Вы не вошли.
Анекдоты, сплетни и другие офигительные истории про Людовика II де Бурбон-Конде — великого полководца с тонкой душевной организацией.
Телеграм-канал: https://t.me/foliedeconde
Гости не могут голосовать
Отредактировано (2025-08-26 13:37:35)
Обожаю этот портрет. Здесь, похоже, его искусственным интеллектом дотягивали из фото плохого качества, и на цвете это плохо сказалось. Вот бы посмотреть на него своими глазами!
Осуждаю госпожу де Шатийон, потому что это бесплатно и потому что у нее каменное сердце, раз она могла отказать кавалеру с такими грустными глазами ))
А вообще я лечусь от плохого настроения старым фильмом о побеге герцога де Бофора. Он выглядит как европейский оригинал отоечественного мушкетерского кино, в нем никто не поет, но есть смешные диалоги, госпожа де Монбазон и смешное семейство Конде в лице маменьки и сестры Великого. И пудель еще.
Отредактировано (2025-08-16 20:37:43)
Гаспар де Колиньи, высланный отцом в Голландию, пишет герцогу Энгиенскому 3 августа 1646, что охотно наговорил бы ему "больше нежностей, чем когда-либо страстно влюбленный говорил своей любовнице" и что "нет ни такого яростного огня, в котором он не согласился бы сгореть ради любви к нему, ни моря столь глубокого и солёного, в котором он не утопился бы, испытав куда больше радости, чем шевалье [де Грамон], если бы ему случилось трахнуть Марион [Делорм]."
И еще один приятель, граф де Тулужон, обыгрывает свое прозвище "принц любви" 2 мая 1649 г.:
"Он [принц любви] надеется скоро обнять ваше бедро* и всецело принадлежит вам. Прощайте, брат мой".
* То есть, видимо, броситься к его ногам.
Тут, конечно, много условности и прециозных игр. Но, в общем, можно понять, о чем шла речь в сплетнях Лизелотты (господин принц в армии привык к молодым офицерам и не смотрит на женщин) и на что жаловалась Нинон де Ланкло, утверждая, что ей приходилось всё делать самой. Поди еще перещеголяй вот таких друзей в выражении любви и признательности шальной императрице первому принцу крови.
Отредактировано (2025-08-18 16:23:25)
охотно наговорил бы ему "больше нежностей, чем когда-либо страстно влюбленный говорил своей любовнице" и что "нет ни такого яростного огня, в котором он не согласился бы сгореть ради любви к нему, ни моря столь глубокого и солёного, в котором он не утопился бы, испытав куда больше радости, чем шевалье [де Грамон], если бы ему случилось трахнуть Марион [Делорм]."
Какой штиль!
Поди еще перещеголяй вот таких друзей в выражении любви и признательности шальной императрице первому принцу крови.
Небось еще и шампус из его сапога пили
С братом маршала де Грамона, графом де Тулонжоном (Тулужоном), принц Конде тоже был знаком и в сороковых много общался, Тулужон служил у него кампмаршалом. В 1643 г. Конде пару раз передавал ему приветы в письмах тогда еще графу де Гишу, который потом стал Антуаном III, маршалом де Грамоном. Одно из этих писем намекает на какое-то загадочное происшествие, оставшееся за кадром.
Сначала, 19 апреля, Конде (тогда герцог Энгиенский) спрашивает де Грамона, почему это Тулужон принца совсем позабыл и в гости не едет. Видимо, маршал что-то ответил, а потом принц пишет:
Я подозреваю, что "прекрасная де Сюрлис" - это Катрин Дез Юрлис (1627-1679), актриса "Блистательного театра", который возглавлял Мольер. Она была в труппе с ее основания 30 июня до декабря 1643 г., фактически не выступала и потом уехала в провинцию. Похоже, у нее с графом де Тулонжоном возникло какое-то недопонимание, имевшее какие-то физические последствия. Что это могло быть?
1. То, что девушка уехала, заставляет задуматься о каком-то преследовании или беременности. Но о детях ничего. И потом, как бы это мешало графу приехать в гости?
2. Вариант с венерической болезнью имхо недостаточно зрелищный. Проявления сифилиса — обычная сыпь, а желание посмотреть на гонорею, с моей точки зрения, трудно объяснить. Это больно и не почетно, так что смеяться над такой проблемой друга не очень красиво.
3. Поэтому у меня конспирологическая теория, что девица поставила графу фингал, который еще не успел сойти и он не хотел являться пред светлые очи принца, чтоб тот не извел шуточками.
4. Любая другая заразная болезнь, от оспы до насморка, тоже вполне может быть.
Понимаю, довольно странно думать о потенциальном (!) фингале какого-то чувака спустя 400 лет. Но если не мы, то кто?..
Отредактировано (2025-08-19 08:20:23)
Хочется немного отвлечься от ужасов подагры, поэтому вот воспоминания Гурвиля о том как он в 1652 путешествовал с господином принцем инкогнито. Дело было ранней весной.
"Через несколько дней господин принц получил новости о том, что г-н де Бофор, который командовал войсками Месье, и г-н де Немур, командовавший его собственной армией, несмотря на родство, сильно ссорились, так что боялись, как бы не дошло у них до драки; и еще о том, что, если господин принц мог бы добраться до этой армии, двор был бы вынужден заключить мир на более желательных условиях. Господин принц принял решение туда ехать с очень малым числом людей. Этот замысел он обсудил с г-ном де Ларошфуко, и они договорились, что поедут только г-н де Ларошфуко (который пожелал, чтобы и г-н принц де Марсийяк, несмотря на свою молодость, там был тоже); г-н маркиз де Леви, г-н де Шаваньяк, г-н де Гито, г-н де Берсене, капитан гвардии Ларошфуко, я и Рошфор, камердинер Его Светлости. Эти господа облачились в скромные одежды, скорее подобающие простым дворянам, чем вельможам (1). С утра господин принц отправил своих домочадцев по воде, сказав, что поедет верхом и присоединится к ним в Марманде. Мне было поручено ехать вперед с конным проводником, которого я отыскал. Позади него я пристроил дорожную сумку с четырьмя мушкетами и зарядами к ним, переложенными соломой: один для господина принца, другой для г-на де Ларошфуко, третий для капитана его гвардии и четвертый для меня, учитывая, что принцу де Марсийяку будет трудно переносить тяготы пути: в самом деле, из-за своего юного возраста он причинил довольно беспокойства, а мне хлопот. Остальные господа позаботились о себе сами. Я же отправлялся с ними до реки Ло (2): в этом месте господин принц должен был отпустить сопровождающих и ехать дальше с теми, кого я сейчас назвал. Найдя убежище в ближайшей лачуге, я вышел из нее, как только увидел этих господ, и, помня места, по которым нам предстояло ехать, занял место впереди вместе с моим проводником. По дороге договорились, что каждый возьмет себе псевдоним, и к ним все быстро привыкли (3). Ночью прибыли в *, где от имени господина принца был губернатором г-н *, хотя у нас в планах было его избежать. Часовой встревожился и дал знать другим. Я сказал, что мы люди господина принца, чтобы войти в город. Когда господа, которые ехали попарно, добрались до ворот, я сказал, чтобы они остановились, и вошел один. Я нашел господина губернатора за столом и сказал ему, что господин принц послал меня с несколькими дворянами к г-ну де Бирону за новостями. Выпив бокал вина, я вернулся и снова встал во главе своего маленького отряда. Утром, к восьми часам, мы были недалеко от принадлежавшего г-ну де Ларошфуко Каузака. Оттуда шел человек, который сказал мне про только приехавший отряд кавалерии. Я сказал господам пойти по дороге направо, которая привела их на маленькую ферму в пяти-шести сотнях шагов от Каузака. Я там нашел офицеров господина де Ларошфуко, представился и попросил офицера оставить это место, что он мне пообещал сделать, как только насытится. Я положил в корзины хлеб, вино, сваренные вкрутую яйца, орехи и сыр, и отнес их в амбар, где обнаружил весь маленький отряд спящим. Поев, они проспали еще час. Когда лошади наелись овса, мы двинулись дальше вечером и вошли в деревню, где была таверна. Там оставались три или четыре часа. Господин принц не нашел никакой еды, кроме яиц, и загорелся идеей научиться делать омлет. Хозяйка ему сказала, что омлет надо перевернуть, чтобы он лучше прожарился, и показала, как это делается. Он захотел это исполнить и уронил омлет в очаг. Я попросил хозяйку, чтобы она сделала другой омлет и больше не доверяла его этому повару."
Примечания
1) В другой версии этой истории говорится, что господин принц был одет в серое, носил жюстокор свекольного цвета и черный шарф; у него были короткие волосы и две длинные завитые пряди с черными лентами, большая шляпа (caudebec) с отогнутыми полями, и черная повязка на шее вместо банта.
2) Гурвиль называет реку Дропт (Дро), но издатель считает, что он всё перепутал, пятьдесят лет не шутка.
3) У г-на Леви было разрешение графа д’Аркура на проезд в Овернь со своими людьми. Принц и его товарищи взяли имена, обозначенные в этом разрешении: господин принц назвался Мотвилем, г-н де Ларошфуко взял имя Бопре, принц де Марсийяк – Флоримон, Гито – Ла Плас, Шаваньяк – Сент-Арну, Гурвиль – Лонгплен.
Гурвиль едет дальше.
"У нас всё ещё была лошадь для проводников, которых мы брали время от времени. Какой бы голод не испытывала большая часть наших людей, еще сильнее было их желание заснуть на принесенной для них соломе. Что до меня, то я позаботился о лошадях и о том, чтобы рассчитаться с хозяевами: таким образом, мне осталось совсем мало времени для отдыха. Мы выехали за два-три часа до наступления дня и утолили голод в дороге, чтобы вечером перейти Дордонь (1), и, поскольку нам сказали, что на этом посту чинят препятствия проезду незнакомых людей, особенно когда их набирается какое-то количество, я сказал, что поеду вперед, и чтобы за мной следовали по одному или по двое через двести-триста шагов, и чтобы остальные ехали медленнее. Приближаясь, я услышал колокольчики мулов чуть впереди. Я соразмерил шаг таким образом, чтобы прибыть почти одновременно с ними, и лодочник, издалека их услышав, оказался на этой стороне. У меня был серебряный свисток, который было далеко слышно. Он позвал тех, кто ехал за мной, и приблизился. После того как первый мул зашел в лодку, я подошел и позволил пройти еще и второму, а потом попросил погонщика подождать остальных. Когда подошли те, кто ехал позади, мы переправились через реку в два приема.
В среду мы выступили в три часа утра и шли за проводником, которого я временами расспрашивал. Видя, что мы приближаемся к какому-то крупному поселению, я спросил, должны ли мы туда заходить. Он сказал, что нет, но мы пройдем близко к воротам и оставим их слева, потому что река там проходит так близко, что остается место только для дороги, что что несколько дней назад там было что-то вроде поста. Тогда я на время надел припасенный белый шарф (2). Увидев несколько человек перед воротами, я попросил их не пропускать внутрь никого из тех, кто едет следом за мной, и меня немедленно послушались. Мы прошли и отправились утолить голод в довольно большую деревню, где один крестьянин сказал господину принцу, что узнал его, и в самом деле его назвал. Услышав это, я рассмеялся, и, когда подъехали остальные, сказал им, что произошло. Все над этим шутили, и бедняга не знал, что и думать(3)."
Примечания
1) Издатель считает, что раз Конде встретился с Леви в Ланкэ, уже около Дордони, то и пересек ее днем раньше (не во вторник 26, а еще в понедельник, 25 марта).
2)Такой шарф носили сторонники короля.
3) Гурвиль, как и Лене, не упоминает эпизод путешествия с визитом к перигорскому дворянину, который не узнал гостей и за столом говорил о связи Ларошфуко с г-жой де Лонгвиль, о которой принц, возможно, до тех пор не знал (?). Этот эпизод есть в мемуарах маркиза де Монгла и его вскользь упоминает Ларошфуко.
Сен-Симон не нашел, к чему прикопаться о Гурвиле пишет так. Это 1703 год. "Сестра месье де Ларошфуко" — это дочь писателя.
Интересный лайфхак для престарелых миллионеров ))
Отредактировано (2025-08-22 17:50:21)
Прочел относительно новую книгу "The Powers of Sound and Song in Early Modern Paris" by Nicholas Hammond,
The Pennsylvania State University Press, University Park, Pennsylvania. 2019. Он опять причислил господина принца к ЛГБТ на основании уличных песенок )) Ну не знаю. Одна из них, впрочем, правда остроумна:
Grands Dieux! Quelle est vôtre justice?
Chausson va périr par le feu;
Et Guitaut par le même vice
A mérité le Cordon bleu.
Великие Боги! Какова ваша справедливость? Шоссон будет сожжен, а Гито за тот же порок заслужил Синюю Ленту [орден Святого Духа].
Шоссон - простолюдин, которого казнили в декабре 1661 г. по обвинению в содомии. 3 декабря того же года был объявлен список будущих рыцарей ордена Святого Духа. Среди них был граф де Гито, включенный в список по представлению своего покровителя, принца Конде. Это вызвало сильное недовольство среди сторонников Конде в первую очередь. Колиньи-Салиньи особенно считал, что его обошли. Было кому сочинить это, одним словом.
О письмах Гито принцу ничего неизвестно, а вот письма принца графу де Гито частично сохранились (в 1671 г. парижский дом Гито сгорел, и, возможно, письма вместе с ним). Сохранившиеся 114 неопубликованных писем, как и почти все известные письма Конде, содержат мало личного. Хаммонд отмечает, что в них часто меняется заключительная фраза с разнообразными уверениями в любви и дружбе, но это в принципе и для писем де Грамону характерно. Кроме того, Конде часто просит (требует), чтобы граф приехал что-нибудь важное обсудить. Эти письма датированы 1650-концом 1660-х. В 1670 г. Гито расстается с принцем окончательно. Мадам де Севинье дружила с ним, и, видимо, ей он рассказал, почему оказался в опале: будто бы завистники выжили его с "малого двора". Странно, что за предыдущие лет двадцать им ничего сделать не удалось. Хаммонд предполагает, что причиной удаления Гито могла быть неприязнь к нему со стороны Анри-Жюля, которого отец очень любил.
Отредактировано (2025-08-22 19:02:14)
От принца де Конде
R. XII., f. 20
Шантийи, 26 мая 1667
Я очень признателен Вашему Величеству сочувствие ко мне из-за перенесенного мной легкого приступа подагры: Ваше Величество уже будет знать, что он долго не продлился и я после него совершенно поправился; этот знак вашего расположения так сильно меня трогает, что я бы не желал, чтобы болезнь меня миновала, ибо это мелкое зло доставило мне столь великое благо. Я от всего сердца прославляю Бога за ваше полное выздоровление, и ни о чем не молю его так горячо, как о сохранении столь драгоценного здоровья.
Король вчера присоединился к своей армии во Фландрии, и вчера она выступила; полагают, что сейчас она в окрестностях Перонны, и, думаю, завтра пройдет со стороны Катле. Еще неизвестно, чем она будет заниматься. Враги срыли крепости, которые посчитали трудным защищать, среди прочих – Ла Бассе и Армантьер, и Король послал войска, чтобы их занять. Они будут рыть траншеи под бастионами Шарлеруа, чтобы взорвать их, когда подойдут наши войска. Они сильно подавлены, и по всему видно, что Король во время этой кампании совершит нечто великое. Мой сын с ним: Ваше Величество не усомнится, что я из-за этого немного волнуюсь; надеюсь, Бог его сохранит и он будет способен однажды послужить Вашему Величеству. Я старательно буду сообщать Вашему Величеству обо всем, что станет мне известно; тем временем я умоляю Ваше Величество честь своей благосклонности сохранить за мной и верить в мою полную преданность.
_ _ _ _ _ _ _ _
Это последнее письмо к польской королеве, опубликованное в сборнике. 16 мая 1667 г. она скончалась. В Париже об этом узнали только в июне.
Принц Конде переориентировался на службу французскому королю, в конце осени получил командование, а в январе 1668 г. совершил знаменитую "прогулку по Франш-Конте" — семнадцатидневное завоевание провинции.
Граф де Гиш в 1667 г. вернулся во Францию и от имени отца управлял Беарном и Наваррой.
У Анри-Жюля 5 ноября родился сын, Анри (умер в 1670 г.)
Король Ян Казимир отрёкся от престола 16 сентября 1668 года, а 30 апреля 1669 года он уехал во Францию, стал аббатом Сен-Жермен-де-Пре и прожил еще три года.
Хаммонд предполагает, что причиной удаления Гито могла быть неприязнь к нему со стороны Анри-Жюля, которого отец очень любил.
Интересная версия.
Шоссон - простолюдин, которого казнили в декабре 1661 г. по обвинению в содомии.
Насколько помню, там отягчающие были в виде изнасилования. Так что простолюдинам хоть голубых лент не выдавали, но и не жгли вот так просто тоже )
Интересная версия.
Ни на чем не основанная, увы. У этого автора в принципе какой-то флер желтой прессы. Понимаю, не мне и не здесь об этом писать, но я правда так думаю ))
Насколько помню, там отягчающие были в виде изнасилования.
Там был целый ряд эпизодов, действительно история очень так себе. Но меня больше интересовало то, как ее соотнесли с Гито. В общем, я больше склонен трактовать куплет как нападение, а не констатацию фактов )
Отредактировано (2025-08-23 18:46:55)
Вот бедняга простолюдин! Господа тешились, как им вздумается, а этого прямо-таки казнили.
Вот бедняга простолюдин! Господа тешились, как им вздумается, а этого прямо-таки казнили.
Да, сжигать было негуманно.
Господа разную дичь творили, но эти хотя бы совершеннолетние...
Отредактировано (2025-08-23 23:09:02)
В общем, я больше склонен трактовать куплет как нападение, а не констатацию фактов )
Одно другому не мешает
Одно другому не мешает
Тоже верно ))
Продолжим читать Гурвиля. Я чувствую некоторую ответственность перед господином принцем, которого надо доставить из Ажена в Лори в 1652 г.
Продолжение рассказа Гурвиля о путешествии.
"Г-н принц де Марсийяк спал и почти ничего не ел. Когда мы собрались ехать и его разбудили, чтобы он садился на лошадь, он был таким сонным, что, казалось, вовсе потерял сознание: двое спутников его подняли, но как только переставали поддерживать, у него подгибались колени. Наконец я выплеснул ему в лицо довольно много воды, отчего он очнулся, и его посадили на лошадь. Наши кони по большей части были сильно утомлены. Проезжая мимо большого поместья, мы спросили имя владельца; г-н де Шаваньяк сказал, что хорошо его знает и может у него купить лошадей. В самом деле, он купил двух лошадей и привел их к нам: мы узнали одну из них, недавно пропавшую с конюшни г-на де Ларошфуко; и там, куда мы зашли поесть, мы нашли в таверне человека, у которого было две лошади: одна из них показалась достаточно хорошей, и мы купили ее тоже. Освободившихся лошадей мы поспешили взять на повод, закрепленный на высоте их голов, и кто-то оставался позади, чтобы они не отставали. Но лошадь г-на принца де Марсийяка была обучена идти следом к месту смены лошадей на охоте, и мы заметили, что другие идут за ней; и даже несколько раз, когда лошадям давали овес, но они видели, что мы слегка отдалились, они нас догоняли. Мы заночевали в замке, который принадлежал маркизу де Леви: там большинство господ впервые с нашего отъезда ночевали в постели. Г-н де Ларошфуко впервые в жизни испытал приступ подагры, довольно сильный; на ночь я велел ему надеть толстый чулок с боковыми застежками, который принес ему большое облегчение. Все, за исключением господина Принца, были так утомлены, что едва могли стоять на ногах, когда спешивались. На следующее утро г-н принц де Марсийяк позволил своей лошади идти куда вздумается, и она забрела в такое место, где под водой очень илистое дно; он упал, и, как говорится, зачерпнул воды воротником. Спустя короткое время мы проходили мимо мастерской человека, который делал сабо. Мы спешились, и я достал рубашку из дорожной сумки (я их положил две для г-на его отца и две для него). Я развел огонь с помощью щепок, которые остаются у таких ремесленников. Я быстро высушил его одежду, и мы нагнали господ, которые ехали шагом, тогда как мы - рысью. В пятницу, около четырех часов, мы прибыли в деревню Бек-д‘Алье на берегу Луары, чуть ниже того места, где река Алье в нее впадает. Не найдя там ни одной лодки, мы были в затруднении. Г-н маркиз де Леви был знаком с местностью, и, узнав, что лодка есть выше, послал за ней. Все наши люди легли спать. Господин Принц вместе со мной обдумывал, как мы могли бы поступить. Я ему сразу предложил договориться с хозяином лодки, чтобы он нас отвез в Орлеан, а когда мы минуем Сюлли, где находился двор, мы на другом берегу реки будем спрашивать по домам, где находится армия, к которой мы хотим присоединиться: тогда опасность обнаружения нас минует, а всех лошадей мы сможем оставить г-ну маркизу де Леви, и он вернет их на место. Господин Принц одобрил эту мысль, но затруднение его заключалось в том, что мы не знали, на каком расстоянии от реки может оказаться армия. Узнав, что лодка прибыла и мы можем переправиться в два приема вместе с лошадьми, он предпочел второе решение первому. Мы погрузились и перебрались на другую сторону. Мы взяли проводника, чтобы он нас провел в стороне от Шарите, но тот ошибся, и мы оказались перед воротами. Часовой спросил: «Кто там?» Я решил ответить, что это королевские офицеры едут ко двору, и спросил, можно ли войти. Господин Принц крикнул, чтобы передали господину Бюсси, который был там губернатором от имени короля, что он просит отворить ему, что это Ла Мотвиль (такое имя он себе взял), и сделал вид, будто хочет войти. У ворот появились другие солдаты, и один из них вызвался предупредить господина губернатора. Чуть позже я громко сказал господину Принцу: «У вас есть время здесь ночевать, но у нас завтра заканчивается отпуск, и следует продолжить путь, чтобы прибыть в Сюлли» (где находился король). Я двинулся с места, и несколько человек за мной, говоря господину принцу: «Оставайтесь, если хотите».
Тогда и он тронулся в путь, сетуя на то, что мы странные люди, но он не хочет разделяться, и просил передать наилучшие пожелания господину губернатору. Мы очень порадовались тому, как все прошло."
Дальше Гурвиль по поручению принца едет в Париж, и можно посмотреть, что расскажет о путешествии Шаваньяк. Но тут нужно учесть, что он, во-первых, гасконец, а во-вторых, рассорился с принцем ко времени написания мемуаров. Всё это позволяет ему оживлять повествование разными спецэффектами. Шаваньяк утверждает, что отвечал в дороге за лошадей и был так искусен, что ни одна не пострадала (противоречия его не смущают, это, видимо, принципиальная авторская позиция).
Вот его версия той части путешествия, о которой рассказывал Гурвиль.
В первый день мы проделали четырнадцать лье без остановки. Лошадь господина Принца начала сильно уставать, и лошадь г-на де Ларошфуко тоже. Поэтому я должен был пойти к своему знакомому по имени Каваньяк, и он мне продал лошадь за восемьдесят луидоров; однако, узнав, что это для господина Принца, он не пожелал прикоснуться к деньгам.
Оттуда я привел их к некому Бассиньяку, который нас хорошо принял; но, разгорячившись за ужином, он завел о господине Принце и близких ему персонах весьма оскорбительные речи. В какой-то момент я видел, что господин Принц сейчас даст ему пощечину: он краснел, бледнел и двигался тем более лихорадочно, что не осмеливался выдать свой интерес к словам хозяина. Сколько я ни пытался сменить тему, мой честный деревенский житель снова к ней возвращался. Наконец он унялся, когда терпение Принца уже достигло предела.
Оттуда мы отправились ночевать к маркизу де Туи.
У Ларошфуко этот отрезок пути охарактеризован так: "Останавливались они у двух-трех дворян, друзей маркиза Леви, чтобы дать себе на несколько часов роздых и купить лошадей, но принимавшие их у себя настолько не подозревали в Принце того, кем на самом деле он был, что в непринужденной застольной беседе говорили достаточно свободно о его близких, благодаря чему он мог понять, что остается неузнанным."
Шаваньяк продолжает:
На следующий день мы едва не погибли при переправе через Луару. Лошадь Леви, которую привязали к лодке, испугалась и чуть не перевернула ее, но Сент-Ипполит очень вовремя сообразил перерезать веревку сабельным ударом; лошадь упала в реку и утонула.
Леви, Сент-Ипполит и Гурвиль покинули нас в этом месте.
Мы продолжали по ночью ехать по дороге из Парижа в Лион; на рассвете мы оказались возле Коне. Я хотел, чтобы господин Принц избежал въезда в этот город, но он не пожелал ничего для этого делать, говоря, что «однажды будет приятно рассказывать, как он приехал по главной дороге из Парижа, словно гонец, когда все кругом вооружились против него».
Вскоре он в этом раскаялся, потому что, находясь на холме за Коне, мы увидели трех курьеров, которые ехали прямо к нам. Господин Принц, чтобы его не узнали, спешился и притворился, будто в этом была какая-то нужда, а остальные отъехали в сторону. Но мы с Гито оставались позади, и нас узнали. Я сказал Гито:
— Надо убить этих людей!
Но тот не захотел согласиться и сказал, что «они его точно не узнали».
Через пять сотен шагов гонцы нашли Рошфора, камердинера господина Принца: он спал и отстал. Ему приставили пистолет к уху и сказали, что убьют, если он им не скажет, кто был с господином де Гито. Рошфор не блистал храбростью и назвал им своего господина и всех, кто его сопровождал, чем трое гонцов были весьма удовлетворены. Они были из тех, кого Кардинал разослал во все стороны, чтобы доставить приказ об аресте господина Принца, которого Двор подозревал в желании покинуть Гиень, где дела его обстояли печально. Когда они отпустили Рошфора, он явился рассказать нам о случившемся. Господин Принц был настолько рассержен тем, что Гито не захотел убивать тех людей, что ударил его ногой в живот, когда тот держал ему стремя, помогая сесть на лошадь, и сказал, что «с большой радостью увидел бы на его голову на эшафоте.
Ларошфуко видит это так:
"День Пасхи Принц провел в Коне, где все были настороже, и, так как двор пребывал тогда в Жьене, Принц везде говорил, что направляется со своими товарищами отбыть очередную службу при короле. Тем не менее рассудив, что ему не удастся, долгое время оставаясь неузнанным, следовать по оживленной большой дороге, которую использовал двор, он решил покинуть ее и перебраться на дорогу к Шатильону-Сюр-Луэн. Больше того, ему едва не пришлось раскаиваться, почему он не сделал этого раньше, так как им повстречались двое посланных двором нарочных, один из которых узнал графа Гито. И хотя этот нарочный не остановился, чтобы перекинуться с ним словами, лицо его выразило явную настороженность, наводившую на мысль о зародившемся в нем подозрении, что между этими всадниками находится и Принц. Вскоре все разъяснилось, ибо, встретив камердинера Принца, ехавшего в тысяче шагов позади остальных, этот нарочный остановил его и, сделав вид, будто намерен его убить, выяснил, что запавшее в него подозрение было вполне обоснованным."
Одно другому не мешает
Тут просто любопытно получилось, что и в стишке, и у современного историка главный вопрос про злосчастный орден, доставшийся Гито, можно сформулировать как "насосал или подарили?" Вариант "заслужил" даже не рассматривается. А это уже несправедливо по отношению к Гито, потому что, ну, он военный, был довольно серьезно ранен на службе, и если не стал выдающимся полководцем, то и струсить или всерьез накосячить не мог именно в силу внимания принца и заклятых друзей. В компании военачальников Конде, амбициозных и хищных, даже Бутвиля чуть не сожрали за продвижение (более чем заслуженное), просто потому что он был младше остальных. Если к дружному коллективу единомышленников добавить дивный характер принца, ненормированный рабочий день, готовность работать в режиме многозадачности, путешествовать и встречаться с интересными людьми — то, конечно, за такое счастье даже зарплату платить грех (Конде ее и не гарантировал, как и оплату похорон).
Гито это всё больше 10 лет выдерживал. Может, конечно, именно орден он не заслужил и можно было ограничиться скромным памятником при жизни.
В компании военачальников Конде, амбициозных и хищных, даже Бутвиля чуть не сожрали за продвижение (более чем заслуженное), просто потому что он был младше остальных.
А ещё родственник! Непотизм детектед
Тут просто любопытно получилось, что и в стишке, и у современного историка главный вопрос про злосчастный орден, доставшийся Гито, можно сформулировать как "насосал или подарили?" Вариант "заслужил" даже не рассматривается.
Так эти частушки матерные не для того писались, чтобы приятное сделать лицам в них упомянутым ))
Не знаю, что на уме у конкретного историка, но он может притягивать за уши факты к любовно выстроенной версии событий, может просто не выносить сабжа - да что угодно.
Гито это всё больше 10 лет выдерживал. Может, конечно, именно орден он не заслужил и можно было ограничиться скромным памятником при жизни.
Помимо ордена господин принц и в устройстве личной жизни Гито поучаствовал - вполне удачно вроде бы. Не такой он жадюга был, как может представиться )) Принцы и короли так ведь и поступали обычно - устраивали фаворитам выгодные браки. (Тут опять уместно вспомнить Бутвиля, но таки да - он родственник и наследство Монморанси могло встать между ними. И ведь не скажешь тоже, что не заслужил он этих усилий господина принца - очень даже заслужил. Но куплеты вполне можно написать, есть основание ))
Куплеты и даже слухи и сплетни имеют под собой основание как правило - про одного такие сплетни ходят, про другого этакие. И песенки поются соответствующие )
Отредактировано (2025-08-25 19:33:44)
А ещё родственник!
Угу. Но конкретно в случае Бутвиля военный талант невозможно отрицать, собственно, серпентарию и пришлось смириться.
Так эти частушки матерные не для того писались, чтобы приятное сделать лицам в них упомянутым ))
Не знаю, что на уме у конкретного историка,
Да это понятно. Просто любопытно, что получается как с Сен-Симоном: все знают, что у него очень много придуманного, но если начинаешь рассуждать — приходится отстраиваться от его слов и их в итоге повторять ))
Помимо ордена господин принц и в устройстве личной жизни Гито поучаствовал - вполне удачно вроде бы. Не такой он жадюга был, как может представиться ))
В смысле, что не присвоил себе наследство первой жены Гито? Это было бы жестоко )))
С первым браком Гито вообще интересная история, потому что он женился на родственнице Марысеньки и я не верю, что это случайное совпадение.
Тут опять уместно вспомнить Бутвиля
С его браком дикая история, я не знаю, как это было возможно без черной магии и пятого измерения )
наследство Монморанси могло встать между ними
Бутвиль из младшей ветви, лишенной большей части своих владений. Наследство герцогов де Монморанси тоже было конфисковано и к Конде перешло от короля через сделку с Ришелье. Бутвилей оно никак не касалось.
Принцы и короли так ведь и поступали обычно - устраивали фаворитам выгодные браки
Фаворит — не обязательно ведь любовник )
Куплеты и даже слухи и сплетни имеют под собой основание как правило - про одного такие сплетни ходят, про другого этакие. И песенки поются соответствующие )
Ну да, но какое именно основание? Проблема в том, что вокруг Конде была очень напряженная атмосфера, и в ней все время что-то искрило )) Про него самого чего только не писали.
Отредактировано (2025-08-25 21:46:51)
Пока принц со своими спутниками таинственно перемещается, случилось то, чего опасались: Бофор и Немур перешли от ссор к рукоприкладству. Рассказ об этом есть у Великой Мадемуазель.
27 марта (примерно когда Марсийяк упал в лужу), она заняла Орлеан. Перед тем она уже пробовала немного покомандовать Бофором, но он не очень хотел ее слушаться, ссылаясь на то, что у него есть приказы Месье и он знает, что делать. А 28 марта в орлеанском предместье Сен-Венсен Мадемуазель устроила военный совет.
«Я вошла в очень жалкий и пустой дом, куда все прибыли вслед за мной. Г-н де Бофор приветствовал меня довольно холодно; г-н де Немур наговорил мне много любезностей по поводу моего вступления в город, и также поступили все присутствовавшие офицеры.
Немного поговорив о моем завоевании, я им сказала, что надо перейти к делам, ради которых приехали. Тогда вышли все, кто не участвовал в совете, и остались только гг. де Немур, Бофор, барон де Кленшам (командующий иностранными войсками), граф де Таванн из армии господина Принца, и кампмаршалы обеих армий: Колиньи, Рарэ, Ланге, Валон и Виллар-Орондат; графы де Олла и Сомери в совет не входили, но, поскольку первый командовал иностранным полком Его Королевского Высочества, а другой пехотным полком, я охотно позволила им войти. Там был еще Гувиль из армии господина Принца, гг. де Роган и Фламарен; г-жи де Фиеск, де Бреоте и де Фронтенак расположились в углу, и гг. де Круасси и де Бермон. Клерамбо, хотя и кампмаршал, не пожелал участвовать в совете, потому что служил в Гиени. Прадин, Префонтен и Ла Тур тоже были здесь, в другом углу.
Главный вопрос заключался в том, в какую сторону выступит армия. Валон первым высказался за Монтаржи, того же мнения держался Кленшан. Таванн считал, что надо переправиться через реку возле Блуа, и г-н де Немур тоже. Он сильно разгневался на сторонников другого мнения и хотел, чтобы реку перешли во что бы то ни стало, хотя мне обещал обратное. Я думала сказать ему об этом; он пришел в ужасную ярость против меня. Мы трое – г-н. де Бофор, г-н де Немур и я – сидели на старом деревянном сундуке, а Кленшам, который не мог долго стоять из-за старой раны, сидел на койке без матраса.
Когда все высказались, я предложила господам советникам высказаться. Они сначала отказывались и говорили, что это не их ремесло, но я ответила, что оно и не мое, и они уступили уговорам и высказали свое предложение, которое стало и моим, потому что я выступала. Легко решить, что это нехорошо, ведь девицы обычно плохо говорят о войне; однако уверяю вас, что в этом, как и в любом другом деле, здравый смысл правит всем, и нет такой дамы, которая при его наличии не сумела бы хорошо командовать войсками. Я заключила, что Монтаржи лучше, потому что там надо идти по очень хорошим местам, где войска смогут себя снабжать, и если они прибудут достаточно быстро, то смогут послать людей в Монтро, сделаться хозяевами рек Луары и Йонны и перерезать дорогу двору, что помешает ему отправиться в Фонтенбло. Совет насчет Блуа мне казался дурным, поскольку там надо будет идти по земле, где три недели пробыла вражеская армия и всё разграбила, и поскольку мысль о том, чтобы дать десять дней марша неприятелю, когда можно его отрезать, мне не казалась удачной; все были за Монтаржи, и туда надо было идти.
Г-н де Немур начал сетовать и браниться, что господина Принца бросают, и что ему следовало бы лучше отделиться от Месье. Я ему сказала, что, как думаю, господин Принц не поддержал бы его, и ему не следует так гневаться из-за того, что нисколько не противоречит интересам господина Принца, столь же важным для меня, как и для него. Я сказала ему все что могла, чтобы призвать к порядку: он мне угрожал своим уходом, и я просила его предупредить меня, когда он хочет это сделать, потому что враги близко, они сильны, и было бы хорошо знать заранее, если он хочет отделиться от армии Месье; что я хочу, чтобы они не переходили реку и разместились в безопасном месте. В гневе он сам не знал, что говорит, и снова начал сетовать на то, что господина Принца обманывают. Г-н де Бофор спросил его:
— Кто же?
Он ответил:
— Вы.
После чего они друг друга ударили. Я повернула голову, разговаривая с Кленшаном, и не видела, кто первый ударил; от других я узнала, что это был г-н де Бофор, и что это стало причиной случившегося далее. Они вытащили шпаги, и их бросились разнимать.
Тут вошли все, кто оставался снаружи, из-за чего поднялись ужасный шум и суматоха, сильно удивившие г-на де Кленшана, поскольку среди иностранцев больше выказывают уважения тем, кому оно положено. Г-н де Немур никак не хотел отдать свою шпагу никому, кроме меня, и я ее отдала лейтенанту гвардейцев Месье, как и шпагу г-на де Бофора, которого увела в сад. Он встал передо мной на колени, просил прощения и всячески сожалел о проявленном неуважении ко мне. Г-н де Немур ничего подобного не сделал и еще час пребывал в невиданной ярости. Я его увещевала и говорила ему, что это самый неблагоприятный поступок для нашей партии, что наши враги ему обрадуются, как большому преимуществу над нами; что в этом случае он показал бы рвение к службе господину Принцу, пожертвовав своими страстями ради его интересов. Он ничего не слушал.
С другой стороны, я сильно беспокоилась, видя, что уже час ночи и мне придется возвращаться в город, где жители могут встревожиться, и у них достаточно поводов для страха. Тем не менее, я не желала уходить, пока не помирю их. Наконец Колиньи и Таванн насели на г-на де Немура и с большим трудом добились, чтобы он принес мне извинения. Я попросила его обнять г-на де Бофора; он мне это обещал самым сердитым тоном, но приходилось довольствоваться тем, что можно было от него получить. Я пошла за г-ном де Бофором и сама сказала одному и другому то, что, как я считала, они должны были сказать друг другу, чтобы помешать им говорить: я хорошо знала, что г-н де Немур не сказал бы того, что я говорила от его имени. Г-н де Бофор проникся крайней нежностью к г-ну де Немуру и был очень расстроен тем, что рассердился на зятя; тот ничего ему не сказал и принужденно его обнял. Чувствительность г-на де Бофора дошла до слёз, над чем все собравшиеся посмеялись, и я первая; мне этого делать не следовало, но я не сдержалась. Наконец, видя, что положение стало не таким напряженным, я их оставила и приказала всем офицерам следить за своими генералами и не слушать их, пока они полностью не помирятся.
Я вернулась в свой город, где множество жителей были в восторге, увидев меня, и ни один не спросил, почему я так задержалась, и никто не выказывал недовольства тем, что я делала в пригороде; но главным я сказала об этом, как бы давая им поучаствовать. Придя к себе, я отправила курьера к Месье, чтобы доложить ему о случившемся. На следующий день я отправила в армию приказ о выступлении, которое состоялось на следующий день на рассвете. Я написала гг. де Немуру и Бофору и попросила их оставаться в мире друг с другом. Они прислали мне курьера и заверили, что слушаются моих приказов – и этого, и приказа о выступлении; г-н де Кленшам мне сообщил, что они вместе обедали.»
На следующий день, накануне Пасхи, Мадемуазель сказали, что можно в окрестностях раздобыть пушку. Она было пришла в восторг и собралась за ней ехать, но не нашлось людей.
В тот же день она получила письмо Его Королевского Высочества с ответом на свое послание.
«Дочь моя,
Вы можете представить себе радость, которую принесло мне ваше деяние: вы сохранили мне Орлеан и укрепили Париж; это всеобщая радость, и все говорят, что ваше деяние достойно внучки Генриха Великого. Я не сомневался в вашем мужестве, но по этому деянию я вижу, что осмотрительности у вас не меньше, чем решительности. Я вам еще скажу, что я в восторге от того, что вы сделали как из любви к вам, так и из любви ко мне. Впредь по известным вам причинам присылайте мне важные письма написанными рукой вашего секретаря.
Гастон
Этой причиной было то, что я плохо пишу и всем ужасно трудно разбирать мой почерк.»
С первым браком Гито вообще интересная история, потому что он женился на родственнице Марысеньки и я не верю, что это случайное совпадение.
Да, едва ли ) Породнил господин принц нечужих ему людей )))
Фаворит — не обязательно ведь любовник )
Не обязательно )
Наследство герцогов де Монморанси тоже было конфисковано
Да, но до конфискации Бутвиль числился в наследниках. В итоге он судился с Анри-Жюлем за наследство какой-то его бабки и имел хорошие шансы выиграть тяжбу, потому А.Ж. предпочёл пойти на мировую - отдал Бутвилю (Люксембургу) титул герцога Монморанси (без земли), который тому и был нужен в первую очередь. А герцогство (землю) тот сам себе приобрел )) Понятно, что подобная тяжба никак не могла случиться при жизни господина принца. Но как только он помер, так сразу )
С его браком дикая история, я не знаю, как это было возможно без черной магии и пятого измерения )
Вне всякого сомнения жениху покровительствовал сам Князь Тьмы )))
Про него самого чего только не писали.
О да, сплетни разнообразные и многочисленные ))
Отредактировано (2025-08-26 14:10:11)
Породнил господин принц нечужих ему людей )))
А что сразу дочь, он будет всё отрицать в суде
В итоге он судился с Анри-Жюлем за наследство какой-то его бабки и имел хорошие шансы выиграть тяжбу, потому А.Ж. предпочёл пойти на мировую - отдал Бутвилю (Люксембургу) титул герцога Монморанси (без земли), который тому и был нужен в первую очередь. А герцогство (землю) тот сам себе приобрел ))
Спасибо, интересно )
Да, при жизни господина принца это дело невозможное.
Вне всякого сомнения жениху покровительствовал сам Князь Тьмы )))
Кто еще кому покровительствовал!
О да, сплетни разнообразные и многочисленные ))
Мои любимые — про госпожу де Лонгвиль, потому что они еще хуже, чем про птиметров, и потому что подозреваю, что в них косвенно виновата м-ль де Скюдери со своим фанфиком.
Отредактировано (2025-08-26 14:58:31)
Не обязательно )
А с другой стороны, тут Шаваньяк пишет, как Гито собирался убиться или спасти господина принца из плена.