Холиварофорум

Анон

Олег Верещагин

Вроде еще не было?
Расист, фашист, сталинист, язычник, последователь Крапивина, борец с обнаглевшими бабами, пидорами и яоем на Самиздате, радикальный оппозиционер, доносчик, русский патриот, любитель мальчиков, милитарист, автор лучшего описания гомосексуальной любви в российской фантастике (по версии Якобинца). (И не спрашивайте, как все вышеперечисленное между собой сочетается.)

Поскольку на своей странице сабж стирает все неугодные сообщения и банит их авторов, предлагаю обсудить здесь. По-моему, поциент дозрел.

▼Чтения⬍

▼«Горны Империи»⬍

Пролог и глава 1
Глава 2 и 3
Глава 4
Глава 5

▼«Хрустальное Яблоко»⬍

Предварение
Пролог и глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6 часть 1
Глава 6 часть 2
Глава 7 часть 1
Глава 7 часть 2
Глава 7 часть 3
Глава 8 часть 1
Глава 8 часть 2
Глава 9 (с иллюстрацией!)
Глава 10 часть 1
Глава 10 часть 2
Глава 11 часть 1
Глава 11 часть 2
Глава 12
Глава 13 часть 1
Глава 13 часть 2
Глава 14
Глава 15
Глава 16 часть 1
Глава 16 часть 2

▼«Гарав», он же «Оруженосец»⬍

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11

Анон

Re: Олег Верещагин

Удобными для него лично машинами он еще как пользовался, а удобные для других ему были некошерны. Это называется лицемерие.

Насколько я знаю, жену он любил искренне и горячо - но стиральную машинку или пылесос домой так и не купил ))

Анон

Re: Олег Верещагин

Насколько я знаю, жену он любил искренне и горячо - но стиральную машинку или пылесос домой так и не купил ))

Анон, ну так жена у него и не стирала/убирала сама, он всё-таки профессор в Оксфорде, а не рабочий на фабрике.

Анон

Re: Олег Верещагин

Анон, ну так жена у него и не стирала/убирала сама

И кто же был у них служанкой? Сколько лет, где воспоминания и интервью этой женщины?

Анон

Re: Олег Верещагин

Не по теме, но раз уж зашла речь про семейную жизнь Толкина, то не знаю как насчёт того кто убирал/стирал, но вот такой отрывочек:

Толкин стал профессором в Оксфорде, писал прозу и стихи, а Эдит так и оставалась просто женой талантливого учёного, любящего и властного. Будучи прекрасным мужем и отцом четверых детей, Толкин, тем не менее, проводил очень много времени в разговорах о литературе с близкими друзьями (в число которых, кстати, входил и Клайв Льюис – знаменитый христианский писатель). Жену же в эту часть своей жизни он практически не допускал. Сначала Эдит недоумевала и обижалась, но позже – смирилась, как всегда уступив мужу. Можно только предполагать, сколько же раз за 55 лет супружеской жизни она поступала именно так.

Дальше там восторженная белиберда про доверие, готовность пожертвовать своими желаниями ради любимого человека, поразительная мудрость, огонь любви и огромного взаимного уважения. Причём всё это видимо со стороны Эдит Чем уж там Толкин жертвовал не знаю

Анон

Re: Олег Верещагин

Анон, ну так жена у него и не стирала/убирала сама

И кто же был у них служанкой? Сколько лет, где воспоминания и интервью этой женщины?

Может, они постоянно менялись?

Анон

Re: Олег Верещагин

Приходящая домработница, насколько я знаю. Как и в других профессорских хозяйствах.

Анон

Re: Олег Верещагин

Спешите видеть. Надя Яр против О. Верещагина:
http://nadiayar.livejournal.com/2017/07/07/

Анон

Re: Олег Верещагин

Всякие величественные постройки уровня древнего Рима и Египта и делаются с техникой уровня Рима и Египта, большего не требуется

Требуется еще огромное количество рабов.

Анон

Re: Олег Верещагин

Всякие величественные постройки уровня древнего Рима и Египта и делаются с техникой уровня Рима и Египта, большего не требуется

Требуется еще огромное количество рабов.

Смеяться будешь - но в Египте строили в основном не рабы, а крестьяне-общинники.

Анон

Re: Олег Верещагин

Ну дочитайте уж хоть один его рОман до конца! чтецы, где вы все?

Анон

Re: Олег Верещагин

Добрый день, аноны.
Чтец «Гарава» менял работу, поэтому с чтениями у него случился затык. Но теперь он тут и просит простить его за опоздание. Продолжаем путешествие по увлекательному миру Профессора, утыканном кинками Олежана.

▼Гарав. Глава 12⬍

Итак, сегодня у нас глава 12,

в которой рыцарь с оруженосцами посещают славный город Форност.

Из Пригорья Эйнор сотоварищи после поебушек с прекрасной девой бодро выступают, как уже было сказано, в Форност. Немного расизма описания средневековой трассы:

Как и в прошлый раз, близость города была заметна задолго до того, как появился сам город. Широченный тракт — немощёный, но с боков выложенный белым камнем, со столбами–указателями через равные промежутки — окружали поля, в которых виднелись деревеньки и хутора. Кое–где к дороге вплотную подступали сады. Народу было не так уж много, если сравнивать с Ангмаром, но среди путников кроме довольно частых гномов объявились явные монголоиды, негры и арабы. По крайней мере, по внешности это были монголоиды, негры и арабы.

Однако, как мы помним, монголоиды, негры и арабы – FUUUUU   Поэтому Паштет, которого Эйнор пинками сгоняет с коня, на котором он едет вдвоём с Фередиром, дабы в жопотрахе ни в чём плохом не заподозрили

Гарав понял, что их парочка — несмотря на внешнюю невозмутимость — Эйнора раздражает своей нелепостью и не обиделся, и не возражал

дрочит на кого бы вы думали???

Гарав как раз увязывал одеяла и, мельком посмотрев на подъехавших, удивился — ни узды, ни стремян. Это было первое, что он отметил… а вторая мысль обожгла.
ЭЛЬФЫ!!!

Эльфы великолепны как ёптвоюмать:

Они спешились — ловко соскочили с высоких тонконогих коней, серых, как тени (при виде их Фион коротко проржал и взрыл землю копытом). Синие с золотом плащи держались на одном плече, на широких косых поясах — длинные мечи. На эльфах вообще было много украшений — на шеях, запястьях… Темноволосые, улыбчивые (и с совершенно нормальными ушами, почти возмушённо отметил Гарав — волосы, убранные на висках в тонкие косы, туго уложенные вокруг головы, уши позволяли рассмотреть очень даже хорошо… ну разве что мочек почти нет, но и у людей такие уши встречаются тоже — да у самого Гарава были такие же…), высокие, они поприветствовали людей поднятыми ладонями.

Чтец просит обратить внимание на уши Паштета. Не зря, ох не зря схожесть Русского Красавчика с Эльфами подчёркивается Олежей неоднократно.

Тем временем, Паштет вместе с автором роняют слюни:

Гарав, если честно, уставился на эльфов с неприкрытым любопытством.
И чем больше он смотрел, тем больше не соглашался с Фередиром. Эльфы привлекали, притягивали и внушали… нет, не зависть… не робость… не уважение даже… а что–то…

Эльфы о чём-то треплются с Эйнором и уезжают. Фередир откровенно взревновывает:

Фередир сердито бросил Гараву:

— Рот закрой.

— У меня он закрыт, — возразил тот. Фередир буркнул:

— Тогда глаза верни на место, не выпучивай так.

— Чем они тебе не нравятся? — спросил Гарав, сморгнув.

— Зато тебя, я вижу, уже околдовали. Того и гляди побежишь за ними, как маленький ребёнок — они их так и…

Но  за честь славного эльфячьего имени ожидаемо вписывается НуменорскаяЪ Няшка:

Сильный удар по щеке пошатнул Фередира.

— Временами твой язык слишком болтлив, Фередир сын Фаэла, — сказал Эйнор. — А главное — твоя голова не поспевает за ним.

Фередир опустил голову. Его щека даже слегка вздулась — прямо на глазах. Оруженосец покусал губу.

Паштет расстраивается и вступается за товарища:

Гарав встретил тяжёлый взгляд Эйнора и сказал — просто чтобы не выглядеть трусом и предателем перед «огрёбшим» Фередиром — пусть Гарав и не был с ним согласен:

— У нас тоже рассказывают, что эльфы крадут детей.

— Если мы… когда мы вернёмся — поинтересуйся летописями и узнай, что такое Аст Ахэ*, — сказал Эйнор почти зло. — Тогда ты поймёшь, глупый мальчишка, кто и зачем крал детей… Сворачивайтесь быстрее, ну?! К полудню мы можем быть в городе, и я определённо не желаю ночевать в поле ещё одну ночь!

▼Если кто не знал, что такое Аст Ахэ, Олежа поясняет⬍

Аст Ахэ — рыцарский орден, созданный в Первую Эпоху Морготом для «несения добра воимя зла». Рыцарей Аст Ахэ чаще всего готовили по принципу янычар. При этом им внушались понятия добра, отваги, справедливости, чести — всего, чего были лишены прочие слуги Моргота. Воспитанный таким образом мальчик был уверен, что Моргот — носитель справедливости и спаситель людского рода. Таким образом, все свои великолепные качества рыцарь обращал — самым ужасным образом! — на пользу Зла… Пожалуй, ярче всего печальная судьба рыцаря Аст Ахэ — полуэльфа Илльо — описана в романе О.Брилёвой «По ту сторону рассвета».

По дороге Паштет виноватится, а Фередир признаётся ему в расстроенных чувствах от невозможности обладать эльфами:

… — Больно ударил? — тихо спросил Гарав Фередира, когда они шагали по дороге — по обе стороны от мерно качающего головой и явно довольного избавлением от двойного груза Азара.

— Угу, — честно отозвался Фередир.

— Из–за меня это опять.

— Да ну. Раз тебе нравятся эльфы — это уже всё. А я просто подосадовал. У нас на юге их и правда не любят, — признался он наконец. — Они слишком… слишком…

— Слишком правильные? — спросил Гарав. Фередир уставился на него в изумлении:

— Вот, да, то слово! Правильные, — повторил он, словно стараясь это слово раскушать. — Верно.

— Разве когда ты видишь что–то красивое, ты всегда завидуешь или злишься?

— Нет… — задумался Фередир. — но мне… — он вдруг засмеялся, — …но мне почти всегда хочется этим обладать. Если бы я мог, я бы стащил на землю все звезды. Не от жадности, нет! — вдруг помотал головой Фередир. — Я хочу посмотреть вблизи, какие они… И вот я думаю — может, когда–нибудь человек достигнет звёзд, — Фередир вздохнул. — Но никогда человек не станет, как эльф… И мало кто может с этим смириться.

Паштет уточняет у Фередира, значит ли это, что тот боится смерти, и вообще, Эйнор бы такого подхода не одобрил бы. Фередир тут же возносит оду Чистокровным:

— Эйнор — нуменорец, — со значением ответил Фередир. — Пока не пал их остров — Эру сам приходил к ним, как к себе домой. Кто знает, что он открыл предкам Эйнора? А нам были оставлены земли, гда мои предки не сразу научились плавить бронзу, Гарав. В нашем доме — как–нибудь ты увидишь, когда приедешь погостить! — есть бронзовые клинки, они древнее Арнора! Они смешны, завораживающи и ужасны. Да что я тебе рассказываю, вряд ли у вас было иначе… Скажи ещё что–нибудь на своём языке! — внезапно отбросил серьёзность Фередир.

Паштет после романтического восхищения Высшей Расой, естественно, косплеит Петросяна:

И Гарав, естественно, выдал матерную тираду, а потом мальчишки долго хихикали на ходу, когда Гарав объяснил, что она значит — все слова вместе и каждое в отдельности…

Путники таки добираются до Форноста. Город красив, и величественен, и крепости есть, и дома с соломенными крышами, и дворец с лебедями! с чучелами!

Форност и правда был красив. За какие–то десять минут ходьбы Гарав насчитал три фонтана — каменных и ухоженных, выбрасывавших вверх мощные струи. На том месте, где начиналась широкая улица, через которую между домами тут и там перешагивали красивые арочные мостики — улица, явно уводившая в крепость — замерла навечно статуя из серого камня: воин в тяжёлом, непривычном взгляду доспехе и крылатом шлеме выходил из моря, и каменные волны завивались и бурлили у его колен. Именно около этой статуи Эйнор свернул налево, походя набросил узду Фиона на какую–то каменную завитушку и кивнул мальчишкам на квадратный усыпанный песком дворик, окружённый колоннадой.

Неизвестная локация оказывается княжеским дворцом. Гарав немного охуевает:

Гарав огляделся изумлённо. Вдоль колоннады прошли мужчина и женщина в красивых длинных одеждах, на которых поблескивал металл — о чём–то разговаривавшие, они даже не посмотрели в сторону мальчишек.

— Я думал, что дворец там, — Гарав мотнул головой в сторону крепости.

— Нет, конечно, — тоже удивился Фередир.

— И что, любой может войти?

— Сюда? Конечно…

А Фередир игрив,  прельстив и любовен:

Фередир зевнул и потянулся. Потом вдруг толкнул Гарава в плечо, когда тот отмахнулся — в грудь и сделал подсечку. Гарав упал, но потянул Фередира за собой, перехватив его запястья, швырнул в песок с упор в живот. Мальчишки покатились между чопорных колонн, не давая друг другу встать, сопя сосредоточенно и попеременно оказываясь сверху. Оба старались выглядеть злыми, оба хотели победить всерьёз, но обоим в то же время было смешно и хорошо — необъяснимо хорошо…

Уважаемые аноны, достаньте ваши шаловливые ручки из-под стола   ВНЕЗАПНО мы видим самого Олежку средневекового среднепедофила! Естественно, это не НуменорецЪ и даже не местный, а горячий васточный мюжчин:

За борющимися мальчишками из–за колонн внимательно наблюдал богато и ярко одетый харадрим. На его губах застыла сладострастная — и, видимо, безотчётная — улыбка, он тяжеловато дышал (впрочем, может быть, из–за явной полноты), глаза маслянисто поблёскивали.

Аганна был купцом и, естественно, шпионом одного из южных властителей — а заодно Гондора, Арнора, Кардолана, Ангмара и морэдайн. Купца такая многосторонность не смущала — он с детства был приучен к мысли, что золото и серебро всегда остаются таковыми, из чьи бы рук ты их не получал. А эта служба ещё и давала возможность рисковать в делах купеческих — на крайний случай прибыли от шпионажа могли покрыть убытки от рискованных операций, а милость властей — закрыть их же глаза на, например, контрабанду.

Фуфуфу, купец    Фуфуфу, шпион    Настоящий мужчина должен быть воином и грабить корованы доблестно пиздить других военов. А то писюн отвалится и уйдёт на службу в Ангмар.

О том, что Эйнор кагбе вотпрямщас тоже шпион, Олежа почему-то не вспоминает.

Ещё немножко маленьких сексуальных фантазий Олежана:

Впрочем, на севере Аганна не любил бывать. Холодно. Люди грубые и неотёсанные. Пища тяжёлая. Музыка отвратительная. Понятия о развлечениях примитивные. Единственное, что тут было стоящим, по мнению харадрима — это дети. Мальчики… или девочки, на крайний случай. Но они были недоступны так же, как вершины здешних проклятых гор. Три года назад с огромными трудностями и издержками Аганна выписал и обеспечил доставку в своё имение мальчика–северянина лет десяти–двенадцати, не больше. Сколько на него ушло одного сонного зелья!!! Но этот негодяй (красивый, как изображения в древних, затерянных в песках храмах) буквально за какие–то минуты до того, как Аганна собрался его навестить, перерезал себе горло осколком разбитого кувшина. Аганну до сих пор бросало в дрожь, когда он вспоминал забрызганную кровью постель и стены (богатейшая ткань, мозаичные росписи…) - и думал, что сумасшедший красавчик мог ведь и дождаться его, Аганну. И… Мысли о том, что все эти северяне — сумасшедшие, добавочно отравляли пребывание здесь. Но отказать себе в удовольствии посмотреть на светловолосых привлекательных мальчишек. Они приехали с хорошо знакомым Аганне Эйнором сыном Иолфа, не последним из рыцарей Кардолана, воспитанником князя… Одного из оруженосецев — Фередира — Аганна знал, когда–то даже подарил ему пони (в слабой надежде на… гм… близкое знакомство). А второго — невысокого светловолосого паренька лет 13–14, не больше — Аганна не знал.

Кокая жалость  Но, конечно, сразу же захотел выебать, Паштета тут все выебать хотят.

Впрочем, негодяйского педофила сразу же настигает местный Тесак:

Вообще–то он пошёл за Эйнором, но тот скрылся в здании, куда Аганна не хотел заглядывать лишний раз. Пришлось остаться ждать — хотелось всё–таки знать, что тут делает Эйнор, а времени подставить вместо себя кого–нибудь из платных помощников не было. И не дать волю фантазии Аганна не мог… но вздрогнул, издав слабый звук испуга и изумления, когда услышал над плечом голос, произнёсший на харадском:
— Доброго утра тебе, почтенный Аганна.

— А… — Аганна перевёл дыхание и церемонно склонился, сказав на адунайке: — Доброе утро тебе, рыцарь Эйнор сын Иолфа.

Юный нуменорец стоял в каком–то шаге, и Аганна поспешно — вроде бы из вежливости — отодвинулся. На самом деле ему просто было страшно. Эйнор был очень красив и, хотя и темноволос, однако не так, как привычные харадские юноши. Но вот глаза… Словно серые гвозди, входящие в плоть. Аганна почувствовал себя мотыльком — какого он видел как–то в коллекции одного морэдайн. На белом листе бумаги, булавка — насквозь, никуда не деться и ничего не скрыть.

— Я вижу, — оживлённо заговорил Аганна, — ты нашёл себе ещё одного оруженосца в придачу к пре… — он не договорил «…красному» и сказал, — …данному Фередиру? Кто этот мальчик? Он ведь не из нуменорцев?

Эйнор не может не умилиться Паштету даже в разговоре с любителем утех и извращений:

— Я подобрал его по дороге и посвятил в оруженосцы, — ответил Эйнор сухо, но Аганне показалось, что серые гвозди слегка согрелись и помягчели.

Обрадованный мерсский педофил пытается подлизнуть НуменорскойЪ НяшкеЪ и рассказывает местную легенду о другой НуменорскойЪ НяшкеЪ:

▼Оч Эпичная Легенда⬍

— Воистину, ты добр, как добрые боги. И почти так же могущественен — вознести просторождённого мальчишку из дорожной грязи… Жди, он отплатит тебе благодарностью! — Аганна позволил себе подмигнуть. И, видя, что Эйнор молчит и не выказывает недовольства, вспомнил: — Как сказано в легенде о князе морэдайн, твоих беспутных братьев — князе, что ехал по грязной дороге и вдруг словно судьба толкнула его под руку, и он, сам не ведая зачем, нагнулся и подобрал с обочины камешек. Подбросил его в руке и так, забавляясь, ехал дальше. А потом хлынул дождь, омыл камень, и увидел князь, что это огромный алмаз, прекрасный, хоть и неогранёный… Главное — чтобы такой камень достался умелому гранильщику, не так ли? — и купец позволил себе подмигнуть второй раз.

— А, эта легенда о князе Тамархиле… — Эйнор усмехнулся. — У нас её рассказывают иначе, почтенный Аганна. Был поединок Тамархиля и вашего вождя, имени которого история не помнит уже потому, что он был подл и ударил копьём лошадь князя. И Тамархиль рухнул в грязь. А харадримец уже целил пронзить оглушённого Тамархиля копьём. Но князь схватил подвернувшийся под руку камешек, покрытый грязью — ничего иного не попалось ему под пальцы — и кинул во врага. Хотел ли он того или случай вёл его руку — но камень попал в глаз коню харадримца, он взбесился, сбросил своего хозяина, и вождь упал и сломал себе шею. Тот камень — просто кусок гранита — Тамархиль огранил сам и вставил в свой скипетр, что и до сих пор можно видеть где–то в Умбаре — не знаю точно, где… Так что полезное это дело — внимательно смотреть под ноги; как знать, может то, что ты поднял походя, спасёт тебе жизнь?

Однако не получилось, не фортануло. Эйнор грозит биореактором и анальными карами:

— А теперь слушай меня, жирный кусок навоза… — голос говорившего снова на харадримском Эйнора был похож на шипение стали по мерно вращающемуся наждачному кругу. — Я могу зарезать тебя здесь даже не кинжалом, уж точно не мечом — не хочу его пачкать. Рукой, — его ладонь уперлась в область подреберья купца, и Аганна жалобно пискнул, поняв, что похожие на стальную перчатку пальцы юноши легко войдут в плоть. — Да ещё и сделать так, что тебя найдут не раньше чем через неделю, и совсем в других краях, и все решат, что тебя ограбили орки… или ты всё–таки вздумал исполнить свою давнюю мечту, что копошится у тебя под черепом, харадрим… — нажатие стало чуть сильнее, — …но не рассчитал, и какой–то грубый северный щенок свернул твою чёрную шею. — Но отсюда я возвращаюсь домой — через пару дней. И не хочу оставлять артедайнским братьям твой труп, у них и без того полно хлопот. Если за эти пару дней я увижу тебя ближе чем в десяти шагах хоть от одного ребёнка — пусть даже от сопливого уличного мальчишки — я переборю своё нежелание. Ты понял меня? Не надо слов. Просто кивни или помотай головой.

Суровый и энигматичный Эйнор отпускает негодяйского педофила и по привычке выписывает словесный песдюль няшным оруженосцам:

Мальчишки — тяжело дышащие и перепачканные песком — догнали рыцаря и важно зашагали с обеих сторон. Важно, но оба стреляли весёлыми взглядами и украдкой вытряхивали из лохм всё тот же песок.

— Помойтесь, причешитесь, обуйтесь и приведите в порядок одежду, бестолочи, — сказал рыцарь. — Вон фонтан. Сейчас пойдём покупать Гараву снаряжение, оружие и коня. Вещи и Фиона с Азаром пока оставьте здесь, никто не сведёт и не утащит.

И они наконец-то, скакаше играя весёлыми ногами, отправляются покупать Паштету оружие. Паштет расстраивается и жалеет, что не может прочесть даже вывеску на лавке:

Была там и надпись, не витым тенгваром, а рунами кертара. Впрочем, Гарав не умел читать ни те, ни другие. Если честно, от этого его ела досада. Стыдно и даже противно было ощущать себя неграмотным. «Надо будет букварь добыть, что ли, — подумал мальчишка. — Научусь, не развалюсь!»

Хозяин лавки, естественно, тоже НуменорскаяЪ НяшкаЪ и, как ни странно, торговец. Впрочем, оружием торговать для Олежки наверняка не зашкварно. Здоровается он как последователь Тесака у Русских Националистов положено:

Хозяин лавки — худощавый, рослый старик с орлиным профилем, явный нуменорец — сам вышел навстречу посетителям, а точнее — спустился откуда–то сверху. С Эйнором он поздоровался за предплечья, даже чуть приобнялся, они перебросились парой слов на синдарине.

Жаль, что от сердца к солнцу не кинул сразу 

Паштет снова виноватится, Эйнор цитирует Стругацких, а Олежа рассказывает о местной денежной системе и поругивает Профессора:

— Послушай… — Гарав вздохнул. — Но всё это, наверное, очень дорого…

У Толкиена вопросы цены чего–то почти никогда не поднимались, разве что в рассказах о Хоббитании. Иногда создавалось такое впечатление, что всё нужное само собой падает на героев. По крайней мере так казалось Га… Пашке. А в реальности вставала перед глазами строка из учебника — что рыцарские доспехи стоили стада из 50–60 коров. Здешние монеты Гарав уже много раз видел — тут были настоящие монеты, а не рубленый металл, как на севере. Они были очень хорошей чеканки, просто филигранной. Маленькие — с ноготь пальца взрослого мужчины — золотые кастары, на одной стороне которых была шестиконечная звезда с очень острыми лучами, а на другой — надпись алфавитом Кертар: «Мэлин мириан», то есть просто «Монета золотая» на квэнья. Серебряные зарни — их считали по четыре в каждом кастаре — были размером с «земную» десятирублёвку и чеканкой в точности повторяли золотые, только с надписью: «Телпе мириан», «Монета серебряная». И медь — размером с серебряную, по двадцати пяти медных фартингов (название было в точности английское!) в серебряном зарни. Фартинги были без надписей или рисунков, но покрытые с обеих сторон сложным красивым орнаментом. Чеканили монеты одинаково во всех трёх княжествах, но больше всего — в Артедайне. В общем, Пашка уже не раз видел монеты, но так и не мог пока соотнести, сколько тут чего стоит. Поэтому и в вопросе его прозвучало искреннее беспокойство.

— М, — хмыкнул Эйнор. — Недёшево. Но честь дороже.
Гарав посмотрел на рыцаря круглыми глазами. Это были слова Руматы из «Трудно быть богом» Стругацких.

Выписав попутно лёгкую пиздюлинку Фередиру, который шарится по лавке, как руссо туристо на шопинге

Эйнор отпустил оруженосцу подзатыльник

ЧистокровныеЪ приступают к трансформации Паштета в местного недорыцаря.

Оружейник смерил мальчишку коротким взглядом — уже совершенно деловым — и, нагнувшись, выбросил на прилавок кожаную куртку, кожаные штаны, серую рубаху и ещё одни штаны — полотняные, короткие, чуть ниже колен. Потом — пару сапог, пару простых коротких шпор, ещё пару сапог.

Паштет печально думает, что попал в анальное рабство:

Гарав же в общем–то понимал одну важную вещь: это не сказка. Клятва, теперь — это снаряжение… За это надо будет служить. И, наверное, не один год, даже денег не спрашивая — кормят, и хорошо. Конечно, можно поднять хвост… но вот только — зачем? Эйнор хороший парень, Фередир вообще считай друг. Слуга у рыцаря — это не раб у орков. Поднять хвост и уйти — а куда? Ну, предположим, тут нет рабов. А делать–то что? В принципе, Пашка умел копаться в земле, ходить за скотом… Значит — наниматься батрачить к крестьянину. Может, и неплохо, но разве сравнить со службой у рыцаря? Ясно, что домой, кажется, дороги нет вообще (Пашка задержал дыхание, чтобы не всхлипнуть — вдруг резко подкатила под горло забытая, казалось бы, тоска…). А тут надо как–то устраиваться жить. И это — не худший, наверное, вариант.
— Ну–ка, — Эйнор заставил Гарава поднять руки и ловко опоясал его поверх куртки ремнём. Оказалось, что на широкой двойной полосе из толстой кожи — подвесы для меча и кинжала и даже крепление для кошеля или маленькой сумки.

Хмм, а ведь Паштет левша. Универсальные пояса у них, в этом средневековом Средневековье!

▼Для анонов, которые любят доспехи и их описание⬍

Эйнор и правда не собирался разоряться на доспехах для своего слуги. Кольчуга — чуть ниже колен, разрезанная по подолу спереди и сзади так, чтобы прикрывать сидящему верхом ноги, с широким рукавом ниже локтя, без усилений типа оплечий или нагрудника (ага, а у самого–то есть!!!). Правда, плетение было мелкое и густое. Шлем — простым куполом, но с кольчужными же шарфом и бармицей — а точнее, с единым типа комплексом, который оставлял открытым только овал лица и даже плечи прикрывал; на нижнем краю овала болталась какая–то широкая стрелка… а, понял Гарав, если её поднять вверх, то можно зацепить за нижний край шлема спереди, там вон и скоба есть — кольчуга тогда тоже поднимется, закроет подбородок, а эта стрелка — почти все губы и весь нос. Поножи — высокие, из двух половинок на ремнях. Потом — кожаный дублёный жилет с острыми крыльями–оплечьями… ага, это поверх кольчуги, не так уж плохо. Кожаные доспехи — вовсе не такой примитив, как некоторые думают… Краги — тоже из толстой кожи, со стальными блямбами на сгибах пальцев и костяшках кулака и на тыльной стороне ладони — до середины предплечья. Треугольный небольшой щит без рисунка — деревянный, обтянутый чёрной кожей и обитый бронзовыми скрепами; изнутри — плотная подушка под руку и несколько ремней, один из которых позволял вешать щит на шею, а три других — крепить его у локтя и у запястья, плюс брать в руку. Меч — самый обычный, простейший и функциональный, как ложка, выбранный явно с учётом роста, веса и возраста нового воина — в черных ножнах из кожи и дерева, стянутых красивыми фигурными, но всего лишь стальными скрепами. (Но даже при всей своей простоте по клинку бежал характерный именно для кардоланских мечей алый узор — Эйнор выбрал оружие с родины…) Кинжал — в сущности, уменьшенная копия меча. Ещё один нож (как Гарав понял — столовый прибор «за всё») с удобной костяной рукояткой, гранёное шило, напильник, кожаный ремень — наверное, для «доводки» лезвий после заточки. Топор — обычный, рабочий, только полотно с оттянутым вниз концом отличало его от привычных Пашке. И копьё — не пика, как у Эйнора и Фередира, а именно копьё, метра два длиной, с удобной обмоткой ремнём под руку и широким наконечником, которым при случае явно можно было неплохо рубить.

Паштет как официальная мартисьюха не может удержаться от того, чтобы не показать чудеса кунг-фу:

Гарав немедленно покрутил копьё с перехватом, как квотерстаф - и смутился было, но Эйнор одобрительно хмыкнул:

— Хорошо, молодец.

Ободрённый похвалой, Гарав запустил топором, ни слова не говоря, в попавшуюся на глаза мишень для ножей — и угодил точно. На этот раз не удержался оружейник:

— Ого. Редкое здесь мастерство.

— Он и правда северянин, ты угадал, — гордо заявил Фередир.

Ну, и куда же без толстого рояля в кустах Олега Николаича:

Когда Эйнор приказал примерить доспехи, Гарав слегка сник. На руках всё было очень тяжёлым… но, облачившись, он понял, что Олег Николаевич был прав, когда говорил, что доспехи в руках и доспехи на теле — разные вещи.

Приёмы кунг-фу продолжаются. Всё чудесатее и чудесатее, всё страньше и страньше:

— Арбалет можно? — Гарав сказал «арбалет» по–русски, но кивнул на указанный предмет, и его поняли. Оружейник поднял брови. Эйнор усмехнулся. Фередир заинтересовался:

— Умеешь?! Это работа морийских гномов.

— Конечно, — кивнул Гарав. — Хорошо умею.

ОТКУДА ты умеешь хорошо владеть арбалетом, дружок? Ты родился и вырос в Козолупинске Тамбовской области минимум через полтысячи лет после эпохи указанных арбалетов. Чтец готов поверить, конечно, в непревзойдённое мастерство Олега Николаевича в поединках на мечах, и в не менее непревзойдённое мастерство преподавателя. Но Паштет, скорее, сигареты мог хорошо стрелять, чем из арбалета. Оч загадочно 

Пока Эйнор уходит выбирать Паштету коня, в средиземном Средиземье почему-то внезапно возникают грузины эльфы, которые изготавливают насвай козинак:

Он что–то жевал и, посмотрев, как Эйнор выбирает жеребца, сунул Гараву кусок чего–то липкого.

— Жуй.

Гарав — он тоже увлёкся процедурой выбора — откусил и удивлённо сказал:

— Ой. Это же козинак.

— А? — удивился Фередир. — Это глирэд, — слово было явно эльфийское. — Вкусно?

— Угу, — Гарав увлечённо жевал. Оказалось, что он дико соскучился по сладкому. — А шоколада у вас нет?

Ну тебе, дорогой, мёд, так ещё и ложкой. Короткий реверанс Олежки в сторону Пехова:

Серого в яблоках хорошо объезженного жеребца–трёхлетку Гарав назвал Хсан. Сокращённо от «х'санкор» — было такое животное в одной читанной когда–то Пашкой книжке

И весёлая компания уходит ночевать в Форносте в неизвестном науке месте:

— Ладно, — сказал Эйнор. — Покажи, как ты умеешь увязывать своё собственное добро — и пошли–ка ужинать и устраиваться на ночлег. Мы проведём в Форносте пару дней.

— А куда пойдём? — деловито спросил Фередир.

— В «Гнездо кукушки», — сказал Эйнор.

Фередир в ответ на вопросительный взгляд Гарава пожал плечами.

Спасибо за прочтение, анончики    В следующей главе

▼СПОЙЛЕР!⬍

Раскрытие цели дальнейших странствий и гетеросекс в описании Олежки. Не пропустите! 

Анон

Re: Олег Верещагин

Чтец, ты вернулся

Впрочем, негодяйского педофила сразу же настигает местный Тесак

Я вот этот момент не совсем понял. "И не дать волю фантазии Аганна не мог", это его Эйнор за

▼фантазиями⬍

дрочем

застукал, что ли?

серые гвозди слегка согрелись и помягчели.

Угу, согрелись примерно до 1000°С и покраснели. Хотя, возможно, имелись в виду жидкие гвозди.

Анон

Re: Олег Верещагин

Аганна жалобно пискнул, поняв, что похожие на стальную перчатку пальцы юноши легко войдут в плоть.

В крайнюю? 

Анон

Re: Олег Верещагин

В крайнюю? 

Аноны хуже сабжа

Анон

Re: Олег Верещагин

Да, чтец вернулся    Привет, анончик, чтец тож соскучился!

Мыши плакали, кололись, но продолжали грызть кактус. Поэтому сегодня мы продолжаем прогулки в средневековом средневековье с эльфами и педофилами, и сейчас у нас глава 13,

▼нимножк стыдливая⬍

в которой обнаруживается кукушкино гнездо и происходят ещё некоторые события…

Наша гоп-компания идёт жрать в загадочное «Гнездо кукушки».  Средневековые интерьеры в наличии.

Внутри таверна «Гнездо кукушки», как ни смешно, оказалось больше похоже на ретро–кафе — из недешёвых. Стены, обшитые светлыми и тёмными деревянными полосками–панелями вперемешку, большой открытый очаг, высокие потолки, подпёртые деревянными арками, с которых свисали на цепях потушенные днём светильники, выложенный алыми и серыми гранитными плитками пол, квадратные столы на четыре места каждый, стулья с высокими спинками, выведенными в виде стилизованной лилии — расширенные кверху, на резных ножках… На небольшом возвышении в глубине зала сидели — правда, пока не играли, тихо разговаривали друг с другом — музыканты: арфист, флейтист и… скрипач, что ли?

Заведеньице, в общем, не из простых, но у НуменорскойЪ НяшкиЪ имеется блат аки у МАССОЛИТовцев в доме Грибоедова:

Четыре из каждых пяти столов были заняты, но хорошее место рыцарю и оруженосцам нашлось легко.

Посоны любят повеселиться, особенно пожрать:

Сковорода с глазуньей из дюжины яиц с ветчиной, три жареных цыплёнка, полкаравая серого хлеба, листья молодого салата, хрустящие тонкие коржики, кувшин с вином, три тонкостенных кружки… В общем, поесть было что.

Утрите слюнки, голодные аноны. Сэр рыцарь со свои други оруженосцы приступают к трапезе. Вернее, приступают оруженосцы, у ЧистокровныхЪ, как всегда, всё куда более возвышенно:

Мальчишки навалились на еду без церемоний. А вот Эйнор несколько мгновений молча смотрел на запад, как будто видел сквозь стену — а когда занялся обедом, то ел изящно и даже красиво.

Паштету стыдно за инцидент с пивом в «Гарцующем Пони» (если кто запамятовал, то там он отказался от пива, вызвав острую попаболь у хозяина заведения. Поэтому он решает исправить допущенный промах и героически набухаться.

— Не надо мне воды, — буркнул Гарав и налил себе вина. Оно было густое, красное, но чуть–чуть с фиолетовинкой. И холодное — жесть кружки запотела.

— Вино было сделано ближе к твоим родным местам, — Эйнор тоже пополнил свою кружку. — На восточном берегу Руна.

— Эйнор там был, — гордо заметил Фередир. Эйнор усмехнулся:

— Был. Ещё оруженосцем… Кстати, это вино тогда и сделали. Пять лет выдержки.

Гарав отпил. Осторожно. Вино было и правда холодным… и не так уж походило на прокисший компот (а именно таким был опыт общения мальчишки с вином). Оно чуть сладило, чуть горчило, чуть кислило… чуть вязало язык — и было, в общем–то, приятным. И, видимо крепким — через какую–то минуту, несмотря на то, что Гарав плотно поел, у него слегка поехало сознание. В общем–то это было не неприятно и не доставляло особых неудобств — скорей было даже забавно.

Эйнор говорит, что в городе они пока поторчат чуток и выдаёт оруженосцам немного карманных денег – на шлюх на развлечения и утехи. Паштет чутка рефлексирует и думает, что прошлая жизнь ему приснилась и развеялась, как в поле дым.

Кстати, аноны, вы не заметили, что Олежкину мартисьюху уже целых полглавы никто не хотел выебать?   Пра-авильно, это ненадолго. ВНЕЗАПНО неземной красотой Паштета интересуется местная официантка:

Подошедшая девушка убрала со стола, принесла Фередиру пива и всем — ржаных сухарей с солью.

— За счёт «Гнезда кукушки», — весело сказала она. — Как проживающим здесь.

— А почему «Гнездо кукушки»? — поинтересовался Гарав. Девушка улыбнулась:

— А тут всегда как в гнезде кукушки — много народу, но никого постоянного. Разве плохое название.

— Грустное, — неожиданно для самого себя сказал Гарав. Девушка посмотрела чуть удивлённо и с интересом.

— А ты красивый, — сказала она вдруг, чуть нагибаясь к мальчишке. — Тебе говорили, что ты немного похож на эльфа?

Пикап в средневековом средневековье был не тот что нынче   Да и схожесть Паштета с великолепнейшим эльфом, естественно, не вызывает сомнений. Уши похожи же, вон Олежка в предыдущей главе писал. Ну, Паштет и сам это знает.

— Говорили, — мальчишка решил не отстраняться.

Интересно, кто? Упоминал об этом Эйнор, когда они с Фередиром нашли Паштета, валяющимся кверху жёппой в кустах аки рояль.  Только Паштет тогда без сознания был. Н-непонятно однако.

Паштет решает не отставать и тоже проявляет чудеса пикап-мастерства  :

Смотреть на девушку вблизи было приятно, и он ощущал себя совсем взрослым и ещё — как–то бесшабашно.

— Ты тоже красивая, тебе об этом говорили? — он, помедлив, выставил колено, и девушка на него уселась. Эйнор на миг поднял глаза, но ничего не сказал, а Фередир подмигивал сразу обеими. Гарав не соврал. Девчонка — чуть постаршего его самого, белокожая, зеленоглазая и светло–русая, с уже очень неплохой грудью — была симпатичной, одета аккуратно и со вкусом.

Местная тян, естественно, невеликих моральных принципов, и поэтому уже потекла перед Его Паштетным Сиятельством:

Она гибким движением обхватила мальчишку за шею, чуть отстранилась и поинтересовалась:

— Ты оруженосец?

— Да–а… — Гарав подвёл руки под спину девчонки. Она засмеялась негромко, отняла одну руку от затылка мальчишки (второй — потихоньку — поглаживала ямку пониже затылка; жутко приятно это было!!!), обмакнула кончики пальцев в кружку с недопитым вином и легко провела по губам Гарава. Он облизнулся невольно и ощутил, как напряглось всё тело, каждая мышца. Сладко так напряглось — и чуть оглушающе, как вино. Во чёрт, так откровенно не вели себя девчонки даже в ег… мире Пашки. По крайней мере, на людях. Но, судя по всему, окружающим было наплевать. Да–а, кто бы мог подумать, что в мире Толкиена есть такие девушки… и ещё… хрень, неужели она — такая красивая и молодая совсем — проститутка?! И подаёт здесь… что–то не сходится… Или я ей просто так понравился? Да ну…

Ой, да ладно, дружок, не сдерживай себя. Ты в мире Олежана и живёшь по его законам. Тебя не то что любая трактирная девка хотеть обязана – сам Гэндальф Серый должен надеть кружевные портки, если ты попросишь! 

Паштет, однако, эту фишку пока не посёк, поэтому ничтоже сумняшеся интересуется:

— А… — мальчишка провёл пальцами по шее девчонки — она улыбнулась и потёрлась щекой о тыльную сторону ладони Пашки. — Ты дорого берёшь?

Оскорблённая в лучших похотливых чувствах девица не сдерживает себя и вкатывает герою-любовнику смачную плюху:

Тресть!

Плюх!

Простучали шаги. Хохот обрушился со всех сторон добавочным водопадом — к тому вину, которое было стремительно и метко выплеснуто в лицо мальчишки. Левая щека у него мгновенно онемела от размашистой плюхи, а правая начинала гореть сама по себе без удара.

Ты чо такая дерзкая, а??! Эйнор и Фередир разъясняют пьяному мачо, что он просто поразил девицу неотразимой прелестностью. Паштет не верит и быкует:

— В моих местах девушки не усаживаются на колени незнакомым парням в каф… в тавернах, если они не шлюхи или если эти парни не их близкие друзья, — сердито сказал Гарав, с удовольствием заметив, что вспыхнувший интерес к происшествию так же быстро угас.

Эйнор соглашается, что тян ведёт себя слегка шлюховато, однако Паштет ниибаццо воен, поэтому она, само собой, захотела ему дать:

— В наших тоже, — спокойно согласился Эйнор. — Но тут большой город и очень вольные обычаи. Кроме того, она из твоих, из северян — а у них считается, что с каждым воином связана немалая Удача.

Удача почему-то с большой буквы «У», как и автор текста. Паштет идёт извиняться за неподобающее предположение под бодрое напутствие:

Фередир нахально и довольно цинично прошептал:

— Не будь дураком, если простит — возьми её. Давай, удачи!

А для чего ещё нужны баппы, в самом-то деле. Паштет бодро чешет на поиски и находит барышню за готовкой вместе с её младшим братом.

— Послушай… — Гарав остановился рядом с девчонкой. Она обернулась, но холодно, и глаза были неприязненными. Тем не менее, Гарав продолжал: — Я издалека. Я нездешний, понимаешь… У нас совсем другие обычаи. Я в мыслях не держал обидеть тебя. И сейчас прошу прощенья за нанесённое оскорбление. У нас за такое, — приврал он, — берут виру или вызывают на поединок. Мне драться с твоим братом и отцом?

Ну правильно, Паштет, не сдерживай себя. Назвал девушку шлюхой – зарежь ещё и её родных, чтобы окончательно загладить свою вину

К счастью, у местной тян ума больше, чем у Пашки-попадоса, поэтому от поединка она твёрдо, решительно отказывается. Паштет хочет присунуть штурмует эту крепость и не сдаётся:

— Тогда вира? — Гарав оперся высоко поднятой рукой о тёплую деревянную стену рядом с очагом, склонил голову на плечо.

— У тебя же пустой кошелёк, — насмешливо, но не зло сказала девчонка. — Даже оружие и доспехи куплены твоим рыцарем. Могу поклясться в этом.

— Я могу нарубить дров или убрать хлев, — вполушутку предложил Гарав.

Олежка не может обойтись без того, чтобы не упомянуть: все баппы, которые не лезут сразу же на колени к главхеру – бесполезные дурные балаболки:

Если честно, он всегда робел девчонок — они казались насмешливыми, нелогичными и шумными. Но сейчас почему–то было легко говорить.

Его Пикапейшество знакомится с Прекрасной дамой, которую зовут

Тазар, дочь Уризана

И не замечает того, что на него фапает местный художник. Правда, исключительно как на восхитительного натурщика  :

…Ни Гарав, ни Тазар не замечали, как сидевший в углу недалеко от камина мужчина — средних лет, в простой одежде — ловкими быстрыми штрихами угольной палочки набрасывал на белом листе плотной бумаги — расстеленном на столе — эту сцену: камин, огонь, смеющиеся мальчик–оруженосец и девушка из трактира — юные, красивые, беспечные и немного «выставляющиеся» друг перед другом.

Человека звали Туив — и он был живописцем. Сейчас, когда он работал над наброском, перед его глазами уже была картина — настоящая картина, двенадцатая в серии «Люди Форноста».

Зачем нужна была эта сцена, мы узнаем мноооого позже. Пока же довольный пикапер-кун возвращается к своим и идёт чистить коней, чтобы хоть как-то сбросить возникшее сексуальное напряжение. Однако, хорошо, что в конюшне не было овцы или ишака

…В конюшне на отведённых местах Гарав так бурно нежничал с Хсаном, что Фередир опять засмеялся и толкнул друга в спину:

— Спокойней, спокойней, ты чего? Влюбился, что ли?

— Знаешь, нет, — откровенно признался Гарав. — Я… в общем, не влюбился я… — Гарав понизил голос. — Ты знаешь, она во–первых симпатичная и весёлая. А во вторых я… ну это… ну, в общем… это как бы…

— Хочешь её, что ли? — просто спросил Фередир. Гарав покраснел. — Ну и иди, в чём дело–то. Я ж тебе сразу сказал. Только если ребёнка откуёте — придётся тебе его содержать. Иначе нечестно.

Тут Паштет охуевает от простоты местных нравов и от того, что Фередир не умеет вытаскивать вовремя. Тот объясняет ему, как надо проявлять отцовские чувства:

Фередир пожал плечами:

— У меня двое…

Гарав вытаращился:

— Че–го–о?!

— Ну да, а что? — не меньше удивился Фередир. — Одна рядом с Зимрой, второй на юге Арнора. Мальчишка подрастёт — может, возьму его к себе оруженосцем. Стану же я к тому времени рыцарем.

— А как их зовут? — обалдело поинтересовался Гарав. Фередир пожал плечами:

— Откуда мне знать? И зачем? Хватит и того, что я про них самих точно знаю и посылаю им деньги…

Девчонкой Фередир не интересуется от слова совсем. Это правильно, это по-Олежкиному: баппы зло, тян не нужны – разве только чтобы рожать будущих военов. Минутка Оды Охуенности ЧистокровныхЪ:

— А Эйнор? — допытывался Гарав.

— Эйнор, — хмыкнул Фередир. — Эйнор нуменорец, они так собой не разбрасываются…

Не для тебя, простой девчонки, НуменорскаяЪ роза цвела! Поэтому и приходится довольствоваться магглами всякими.

Паштет собирается на блядки, Фередир подкалывает его по поводу отсутствия парадно-трахательной одежды и вообще неподобающего вида. На всякий случай, Паштет

подумал и привесил не только кинжал, но и меч. Он думал, что Фередир будет смеяться, но тот как раз ничего подобного и не собирался делать.

Надо было ещё топор и копьё на всякий пожарный взять. Баппы – существа коварные, а вдруг у неё песда с зубами 
  Паштет с покерфейсом рулит мимо отца Тазар, выходит во двор, а там

Тазар — стоявшая у коновязи, где опять было полно «свежих» коней — тоже была не одна, а в компании двоих парнишек. Между прочим, и повыше, и постарше, и покрепче Гарава.

Однако наш мачо не промах и распугивает всех своим либидо мечом наперевес и супергеройским видом ТруЪ воена:

Но, едва Гарав, нарочито громко стуча стальными подковками по замостке двора, подошёл ближе — как те испарились. Причём это был, кажется, не страх, а — уважение. Именно настоящее уважение к воину.

Паштет храбро подходит к баппе и зовёт в кусты погулять. Та говорит, чтобы он не выёбывался и разводит его на бухло и закуску:

— А разве твой рыцарь не велел тебе с темнотой быть здесь? — прищурилась Тазар.

Больше всего Гараву хотелось сказать, что он сам себе хозяин и вообще уже взрослый… но здесь это было правдой — он был взрослый и должен был себя вести, как взрослый. А взрослые е делают глупостей, чтобы доказать свою самостоятельность всему свету.

— Велел, — вздохнул Гарав и подбросил серебряную монетку. — Что тебе купить? Или дочери хозяина всё это уже поперёк горла?

— Почему? — удивилась Тазар. — Отец просто так не угощает, иначе мы всё съедим, посетителям и постояльцам ничего не останется. Принеси чего–нибудь попить. И что сам захочешь, ага?

Гарав снова заглянул внутрь и вынес кувшин с яблочным элем и сухие печенья на меду. Кувшин достался ему, а печеньями немедленно завладела и захрустела.

Паштет тоже хочет печеньку, но баппа, как обычно, коварна!

— Вкусно. У нас лучшее в городе печенье, — объявила она.

— Дай–ка и мне, — Гарав успел спасти одно, остальные перекочевали куда–то вглубь юбки Тазар.

Они идут в сад за таверной. Паштет гордо рассказывает, как он бежал из плена, баппа отмечает его сходство со своим дедом и опять эльфом. Этого, конечно, достаточно, чтобы она тут же потекла:

— Ты похож на йотеод, — решила Тазар. — Мой дед был йотеод… И ещё правда похож на эльфа… — она взялась рукой за усыпанную белеющими в темноте цветами яблоневую ветку. — Мы сами варим эль. Вот из этих яблок.

— Вкусный, вкусней вина, — признал Гарав, делая ещё глоток, и Тазар улыбнулась польщённо, взяла кувшин и отпила тоже. Мальчишка потянулся и поцеловал её в губы — даже не поцеловал, а ткнулся… но Тазар обвила его за шею одной рукой и не отпустила.

— Погоди, вот так…

Пока вы, анончики, вспоминаете своих дедов, Паштет время не теряет    Правда, он неопытен аки осенняя лиственница, но коварная баппа показывает ему пошаговый мануал:

У Тазар был вкус эля, старого мёда и какой–то травы. Мальчишка облизнулся под смех глядящей девчонки и снова потянулся к ней:

— Ещё…

На этот раз она прихватила мальчишке нижнюю губу, и довольно беспощадно. Но боль почти не ощущалась за накатывавшим волнами удовольствием от поцелуя. Путаясь в юбке и не переставая целоваться, мальчишка повёл по бёдрам Тазар.

— Подожди, — засмеялась она и фыркнула в ухо Гараву. — Пояс, глупый.

— А, да… — мальчишка поспешно задёргал пояс. Тазар снова тихо засмеялась и положила руки Гарав на свои бёдра.

— А тут, — прошептала она, — я сама, — и занялась поясом…

Правильно. Есть бухло – надо дать. Есть воен – надо дать. А если это ещё и великолепнейший мартисьюх, о трусиках которого пишет сам Олежка – надо дать тем более. В общем, аноны, приготовьте блевальные батончики (не, они не понадобятся) тазики и носовые платки – сейчас будет sex с плонеты Жопа в описании Олежки  :

…Собственное неумение смущало Гарава. Вся «теория» вылетела из опустевшей головы, в которой от виска к виску со звонким гулом раскачивалиь колокола, а мир вокруг кружился, пахнул травой и тёплой весенней землёй. Но Тазар была терпелива и спокойна. Она чутьём знала, как легко унизить и даже искалечить душу мужчины, если посмеяться над ним в таком случае и показать своё превосходство. Кроме того, мальчик был красив и правда ей понравился.

Похож на эльфа и деда ваивалого, да-да, мы помним. Правда, откуда взялось превосходство, чтец не понел от слова «совсем». Потому что в следующей же строке автор заявляет:

Всё, что она знала об этой стороне любви — она знала лишь на словах, Гарав был у неё первым.

Смотрим описание выше про дать за жрат, бухло и воена. Ну и, само собой, супергеройское сияние Паштета настолько великолепно, что тян, дающая за эль и печеньки, ещё и девственница. Не оскверняться же и не тыкать сиятельный хуй туда, где до этого побывали другие воены! К тому же,

как обычно, знание девушки в этом было выше знания юноши — а вернее, мальчишки, решившего, что он взрослый.

Извините, аноны, которые запустили руки под стол, чтец таки прокомментирует Хер Паштета знает, почему Олежка решил, что знания девственницы о том, как сексом трахаться, выше, чем знания девственника. Кагбе не в него засовывают непонятную байду, не? Чтец начитался про барышень 19-го века, которые в первую брачную ночь были просто в ужасе    и решительно негодует! Впрочем, ох уж эти баппы, они весьма коварны – так и думают, как от воена героическую эссенцию получить, а невинность только изображают, Олежа гарантирует.

В общем, деваха только и рада, пока Паштет на ней сверху наслаждается процессом:

Нет. Тазар ни о чём не жалела.

И уж тем более не жалел ни о чём стонущий — сил молчать не было — Гарав.

Изо всех щенячьих сил нищий щен заголосил 

Пока Паштет героически ипёццо, НуменорскаяЪ НяшкаЪ занята делом и встречается с Арвелегом

сыном Аргелеба, князем Артедайна и прямым потомом Элендила

на мосту Криков, где когда-то доблестная ЧистокровнаяЪ армия знатно попячила орков, поэтому встречаться именно там – символично и ващще збс:

Из трёхсотярдовой пропасти, вытягивая вверх красными копьями факельное пламя, дул ветер — вечный и незаметный внизу, в распадке между холмов Эмин Карка и Эмин Экко, там, где в болотах гнили останки чудовищной орочей армии, когда–то пытавшейся взять крепость Форност — тогда ещё не город и даже не арнорскую крепость — крепость Нуменора. В городе уже мало кто помнил об этом чудовищном кладбище, разделявшем два крепостных холма. Нуменорская конница втоптала тысячи врагов в равнину вокруг холомов. И тысячи были загнаны безжалостными остриями в гиблую болотину, откуда ещё с неделю слышались стоны медленно тонущих врагов.

Но это было хорошее место для встречи.

Тут же непонятно зачем для пущей связи с миром Профессора тусуются два эльфа:

Золотоволосого атлета–нолдо, могучего и прекрасного даже для эльфов, звали Глорфиндэйл из дома Элронда и он был полководцем Раздола. Второй — синдар с пепельными волосами — был Гэлдор, Бард и Голос Кирдэна Кириатана из Серебристой Гавани.

Арвелег допытывается, не пиздит ли Эйнор часом действительно ли предложение об объединении земель поступило от князя Кардолана. Эйнор говорит – да ни в жисть, рассказывает, что доверенное лицо от Рудаура зохавал Чорный Ангмарский Властелин (помните крипотную голову на столе, аноны?  ) и поясняет, что в Рудауре творятся нехорошие дела – не хотят объединяться, сволочи усатые! Конечно, без упоминания Паштета не обойтись:

— Руэта строит укрепления недалеко от границы, — Эйнор посмотрел в чёрную пропасть. — На работы ангмарские орки сгоняют рабов. Я привёз человека, который бежал с этих работ.

— Что за человек? — Арвелег повернулся к юноше.

— Мальчик–северянин. Не волнуйся, князь, он чист и он не лжёт.

Хе, - сказал тут чтец. Хю-хю-хю. Как-то Паштет настолько суперпаштет, что даже хвалёные нуменорские суперскиллы по считыванию лжи подкачали. Тем временем, объединившись, княжества вместе с эльфами собираются нобижать на рудаурцев:

Арвелег кивнул:

— Мои люди сейчас говорят с теми из вождей кланов, кто недоволен Руэтой. Их тоже осталось мало, но я жду вестей к началу лета или чуть позже. Может быть, тогда мы сможем поговорить и с нашими братьями… Что будешь делать ты теперь, когда передал слова своего князя?

— Что будут делать эльфы? — спросил Эйнор.

Глорфиндэйл и Гэлдор подошли ближе.

— Мы будем сражаться, — сказал Глорфиндэйл. — Не только за Имладрис.

— Кирдэн даст воинов, — ответил Гэлдор. — Не дожидаясь, пока орки перелезут через Люну.

— Но из–за гор помощи не будет, — Глорфиндэйл покачал головой. — Что–то странное творится в Лихолесье. Там хватает своих забот. Люди уходят оттуда, даже звери убегают… Мастер Элронд пытается понять, что там творится, но пока безуспешно — какая–то завеса скрыла те края…

— Гондор пришлёт помощь, — сказал Эйнор. Лицо юноши слегка ожило, с него ушла каменная неподвижность. — Это слово Валакара.

Арвелег спрашивает у Эйнора, куда теперь собирается тот – миссия-то уже, считай, выполнена. Эйнор философски отвечает:

— Я знаю. Недаром мы выбрали это место для встречи… Я поеду на север и восток. К истокам Гватло.

— Почему не сразу в Карн Дум?! — изумлённо и неверяще вырвалось у Арвелега.

Действительно. Обладая сверхсекретными знаниями, надо обязательно полезть в пасть врагу. Тогда они точно будут в целости и сохранности, и враг, естественно, никогда не догадается, что три лазутчика в его тылу – шпиёны будущих нобигаторов и ногибаторов. Даже красавчики эльфы охуэваэ:

Эльфы переглянулись. Гэлдор покачал головой. Глорфиндэйл сказал раздумчиво:

— Я бы решился на такое только ради спасения родича. Или ради исполнения клятвы. Кого хочешь спасти или какую клятву исполняешь ты, нуменорец Эйнор сын Фаэла?

Эйнор упорен и непоколебим как несуществующая по мнению Олежана Китайская стена:

— В городе я видел харадримца Аганну, — ответил Эйнор. — Скоро на севере будут знать, что Эйнор сын Иолфа с двумя оруженосцами неспешно возвращается на юг. И будут гадать, зачем он приезжал сюда — мотался вдоль границ, ездил в Аннуминас и околачивался в Форносте. А ещё Он будет наблюдать за Раздолом, Гаванями, Зимрой, Форностом… Между тем Эйнор сын Иолфа будет у Него под носом.

— Допустим, — уже спокойно сказал Арвелег. — Но зачем? Посчитать войска? Померить стены крепостей? Всё это сделают мои люди, и с куда меньшим риском.

— Тарланк, — тихо сказал Эйнор. — Я хочу, чтобы Тарланк сын Миндара отправился туда, куда должны уходить после смерти мы, люди. Ты прав, Глорфиндэйл из дома Элронда. Я спасаю родича и исполняю клятву. Никто не вправе забрать у человека человеческую смерть.

Арвелег изображает фейспалм и всяко намекае, что Эйнор долбоёб и рискует поставить всю кампанию под угрозу. Однако НуменорскаяЪ НяшкаЪ пячит его НуменорскимЪ ПафосомЪ:

Арвелег сжимал и разжимал кулак.

— Не получится ли так, что вместо этого Он получит ещё одну душу нуменорца? — резко спросил князь. — И заодно — всё, что ты знаешь и помнишь, Эйнор сын Иолфа? Не дорогая ли цена?

— Ты говоришь, как князь, Арвелег сын Аргелеба, — грустно и тихо сказал Эйнор. — Я же могу говорить лишь как нуменорец. И у нас не принято мерить цену души. Даже одной, потому что она…

— …бесценна, — закончил Арвелег и тоже опустил голову. — Прости меня, Эйнор сын Иолфа. Ты прав. Я ошибся.

Поэтому Паштет вместе со своим безбашенным ЧистокровнымЪ наставником скоро окажется в жёппе в Ангмаре. Однако сейчас он не подозревает о своей тяжкой судьбинушке, а вовсю наслаждается жизнью и сексом-почти-на-халяву:

Юноша и девушка лежали под яблоней.

На них падали светящиеся в темноте белые лепестки.

На этом пока всё, анончики. В следующей главе

▼Скрытый текст⬍

шароёбство Паштета по средневековому городу, аццкий поединок на мечах и романтика в представлении Олежана. Не пропустите.

Спасибо, анончики, и до новых встреч 

Анон

Re: Олег Верещагин

Впрочем, негодяйского педофила сразу же настигает местный Тесак

Я вот этот момент не совсем понял. "И не дать волю фантазии Аганна не мог", это его Эйнор за

▼фантазиями⬍

дрочем

застукал, что ли?

Только за пусканием слюнок на няшных оруженосцев. Но зло должно быть незамедлительно анально покарано, не так ли? 

Анон

Re: Олег Верещагин

Ну и по свежим следам, пока чтеца не напрягли совсем, вот вам, анончики, в качестве бонуса от долгого отсутствия чтеца очередная глава Гарава,

▼четырнадцатая⬍

в которой оруженосцы терзают славный город Форност, но в конце концов всё–таки его покидают вместе с рыцарем.

Эйнор возвращается с суперсекретного совещания на мосту и обнаруживает оруженосцев

в непотребном состоянии.

Фередир внизу бухает, поёт матерщинные песни с музыкантами и всяко развлекается    Сексуашечка Паштет же

обнаружился спящим, хотя было уже к полудню. Он валялся на животе поверх покрывала — наискось кровати — в нижних коротких штанах, обнимал обтолканную кулаками подушку и во сне улыбался так, что Эйнору стало искренне завидно. Плечи мальчишки были в сочных засосах, приоткрытые губы распухли, а спину украшали засохшие параллельные царапины.

Хуяси как девственницы должны трахаться по Олежиному разумению – офигевает чтец. Хуяси какое у Эйнора зрение – одновременно обозреть и плечи, и спину. Хуяси, а как по подушке было заметно, что она обтолканная, да ещё и кулаками? 

Эйнор негодуэ и будит Паштета поцелуями. Паштет, демонстрирует боевые знаки сексуального отличия

грудь у него тоже была в синевато–жёлтых пятнах

Оффтоп. Синяк желтеет при образовании билирубина, это завершающий этап распада гемоглобина, когда при образовании синяка разрушаются мелкие кровеновные сосуды и кровь вытекает в подкожно-жировую клетчатку. Обычно для того, чтобы стать жёлтым, синяку требуется не меньше двух-трёх дней. Выводы? Либо дрочащий на оруженосцев в двенадцатой главе гнуный харадримец таки посягнул на Святого Паштета, либо Паштет сверхчеловек и процессы регенерации у него, как у Росомахи, протекают намного быстрее. Вариант проёба Олежки в матчасти мы не рассматриваем, их и так слишком много есть у него 

Тем не менее, Паштет храбро

попытался не встать — вскочить. Конечно, его повело, и он плюхнулся обратно с искренне удивлённым выражением на лице. Эйнор понял, что мальчишка выжат, как виноград прессом.

Естественно, НяшкаЪ ненавязчиво интересуется личной жизнью своего подопечного.

— Понравилось?

Гарав начал краснеть интересно — из района живота. Эйнор, продолжая раздеваться и позёвывая, с любопытством наблюдал за процессом.

Вот оно куда кровь у Паштета в первую очередь приливает. Ай-яй-яй 
Эйнор наставляет нуба-трахальщика на путь истинный и напоминает, что тян не нужны коварны:

— Прими совет. В ходе соития женщина берёт. Берёт много. И становится только сильней — такова её природа, — Гарав опустил голову и поставил ногу на ногу. — А мужчина отдаёт. Это приятно, но мужчину это здорово ослабляет. И он вполне может довести себя до того, что не сумеет сесть в седло. Поэтому не выкладывайся так, словно сражаешься за княжеский… — голос Эйнора чуть дрогнул, — …княжеский трон. По крайней мере — не в походах… Оденься, приведи себя в порядок, принеси мне вина и рыбы. Я жутко устал, хочу есть и поспать. И скажи Фередиру внизу, чтобы он перестал поить музыкантов.

— Да, конечно, я сейчас… — Гарав встал — быстро, но теперь уже осторожно. Замялся и признался: — У меня это было первый… — шумный глоток, — …раз.

— У всех когда–то бывает в первый раз, — равнодушно сказал Эйнор, швыряя рядом с кроватью сапоги. — Я рад, что тебе понравилось. Пока вы свободны, часов на шесть. Когда высплюсь — займёмся тренировкой, а к вечеру — как захотите…

Да ну в самом деле, об чём сыр-бор разводить. Это ж не первая битва и не первое убийство. А секс – ну что секс? Баппы и созданы для военов, это природа у них такая.

Паштет идёт вниз, по дороге журит Фередира за то, что тот пропустил появление НяшкиЪ, пристаёт к вчерашней возлюбленной, а она и не против,

Тазар оказалась на кухне, куда Гарав заглянул за рыбой. Она кивнула, услышав заказ, и Гарав тут же прижал её в углу. Девчонка засмеялась:

— Рыба сгорит. Угомонись. Вечером встретимся, потерпи…

— Угу, — Гарав всё–таки поймал губами её губы.

чуток виноватится,

Было немного стыдно. Он ощущал, что не любит Тазар. Просто… в общем, попахивало чем–то нехорошим. Но в конце концов, она сама–то не протестовала, наоборот…

с благодарностью прислуживает БеломуЪ Господину:

Эйнор, сидя на кровати, читал какой–то свиток, хлопнул рядом по постели — Гарав опустил поднос и, подумав, поставил как следует валяющиеся сапоги рыцаря, потом — уложил брошенную как попало куртку. Прислушался к себе — не противно прислуживать? И понял: нет, не противно. Просто потому, что… не противно, и всё.

называет цену, которую он вчера заплатил за любовные утехи

Эйнор поднял глаза. — Деньги вчера не все потратил?

— Нет, пяток медяков, — вспомнил Гарав.

и идёт шароёбиться по городу, пока Эйнор изволит отдыхать. По дороге он неромантично натыкается на лошадиное дерьмо:

Большим недостатком Форноста оказалось наличие в городе коней. Серъёзно. Кони неромантично и безо всякого уважения гадили, где ни попадя. Раньше об этой стороне средневекового быта Гарав как–то не задумывался.

Форност

красив и исполнен собственного достоинства, даже на рынке

но плохие чурки и тут умудряются всё попортить!

Если, конечно, не подходить к лавкам харадримцев. Оттуда одуряющее пахло пряностями и духами, там были самые цветастые ткани и самые роскошные навесы и вывески. Конечно, против такого не могло устоять огромное количество женщин и девушек.

Конечно, дурные баппы ведутся на всякие побрякушки и умение пускать пыль в глаза. Но Паштетик, конечно, нитакой и может с ходу отличить, где хорошо, где плохо:

Гараву не нравился ни внешний вид харадримцев, ни их крикливая напористость — они только что не хватали покупателей за рукава и явно ловили кайф от купли–продажи. Гарав же (и Пашка) никогда не понимал людей, получающих удовольствие от процесса торговли. Торговать и торговаться он не умел. И кстати — видел, что большинство местных мужчин смотрят на харадримцев с тем же высокомерным презрением.

Конечно, ведь для мужчины торговать – зашквар (если не оружием, как мы помним). Главное – нобигать и привозить из дальних стран цветочки аленьки, а в мирное время пусть эти баппы как-нибудь сами для себя порешают, где ткань на портки мужу купить или там еды на пожрать. И высокомерного презрения побольше, а то ишь, чуркобесы, торгуют тут! 

Но разумеется, тут же находится местный красавчик, который пячит негодных торгашей на глазах у благодарной публики:

Задержался мальчишка только у оружейной лавки, в которой торговец расхваливал сабли и ятаганы. По клинкам струился знаменитый дамаскский (интересно, как его тут называют?) узор, рукояти и ножны были щедро усыпаны камнями и выложены драгоценными металлами. Язык у торговца был подвешен неплохо, его слушали с интересом, а харадримец тем временем — кстати, ловко играя саблей — стал расхваливать «несравненный клинок, который разрубит любую сталь, как жалкую веточку».

Потом люди вдруг подались в стороны, что–то коротко вжикнуло, хрустнуло — торговец присел, ошалело глядя на оставшуюся в кулаке рукоять — и ровный обрубок клинка примерно в ладонь. Остальной клинок валялся на прилавке. В наступившей тишине сухощавый мужчина с острым лицом осмотрел кромки лезвия своего длинного меча (самого удара никто не заметил) и, не глядя вбросив оружие в ножны, другой рукой кинул на прилавок пять золотых монет.

— Это за камни и золото на рукоятке, — сказал он хрустким голосом. — Клинок не стоит и одного фартинга. Пойдёмте, мальчики.

Четверо мальчишек — от 7–8 до 12–13 лет — одетые в тёмно–синее аккуратное платье, восхищённо перешёптываясь, поспешили за мужчиной. Торговец молчал, только хлопал глазами. В толпе кто–то сказал:

— Это Адунарду сын Загархора, — возбуждённо шепнул Гараву какой–то паренёк его лет, смотревший вслед уходящим, — Меч Северных Ворот. И его клинок Ару. Харадримец просто надутый дурак, иначе перестал бы хвастаться, только увидев Адунарду…

Паштет впечатляется и топает к оружейнику, чтобы тот осмотрел его меч и сказал, не зовут ли меч тоже как-нибудь с переподвыподвертом. Главхер на всякий случай уточняет, не с гнусным ли торгашом имеет дело:

— Скажи, почтенный господин, ты просто торгуешь оружием… — Гарав убрал меч в ножны, — или…

Он не договорил. Оружейник улыбнулся без обиды:

— Я тридцать два года сражался, прежде чем начать торговать. Рыцарем не был, но повидал всякое.

Оружейник меч осматривает и говорит, что пиво только сварили, воблу только подвезли меч недавно выковали, работа хорошая, а имя ему не положено, ибо нефиг.

Меч нельзя просто назвать. Бывает — их имена рождаются вместе с мечами — но не с такими, как у тебя, прости. Или, бывает, приходят в снах. Или на поле битвы. Или меч сам говорит своё имя хозяину. Вот всё это может быть и с твоим мечом. Когда какое–то слово вдруг придёт само — как удар молнии в дуб, как рифма к поэту — тогда знай: это и есть имя твоего меча. А придумать ему название просто так — всё равно, что всерьёз назвать курицу орлом только потому, что тебе так захотелось. Насмешишь людей и прослывёшь дурачком.

Паштет вздыхает разочарованно, благодарит сумрачно и топает дальше. Он шарится по рынку с книгами, ощущает себя ущербным, ибо грамоту до сих пор ниасилил (странно, но суперскиллом скоростного овладения рунами Олежа наделять его почему-то застеснялся. Видать, чтобы оправдать неграмостность рыцарей в настоящем, не Профессорском средневековом Средневековье). Проходит ларьки с бижутерией, выходит к ювелирной лавочке, где торгуют настоящими украшениями, смущается,

Ценников тут не было, а спрашивать цену Гарав стеснялся. Он спросит, ему ответят, станет ясно, что не укупишь, и всем будет ясно, что у него просто не хватает денег. И будет стыдно.

но ВНЕЗАПНО натыкается на

простенький перстенёк. Явно женский. Серебряный. Тоненький ободок в виде стебля растения, красиво раскрытый — словно навстречу солнцу — цветок… А в середине цветка мерцал прозрачный красновато–коричневый камешек — Гарав не знал, что это гиацинт. Недорогой, но при правильной огранке — красивый. А тут как раз явно поработал мастер…

От сердца к солнцу кидайте цветочки  Ювелир пронзает, что Паштет оруженосец, тот тает аки масло на блюдечке

Ювелир — неожиданно полненький, невысокий, в лихом берете на седоватых волосах — вдруг наклонился над прилавком и сообщил:

— Зарни и семь фартингов, оруженосец.

А вот интересно, подумал Гарав, как они все угадывают, что я оруженосец? Но тут же понял, о чём идёт речь и удивлённо спросил:

— Что?

— Этот перстенёк — зарни и семь фартингов. Девушкам нравятся такие вещи. И иногда такой подарок намного ценней любой диадемы, которую покупают нелюбимым жёнам — как дополнение к красивой статуе.

Естественно, ценнее. Особенно, если его покупают нелюбимым девушкам 

Ювелир, несмотря на то, что фу-фу-фу торгаш и не воен, довольно симпатичный,

У ювелира были добрые глаза. Странно. Торгаш… Но у него и правда добрые глаза.

так что Паштет перстенёк покупает и с хорошим настроением топает дальше. И выходит прямо на суровые мужицкие забавы:

Наискось от лавки ювелира шёл кулачный бой. Плотная толпа окружала почти настоящий ринг — по крайней мере, натянутые на стойки верёвки наличествовали — на котором двое мужчин — голые по пояс — работали кулаками. Голыми. Оба были в крови, но как раз когда Гарвав протиснулся поближе, бой прекратился и противники пожали друг другу предплечья и даже обнялись, похлопали по спинам и отошли в сторону от толпы. Ешё двое — помоложе — тут же стали сливать на руки бойцам, а те умывались, фыркая. Между тем «на ринг» уже вылезла следующая пара, и Гарав сообразил, что бой любительский, просто машут кулаками желающие.

Непонятно, что именно сливали на руки бойцам... и куда ж в Средиземье без Расово Верного приветствия?    Впрочем, Паштет всё равно бой хулит и недоволен:

Честно говоря, смотреть на это было как–то скучновато.

Зато по соседству на мечах сражается не абы кто, а красавчик эльф! Эльф доминирует над двумя человеками сразу и вообще всячески великолепен:

Длинный меч эльфа — полуторка с заметно листовидным клинком, на котором серел витиеватый узор — плёл вихревое кружево, удары и отбивы переходили один в другой незаметно и быстро, как волны на море. Он побеждал. Но Гарав с огорчением и досадой подумал, что он и удары проигрывающих людей не различает. Ну как тут научиться? А ведь надо. Это вещь совершенно необходимая, насущная… Нет, надо попросить Эйнора тренироваться чаще.

Пока Паштет пускает слюнки на сражающихся, его ВНЕЗАПНО вызывает на поединок какой-то шотландец рудаурец:

— Ay, yothejd, — вдруг коснулась плеча Гарава рука. Он обернулся и увидел рыжеголового кудрявого парня своих лет. В чёрной и коричневой коже, с переброшенным через плечо чёрно–жёлтым клетчатым плащом, он смотрел на Гарава, держа ладонь на шайбовидном навершии меча в богатых ножнах. — Jakt veytta? — и, видя, что Гарав не понимает, повторил — громко, привлекая внимание окружающих: — Сразимся? Для интереса?

Главхеру получать песдюлей не от БелогоЪ Господина почему-то не хочется:

Вот чёрт, подумал мальчишка недовольно, ну вот же ж в чужом пиру… Отвечать за дела чужого народа.

Однако народ требует хлеба с Паштетом и зрелищ:

Но вокруг уже прислушались, раздавались поощрительные выкрики, мальчишек только что не подталкивали в спины. Судя по голосам, подавляющее большинство болели за Гарава.

Паштет устраивает стриптиз оголяет торс. Как ни странно, скилл на суперзаживление работает избирательно:

В толпе прошёл шепоток — разглядели ещё не совсем поджившие шрамы на запястьях и спине. Наверное, разглядели и ночные украшения…

Большинство зрителей, однако, смотрят не на лютые засосы, а на шрамы от плети. Противника Паштета всячески осуждают:

— Не ваши парня пометили, рыжий? — спросил кто–то явно враждебно.

Холмовик тоже раздевается и нимножк выделывается:

Он был худой, как щепка, но жилистый, на груди и плече слева синела вязь сложной татуировки. Сбросив ножны с длинного серого клинка, холмовик полоснул воздух крест–накрест.

Однако врубившему режим берсерка Паштету на это начхать:

Гарав повёл углом рта и вышел на край площадки. Пригнулся, ощущая неожиданный азарт — это чувство нахлынуло волной и утопило всю рассудочность и все опасения. Хотелось драться и победить.

Эльф включает эльфийскую мудрость и справедливо замечает, что Паштету сейчас будет секир-башка:

— Обмотайте им мечи, — сказал вдруг эльф — он стоял в толпе, держа в руке кружку. — Это не шутки. Мальчишки порубят друг друга.

— Правильно, — поддержал кто–то. У Гарава из рук потянули меч:

— Дай–ка, дай, сейчас вернут.

Рыжий отдал меч явно неохотно, и Гарав сообразил: а ведь правда хотел ранить. Или даже убить. Ну сволочь…

И вновь тут начинается бой, и Пашка та-кой мо-ло-дой. Холмовик всячески извращается, Паштет , оправдывая кличку «Волчонок» скалится и унижает противника.

— Ха! — выкрикнул рыжий, топая ногой — и тут же прыгнул влево — и нанёс удар вправо, в плечо. Причём так, что воздух низко загудел — и, попади меч в цель, это был бы перелом плеча и ключицы. Но Гарав чего–то такого ожидал — отшатнулся в сторону от удара и достал противника по колену. Мельком, несильно — но полоса сажи осталась. Рыжий оскалил зубы, прыгнул ближе, целя Гараву в живот — едва тот поднял клинок, как меч рыжего стремительно отдёрнулся и тут же метнулся выше, в грудь. Гарав опять ушёл — в сторону–вбок, сверху рубанул по вытянутой руке. Рыжий отскочил — как в танце, махнул мечом на уровне живота. Но Гарав не атаковал — ждал. Ждал, только губы себя как–то странно вели, сами по себе — растягивались, словно в улыбке, открывая не только зубы, но и дёсны. Гарав ничего не мог с этим сделать.

Меч холмовика описал восьмёрку — и закрутился с бешеной скоростью. Похоже было, что оружие, как пропеллер, тянет за собой своего хозяина. Держа перед собой меч как перекладину — параллельно земле на уровне груди — Гарав сделал несколько шагов назад по кругу. Врёшь, устанешь… Восьмёрка разрядилась стремительным броском в голову. Гарав отклонился — еле успел убрать её, ветерком прошлось по щеке — и ткнул мечом перед собой вниз.

— Ава! — не выдержал рыжий — меч попал между ног. Толпа разразилась хохотом. Гарав съездил рыжего по шее — плашмя, но довольно сильно — и наступил ногой на оброненный меч. Рыжий скорчился на коленях, прижимая руки к пострадавшему месту.

— Дагор, Кардолан!

— Кардолан!

— Кардолан!

— Загарадун!

Паштет красиво салютует толпе 

мальчишка вскинул меч. Плавно повёл им в сторону — и по дуге, потом поклонился слегка. Видно было, что такое поведение пришлось людям по душе — одобрительный рёв, начавший было стихать, всплеснул снова.

хочет помочь холмовику подняться, но тот собирает яйца в кулак и Паштета всячески презирает. Расстроенного мартисьюха догоняет Хороший Местный и предлагает бабло:

Гарав не сразу сообразил, что происходит, когда высокий белокурый бородач придержал его за локоть:

— Погоди, кардоланец, — дружелюбно сказал он. И протянул на широченной ладони три серебряных монеты. — Вот. Я ставил на тебя и выиграл шесть зарни. Половина твоя по справедливости.

Но Паштет бла-ародно отказывается, не забыв перед этим осмотреть оружие – а то подсунут пакость каку харадримску, сраму не оберёшься:

Мальчишка застегнул пояс, осмотрел и убрал меч, с которого сняли тряпки. И только после этого сказал — тоже дружелюбно, но решительно:

— Благодарю, добрый человек. И не держи на меня обиды… но я дрался не за деньги. За честь…

За чью честь дрался попадос, не уточняется. Наверное, как он недавно сам думал, за чужого народа.

Уставший Паштет присаживается передохнуть у фонтанчика. Возле того же фонтанчика на его глазах разворачивается пасторально-крапивинская сцена:

За фонтаном двое мальчишек — лет по семь–восемь — играли в турнир деревянными фигурками воинов на деревянных же лошадях. Разбегались (один был в стареньких кожаных туфлях, второй босой) и сталкивались с разбегу, стараясь сбить с седла вражеского всадника. На крыльце одного из домов за мальчишками неодобрительно наблюдала девчонка — постарше их, она держала на руках и гладила полосатого котёнка.

Турнир закончился победой того, который был в туфлях. Мальчишки подобрались к фонтану, поставили своих воинов на край, нагнулись к воде, поплескали себе в лица и стали о чём–то перешёптываться, коварно глядя в сторону девчонки. Той, видно, уже не раз доставалось от этой парочки — она громко фыркнула и гордо, но поспешно смылась в дом.

Паштет умиляется и почему-то вспоминает рабство. Бла-ародство накатывает на него с новой силой, он дарит пацанам оставшиеся четыре фартинга и идёт прогибать под себя мир дальше. Немного ВПК в мире Профессора, аноны.

Мальчишки переглянулись. Потом — так же одновременно — недоумённо (но без опаски или недоверия) снова уставились на Гарава.

— А за что? — весело удивился тот, который босиком. — Куда–то надо сбегать, оруженосец? А что ты не сказал?

— Да ни за что, — пожал плечами Гарав. — Просто берите. И пусть у вас всё будет хорошо.

Мальчишки засмеялись. Немного снисходительно. У них и так всё было — и будет — хорошо, и они твёрдо знали это. Однако потом оба вежливо поклонились — ловко так, умело. И зашагали обратно к фонтану. Пару раз оглянулись.

А что они делали потом — Гарав не знал. Он ушёл в улицу…

Паштет идёт пожрать в ближайшую харчевню. Она не так хороша, как «Пони» или «Гнездо кукушки», и на него накатывает хандра. Он мрачно ест, но тут ВНЕЗАПНО появляется Фередир. Фередир тоже ест, но не так мрачно. Попутно они обсуждают насущное и актуальное.

— В общем, хорошо… А та девчонка что?

— Какая? — Фередир мигнул. — А! Да ну. Корова.

— Ай–ай, ты же будущий рыцарь…

— Угу. И что? Корова она и есть корова. Она своё получила, я своё. Ну и разошлись. А ты со своей ещё встретишься?

— Я ей даже перстень купил, — похвастался Гарав. Фередир поднял брови:

— Ого… — но показать не попросил.

Видимо, деликатно осудил паштетского лоха про себя. С деликатностью, когда дело касается милого дружка, а не бапп богомерзких, у Фередира вообще полный порядок 

— Гарав, — он поднял глаза от тарелки. — Если всё будет хорошо — поедешь ко мне? Все будут рады. А потом мы, может, поедем искать твоих — на восток. И найдём. А что? Может, и Эйнор поедет с нами.

Спасибо тебе, хотел сказать Гарав. Но такое не говорят вслух. И как объяснишь, что можно объехать весь мир — и не найти… или всё–таки эта память — сон? И где–то на востоке люди ждут пропавшего мальчика?

Паштет потихоньку едет крышей вживается в окружающий мир. Чтобы окончательно не двинуться, он рассказывает Фередиру про поединок. Фередир снова прельстив и любовен, а Паштет восхищается новым погонялом:

— Так и надо! Ну ты молодец, Волчонок! Укусил их за рыжие хвосты, аххх — молодец!

Гарав тоже засмеялся — искренне. С Фередиром было легко смеяться. А тоска, как видно, его побаивалась. И то, как он назвал Гарава — Волчонок, переведя синдарское имя даже не на адунайк — на талиска, получилось красиво: Ульфойл — тоже понравилось.

Между делом Фередир повествует Паштету про орчьих волков-оборотней:

— А вот, — вспоминилось вдруг. — Почему тех тварей называли гауры? Волк же не гаур.

— Это были не волки, — хмуро ответил Фередир и отпил вина. — Оборотни.

Гарав опустил голову. Дёрнул плечами.

— Они прев… ращаются… — начал он. Фередир помотал головой:

— Нет, это сказки… — он задумался и поправился: — Ну, может, когда–то так было. Но сейчас так не бывает. Оборотень — это вот такое тело, а в нём душа какого–то разумного существа. Искажённая.

Паштет триггерится  и они идут к Эйнору на растерзание. НуменорскаяЪ НяшкаЪ как всегда хороша:

Эйнор уже не спал. Он валялся на постели, чему–то улыбался и потягивался, как большое сильное животное. При виде оруженосцев — замер, прищурил один глаз и внимательно посмотрел вторым. Пристально так. Оценивающе.

Убедившись, что оценка подопечных с утра не изменилась, БелыйЪ Господин переходит к своему любимому занятию – раздаче пищдюлинок и демонстрации своей ниибаццо крутизны:

… — Ну не могу больше! — завопил Гарав и получил оплеуху. — Ну шестой раз! — сил злобно зыркать на оплеуху уже не было, мальчишка был весь в поту и отдувался.

— Ты делаешь всё медленно и путаешься, — терпеливо сказал Эйнор. Он и не злился, оказывается. — Враг ждать не станет.

— Тебе самому всегда Федька помогает! — Гарав зло потёр ухо и мотнул головой на сидящего тише мыши за проверкой снаряжения в дальнем углу. — А от нас требуешь — сами, сами! Быстрей, быстрей!

Эйнор вздохнул…

…На то, чтобы снарядиться без всякой помощи, затягивая ремни одной рукой — Эйнору понадобилось тридцать семь секунд. Гарав считал вслух — громко, и с каждой названной цифрой его голос становился всё более и более унылым.

— Тридцать восемь, — вредно сказал Гарав, хотя металлическая статуя уже стояла возле коня, глядя на мальчишку — насмешливо — глазами из прорезей маски.

— Но не двести тридцать три, — сказала маска. — Ладно. Пока хватит. Кстати, давайте–ка вниз, проверьте коней. Вечером уезжаем.

НяшкаЪ доминирует и показывает, что всем похуй на желания Паштета. Паштет мотает сопли в кулачок, но держит марку, как и подобает воену:

— Вечером?! — вскинулся Гарав.

И понял, что все его слова и желания просто не будут приняты в расчёт.

— Да, а что? — Эйнор поманил Фередира и с его помощью вылезал из доспехов.

— Ничего, — спокойно ответил Гарав…

Солнце садится, а Эйнор сотоварищи выдвигаются на месть, смерть и преисподнюю. Но Паштет не знает этого, а посему тоскует только по девушке, которая впервые показала ему прекрасный мир половой ебли. И это даже романтично, насколько вообще такое возможно у Олежана.

…Они выехали из северных ворот Форноста, когда солнце уже начинало садиться. Гарав не понимал — зачем, почему? И не оглянулся — а ведь очень хотел.

Он качался в седле и вспоминал Тазар. Не лицо, а пальцы — пальцы и свой перстенёк, который осторожно надвигает на один из них.

Тонкий и тёплый.

На этом точно всё, анончики  . До новых встреч, и до следующей главы,

▼Скрытый текст⬍

С песнями, стихами, пытками и убийствами пленных. Через главу – ещё баппа, на этот раз – эльфийская 

Анон

Re: Олег Верещагин

Анончики, вы хоть отписывайтесь  А то чтец не знает, может, и не читает никто, или он хуйню какую порет, покруче Олежки.

Спасибо.

Анон

Re: Олег Верещагин

Мы читаем и немеем в охуении...

Чтец,     

Анон

Re: Олег Верещагин

Целых две главы Чтец, ты герой.
Осилил пока одну, много Олежи даже в твоем переложении размягчающе действует на мозг.
Вот какой вопрос. Почему практичный трактирщик, который бесплатной печенькой семью не угостит, не догадался включить дочку с нетвердыми моральными устоями в пакет услуг? Все к тому идет, что нарожает лишних ртов от всяких паштетов, так хоть не даром.

Ну и мне, в некотором роде, льстит, что типично славянская рожа "похожа на эльфа", но че-то сомнительно. Помнится, круглолицые щекастики хоббиты Фарамира своей красотой не поразили.

Отредактировано (2017-09-11 23:02:01)

Анон

Re: Олег Верещагин

Чтец, ты великолепен. 

Анон

Re: Олег Верещагин

Читец, ты крут, просто Олег - днищен до невероятия.

Анон

Re: Олег Верещагин

Спасибо, анончики, чтецу очень-очень приятно        Помолясь, продолжим.
Сегодня у нас глава пятнадцатая,

▼довольно короткая, и в принципе, непонятно зачем нужная⬍

в которой выясняется, какая это нудная вещь — путешествие.

Путешествие – вещь и правда нудная. По крайней мере, в описании Олежана, когда некого выпилить или выебать. Оторванные от какой-никакой, а цивилизации, рыцарь с оруженосцами, не достигшими возраста сексуального согласия, пробираются в тылы Ангмара ради свершения Стррррашной Мести. По дороге они жрут всухомятку, дежурят поочерёдно ночью и спят одетыми. В общем, ничего интересного.

Паштет устаёт, в седле спать не умеет, просыпаться утром не хочет и вообще всяко страдает 

Кроме того, зверски болела задница и ноги. Он, правда, ничего себе не стёр, как грозились авторы почти всех книг, где встречались всадники–новички, но боль была нудной и беспокоящей.

Конечно, натирать доказательство ниибической мужественности можно только в кустах с ненужными баппами 

Вообще, спутники Паштета любят песни, пляски и ужастики.

И Эйнор, и Фередир умели и любили петь. Кроме того, Эйнор любил рассказывать легенды о Нуменоре, а Фередир обожал то, что в мире Пашки назвали бы «страшилками» — рассказы о Шепчущем лесе и Мече Света, о страшном колдуне Мельнике — и умел их рассказывать так, что даже Эйнор как–то притихал, и становилось видно, что рыцарю не так уж много лет…

Паштет тоже любит повеселиться, особенно попиздеть:

Ни Эйнор, ни Фередир не расспрашивали особо больше, как же всё–таки Гарав оказался здесь. Видно, думали, что он, если и вспомнил, то ему не очень–то приятно про это говорить. Зато с удовольствием слушали, например, немного переделанные истории про битвы с монголами. Гараву даже было немного стыдно — чего доброго, попадёт это в здешние серьёзные летописи: вот, мол, какие дела творятся на востоке!..

Вы заметили, что Олежа давно не публиковал километровых стишей, аноны? Поэтому он решает срочно исправиться и посвятить половину главы исключительно высокому штилю и прекрасной Даме монголам, чтоб их так! Поэтому на Паштета в экстренном порядке накатывает очередной приступ словесного поноса вдохновения:

…В тот вечер Гарав — а точнее, Пашка — обнаглел окончательно, возжелал славы и выдал на привале стихи своего собственного сочинения, которые днём, качаясь в седле, записывал выпрошенным у Эйнора свинцовым карандашиком на у Эйнора же несколько ранее выклянченной бумаге.

Как видим, бумагу тут изобрёл не богомерссский китаец Цай Лунь, а какой-нибудь, несомненно, ЧистокровныйЪ НуменорецЪ    Однако простим тут Олежке проёб в матчасти – в мире Профессора тоже была бумага.

Паштет ограняет алмаз своей мартисьюшности и проявляет новые, невиданные таланты:

Восстановив по памяти текст на русском, Гарав тут же стал писать подстрочник — на адунайке русскими буквами — и неожиданно обнаружил, что вполне может соорудить стихи и на этом языке, тем более, что тут обращали внимание не столько на рифму, сколько на ритм. И вот теперь заливался соловьём, сидя возле костра и с удовольствием наблюдая, как спутники — оба — то фыркают, то откровенно хохочут.

А над чем же они так хохочут, м? Извинити, чтец не выдержал

▼ОСТОРОЖНО, НИИПИЧЕСКИ ОГРОМНЫЙ СТИХ, нужный только для того, чтобы все поняли: монголы - это орки⬍

— Какая такая «Орда Золотая»?

— Большая, быть может, она — аль малая?

— Конечно, большая, всю Русь захватила.

— Какая ж на свете бывает–то сила!..

И вот волненья средь народа:

— То хорошо, что помогла погода -

Татарин не дошел до нас.

В болотах да снегах увяз…

— Надолго ль он увяз в болотах?

— Нема. Сейчас увяз в заботах.

— В Сарае сидя, зубы точит.

— От нас он деньги дюже хочет.

— Татарин зол. Нас вспомнит скоро…

— Эй братцы! Хватит разговоров!..

…Стоял мужик. Рука в бока.

Был пьян чуть–чуть — совсем слегка.

Особо ростом не высок.

И не сказать, чтобы качок…

Одет… ну, скажем, небогато.

Но что–то было в нем, ребята.

Стряхнул он наземь что–то с плеч

И двинул вот такую речь:

— Нашли чего — Орды бояться!

Славяне! Хватит придуряться!

Боимся шведов и тевтонцев,

Боимся, что не встанет солнце,

Что черти мир захватят весь,

Что дней в неделе будет шесть,

Что вступим мы в Евросоюз,

Что во всю рожу вскочит флюс,

Что пиво кончится на свете -

Всего боимся, прям как дети.

Че там? Какие–то татары -

Да мы порвем их без базара!

В прошедший год — совсем недавно.

Мы обломали чурок славно.

Казань мы рвали до зари…

Эй ты, мужик! Ты! Не ори!…

Имеешь ты задать вопрос?

С чего я волосом оброс?!

Сам волосат ты, как лешак…

Меня ты помнишь?.. Сам дурак!

Народ родной брех услыхал,

Народ тут репу почесал:

— Братва! Да это же Петруха!..

— А где ж он был?..

— Ни сном не духом!..

— Да, это я, что, не узнали?

А ведь недавно провожали.

— Ну да! Конечно! Помним мы!

— Вас не видали две зимы!

— На стругах, две весны назад

Вы плыли драть татарам зад!

— Мы думали, что вы с концами!

Глядите–ка, вернулись сами!

— Да нет, народ. Один вернулся… —

Тут наш герой чуть–чуть запнулся.

И, посмотрев поверх голов,

С других рассказ он начал слов:

— Стоим мы тут, а они там.

Татарин едет, видно — хан:

Немытый, страшный, как Хсанкор!

Аж в дрожь бросает до сих пор!

Подъехал стороны на край,

Послать стрелой в татарский рай?

Собачий сын — Кадум Байда

Сказал нам: — Слушайте сюда!

Урус всегда великий воин,

Дружить с монголом он достоин.

Ты удаль показал свою -

Вы победили нас в бою.

Мы щедрость вам свою покажем

И доброту свою докажем.

Урус с татаром — друг навеки.

Мы братья, люди–человеки!..

Но наши парни — не придурки:

— Мы знаем, кто и что за урки.

Татар нам брат? Глядите сами:

Мой дом поджёг, чтоб пламя

Ему обзор весь осветило.

Схватил он девку…

Отрезал серьги ей с ушами.

Ее саму в огонь метнул…

«Кто враг, кто друг…»

Ну, ты загнул!

— Упал татарин, видно, с печки,

Ведь мы для них не человечки,

Не люди даже и не звери.

— Татарин врет?

— Пошли проверим…

— Не надо. Может мы домой?

Какой домой?! Там пир горой!

И вот спустя пустяшно время.

На пир зовет нас вражье племя.

Идем мы к ним во всеоружье:

Бухло бухлом — на время дружим!

Так вот, на самом прям к ним входе

При всем честном (и нет) народе

Какой–то бешеный старик

Писклявым визгом поднял крик:

— Урус, ты нас не уважаешь?!

Друзья мы все! Ты понимаешь?!

Зачем тебе на пире лук?!

Ведь я тебе не враг, а друг!

Оружье сдайте в гардероб!..

— Ты че, загнать нас хочешь в гроб?! —

Вскричал наш воин говорливый,

Потом рванул еще ретивей:

— Чем резать будем мы там мясо?!

И мы с ножами знаем пляски!

Нам без ножей на пир нельзя,

Какие мы, потом, друзья?!

Татарин, фактами убитый.

Глаза со страху чуть закрыты:

— Ножи вам можно — меч нельзя.

И это факты без бузья!

Веселье хряк как рылом стер…

Но вот зашли мы все в шатер:

— Аллах! ХСАНКОР! Иегова! Кришна!

— Все это нам? Ну, очень пышно!

Бухло и закусь, ананасы.

Потом натырим балабасов!

Сейчас братаемся и дружим,

Ну, в общем: не особо тужим.

Проходит час, потом другой,

(Бухи. Не шевельнешь ногой)

И вот, средь пьяной тишины

Крадется к нам через спины

Кадум с ножом наперевес

Так тихо, как медведь сквозь лес.

Он думает, что мы–то спим…

Ну нет уж, хрена — мы ВСЕ бдим!

— Алярм!!! Измена! Хэнде хох!

Кидай перо татарский лох!

Кадум несильно испужался

(Но обоссаться обоссался):

— Коли урусов! Режь собак!

Мы им припомним: «Кто дурак!»

А мы:

— Ножи, братва, наизготовку! —

Покажем им свою сноровку!

— Щас так дадим мы вам просраться,

Что не успеешь испугаться!

Но вот всех сторон шатра.

На нас поперла шантрапа!

Один к пяти. Они в оружье.

— Ну ладно суки! Щас подружим!..

— А что же дальше с вами было?

— Нас половину всех убило

Но мы прорвалися, ребята!

И побежали, как когда–то…

От страшной тьма спасла нас смерти.

Вы в том мне на слово поверьте…

Татар хотели мы обуть,

А получилась просто Жуть….

Татарин — подлый, низкий гад

Любой победе подлой рад!

А мы их побеждали с честью

Как витязи в старинных песнях.

Не трусьте братья, чурки плохи,

А в одиночку вовсе лохи!

Росточком — метр пятьдесят

Давить их надо, как цыплят!

Чтец предоставляет анонам судить о высотах рифмы, ритма и всего такого прочего, ибо второй раз зачесть не смог  Для тех же анончиков, кто асилил шедевр героической поэзии, чтец уточняет: балабасы, которые натырили русские воены – это в  некоторых толкованиях не только колбаса, сало и прочие ништяки, но и мужской половой хуй  

Однако в отличие от Паштета на броневичке, НяшкаЪ бдительности не теряет:

— Тихо, — вдруг сказал Эйнор. Только что он смеялся — и вдруг, не переставая посмеиваться, ухитрился одновременно произнести это. — Орки.

Паштет автоматически очкует, а вот остальные не промах:

От одного слова внутри у Гарава (у Пашки) всё сжалось в тугой ком — и пришёл унизительный, тягучий страх. Фередир продолжал смеяться, даже назад откинулся — так, что оказался рядом со своим щитом.

— Много? — тихо спросил он.

— Не знаю, — Эйнор подбросил в костерок клубок сухих веточек. — Вокруг. Щиты приготовьте. Каждый закроет свою сторону, потом — как получится, от костра не отходить… щиты!!! — это он уже крикнул.

Пашка почувствовал, что сейчас побежит. Ему показалось, что он стоит один на ледяном ветру — как там, на склоне… Сил стоять и ждать не было, бежать, бросив бесполезный металл — казалось правильным, единственным спасением.

— Дагор, Кардолан, дагор, дагор! — раздался позади рык, в котором почти нельзя было узнать голос Эйнора. — Подходите, твари!

Локоть Гарава ткнулся во что–то твёрдое.

Это был щит Фередира. Сбоку. Рядом.

В прорези шлема сверкали зубы — Фередир смеялся.

Наваждение распалось, хотя страх и не ушёл — но это был знакомый страх, и Гарав знал: он всегда до драки, потом — исчезает.

Мужественно преодолев с помощью Фередира и Бленд-а-Меда, главхер кидается грудью на орков. Высокий штиль по-прежнему прилагается:

— Аххх… су–ка… — Гарав ударил кулаком с зажатой рукоятью меча между жёлтых, светящихся бешенством круглых глаз — они были совсем близко.

— Йииии!!! — высокий голос сорвался на вопль. Гарав отбросил орка щитом:

— Пошшшшш… тварррь!

Интересно, как Профессор умудрился ни разу обсценной лексикой не воспользоваться    Видать, точно ничего не понимал. Эйнор сотоварищи разделываются с орками как в побасенке Паштета, легко и играючи:

— Всё, — Эйнор повернулся к нему — с длинного меча рыцаря тягуче падали чёрные струйки. — Теперь понял, почему мы доспехов не снимали? Ну да орки как у тебя в песне — один к пяти привыкли воевать. А нас, сам видишь, трое на десятерых получилось. Не тот расклад.

Паштет, несмотря на скромность и неопытность, тоже довольно воевалый воен:

— Трое мои, — сообщил Фередир. — Двое мечом, одного стрелой.

— А я только одного, — сказал Гарав. — Кажется.

— А я в первом бою ни одного не убил, только чуть голову своему коню не оттяпал, — вспомнил Эйнор.

— Не одного, — Фередир тем временем нагнулся над лежащим чуть дальше убитого Гаравом ещё одним орком. — Это тоже твой. Чем ты его так?

— Мечом… рукояткой, — мальчишка посмотрел на меч и увидел, что крестовина испачкана кровью и какой–то слизью. — А… куда я его?

— В глаз, в левый. Наповал. А этому башку вместе со шлемом разрубил.

— Тупой удар, — осуждающе сказал Эйнор. — Клинок наверняка защербился… Так. Тут должны быть двое живых.

НуменорскаяЪ НяшкаЪ, как всегда, лучше всех. Паштет поражается мастерству, хотя, казалось бы, куда ещё поражаться 

…Удары Эйнора различались сразу. Они были точные и аккуратные, как будто их наносил не человек. Один орк был разрублен от левого плеча до правого бедра — вместе с кожаным доспехом, усиленным металлической сеткой — не прорублен, а именно разрублен, на две части. У другого — в прочном доспехе — была отсечена голова вместе с латным воротником. У третьего — снизу вверх, от паха до горла — вскрыто тело, как у препарированной лягушки. Ещё двое с хрипами корчились, и Гарав изумлённо сообразил, что Эйнор бил их плашмя — это что же, рыцарь в бою ухитрялся думать о пленных?

И НАКОНЕЦ_ТА!!111 Олежа может приступить к пыткам и унижениям!!! Правда, тут он весьма сдержан:

Гарав отошёл к огню. За спиной жутко завизжал орк — и тут же заткнулся. А через полминуты, когда Гарав только–только взялся за чистку, к костру вышли Фередир — он нёс оба щита и оба шлема — свои и Эйнора — и сам Эйнор. Он тащил за шиворот и за вывернутую левую руку стонущего орка — ноги у того были связаны, правая рука болталась, явно перебитая и видимо, даже раздробленная.

Эйнор швырнул орка к огню, и тот сел, как–то по–животному подтянув под себя ноги. Губы орка тряслись, он часто сглатывал, по щекам из часто мигающих круглых глаз тянулись две дорожки слёз. От него отвратительно разило — Гарав теперь сам удивлялся, как не обнаружил врагов по запаху. Даже куски кольчуги, тут и там нашитые на кожаную куртку, выглядели как–то жалко, словно орка ошкурили заживо.

Однако Паштету пленного врага не жалко, Паштет суров и ногибаэ врага одним только взглядом 

— Дай шило, — сказал Эйнор. Гарав покопался в сумке, перебросил рыцарю шило. Тот аккуратно пристроил его у огня — тонким гранёным наконечником в пламя. Орк посмотрел туда и стал вздрагивать. — Ты не сюда смотри, — сказал Эйнор — Гарав не сразу понял, что рыцарь говорит не с ним, а с орком. — Ты смотри на него, — кивок в сторону Гарава. — Этот парень был у вас в плену. Может, мне не возиться с тобой, а отдать тебя сразу ему?

Глаза орка метнулись к Гараву. Тот подыграл. Точнее — как подыграл? Не скалился, не угрожал… да нет, даже не изображал ничего. Просто ответил своим взглядом — и при виде глаз орка вспомнил свой плен. Очевидно, этого оказалось достаточно — орк заметался у огня и взвыл, опираясь на здоровую лапу и подтягивая связанные ноги.

Орк, естественно, не воен, а так, поэтому его даже пытать особо не требуется, достаточно припугнуть:

— Нет, нет, не я! — закричал орк. Он кричал на вестроне, хотя и с грубым акцентом, явно ему не хватало слов. — Не я главный! Не я старший! Я не хотел напасть!

— Кто приказал напасть? — Эйнор перетёк на колено — ближе к орку.

— Старший! Вон лежит! — орка затряс головой в сторону обезглавленного. — Старший!

— Ему кто приказал? — настаивал Эйнор. Орк моргнул:

— Ни–кто–о… Мы с гор пришли, увидели огонь — напали за добычей.

— Здесь все? — Эйнор подён раскалённое уже докрасна шило к морде орка.

— Ааааа! Нет! Ещё пятеро в лагере! — орк замотал башкой. — Там! — он здоровой рукой затыкал в сторону.

— Далеко? — Эйнор приблизил шило ещё, сделал движение к глазу.

— Ааааа! Нет, нет, нет, рядом, близко, здесь! Совсем мало идти! — взвыл орк.

Орк – ссыкло, слабак и тряпка, ещё и на негра с китайцем похож   Ирония в том, что:

▼СПОЙЛЕР СПОЙЛЕРНЫЙ⬍

Паштета в плену и пытать особо не понадобится, чтобы он изменил Эйнору

Но ВНЕЗАПНО орк выдаёт супер-информацию, на которую блаародный НяшкаЪ не может не стать в стойку отреагировать:

— Там пленные! Пленные!!!

— Пленные? — Эйнор опустил руку. — Какие пленные?!

И тут Олежа многозначительно замолкает и удаляется в сумрак, оставив интригу-интригу.

Спасибо за прочтение, анончики! В следующей главе:

▼Скрытый текст⬍

Дурная эльфийская баппа, которая осознала всё пагубное влияние феминизма    Не пропустите!

Отредактировано (2017-09-13 11:31:33)

Анон

Re: Олег Верещагин

Кроме того, зверски болела задница

Анон

Re: Олег Верещагин

В ДС-1 на муниципальных выборах победили "Яблоко" и навальнята. Олежа втентаклике плюётся ядом на клятых москвичей:

ОЛОЛАХУ КАПИБАР!

МАсква хочет в свободный мир. Ей не нравится Путен. Ей не нравится Зюганов. Ей не нравятся деньги на танки и не нравится деньги на господдержку чего бы то ни было. Ей не нравятся "поганые скрепы" и она торчит от беленького порошка на бумажке в Ылитном Клубе. Она - ОсобМир, "евросвободу" (наркоту, гомоту, лесботу, свадобнайе искустов-ство и прочие Великие Достижения Либерализма) которого должна обеспечивать остальная Рашка, населённая скотоподобными замкадышами.

МАскве одинаково отвратительны и путенское "агрессивно-послушное большинство", и милитаризованные дети из какого-нибудь хабаровского военного клуба, и полиция, и казаки, и добровольцы с Донбасса, и Сирия, и ВАПЧЕ.

"Кокаину мне и рэйв-пати! - вопит МАсква, подпрыгивая и потрясая кулачком. - И Свабоды! И Зарабатыватьсам!" Разумеется, "зарабатывать" в меру понимания этой Ылиты - то есть, ничего не делать, но много получать и шикарно тратить. За счёт замкадышей и всяких там разных ватников.

Власть РФ надорвалась на МАскве. Это в статье правильно отмечено - сколько можно плясать ради этой опухоли на живом теле русского народа? Надорвалась, как видим, не получив ни капли благодарности от наваленного... ой, от сторонников Навального и прочих Махакад и режиссёров-говносёров.

Уникальный случай. Что данное "население столицы" вот уже 20 лет ненавидят все остальные жители страны - это ещё ладно. Но, похоже, теперь это "население" станет и объектом ненависти со стороны чиновников.

МАсква отделилась не только от России. Она отделилась ВООБЩЕ. ? Поздравляю. Уникальный случай в мировой истории.