Вы не вошли.
Это мой мультикроссоверный фанфик про приключения тети Петуньи (см название).
задействованные каноны: Поттериана, Сильмариллион и прочие истории Средиземья, игра Стардью, Хроники Нарнии, One Piece, Stand Still Stay Silent, другие будут появляться по мере написания
основной персонаж: Петунья Эванс
ОМП, ОЖП и прочие персонажи в количестве.
выкладка: почти каждый день по главе, недельные перерывы между арками.
автор обложки концепт-художник @maximilien_serpent
Синопсис: в один прекрасный день тетю Пэт увольняют с работы, в результате чего она не знакомится с Верноном Дурслем и не выходит за него замуж, а влипает в волшебную и местами довольно страшную историю с магией, приключениями и прекрасными мужчинами!
Также можно почитать на:
Фикбуке
AO3
обновления каждую среду и субботу.
Не так давно анон вжопился в тетю Петунью...
нет, не так.
не считая самого первого прочтения ГП, когда анон был юн, мир - относительно прост и понятен, а Дурсли представлялись едва ли не Дурслькабаном, анон всегда симпатизировал тете Петунье. да, она не образец доброты и заботы, но что могла - то сделала, хотя ее, собственно, никто не просил растить ГП, а просто поставили перед фактом. Анон как-то представил, что ему остались на воспитание многочисленные племянницы, и ужаснулся. А еще всегда было обидно за нее, что тете Пэт не досталось магии. ну, кому бы такое понравилось? Потом анон прочел "Волшебное стекло" Заязочки и "Старушку Петти" и ему понравилась сама идея ведьмы Петуньи.
в прошлом году анон начал играть в Хогвартс Легаси. Так как просто играть было скучновато, анон решил отыгрывать и слепил себе чудесную юную тетю Пэт, которая неведомым магическим образом переселилась в 19й век и попала в Хог. Распределили ее, кстати, в Слизерин. Анон нафанонил ей боязнь полетов и любовь к чарам и зельям, летнюю подработку в трактире у Сироны и везде где только можно, потому что попаданке из будущего не до жиру. но писать фичок тогда анон не стал.
Зато в этом году поперло. Мало того, анон решил наваять мультикроссовер, чтобы запихнуть туда "все лучшее сразу". И Поттериану, и китайцев, и Толкина, и вообще все, что придет в голову. К тому же анон успел написать после перерыва в творчестве свой первый фичок по Сильму и решил, что успех надо закрепить. Пусть даже очередным фиклом, а не ориджем, который анон пытается написать с тех пор, как научился читать и писать.
В общем, анон вжопился в тетю Петунью и планирует додать ей всего-всего. И магии, и приключений, и красивых мужиков. К тому же анон пытается писать в стиле китайских сестер - быстро, динамично, с резкими вотэтоповоротами и сияющими Мэри на каждом углу. А не растекаться мыслью по древу, хотя получается пока не очень. Выкладка по мере написания, потому что писать в стол и копить главы, конечно, неплохо, но так анон боится потерять запал.
Основные ворнинги: не вычитано, ООС, вольное отношение автора к используемым канонам.
Отредактировано (2024-07-19 00:28:56)
Глава первая, в которой все идет совсем не так, как запланировано, а тетя Пэт снова сталкивается с волшебством
Все произошло так быстро, что голова шла кругом. Еще утром Петунья, удостоверившись, что выглядит отлично и по-деловому, сидела за печатной машинкой в маленьком офисе, и ее длинные сухие пальцы выбивали по клавишам затейливым ритм, и в такт этой своеобразной мелодии на белоснежном листе бумаги проявлялся текст. Круглые часы на стене, напротив ее рабочего места, медленно отсчитывали секунды и минуты, и один за другим в офисе появлялись коллеги.
Как самая новенькая и самая младшая, Петунья всегда была безукоризненно точна, приходя в офис за полчаса до начала рабочего дня. И к тому времени, когда подтягивались остальные, она уже сидела за машинкой и излучала рабочую атмосферу.
Это был ее маленький план по созданию репутации надежного и ответственного сотрудника.
Самым последним приходил шеф. Обычно он сухо здоровался в пространство, что означало, что он поздоровался со всеми, и уходил к себе в кабинет. Петунья тут же принималась варить кофе, относила ему в кабинет и выходила с целой кипой бумаг и документов, которые следовало перепечатать. Этих поручений ей хватало до конца дня.
Вот и сегодня, поздоровавшись с начальством, Петунья тут же отправилась на маленькую кухоньку. Со всей старательностью она сварила кофе, ни на йоту не отступая от любимого рецепта начальника, а потом, красиво сервировав небольшой поднос, направилась в его кабинет.
Там-то все и пошло наперекосяк. Не по привычному сценарию.
Петунья поставила перед шефом чашечку с кофе, добавила два кубика сахара и плеснула немного сливок, и уже собралась уходить, как следующие его слова остановили ее:
– Мисс Эванс, задержитесь.
Она удивилась, но быстро совладала со своим лицом и сдержанно присела на краешек стула для посетителей. Отчего-то было не по себе. Начальник отхлебнул кофе, пошуршал газетой, но отложил ее, как будто вспомнив, что не один в кабинете.
– Таким вот образом, мисс Эванс, – сказал он таким тоном, как будто продолжал уже начатый разговор, – завтра на работу должна выйти новая сотрудница, и мы ждем, что вы освободите рабочее место до конца дня. Доделайте работу, и проследите, чтобы все рабочие инструменты были в порядке, а стол и стул – чистыми. Это все.
Сказав так, шеф снова отхлебнул кофе и уставился в газету. Петунья застыла как суслик и пыталась переварить услышанное. Наконец, она открыла рот и выдавила из себя:
– Простите?
Шеф недовольно взглянул на нее поверх статьи.
– Вам что-то непонятно, мисс Эванс?
Она задрожала. Этот его тон… она нутром почувствовала неладное, и холодный липкий страх охватил ее тело.
– Я ничего не понимаю, сэр. О чем вы говорите? Что значит, «освободить рабочее место»? – казалось, чем больше слов она из себя выдавит, тем скорее вернет себе контроль над телом, которое сейчас ощущалось как будто не своим.
– То и значит. Вы уволены, мисс Эванс. И оставьте уже эти разговоры, мы уже обсудили с вами этот вопрос, – сердито выпалил начальник и шумно допил кофе.
Донышко чашки жалобно звякнуло о столешницу.
– Я впервые об этом слышу, сэр, – возразила Петунья, едва слыша свой собственный голос через внезапно возникший звон в ушах.
Шеф снова посмотрел нее, помолчал, пожевал губами, как будто что-то вспоминая, а потом совершенно будничным тоном сказал:
– Действительно. Ну что ж, мисс Эванс. Вы уволены. И можете уже идти. Идите, – он махнул на нее рукой, как будто отгоняя назойливую муху, и уткнулся в документы, сразу же позабыв о ней.
Это отношение как будто окатило ее холодной водой. Петунья сжала губы, сдерживая рвущиеся с них ненужные сейчас колкие слова, резко поднялась и вышла, захлопнув за собой дверь. На звук обернулись коллеги, и их жадное любопытство было почти физически ощутимо.
Фу, гадость.
Петунья передернула плечами, сбрасывая с себя это липкое внимание, прошла к своему рабочему месту и с раздражением стала допечатывать документ. Может, ей и хотелось бы разгромить тут все, но, увы, не такова была Петунья Эванс.
– Эванс, – она обернулась на голос. В дверях стояла дама-кадровичка, которая принимала ее на работу. – Зайди ко мне, как закончишь.
Кивнув, Петунья забарабанила по клавишам с удвоенной силой, не обращая внимания на просьбы коллег печатать потише. Самым настойчивым она ледяным тоном ответила, что ей поручили выполнить эту работу «как можно скорее», и от нее отстали. Краем глаза она заметила, как столь нелестно отбритому коллеге сосед шепчет на ухо что-то, стреляя глазами в ее сторону.
Они все знают, поняла Петунья, и гнев полыхнул в ней с утроенной силой. Только с детства привитое ответственное отношение к любому начинанию не позволило ей все бросить и уйти. А так хотелось!
Перепечатку она закончила в рекордные даже для себя сроки. Поставив оглушительную точку и не потрудившись вытащить лист из печатной машинки, Петунья смахнула свои вещи в сумочку и, пожелав бывшим коллегам «приятно оставаться» таким острым голосом, что чудо, что никто не порезался, вышла.
В отделе кадров ее заставили расписаться в ведомости и выдали на руки новенькую трудовую книжку и тощую пачку фунтов. Петунья поджала губы, взглядом оценив наличность – скорее всего, там не хватит даже, чтобы оплатить месяц аренды, – и под сочувственным взглядом кадровицы убрала в сумочку.
– Жаль, что так вышло, Эванс, – в ее ровном, как обычно, голосе слышались нотки сожаления. Она налила Петунье чашку крепкого черного чая и пододвинула вазочку с печеньем. Петунья вопросительно взглянула на нее. – К твоей работе нет претензий, не переживай. Просто, кое-кому срочно понадобилось рабочее место. Подвинуть можно было только тебя.
– Вот как, – только и сказала Петунья.
Допив чай несколькими глотками, она вежливо попрощалась и, гордо выпрямив спину, покинула двери офиса.
Пройдя несколько шагов твердой походкой уверенного в себе человека, она постепенно замедлилась, пока не остановилась в полнейшей растерянности на углу улицы.
Рабочий день только начался, и многочисленные люди спешили мимо нее по своим офисам. Гудели и сигналили машины, мигали светофоры, сотрудник полиции недалеко в чем-то распекал пешеходов.
Не зная, на чем остановить взгляд, Петунья рассматривала окружающих, не задерживая взгляда ни на ком больше чем на несколько секунд. Сам собой ее взгляд переместился на блестящий новенький автомобиль, остановившийся на красном сигнале светофона. Молодой мужчина за рулем – крепкий и светловолосый – почему-то показался ей знакомым, хотя Петунья никак не могла понять, откуда его знает. Это впечатление усилилось, когда он, словно бы почувствовав ее взгляд, повернул голову, и их глаза встретились.
Контакт взглядом длился всего мгновение, после чего Петунья поспешно отвернулась, ругая себя за такую небрежность, а в животе отчего-то стало тяжело и муторно.
Она не видела, что мужчина смотрел на нее немного дольше, с похожим недоуменным выражением человека, который все тщится и никак не может вспомнить нечто очень важное, но тут сменился сигнал светофора, другие водители ему засигналили, поторапливая, и он поспешил тронуться с места.
Краем уха Петунья услышала тонкий звон, как будто неподалеку лопнула гитарная струна, но списала это на уличный шум, и скоро забыла.
Впрочем, долго предаваться унынию было не в характере Петунии Эванс. Поглазев по сторонам еще немного, она, наконец, преисполнилась желания что-то сделать, и поспешила к ближайшему газетному киоску.
План, сложившийся в ее голове, был прост. Купить газету, поискать подходящие вакансии и отправиться на собеседование. Ее цель – получить новую работу как можно скорее. Не может быть, чтобы ни одному офису в Лондоне не требовалась машинистка. Тем более, месяц заканчивался, и того количества фунтов, что лежали в ее сумочке, совершенно точно не хватит, когда квартирная хозяйка пожалует за платой.
Выложив за свежую газету несколько пенсов, Петунья устроилась на остановке и зашелестела страницами. Но, если еще пару минут назад она была преисполнена воодушевления, вскоре оно полностью испарилось. Если верить прессе, сегодня в Лондоне требовались официанты и разнорабочие, а также гувернантки и горничные.
Все эти предложения Петунья отмела сразу. Она еще не настолько отчаялась, чтобы хвататься за них, да и должна же она выжать максимум пользы от курсов машинописи? Не может быть, чтобы ее навыкам не могло найти применения. Преисполнившись самых серьезных намерений, она снова, очень внимательно, просмотрела раздел с вакансиями, вчитываясь даже в самый мелкий шрифт. Но нет. Все то же самое. Разве что нашлось место продавщицы в отдел женской одежды в недавно открывшийся универсам. Петунья слышала, как бывшие коллеги обсуждают его за чашечкой чая и тихо завидовала. В отличие от них, Петунья не могла позволить себе тратить деньги на дорогие магазины, и прилежно считала каждый пенс.
Она вздохнула и снова, уже наискосок, просмотрела страницу с предложениями работы. Чуда не случилось.
Что ж, решила она, пока что можно и в магазине поработать, а параллельно искать более приличное место.
Газета отправилась в сумочку, а на свет появилась карта Лондона. Карте Петунья уделила несколько минут пристального внимания. Изыскания показали, что магазин находится не так уж далеко, и ей вполне по силам дойти до него пешком, а не тратить драгоценные деньги на автобус.
Сказано – сделано. Убрав карту, Петунья поправила плащ и шейный платок, и вышла из-под остановки на улицу. Найдя взглядом ориентир – высокое здание на противоположном углу, она отважно отправилась в путь. Сверяясь с названиями улиц и нумерацией домов, она переходила с одной улицы на другую, свято уверенная в том, что приближается в цели своего путешествия, и только второй раз пройдя мимо одно и того же здания, поняла, что заблудилась.
Петунья вздохнула и снова развернула карту. Быстрый взгляд по сторонам подтвердил, что находится она как раз там, где должна была быть. Так куда ей надо свернуть, чтобы выйти к нужному месту?
Кажется, в этом месте карта была напечатана с ошибкой, признала она. Переулок, в который ей надо было свернуть, был на карте, но отсутствовал в реальности. Петунья специально, не отрывая носа от карты, прошла несколько дюжин шагов вперед и уперлась в тупик.
Она снова вздохнула, чувствуя себя совершенно беспомощной, и заозиралась по сторонам. Если не знаешь куда идти, всегда можно спросить у прохожих. Вот только, как назло, именно сейчас она была на улице одна-одинешенька.
– Мистика какая-то, – пробормотала она себе под нос. Мистика, потому что не магия. Магию Петунья не жаловала.
Продолжая оглядываться, она случайно заметила в стороне небольшую вывеску. Возможно, если это заведение открыто, ей подскажут правильную дорогу. Окрыленная надеждой, она поспешила туда.
Лестница с тремя выщербленными ступеньками вела вниз, к полуподвалу, к двери, чей мрачный внешний вид напоминал о монастырях или застенках. На двери, немного косо, висела вывеска.
«Рука помощи» гласила надпись на вывеске. Вывеска была старая, потемневшая от времени, но буквы, выведенные затейливым кеглем, отчетливо читались. Чуть ниже, более регулярным шрифтом, значилось: бар, время работы – всегда, когда требуется помощь.
От этого неформального оформления вывески за версту несло «ненормальными», и Петунья заколебалась, стоит ли входить. Долгих несколько минут она стояла, рассматривая вывеску, и до боли в пальцах сжимала сумочку.
Наконец, необходимость победила неприязнь, и она деревянными шагами преодолела расстояние до двери и уставилась на дверную ручку. Та, вместо того, чтобы быть нормальной дверной ручкой, представляла собой протянутую в приглашении к рукопожатию кисть руки – большую, но изящную, с длинными аристократическими пальцами, мужскую, судя по размерам. Не то чтобы Петунья была знатоком мужских рук, но, когда она, помедлив, переложила сумочку из правой руки в левую и осторожно вложила свою руку в протянутую ей бронзовую, то импровизированное рукопожатие получилось почти идеальным.
Стоило ей чуть осторожно обхватить ладонь, как бронзовые пальцы крепко сжались вокруг ее руки. Петунья взвизгнула и задергалась в тщетной попытке освободиться. За дверью угрожающе заскрежетал какой-то механизм, защелкали невидимые шестерни, и дверное полотно ухнуло в темноту, увлекая за собой и незадачливую посетительницу. В холодном утреннем воздухе остался только пронзительный визг, впрочем, скоро угасший, смешавшийся с другими звуками просыпающегося города. Но даже так он не поколебал странного спокойствия жителей этого переулка. Ни одни ставни не распахнулись, ни в одних занавесках не появилось щелочки для подсмотреть. Никто не обратил внимания ни на крик, ни на то, как растаяла в воздухе темная дверь бара, оставив после себя только старую кирпичную кладку.
Отредактировано (2024-04-23 16:26:02)
Глава вторая, в которой тетя Пэт заводит полезное знакомство и ступает на путь к своей мечте, хотя и не подозревает пока об этом
глава вдохновлена мангой "Бармен"
Внезапное перемещение закончилось также быстро, как началось. Просто сперва Петунья подавилась своим собственным воплем, а когда откашлялась, то с неприятным удивлением обнаружила, что и в самом деле оказалась в баре.
Не то что бы она была хорошо знакома с тем, как должен выглядеть типичный бар. Все же это не место для приличной молодой девушки. Но пару раз, еще пока она обучалась на курсах машинисток, ей довелось одним глазком заглянуть в этот мир запретных мужских увлечений.
Надо добавить, что ей не понравилось. И сейчас – тоже.
Она стояла на небольшом порожке, уровнем выше остального помещения, и смотрела немного сверху.
Это было не очень большое вытянутое помещение, разделенное барной стойкой на две неравные половины. Со стороны Петунии вдоль стойки стояло несколько высоких, барных стульев, с другой – возвышалась витрина с многочисленными бутылками. В полутьме, которую разгонял только слабый огонек в масляной лампе на дальнем конце стойки, больше ничего разглядеть не получалось.
Все это очень не нравилось Петунии. Она повернулась, собираясь решительно покинуть это место, но обнаружила за спиной только ровную кирпичную стену и полное отсутствие двери.
Осторожное прикосновение подтвердило – это точно стена. Холодная и сырая, как и полагается в конце февраля. Отчаявшись, Петунья с силой стукнула по стене кулаком, но только руку отбила. От резкой и острой боли на глаза навернулись слезы, отчего в ее поле зрения все расплылось, но, когда она утерла глаза, ровным счетом ничего не изменилось.
– Эй, есть тут кто? – позвала она и шмыгнула носом. Как назло в голову тут же полезли слышанные в детстве страшилки про тех, кто спускался в незнакомый темный подвал и больше никогда оттуда не возвращался.
Петунья напрягла слух. Сперва было тихо. Потом раздались шаги – она отшатнулась назад и вжалась спиной в холодную стену, – легко открылась невидимая ей дверь, и вдруг вспыхнул свет.
Петунья вытаращилась. Свет лился из изящных ажурных круглых светильников, свисающих с потолка на цепях. Внутри них горел синий огонь, похожий на свет газовых фонарей, но ни неприятного запаха, ни других признаков, присущих ему, не было.
– Так у меня гости, – глубокий мужской голос вернул ее в реальность. Он прозвучал так неожиданно, что Петунья перепугалась еще сильнее, неловко дернулась в глупой попытке убежать, ведь убегать было некуда, и, на секунду потеряв равновесие, стала падать. И ее тут же поймали. – Ну же, мисс, будьте осторожнее.
Петунья внутренне съежилась – рука, поддерживающая ее за локоть, была большой и теплой. Ее усадили на один из стульев, и только теперь она смогла рассмотреть местного бармена.
Он был высоким. Таким высоким, что, даже сидя на высоком стуле, ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Высокий и широкоплечий, похожий на спортсмена-тяжеловеса или, может быть, так выглядели кузнецы. Хотя Петунья, конечно, в жизни своей ни одного настоящего кузнеца не видела. У мужчины были длинные светлые волосы, убранные в прическу, и несколько свободных прядей обрамляли суровое, резкое, лицо.
– Добро пожаловать в бар «Рука помощи», мисс, – своим глубоким голосом сказал бармен и пристально взглянул на нее черными, как сливы, глазами.
Петунья вздрогнула. Под этим взглядом она чувствовала себя открытой книгой.
– Здравствуйте, – пискнула она и крепко вцепилась в сумочку, как будто ничего более незыблемого в мире не было.
Он кивнул и ушел за стойку, продемонстрировав свисающую вдоль спины длинную толстую косу. В нескольких местах коса была перехвачена красивыми металлическими зажимами. Золотые, наверное, с легкой завистью подумала Петунья и немного расслабила пальцы.
– Это не золото, – словно бы угадав ее мысли, сказал бармен. Петунья почувствовала, как ее лицу стало жарко. – Электрум. Многие посетители часто спрашивают, – небрежно пояснил он. – Мое имя Мерль Кори. К ваши услугам, – он изобразил почтительный поклон. – Что предпочитает молодая леди?
Бармен повернулся боком и широким жестом обвел затянутой в черную перчатку рукой витрину за своей спиной. Петунья машинально проследила взглядом за его рукой и мгновенно потерялась среди разнообразных бутылок и этикеток. Бутылки были разного размера, формы и цвета, и жидкости в них тоже были разного цвета. Дома не было принято употреблять алкоголь. Иногда, в особенности в конце тяжелой рабочей недели, отец позволял себе выпить немного бренди – но и только. Матушка порой добавляла ложечку ликера в кофе. Им же с Лили даже близко подходить к крепким напиткам запрещалось.
Разумеется, как-то раз Петунья, украдкой, сунула нос в отцовскую бутылку с бренди. Напиток был горьким и обжег ей любопытный язык. После того раза она зареклась пить спиртное.
Ну и еще не стоит забывать о папаше Снейпе. Весь городок знал, что он хорошо закладывает за воротник, и почти каждый хоть раз видел его совершенно пьяным. Быть похожей на эту пьяную свинью? Да ни за что.
Мимолетное воспоминание заставило Петунию поморщиться и заявить:
– Ничего. Я не пью… такое.
И внутренне сжалась, готовая к тому, что сейчас это странный мужчина посмотрит на нее с презрением и велит выметаться и не занимать место. Иначе зачем же заходить в бар, если не пить алкоголь?
Однако, его реакция удивила ее. Он просто кивнул, принимая к сведению, что мисс не пьет спиртное, и предложил ей молока. От неожиданности Петунья согласилась.
Спустя несколько минут перед нею появилось молоко в большой глиняной кружке, похожей скорее на маленький кувшинчик. Стенки кружки были покрыты конденсатом, а над краями нависала гора пушистой молочной пены. Рядом с кружкой бармен поставил тарелочку с печеньем и приглашающе повел рукой.
– Угощайтесь, мисс.
В воздухе повис вопрос, и Петунья, потянувшись за молоком, представилась:
– Петунья Эванс, сэр.
– Рад знакомству.
Молоко на вкус оказалось сладким и сливочным, в меру холодным, чтобы не заледенеть изнутри, а лишь приятно освежиться – почти такое же, каким было то молоко, что каждое утро молочник оставлял на крыльце их дома, но вкуснее.
Вспомнив о родительском доме, Петунья почувствовала, как в носу засвербело, а на глаза наворачиваются слезы. Она заморгала, пытаясь согнать влагу, но одинокая слезинка упрямо скатилась по ее щеке и упала в кружку.
В поле ее зрения появился бумажный платок.
– Кажется, вы сильно скучаете по дому, мисс Эванс, – заметил Мерль Кори. Петунья бросила на него взгляд украдкой. Мужчина был занят делом – его руки ловко перебирали бутылки, перемещая их с место на место в одном ему известном порядке, подвешивали натертые до безупречной прозрачности бокалы на специальном держателе, звенели многочисленными ложечками, помешивателями и бог-знает-чем еще специально для смешивания коктейлей. И при всем при этом он умудрился заметить, что его ранняя гостья плачет. Петунья промолчала, а чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего, взяла с тарелочки печенье и прикусила его губами. Печенька аппетитно хрустнула и надломилась. Больший кусок остался у нее в руке, а меньший – во рту и тут же начал растворяться на языке, оставляя после себя невообразимую сладость.
Петунья закрыла глаза, наслаждаясь вкусом, и вспомнила.
Когда-то в детстве, когда она сама была еще совсем маленькой девочкой, а младшая сестра никак не проявляла свою волшебную сущность, и во всем свете не было сестренок дружнее, мама испекла печенье. У него был – точно такой же вкус. Как будто от одного кусочка мир становился сияющим и счастливым, и в нем не было места ни горю, ни печалям. Потом, по мере взросления, этот вкус пропал. И хотя мама все еще пекла то самое печенье, на вкус оно было совершенно другим.
Сама того не заметив, она съела все печеньица, что были ей предложены и машинально ухватила пустой воздух, в то время как на тарелочке остались только крошки.
– Очень вкусно, – смущенно пробормотала она и прикрылась пустой кружкой. Но этих простых слов ей показалось мало, и она расширила свою мысль: – Когда я была маленькой, мама пекла точно такое же печенье. Я никогда не смогу забыть этот вкус. Жаль только…
Бармен без лишних слов долил молока в ее кружку.
– Что вкус поменялся с тех пор, как вы выросли? – закончил он за нее фразу, сорвав эти слова буквально с ее языка.
Потрясенная, Петунья уставилась на него огромными глазами.
– Вы что, мысли читаете? – ее голос дрогнул. Она зашарила глазами по фигуре мистера Кори, ища, где он мог бы прятать свою волшебную палочку. Если верить Лили, большинство волшебников беспомощны без своей палочки. И даже маггл, если будет достаточно внезапен и проворен, сможет победить в драке один на один.
– Создатель с вами, мисс Эванс, – его голос был серьезен, но черные глаза улыбались. – Хорошему бармену совершенно не нужно читать мысли. Я даже хочу заметить, что это было бы абсолютно бесполезное умение.
– Но… тогда как? – в горле запершило, и Петунья глотнула молока, чтобы увлажнить горло.
Мерль посмотрел на нее внимательно и спросил:
– Вы первый раз в баре? – дождался ее согласного кивка и сказал: – Я так и думал.
Он замолчал, задумчиво переставил несколько стаканов, перемешал щипцами горку кубиков льда, которые удивительным образом не таяли. Петунья напряженно ждала, что он скажет.
– Бар, мисс Эванс, – наконец, сказал он, – не просто место, куда люди приходят провести время за выпивкой. Я бы даже сказал, что не выпивка здесь главное. Скорее, – он задумался, как будто подбирая слова, – бар – это то место, куда каждый человек может прийти, чтобы найти настоящего себя или решение своей проблемы.
Услышав это, Петуния моментально вспомнила, как называется это место. «Рука помощи». Не слишком ли это хорошо звучит?
– Разве это возможно без магии? – скептично спросила она.
Мерль качнул головой.
– Совсем нет. Достаточно знания психологии и жизненного опыта.
От этого самоуверенного заявления скепсис Петуньи немного сдал позиции, и где-то снизу робко проглянула надежда. Немного поколебавшись, она спросила:
– И что же, вы и мою проблему решить можете?
Серьезный и внимательный взгляд черных глаз заставил ее поежиться и почувствовать себя неуютно. Но после всего, что сегодня случилось, Петунья просто закусила удила и вернула взгляд, хоть ей и было не по себе. Как будто человек за барной стойкой был кем-то сверхъестественным.
Легкая улыбка тронула его губы, и он серьезно сказал:
– Раз уж вы оказались здесь, то я определенно помогу вам. В конце концов, «Рука помощи» для того и нужна.
Как самонадеянно, подумала Петунья и выпрямила спину.
– Тогда, прошу вас. Решите мою проблему.
Сказано это было сухо и вызывающе, подразумевая, что либо бармен ошибется с ее проблемой, либо никак не поможет ее решить. Да и что он может сделать? Сам сходить за нее на собеседование? Или дать денег, чтобы заплатить аренду за следующий месяц?
Бармен вновь окинул ее внимательным, долгим взглядом, и только чистое упрямство заставило Петунью сидеть смирно и не ежиться – его взгляд был почти физически ощутимым, он как будто просвечивал ее насквозь, как рентген. А потом он сказал:
– Ваша проблема, Петунья, вовсе не в том, что вас уволили, вам нечем платить за квартиру, а возвращаться в родительский дом – слишком сильно ударит по вашей гордости. – Петунья вздрогнула, как будто ей наотмашь залепили пощечину, и уставилась немигающими глазами на бармена. – И не в том, что вашей сестре досталось все то, чего вы, по вашему мнению, достойны больше нее.
Она открыла рот, что спросить, откуда, черт его дери, он знает, но из пересохшего разом горла не вырвалось ни звука, один только слабый, полузадушенный сип. Как будто в насмешку, в ее кружку долили молока.
– Самая главная ваша проблема, – он поднял руку и ткнул ей в лоб указательным пальцем, – это вы сама, Петунья. И то, с каким упорством вы закапываете саму себя в зависти к сестре и жадности к ее жизни, вместо того, чтобы разбираться в самой себе. Хотите, я расскажу, что вас ждет такими темпами?
Она дернула головой, что можно было расценить как кивок, поэтому он продолжил. И каждое его слово вонзалось раскаленной иголкой в возбужденный разум девушки:
– Лет эдак через пятьдесят вы обнаружите себя на смертном одре, обиженной и несчастной старой женщиной. Вся ваша жизнь будет впустую потрачена на нелюбимого и скучного мужа, а отведенные на вашу долю таланты уйдут на удовлетворение потребностей разбалованного сына. И, оглянувшись на прожитые годы, вы даже при встрече с Создателем не сможете сказать, что ваша жизнь стоила того. – Глядя на нее, он закончил без всякой жалости: – В конце концов, у вас не останется ни родителей, ни сестры, ни самой себя, только черная зависть, которая сожрет вас изнутри. Вот в чем ваша проблема, Петунья. А теперь, хотите ли вы, чтобы я помог вам?
Глава третья, в которой тетя Пэт пробует алкоголь, узнает, что роднит ее с таинственным барменом, а затем получает ту помощь, которая ей нужнее всего
Тишина в баре была практически оглушительной. Мерль бесшумно протирал стойку, и без того идеально чистую. Петунья, выслушав неприятную правду, тупо смотрела на отсветы светильников в поверхности полированного дерева. В голове крутились слова «вы сама себе проблема», и невольно вспомнились все те слова, что она кинула в лицо родителям, прежде чем покинула дом. В груди сжалось, а к глазам подкатили злые слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони.
– Как… – вырвалось у нее. – Откуда вы узнали?! – она вздернула голову и впилась требовательным взглядом в его лицо.
Он остался таким же невозмутимым и просто продолжил натирать стойку. Закончив, педантично расправил тряпку, убрал ее куда-то вниз и посмотрел на нее в ответ. От его непроницаемых черных глаз пробирало до костей, но Петунья славилась упрямством. Стиснув зубы, она не отвела взгляда, хоть и чувствовала, что вот-вот провалится в какую-то пустоту.
Потом он моргнул, и ощущение того, что ее просматривают насквозь, пропало.
– Да просто я тоже когда-то был бунтующим старшим сыном.
От неожиданности объяснения она вздрогнула и отвела взгляд. Потом снова посмотрела. Как ни крути, привлекательный мужчина за стойкой никак не тянул на бунтаря.
– Вы были? – явное недоверие, с каким она сказала эти слова, кажется, позабавило его.
Он улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой и какой-то саркастичной, как будто его лицо не привыкло выражать таких эмоций.
– Был, конечно. – Он взял себе натертый до прозрачности бокал и кинул в него несколько кубиков льда. Кубики зазвенели, соприкоснувшись с стеклянным дном, и этот звук напомнил Петунии перезвон первой весенней капели. Мерль снял с витрины позади себя одну из бутылок, откупорил ее и наполнил бокал на два пальца зеленой жидкостью. Петунья безотчетно потянула носом – в воздухе запахло свежей весенней листвой, самыми первыми нежными листочками и трепетными почками, что, не боясь еще не отступивших морозов, спешат навстречу солнцу. Отсалютовав Петунье бокалом, Мерль отпил глоток. – Правда, в отличие от вас, я был одарен куда больше моих родичей. Не было у них ни одного умения или таланта, в котором я не мог бы похвастаться более впечатляющими успехами.
Петунья озадаченно моргнула. В голове не складывалось. Она попробовала представить себе, что это она – волшебница, а не Лили, так неужто ей было бы против чего бунтовать? Когда вот, твоя мечта у тебя на ладони, разве может быть дело до чего-либо еще?
Хотя…
– Они вам завидовали? – осторожно предположила она. – Ваши родные?
Ответом ей был веселый смех.
– Завидовали? Создатель с вами, Петунья, скажете тоже. – Он отпил еще глоток своего зеленого напитка и прикрыл глаза, смакуя вкус. Он настолько откровенно наслаждался этим питьем, что Петунье на минуточку тоже захотелось попробовать. – Более того, даже тогда, когда я пал ниже самого низкого, и о делах, которые я сотворил, нельзя было говорить без омерзения, мой младший брат все еще любил меня. – Он покачал головой, словно удивляясь этому. – Тогда я не понимал этого и считал слабостью.
От этих слов ее сердце заныло. Ведь Лили тоже любила ее. Хоть и бывала временами невыносимой зазнайкой.
– А теперь? – нетерпеливо спросила она, но вместо ответа Мерль налил ей того же зеленого напитка и пододвинул. – Я…
Он хмыкнул.
– Я заметил, что вам тоже хочется. Попробуйте. Это домашняя настойка, она совсем не крепкая. Вполне подходящий напиток для благовоспитанной молодой леди, – в последних словах мелькнула легкая насмешка.
В другое время Петунья не поддалась бы на подначивание и отказалась. С детских лет она следила за тем, что говорит и делает, иначе, как говорила мама, она не будет принята в обществе. Но в этом странном баре, куда не зашел ни один посетитель, кроме нее, почему-то было легче легкого отодвинуть в сторону вбитые воспитанием принципы и взять в руку бокал. Он был весомо тяжелым, холодным и чуть влажным. Кусочки льда в изумрудно-зеленой настойке на просвет казались драгоценными камнями и перекатывались и позвякивали, стоило немного покачать бокал.
Поднеся бокал к носу, она принюхалась. Первое впечатление весенней зелени прошло, уступив аромату аниса и немного цитрусовым. Но аромат все равно нес в себе свежесть и легкость, как в детстве, когда для решения проблемы достаточно съесть любимую конфету или получить мамин поцелуй.
Решившись, Петунья сделала осторожный глоток. Губы и кончик языка обожгло, и они немного потеряли чувствительность, но потом жидкость прокатилась по всему языку и достигла гортани. Петунья проглотила и ахнула. Ее язык прямо сейчас переживал феерию вкуса – сладость и горечь, легкая кислинка и летняя терпкость, все смешалось в неповторимый и уникальный вкус.
– Как вам? – спросил Мерль. Он небрежно оперся спиной о витрину и, отпивая из своего бокала, внимательно смотрел на нее.
– Потрясающе вкусно! – Петунья даже удивилась, когда эти слова вырвались из ее рта. Обычно она сказала бы «неплохо» или даже «достойно», но чтобы вот так, по-простому… впрочем, зайдя в этот бар, она только и делает, что поступает и говорит не так, как надо. – Я почувствовала кислинку. Это ведь какой-то цитрус? И горечь. Похоже на полынь. Я угадала? Но вот главный ингредиент не могу узнать. Точно не анис. Чувствуется свежесть, как от мяты, но…
Мерль кивал на каждое ее предположение, а потом ответил:
– Это всего лишь эстрагон.
Петунья снова пригубила и покатала глоток на языке, смакуя вкус. На родительский кухне мама использовала, в основном, анис и фенхель. Эстрагона там не водилось. Не мудрено, что она не узнала.
– Его также называют «тархун». Впрочем, в обоих случаях значение одно – «дракончик».
– Интересно, почему, – пробормотала Петунья, чтобы поддержать беседу. Сама она смотрела на стакан в своей руке. Каким-то, не иначе как волшебным образом, напитка в нем стало вполовину меньше, чем было, и ледяные кубики торчали над поверхностью, как остров.
Мерль протянул ей зеленую веточку. У растения были узкие и длинные листики без черенков, некоторые раздваивались на конце, как языки змей, и от них исходил тот самый запах.
– Как можете видеть, листики похожи на языки драконов. Оттуда и пошло название.
– Вам нравятся драконы? – спросила Петунья, и поразилась, как мгновенно изменилось лицо бармена. На несколько мгновений оно смягчилось, и в нем проглянула нежность, с какой обычно матери смотрят на своих драгоценных детей, а затем вернулось прежнее выражение. Но Петунье было уже все ясно. – А я никогда не видела ни одного. Только на картинках в учебнике сестры.
– Вы таскали учебники у своей сестры-ведьмы? – с легким изумлением спросил бармен. Она покраснела и спряталась за полупустым бокалом. Затем он со всей серьезностью сказал: – Вы мне нравитесь, Петунья. Вашим поведением вы напоминаете мне меня самого. И мне хочется помочь вам, чтобы вы не пошли по той же дорожке. Поверьте, на ней нет ничего хорошего.
Настойка в бокале закончилась, и разговор приобрел серьезный тон. Петунья поставила бокал на стойку, подложив мизинец, чтобы не стукнуть слишком сильно.
Мерль забрал бокал и отправил его в мойку.
– Пусть мой бар и называется «Рука помощи» и я обязан помочь всякому, кого судьба приведет сюда, все же, не каждому я готов помочь от всего сердца. – Он слегка поклонился, прижав правую руку к груди. – Примете ли вы мою помощь, Петунья?
Петунья шмыгнула носом. К глазам снова подкатили слезы, с чего бы, спрашивается. Но в груди было тепло, и горько-сладкий вкус на языке вселял в нее небольшую надежду.
– Как вы можете мне помочь, мистер Кори? – спросила она, смахнув слезы. – Я не могу стать такой как моя сестра, даже если буду стараться. Я… – и она рассказала о той давнишней истории с письмом. О том, как невыносимо было видеть и слушать кривляние сестры и ее дружка, когда они нашли ответ Дамблдора в ее комнате, среди ее вещей. И как потом, каждый год она видела, как Лили возвращается из своей школы, и слушала ее рассказы о творимых там чудесах, и была вынуждена справляться с тем, как зависть своей когтистой лапой все сильнее и сильнее сжимала ее нутро. В конце концов, она не смогла больше сдерживаться и наговорила родителям и сестре много, очень много нехороших слов. – Ну и вот… меня уволили, выходного пособия не хватит, чтобы оплатить еще один месяц аренды, а вернуться к родителям… нет.
– Вам стыдно, и вам невыносимо просить прощения, потому что на самом деле вы не считаете себя полностью во всем виноватой, – озвучил ее мысли бармен, и она яростно кивнула. Он вздохнул. – Вы и в самом деле похожи на меня. Пусть масштабы несопоставимы, но я тоже когда-то очень сильно завидовал.
– Кому же?
Он криво усмехнулся.
– Нашему отцу. Он… он Творец, и из его рук вышли многие неповторимые вещи. И я с самого… хм, с самого начала хотел уметь точно так же. Отец говорил, что мне не хватает искры, таланта, но я не слушал. Я пытался. – Он развел руками. – Но все, что выходило из моих рук, в лучшем случае было поделками, в худшем – издевательством. – Во время этой речи его лицо помрачнело, и Петунье вдруг снова показалось, что он куда больше, чем простой, пусть и в чем-то магический, бармен. – В конце концов, я скатился до того, что захотел уничтожить все им созданное. Все, до чего мог дотянуться.
Петунья сглотнула и осторожно поинтересовалась:
– И что случилось?
Мерль ответил не сразу. Казалось, его захватили собственные тяжелые воспоминания, от которых на его лицо легли глубокие тени, изуродовав и исказив черты. На мгновение Петунье показалось, что она видит суровый, изможденный лик, увенчанный трехрогой короной, и расползающуюся во все стороны темнотуа, жадную и безжалостную. Она моргнула и видение исчезло.
Мерль провел ладонью по лицу, стирая с него давнишнюю боль, и будничным тоном ответил:
– Сперва меня наказали. Потом – помогли. И теперь я могу помочь вам, если вы, конечно, согласитесь. Вы согласны?
– Вы так и не ответили, в чем будет ваша помощь, – сказала прагматичная и трезвомыслящая часть Петуньи, в то время как ее авантюрной и любопытной половине до смерти хотелось узнать, каким же было наказание.
Он улыбнулся.
– Мне жаль, но таковы правила. Без вашего согласия я ничего не могу сделать. Но… могу вас заверить, что ничего непоправимого не произойдет. Через год, если вас не устроит моя помощь, вы сможете отказаться и вернуться к прежней жизни.
– И что, многие отказались?
Ответа не прозвучало. Мерль принялся намывать стаканы, как будто не слышал ее вопроса.
– Ну да, это, наверное, тайна, – пробормотала Петунья. Облизнула пересохшие губы. Полезла в сумочку в поисках бальзама для губ, и под руку ей подвернулся сперва конверт с жалким огрызком зарплаты, а потом газета с объявлениями. Лондону по-прежнему требовались медсестры и официантки, а ту вакансию в магазине, наверное, уже закрыли. Надо было сразу туда идти, а не сидеть в баре.
Могло показаться, что Петунья уговаривает себя согласиться на авантюру, но на самом деле глубоко внутри нее маленькая девочка, которая хотела учиться магии, проснулась и, моментально приняв решение, с нетерпением ждала своего волшебного приключения. Противиться ей было решительно невозможно, и Петунья, капитулировав, сказала:
– Я согласна, чтобы вы помогли мне.
Мерль протянул ей руку для рукопожатия. Петунья осторожно вложила свою ладонь в его и охнула от силы пожатия.
– С некоторых пор смертные нравятся мне куда больше, чем Первые Дети, – непонятно сказал он и довольно улыбнулся. – В вас больше потенциала, и почти идеально подходите мне. – Петунья моргала и растерянно улыбалась, не зная, как реагировать на эти слова. Он нагнулся, доставая что-то из ящика под стойкой, и затем вложил ей в руку две вещи: прямоугольный кусок картона и большой старый ключ. – Вот вам первая моя помощь: крыша над головой и работа. Может, не так престижно, как место машинистки в офисе, но не в вашем случае перебирать, верно?
Петунья растерянно посмотрела на картон. Это оказался билет на автобус. Сверху был написан номер маршрута – 379-1, а чуть ниже место назначения.
– Город Раздол? Одинокие земли?
– Немного более одинокие, чем были когда-то, да, – подтвердил Мерль. – Но не волнуйтесь, Петунья, место весьма приятное. Не опаздывайте на автобус. Рейс, к сожалению, не регулярный. И как выйдете из автобуса, до забора и направо. Всего хорошего.
автор не настаивает, но комментарии приветствуются ))
Глава четвертая, в которой тетя Пэт сперва немного паникует, но потом берет себя в руки и прощается с Лондоном
Миссис Лоуренс, квартирная хозяйка, медленно обходила квартирку и зорким, придирчивым взглядом сканировала ее состояние. На свое сухое лицо она заранее нацепила недовольное выражение, чтобы было сподручнее ругать бестолковую жиличку, но чем больше проверяла, тем скорее выражение ее лица сменялось на кисло-довольное.
Петунья ждала в коридоре. У ее ног стоял небольшой саквояж, куда поместились все ее невеликие пожитки. В сумочке лежали старый ржавый ключ и билет на автобус. Голова немного шла кругом от того, с какой головокружительной скоростью ее размеренная, продуманная жизнь поменяла свой вектор, но внутренне она была готова принять то, что было уготовлено.
Вчера утром ее внезапно уволили с мизерным выходным пособием, и будущее, которое она успела для себя распланировать, рухнуло с ужасным грохотом. В этом, несбывшемся теперь, будущем, у нее был надежный, крепко стоящий на своих ногах муж, двухэтажный домик с палисадником в пригороде, машина, не новая, но вполне достойная, и двое прелестных ребятишек. Сейчас же дом лежал в руинах, остов машины ржавел посреди поросшего сорняками палисадника, а чудесный муж ушел к другой девушке, которая и родила ему тех самых двоих ребятишек.
Затем она поспешила как можно скорее найти новую работу – даже согласилась на место продавщицы! – но из желания сохранить свои невеликие финансы отправилась на собеседование пешком, в результате чего заблудилась, оказалась в каком-то странном баре и конечно же не попала ни на какое собеседование.
Вот только этот бар – и бармен в нем – оказались самым лучшим в ее невеликой жизни взаимодействием с волшебством. Мистер Кори, хоть и отнекивался, явно был волшебником, причем не из слабых. Кто еще, как не великий маг, смог бы заглянуть прямиком ей в душу и так точно определить, чего же на самом деле хочет Петунья? А какую восхитительную наливку ей удалось попробовать…
От воспоминаний о горьковатой сладости с нотками цитрусовых язык чуть-чуть защипало, и губы сами собой растянулись в блаженной улыбке. Мистер Кори сказал, что обязательно подарит ей бутылочку, как только будет подходящий повод. Петунья была намерена дать ему столько поводов, сколько потребуется.
Громкое «кхе-кхе» привлекло ее внимание. Петунья встрепенулась, заметила, что миссис Лоуренс смотрит на нее своим фирменным пронзительным взглядом, и моментально убрала с лица улыбку.
– Все в порядке, миссис Лоуренс? – вежливо спросила она для порядка.
Конечно же, все было в порядке.
Вчера, едва ее выставили из бара, Петунья поспешила домой, и уже дома обнаружила, что, несмотря на то, как долго длились их задушевные разговоры, времени прошло – может быть всего пара минут? Сперва ее это озадачило, но потом она вспомнила. Лили рассказывала, что волшебники могут зачаровать комнату так, чтобы она была больше, чем должна быть. А в легендах про эльфов часто встречался сюжет, как человек пировал с волшебными созданиями ночь напролет, а потом обнаруживал, что на самом деле прошло лет сто, и все его знакомые умерли. А с ней произошло – ровно наоборот.
Найдя объяснение произошедшему, Петунья успокоилась. Она заварила себе чаю и, устроившись на кухне, смаковала напиток и глядела в окно. Люди снаружи спешили по своим делам, середина недели же, и было так непривычно ничего не делать и никуда не спешить. Петунья никогда не позволяла себе бездельничать. Но это оказалось неожиданно приятно.
Закончив с чаем, она спустилась вниз и позвонила от консьержа квартирной хозяйке. Та не была счастлива узнать, что Петунья съезжает, причем уже завтра, но согласилась изменить свои планы и с утра забрать ключи. После этого звонка пути назад не было, и Петунья принялась за сборы и уборку. За целый день она навела такую чистоту, какой, наверное, в этой квартире не было даже в момент въезда первых жильцов. Благодаря уборке она отложила мысли о будущем, и они нагнали ее только вечером, когда пришла пора ложиться спать.
Сперва она испугалась. До нее вдруг дошло и пыльным мешком прихлопнуло, что ее уволили, она съезжает, и вдобавок она позволила какому-то ненормальному навешать ей лапши на уши! В Англии ведь нет никаких, как их там, Одиноких земель. Как нет и города с названием Раздол. Наверное.
Испуганная, Петунья заметалась, как мечется мотылек, попавший в плафон лампы, потом цапнула сумочку, выхватила из нее полученные от бармена вещи и остановилась посреди комнаты.
Картонный билет и ржавый ключ были материальны и осязаемы. Шероховатая поверхность картона и холодная весомость ключа успокоили ее, мгновенно уняв страх и панику. Петунья села в кресло и уставилась на эти вещи, наконец-то найдя время тщательно их рассмотреть.
Ключ был длиной примерно чуть больше ее ладони. На крупной круглой головке с двух сторон было выбито какое-то изображение. Петунья потерла ключ большим пальцем, стирая ржавчину, и на потемневшем от времени металле проступило изображение распахнутой драконьей пасти, обрамленной с двух сторон перепончатыми крыльями. Гравировку было плохо видно, и Петунья поднесла ключ к лампе. Поворачивая ключ то одной стороной, то другой, она рассмотрела дракона как следует. У него было грозное выражение морды, как бы глупо это ни звучало, а углубление глаза под светом лампы даже сверкало, как настоящий глаз. Шейка ключа была ровной и без украшений. Отходящая от нее в сторону бородка напоминала своей формой вилы или, повернув ключ другой стороной, Петунья вдруг увидела в бородке трехрогую корону, что привиделась ей в баре. Там даже были проверчены три небольших отверстия, ровно в тех местах, где на короне сияли невиданным светом самоцветы.
С другой стороны, билет был более обыденным. Он представлял собой светлый кусок картона размером в половину десятифунтовой банкноты. С лицевой стороны он был глянцевый, с обратной – шершавый и более темного цвета. В верхней части был крупно напечатан номер автобуса, под ним – название конечной остановки, тот самый город «Раздол», и еще чуть ниже значилось время отправления, которое Петунья прежде не замечала. Если верить информации на билете, рейсов было несколько. Самый ранний отправлялся в девять утра, следующий – только через три часа.
Петунья, мысленно прикинув, сколько времени потребуется на то, чтобы сдать квартиру хозяйке, решила, что оставшегося времени вполне хватит, чтобы добраться до автовокзала и успеть на следующий автобус.
Успокоенная, она убрала билет и ключ обратно в сумочку. Сумочку поставила на тумбу у изголовья, выключила свет и легла спать.
Несмотря на то, каким суматошным выдался день, уснула она легко и быстро. Ей снилось, что она оказалась в лесу. Ее окружали высокие мощные деревья, сквозь их кроны спускались солнечные лучи. Под ее ногами среди травы и подлеска проступали очертания древней, мощеной белым камнем дороги. Дорога уводила вглубь леса. Петунья шла по ней, осторожно ступая по немногим оставшимся камням, и чем дальше уходила, тем яснее видела проступающие между деревьев остатки каких-то строений. Остановившись, она залюбовалась одним, наиболее уцелевшим домом. Он был похож на сказочный дворец с колоннами и крытой верандой, покатой крышей и большими окнами с резными ставнями. С трудом оторвав взгляд от руин, Петунья пошла дальше, и вскоре до ее слуха донесся шум реки. Она вдруг вышла из леса и оказалась на краю обрыва. С опаской подойдя к краю, наклонилась и далеко-далеко внизу, так далеко, что голова закружилась, увидела речной поток. Вода бежала по камням, взбивая белопенные буруны, такие крутые и высокие, что, казалось, среди вод бегут белоснежные скакуны.
Некстати прозвучавший за окном протяжный автомобильный гудок спугнул сон. Петунья беспокойно заворочалась, но волшебное видение уже исчезло, и вскоре изгладилось из памяти, оставив по себе лишь смутное ощущение чего-то чудесного и давно исчезнувшего.
Проснувшись утром, Петунья немного полежала, слушая звуки просыпающегося города. Ей казалось, что она забыла что-то важное, но, как ни старалась, так и не смогла вспомнить ничего. Решив, что это был лишь ничего не значащий сон, она поднялась.
Сегодня был ее последний день в этой квартире. Она жила здесь уже больше полгода, с того самого дня, как уехала из Коукворта вперед, в новую, более лучшую жизнь, и оттого становилось немного грустно. Не торопясь, она приготовила завтрак и сварила кофе. Сервировав столик у окна, как вчера, также неторопливо позавтракала, надеясь, что горячая пища немного успокоит снова воспрявшую нервозность.
Завтрак навел на мысль, что ей совсем не известно, сколько ехать до Раздола, и Петунья сочла за лучшее приготовить какой-нибудь перекус. Из остатков хлеба, ветчины и сыра она соорудила сендвичи в дорогу, добавила к ним парочку вареных яиц, начатую пачку крекеров и большое яблоко. Заварила чай в маленьком термосе. Затем она хорошенько перетряхнула кухню, остатки молока вылила, а бутылки выставила за дверь – кто-нибудь из соседских детей непременно заберет их, чтобы сдать и получить пару шиллингов на сладости. Початая пачка овсянки, фунт муки, сахар и соль отправились в саквояж. Чтобы их уместить, пришлось хорошенько примять остальные вещи. Но Петунья не собиралась жаловаться, что ее любимое платье или блузка помнутся. У нее было ощущение, что на ферме вряд ли ее ждет горячий ужин, а, значит, еда ей пригодится в любом случае.
До прихода миссис Лоуренс она успела оббежать всю квартирку и навести окончательный лоск. И, когда ровно в восемь в дверь позвонили, встретила хозяйку окончательно готовая к отъезду.
Миссис Лоуренс с порога окатила ее суровым взглядом, сухо поздоровалась и сразу же прошла в комнату. Петунья терпеливо ждала, следя за тем, как стрелки часов постепенно сдвигаются к девяти часам.
В конце концов предельно внимательная инспекция подошла к концу. По лицу миссис Лоуренс, если на то не было ее желания, никак нельзя было прочитать ее настроения, но Петунья отчего-то была уверена, что все в порядке. И не ошиблась.
– Весьма жаль с вами расставаться, мисс Эванс, – чопорно произнесла миссис Лоуренс так, как будто слова эти были наивысшей похвалой. Ну, в какой-то степени так оно и было. Она запустила руку в свой ридикюль и зашарила в нем, как будто это была бездонная магическая сумочка – Лили вздыхала и копила себе на такую, – а потом выудила из него конверт. – Я решила вернуть вам часть залога. Хотя с вашей стороны довольно безответственно покидать меня так неожиданно и без заблаговременного предупреждения.
– Мне очень жаль, мэм, – стараясь хоть немного сделать виноватым голос, пробормотала Петунья. Она взяла конверт и, не заглядывая, сунула в сумочку. – Некоторые обстоятельства… ну, вы понимаете…
Она кинула последний взгляд на квартиру, подхватила свой саквояж и вышла. Следом за ней вышла миссис Лоуренс и зазвенела ключами, закрывая замки. В то же время она негромко ворчала о том, что теперь ей придется искать новых жильцов и, может быть, даже давать объявление в газету! А вы только подумайте, какие это расходы. Кто знает, сколько жилье будет простаивать? Всяко спокойнее, когда есть жилец. Но даже если есть, кто знает, каким он окажется? Вдруг – какой не очень приличный человек?
Петунья бросила быстрый взгляд на наручные часики. Почти девять, без каких-то там пяти минут.
Миссис Лоуренс закончила возиться с ключами и, величественно, что сама королева, кивнув вежливо ожидающей ее девушке, пошла вниз по лестнице.
Внизу Петунья попрощалась с консьержем и прикрепила на доске объявлений небольшую записку со словами прощания и добрыми пожеланиями, адресованным другим жильцам. Поправила шляпку, глядя на себя в висящее тут же, в холле, зеркало.
– Куда вы теперь, мисс Эванс? – полюбопытствовала миссис Лоуренс. Независимо от того, насколько она была расстроена освободившейся квартирой, любопытство ее не покинуло.
– Решила сменить обстановку, – как можно более любезно ответила Петунья и направилась к двери. Миссис Лоуренс последовала за ней. – Мне кажется, воздух Лондона не очень мне подходит. Поеду пока в деревню, отдохну на природе, и решу, что делать дальше.
Они вышли на улицу, в сырой и промозглый февральский воздух, и назойливый ветер тут же попробовал залезть под их пальто.
– Спасибо за вашу заботу, миссис Лоуренс, – делать вежливый книксен с саквояжем и сумочкой было не очень удобно, но она справилась. – Мне пора спешить на автобус.
Минутная стрелка больших часов, что висели на стене дома через улицу, сдвинулась, перемещаясь на двенадцать, а часовая – на девять, и рядом с Петуньей, аккурат напротив подъезда, из которого она только что вышла, остановился дилижанс.
Сверху над дверью был выведен номер «379-1».
Отредактировано (2024-04-26 21:46:26)
Привет, анон, мне очень нравится, как ты пишешь!
Я зашла посмотреть на Петунью в Стардью, а оно оказалось и без Стардью очень хорошо.
(Но Стардью всё ещё с нетерпением жду)
вскоре изгладилось из памяти, оставив по себе лишь смутное ощущение
После себя?
Отредактировано (2024-04-27 17:38:58)
ай, мой первый комментарий!
Я зашла посмотреть на Петунью в Стардью
оно скоро. вот уже пишется ))
сорри, на правки пока времени нет, но за поиски ошибок и неточностей спасибо!
Глава пятая, в которой тетя Пэт, наконец, отправляется в свое собственное волшебное путешествие
если при прочтении вам почудились вайбы Хроник Ехо, то вам не почудилось )
Дилижанс появился из ниоткуда. Взяться ему на лондонской улочке было неоткуда, только соткаться из воздуха, но вот он – большой, темно-красный с желтыми колесами, как будто выехал прямо из свежего вестерна.
Это и есть обещанный автобус?
Честно говоря, будь обещанный транспорт именно автобусом, Петунья ничуть не удивилась бы его внезапному появлению. В брошюре для магглорожденных, которую приобрели для Лили в Косом вместе с учебниками для первого курса, в перечне доступных видов транспорта наряду с каминами и метлами упоминался и волшебный автобус. «Темный рыцарь» или как-то так? На фотографии, которой была проиллюстрирована брошюра, и в самом деле был автобус. Посмотреть со стороны – так ничем не отличается от своих неволшебных собратьев. Как и Хогвартс-экспресс. Но это…
Петунья запрокинула голову и оглядела свой транспорт. Дилижанс стоял перед ней, будто ждал, когда она сядет внутрь. Его темно-красные бока влажно блестели от брызг растаявшего снега с дороги, неостекленные окна были забраны кожаными шторами. Место кучера было пусто, ведь не было лошадей, которым полагалось тянуть дилижанс. Привстав на цыпочки, Петунья попыталась рассмотреть крышу, но убедилась только в наличии небольших перилец, призванных, видимо, не дать сверзиться наземь тем, кто ехал наверху.
Она осторожно протянула руку к ручке дверцы. Потом спохватилась.
– Мне пора, мадам, – она повернулась к бывшей своей арендодательнице и осеклась. Миссис Лоуренс, что вышла на улице вместе с ней, рядом не было. Оглядевшись, Петунья заметила ее впереди. Женщина медленно шла по улице, с каждым шагом все удаляясь. Это было странно. Миссис Лоуренс была очень придирчива к правилам и этикету. Она ни за что не ушла бы, не сказав хотя бы формального «до встречи». А значит…
Только теперь Петунья осознала, что, как только перед нею появился дилижанс, она оказалась как будто в пузыре невидимости. Прохожие шли мимо, не обращая внимания ни на нее, ни на ее диковинный транспорт. В противном случае, тут уже собралась бы целая толпа поглазеть на настоящий экипаж от Уэллс Фарго.
Наверное, ей должно было стать спокойнее, что никто не обратит внимания, если она облажается. Но, подумав только, что никто не увидит, как она уезжает неведомо куда, Петунья вдруг ощутила страх. Чувствовали ли такой страх родители, когда Лили каждый год уезжала туда, куда они ни за что не смогли бы за ней последовать?
От страха ее тело как будто закоченело, и Петунья замерла с поднятой рукой, готовая открыть дверцу. Дилижанс ждал ее. Кто знает, есть ли кто внутри. Сквозь окна, закрытые кожаными шторами, нельзя было разглядеть совершенно ничего.
В ушах шумно стучала кровь, заглушая все прочие звуки, мир вокруг жил своей жизнью, а Петунья оставалась в стороне. Постепенно сквозь шум стали проступать другие звуки: сигналы автомобилей, разговоры прохожих, крики разносчика газет и звон велосипедного звонка. Донесся свежий запах приближающейся весны, и неожиданно теплый ветер ласково погладил ее по щеке. Как будто мир обычных людей, никак не связанных ни с каким волшебством, просил ее вернуться, не хотел отпускать.
Внезапно она поняла, что может двигаться. Страх немного ослабил свою хватку, давая ей шанс. Достаточно сделать один шаг назад – Петунья вдруг поняла это совершенно четко, как будто кто-то сказал ей об этом, – и дилижанс уедет, билет и ключ в ее сумочке станут бесполезны, и она сможет вернуться к своей прежней, понятной жизни. Постепенно она забудет об этом, и только однажды, наткнувшись в поисках чего-то на старый ржавый ключ с драконом, удивится, потому что иметь такую вещь совсем не в духе Петуньи Эванс.
Всего один шаг. Всего один.
Она уже готова была сделать этот шаг и только смотрела на закрытую дверь дилижанса, пытаясь запомнить ее до мельчайших подробностей – как только шаг будет сделан, ничего более волшебного в ее жизни более не будет, – как заметила на этой самой двери, прямо под окном, забранным шторой, какой-то рисунок. Рисунок едва проступал из-под дорожной грязи, налипшей на темно-красные бока экипажа, и догадаться, что нам нем изображено, было решительно невозможно.
– Я только посмотрю, – сказала она самой себе, или же тому, кто нашептывал ей сделать шаг назад.
И сделала шаг вперед.
Она успела удивиться тому, как легко он дался, но рисунок манил ее сильнее. Петунья вытащила из кармана носовой платок и тщательно обмахнула дверцу дилижанса от грязного снега. Несколько взмахов и грязный платок спустя из-под дорожной грязи проступила аэрография. На ней узкая горная тропка меж двух отвесных скальных утесов переходила в вымощенную белоснежным камнем дорожку, а потом – в изящный мост без перил, ведущий прямиком в зеленую и прекрасную долину, посреди которой, прямо над рекой и водопадом раскинулся сказочный дворец… рисунок был выполнен так живо, что Петунья на мгновение даже почувствовала дуновение теплого ветра и услышала пение нездешних птиц. Из ее груди вырвался восхищенный вздох, и чудесное видение пропало.
Петунья вновь оказалась посреди промозглого февраля, под низким серым небом, и голоса пешеходов, перемешанные с сигналами автомобилей, прозвучали слишком грубо для ее слуха, который мгновение назад наслаждался птичьими трелями.
Теперь она смотрела на дилижанс совершенно другими глазами. Он увезет ее, и никто не увидит куда и зачем? Что ж, прекрасно. И если потом она пожалеет, то, по крайней мере, у нее будет свое волшебное приключение.
Не поездка в волшебную школу на волшебном паровозе, но тоже ничего.
Петунья сунула грязный платок в карман пальто и потянула за ручку. Дверца дилижанса открылась легко и беззвучно, вслед за нею под ноги девушке опустилась складная лесенка. Крепко ухватившись за поручень, Петунья поднялась по ступенькам и вошла в салон.
Она была единственным пассажиром.
По сравнению с современными автобусами внутри было тесно. Серый февральский свет, пробивающийся сквозь щели в кожаных шторках, освещали три ряда мест – по три у задней и передней стенки и три сиденья без спинок по середине. Петунья огляделась, ища, куда бы пристроить свой багаж, но места между сиденьями было не так много. В конце концов она решила, что пока не будет церемониться и поставила саквояж на сиденья напротив. Сама заняла ряд у задней стенки, чтобы ехать лицом вперед.
Когда в дилижанс подсядут другие пассажиры, она подумает, куда убрать свои вещи.
Стоило ей усесться, как лесенка поднялась, складываясь внутрь салона, дверца закрылась. Корпус дилижанса задрожал, напугав Петунью, и затем экипаж тронулся с места.
Она торопливо отвязала штору, даже не поморщившись, когда холодный ветер ворвался в незастекленное окно и ударил ей прямо в лицо. С восторгом, похожим на восторг ребенка, едущим на чудесной карусели, Петунья глядела на проезжающие за окном дома и автомобили. Дилижанс, никем не управляемый и никем не влекомый, катился по улице, явно магическим образом не сталкиваясь ни с кем, и никто, ни одна живая душа не обращала на него внимания.
Охваченная возбуждением и детской радостью, Петунья весело рассмеялась. Она даже высунулась в окно, чтобы получше рассмотреть людей и машины на улицах, махала им рукой, кричала что-то, наслаждаясь своей невидимостью и безнаказанностью. Хотя витрины магазинов честно отражали и ее саму, и ее транспорт, казалось, это отражение было видимо только ей одной.
Вскоре дилижанс вырвался из улиц Лондона и покатил все дальше и дальше от него. Петунья быстро замерзла и поспешила закрыть окно шторой. Увы, шторы эти оказались плохой защитой. Встречный ветер все равно находил себе лазейку, и внутри было едва ли теплее, чем снаружи. В итоге Петунья забилась в угол, подняв воротник и спрятав руки подмышками, чтобы хоть как-то согреться. Постепенно, утомленная собственными эмоциями и убаюканная мягкой качкой экипажа, она задремала.
Проснулась Петунья от того, что экипаж тряхнуло немного сильнее, вероятно оттого, что колесо налетело на камень. Внутри было так темно, что она едва могла разглядеть собственные руки, даже поднеся их прямо к глазам. И еще по-прежнему было холодно.
Ежась, Петунья натянула перчатки, вспомнив про них только сейчас, на ощупь подползла к ближайшему окну и отогнула штору.
Снаружи было темно, только чуть впереди, то выглядывая, то снова прячась, покачивался в такт движению фонарь. Его слабый свет ничего не освещал, но при взгляде на него Петунье стало спокойнее.
Она спряталась обратно в экипаж и задумалась, чем же занять себя. Спать не хотелось. Несмотря на то, что обычно в транспорте ей совершенно не спалось, в этом чудесном экипаже она выспалась так, как не получалось в родной кровати, и сейчас была невероятно бодра и полна сил и энергии.
В поисках чем себя занять, Петунья также ощупью полезла в саквояж. Вытащила и съела одно за другим два яйца, потом – сендвич. Запила парой глотков теплого чая из термоса. А потом нащупала фонарик.
С фонариком в свое время вышла история. Не смешная, а скорее немного грустная. Фонарик – небольшую стеклянную баночку, внутри которой горел и не гас маленький синий огонечек, – ей подарила Лили. В качестве извинений за ту давнюю историю с письмом, которое они со Снейпом выкрали и прочитали. Точнее, они этого не обговаривали, но это подразумевалось. Сперва фонарик стоял у Петуньи на тумбочке, и она любила глядеть на него перед сном. Потом отношения с сестрой становились все хуже и хуже, так что подарок отправился в шкаф, к тем вещам, что выбросить жалко, а глядеть на них больше сил нет. Когда Петунья покидала родительский дом, то машинально захватила его с остальными памятными вещицами, а вчера, при сборах, педантично уложила в багаж.
Она осторожно развернула плотную упаковочную бумагу, в которую был обернут подарок, и маленький синий огонек осветил нутро экипажа. За годы, что прошли с момента вручения подарка, огонек ничуть не изменился. Как будто ему даже не нужен был кислород, чтобы гореть. Живя своей непостижимой жизнью внутри баночки, он то колыхался, как будто от дуновения ветра, то стоял ровно, как пламя свечей в церкви.
Петунья аккуратно уместила баночку поверх саквояжа так, чтобы ненароком не опрокинулась, и уставилась на огонек. Со светом стало веселее и даже как будто самую чуточку теплее.
Волшебный дилижанс продолжал мчать сквозь ночь к неведомым Одиноким Землям. Сколько бы Петунья ни ждала, он так ни разу и не остановился, и никто посторонний не присоединился к ней в этой поездке.
С одной стороны она чувствовала облегчение, с другой – тревогу. Насколько одиноки те земли, что никто не едет в ту сторону, кроме нее?
Мысли о возможных попутчиках отвлекали ее от других, более интимных. Например, предусмотрены ли маршрутом санитарные остановки, и что ей делать, если вдруг нет, а у нее будет потребность? Но как ни прислушивалась она к своему организму, те несколько глотков, которые она себе позволила, не вызывали у нее никаких позывов. Вскоре, проголодавшись, Петунья отважилась сделать еще пару глотков – сендвичи оказались суховаты.
К счастью, до самого конца поездки собственный организм проблем ей не доставил.
Петунья снова задремала, когда дилижанс вдруг резко повернул, отчего она впечаталась в стену экипажа, а потом остановился. Пока Петунья поднималась и пыталась сообразить, что происходит, дверь открылась, впуская внутрь дневной свет и пение птиц.
– А? Я приехала? – растерянно проговорила Петунья.
Разумеется, ей никто не ответил. Но что-то мягко подтолкнуло ее, побуждая встать. Петунья встрепенулась, на скорую руку запихнула в саквояж те немногие вещи, которые вытащила в поездке, подхватила его и, путаясь в ногах, поспешила к выходу. Схватившись за поручень, она уже собралась выйти, как посмотрела на улицу и обомлела.
Снаружи была весна.
Глава шестая, в которой тетя Пэт приезжает на ферму и начинает новую, ранее незапланированную, главу своей жизни
а вот и Стардью. автор выбрал ферму с чудовищами.
– С ума сойти, – прошептала она, как будто боялась, что громкий голос вспугнет нечаянное видение.
Дилижанс стоял на обочине, у остановки, обозначенной несколькими каменными плитами, уложенными в ряд, а за ними, сколько хватало глаз, земля была покрыта яркой зеленой травой и пышными кустарниками, а в кронах деревьев пели птицы. Небо было не по-английски ясным и голубым, и яркое желтое солнце радостно светило во всю свою мощь.
Петунья на всякий случай ущипнула себя за руку. Было больно. Потом зажмурилась и подождала немного с закрытыми глазами, стараясь не отвлекаться на шепот трав и пение птиц. Когда решила, что достаточно, то приоткрыла один глаз, внутренне готовая к тому, что прекрасная весна исчезнет, сменившись промозглой опостылевшей зимой, но нет. Картина перед нею не изменилась.
Забыв все свои волнения, Петунья подхватила саквояж и торопливо спустилась по лесенке наружу. Налетевший теплый ветерок ласково погладил ее щеки и игриво поиграл выбившимися из-под шляпки волосами. Петунья сделала несколько шагов, оглядываясь. Все вокруг сияло яркими чистыми красками, как будто она попала в детский рисунок, и становилось совершенно ясным, что…
– Это точно не Англия, – восторженно сказала она, и звук ее голоса вспугнул птиц. Небольшая стайка снялась с ветвей, шумно трепеща крылышками и оглашая окрестности громкими жалобами, и полетели прочь.
Минутная тревожная мысль, как отсюда возвращаться, заставила ее оглянуться на дилижанс. Волшебный экипаж, примчавший ее сюда, стоял позади пустой и недвижимый. Не горел фонарь рядом с местом кучера, лестница осталась в разложенном состоянии, а дверь – открытой. Весь вид его наводил на мысли, что он выполнил свою задачу, привезя Петунью сюда, и больше никуда не поедет.
Он выглядел даже немного печально, как лошадь, стоящая в стойле и мечтающая пуститься вскачь по дороге, и Петунья, удивляясь самой себе, протянула руку и ласково погладила темно-красный бок.
– Спасибо, что привез меня, – немного стеснительно сказала она, обращаясь к экипажу, – Мы еще с тобой покатаемся, обещаю, – и почти не удивилась, когда под ее рукой по нему пробежала дрожь.
– Мне пора! – весело крикнула она и поспешила по тропинке, ведущей ее вперед, точно так, как напутствовал мистер Кори – от автобуса прямо и направо.
Тропинка переходила в хорошо утоптанную проселочную дорогу, и в месте, где они пересекались, стоял столб с указателями. На одном, повернутом в право, было написано «Ферма». На втором, указывающем в противоположную сторону, – «город Раздол».
Увы, от указателя ни города, ни фермы было не разглядеть. Все, что можно было бы увидеть, терялось среди поросших зеленью холмов.
– Оставим город на потом, – быстро шагая в сторону фермы, деловито сказала самой себе Петунья. – Он никуда не убежит, а я немного устала после дороги. – За те полгода, что она жила одна, у нее выработалась привычка говорить с самой собой. Человек со стороны сказал бы, что ей одиноко, но не такова была Петунья, чтобы открываться посторонним.
Ну, не считая мистера Кори, но они ведь, можно сказать, уже знакомы?
– Первым делом, – продолжила она строить вслух планы, – нужно будет помыться и позавтракать. Надеюсь, там есть вода. Ну, это же ферма, так что, наверное, колодец точно есть… ой.
Холмы впереди расступились, и Петунья увидела ворота.
Ну, как ворота. Два плохо обтесанных бревна, вкопанных вертикально, и сверху третье, лежащее на обрубках ветвей слегка кривовато. По обе стороны от этой конструкции рос густой кустарник, и, на первый взгляд, в его стене не было ни одной бреши.
Когда Петунья подошла ближе, заметила справа прибитую к вертикальному бревну табличку. Сверху было точно слово «ферма», а вот нижняя надпись была наполовину стерта, и она не смогла разобрать, как же это место называлось раньше.
– Мда, – только и сказала Петунья, обозревая сквозь арку из бревен свои новые владения. Если бы не живая изгородь и это вот сооружение, то она бы даже не сказала, что где-то тут есть ферма. Что по это сторону от ворот, что по ту – пространство густо запросло травой, кустарниками и деревьями. Так густо, что за ними не было видно дома, который ей обещали.
Она достала из сумочки ключ-дракон и посмотрела на него.
– Что же ты должен открывать, приятель? – спросила она у ключа. – Ворот тут нет. Может быть, дверь дома? – но ключ ничего не ответил. Возможно, она ему не нравилась. Петунья убрала ключ обратно и сказала, глядя на раскинувшееся перед ней безобразие: – Я надеюсь, у дома есть дверь. – Подумав, добавила: – А у двери есть дом. На меньшее я не согласна.
Конечно, ей никто не ответил. Да и кто мог тут быть? Одинокие земли, похоже, не так просто звались Одинокими.
Петунья посмотрела на небо. Когда-то давно, в детстве, папа научил ее определять время по солнцу. Солнце в этом чужом синем небе стояло достаточно высоко, чтобы заключить, что время близится к полудню. К тому же, в зимнем пальто становилось уже душно, и Петунья поспешила расстегнуть пуговицы и расслабить кольца шарфа, давая свежему воздуху овеять ее тело. Стало чуточку легче.
Перехватив поудобнее саквояж, Петунья решительно шагнула в арку и углубилась в заросли. Тропа, выныривающая среди зелени то тут, то там, не давала ей потерять направление, и вскоре среди зеленой поросли замаячил просвет. Петунья удвоила шаг и, наконец, вывалилась на пустое пространство.
– Так, – сказала она, глядя на открывшуюся ей картину.
Перед ней стоял дом. Нет, домик. У него были бревенчатые стены и крытая красной черепицей крыша. Одно окошко и дверь прямо посередине. Подобно указательному пальцу торчала сложенная из темного камня труба, намекая, что в доме должен быть камин. Слева от домика, примыкая к нему, была устроена поленница. Пространство вокруг же было усеяно камнями и ветвями, и даже всяческим мусором.
Одним своим видом новый дом Петуньи говорил, что легкой жизни ей ждать не стоит.
– Так, – повторила Петунья и направилась к домику.
Саквояж уже откровенно оттягивал руки, и она просто хотела поставить его хоть куда-нибудь, чтобы уже отдохнуть. И лишь отсутствие ворот и тяга к порядку не дали ей осуществить это намерение прямо на улице.
На двери висел большой амбарный замок, к которому так идеально подошел бы большой ржавый ключ. Какая удача, что один такой как раз завалялся у Петуньи в сумочке. Она вставила ключ-дракон в замочную скважину и налегла со всей силы. Замок сперва не поддавался, но потом ключ дрогнул, проскрежетал, дужка замка отщелкнулась, и замок тяжело упал на доски крыльца.
Дверь скрипнула несмазанными петлями, открываясь, и из-за нее вырвалось облако пыли, заставив новую хозяйку расчихаться.
Петунья дала помещению немного проверится. Просто оставила дверь распахнутой, бросила саквояж на крыльце, а сама отправилась немного прогуляться. Справа от домика, незамеченный ею раньше, стоял почтовый ящик. Совсем такой же, как у них дома. Петунья, любопытствуя, заглянула внутрь. В домашнем почтовом ящике всегда можно было найти газету или журнал, забытые родителями, в этом же было пусто. Чуть подальше стоял большой деревянный ларь с откидной крышкой. Петунья и в него заглянула, но он тоже был пуст.
Сделав большой круг по пространству вокруг домика, Петунья заметила, что местами зеленая изгородь сменялась вполне обычным деревянным забором, отделяющим земли фермы от окружающего леса. Вполне приятная глазу мирная, почти идиллическая пастораль. Вот только окна домика, выходящие на лес, почему-то были наглухо заколочены, и от этого факта Петунье стало немного тревожно.
Вскоре она запарилась и решила, что домик вполне готов к осмотру. Перекинув пальто через руку, она взбежала на крыльцо и осторожно заглянула внутрь.
– Мда, – сказала она снова, чувствуя, что ее словарный запас катастрофически резко уменьшился.
Хотя чего она ожидала. Ее ведь предупреждали.
Изнутри домик тоже не представлял ничего особенного. Он состоял ровно из одной большой комнаты, которая, видимо, должна была служить и спальней, и кухней, и столовой, и кабинетом. В правом углу, подальше от единственного окна, стояла односпальная кровать. У дальней стены справа был выложен большой камин, а слева стоял неожиданно телевизор. Петунья даже потерла глаза, но факт был фактом. Телевизор. А рядом с ним тумбочка с переносным фонарем. Оба окна на дальней от двери стене были заколочены так плотно, что сквозь доски внутрь не попадало ни лучика света.
А еще на всем лежал густой слой пыли.
Петунья аккуратно положила пальто на саквояж и переступила через порог. Оставляя в пыли следы своих ботиночек, она обошла комнату кругом, знакомясь и оценивая размеры предстоящей работы. В полумраке споткнулась о какие-то выступающие штуки и чуть не упала. Однако же, это оказался стол, поставленный почему-то на бок, столешницей к стене, и табурет. Находка Петунью порадовала. Наконец, слева от телевизора она обнаружила еще одну дверь, ведущую в небольшое помещение, устроенное прямо за поленницей. Сбегав за волшебным фонариком, Петунья сунула туда нос и нашла ведро, швабру, веник с совком, большую бадью, предназначенную исполнять роль ванны, и странное сооружение, похожее на трон, с круглой крышкой на сиденье.
У нее, конечно, закрались подозрения, что именно это за трон, но их следовало проверить. Задержав дыхание, она двумя пальцами откинула крышку и узрела под ней белоснежную фаянсовую чашу. Ну да, перед ней был унитаз. Похожий на те средневековые штуки, которые были нарисованы в книжках про замки. Снизу обязательно должна быть дверца, чтобы выносить горшок всякий раз, как сделаешь свои дела.
Тут Петунье потребовалось срочно сделать вдох, и она его сделала. Воздух был чуть затхлым, что немудрено при таком количестве пыли, но никаких других запахов, присущих уборным, не было.
– Все равно другого варианта нет, Тунья, – сказала Петунья самой себе и перестала заниматься дуракавалянием.
Она быстро переоделась в штаны и футболку, прямо на улице, стыдливо спрятавшись за открытой нараспашку дверью. Потом вернулась в кладовку и вынесла оттуда и ведро, и швабру, и веник с совком. На тряпки после некоторых раздумий было решено пустить рабочую юбку, и Петунья с мстительной радостью порвала ее на куски, представляя вместо нее начальника и ту курицу, что взяли на ее место.
Вооружившись веником и совком, Петунья в несколько заходов начисто вымела из домика пыль и прочий мусор, накопившийся за то время, что здесь никто не жил. В поисках мусорки или хотя бы места, где ее можно временно устроить, она наткнулась на небольшой пруд. Вода в нем была удивительно чистая и свежая, как будто на дне били ключи, постоянно обновляя воду.
Из этого-то прудика Петунья и натаскала воды, и вымыла не только полы, но и стены внутри и даже немного снаружи.
Уборка заняла весь остаток дня, до самого вечера.
Выплеснув остатки воды из ведра, Петунья со стоном разогнула спину и потянулась, разминая уставшее тело.
Как раз в этот момент в животе заурчало. Громко и требовательно. Желудок напоминал, что последний раз получал еду не далее как вчера, и больше работать впроголодь не согласен.
– Да-да, сейчас что-нибудь сообразим, – пробормотала Петунья.
Она бросила взгляд вокруг. В этом странном месте быстро темнело. Казалось, еще вот только сияло солнце, а вот оно уже почти спряталось за горизонтом, и на темном небе проступили звезды.
В зарослях, окружающих домик, раздался какой-то шорох, и Петунья, словно вспугнутый олень, вздрогнула и, отчего-то испугавшись, поспешила занести свои вещи и закрыть дверь. Только опустив в пазы большой, тяжелый засов, которым дверь была снабжена с внутренней стороны, она почувствовала себя в безопасности.
После тяжелого дня уборки домик больше не выглядел покинутым. Она поставила на место стул и придвинула к нему табурет. Под кроватью нашелся коврик, который замечательно украсил собой место перед телевизором. Конечно, после того, как Петунья зверски выбила из него пыль и как могла отстирала холодной водой без мыла.
Было темно; волшебный фонарик Лили был слишком мал, чтобы осветить даже такой небольшой домик целиком. Но в доме были переносной фонарь и камин. Фонарь Петунья зажгла с помощью спичек, захваченных из прошлой квартиры, и он добавил света ее скромному жилищу.
С камином, правда, вышло фиаско. Как она ни билась, сучья и ветки, которые она натаскала днем, собрав их по округе, отказывались гореть, пусть даже Петунья извела на них половину спичек из своего запаса. В конце концов, она махнула рукой. Пусть его. Разберется завтра. Хотя было немного жаль, что она не сможет вскипятить немного воды в котелке, найденном в кладовой.
Она разложила на столе остатки сендвичей, достала термос, чай в котором уже остыл, конечно, но все еще оставался чаем, и с удовольствием поужинала. От голода и усталости вкус нехитрой еды был почти что божественным, и спать Петунья ложилась полностью удовлетворенная: и желудочно, и эмоционально.
а вот и Стардью. автор выбрал ферму с чудовищами.
За что ты с Петуньей так жестоко...
Видела в теме Стардью твой вопрос по еду, поэтому пожелание: раскрой тему соли! А в идеале и прочих приправ.
раскрой тему соли! А в идеале и прочих приправ.
оу, я сам про них забыл ))) спасибо за напоминание.
ну нравится мне ферма с чудовищами )
Глава седьмая, в которой тетя Пэт сталкивается с некоторыми проблемами интимного характера, с блеском решает их, а потом неожиданно получает письмо
Раннему подъему поспособствовали три обстоятельства. Во-первых, механическое чудовище, зовущееся будильником, которое Петунья по старой привычке завела на шесть утра. Во-вторых, утренний холод, просочившийся под несколько одеял и пальто сверху, согнал сладкий сон, заставив Петунью недовольно ерзать в попытках согреться. И в-третьих… когда Петунья осознала третью причину, то, не обращая внимания на собачий холод в домике, пулей вылетела из-под одеяла и поскорее уместилась на шикарном троне в маленькой комнатке. Она терпела больше суток, с позавчера, когда села в дилижанс, и ее мочевой пузырь больше не собирался выносить такие мучения.
Под бурное журчание Петунья пыталась сообразить, куда же ей выносить горшок. Особенно, когда ей приспичит по большой нужде. А если вдруг несварение? И как бороться с запахами, которые неизбежно будут проникать в дом?
Лили как-то, посмеиваясь, поделилась с ней, что у волшебников до недавнего времени не было канализации. Мол, они делали все свои дела в ближайшем укромном углу, а потом просто уничтожали все следы с помощью магии. Тогда Петунья только смутилась и, поджав губы, сказала, что надеется, что ее сестра не скатится до такого свинства. Но прямо сейчас она могла только мечтать об унитазе, который сам собой избавляется от всего, что в него попало. И заодно – очищает воздух от посторонних запахов.
Эх, возможно, идея переехать в эту глушь уже не была такой уж хорошей. В конце концов, она приличная девушка, она имеет право на нормальный санузел!
Однако же… привстав с сидушки, она почувствовала, как легкий ветерок овеял ее ягодицы, а в комнатке вдруг запахло озоном. Петунья вздрогнула, резко натянула трусы и одновременно отпрыгнула от унитаза. И только потом заглянула внутрь, заранее сморщив нос. Но нет. Белоснежный фаянс ночной вазы был девственно чист, как будто не она только что осквернила его отходами своего организма. И ни единого следа, ни пятнышка, ни капельки.
У нее непроизвольно вырвалось уважительное «ого», и она даже поаплодировала тому кудеснику, который озаботился ее нуждами. Наверняка это был мистер Кори. Нужно будет сказать ему спасибо, но как-нибудь иносказательно, чтобы не поставить себя в неловкое положение.
Воодушевленная, Петунья подхватила ведро и поспешила к пруду. Тяжелый засов выходил из пазов медленно и как бы нехотя, но Петунья с ним справилась и распахнула дверь. Солнце сияло ярко и весело, по голубому небу плыли белоснежные облака. В воздухе, холодном и очень чистом, окружающая домик зелень смотрелась особенно отчетливо, а если посмотреть вдаль, то можно было разглядеть верхушки далеких холмов, поросшие лесом.
Трава была влажной от росы, отдельные капельки в лучах солнца сверкали как самоцветы. Петунья замочила ноги, пока пробиралась сквозь заросли к пруду. Время от времени ей попадались на глаза странные проплешины в траве, почти идеально круглые, расположенные друг за другом цепочкой. В середине ближайшего следа что-то влажно блестело, Петунья наклонилась рассмотреть, но ничего не поняла и бросила это.
Набирая воду, в пруду она заметила пару рыбок. Их гибкие серебристые тела мелькнули в глубине и тут же пропали из виду. Когда Петунья была маленькой девочкой, родители пару раз возили их в деревню. И дедушка, которого она помнила совсем смутно, учил их с сестрой ловить рыбу. Хотя это и было довольно давно, Петунья еще помнила, как правильно наживлять крючок и как подсекать рыбу. Может, если она повнимательнее пороется в кладовке, то вдруг найдет еще и удочку?
Вернувшись в домик, Петунья, морщась и ежась, обтерлась прямо холодной водой. Камин же пока еще не покорился ей, и нагреть воду было негде. На завтрак пошло одинокое яблоко, нашедшееся в саквояже, и остатки хлеба. Запив скудный завтрак остатками чая из термоса, Петунья переворошила саквояж еще раз, но больше ничего полезного не нашла.
Она пересчитала свои скромные финансы и решила, что чуть попозже сходит в город. Там наверняка должен быть магазин. Но попозже. Стрелки будильника показывали всего половину восьмого, слишком рано для любых магазинов. Особенно в глубинке.
Чтобы скрасить ожидание, Петунья перебрала вещи и заново уложила их в саквояж. Хранить их пока было негде. Потом застелила постель, прибрала скромные остатки провизии. Она посмотрела было на камин, но вспомнила, что в коробке осталось лишь половина спичек, и пока оставила эту идею. Возможно, в магазине она найдет какую-нибудь жидкость для розжига.
Больше делать было нечего – это ведь был крайне маленький и весьма скудно обставленный домик, – и сам собой ее интерес сосредоточился на телевизоре. Вчера у нее руки не дошли осмотреть его, а сегодня ей вдруг стало интересно – а куда он включается? Вдруг там есть розетка?
Телевизор был большой и громоздкий. Он стоял прямо на полу. Когда Петунья попробовала его передвинуть, то, сколько бы она ни старалась, он не сдвинулся ни на дюйм. Как будто его ножки вросли в пол. Тщательный осмотр пятнадцать минут спустя показал, что телевизор не просто никуда не включен, а у него вообще нет ни кабеля питания, ни розетки, куда он должен быть включен.
– Так зачем ты тут? – Петунья разогнулась и критически осмотрела прибор.
Выглядел он, конечно, как настоящий. Черный выпуклый экран был из настоящего стекла – она проверила, постучав, – под ним располагался ряд кнопок.
Наудачу, она щелкнула самой большой кнопкой, заключив, что это, вероятно, кнопка включения. И угадала. Телевизор тихонько загудел, и его экран засветился по краям, оставаясь в остальном темным. Петунья озадаченно оглядела его и заметила, что некоторые другие кнопки, поменьше, тоже светятся, и нажала самую первую из них. На экране появилось изображение карты с незнакомыми очертаниями и фигура человека.
– С вами КОЗУ 5, – сказал диктор с экрана, – ваш источник прогнозов погоды, новостей и развлечений номер один. А сейчас – прогноз погоды на завтра. – Изображение мигнуло, меняясь, и Петунья увидела схематичную карту. В верхней ее части была нарисована железная дорога, переходящая в горы в верхнем правом углу. У подножия гор синело озеро, а из него вытекала, петляя и ветвясь река. Она обрамляла собой небольшой городок справа и снизу, стекая в море, которое находилось внизу карты. Слева от городка Петунья узнала автобусную остановку и даже домик фермы. Она моргнула. Диктор улыбнулся и сказал: – Завтра будет прекрасный солнечный день!
Договорив, диктор пропал, на экране осталась только карта. Петунья хмыкнула и щелкнула кнопкой следующего канала. На экране появилось изображение женщины в мантии волшебника, сидящей у светящегося хрустального шара.
– Ах… – вздохнула гадалка. – Я чувствую, что к нам присоединился новый зритель. Девушка из… Одиноких земель? – Петунья почувствовала чей-то взгляд, буравящий ей спину между лопаток. Она передернула плечами, и это ощущение пропало. – Добро пожаловать, добро пожаловать! – Гадалка поводила руками над шаром, изобразив несколько таинственных пассов. Шар сверкнул, в нем появилась тень, которая сложилась в изображение летучей мыши. – Духи сегодня слегка возмущены. Удача будет не на вашей стороне.
Закончив предсказание, гадалка, как и диктор до нее, пропала с экрана.
На телевизоре оставалась подсвеченной еще одна кнопка, и Петунья тут же ее нажала.
На этом канале транслировали познавательное шоу под названием «Дары земли». Ведущий, одетый как типичный фермер, в джинсовый комбинезон и шляпу, сообщил Петунье, что для первого заработка ей нужно рубить деревья и собирать дикие дары природы, чем бы эти дары ни были. Как только передача, весьма короткая, закончилась, экран телевизора погас. Петунья пощелкала другими кнопками, но добилась только повтора прогноза погоды и предсказания. Наконец, она выключила телевизор, потому что больше от него толка не было.
По крайней мере, он помог ей скоротать время. Время близилось к девяти часам, и Петунья, поразмыслив, решила, что в это время уже вполне можно ожидать открытия магазина. Она переоделась – нельзя же выходить на люди в спортивных штанах и футболке! – и причесалась, пытаясь оценить свой внешний вид в маленьком карманном зеркальце, накинула легкий весенний плащик и вышла из домика. Замок, с торчащим из него ключом, лежал на крыльце там, где она его бросила вчера.
Петунья попробовала повесить его обратно, чтобы закрыть дверь, но замок, похоже, заклинило. Она огляделась в поисках подходящей палки, чтобы воткнуть ее в петли на двери, и заметила поднятый красный флажок на почтовом ящике.
В Коукворте такой флажок означал, что в ящике есть письмо или газета. Но в Коукворте каждое утро мимо дома проезжал почтальон. Не услышать его было невозможно, и Петунья порой выходила ему навстречу и забирала почту. Особенно если ждала что-нибудь из тех журналов, что выписывала сама. А здесь…
Петунья подошла к ящику и осторожно потянула крышку. Внутри и правда что-то было. Немного помедлив, она вытащила из ящика конверт из плотной бумаги и небольшой холщовый мешочек, перевязанный лентой. Отложив пока мешочек, Петунья обратила внимание на конверт. На его лицевой стороне было написано: Петунье Эванс на ферму от Мерля Кори из бара «Рука помощи».
Из конверта она достала лист, исписанный крупным почерком с завитушками и загогулинами, которые немного усложняли чтение. Впрочем, приноровившись, Петунья перестала на них отвлекаться.
«Дорогая Петунья», было написано в письме. «Я уверен, что вы уже добрались до места. Мне вдруг стало совершенно ясно, что ферма, на которую я так поспешно вас пригласил, находится в весьма плачевном состоянии. Увы, у меня некоторое время уже не хватало времени поддерживать ее в должном порядке. Уверяю вас, я сожалею об этом. В качестве извинений, посылаю вам семена. Вам будет легче начать вашу новую жизнь, если вам будет что выращивать. Также прошу принять несколько советов:
1. Смотрите телевизор каждый день. Время от времени он транслирует информацию, которая будет вам весьма полезна.
2. Кладовка зачарована (как вы, наверное, уже догадались). В ней вы сможете найти все, что вам потребуется, но ничего сверх того.
3. В тумбочке лежат некоторые мои записи, которые могут оказаться вам полезными, но ключ я потерял. Если вы поищите, то, вероятно, сможете его найти. Ищите в районе разрушенной теплицы.
4. Если на ферму кто-то придет, то постарайтесь оказать ему помощь, в чем бы ни состояла просьба.
Со своей стороны обязуюсь периодически писать вам. С урожаем вы можете делать все, что заблагорассудится. Излишки же можете сложить в ларь неподалеку от дома. Обязуюсь дать вам справедливую цену за каждый фунт.
За сим откланиваюсь. Ваш, надеюсь, преданный друг, Мерль Кори.»
Чуть ниже, почерком чуть более мелким, как будто дописывалось второпях, было приписано:
«P.S.: совсем забыл сказать вам, чтобы вы были осторожнее после заката. И никогда не оставайтесь ночевать вне дома. Удачи».
– Осторожнее после заката? Хм, – Петунья еще раз прочитала письмо, но больше ничего полезного в нем не было.
Упомянутые в письме семена обнаружились в мешочке. Раскрыв его, Петунья нашла внутри несколько конвертиков из папиросной бумаги. Каждый был подписан. Там были редис и репа, морковь и пастернак, и еще немного петрушки и укропа. Вот только прежде все перечисленное Петунья встречала разве что среди покупок, которые приносили из лавки зеленщика. В домашнем палисаднике матушка выращивала цветы, и лишь некоторые приправы вроде базилика и аниса имели свою отдельную грядку.
Но с этим еще можно было иметь дело. В конце концов, разве технология не одна и та же? Воткнуть в землю, потом полить. Потом еще раз полить. Выполоть сорняки. Удобрить. И еще раз полить. И так до результата.
Была другая проблема, казавшаяся более серьезной. Петунья примерно представляла сроки созревания овощей и имела все основания подозревать, что первый урожай у нее появится в лучшем случае через пару месяцев, не раньше.
И что же ей со всем этим делать?
Глава восьмая, в которой тетя Пэт получает некоторые подсказки, наконец-то ест горячую еду и сажает огород
автор написал главу, потом вспомнил про бонус удачи и... решил попозже переписать удачу. это проще, чем всю главу...
также автор поинтересовался, как надо вскапывать заросший сорняками огород, малость охренел и решил немного облегчить тете Пэт жизнь, оставив пригодную для посадок деляночку. а то где она будет искать в этой глуши трактор или хотя бы мужика с плугом?
референс про огород
за песенку спасибо Цикламене и ее библиотекарю Эрестору
набор фермерских инструментов расширен из практических соображений.
Грустное урчание желудка поставило точку в ее размышлениях. Петунья потерла ноющий живот и решила, что, пока не раздобудет еды, ничего делать не будет.
Жаль, что мистер Кори не прислал хотя бы булку хлеба. Или дюжину яиц. В конце концов, неужели у него, от тех времен, когда он сам жил на ферме, не осталось ни солений, ни варений? Как будто ему есть не надо…
Тут она вспомнила его непроницаемые черные глаза и неохотно подумала, что вполне может быть и так, что как раз ему еда не нужна. Да и в письме он писал так, как будто вообще не видел разницы между ним и Петуньей.
Кстати про письмо…
Она снова развернула его и вчиталась в небольшой, из четырех пунктов, перечень:
– Кладовка зачарована… – Петунья сделала паузу и тоном, каким Архимед определенно кричал «эврика!», пробегая по улицам Сиракуз в непотребном виде, проговорила: – зачарована! В ней вы сможете найти все, что вам потребуется, но ничего сверх того.
Петунья оторвалась от письма. Глаза ее сверкали. А ведь и правда. Чистая правда, что она нашла там все, что ей было необходимо. Ведро – чтобы носить воду. Швабру и веник с совком – чтобы убраться. Деревянную бадью для купания и волшебный унитаз можно даже не упоминать.
– Интересно, – подумала она вслух, – в какую категорию входит еда? В то «что потребуется» или в «сверх того»?
Спеша проверить свою догадку, она отбросила свои планы отправиться в город и побежала в дом. Кинула письмо и мешочек с семенами на стол, а сама встала перед дверью в кладовую, сосредоточилась, представила себе – настолько отчетливо, насколько могла, – булку, упаковку сливочного масла, колбасу и сыр, и затем потянула на себя дверь.
В кладовке было темно. Огонек волшебного фонарика подсветил неизменные унитаз и бадью, швабру с ведром и веником. И еще кое-что. У стены, где раньше ничего не было, стоял сундук.
Петунья сглотнула комок волнения, застрявший в горле, потянула за крышку и…
…чертыхнулась. Внутри лежали кастрюля и сковорода, разделочная доска и пара тарелок, вилка-ложка и нож. И никакого намека на еду. Она на всякий случай пошурудила рукой в сундуке, но результат остался тем же. Только кухонная утварь. Такая нужная, но абсолютно бесполезная, если в доме нет еды.
Честно признаться, она не чувствовала такого разочарования с тех самых пор, как незнакомый ей профессор Дамблдор, вежливо, но категорично отписался, что таких, как Петунья в Хогвартс не берут.
Вслед за разочарованием пришла злость. Петунья топнула ногой, заставив кухонную утварь в сундук подпрыгнуть, вышла и с грохотом захлопнула дверь кладовки, прокричав в нее напоследок:
– Я даже огня развести не могу!
Отведя этим криком душу, она замолчала и стала напряженно думать, что же дальше. Догадка была хороша, но мистер Кори определенно относил еду к категории «сверх того». Справедливо, конечно, у какого фермера не может быть еды?
И сама себе ответила, что у начинающего.
А вот в Хогвартсе, тоскливо подумала она, еда сама собой появляется на столах… желудок Петуньи жалобно квакнул, поддерживая ее обиду.
В звенящей от голода и злости тишине в кладовой раздался короткий хлопок, как будто лопнул воздушный шарик. Петунья вздрогнула и покосилась на запертую дверь. Раньше никаких звуков из кладовой не доносилось. Что же произошло?
Она осторожно потянула дверь, почти готовая к тому, чтобы увидеть пустую комнатенку, но нет, все осталось по-прежнему. Только на крышке туалетного кресла лежал небольшой сверток, перевязанный бечевой, под которую был вложен обрывок бумаги.
«Вам это понадобится. Ваш М.К.» – вот что было там написано. Петунья торопливо развернула сверток, и на ее ладони оказались две смутно знакомые вещицы: обломок черного камня, с гранями такими острыми, что можно было порезаться, и плоская металлическая петля с двумя дополнительными кольцами сбоку, куда прекрасно влезли пальцы Петуньи.
Она посмотрела на вещи в своих руках. В левой, удобно устроившись между пальцев, лежал камень. В правой – просунув пальцы в колечки-держатели – держала металлическую штуку. И этот вид кое-что напомнил ей.
– Так ведь это огниво!
Когда-то в детстве родители подарили им большую книгу со сказками Андерсена. В ней были чудесные иллюстрации, которые они вместе с сестрой любили рассматривать и мечтать, какими же магическими способностями или предметами они хотели бы владеть. Книга оказалась заброшена, когда выяснилось, что волшебство и магия существуют, но не для всех, но те удивительные рисунки Петунья помнила до сих пор. Прямо сейчас она вспоминала сказку о хитром солдате, что заполучил в свои руки волшебное огниво, и с его помощью не только расправился со злой ведьмой и обогатился, но и женился на принцессе и стал королем. На иллюстрации у него была именно такая вещь: кусок кремня и железное кресало.
Ну-ка. Петунья примерилась и на пробу ударила правой рукой по камню в левой. Раздался сухой треск, чем-то похожий на чирканье спички о серный бок спичечного коробка. Петунья повторила опыт, ударив чуть сильнее и быстрее, и на мгновение ей даже показалось, что от камня во все стороны брызнули огненные искорки.
Брызнули – и погасли.
Воодушевленная призраком успеха, Петунья в третий раз ударила железкой о камень, только еще сильнее и быстрее, и – о чудо! – во все стороны брызнули сверкающие огненные искорки. Они погасли еще в падении, не успев натворить ничего ужасного, но Петунья все равно пришла в восторг.
– Мне и правда это пригодится! – Она прижала огниво к груди и прошептала, как молитву: – Спасибо вам, мистер Кори! Спасибо!
Она поспешила к камину. От волнения ее руки дрожали и не попадали кресалом по кремню. Через несколько напрасных попыток Петунья заставила себя успокоиться, глубоко вдохнула и еще раз, решающий, быстро и сильно ударила кресалом.
В этот раз получились не искры. От удара вспыхнуло настоящее пламя. Чуть обжегшись, Петунья стряхнула огонек в камин, потом испугалась, что и он погаснет, но тут же услышала слабый еще, нарастающий с каждым мгновением жадный треск. Маленькое пламя быстро прожрало себе путь сквозь ветви и пучки сухой травы, и Петунья услышала тихое довольное гудение.
Она долго сидела на полу, завороженная пляской пламени в очаге, и наслаждалась теплом, которое от него исходило. Даже голодный желудок ненадолго притих, но потом все же напомнил о себе.
– Ой, – Петунья прижала руки к животу, когда внутри снова требовательно заурчало.
Она неуклюже, потому что отсидела ноги, поднялась и, подхватив котелок из кладовки, побежала за водой к пруду. Мысль, что вода в пруду вряд ли подходит для еды, отбросила тут же. Вскипятит – и вполне подойдет.
Еще вчера Петунья заметила в очаге камина торчащий крюк и сегодня она подвесила на него котелок с водой. Взволнованная, она нервно меряла шагами комнатку, ожидая, пока вода закипит. По десять раз перебрала свои нехитрые запасы продуктов. Овсянки должно хватить на неделю, муки – еще на столько же, если она решит сварить мучной суп. К нему, правда, нужно хотя бы луковицу, но она что-нибудь придумает. Есть еще сахар и соль, и вот их придется экономить очень серьезно.
Вода закипела. Большую часть кипятка Петунья слила в пустую кастрюлю – пусть остывает, будет что пить в течение дня, – а в оставшийся, тщательно отмеряя драгоценные ингредиенты, засыпала крупу и экономно посолила. Жаль, у нее не было ни молока, ни масла, чтобы сдобрить кашу, но даже так пустая овсянка на воде, которую Петунья жадно и без церемоний ела прямо из котелка, была удивительно вкусной.
– Теперь можно и поработать, – сказала Петунья, с сожалением отодвигая от себя пустой котелок. От голода она увлеклась и подчистую подъела всю кашу, что сварила, едва удержавшись, чтобы облизать стенки.
Теперь, когда она примерно представляла, как работает кладовка, то просто подошла к ней и громко сказала:
– Мне нужны инструменты для работы. Тяпка, лопата, лейка, – перечислила она необходимое, подождала немного и открыла дверь.
И в этот раз она получила не совсем то, о чем просила. Даже больше. В углу у двери стояли тяпка, лопата, грабли и коса, между ними Петунья приметила простую бамбуковую удочку. Шагнув внутрь, она споткнулась о большую жестяную лейку, которая покачнулась от пинка и с грохотом повалилась на лежащие позади нее топор и кирку.
– Кирка-то мне зачем? – риторически спросила Петунья, поочередно примеряясь к инструментам. Выглядели они потрепанными и, вероятно, успели послужить не только ей, но рукояти удобно ложились в руку, а вес был вполне подъемным.
Она переоделась и, вооружившись должным образом, отправилась копать огород.
К счастью, уход за домашним палисадником – то, что ей всегда нравилось, и чем всегда пренебрегала сестра, – научил ее основным методам. Еще вчера, гуляя вокруг домика, Петунья заприметила это место. Неподалеку от домика, в досягаемости от пруда. Это было сравнительно небольшое пространство, солнечное и свободное не только от вездесущего кустарника и деревьев, но и – что самое главное – от травы.
Мама, уча маленькую Петунью высаживать цветы, повторяла раз за разом – сажать семена и рассаду можно только в чистую от сорняков землю. А если за землей не ухаживали, и она вся поросла травой, то ничего не остается, кроме как – все перекопать, землю перевернуть и только ждать следующей зимы, чтобы сорняки перемерзли и погибли.
Раз за разом вонзая лопату в землю, Петунья хвалила себя за догадливость. Копалось ей легко, несмотря, что дело это было ей не привычное. Земля на лопате была черная, жирная, обещающая хороший урожай. Видимо, тут мистер Кори и разбивал свой огород.
Перекопав несколько футов, она взрыхлила землю граблями, наметив грядки, и затем, вооружившись тяпкой, посадила семена. Сперва посадила редис, затем морковь и пастернак, последняя, самая дальняя грядка, пошла под репу. Между ними посадила укроп и петрушку – кажется, они быстро всходят, и у нее скоро появится хотя какая-то приправа к еде.
Закончив с посадками, Петунья побежала за водой. Наполнять лейку пришлось дважды – на все, что она посадила, одной поливки не хватило, потому что воду Петунья лила щедро, не жалея. Наблюдая, как красиво льется вода из рассеивателя, и мелкие капли, подобно дождю орошают черную, приятно пахнущую землю, Петунья вдруг запела детскую, шуточную песенку:
– Сама садик я садила, сама буду поливать… – мурлыкала она себе под нос, водя лейкой над грядками, и вдруг поймала себя на том, что прямо сейчас, вот в этот самый момент, впервые с того дня, как уехала из дома, чувствует себя по-настоящему счастливой.
Пораженная до глубины души эти открытием, она оборвала песню и похлопала себя по щекам, приговаривая:
– Глупая девчонка! Глупая! Глупая! – но избыть это ощущение счастья так и не смогла.
к сожалению, у автора закончились готовые главы, так что объявляется временный перерыв.
постараюсь вернуться как можно скорее.
Глава девятая, в которой тетя Пэт познает древнюю народную мудрость про не было бы счастья, да несчастье помогло
Новенькие грядки радовали глаз чернотой вскопанной и увлаженной земли, а исходящий от них особенный запах плодородной почвы вселял в новоявленную фермершу уверенность в завтрашнем дне. Ей даже показалось на мгновение, что она видит, как из-под земли пробиваются первые зеленые росточки, но такого, конечно, быть не могло.
Пройдет не меньше недели, прежде чем она увидит первые всходы, а пока что все, что нужно делать, это поливать и следить, чтобы никакой сорняк не поспешил укорениться на грядках.
Окрыленная своими сегодняшними успехами, Петунья решила немного пройтись. В конце концов, она все еще не видела большую часть своих новых владений. Преисполненная намерений во что бы то ни стало обойти всю ферму целиком, Петунья отважно углубилась в рощицу рядом с прудом.
Когда свет, пробивающийся сквозь густые кроны, начал темнеть, она спохватилась. В голове как раз всплыло строгое предупреждение мистера Кори не задерживаться снаружи дотемна, и, как назло, в окружающих ее зарослях сразу же что-то подозрительно зашелестело. Если днем Петунья могла еще списать эти звуки на диких зайцев или птиц – пару раз на ее пути появлялся сигающий из кустов зверек, вспугнутый ее шагами, – то ночью рациональная ее часть дала сбой.
Когда раздался очередной шорох, Петунья замерла и даже дышать стала через раз. Ветви ближайших к ней кустов раскачивались чересчур уж подозрительно, причем безо всякого ветра, и пару раз она услышала липкие упругие звуки, похожие на то, как будто кто-то то и дело роняет желе.
– Да ну, это просто мое воображение… – сказала Петунья самой себе. Она надеялась, что звук ее собственного голоса разгонит эту пугающую атмосферу, но эффект оказался ровно противоположным. От ее слов тишина вокруг сгустилась только сильнее, и посреди нее звуки падающего желе стали раздаваться еще громче!
А потом в подозрительно раскачивающемся кусте, среди переплетеных ветвей, вспыхнули два желтых глаза!
Петунья взвизгнула и, позабыв обо всем на свете, опрометью бросилась бежать, не разбирая дороги. Она неслась между деревьев, лишь чудом успевая разминуться с ними, и не споткнувшись ни об единый корень. Только несколько низко растущих ветвей успели хлестнуть ее по голове и плечам – а ей казалось, что это чьи-то руки пытаются ее схватить, отчего пугалась только сильнее и бежала быстрее.
Вскоре впереди замаячил просвет между деревьями, а в нем – что-то белое. Из последних сил Петунья поднажала и, почти задыхаясь, вывалилась на открытое пространство и упала на четвереньки, совершенно без сил. Сердце ее колотилось как сумасшедшее, руки-ноги дрожали от напряжения, и она жадно хватала пересохшим от жажды ртом холодный вечерний воздух.
Чуть отдышавшись, поползла вперед, стараясь убраться как можно дальше от пугающих деревьев, почти не разбирая, куда и зачем направляется. И только когда под руку ей попал обломок кирпича, она остановилась и задрала голову.
Перед ней были остатки теплицы. Крыша ее обвалилась внутрь, каркас белел в наступающих сумерках подобно выбеленному временем скелету, и между рам местами еще торчали осколки стекла. Ей под руку как раз попал кусок кирпича, которым когда-то был облицован цоколь постройки.
В рощице за ее спиной снова зашуршало, и Петунья, откуда только силы взялись, резво подхватилась на ноги и забежала в разрушенную теплицу, и только там снова упала на пол. Но в теплице, в каком бы плачевном состоянии та ни была, она отчего-то чувствовала себя в безопасности.
Прижавшись спиной к обломкам стены, она медленно дышала, чувствуя, как понемногу отступает страх, и как же тяжелы от усталости ее руки и ноги. Не двигаясь и даже головой не вращая, она обвела глазами внутреннюю часть теплицы. Еще можно было заметить остатки старых грядок и обломки садовых горшков, с торчащими из них останками растений. Можно было только воображать, как же красиво тут было, когда теплица была цела, и Петунья щедро вообразила пышную зелень, теплый влажный воздух и свисающие с ветвей яркие экзотические плоды.
Но и сейчас тут была зелень. Ее глаза, адаптировавшись к сумраку, углядели небольшое зеленое пятно. Петунья снова переместилась на четвереньки и, стараясь не наступить на разбитое стекло, подползла поближе.
Из земли торчало несколько зеленых листьев, длинных и узких, по форме как кинжалы, а внизу, там, где растение уходило корнями под землю, стебель был белым и толстым. Петунья уже видела похожее растение в лавке зеленщика. Неужели это оно?
Ухватив листья, она с силой потянула, но растение крепко держалось корнями. Петунья пожалела, что при ней не было ни лопаты, ни тяпки, но вооружилась обломком теплицы, раскопала землю и только тогда смогла выдернуть растение. Это был самый большой, самый красивый лук-порей, какой она только видела, с самыми длинными и толстыми белыми корнями. Петунья представила, как аппетитно лук будет хрустеть, если съесть его сырым, или сколько вкуса он добавит мучной похлебке, когда она бросит его в котелок, и в только что слюнки не потекли.
Этот лук был поистине ценной находкой. Настоящее сокровище!
Ее вдруг посетила догадка:
– Так вот они какие, «дары природы»?!
Солнце тем временем совсем скрылось за горизонтом. Краешек неба за высокими холмами на западе еще горел, но вскоре и он должен был погаснуть. Петунья ухватилась за торчащий обломок рамы, помогая себе подняться на ноги, и побрела в сторону домика.
К счастью, даже обезумев от страха, она бежала в нужную сторону. Миновав несколько деревьев, она вышла к своим грядкам. Инструменты, которые она поленилась сразу отнести в дом, лежали тут же, и Петунья чуть не словила граблями в лоб, запнувшись о них в темноте. Ворча, она наклонилась, чтобы поднять их, и тут же в отвращении выпустила из рук.
– Фу, гадость, – она обтерла руку, перепачканную какой-то слизью, об траву, а потом об штаны. Затем обтерла рукояти лопаты и грабель, перепачканные склизкой мерзостью, и отнесла в дом.
На скорую руку приведя себя в порядок, она взялась за готовку. Собранные побеги лука-порея она вымыла в остатках воды и выплеснула грязную воду за крыльцо, предусмотрительно не покидая освещенной и теплой благодаря камину комнаты. Затем выбрала один побег, а остальные насухо вытерла и убрала. На разделочной доске, щедро предоставленной волшебной кладовой, отрезала корневища и темно-зеленые части листьев, а остальную часть побега нарезала ломтиками толщиной примерно в один сантиметр. К этому времени котелок, подвешенный над очагом, уже нагрелся. Тщательно отмерив полстакана муки из драгоценных запасов, Петунья высыпала муку прямо в котелок и, постоянно помешивая, обжаривала до тех пор, пока от котелка не пошел насыщенный ореховый запах, а мука не приобрела приятный кремовый цвет.
Торопясь и жалея, что в камине нельзя отрегулировать силу огня, Петунья осторожно влила в котелок стакан воды и тщательно размешала муку, стремясь избавиться от комочков. А потом, в получившуюся кашицу добавила еще столько же воды или немного больше.
От энергичных помешиваний котелок покачивался над огнем, а сама Петунья даже немного взмокла, так жарко ей стало. Но как бы жарко ни было, она продолжала помешивать, ожидая, когда похлебка закипит. Как только в котелке закипело, добавила соль и ломтики лука, а следом несколько листьев – исключительно для аромата. Вот и все, оставалось только подождать, пока лук поварится достаточно, а пока можно было немного прибраться, отложить вещи для стирки и подготовить одежду на завтра… за трудами пролетело минут десять. Петунья решила, что импровизированная похлебка готова и сняла котелок с огня.
На вкус похлебка получилась пресноватой, сказывался недостаток специй. По-хорошему, следовало бы посолить немного щедрее, а еще сыпануть перца и, пожалуй, мускатного ореха щепоточку. Зато листья порея добавили похлебке свежего аромата, а отваренные кусочки лука, мягкие и нежные на вкус, приятно разнообразили нехитрое блюдо.
За едой Петунья думала о том, что с ней случилось за день. Мыслей было много – и об огороде, и о письме, и о теплице, и вообще обо всем. Так много, что она даже не успевала их думать. Естественным образом ей пришла в голову идея вести дневник. Так она сможет записать все, что ее волнует и что происходит, запомнить важные вещи и оставить заметки на будущее.
После ужина она вытащила из саквояжа общую тетрадь. Первые ее страницы были заполнены лекциями с курсов машинописи. Петунья уже не помнила, почему эта тетрадь оказалась забытой, но сейчас та забывчивость пошла впрок. Загнув исписанные страницы, чтобы не мешались, Петунья взяла ручку и задумалась.
Какое сегодня число?
Она встретилась с мистером Кори 25 февраля. На следующий день она села в дилижанс, и ехала весь день и всю ночь, а когда вышла, то сразу попала в весну. Причем весну не раннюю, когда еще не сошел снег, и морозы то и дело возвращаются, заставляя людей обратно кутаться в тяжелые зимние одежды, а скорее весну в полной ее силе – теплую, яркую, буйно цветущую.
Что ж, Петунья аккуратно написала в углу страницы «2й день на ферме» и сразу же внизу вписала первый вопрос: спросить у мистера Кори, какое было число.
А затем ручка, словно сама собой, запорхала по странице, записывая все, что было на уме у Петуньи. Сперва она подробно описала свои посадки, выделив под наблюдение за ростом урожая отдельную страницу, затем перешла к впечатлениям от фермы и вечерним происшествиям. За описанием сегодняшнего случая ей пришла в голову идея нарисовать карту фермы. Она отважно провела горизонтальную черту и добавила к ней вертикальную, очертив таким образом правый угол – единственный, который ей был знаком, ведь тут стоял дом. Затем она, прикинув по памяти масштаб, обозначила ворота, пунктиром провела тропинку к прямоугольнику дома, рядом с которым отметила и почтовый ящик, и ларь для продажи. Слева от дома нарисовала еще два прямоугольника – один разлиновала на отдельные полоски и заштриховала их, изобразив огород, а второй просто подписала как «теплица» – и между ними несколькими штрихами изобразила растущие там деревья. Чуть ниже дома тоже появилась елочка деревьев, отделяющая пруд от дома, а вот все, что лежало за пределами этой территории оставалось пока неизвестным.
Петунья посмотрела на нарисованный ею план и задумалась.
Ферма, столь щедро отданная в ее руки, оказалась действительно велика. Ее оценки могли быть только приблизительными, но земли тут было явно не меньше тысячи акров. На такой территории посаженый ею скромный огородик выглядел исключительно смешной шуткой. Рачительная хозяйка, каковой Петунье очень хотелось бы быть, непременно завела бы и плодовый сад, и большой огород, и птичник, и коровник, и пастбище для выпаса козочек. В пруду можно было бы разводить рыбу, а если где-то на неизведанной пока территории протекает река, то и мельницу поставить…
– И правда, какая глупая, – вздохнула Петунья, глядя на небольшой список, появившийся на полях рядом с планом фермы. В этом списке были и сад, и огород, и птичник, и козочки, и корова, и мельница. Она покачала головой, а потом решительно убрала тетрадь. – Пора спать, Тунья. Может, во сне тебе приснится твоя чудесная ферма.
Сказав так, она тихо посмеялась над собой, задвинула засов и юркнула в постель. От тепла, исходящего от камина, согретая изнутри сытным ужином, Петунья быстро уснула.
Глава десятая, в которой тетя Пэт любуется на плоды своих трудов, приоткрывает завесу над тайнами мироздания и первый раз навещает город Раздол
это все же кроссовер со вселенной Толкина, поэтому - увы - города Пеликана не будет. Хотя я постараюсь по максимуму использовать все, что можно вытянуть из сюжетки Стардью, все же ферма тут скорее аналог волшебного личного пространства, которое часто встречается у главных героев в китайских новеллах.
Рано утром ее разбудил пронзительный перезвон будильника. Петунья вытянула из-под одеяла руку и шлепнула по будильнику, выключая его, потом перевернулась на спину и уставилась в бревенчатый потолок.
Что же ей снилось?
Сон, вспугнутый металлическим звоном, ускользал, подобно тому, как песок утекает сквозь пальцы, оставляя по себе лишь редкие крупинки воспоминаний. Кажется… она закрыла глаза – так легче вспоминалось. Кажется, ей снился белый город, вольготно раскинувшийся посреди зеленых полей. За ним, в упрямой попытке достичь неба, высилась отвесная скала, и витая, вырубленная прямо в скальном массиве лестница вела на ее вершину. В просторной гавани на реке, чьи воды текли к морю, волны качали белоснежные корабли, и огромный колосс приветственно протягивал руки навстречу судам. Странно… отчего-то эта мирная картина, пронизанная спокойствием и безмятежностью, это видение золотого века, отозвалось в сердце Петуньи страшной тоской, и одинокая слеза непроизвольно скатилась по ее щеке.
Петунья открыла глаза, смахнула слезу и непроизвольно лизнула влажный палец. Солено. Как море, которого она никогда не видала.
– Нужно будет записать, пока не забыла, – сказала она, попыталась подняться с кровати и со стоном рухнула обратно. По ощущениям, все ее тело превратилось в один сгусток боли. Плечи, руки, спина, ноги – каждая клеточка вопила от боли и умоляла о передышке, а от мысли, что на ферме передышки не положены, и сегодня наверняка придется не только полить огород, но, возможно, и прополоть, заныли даже кости.
Петунья переждала немного, подбадривая себя, а затем сползла на пол и, сцепив зубы, с усилием потянулась, от пяток, до рук. Учительница физкультуры говорила, что такое упражнение нужно делать стоя у стены, но и так сойдет. Подняться сразу Петунья была не в состоянии. Когда мышцы немного растянулись, и боль стала хотя бы терпимой, она неуклюже перевернулась на живот, поднялась на четвереньки и старательно выгнула спину дугой, изображая кошку. Что ж, наверное, кошка из нее была кособокая и вообще так себе. Зато после нескольких повторений полегчало настолько, что Петунье удалось подняться на ноги и повторить растяжку уже у стены, стоя на носочках и старательно тянясь руками к потолку.
– Ничего не буду сегодня делать, – пообещала она себе, разминая суставы. – Ничегошеньки. Только полью грядки и посмотрю, нет ли сорняков…
Она вздохнула. Сорняки наверняка были. Они почему-то всегда растут охотнее и быстрее приличных растений.
После разминки и утреннего моциона, в который она включила просмотр телевизора, пришла пора браться за работу. Как и обещал вчерашний прогноз, день был солнечный и яркий, и Петунья повязала на голову косынку, а обещание удачи, которое она получила сегодня от гадалки, поселило в ней ожидание некоего чуда. Воспоминания о странном сне отошли на задний план и вскоре растаяли, и Петунья совсем забыла, что собиралась оставить о нем запись в своем дневнике.
Она сразу же взяла лейку и заодно тяпку, чтобы по пути к пруду найти еще какие-нибудь «дары природы» и разнообразить свой скудный рацион. Но, увы, ничего, кроме редких пучков осоки ей на глаза не попалось. Она, конечно, читала в книгах, что люди питались какими-то мифическими корешками, выкапывая их из земли в любое время года, но почему-то в книгах не давали инструкций юным фермерам, как эти самые корешки выглядят и как их искать.
Но самый большой сюрприз преподнес огород. Еще за несколько шагов, идя от пруда с полной доверху лейкой, Петунья углядела что-то зеленое на фоне черной земли и огорченно цыкнула языком. Сорняки полезли. Так и знала. Но, подойдя поближе, озадаченно замерла. Грядки были буквально усыпаны проклевывающейся свежей зеленой порослью – маленькие росточки упрямо лезли вверх, откидывая в стороны громадные с их точки зрения комья земли, и тянулись к солнцу. Петунья, может, и списала бы это на сорняки, но все росточки были расположены чересчур ровно для хаотичной захватнической поросли. Настолько ровно, насколько она старалась сажать семена.
Она опустилась на колени и недоверчиво потрогала ближайший росточек. Его нежные трогательные листочки, еще даже не развернувшиеся целиком из того комочка, которым они были когда-то, невесомо, как крылья бабочки, коснулись кончиков ее пальцев и задрожали под налетевшим ветерком.
– Невероятно… – сказала Петунья недоверчивым, противным тоном. Но реальность была реальнее реального. Вчера посаженные ею семена уже обернулись первыми росточками. Всего за одну ночь они проклюнулись и набрали достаточно силы, чтобы показаться весеннему солнцу.
А ведь она ждала первых всходов не раньше, чем через неделю. В лучше случае, дней через пять.
Петунья неожиданно рассмеялась. Веселье и радость при взгляде на грядки распирали ее изнутри. Такими темпами, она вырастит свой первый урожай гораздо, гораздо быстрее!
Она обильно полила грядки, как вчера использовав лейку два раза, и напутственно сказала молоденьким растеньицам:
– Растите большими и здоровыми, хорошо?
Крохотные зеленые листочки, казалось, покачались ей вслед, как бы обещая, что они будут стараться и обязательно вырастут большими и здоровыми.
Еще разок полюбовавшись на свой огородик, Петунья пошла посмотреть на остатки теплицы при свете дня. И это оказалось гораздо хуже, чем она представляла. Всюду были осколки битого стекла и обломки каркаса. Оставалось только догадываться, каким чудесным образом она умудрилась не пораниться, ползая среди этой разрухи на коленках.
И, к сожалению, она не видела ни одного способа восстановить теплицу. Никак. Даже будь у нее нужные инструменты, она совершенно не представляла себе, с какого конца браться за этот безнадежный проект.
Была у Петуньи еще одна идея, когда она шла к теплице. Она надеялась найти на ее развалинах еще лука-порея или, быть может, что-нибудь еще, что когда-то росло здесь и случайно уцелело. Но ни одного больше знакомого зеленого листа-кинжала она не увидела.
Зато увидела кое-что другое. В скальном склоне за теплицей что-то темнело. Петунья обошла развалины и за деревом, которое выросло так удачно, что перекрывало обзор почти с любой стороны, обнаружила небольшую пещеру. Она подобралась ближе и прислушалась. Изнутри не раздавалось ни звука. Присущий Петунье авантюризм нашептывал сунуться внутрь и проверить, что там, а рациональная часть настоятельно советовала вооружиться хотя бы фонарем, а то там наверняка темно, и вообще, разве ты не хотела пойти в город? Причем еще вчера?
После нескольких минут мучительных раздумий, с небольшим перерывом победила рациональная часть. И то только потому, что очень хотелось в город.
Петунья дала себе зарок обязательно залезть в пещеру, как появится свободное время, и поспешила дом. Она скинула рабочие шмотки и натянула свое самое приличное платье. С рукавами-фонариками, белым пояском на талии и юбкой чуть ниже колена. Достала летние туфельки и дорогие капроновые чулочки, купленные на первую зарплату.
Жаль, зеркало было только маленькое, в пудренице. Петунья припудрила носик, провела бледно-розовым бальзамом по губам и кое-как, по частям, рассмотрела себя в зеркало. Увиденным осталась довольна. Волосы, конечно, было бы неплохо помыть, но тугой пучок прекрасно смотрится на ее голове. Пудреница отправилась в сумочку, сумочка – на плечо, и Петунья легким шагом сбежала с крыльца.
Кинула быстрый взгляд на почтовый ящик. Флажок был опущен, значит, сегодня мистер Кори не стал ей писать. Интересно, если она положит записку в ящик, он сможет ее получить?
Размышляя о всяких мелочах, вроде того, что же ей купить, если в городе есть магазин, она вышла из ворот фермы и направилась по дороге в противоположную сторону. Проходя мимо тропки, ведущей к остановке, помахала дилижансу. Экипаж стоял на том же месте, на каком остановился, и его дверь была все так же открыта, как Петунья ее оставила.
Дорожный указатель с надписью «Город Раздол» любезно указал ей направление, которое она и так знала. Расстояние на нем не было указано, и Петунья логично рассудила, что тут недалеко.
Неожиданно, через пару десятков шагов, каблучки ее туфелек звонко застучали по камню, и она удивилась, что проселочная дорога сменилась каменной. Плиты, которыми была выложена дорога, когда-то были, вероятно, белыми, но сейчас казались желтыми из-за пыли и песка, и в стыках между ними упорно росла зеленая трава. Кое-где дорожные плиты были расколоты, порой даже на совсем мелкие кусочки, и Петунья поняла, что природа уверенно отвоевывает себе это место. Если горожане не будут следить, то вскоре дорога будет полностью уничтожена растительностью.
Она перевела взгляд вперед и увидела вход в город. Его, как и на ферме, обрамляла арка. Но если на ферме это были просто три бревна, уложенные буквой «П» и обрамленные живой изгородью, то городская арка была выполнена из белоснежного камня и украшена искусной резьбой, а с двух сторон ее сжимали отвесные скалы.
Петунья озадаченно моргнула. Она ведь только что шла по дороге среди холмов, а тут вдруг горы? Она обернулась. За ее спиной каменная дорога резко переходила в утоптанную проселочную, а горы сменялись зелеными холмами. Как будто кто-то взял и неведомым образом сшил два неподходящих друг другу пейзажа. Звучит невероятно, но описать это по-другому не получилось.
Петунья даже поискала гигантские стежки, которыми определенно должны были быть соединены два пространства, но ее вдруг замутило, и она поспешила отвернуться. Как будто сама природа этого места не давала ей пристально глядеть на себя.
– Это и в самом деле не Англия, – прошептала она, снова, как пару дней назад, когда только приехала. И точно также детский восторг наполнил ее изнутри, прогоняя недомогание.
Что ж, если ей нельзя вглядываться, она не будет. Некоторым вещам лучше оставаться тайной, верно?
Петунья встряхнулась и направила к арке. Подойдя поближе, почти благоговейно погладила рукой узоры. Резьба была такой тонкой, что казалось немыслимым, что такое несравненное произведение искусства стоит в глуши. Город за скалами должен быть по-настоящему фантастическим!
Она задрала голову, чтобы рассмотреть вершину. В верхней части арки узоры естественным образом перетекали в какую-то надпись, но как Петунья ни пыталась, прочесть не смогла. Она попросту не знала букв, что были вырезаны в камне, хотя некоторые из них казались похожими на буквы привычного ей алфавита.
Еще немного посмотрев на надпись, она медленно прошла внутрь арки и направилась вперед, к выходу из скального коридора, что маячил перед ней светлым пятном. Каменная дорога с каждым ее шагом становилась все белее и все новее, и вот, следуя ей, Петунья вышла на небольшую полукруглую площадку. И вид, который ей открылся, выбил из нее дух.
Внизу, прямо за резными каменными перилами, лежала пропасть, на дне которой бурная река катила пенные буруны, похожие на белогривых коней. Над пропастью протянулся тонкий и ненадежный мостик, а за ним…
Петунья судорожно вдохнула, потому что без кислорода ее легкие уже разрывались. Не спуская глаз с открывшейся ей картины, она медленно пошла вдоль ограды. Чуть не промахнулась, когда не глядя переставила ногу вперед, а там была ступенька, но устояла. Спустилась по узкой лесенке, ведущей к мостику, и только там остановилась.
На том краю пропасти, окруженный буйным зеленым морем, высился белоснежный дворец. Тянулись к небу резные башни, широкие скаты крыш сияли на солнце. Крытая галерея шла вдоль обрыва, и из-под нее водопадом вырывался поток, текущий откуда-то с горы, что высилась за дворцом.
Из горла Петуньи вырвался короткий звук. То ли стон восхищения, то ли крик восторга. Она смутилась от своей непроизвольной реакции и закашлялась. И замолчала.
Вдруг совершенно ясным стало, что все это время, что она любовалась открывшейся ей красотой, не было слышно никаких других звуков, кроме шума воды и шелеста листвы. Да еще ее собственного голоса.
Кажется, сказочный город был давно и необратимо мертв.
Она терпела больше суток, с позавчера, когда села в дилижанс, и ее мочевой пузырь больше не собирался выносить такие мучения.
Ничего себе могучая женщина! Я понимаю, не срать сутки, но чтобы не ссать... Мне кажется, такое возможно разве что в дикую жару, когда вся вода из организма уходит в пот. И то не факт.
Если она так не доверяет туалету в доме, почему не сходила в какие-нибудь не очень близкие к дому кусты на ферме?
Мама, уча маленькую Петунью высаживать цветы, повторяла раз за разом – сажать семена и рассаду можно только в чистую от сорняков землю. А если за землей не ухаживали, и она вся поросла травой, то ничего не остается, кроме как – все перекопать, землю перевернуть и только ждать следующей зимы, чтобы сорняки перемерзли и погибли.
Спасибо, теперь я, кажется, понимаю смысл деления на "клетки земли" и "клетки травы" в Стардью.
Мне очень понравилось описание лука-порея. Это прямо вот... как будто ты взял восторг игрока-неофита "ух ты, я что-то нашёл!" и перенёс в реалистичный контекст.
Не соприкасалась ни с одним из фандомов, кроме Толкина, и ГП не моя трава - но читаю с удовольствием ))
Ничего себе могучая женщина!
спишем на магию, которой (наверное) пронизана вся ферма )
Если она так не доверяет туалету в доме, почему не сходила в какие-нибудь не очень близкие к дому кусты на ферме?
я об этом не подумал ) мне было прикольно посадить ее на магический унитаз )
Спасибо, теперь я, кажется, понимаю смысл деления на "клетки земли" и "клетки травы" в Стардью.
это я просто решил посмотреть, как надо вскапывать огород, ужаснулся и решил, что надо героине немного облегчить жизнь. возможно, автор игры тоже однажды так подумал.
как будто ты взял восторг игрока-неофита "ух ты, я что-то нашёл!" и перенёс в реалистичный контекст.
настоящий дар природы, да. спасибо большое за отзыв ) надеюсь, дальнейший текст также не разочарует ))
Не соприкасалась ни с одним из фандомов, кроме Толкина, и ГП не моя трава - но читаю с удовольствием ))
мне очень приятно ) я буду стараться )) спасибо!
спишем на магию, которой (наверное) пронизана вся ферма )
По-моему, это ещё можно исправить. Днём сходила в кусты, потом наработалась, устала, спала крепко, проснулась и поняла, что до кустов уже может не донести, особенно с предварительным одеванием, пришлось идти в туалет.
По-моему, это ещё можно исправить.
может, когда-нибудь, но точно не сейчас. я точно знаю, если сейчас начну править, то так ничего и не допишу, погрязну в переписываниях. Сам этот фик в принципе четвертая или пятая версия )))
Отредактировано (2024-05-05 00:18:34)
Глава одиннадцатая, в которой тетя Пэт устраивает себе экскурсию, потом совершает глупость и, вполне вероятно, вызывает неприятности себе на голову
ииии немного саспенса в конце. извините, автор не очень хорош в описаниях :(
Далеко внизу шумела, гудела река. Вспененные воды со всего размаху врезались в края своего каменного ложа, выбивали из него камни и уносили их с собой, к морю. Высоко вверху же, на тонком, чуть ли не игрушечном мосту, Петунья, сцепив зубы и стараясь ни за что на свете не смотреть вниз, переходила пропасть. Она медленно ступала шаг за шагом, раскинув руки в стороны и аккуратно ставя одну ступню перед другой. Ветер трепал ее юбку, несколько прядей выбились из пучка и нервно щекотали шею. Сумка, перекинутая через плечо наискосок, билась о бедро при каждом движении.
Мост не был таким уж длинным, но на то, чтобы перейти его, у нее, казалось, ушла целая вечность. Только на той стороне, покинув шаткую опору, Петунья согнулась пополам, уперлась руками в колени, чтобы не упасть, и так и застыла. Грудь ее ходила ходуном, легкие работали как мехи, жадно качая холодный, влажный воздух. Отдышавшись, она выпрямилась, смахнула носовым платком обильную испарину со лба и, наконец, огляделась. Она стояла на краю круглой площадки, меж двух статуй. Изваяния изображали двух воинов в полном доспехе. На их головах были шлемы, по виду похожие на греческие, а нагрудник и юбка были собраны из отдельных сегментов, как панцирь насекомого. Длинные плащи окутывали их фигуры, ниспадая до самой земли длинными ровными складками. В руках воины держали длинные копья, и их лица, обращенные к мосту, встречали всякого, кто отважился войти в город.
Петунья поймала на себе внимательные взгляды их каменных глаз, поежилась и поспешила сделать несколько шагов вперед.
Город – или, скорее, дворец – лежал перед нею, тихий, безмолвный, заросший деревьями и плющом. Прямо перед Петуньей вверх уходила лестница. Она вела мимо ажурной башни, о предназначении которой можно было только гадать, дальше вверх, где на нескольких уровнях, ступенями, друг за другом, вырастали прекрасные здания дворца. За ними высилась дикая скала, поросшая травами и маленькими горными деревьями, а из-под дворцов вырывались потоки водопадов.
Петунья посмотрела налево и увидела маленький, по сравнению с тем, что остался позади, мостик, а за ним просторную крытую галерею, которая, изгибаясь сообразно направлению горы, служившей ей основанием, вела вправо, закругляясь в сторону дворца.
Почти как крепость, подумала Петунья. Она поднялась по лестнице на один пролет и огляделась. Конечно, тут не было ни мощных стен, ни глубокого рва, которые первыми приходят на ум, стоит только произнести слово «крепость». Не стояли пушки или катапульты. Не было намеков на то, что где-то были специальные места для воинов в карауле. Зато тыл этой крепости защищала неприступная гора, а ров и стены заменяла глубокая пропасть.
С лестницы было видно, что тонкий мостик над пропастью был единственным способом попасть сюда. И правда крепость. Могучая и неприступная. До самого конца оставшаяся несокрушимой.
– Вот только магазина, готова спорить, тут нет, – сказала Петунья, и ее голос нарушил тишину этого безлюдного места. – Но хоть полюбуюсь…
Стуча каблучками, она поднялась дальше и заглянула в башню. Внутри царило запустение, какое наступает в домах, где давно уже никто не живет. На каменном полу лежал всякий мусор – сухие листья, птичьи перья, желуди и ольховые сережки. На скамье, забытая кем-то, осталась книга. Петунья осторожно смахнула с ее обложки слой пыли и увидела знакомую уже вязь незнакомого алфавита. Любопытствуя, открыла и пролистала. Страницы были испещрены теми же значками, нанесенными, похоже, вручную. Заглавные буквы были выписаны отдельно, очень тщательно, а поля украшены рисунками, изображавшими растения и животных.
Рукописная книга, кто бы мог подумать. Петунья закрыла ее и мягко погладила переплет. Город покинут, а книга все еще лежит и ждет, когда ее прочтут. Интересно, о чем она?
Поднявшись по лестнице до самого верха, она прошла дальше по длинному портику, чьи колонны были украшены богатой резьбой. В изящных переплетениях орнаментов угадывались побеги растений и бутоны плодов, порой известные Петунье, но большей частью незнакомые. Но и тут лежали пыль и мусор, и, глядя на дворец впереди, Петунья не сомневалась, что увидит там ту же картину.
Но все равно шла, влекомая не просто любопытством, а идеей, возникшей в ее голове, когда она осматривала башню. Здесь же жили… люди. Когда-то. И, значит, они должны были что-то есть и где-то хранить запасы еды. Глядя на то, как прекрасно сохранилась одна единственная книга, в разуме Петуньи затеплилась надежда, что кладовые с припасами могли быть защищены той же магической силой. Возможно, ей повезет, и она сможет найти там что-нибудь съестное.
Выйдя из портика, она попала в небольшой дворик, посреди которого журчал фонтан. Центральная его статуя изображала белоснежное древо, чья ветви были украшены листьями и плодами из драгоценных камней. Вокруг фонтана стояли каменные скамьи, а вода в его чаше, не смотря на плавающие в ней листья, выглядела свежей и приятно пахла.
Пить Петунья, конечно, не стала. Но все равно непроизвольно облизнула враз пересохшие губы.
Она обогнула фонтан и подошла к широкому крыльцу. Большие двери, украшенные резьбой, оказались не заперты. Она с усилием толкнула одну створку, и та поддалась, открываясь внутрь, и петли ее даже не скрипнули. Как будто их только вчера смазали.
Со стороны эта ситуация выглядела так, будто ее специально приглашали войти, и сердце Петуньи дрогнуло. Несколько мгновений она колебалась, но потом вспомнила восторженные рассказы Лили о Хогвартсе и свою собственную беспомощную зависть, стиснула зубы и резко вошла.
Может, потом они с сестрой вместе посмеются над тем, как зависть и злость толкнули Петунью на безрассудство.
Вопреки ожиданиям, дверь осталась открытой. Петунья оглянулась на нее. Но нет. Двери не собирались захлопываться прямо за ее спиной, оставляя ее в ловушке, а внутри ее не ждало ничего, кроме вездесущих пыли и мусора.
Петунья выдохнула.
Она медленно шла по дворцу, с любопытством заглядывая в каждую комнату, что встречалась ей на пути. Этот дворец был, как она заключила, общим пространством. Здесь были гостиные и обеденные комнаты, уютные залы, предназначенные, видно, для отдыха или задушевных посиделок. Кухни, наоборот, не было, и Петунья заключила, что подсобные помещения располагаются где-то еще.
Но самым примечательным был, конечно же, каминный зал. Огромный камин, его главное украшение, занимал почти всю стену, и в его очаге наверняка можно было бы зажарить целого слона, не меньше. Напротив камина, на возвышении, стоял дубовый обеденный стол, а за ним – трон. Стены зала были украшены не резьбой и орнаментами, а гобеленами. Несмотря на прошедшее время – Годы? Века? Эпохи? – цвета их не выцвели, а нити не истлели, и Петунья уделила время тому, чтобы хотя бы охватить их взглядом. Сюжеты, вытканные неведомыми ткачами, были ей неизвестны, но их мастерство заставило ее восхититься и немного дольше задержаться, любуясь этими произведениями искусства.
Над троном гобелена не было. Вместо него стена была покрыта небесно-голубым стягом, в центре которого сияла серебряная звезда.
Вдоль дальней стены стояли несколько музыкальных инструментов. Там была большая, оркестровая, как бы сказали сейчас, арфа, возле нее на низком табурете лежали флейты, на специальной стойке позади висели трубы и сбоку лежал небольшой, словно игрушечный, белоснежный рог.
Петунья прошла кругом по каминному залу. Провела рукой по столу, отважилась посидеть на троне. Жаль только, еды на столе не появилось. Несколько пустых кубков и тарелок, что стояли на нем, так и оставались на своих местах.
Проходя мимо инструментов, она, из озорства, – постепенно ее охватило чувство безопасности, – провела рукой по струнам арфы, вызвав к жизни мягкий перебор звуков, подержала в руках флейты. Но больше всего ее внимание притягивал рог.
Совсем осмелев, Петунья осторожно коснулась его и погладила гладкий, прохладный на ощупь корпус. Белый материал, из которого он был сделан, вероятно, был костью – возможно даже, что частью слоновьего бивня. Мундштук был изготовлен из серебра, которому придали форму цветочных лепестков. А раструб представлял собой распахнутую в грозном рычании голову льва.
Почти не дыша, Петунья сняла рог с подставки. Несмотря на то, что даже в ее руках он не выглядел массивным, по весу он оказался куда тяжелее, чем можно было представить. Подняв его к губам, она приникла к мундштуку и с силой подула.
У нее получился лишь жалкий сип. Петунья нахмурилась и повторила попытку. Во второй раз ей удалось извлечь хоть какой-то звук. Он был тихий и вялый, и быстро стих, растаяв среди многовековой тишины, которая окутывала это место.
– Последний раз, – сказала она самой себе и снова подула.
На третий раз звук прозвучал звонкий и радостный. Он пронесся по каминному залу и вырвался вовне, разлетелся по всему дворцу, прогоняя прочь тишину и печаль. Снаружи заполошно захлопали вспугнутые птицы, закричали тревожно, и шум, который они все производили, на мгновение вернул к жизни давно утихшие звуки. Петунья услышала доносящиеся снизу ржание лошадей и лай собак, и радостные восклицания вернувшихся с добычей охотников. За ее спиной вдруг заиграла арфа и запели флейты, зажурчало вино, наполняя бокалы, и кто-то, по праву восседавший на троне под звездным стягом, поднялся и произнес тост. Пространство заполнилось звуками неведомого языка, смехом и пением, а потом вдруг – все стихло.
Петунья опустила рог и огляделась. Вокруг по-прежнему было пусто, но атмосфера как будто изменилась. Раньше это было просто покинутое место, а теперь возникало ощущение, что хозяева скоро вернутся, просто вышли ненадолго.
Рог оттягивал руки. Наверное, не стоило его трогать. Петунья осторожно вернула инструмент на его место и, не оглядываясь, торопливо покинула каминный зал и поспешила к выходу.
Дверь была в том же положении, в каком она ее оставила. Петунья выскользнула на улицу и встревоженно ойкнула. Сколько же времени она потратила на эту бессмысленную экскурсию? Длинные тени легли на запыленные каменные плиты, и небо с одного края уже потемнело, и в той темноте проглядывали первые звезды.
Она бросила дверь полуоткрытой и вихрем пронеслась мимо фонтана к портику. Больше не было времени на то, чтобы любоваться открывающимися видами. Лежащие внизу сады с затейливыми дорожками и ажурными беседками больше не прельщали ее. Петунья почти бежала, торопясь успеть домой до заката, и ей не было дела ни до чего вокруг.
Миновав портик, она сбежала по лестнице, резво перепрыгивая через ступеньку. Только у караульной, как она ее решила называть, башни замедлилась. Несколько минут раздумий, и она бросилась внутрь, схватила книгу и поспешила дальше.
Она даже перед мостом не стала останавливаться. Страх не успеть до заката оказался сильнее страха перед высотой. Она быстро пересекла пропасть, прижимая книгу к груди и, только оказавшись на той стороне, остановилась, чтобы перевести дух.
В этот момент она словно бы почувствовала чей-то взгляд между лопаток и обернулась. Город-крепость в лучах закатного солнца, окрасивших белый камень розовым цветом, казался почти живым. Петунья прищурилась. На мгновение ей показалось, что она видит человеческую тень в дверном проеме башни. Моргнула, и силуэт исчез, растворился в растущих тенях.
– Наверное, это просто плющ. Или еще что-то такое. Не будь глупой, Тунья.
Так говоря себе, она отвернулась и поспешила на ферму.
…тень внутри башни повернулась, провожая взглядом убегающую прочь девушку.
Отредактировано (2024-06-23 23:43:40)
Глава двенадцатая, в которой тетя Пэт оказывается настигнутой теми, кого сама позвала
извините, автор вчера купил новый телефон и выпал из жизни, пока приводил его в порядок.
и работы было до чертиков.
ну и заодно извините, что эта глава такая проходная и такая скучная. постараюсь исправиться.
Петунья проснулась по звонку будильника.
Встала, потянулась, выполнила растяжку и нехитрую зарядку. По сравнению со вчерашним тело болело меньше, и это радовало. Пока она занималась другими неотложными утренними делами, в голове крутился до странности четкий и подробный сон. Как будто бы она гуляла по покинутому жителями городу, прекрасному, как волшебное королевство из детских сказок. Сон был столь подробен, что Петунья даже после пробуждения помнила, как шумела река внизу пропасти и каким ужасно узким и шатким казался мостик, по которому она переходила; сколько ступенек было в лестнице и как звучал рог, в который она неосмотрительно подула.
Совсем как глупый мальчишка из книжки про Нарнию. Петунья давно бросила читать сказочки – они для детей, – но все равно помнила сюжеты, пусть и не до мелочей, но довольно подробно.
Сравнение с Дигори ее позабавило. У них ведь и правда есть кое-что общее. Он – племянник чародея. Она – старшая сестра волшебницы. Только дядя книжного мальчика был шарлатаном, в то время как ее сестра – взаправдашняя ведьма.
Что же у Петуньи еще общего с Дигори?.. Хм, помнится, он принес с собой из волшебной страны яблоко, чтобы вылечить свою маму. А Петунья… Петунья прихватила книжку, в которой не понимала ни словечка.
– Ха-ха, – саркастично сказала Петунья своему отражению в маленьком карманном зеркальце. – Нет, чтобы взять что-то полезное, глупышка Ту-уни. Все еще мечтаешь научиться магии по книжкам? Даже во сне про это думаешь, – ее отражение ответило ей обиженным взглядом, и она припечатала: – Только вот книжки Лили тебе нисколечки не помогли.
Она захлопнула зеркальце и бросила его на столе. Там же лежал раскрытым дневник. Вчера она едва закончила писать и сразу же уснула, а рядом…
Петунья моргнула. Она не помнила, чтобы среди ее вещей была такая книга. Большая. Больше обычного формата. В ярко-красном переплете с золотым тиснением, а уголки украшены металлическими накладками. Судя по насыщенному цвету – золотыми.
– Откуда здесь эта штука?
Петунья потянулась рукой. Переплет книги под ее пальцами ощущался твердым и прохладным, настоящим. Перевернув книгу, она увидела украшающую ее лицевую сторону золотую звезду с восемью лучами, потом поддела ногтем несколько страниц и раскрыла. Рукописная вязь диковинных букв сразу бросилась ей в глаза.
– Так это был не сон… – прошептала Петунья и села на табурет, вспоминая, как…
…она вихрем пронеслась по дороге до фермы, пробежала между деревьями, не обращая внимания на знакомое со вчерашнего вечера чваканье в зарослях, ворвалась в дом, с грохотом захлопнула дверь и тут же опустила засов. И упала на табурет. Она была совершенно без сил.
Только тогда страх медленно стал покидать ее.
– Не стоило трогать этот чертов рог, – прошептала Петунья, уткнувшись лицом в ладони. Ее тело еще помнило контраст ощущений: вот она чувствует себя совсем как дома, в уюте и безопасности, а вот – внезапно оказывается незваной гостьей, и хозяева вряд ли будут рады, увидев ее в своем доме.
Еще и книгу утащила. Вот зачем, спрашивается?
Петунья облокотилась о стол и открыла книгу на случайной странице. Просто так. Почему бы не полистать свой трофей? Прочесть не сможет, так хоть на картинки поглядит.
Вот дерево с густой кроной, и среди ветвей сидят маленькие птички-невеличики. Круглые, с красными грудками и забавными хохолками на крохотных головенках. Дерево выписано так подробно, что можно все листики посчитать, а птички почти как живые. Вот-вот защебечут и улетят!
На следующей странице было нарисовано то же дерево и те же птички, только в густой траве у корней к птичкам подкрадывался лесной рыжий кот. Кончик его хвоста немного выглядывал из лесной травы, но глупые птахи его не замечали.
Там было еще много других рисунков. Были ли они иллюстрациями к написанному, или неизвестный художник нарисовал их просто так, чтобы заполнить пустое пространство на полях, но вот эти самые картинки без слов рассказали Петунье, что художник, выполнивший эти миниатюры, наслаждался своим творением. Всякий раз, когда приступал к работе, потому что в каждом маленьком листике, в каждой тончайшей шерстинке читалась радость.
Этой книгой дорожили. Не как дорогим предметом искусства, а как подарком от важного человека, или даже памятью о нем.
Может, потому она и забрала ее? Потому что такая драгоценная вещь, некогда любимая кем-то, лежала в пыли и забвении? И ее стало просто жалко?
Как иногда Петунье становилось жалко саму себя…
Петунья вдруг резко звонка хлопнула себя по щекам. Нечего жалеть себя! Если есть время на нытье, лучше потратить его на дело. Заняться делом всегда помогает. Жалеть себя и нюнить (как Нюниус, ха!) было совсем не в ее стиле. А если не знаешь, что делать, сперва сделай то, что можешь, а решение само потом придет.
Вот она и занялась тем, что было очевидным. День-то закончился. Пора бы поужинать, отписаться в дневник и – на боковую.
Уже почти засыпая, она подумала, что этот мир похож на чудовище Франкенштейна. Его сшили из разных кусков, но солнце все равно было общим.
Петунья ясно увидела это, когда убегала из города-призрака. Четкая и резкая граница меж двух реальностей была там же, на половине пути между входом на ферму и входом в город. Было бы неплохо, если бы на стороне фермы все еще был день, вот только солнце в небе было одно. И оно уже почти скрылось за горизонтом. Пришедшая ему на смену ночь не разбирала, где чья земля.
Засыпая, Петунья подумала, кем же надо быть, чтобы так крепко сшить два разных мира? Уж точно не волшебником, в этом она была уверена…
…книга точно не была волшебной, решила Петунья, бесцельно листая испещренные чужими буквами страницы. Нарисованные на ее полях растения и животные оставались недвижимы, и никто не кричал, не пел и не угрожал проклясть глупую магглу, что посмела трогать волшебную книжку.
– Ты же не будешь против, если я оставлю тебя себе? – книга не ответила, но Петунья решила, что та не против.
В котелке была еда. Кажется, вчера она еще и приготовила больше, чем надо. Петунья проверила запасы. Муки в бумажном пакете стало значительно меньше, чем было, а лук она и вовсе весь целиком извела. Вот же, какая досада.
Мучной суп в котелке уже остыл и выглядел не самым аппетитным образом. Петунья задумчиво зачерпнула варево ложкой, попробовала и с отвращением отложила. Есть не хотелось.
– Оставлю на обед, – решила она и отправилась работать.
Первым делом она проверила огород. Со вчерашнего дня ее посадки подросли еще немного больше, обзавелись дополнительными листиками и теперь куда больше напоминали грядки. Если приглядеться, уже даже было можно различить, где что посажено.
Петунья добросовестно полила их и оглядела на предмет сорняков. Повыдергала кое-где траву вокруг грядок, скорее для собственного спокойствия, чем по необходимости, и на этом сочла огородные работы законченными.
Но впереди было еще много дел.
Она выкатила наружу кадку для купания и в несколько заходов заполнила ее водой, достала из саквояжа кусок хозяйственного мыла и тщательно перестирала все свои вещи. Вскоре ветви деревьев вокруг домика украсились свежей стиркой, а мыльную воду Петунья употребила на то, чтобы хорошенько вымыть полы и стены в доме, и единственное окно, и крыльцо…
Когда солнце перевалило через самую верхнюю точку своего пути и покатилось к закату, Петунья вдруг обнаружила себя с метлой и совком убирающей куски стекла на развалинах теплицы. Обломки ее каркаса, упавшие внутрь, уже лежали снаружи, сложенные аккуратной кучей.
На нее такое находило временами. От нервов она начинала убираться и не заканчивала, пока в обозримом пространстве не оставалось беспорядка.
Тут, на ферме, такое было бы смерти подобно. Тут же везде беспорядок!
– На этом хватит, Тунья, – она старательно смела еще несколько осколков в совок. – Ты не сможешь за раз привести в порядок всю территорию. Ты и так молодец.
Она нагнулась, опираясь одной рукой о метлу, и оглядела землю, проверяя, все ли убрала. Опыт нашептывал, что мелкие осколки стекла вполне могут затеряться среди земли, а потом вонзиться в руки в самый неподходящий момент.
Среди комьев земли что-то сверкнуло. Петунья осторожно разгребла землю рукой и вытащила на свет небольшой медный ключик.
– Хм… – кажется, она не видела таких маленьких замков. Может… – …от теплицы, что ли? – она пожала плечами, сунула ключик в карман и продолжила уборку.
Собранные куски стекла она отнесла подальше, туда, где точно не наткнулась бы на них случайно. Потом убрала туда же обломки каркаса. После уборки теплица не стала полезнее, но, по крайней мере, теперь на этом участке фермы было хоть какое-то подобие порядка.
Петунья любила порядок.
– Точно! Я же телевизор еще не смотрела, – вспомнила она и прищелкнула пальцами. Это был непорядок. Нужно срочно устранить.
Кадка, оставленная у крыльца, уже высохла, и Петунья затащила ее в дом. Быстро проверила прогноз погоды – завтра будет ветрено, но без дождя, – и прослушала очередной гороскоп.
– День в ваших руках… – повторила она следом за гадалкой, гадая, что же это может значить. Лили не занималась прорицаниями, поэтому с этой магической наукой Петунья не успела познакомиться. Может, почитай она хотя бы учебник, туманные изречения из телевизора были бы понятнее?
Затрещал огонь в камине, требовательно, как капризный ребенок. Петунья потянулась за растопкой, которую держала рядом с камином, но рука ее схватила пустоту.
Она цыкнула языком, выражая свою досаду. Пламя, добытое волшебным огнивом, было, без сомнений, волшебным. Оно смирно сидело в очаге, днем и ночью освещая и обогревая домик, и не делало поползновений перекинуться на что-то другое. Взамен оно хотело самую малость – чтобы в очаге всегда было топливо. В итоге в окрестностях домика вплоть до пруда уже не осталось ни веток, ни сухостоя. Прожорливое пламя все пожрало.
Пустой желудок Петуньи выбрал именно этот момент, чтобы тоже попросить еды.
– Пройдусь до ворот. Там, кажется, было много всякого мусора, – решила Петунья и, бросив огню: – Подожди, сейчас что-нибудь принесу, – выскочила за дверь.
Кажется, огонь протрещал ей вслед что-то вроде «побыстрее», но Петунья уже была на улице. Определенно, ее привычка разговаривать с предметами все более усугублялась. Ей уже даже кажется, что они ей отвечают, и она их понимает!
Она пошла в сторону ворот, собирая все ветки, что попадались ей на глаза. Этой части фермы уборка еще не коснулась, а потому довольно скоро ее руки оказались заняты целой охапкой хвороста. Сбегав обратно к домику, она скормила все сразу огню, получив в благодарность довольное урчание, и отправилась во второй заход, справедливо полагая, что лучше сделать побольше запас. Поленницы, что была под самым боком, она еще не касалась. Во-первых, сухих веток на территории фермы было еще достаточно, а во-вторых, она не умела рубить дрова. Рано или поздно ей придется уделить внимание этой проблеме, но этот момент она оттягивала как могла.
Петунья крутилась у ворот, высматривая ветви в густой траве. Их вообще было столько по всей ферме, как будто недавно ураган прошел, и не один раз. Она негромко напевала модную песенку. За эти несколько дней она настолько уверилась в том, что во всей округе нет ни единой живой души, что даже не стеснялась петь. Хотя раньше пользовалась этим только, чтобы побесить сестру. Стоило начать, как Лили сразу же затыкала уши и обещала наслать на нее «силенцио», если Петунья не прекратит производить свои мерзкие завывания.
Так что да, Петунья «напевала» песенку. Почему бы и нет, если у нее хорошее настроение и не перед кем позориться?
Поэтому, когда в ворота постучали, она сперва даже не поняла, что слышит.
Стук прозвучал еще раз.
– Да кто там… – Петунья выпрямилась, оборачиваясь в сторону арки из бревен, да так и застыла в полуобороте, чувствуя, как забытый со вчера страх снова поднимает голову.
За «воротами», не делая попыток войти, стояла высокая фигура, укутанная в темный потрепанный плащ так плотно, что из-под капюшона не высовывалось ни пряди, ни кончика носа. Выпростав из-под плаща тонкую руку, незваный гость снова постучал о бревно и застыл.
– Кто вы? – выдавила Петунья и вздрогнула, когда неизвестный повернулся на ее голос.
Лица под капюшоном не было.
Глава тринадцатая, в которой тетя Пэт приходит на помощь нуждающемся и получает за это небольшую награду
я даже не знаю, что сказать. на идею этой миниарки меня натолкнули в треде Стардью, но за несколько последних дней она претерпела серьезные изменения. я постараюсь решить вопрос с тем, чтобы научить тетю Пэт выживать на подножном корму и затем дать ей возможность протянуть до первого урожая. Потому что запасы ее собственной еды скоро закончатся.
не знаю даже, насколько изящно мое решение, но получилось как получилось. В дальнейшем придется придерживаться этой схемы.
а еще я начал путаться в собственном сюжете. завтра сделаю план по дням )))
и я надеюсь, что у меня характер героини остается более-менее ровным. постоянно приходится напоминать себе, что тетя Пэт, пока что, самая обычная девушка.
Петунья взвизгнула, инстинктивно швырнула в пришельца то, что держала в руках – ветви и сучья посыпались на землю водопадом, – и, не отрывая взгляда от страшной темной фигуры, отпрыгнула назад. От этого движения она ударилась спиной о внезапно возникшее позади дерево. Этот неожиданный удар выбил из нее дух, и она замерла. Дрожа, как маленький зверек, вжалась в ствол дерева, почти жалея, что не может обернуться маленькой мышкой и сбежать.
Повисла тишина. Застрекотали свои песни первые вечерние насекомые. Страшный призрак продолжал стоять снаружи, как будто перед ним были закрытые ворота, а не хлипкая арка из трех бревен, и та его часть, которая по идее должна быть лицом, была повернута в сторону Петуньи. Та же, ни жива, ни мертва, испуганно жалась к дереву.
Ситуация никуда не двигалась. Призрак по какой-то причине не входил. Петунья не находила в себе сил отлипнуть от дерева и убежать. Может, даже с визгами и воплями на всю округу. Плевать.
Наконец, закутанная в плащ фигура пошевелилась и переместила чуть ближе – под нею не прогнулась ни одна травинка, а ветка ближайшего куста прошла сквозь обрывки плаща, не встретив никаких препятствий. Оно выпростало из-под плаща замотанные в тряпье тонкие руки и потянулось ими к арке. Петунья в ужасе зажмурилась. Не было сомнений, что чудовище собирается войти, и она уже внутренне сжалась перед неминуемой страшной участью…
…а та все не наступала и не наступала.
Петунья отважилась приоткрыть один глаз. Призрак стоял с поднятыми руками, как будто его ладони лежали на невидимой, но непреодолимой преграде, и тряпье, намотанное на руки, в темноте тихонько тлело.
Это же больно, молнией пронеслось в голове Петуньи, и она непроизвольно крикнула:
– Ваши руки! – и прикусила язык.
Но призрак ее услышал. Он отнял руки от магической преграды и встряхнул ими, сбрасывая на землю крохотных светлячков занявшихся искорок, а потом молитвенно сложил ладони одна к другой и в таком положении застыл.
Петунья озадачилась. Он… оно же не молилось на нее, нет же? Тогда… в памяти вдруг возникло письмо, полученное позавчера от мистера Кори. Насколько она помнила, четвертый пункт гласил:
«Если на ферму кто-то придет, то постарайтесь оказать ему помощь, в чем бы ни состояла просьба.»
Мистер Кори! Разве вы не могли намекнуть, кому может потребоваться помощь?! – мысленно пожаловалась Петунья, а отсутствующий здесь, но весьма ярко представившийся ей мистер Кори вскинул бровь и ответил что-то типа «не в вашем случае перебирать», тем самым полностью отмахнувшись от ее претензий.
Не сдержавшись, Петунья прошипела под нос парочку грязных слов, за которые родители бы вымыли ей рот с мылом.
Призрак продолжал стоять с просительно сложенными руками. На тряпках виднелись подпалины, оставшиеся от его соприкосновения с защитной преградой, и в сердце Петуньи протаяла жалость к этому созданию.
– Послушайте, – попыталась она сказать, но голос ее не послушался. Она прочистила горло и повторила попытку: – Послушайте!
От дерева она решила не отлипать.
Призрак не изменил своего положения, но немного наклонил капюшон, показывая, что слышит ее.
– Что вам нужно? – напрямую спросила она и тут же переформулировала: – То есть, чем я могу помочь вам? Я могу не так много…
Она замолчала. Руки призрака снова пришли в движение. Он сложил ладони лодочкой и несколько раз поднес их к лицу, как будто…
– Вы хотите пить? – недоверчиво уточнила Петунья.
Призрак помедлил и утвердительно кивнул. И еще раз.
Вода была. Она стояла в кастрюле, куда Петунья слила кипяток еще утром, и уже успела остыть. Вот только кастрюля была в домике, до домика нужно было дойти, оставив за спиной чудовище.
Она снова взглянула на призрака. Тот послушно стоял на месте, продолжая держать руки сомкнутыми лодочкой. Как нищий, смиренно просящий подаяние.
– Ладно, – она тряхнула головой, решаясь. Сказала: – Я сейчас принесу воды, ждите меня здесь. Вам понятно? – Призрак снова кивнул. Как китайский болванчик.
Петунья собрала волю в кулак и буквально отодрала себя от дерева. Лишившись опоры, она почувствовала себя слабой и беспомощной, и еще более испуганной. А уж повернуться к призраку спиной… Она с размаху отвесила себе оплеуху и спотыкающимися от слабости ногами пошла за водой.
У крыльца она упала прямо на ступени. В единственном окне домика был виден теплый свет камина. Она представила, как хорошо сейчас внутри – тепло и уютно, можно разогреть вчерашний суп, добавив немного водички, и с удовольствием поесть, наконец. И не иметь дела с ужасами, таящимися в ночи.
Она не знала, что мир магии такой страшный! Лили никогда не…
Петунья прищелкнула языком. В последнее время она часто вспоминала сестру, по делу и без. Но в самом деле, неужели стоит полагать, что мир магии был страшен для Лили? Она же была своей там! Такой же ненормальной, как и все прочие.
Она, Петунья, не такая.
От этих мыслей вдруг стало противно от себя. Как будто они позволяли ей творить низости, прикрываясь слабостью. Например, забыть про просьбу, которую пообещала исполнить.
Нет, она точно не такая. Не хочет быть такой.
– Ты сама сюда попросилась, Тунья, – зло прошипела она, с усилием поднимаясь на ноги. Ноги дрожали и стремились к состоянию киселя. – Теперь не реви. Помнишь? Тебе нужно продержаться год. Три дня уже прошло. Осталось всего ничего!
Она с грохотом распахнула дверь, вошла, налила в кружку кипяченой воды и направилась назад.
Уже почти стемнело. Среди деревьев сгустилась темнота, и из кустов снова начали раздаваться звуки прыгающего желе, но призрак, послушно ожидающий за воротами, – бездонное пятно на фоне темнеющего пейзажа – пугал сильнее всего. Петунья лишь разок взглянула на него и тут же отвела глаза.
Ей пришлось снова залепить себе стимулирующую пощечину, чтобы заставить себя подойти ближе к воротам. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, она протянула призраку кружку:
– Вот.
Капюшон, под которым чернела пустота, медленно наклонился. Он же сейчас ударится головой… ну, тем, что у него под капюшоном, об магический заслон и загорится, сообразила Петунья, и усилием воли заставила себя сделать еще шажочек вперед. Кружка в ее руке выдвинулась за пределы барьера.
Призрак заколыхался, как будто от ветра, и немного отодвинулся. Возможно, он почувствовал страх Петуньи и решил таким образом успокоить ее, а, может, ему просто было неудобно. Он наклонил голову над кружкой, и затем в вечерней тишине Петунья услышала небольшой тонкий свист.
Как будто колесо велосипеда спускало.
Призрак медленно выпрямился и снова повел руками-лодочками. Спустя пару минут тупого разглядывания этой однообразной пантомимы Петунью осенило:
– А, ты же не можешь взять кружку.
Она осторожно наклонила кружку и вылила немного воды в его сомкнутые ладони.
Разумеется, вода прошла сквозь призрачные руки и пролилась на землю.
Петунья смотрела на кружку в своих руках и думала, что остался только один возможный способ напоить призрака. Только он ей совсем не нравился.
Вот только идти на попятную было уже стыдно перед самой собой.
– Подожди, я сейчас.
Попытки налить воду в собственную ладонь привела лишь к тому, что Петунья сама облилась, а кружка быстро опустела. Страх отступил перед раздражением от собственной неудачи и тем, сколько усилий приходится тратить на такое простое занятие. Шумя и топая, она сбегала в домик и принесла кастрюлю целиком.
Обеими ладонями она зачерпнула воду и поднесла ее к капюшону призрака, почти выйдя наружу к нему из-за защитной завесы. Вода медленно просачивалась сквозь пальцы, стекала по рукам и крупными каплями падала на землю.
– Пей, быстрее! – поторопила она.
Призрак задрожал. Это мелкое движение отличалось от того, как он двигался ранее, отодвигаясь от нее. В этот раз Петунья сама подошла ближе, почти вплотную, и ощутила исходящий от фигуры в плаще потусторонний холод. Из-под капюшона раздался едва различимый вздох, призрак наклонил голову, и ее ладоней коснулось что-то холодное и противное.
От этого прикосновения по рукам разлился холод, намертво соединяя ее руки в виде импровизированной чаши. Холод был цепкий, что, даже захоти она, не смогла бы сбросить его оковы.
Призрак одним глотком вытянул воду из ее рук и негромко хлюпнул. А потом просигналил руками, что нужно еще.
Петунья несколько раз набирала воды и давала призраку напиться, всякий раз ощущая, что испускаемый им холод проник в ее тело еще чуть глубже. Когда кастрюля, наконец, опустела, она не то что рук не чувствовала, даже ее губы и кончик носа покрылись тонкой корочкой изморози.
Когда призрак показал, что напился, она облегченно вздохнула и опустила руки. К ее удивлению, призрак поблагодарил ее поклоном и немного отступил назад.
– Не за что, не за что, – пробормотала она, не совсем соображая, что говорит. – Была рада помочь. Увидимся.
Она подхватила кастрюлю и побрела домой. Она даже не обернулась, чтобы проверить, но почему-то была уверена, что призрак проводил ее взглядом, а потом бесследно растаял в темноте.
Петунья долго стояла у камина, вытянув к огню руки, и отогревалась. Когда от тепла ладони интенсивно закололо, она даже расплакалась, от боли и облегчения, что этот ужасный эпизод, наконец, закончился.
Запихнув в себя несколько ложек холодного супа – ложка несколько раз падала из дрожащих пальцев, – Петунья, не раздеваясь, упала на кровать. Она успела подумать:
«Неужели все, что я получила, это простое спасибо?», и провалилась в сон.
Сколько он уже бродит один?
Воспоминания путаются. Видения мирной жизни сменяются ужасами войны. Он слышит свист стрел и прячется за деревом, а потом понимает, что это всего лишь ветер. Слышит рычание, а это оказывается волк. Он глядит зверю в глаза, тот пригибается, принимая угрожающую позу, и он уходит.
Незачем издеваться над зверьем.
Порой он слышит отрывки чужих разговоров, но не понимает ни слова. Он спешит на эти звуки, но, когда приходит, то не застает никого. Даже деревья не говорят с ним. Деревья здесь все молодые, не знающие ни легкой поступи квенди, ни тяжелого топора наугрим. Их кора тонка, а листья слишком зелены. Когда он приникает ухом к стволу, то может слышать шум текущих по нему жизненных токов. Но как бы он ни звал, срывая голос, деревья его не слышат и не откликаются.
Он идет и идет, и идет. День сменяется ночью, холод приходит на смену теплу. Когда муки голода становятся нестерпимыми, он собирает плоды земли – срывает с кустов спелые ягоды, разрывает землю в поисках съедобных корней, осторожно выкручивает из почвы грибы. Но чем больше он блуждает, тем меньше становится голод. Его одежда ветшает и рвется, сапоги приходят в негодность. Колчан давно пуст, и тетива на луке сгнила. Только кинжал еще висит на истлевшем поясе, и при каждом шаге больно бьет по бедру.
Но в конце концов, и эта боль пропадает. Однажды он смотрит на свои руки, и видит сквозь них звезды. Он рвет свои лохмотья и заматывает тряпками руки, укутывается в плащ. Он похож на ужасный призрак, о которых когда-то слышал страшные байки. Не вспомнить уже когда и от кого. Неважно.
Он бродит по молодым лесам, а они стареют на его глазах и умирают, давая жизнь новым деревьям, пока не находит приют в покинутом городе других квенди. Тех, что прибыли из-за моря. Там он остается и там засыпает. Без воспоминаний. Без сновидений. Без сожалений.
Пока однажды звук рога не приносит ему пробуждение и странную жажду, которую ему обязательно нужно утолить.
А я знала, я знала, что фигура будет не злой!
Основано на FluxBB, с модификациями Visman
Доработано специально для Холиварофорума