребор… красота этого города-цитадели, построенного глубоко в горе, была поистине легендарной. Недра этой горы были полны богатства. Под слоем породы таились драгоценные камни, а золотые жилы словно широкие реки пронизывали скалу. В своем мастерстве гномы не знали себе равных. Они создавали изделия необычайной красоты: из алмазов, изумрудов, рубинов и сапфиров. И с каждым разом они погружались все глубже, все дальше в темноту, и там они обнаружили его – Сердце Горы, Аркенстон.»
В этот момент ветер донес до Петуньи какой-то посторонний звук, и она, оторвавшись от чтения, прислушалась. Было немного похоже на человеческий голос, но – она легкомысленно фыркнула – голос? Здесь? Да здесь везде, куда ни пойди, только одна живая душа, и это сама Петунья.
Больше этот шум не повторялся, и Петунья вернулась к чтению.
Господин Бэггинс действительно умел привлечь внимание читателя! Она с удовольствием окунулась в жизнеописание порядочного хоббита, и вместе с ним испытала возмущение, когда его уютный мирок был нарушен вторжением сперва волшебника, а потом и гномов. Да не просто гномов, а тринадцати гномов! Главного среди них звали Торин.
Сцена трапезы рассмешила ее до колик в животе, так сильно Петунья хохотала. Правда, после, отсмеявшись и утерев выступившие слезы, она представила себя на месте несчастного Бильбо и ужаснулась. Да она бы… она бы, наверное, сердечный приступ схлопотала после таких гостей!
Но потом гномы воспитанно убрали за собой весь беспорядок и перемыли посуду, не утруждая хозяина, а затем, когда с трапезой было покончено, они достали инструменты, и даже у Торина в руках была маленькая арфа, и запели:
– «За синие горы, за белый туман в пещеры и норы уйдет караван; за быстрые воды уйдем до восхода за кладом старинным из сказочных стран…» – вслух, напевно прочла Петунья, неосознанно подражая древним сказителям, и на мгновение она как будто услышала нежные переборы арфы и слаженный хор низких мужских голосов, поющий эти строки, и ее сердце сжала когтистая лапа невозможного – о, как бы она хотела услышать их на самом деле! Она попыталась напеть одно четверостишие, на тот мотив, что показался ей подходящим, но звук собственного голоса не ласкал ухо, и она бросила эту затею.
Петунья позволила себе почитать еще немного – цель похода, озвученная Торином, снова заставила ее обратиться к карте, и она вновь ужаснулась тому, какое огромное расстояние им предстояло преодолеть! Это ведь был мир средневековья, никаких машин или поездов. Только лошади или, в случае хоббита, пони. А какой пони добровольно полезет по горам?
Закончив чтение на том моменте, когда Бильбо, проснувшись по утру, бросился догонять своих попутчиков, позабыв про все на свете, включая носовые платки, Петунья убрала книгу в сумку и пошла домой.
Пустой город провожал ее, маша ей ветвями деревьев и желая доброй ночи голосами птиц. Остановившись между каменных стражей, Петунья тоже пожелала ему доброй ночи и пошла по мосту. Ей все еще было боязно, но уже не так, как в первый раз. Как будто она привыкала. Она даже, шалея от собственной храбрости, порой бросала в пропасть взгляд-другой, пугалась, отворачивалась и снова обещала себе больше так не делать. До следующего раза.
Вступив под сень прохода между скал, она снова обернулась, чтобы бросить последний взгляд – белый город, окрашенный лучами вечернего солнца, был особенно красив, и с этой точки на него открывался один из лучших видов. Всякий раз, когда Петунья смотрела на него, у нее дух захватывало, и казалось, что вот-вот по мосту проскачет отряд охотников, и кто-нибудь выглянет из караульной башни, чтобы поприветствовать их.
И в тот момент, когда она снова фантазировала о том, каким же был город, когда в нем жили эльфы, из-за спины до нее донеслось:
– В сторону! В сторону! – и, не успела Петунья среагировать, как на нее налетел кто-то, и они оба кубарем полетели вниз по дорожке!
Петунья зашипела от боли и попробовала пошевелить руками и ногами. Кажется, они ее слушались. Краем глаза она заметила, что ограждение смотровой площадки совсем рядом с ее головой, и запоздало испугалась, поняв, что еще немного, и лететь им в пропасть. Далеко, но не долго.
Кстати, а кому это им?
На ней лежал кто-то тяжелый и теплый, но перед глазами Петуньи была только темноволосая макушка. Она потыкала человека пальцем. Тот зашевелился и с трудом приподнялся, оказавшись самой красивой девушкой, которую только Петунья видела.
У нее были длинные темно-русые волосы, собранные в небрежную мальвинку, нежное румяное лицо и чудесные зеленовато-голубые глаза, как у русалки. Пухлые розовые губы шевельнулись, и Петунья вздрогнула. Мысленно рассердившись на себя – ну что ты зависла, как будто красавиц никогда не видела! – она сказала:
– Я не слышала. Повтори, пожалуйста?
Красавица не рассердилась, только весело улыбнулась.
– Я спрашиваю, ты в порядке? Ничего себе не расшибла? Я ведь кричала тебе, а ты чего?
Продолжая беззлобно выговаривать Петунье ее нерасторопность, красавица поднялась, отряхнула свою длинную темную юбку и протянула руку:
– Встать можешь? Давай, хватайся, – когда Петунья послушно ухватилась, красавица легко, как будто ей это ничего не стоило, подняла ее и помогла встать на ноги. Она осмотрела Петунью со всех сторон и, кажется, осталась довольна. – Ну, вроде бы ты не пострадала. Мне очень жаль, честно, – и она изобразила неглубокий элегантный реверанс. Так, как будто была принцессой или даже королевой. – Я так торопилась на звук рога, что едва ли помнила себя. Кстати, я Сьюзан. А ты? И куда я попала? Это, – она со вздохом обвела рукой город и горы, – совсем не похоже на Нарнию.
Глава сорок девятая, в которой тетя Пэт принимает гостей, много говорит и чуть поменьше пьет, а в конце прощается с новым другом
поприветствуем королеву Сьюзан ))
ее образ навеян чудесным фанфиком "Дом на всякое время года", по совпадению, кроссовер Нарнии и Властелина колец.
до него я прочел деконструкцию от Нила Геймана и даже хотел сделать из Сьюзан матерую чернокнижницу, которая пошла тропой Джадис в попытке найти Нарнию, но эта идея мне быстро разонравилась. в конце концов, 14й день Весны это день рождения Хейли. а где Хейли и где черные колдуньи? ))
это последняя глава арки, завтра я, надеюсь, напишу экстру, после чего отправлюсь на недельный перерыв.
буду рад вашим мнениям о том, насколько удалась арка, стало ли хуже (или лучше, чем черт не шутит), не слишком ли сверкающа тетя Пэт и все такое.
– Что такое Нарния? – только и смогла спросить Петунья.
– О, Нарния… – Сьюзан вздохнула, ее лицо приобрело мечтательное и тоскливое одновременно выражение. – Это прекрасная страна у берегов Восточного моря, бескрайняя и богатая. Густы леса ее и полноводны реки, а народы, населяющие ее, живут в мире и согласии. Через всю страну несет свои воды Великая Река, и в ее устье, там, где она впадает в море, высится четырехтронный замок Кэр-Паравел. Когда-то я правила там, по праву занимая один из тронов… но с тех пор утекло много воды. Помнят ли меня еще? Или имя Сьюзан Великодушной вымарано из истории и забыто?
Петунья слушала ее и никак не могла сообразить, что же ее смущает. Не наряд как будто из саги о короле Артуре и не фантастическая история про прекрасную страну… в конце концов, у нее сестра живет практически в сказке. И тут до нее дошло. Сьюзан говорила на чистом английском!
– Ты англичанка! – воскликнула она, не сдержавшись.
Сьюзан посмотрела на нее и медленно кивнула, как будто была не совсем уверена.
– Думаю да. По крайней мере, была когда-то. Но большую часть своей жизни я провела как нарнийская королева… и, признаться, даже спустя годы я больше нарнийка, чем англичанка. Хотя… кто я сейчас? – Горькая усмешка скривила ее губы. – Просто перекати-поле, без роду и племени, кочую из одного мира в другой… без цели и места, куда можно вернуться… точно! – ее глаза вспыхнули, и она порывисто шагнула к Петунье почти вплотную. Вблизи выяснилось, что она по меньшей мере на полголовы выше. – Это не ты ли подула в Рог? Он примерно вот такого размера, – она развела ладони, показывая, – белый и гладкий, словно из кости. Мундштук серебряный, в виде цветка, а на раструбе вырезана голова льва, как будто он рычит!
Она в точности описывала тот самый злополучный рог, и Петунья кивнула.
– Отведи меня к нему, прошу тебя!
Сдавшись под ее напором, Петунья повернула обратно к городу. Сьюзан, самоназванная королева едва ли существующей Нарнии, шла следом, с видом, как будто прогуливается по собственному замку. И даже красота города, пусть и тронула ее, но не потрясла.
Только единожды, остановившись у портика галереи и оглянувшись на город внизу, она задумчиво обронила, что он чем-то напоминает ей Кэр-Паравел. Что он по меньшей мере такой же древний и наверняка скрывает в себе славную историю.
Рог ждал их в Каминном зале, там, где Петунья оставила его. Увидев его, Сьюзан обогнала свою проводницу, подошла к стойке и потянулась рукой, но инструмента не коснулась. Как будто что-то ей мешало. Простояв так пару минут, она опустила руку.
– Похоже, он все еще злится на меня…
– Кто? – осторожно спросила Петунья. Почему-то ей казалось не очень вежливым встревать сейчас со своими вопросами, но любопытство пересилило.
Но Сьюзан, кажется, не обиделась.
Она отвернулась от рога, резко, как будто отказывалась от любых своих устремлений, и подошла к Петунье.
– Аслан. Аслан это… иногда он выглядит как лев, иногда нет. Но он тот, кто создал Нарнию, а потом короновал меня и моих братьев и сестру править нарнийцами. Он тот, кто верил в нас и хотел, чтобы мы верили в него. Они… они продолжали верить, а я – перестала. Я предала Нарнию и Аслана. Неудивительно, что он забрал их, а не меня…
Она отвела взгляд, устремив его на синий стяг над троном, потом снова повернулась к Петунье и спросила:
– Кстати. Ты так и не сказала, как тебя зовут.
– А, извини. Я Петунья.
Сьюзан улыбнулась.
– Петунья, ты не будешь против приютить меня ненадолго? Скажем, до вечера? Я давно привыкла быть одна, но прямо сейчас такой момент, что мне срочно нужна хорошая компания.
Петунья собиралась сперва съязвить, точно ли она похож на «хорошую компанию», а потом отказаться под каким-нибудь благовидным предлогом, но вместо этого выпалила:
– А ты не собираешься съесть меня или похитить мою душу или еще что-нибудь такое?
– Клянусь Асланом, нет! – моментально воскликнула Сьюзан. А потом спросила: – А что, были случаи?
И Петунья рассказала ей о встрече со зловещими близнецами, живописуя эту сцену в красах и чуть ли не в лицах. А потом еще добавила про их преследователя, что, раз мелкие чудовища бежали от него без оглядки, то он, наверное, кто-то в разы хуже.
– Ну не скажи, – рассудительно ответила Сьюзан. – Не всегда враг твоего врага тоже твой враг. Бывает наоборот. К тому же, разве он не помог тебе?
Петунья, подумав, согласилась с ней. Как бы ни был страшен тот неизвестный, он и правда спас ее. И даже сказал беречь себя. Ну, допустим… а потом она одернула себя, а как так вышло, что она ведет к себе домой едва знакомую девицу? И почувствовала себя доверчивой дурочкой, которая снова наступила на те же грабли.
Но ферма, наверное, защитит ее?
Ворота фермы пропустили Сьюзан без каких-либо проблем. Она прошла сквозь них и одобрительно заметила:
– Хорошая защита. Тот, кто ставил ее, был мастером. Самое то для тебя. Ты только не обижайся, Петунья, но ты не выглядишь как человек, который может защитить себя.
– Спасибо, что сразу не назвала доверчивой дурочкой, – буркнула Петунья. Она достала из сумки купленные у хоббита мешки, и Сьюзан сразу же взяла у нее один. – Ты разбираешься в магии?
– Совсем чуть-чуть, – Сьюзан помогала ей собирать пшеницу в мешки, ничуть не удивившись тому, что пришла в гости, а ее припахали работать. – Дара у меня нет, но знающие люди научили меня распознавать некоторые заклятья. Вроде таких вот, защитных. Потому что никогда не знаешь, что с тобой случится, если сунешься без спросу. Сюда-то я с тобой пришла.
Слово за слово, они разговорились. Сьюзан рассказала о том, как впервые попала в Нарнию вместе со своими братьями и сестрой, об их борьбе со злобной Белой Колдуньей, и о том, как они вместе правили, прежде чем им не пришло время вернуться домой. Она и вправду была из Лондона. Только того, который на двадцать с лишним лет отстоял от Петуньи.
– Только закончилась война, жизнь налаживалась, и все чаще воспоминания о Нарнии казались чудесным сном. Ну и я… – она тряхнула головой, – решила сосредоточиться на той жизни, что была у меня сейчас. Ведь я больше не могла вернуться. Представляешь, я как-то чуть не вышла там замуж!
Петунья вместе с ней посмеялась над незадачливым царевичем Рабадашем, а потом в ответ рассказала свою историю, хотя, конечно, та не шла ни в какое сравнение с рассказом Сьюзан.
За разговорами они быстро закончили работу. Еще даже солнце не село полностью, и чудовища не проснулись, как вся пшеница была собрана. В четыре руки девушки перетаскали мешки с зерном в домик, поставив их в свободный угол. В домике сразу стало меньше места, и Петунья задумалась о хранении. Вероятно, ей придется каким-то образом построить амбар…
После ужина Сьюзан сняла с пояса кошель и, распустив завязки, запустила в него руку по локоть, а потом, как будто это был как минимум чемодан, вытащила из него бутылку и два бокала.
– Тебе ведь уже есть двадцать? – А когда Петунья призналась, что ей только восемнадцать, Сьюзан немного задумалась и полушутливо провозгласила: – Своей королевской волей объявляю этот стол территорией Нарнии! В Нарнии можно пить с шестнадцати.
Пробка вылетела из горлышка, рубиновая жидкость полилась в бокалы. Девушки чокнулись, и Петунья осторожно пригубила. Вино было терпким, горько-сладким, с нотками полыни и корицы, и других трав, которые она сейчас не узнала. С непривычки почти сразу закружилась голова, и Петунья прикрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением. И почти сразу услышала, как в ее бокал льется жидкость.
– Выпей со мной, Тунья, – голосом, в котором слышались слезы, негромко попросила Сьюзан. – Я бы поплакала, да мне нельзя. Я, когда плачу, сразу вспоминаю, что тогда и слезинки проронить не смогла. И сразу думаю, какое же я чудовище…
Вопреки словам, одинокая слеза скатилась по ее щеке, и Сьюзан сразу же смахнула ее и сделала большой жадный глоток из своего бокала. Она пила куда больше Петуньи, но все еще выглядела трезвой и только отмахнулась со словами «дворцовая привычка», наливая себе еще.
Наконец, бутылка опустела. Петунья все еще сидела со своим бокалом, отпивая потихоньку, в голове у нее шумело и клонило в сон. А Сьюзан поднялась из-за стола и снова взялась за кошель.
Она вынула из него другой мешочек, поменьше, а из него – два кольца, повязанные на ленты. Одно – желтое, другое – зеленое. Они сверкали так, что сразу становилось ясно, что это не просто украшения.
– Пора, – сказала Сьюзан. Она обошла стол, наклонилась к Петунье и, обняв ее за плечи, крепко расцеловала в обе щеки. – Ты даже не представляешь, как я рада, что повстречала тебя. Давно мне ни с кем не было так хорошо. Другие миры прекрасны, но встреча с тобой для меня словно весточка из дома. – Она помолчала и с чувством произнесла: – Спасибо тебе. Надеюсь, однажды мы еще раз встретимся.
Сказав так, она запечатлела еще один поцелуй, уже на лбу Петуньи, отступила на шаг и решительно надела на палец желтое кольцо.
Экстра вторая, в которой мы немного узнаем, что делала Сьюзан после того, как осталась совершенно одна
и вот теперь я точно отправляюсь на заслуженный отдых. буду вышивать, играть на цине и пилить план для следующей арки.
За окном шел дождь. Сьюзан подошла к окну, отодвинула штору и посмотрела на улицу. По серым лужам черно-белые люди, прикрываясь от льющей с серого неба воды черными зонтами, куда-то спешили, и в движении их было не больше смысла, чем в роении мух над куском гнилого мяса.
Сьюзан отпустила штору и отвернулась от окна. В зеркале на противоположной стене пошевелился укутанный в черное силуэт, но она и бровью не повела.
В прежние дни английская девочка Сьюзан, эвакуированная из-за бомбежки куда-то в глушь, обмирала бы от страха, прежде чем отважилась подойти и выяснить, что просто глупое зеркало показало ее саму.
Позднее, прожив жизнь как нарнийская королева, на долю которой выпали не только балы, но и войны, она просто посмеялась бы над глупыми страхами.
Месяц назад зеркало было ее лучшим другом, потому что только оно показывало ей ее саму, какая она есть: молодая и красивая, полная жизни, та, перед которой открыты все дороги.
На прошлой неделе любое движение в зеркале заставляло ее очертя голову мчаться навстречу, с одной только мыслью в голове: вернулись!
Но мертвые не возвращаются, и Сьюзан перестала подходить к зеркалу. Она одевалась в черное, стягивала волосы в гладкий старушечий пучок и совсем забросила свою любимую красную помаду.
Неделю назад ее еще пытались тормошить. На похоронах, пока капли дождя барабанили по крышкам наглухо заколоченных гробов, а комья земли укрывали их толстым, холодным одеялом, ее окружало много людей. Друзья, знакомые, знакомые знакомых, коллеги отца, приятельницы матери, однокурсники братьев, одноклассницы сестры. Они несли ей свои соболезнования и на разные голоса продолжали говорить, что она не одна, жизнь не заканчивается, и что «они хотели бы, чтобы ты жила дальше».
Сьюзан точно знала, чего они хотели. Больше всего на свете они хотели вновь увидеть дорогую им Нарнию, даже если хранить Нарнию в сердце означало не вписываться в реальную жизнь.
После похорон ей продолжали приходить письма и открытки. Телефон регулярно разрывался от звонков, и она, в конце концов устав от перезвона, выдернула вилку из розетки. Всем, кто пришел проверить, не наложила ли она на себя руки, отвечала, что что-то случилось с телефоном, нет, спасибо, не нужно, обязательно займется этим потом.
Постепенно люди стали оставлять ее, как она того и хотела. Первыми из самых близких отстранились дядя и тетя. Сьюзан не винила их. У них было свое горе, не меньшее, чем ее собственное. Затем, один за другим друзья и приятели перестали с ней связываться. Дольше всех продержался тот симпатичный офицер, что прежде приглашал ее на танцы и, как она подозревала, собирался сделать ей предложение. И даже он в конце концов прекратил свои визиты. Слухи донесли до Сьюзан, что его видели в компании одной из ее подруг.
Со временем она практически перестала выходить из дома. А когда выходила, соседи, столкнувшись с ней в подъезде, шарахались, как от прокаженной, а потом с нервными улыбками извинялись и убегали. В один из таких выходов Сьюзан услышала, как одна соседка жалуется другой, что «так испугалась, думала, она тоже умерла».
Ну, ей было все равно. Дождь барабанил в окна ее опустевшего дома, и казалось, что ее тоже похоронили. Только умереть не дали.
Сегодня в дверь постучали. Сьюзан никого не ждала, но открыла. За дверью обнаружились двое полицейских и один человек в штатском. Наметанным глазом бывшей королевы Сьюзан поняла, что по званию он куда выше своих сопровождающих.
Они не стали приносить ей свои соболезнования и даже не согласились на чай, который она предложила по инерции, забыв, что чая в доме совсем не осталось.
Они сообщили, сухим канцелярским языком, что расследование железнодорожной катастрофы, наконец, завершено, и главное полицейское управление возвращает вещи погибших. Они вручили ей небольшую картонную коробку и откланялись.
Сьюзан смотрела на коробку. Холодный картон жег ей руки, и впервые за прошедшее с похорон время она почувствовала, что все еще жива.
Она сняла крышку. Несколько вещиц внутри лежали как попало, и сверху на них были приклеены написанные на грубой разлинованной бумаге инвентарные номера. Там был мамин веер. Слоновая кость треснула и в нескольких местах скололась, а когда Сьюзан раскрыла его отточенным, элегантным движением первой красавицы двора, то вместо изысканного розовато-красного пиона увидела зияющую дыру. Там были отцовские часы. Некогда отполированная до блеска выпуклая крышка была смята, а когда ее удалось открыть, под ней обнаружились разбитое стекло и навсегда остановившиеся стрелки. Еще там лежала записная книжка Питера, и огрызок карандаша, воткнутый за корешок, каким-то чудом остался на месте. Сьюзан перелистала страницы, покрытые мелким убористым почерком – как шутил сам Питер, почерком казначея, а не короля. В эту книжечку он записывал самое важное, и на последней странице ей вдруг бросилась в глаза надпись: «Наша сестра Сьюзан больше не друг Нарнии». Сюзан вздрогнула, словно получила пощечину, и книжечка выпала из ее рук. Она поспешно выхватила из коробки элегантный швейцарский нож. Нож, конечно же, принадлежал Эдмунду. Брат получил его на свой последний день рожденья и ни за что не расставался с ним. Последней из коробочки Сьюзан достала любимую брошку Люси в виде головы льва. Брошка немного погнулась, а один из камушков, вставленных в глазницы, выпал, отчего лев тоже стал немножечко мертвым. Сьюзан вдруг вспомнился мертвый Аслан на жертвеннике, руки ее задрожали, и щекам вдруг стало горячо и мокро.
Сьюзан провела ладонью по лицу и тупо уставилась на мокрый след. Это… слезы? На похоронах она не плакала – единственная из присутствующих, кто не отворачивался, якобы скрывая слезы, и не прикладывала к уголкам глаз надушенный платочек. Ей не было дела до тех, кто осуждал ее за показное равнодушие. У нее внутри все выгорело дотла, вместе с поездом, и плакать было попросту нечем.
Сьюзан утерла слезы, смахнула вещи обратно в коробку и пошла налила себе бренди. Первый глоток обжог язык и горло, второй принес с собой тепло, а от третьего жизнь вдруг стала вполне переносима.
«Плакать не плохо, пока ты плачешь», – сказал как-то лев Аслан девочке Люси, а Люси сказала своей старшей сестре, – «но рано или поздно слезы заканчиваются, и тогда надо решать, что же делать».
А что делать, если слезы даже не начинались?
Она сидела на диване и бездумно перебирала вещицы в коробке, брала в руки, рассматривала, откладывала в сторону и так по кругу. Пока в очередной раз не выудила из коробки маленький плотный мешочек. Сьюзан не заметила его раньше. Отставив в сторону полупустой бокал, она потянула завязки и опрокинула мешочек над крышкой коробки.
Звеня и посверкивая как-то по-особому, из мешочка выпали две пары колец. Два зеленых и два желтых. Профессор Керк рассказывал, что кольца когда-то сделал его дядя-чародей. Из волшебной пыли, полученной от феи-крестной.
Сьюзан смотрела на них, чувствуя, как уходит из крови хмель, и в голове рождается восхитительный в своем безумии план.
Может, какое-то время она и пыталась забыть, но на самом деле никогда не забывала.
В конце концов, кто был единожды коронован в Нарнии, пребудет здесь королев или королевой вовеки.
Если Нарния не захотела забрать ее к себе, она сама ее найдет.
Отредактировано (2024-06-25 17:45:00)
Арка 3. Год первый, Весна, дни 15-21
с началом третьей арки меня и вас, кто все еще читает этот фик ))) когда я смотрю на то, как медленно, но неуклонно растет счетчик просмотров, это неимоверно меня радует и мотивирует.
на ферме третья неделя весны, значит, тетю Пэт ждет еще некоторое количество приключений. жаль только, Цветочные танцы только на следующей неделе, а у меня на них уже есть планы... к тому же, у нас добавилось еще одно действующее лицо, не уверен, что это будет особенным сюрпризом, но лучше вы сами это прочтете.
Глава пятьдесят первая, в которой тетя Пэт отправляется в лес за морошкой и по пути влипает в очередное приключение
Пятнадцатый день пребывания на ферме ознаменовался ударными работами на грядках. За ночь не убранные корешки пшеницы сами собой исчезли, и все, что Петунье оставалось сделать, это перекопать землю. На крыльце, разложенные на влажном полотенце, ждали посадки семена. Те самые, что она купила у хоббита: картошка, капуста, помидоры с огурцами. С учетом внезапно свалившегося на нее гостя крайне важно получить хороший урожай!
Она бросила быстрый взгляд через плечо. Сьюзан, по-простому усевшись на корточки, стирала в бадье свое платье. Судя по тому, с какой непринужденностью и сноровкой она это делала, стирка нисколько не умаляла ее королевского достоинства. Как и сменная одежда Петуньи.
Петунья вспомнила вчерашний вечер, и у нее тут же заныла голова. Да уж, выпили они, скажем прямо, немало. Сьюзан, попрощавшись, надела на палец желтое кольцо и – ничего не произошло. Она удивилась, но достала из мешочка второе точно такое же и – снова безрезультатно. Кажется, вторая неудача действительно напугала ее, потому что она выбежала на улицу, а захмелевшая Петунья не сообразила ее вовремя остановить. Сбежав с крыльца, Сьюзан столкнулась со слаймом, отшвырнула его ногой, но поскользнулась, упала и, запрокинув голову, истерически расхохоталась в усыпанное звездами небо.
Когда Петунья, пинками выгнав себя из-за стола, спустилась и палкой отогнала еще парочку слаймов, Сьюзан уже не смеялась, а просто смотрела в небо.
– Тут совсем другие звезды, – рассеянно сказала она и, приняв протянутую руку, поднялась на ноги, отряхивая испачканную юбку.
Потом они выпили еще пару бутылок, которые Сьюзан точно также достала из своего поясного мешочка, и говорили о всякой всячине, что приходила на ум, когда же вино закончилось, а их голоса охрипли, улеглись спать на узкой кровати и проспали до самого утра.
Что это были за кольца, Петунья так и не спросила.
– Что будешь сажать? – Сьюзан подошла и встала у края вскопанной земли. Ее постиранное платье уже украшало собой ближайшее дерево, с подола на траву весело капала вода. Запасные штаны Петуньи оказались ей немного коротковаты, и она подвернула штанины, открыв изящные лодыжки, а футболка едва не трескалась на пышной груди.
Петунья завистливо поджала губы – вот почему некоторым все, а ей ничего? – но ответила. Следующим пунктом в ее планах была уборка второй партии пшеницы, чьи золотые колосья нестерпимо блистали на соседней грядке.
– И потом за ягодой?
Желая развеять похмельное уныние, что овладело ими с самого пробуждения, Петунья заварила кипятком ацелас и включила телевизор. Травяной взвар снял похмелье, а ведущий «Даров земли» сообщил прекрасную новость о том, что в районе города Раздола наступил сезон морошки. И продлится целых три дня.
Морошку Петунье пробовать не приходилось. Но, судя по картинке на экране телевизора, это было что-то вроде малины, только ярко-оранжевого цвета. Из морошки, как сообщил ведущий, можно варить джемы, печь пироги, делать соусы, а также варить вино. Рецептов, правда, не предложил. Возможно, их следовало искать где-нибудь еще, в какой-нибудь эльфийской поваренной книге, или изобретать самостоятельно.
Закончив перекапывать огород, Петунья посеяла семена, разрыхлила землю граблями и, всучив Сьюзан лейку, вооружилась серпом. Пока нарнийская королева с видом, будто прогуливается по собственному саду, поливала огород, Петунья быстро сжала пшеницу, даже не удивившись собственной сноровке, и связала колосья в снопы. Тратить время на обмолачивание прямо сейчас ей не хотелось.
А еще, ей совершенно некуда было ставить дополнительные мешки! Те, что они собрали вчера, уже занимали целый угол, и место в домике, и без того не великое, сильно уменьшилось.
Вот если бы у нее был такой безразмерный мешочек, вздохнула она, завистливо наблюдая за сборами своей неожиданной гостьи.
Сьюзан же только вздернула бровь и указала пальцем на стопку вещей, которые Петунья всё вытаскивала из своей сумки. На столе уже лежали две довольно толстые книги – особенно Алая, – большая тетрадь в твердой обложке, чернильница и две бутылочки чернил, мешочки со специями, а Петунья все продолжала и продолжала разбирать свои покупки. Получив из яйца мешочек с серебром, она не смогла удержаться от того, чтобы не потратить его на некоторые не самые необходимые, но такие приятные мелочи.
– Разве твоя сумка не точно такая же?
Петунья округлила губы в молчаливом «о!» и свежим взглядом оглядела свои покупки. Их было немного, но как они все могли поместиться в сумке?... Медленно, стараясь оценить каждое движение, она стала укладывать все обратно, в любой момент ожидая, что что-то не влезет. Но на том моменте, когда места внутри уже не должно было оставаться, вещи все равно продолжали пропадать внутри. Снаружи же внешний вид сумки никак не менялся. Она заглянула внутрь и увидела все то, что сложила. На первый взгляд, внутреннее пространство не выглядело расширенным, скорее, это вещи казались уменьшившимися.
Не потребовалось много времени, чтобы вспомнить позавчерашний вечер, и шарик света, появившийся из первого золотого яйца.
– Так вот что это было… – Она тогда еще осталась разочарована своим подарком, а теперь оказалось, что не могла бы и пожелать лучше. Магия, которая превратила ее сумку в бездонную! Это же почти как школьный сундук Лили, только лучше! – Пару дней назад был яичный фестиваль в городе, – начала она рассказывать, заметив заинтересованный взгляд Сьюзан.
Под рассказ о том, как Петунья охотилась за разноцветными яйцами, они покинули ферму через южный выход, и буквально через несколько шагов перед ними открылась прекрасная картина – множество невысоких, не больше фута в высоту, кустиков росли вдоль тропинки и под деревьями, и каждый был щедро усыпан яркими, как праздничные фонарики, ягодами.
Ягоды было столько, что глаза разбегались.
Перед этим Петунья слазала в разрушенный курятник и нашла свежее яйцо. Она снова услышала возмущенное квохтанье невидимой несушки, но, как ни пыталась, не смогла ее не то, что поймать, но даже ухватить за кончик хвоста.
Вместе со Сьюзан они свернули от дорожного указателя направо и медленно пошли вдоль тропинки. Повесив сумку на локоть, Петунья собирала ягоду в небольшую миску, а когда та заполнялась, пересыпала ее в сумку и продолжала сбор. Первые пару раз она еще тревожно заглядывала в сумку, переживая, как бы ягода не помялась, но вскоре успокоилась – места внутри было предостаточно, – и больше не отвлекалась.
Сьюзан шла по другой стороне, с кружкой в руках, и поступала точно таким же образом. Правда, в отличие от Петуньи, ее вопрос сохранности ягоды в бездонном мешочке не беспокоил.
Рты у обеих были перепачканы янтарным соком – устоять перед соблазнительным ароматом спелого лакомства было решительно невозможно!
Следуя за ягодой, они вышли к лесному озеру, прошли вдоль его берега, обирая все попадающиеся кусты. Сьюзан еще пошутила, что местным медведям ничего не останется, а потом рассказала историю про то, как один милый медведь, будучи секундантом ее брата в поединке с королем-узурпатором, беззастенчиво сосал лапу прямо на ринге, хотя ему и запретили это делать.
Петунья засмеялась было, потом выпрямилась размять спину, и ее взгляд неизбежно уткнулся в старую башню на том берегу озера. Смеяться расхотелось. Даже сейчас, в ясный безоблачный день, один вид ее внушал тревогу и безотчетное желание держаться подальше.
Встревожившись из-за внезапной тишины, Сьюзан взглянула сперва на Петунью, а потом в сторону башни. Она пристально разглядывала серокаменные стены, ее брови чуть хмурились, но по лицу не было заметно, что бы она испытывала страх или дискомфорт.
– Она не выглядит такой уж зловещей, – наконец, с легким сомнением сказала она. – А я повидала достаточно мест, где творились как злые дела, так и добрые… и точно тебе говорю, что это башня вовсе не средоточие зла. Совсем нет, – и она решительно покачала головой, как будто отметала последние сомнения.
– Но те жуткие дети вели меня прямо туда, – упрямо возразила Петунья. Дискомфорт, охвативший ее при виде башни, не отпускал. И, более того, казался странно знакомым, будто она уже испытывала нечто подобное. Только времени вспомнить, где и когда, не было.
– Возможно, там есть врата между мирами или что-то вроде, – предположила Сьюзан. – Врата вообще такая вещь, которую можно обнаружить буквально в любом случайном месте. Например, в платяном шкафу. Или в глубине пещеры. И, если они там есть, тем более надо проверить и убедиться, что больше никто оттуда не выйдет. Давай, бери свой посох, и пойдем посмотрим.
Она вытащила из мешочка большой длинный сверток, внутри которого оказался разобранный лук. Со сноровкой, выдающей большой опыт, Сьюзан собрала свое оружие, поднатужившись, накинула тетиву, и туго натянутая струна зазвучала низкой басовой нотой, стоило дернуть за нее. Потом достала и повесила на пояс колчан со стрелами, а на большой палец правой руки надела странное конусообразное кольцо.
– Ну, я готова. Пошли.
Она вынула стрелу из колчана, наложила ее на лук и мягким, почти бесшумным шагом опытного разведчика быстро пошла в сторону башни. Глядя ей в спину, Петунья вдруг подумала, что Сьюзан почти также хороша в лесу, как и Лассэ. Вспомнив о друге, она приободрилась, вытерла вспотевшие ладони об одежду и, крепко стиснув посох, пошла следом.
Ура, продолжение!
Анон, фик классный, с большим удовольствием его читаю!
Ура, продолжение!
Анон, фик классный, с большим удовольствием его читаю!
большое спасибо, анон!
я очень рад, что этот текст приносит удовольствие не только мне
Основано на FluxBB, с модификациями Visman
Доработано специально для Холиварофорума