Вы не вошли.
Анекдоты, сплетни и другие офигительные истории про Людовика II де Бурбон-Конде — великого полководца с тонкой душевной организацией.
Списки в шапке обновляются.
Если нет ссылки на книгу в комментарии, эта книга скорее всего есть в разделе "Источники".
Комментировать можно :)
Телеграм-канал: https://t.me/foliedeconde
Гости не могут голосовать
Отредактировано (2025-03-15 22:21:31)
В мемуарах Марии де Немур (падчерицы г-жи де Лонгвиль) есть байка о том, как в начале Фронды принц де Конде хотел было вести переговоры с парламентом, но отвлекся на глумление над неким Кулоном, который на заседании сказал, что городу на помощь идет войско. Потешаясь над этой новостью, принц "удвоил свое обычное высокомерие". Парламент ответил симметрично. Принц в нетерпении сделал жест, который некий советник воспринял как угрозу и стал требовать справедливости. Тогда приближенные принца вступились за него и сказали, что это у принца привычный жест такой, а никакая не угроза. А тот советник сказал, что жест очень так себе и надо бы принцу от него избавляться, "чем господин принц был так оскорблен, что у него с парламентом вышла собственнная ссора".
Продолжаем писать польской королеве. В этот раз в разделе "утомили родственники" — блистательная тетушка, Мария де Немур!
От герцога Энгиенского
R. VII, f. 326
S.L., 17 октября 1664
Чтобы дать Вашему Величеству отчет в том, о чем Вы мне приказываете сообщить, я начну с того, что Ваше Величество мне писали о брате д‘Орлеане (1). Я ранее не сообщал, что он покинул обитель, поскольку думал, что Вашему Величеству дали знать об этом тысячью других путей. Он ее покинул примерно месяц назад: извещая Ваше Величество о своем мнении, я нахожу, что это очень большое несчастье для дома де Лонгвиль, и я им крайне расстроен, потому что младший наделен всевозможной мудростью: он защитил свои диссертации по философии лучше всех в мире и очень хорошо показывает себя при Дворе, когда там бывает. Я уверен, он однажды станет очень достойным человеком, и у него будет всё необходимое, чтобы стать хорошей опорой дома, который требует немалых забот, и чье положение так запутано и оспаривается. Но тот, который сделался иезуитом, всегда будет пригоден разве что для монастыря: он не знает, зачем вступил <в него> и почему вышел; разум его совершенно не подходит для общества и не подает никаких надежд. Однако, то, что сообщили Вашему Величеству о причине его выхода из иезуитов — неправда, потому что любовницы у него никакой не было и не было места, где он мог ее завести, но никто не поручится, что он не женится на первой, которая у него появится. Выйти из иезуитов его заставили большие усилия, приложенные г-жой де Немур (2): эта дама получает наивысшее удовольствие от причинения наибольшего вреда всем на свете, а особенно тем людям, с кем ей более всего следовало бы находиться в дружбе. Итак, она взялась убедить брата вернуться в мир, прекрасно предвидя возможные последствия, и так преуспела в завоевании его ума, что достигла цели. Вот и всё, что я могу об этом сообщить Вашему Величеству. Не случилось ничего нового, что могло бы быть приятно Вашему Величеству. Двор в Версале два-три дня и должен там оставаться до двадцатого. Вчера произошла небольшая ссора между Месье и г-жой де Монтозье: это был совсем пустяк, но я не премину сообщить о нем, потому что Ваше Величество знает всех вовлеченных людей. Вашему Величеству хорошо известно, что г-н граф де Гиш не посещает места, где бывает Мадам, потому что Месье этого не желает. Вчера Король желал потанцевать с Мадам, и, поскольку в его покоях не было людей для танцев, он послал их искать повсюду. Г-жа де Монтозье, выходя оттуда, кому-то сказала, не сознавая, что говорит, что она думала предложить послать за графом де Гишем. Кто-то слышал, как она это говорила, и, желая засвидетельствовать почтение Месье, сказал ему, будто она в самом деле за ним посылала. Месье из-за этого на нее слегка разгневался, но я не думаю, что будут последствия. Г-на де Варда здесь нет, он восемь или десять дней назад уехал за город, и я не знаю, когда он вернется; но когда это случится, ради их примирения я сделаю всё, что смогу.
Примечания
(1) Жан Луи Шарль Орлеанский (12 января 1646 – 4 февраля 1694), старший сын Генриха II Орлеанского, герцога де Лонгвиля, и Анны Женевьевы де Бурбон, сестры Великого Конде. См. предыдущее письмо принца Конде.
(2) Мария де Лонгвиль-Орлеанская (5 марта 1625 – 16 июня 1707), дочь Генриха II Орлеанского, герцога де Лонгвиля и его первой жены, Луизы де Бурбон-Суассон. 22 мая 1657 г. вышла замуж за Генриха Савойского, герцога Немурского. Через два года овдовела. Написала мемуары о Фронде, опубликованные в 1709 г., их часто переиздавали.
Отредактировано (2025-01-18 12:28:26)
Вот еще сплетня от Марии де Немур о временах всеобщей молодости. Почти как у Лизелотты, но без молодых офицеров.
"Господин принц питал исключительную нежность к своей сестре. Она, со своей стороны, больше заботилась о нем из особенного почтения и нежной дружбы, чем из соображений выгоды.
В те времена его разум, как и у всех в этой партии, был далек от составления планов или мастерства, и хотя ума у них у всех было много, они его применяли только для галантных бесед и забав, только для того, чтобы рассуждать и вдаваться в тонкости нежного сердца и чувств: весь разум и добродетель человека они сводили к умению находить легкие отличия и естественно их выражать. Тех, кто этим блистал больше всех, они считали достойнейшими и самыми способными людьми; и напротив, любую видимость серьезной беседы они принимали за нелепость и грубость.
Г-жа де Лонгвиль очень плохо разбиралась в политике: у нее этого знания было так мало, что за несколько лет до того времени, о котором я рассказываю, она без всякой печали и ничего не предпринимая наблюдала любовь и крайнюю привязанность друг к другу господина принца и мадемуазель дю Вижан, которую сделала настолько близкой подругой, что даже была посвящена в эту тайну. Мадемуазель дю Вижан, как и г-жа де Лонгвиль, мало тревожилась из-за нежности господина принца к сестре. Правда, опыт им обеим преподал урок, и, сделавшись более искушенными в политике, они стали невыносимы друг для друга. Шабо [Анри Шабо, герцог де Роган], пользуясь доверием и дружбой господина принца, стал главным советником мадемуазель дю Вижан и показал ей, что в ее интересах стать единственной, кто располагает доверием господина принца, и она в этом достигла совершенного успеха.
Маршал д’Альбре, а после него Ларошфуко — еще лучший политик, чем маршал, — так же дали знать г-же де Лонгвиль о том ущербе, который был ей нанесен, когда другая разделила с ней доверие господина принца, считавшего себя в текущих обстоятельствах господином королевства; и так хорошо они это сделали, что она решила уничтожить согласие, установившееся между ним и мадемуазель дю Вижан. Чтобы вернее достичь цели, она высказывала свое мнение об этом мадемуазель дю Вижан, и пошли слухи. Затем она выбрала маркиза д’Альбре, чтобы сделать из него поклонника мадемуазель дю Вижан и тем вызвать у господина принца отвращение. Но Шабо предупредил господина принца, и эта стратагема г-жи де Лонгвиль привела только к тому, что он обратил свой гнев против нее, а его взаимопонимание с мадемуазель дю Вижан укрепилось; и в конце концов к г-же де Лонгвиль он сделался крайне холоден, и эту холодность еще усугубляла страсть господина принца к его возлюбленной, сделавшаяся такой сильной, что он, после смерти кардинала де Ришелье желавший расторгнуть свой брак, утверждая, что его женили насильно, захотел жениться на ней. Он даже говорил об этом своей матери, которая, желая заручиться доверием сына любой ценой, засвидетельствовала ему, что одобряет его выбор, и наговорила ему тысячу похвал этой особе, и дала понять, что высоко ее ценит.
Мадемуазель дю Вижан осмелилась лично поговорить с г-жой де Лонгвиль: эта дама нисколько не выдала ей своего недовольства и предупредила господина принца, своего отца, с которым быстро поладила, чтобы его настроить против сына. Он учинил ужасающий скандал и наговорил тысячу злых слов и о влюбленном, и о его возлюбленной.
Господин принц, со своей стороны, сильно рассердился на сестру и решил в своей обиде на нее идти до конца: для этого высказал г-ну де Лонгвилю, ее мужу, всё, что, по его мнению, могло этой даме повредить, и даже ему посоветовал запереть ее в каком-нибудь из своих домов.
Г-н де Лонгвиль, который и так знал достаточно, без труда поверил словам шурина, но на том и остановился, больше ничего не сделав. Он от природы не отличался чувствительностью, и, кроме того, был неспособен ни на какое насилие. Но вот что кажется в самом деле странным: господин принц был так обижен на г-жу де Лонгвиль от избытка любви к мадемуазель дю Вижан, но спустя очень короткое время, после битвы при Нордлингене, он перенес болезнь, а потом сделался равнодушен к той, кого раньше любил, как если бы никогда о ней не слышал."
Помните, Анри-Жюль недавно писал, что начинается торговая война с голландцами и самое время делать покупки за бесценок? Ну вот, теперь выясняется, за чей счет этот банкет )))
От принца де Конде
R. VII, f. 344
Версаль, 24 октября 1664 (1)
Сын мне сказал, что дал Вашему Величеству отчет о развлечениях в Версале и о мелких событиях, которые там происходили; я же особенно важных не знаю, за исключением одного, о котором еще неизвестно наверное. Полагают, что испанцы серьезно договариваться о мире с Португалией, и что это по совету графа де Пиньеранде (2): он, судя по докладам, сказал, что следует заключить этот мир и мир с турками, и что им лучше с этих сторон предпринять всё возможное, чем бесконечно страдать от опасностей, ежедневно им грозящим от французов. Я это передаю Вашему Величеству, не ручаясь за точность, но, тем не менее, на него достаточно похоже и согласуется с нравом и духом этого человека. Король мне всегда говорит с большой теплотой о польских делах и проявляет большое желание видеть их успешными, и всегда говорит мне о Вашем Величестве с большим почтением и даже нежностью. Я не смогу ответить г-ну Денуайеру раньше следующей почты, потому что в последние два дня он был на охоте с дамами, куда я за ним последовал, и он мне не мог оставить распоряжений о том, что мне следует ему написать. Но с ближайшей почтой всё будет сделано: он завтра возвращается в Париж, и весь двор там пробудет всю зиму. Мне будет гораздо удобнее оттуда отвечать регулярно, чем за городом, потому что много времени теряется на разъезды в обе стороны.
Думаю, что моя дочь проведет праздники в Мобюиссоне, и я вполне смогу поехать с сыном в Шантийи на святого Губерта (3), но это будет поездка всего на четыре дня, а после мы уже никуда из Парижа не двинемся. Палата правосудия скоро закончит работу, поскольку процесс г-на Фуке сильно продвинулся: думаю, он закончится до великого поста; и деловые люди примирились с Королем по поводу больших налогов, которыми их обложили, и они подчинились: Король из этого извлечет очень большую выгоду. Король все еще придерживается плана выкупить ренты ратуши (4): очень крупное дело, если его можно совершить, но это будет долго и с большими трудностями. К плану Его Величества учредить две компании (одну для Восточных и одну для Западных Индий) приложены большие старания: та, что для Восточных Индий, уже почти сформирована, и нет никаких сомнений, что она легко утвердится и принесет надежную и значительную выгоду; что до второй, то у нее будет больше сложностей, так как думают, что голландцы станут ей противодействовать. Король, тем не менее, намерен вложить в нее такие значительные средства, что она достигнет успеха: он от себя внес три миллиона и всему двору приказал сделать вложения, и велел, чтобы все самостоятельные компании королевства и все большие города поучаствовали: в этом году требуется для нее как минимум пятнадцать миллионов; если она преуспеет, для королевства это будет очень полезно, и большие выгоды будут для частных лиц, но пока еще нет полной уверенности в ее преуспеянии. Я, со своей стороны, внес десять тысяч экю (5); Королевы и Месье тоже вложились, и среди тех, кто хочет засвидетельствовать ему свое почтение, в стороне не остался никто.
Примечания
(1) В начале этого письма принц выражает беспокойство по поводу «легкого рецидива лихорадки», от которого страдает Ее Величество. Он просит ее позаботиться о себе.
(2) Гаспар де Бракамонте, 3 граф де Пеньяранда (1595 – 14 декабря 1676).
(3) День святого Губерта отмечают 3 ноября. Он считается покровителем охоты, собак и лошадей.
(4) 4 июня было опубликовано принятое 24 мая постановление Государственного совета о принудительном выкупе всех старых (учрежденных до 1656 г.) рент, гарантированных парижской ратушей, на общую сумму более чем 11 млн. ливров в год. См. письмо герцога Энгиенского от 12 июня. https://t.me/foliedeconde/252?comment=578
(5) *Кстати сэкономил на зарплате Колиньи-Салиньи?!
А, кстати, безблогу сегодня годик! Давненько я сюда не носил музыкальные ассоциации ))
Пусть будет веселая Эвридика (по сюжету оперы, Орфей оглянулся специально для того, чтобы от нее отделаться, а боги сделали ее вакханкой).
Можно ли что-то менее попсовое? Можно. Это, скорее, к следующим письмам подойдет, но какая уже разница.
Отредактировано (2025-01-19 11:17:26)
От герцога Энгиенского
R. VII, f. 340
Версаль, октябрь 1664
С тех пор как я имел честь писать Вашему Величеству, двор по-прежнему оставался здесь, где Король часто ездит на охоту: почти ничем другим все эти дни не занимались, а завтра он возвращается в Париж на всю зиму. За всё время пребывания здесь в свете ничего не произошло, за исключением одного дела, от которого шума было немного, и оно почти сразу заглохло: Месье был недоволен поведением г-на де Марсийяка (1) по отношению к Мадам: <Месье> забрал себе в голову, будто тот слишком много на нее смотрел. У него уже давно были эти подозрения, и даже г-н де Марсийяк три или четыре раза должен был на какое-то время удаляться от Двора, но он вернулся с согласия Месье и полагал себя оправданным в его глазах, когда внезапно подозрения возобновились; но я могу сказать Вашему Величеству, что это самая большая несправедливость на свете, и я уверен, что г-н де Марсийяк и Мадам нисколько друг о друге не думают. Тем временем Месье не перестал возмущаться, но, думаю, он понял, как мало у него для этого причин, и сейчас всё улеглось. Здесь много говорят о большом путешествии, в котором, как я думаю, еще нет полной уверенности, но о нем говорят так, словно оно определенно состоится. Король должен начать его весной от границы с Фландрией, осмотреть все крепости, захваченные у короля Испании, а оттуда поехать в Прованс и объехать почти все свое королевство: путешествие займет семь или восемь месяцев, но столько всего происходит, что трудно будет не прервать его. Король недавно беседовал о Вашем Величестве с г-ном моим отцом со всем возможным расположением и нежностью, и засвидетельствовал ему величайшее доверие к взаимному расположению, которое Ваше Величество ему выказывает. <Король> с ним говорил с большой благосклонностью к нам, и мне велел появляться при любой возможности: он со мной обходится очень хорошо и непринужденно.
Примечания
(1) Франсуа VII де Ларошфуко, принц де Марсийяк (15 июня 1634 – 12 января 1714), сын автора мемуаров и «Максим», распорядитель гардероба короля с 1672 г., великий ловчий Франции с 1679 г.
Из семейных легенд про молодость Клода де Рувруа, герцога де Сен-Симона (это отец писателя):
1. Убил бы графа д'Аркура за должность главного конюшего, если бы мог, но он не мог.
2. Поссорился с де Вардом из-за какой-то родни. Их даже господин принц пытался развести по углам, но они всё равно умудрились подраться у ворот Сент-Оноре, под окнами у мадам де Шатийон, причем она "холодно смотрела" на поединок. Сен-Симон обезоружил противника и победил. Варда отправили в Бастилию дней на десять, но потом всё у них было хорошо, и в шестидесятые Сен-Симоны всей семьей ему сочувствовали из-за опалы.
3. Госпожа де Лонгвиль в Бордо хотела его соблазнить и писала ему письма, пытаясь заманить на свидание, но он не повелся, а она обиделась. А потом герцог де Ларошфуко из мести в своих мемуарах написал, будто Сен-Симон обещал во время Фронды выступить на стороне Конде и отказался от своего слова. Сен-Симон это увидел в свежеизданных мемуарах Ларошфуко и прямо в книге написал, что автор об этом солгал,а потом пошел в типографию и весь тираж таким же образом откомментировал, и очень возмущался, пока не признали его правым.
Портрет Великого Конти. Копия портрета работы Гиацинта Риго. Прадо.
https://www.museodelprado.es/coleccion/ … 059dcdbce5
Не то чтобы прям Аполлон, но невероятно обаятельный.
Польская королева сама себе не напишет, поэтому вот очередное письмо Великого Конде. Тут он циник, шовинист и лукист, но личные причины для этого есть, потому что кариньянская тетушка (графиня Суассонская) на Анри-Жюля пыталась наезжать еще когда легата принимали, ну и вообще при любой возможности.
Ну и да, он просто циник, шовинист и лукист по жизни ))
От принца де Конде
R. VII, f. 354
[Париж], 31 октября 1664 (1)
С тех пор как я написал последнее письмо Вашему Величеству, у меня был небольшой рецидив подагры, но он продлился всего один день и одну ночь; моя дочь была немного больна, и у нее даже была легкая лихорадка, но, думаю, ничего серьезного, и Ваше Величество нисколько не должны беспокоиться.
Маркиз де Карасена (2) проезжал здесь по дороге в Испанию: он со мной очень дружил, когда я был во Фландрии; он приехал меня навестить, и я только вот что смог у него выведать: он думает, что к этой португальской кампании они приложат большие усилия, и, если им не удастся добиться успеха большего, чем в прошлые годы, они заключат мир. Король к нему очень хорошо отнесся и устроил бал у Королевы, чтобы показать ему дам.
Спор г-на де Марсийяка с Месье всё накаляется, и даже думают, будто Месье желает, чтобы г-н де Ларошфуко явился к нему и увез своего сына; говорят даже, что немилость Месье распространяется на г-жу де Сен-Лу, которую он обвиняет во вмешательстве в это дело; шума достаточно, и в ближайшие дни будет ясно, что из этого получится.
Я еще раз встретился с графом де Гишем и Вардом, чтобы посмотреть, можно ли их помирить, но нашел их обоих столь далекими от примирения, что никакой его вероятности не вижу. Маршал де Грамон столь же далек от мира, как и они, считая, что Вард ему оказал очень плохую услугу: таким образом, я полагаю, им можно только помешать дойти до крайностей; их Король уже предотвратил, полностью им это запретив.
Бал, данный Королем для маркиза де Карасены, вовсе не был красив, потому что большая часть дам еще в полях, и во всем Париже их нашлось всего четырнадцать, да еще в их числе были г-жа де Кариньяно и ее дочь, г-жа де Бад, которая прелестями не превосходит мать: не думаю, что маркиз де Карасена вышел оттуда весьма просвещенным насчет наших красавиц.
Женитьба принца Савойского на м-ль де Немур приостановлена: посол Савойи приехал этого требовать у Короля от имени своего господина, и тот дал согласие; остается только расторгнуть ее брак с принцем Карлом Лотарингским (3), заключенный, но не совершившийся. Для этого собрали докторов из Сорбонны, и они говорят, что здесь нет ничего сложного.
Архиепископ Майнца (4) взял Эрфурт при содействии Короля. Думают, что эти войска и те, что прибудут из Венгрии, отправятся привести к покорности Кольмар, который с трудом принимает приказы Короля по причине того, что объявляет себя свободным городом Империи(5), а Король утверждает, что у него равные права протектората с эрцгерцогами, и горожане обязаны приносить ему присягу и принимать его приказы так же, как он принимает их порядки.
Примечания
(1) Ее Величество хворает, и он в начале письма уговаривает ее позаботиться о своем здоровье.
(2) Дон Луис де Бенавидес Карилло и Толедо, граф де Пинто, маркиз де Формиста и де Карасена (20 сентября 1608 – 6 января 1668), главнокомандующий испанской кавалерией во Фландрии, губернатор Миланского герцогства (1648 -1656 гг.), штатгальтер Испанских Нидерландов (1659-1664). В 1665 г. король Филипп IV поручил ему отвоевать Португалию. В июне он потерпел поражение при Вильявисьозе (или Вила-Висозе), оно же сражение при Монтиш-Кларуше.
(3) Карл V Леопольд, герцог Лотарингии и Бара (3 апреля 1643 — 18 апреля 1690).
(4) Иоганн Филипп фон Шёнборн (6 августа 1605 – 12 февраля 1673). Курфюрст-архиепископ Майнцский (с 1647 года), епископ Вюрцбургский (с 1642 года), епископ Вормский (с 1663 года).
(5) Город был под протекторатом Франции с 1635 г., но не отказался от статуса «свободного города Империи», подчиненного непосредственно императору.
Отредактировано (2025-01-21 12:07:28)
Вот это у них переборчивость: во всем Париже для бала нашлось только четырнадцать дам!
Анон, уважаемый, я бы купил такую книгу, кабы ты ее собрал и выпустил.
Я почему это пишу: люблю те века. Казалось бы, ведь там ничего особенного, а красивые платья носились по праздникам. От царапин, нанесенных шпагой, очень некрасивый сепсис. При каждом доме вокруг был неприятный аромат: ещё далеко до настоящей санитарии. И так далее.
Всё равно туда хочется, в те века, всё равно. Каждая деталь - драгоценная находка. А они пишут обо всем этом как о привычной рутине,) весь уклад старинной жизни и особенно эпохи барокко так красив. О, книги, единственная машина времени)
Вот это у них переборчивость: во всем Париже для бала нашлось только четырнадцать дам!
Наверное, собирали самых высокородных, всё ж вице-король приехал. Я так думаю, что дамы "в полях", потому что 3 ноября день святого Губерта, охотничий праздник, и все равно придется ехать за город.
А вообще интересно, что французы своими красавицами гордились. Лувиньи вон в Крым отказался ехать, ссылаясь на то, что в Париже его ждут красивые девушки ))
Анон, уважаемый, я бы купил такую книгу, кабы ты ее собрал и выпустил.
Спасибо, дорогой анон, очень рад. Ну, пока собираю комментированные переводы в прямом эфире, да еще добрые люди, случается, помогают и подсказывают: это и приятно, и полезно для дела.
Я почему это пишу: люблю те века.
Почему же их не любить? Там много хорошего, красивого и экзотичного. И я больше ни в одном каноне не встречал таких упоротых персонажей, причем когда начинаешь разбираться, думая, что Дюма и прочие беллетристы перегнули палку и такого не бывает — выясняется, что на самом деле бывало ещё хлеще
Отредактировано (2025-01-22 23:26:31)
Адам ван дер Мейлен. Кортеж маркиза де Карасены. 1664
Так получилось, что ван дер Мейлен нарисовал путешествующего бывшего наместника Нидерландов. Потом он эту же композицию использовал для кортежа Людовика XIV.
Маркиз был вполне представительный с виду генерал. Вот его скульптурный портрет работы Артуса Квеллинуса Старшего.
Некий добрый человек заскринил пару слайдов К. Ле Персона 24 сентября прошлого года. А там оказалось неучтенное письмо!
"От принца де Конде маршалу де Грамону
Бордо, 24 сентября 1651
Я уверен, вы достаточно хорошо меня знаете, и, думаю, не станете сомневаться, что я огорчен, понимая, что мои враги довели меня до того, что пришлось принимать те решения, которые я принял. Но, в конце концов, на кон поставлена моя жизнь, моя честь, и, следовательно, всё. Вы свидетель всех моих мыслей, и вы знаете, что я бы лишь в самом крайнем случае решился сделать то, что делаю; но раз меня вынудили, я буду действовать так, что придется раскаяться тем, кто меня к этому подталкивал; а вам, от кого я ничего не могу скрывать, вам я скажу, что ничего не пожалею, чтобы со славой выйти из нынешнего положения. У меня для этого достаточно средств и слишком мало уважения к врагам, чтобы их опасаться. Я страстно желаю, чтобы среди этих досадных столкновений не произошло ничего такого, что могло бы повредить нашей дружбе."
Мне было интересно посмотреть на автограф, потому что к изданиям писем Конде, которые мне попадались, фотографии оригиналов не прилагаются, и письма, которые часто попадаются, скажем, на аукционах, не с чем сравнить. То есть можно догадаться, что в архивах этого добра много и специалисты, наверное, без труда отличают почерк, но со стороны не очень понятно. И вообще, может, их секретарь писал и факсимильную подпись ставил, потому что принцу вот делать больше нечего, кроме как писать всем желающим про каких-то полоумных придворных, птиц, сады и прочую дребедень. Их много, а он один, в конце концов. ))
Но маршал де Грамон тоже такой один, так что нет особых оснований не верить. Получается, это письмо написано незадолго до покушения на де Грамона. Конде и до этого, в июле ему писал, собираясь в очередной раз объясниться и привлечь маршала на свою сторону, и после, 7 ноября, уже, видимо, после покушения. Так что не зря он переживал, что может что-нибудь такое случиться.
Снова пишем польской королеве. Чем дальше в зиму, тем длиннее письма ))
От герцога Энгиенского
R. VII, f. 354
[Париж], 31 октября 1664
Было много развлечений с тех пор как Двор вернулся. Г-н маркиз де Карасена, которого король Испании отозвал из Фландрии, чтобы поручить ему командование в Португалии, был здесь проездом, и, чтобы показать ему красавиц французского двора, для него устраивали балы и комедии; Королевы очень хорошо его приняли, и я думаю, что он вернется домой чрезвычайно довольным. В тот день, когда он пошел на аудиенцию к Королеве, она велела туда явиться множеству знатных женщин; она уже была ими окружена, и г-жа де Кариньяно среди них присутствовала, когда прибыла моя жена и пошла, как ей и следует, занять место перед г-жой де Кариньяно, и даже заняла ее сиденье, но, тем не менее, сказала ей что-то учтивое; но та не нашла ничего лучше, чем оскорбиться и вечером пожаловаться королеве, будто г-жа герцогиня, заняв ее место, никакой любезности не выказала, и в другой раз она ей не уступит. Г-жа де Кариньяно – сумасшедшая, на чьи слова только и отвечают, что она потеряла разум, поскольку все в этом согласны; но она все же точно не отважится на такое, и с честью выйти из подобного положения ей бы не удалось.
Подозрения Месье, которые я считал потухшими, снова пробудились по отношению к г-ну де Марсийяку, но после успокоились: достаточно сложно проникнуть в причины этих разнообразных движений, ведь, конечно, ни Мадам, ни Марсийяк никакого повода для этого не дают; он должен быть спокоен по этому поводу, и я уверен, что ничего между ними нет такого, что могло бы его хоть сколько-то огорчить, но он мучает себя из-за пустяков и ужасно изводит Мадам; однако насчет графа де Гиша он спокоен, и имеет на то вескую причину: ведь невозможно себя вести лучше <графа де Гиша>: думаю, после возвращения из Польши он ни разу не оказывался там, где мог бы встретить Мадам, и так тщательно этого избегает, что всегда уходит задолго до того, как она должна появиться. Я очень рад, что <Месье> этим доволен, поскольку граф де Гиш – мой друг, и я был бы в отчаянии, если бы он снова попал в затруднительное положение. Вард вернулся в город, и г-н мой отец желал постараться ради их примирения, но немного поссорился с ним из-за ничтожного недопонимания: когда он говорил <Варду> о примирении с маршалом де Грамоном, тот не ответил полным согласием, но и не отказался наотрез. Г-н мой отец поговорил об этом и с г-ном маршалом, который выразил такое желание. Вечером он нашел Варда и сказал, что просит его приехать к нему завтра, потому что хочет с ним поговорить. В тот день он должен был ехать в Шантийи, а Вард туда не поехал и уехал, не поговорив с ним. Через какое-то время г-н мой отец вернулся из Шантийи и ему рассказали, что Вард отправился к Королю тем же утром, когда г-н мой отец должен был с ним говорить, но не поговорил, и что Вард сказал <Королю>, будто г-н маршал де Грамон посчитал себя так сильно виноватым в их разногласиях, что умирает от желания с ним примириться, и умолял г-на моего отца тысячу раз уверить в этом <Варда>; поскольку это была неправда, он рассердился на Варда за то, что тот так говорил, ведь ничего подобного даже в мыслях не было; но оказалось, что это неправда и <Вард> этого не делал; он очень хорошо выступил в свою защиту, и они теперь помирились; тем не менее, он больше дружит с маршалом де Грамоном, и я как мог смягчил его обиду на де Варда.
Окончание письма: Г-н Денуайер ему сообщает, что одно его письмо к Ее Величеству потерялось. В нем не было ничего такого, что нельзя было бы прочитать. Ян Казимир его очень обрадовал тем, что говорил о будущем путешествии в Польшу и пожелал, чтобы он ему привез некоторые диковинки, хранящиеся в Шантийи. Если Ее Величество желает, чтобы ей какие-нибудь из них прислали, пусть велит об этом сообщить через Денуайера.
От принца де Конде (краткое содержание письма)
R. VII, f. 368
Париж, 7 ноября 1664
Радость по поводу улучшения здоровья Ее Величества. Получено подтверждение битвы при Жижери. Королеве-матери нездоровилось, ей сделали кровопускание. У Королевы было два приступа трехдневной лихорадки; поскольку она на восьмом месяце беременности, Король тревожится. По причине ее болезни Король не мог дать ответ на письма, посланные г-ном Денуайером.
От герцога Энгиенского
R. VII, f. 370
Шантийи, 7 ноября 1664
С тех пор как я имел честь писать Вашему Величеству, я почти все время путешествовал. В день святого Губерта я был на охоте с Королем: утром он выехал из Парижа и поехал в Сен-Жермен, где затравил оленя и лань, а потом вернулся ночевать Париж, когда не было еще и четырех часов: это очень быстро. На следующий день я был в Мобюиссоне, чтобы присутствовать на вступлении в должность г-жи принцессы Луизы; она раньше не могла этого сделать, потому что не прибыли буллы. Моя жена тоже присутствовала и остается там сейчас; что до меня, то я приехал сюда, откуда вскоре отправлюсь в Мобюиссон, чтобы вытребовать свою жену и с ней вместе поехать завтра в Париж. Во все эти дни я совсем не бывал при Дворе и не знаю ничего о том, что там могло случиться. Знаю только об одной вещи, сильно нашумевшей: из Авиньона пришла новость, что там весь народ взбунтовался против вице-легата (1), когда он хотел ввести новые законы, очень суровые для всех жителей: в одном из них говорилось, что отец должен отвечать за сына, в отсутствие отца за брата должен был отвечать брат, а за человека, у которого нет братьев, отвечает двоюродный брат или самый близкий родственник; таким образом, если близкий родственник совершал какой-то дурной поступок, следовало конфисковать имущество ответственного и силой призвать его к ответу. Человек мог защищаться и говорить, что знает своего кузена как негодяя и самого дурного человека в мире, и желает, чтобы его повесили: всё, что он мог сказать, ни к чему не приводило, ему волей-неволей приходилось отвечать, и его имуществу тоже. Из-за этого закона поднялся такой шум, что весь народ взялся за оружие; вице-легата осадили в авиньонской ратуше, и даже привезли две пушки, чтобы по ней бить; и в конце концов он должен был отказаться от своих слов и отменить законы, которые хотел ввести.
Примечания
(1) Александр Колонна, умер 13 июля 1673 г.
Отредактировано (2025-01-25 08:35:56)
От герцога Энгиенского
R. VII, f. 374
S.L., 14 ноября 1664 (1)
Император отправил посла к Королю, чтобы поблагодарить за оказанную помощь: этот посланник вчера получил аудиенцию и сказал Королю, что Император ему наполовину обязан поражением турок: эта речь, конечно, была согласована. Вчера он ко мне приходил и принес мне письмо об этом. Много здесь говорят о деле г-на Фуке, которое вскоре завершится: он сейчас заканчивает представление документов, и даже какое-то время только повторял уже сказанное, так что г-н канцлер, видя, что он хочет затягивать дело, заявил, что через палату правосудия ему будет приказано закончить и его представления перестанут принимать. Г-н Фуке понял, что для него этот запрет непременно введут, и выбрал лучший путь: он послал г-на д’Артаньяна(2) (это лейтенант мушкетеров, который его охраняет) к Королю, и через него сообщил Королю, что хотя мог бы еще много всего представлять и затягивать свой процесс при помощи множества придирок, но, поскольку намерение Короля таково, чтобы его судили и чтобы процесс над ним состоялся, он хочет слепо исполнять его волю и сообщает, что в понедельник отправится на скамью подсудимых. Думаю, это дело плохо для него обернется и долго не продлится. Вышла новая ссора между Бранкасом (3) и графиней де Флеикс(4): некоторое время назад в карете Королевы была и Мадам тоже, и она, чтобы оказать Бранкасу добрую услугу, завела о нем речь в связи с сочиненными им стихами, а потом стала говорить Королеве-матери, что он в отчаянии, поскольку имел несчастье ей не угодить, и он из-за этого стал как одержимый и готов сделать что угодно, лишь был вернуть ее расположение. Королева на это ответила, что Бранкас так хорошо ладит с Королем, что, как она думает, размолвка с ней ему совершенно безразлична. Вечером Мадам, которую Бранкас попросил передать разговор, рассказала ему обо всем, что произошло в карете, но, передавая слова Королевы, она только ими и ограничилась, не сказав, что это Королева их произнесла, так что Бранкас, который всегда считает, что г-жа де Флеикс его не любит, подумал, что это исходит от неё, и пожаловался г-же де Моттвиль (5); она это пересказала г-же де Флеикс, а поскольку г-жа де Флеикс знает, что Королю бы не понравилось, если бы она так сказала, то, чтобы оправдаться перед Бранкасом, она пожаловалась Королеве на сочиненную против нее выдумку и приписанные ей слова Королевы. Королева поняла, что это могла быть только Мадам, сделала ей большое внушение, и ссора была полностью улажена. Вот и всё, что произошло за долгое время: болезнь Королевы затмила все остальное; г-н мой отец взялся сообщить об этом Вашему Величеству. Я не хотел раньше писать Вашему Величеству о маленьких карликах, потому что хотел с ними познакомиться, прежде чем что-либо о них сообщать. Маленькая карлица г-жи принцессы Бенедикты не такая хорошенькая, как Ришу, но после Ришу – самая хорошенькая на свете: она веселая, всегда смеется и очень забавная; но маленький карлик милее всего, что можно увидеть: прежде всего, он самый маленький и несколько мрачен, что ему очень идет: он похож на собачек, которые всегда рычат и не могут причинить вреда; он часто хватается за саблю, и моей жене очень нравится вызывать его гнев на кого-нибудь. Я велел сделать ему парик, очень его украсивший; когда с ним говорят (он ни слова не понимает по-французски), он пытается угадать, что ему сказали; он болтает чепуху, над которой невозможно не смеяться, а когда начинают смеяться, он думает, что над ним насмехаются, и хватается за саблю; я как могу стараюсь поддерживать это его настроение, поскольку очень забавно видеть такого маленького человека таким задорным. Моя жена в отчаянии, поскольку не может иметь честь написать Вашему Величеству: этой ночью ей нездоровилось, она не спала ни минуты, и я даже думаю, что у нее небольшая лихорадка. Сегодня утром у нее сильно болела голова, но, думаю, всё обойдется.
Примечания
(1) Начало письма: он передал принцессе Палатинской мнение, что на этой неделе она не получит письмо от Ее Величества. Он счастлив, что Ее Величество желает его видеть рядом с собой. Если турки нападут на Польшу, ничто не сможет ему помешать поспешить в Варшаву.
(2) Шарль де Бат-Калстельмор, называемый д’Артаньян, (1610 или 1612 – 25 июня 1673), капитан первого отряда мушкетеров с 1665 г.
(3) Шарль, граф де Бранкас, маркиз де Мобек (1618 – 8 января 1681). Название его должности «chevalier d'honneur», переводят как «капитан почетной гвардии», но вообще он в доме королевы занимался финансовыми и юридическими вопросами, надзором за сюринтендантом и другими управляющими. Исторически обязанности на этой должности пересекались с обязанностями первой дамы. На церемониях капитан почетной гвардии шел справа от королевы, и она могла ему подавать правую руку.
(4) Мари-Клер де Бофремон, графиня де Флеикс, первая дама королевы-матери. По должности имела право на место в ее карете.
(5) Франсуаза Берто де Моттвиль (1615 — 29 декабря 1689), придворная дама королевы-матери, автор мемуаров.
Отредактировано (2025-01-26 13:16:50)
Нашел модный журнал 1629 г. — серию гравюр Абрахама Босса с изображениями красиво одетых кавалеров и дам. Если надо обновлять гардероб для поездки в столицу, можно показать своему портному, что именно шить ))
И вообще художник хороший, с юмором, наблюдательный и не злой (вероятно, Жан де Сент-Иньи).
https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b71001259
Отредактировано (2025-01-28 08:30:21)
От принца де Конде
R. VII, f. 381
Париж, 14 ноября 1664
С тех пор как я в последний раз имел честь написать письмо Вашему Величеству, болезнь Королевы значительно усилилась; в день третьего приступа с ней произошел неприятный случай: невыносимые боли в ногах, которые продлились около двадцати четырех часов, и лихорадка ее не оставляла: это заставило думать, что она сменилась с трехдневной на продолжающуюся, и бояться некой опасности. Король и Королева-мать заботились о ней всю ночь, и боятся по меньшей мере за ребенка, поскольку Королева на восьмом месяце беременности; наутро ей в третий раз сделали кровопускание, а вечером она приняла крупинку опиума, который снял боль и усыпил ее; лихорадка у нее возобновилась как трехдневная, но приступы длятся по десять часов; боятся, как бы она не стала затяжной, но врачи уверяют, что никакой опасности нет. У Королевы-матери другое недомогание, которое может стать тяжелым со временем: у нее уплотнение в груди, появившееся после тяжелой болезни в прошлом году; все лекарства, которые ей давали, до нынешнего времени не могли его выгнать, и несколько дней назад оно увеличилось и слегка покраснело. Но, по милости Божией, эти две неприятности прошли, но уплотнение всё держится. Ваше Величество окажет любезность, не рассказывая об этом, поскольку это держат в секрете.
Еще говорят о новом сражении в Жижери, но до Короля еще не дошли подробности.
Раздор графини де Флеикс с Бранкасом продолжается и о нём говорят несколько дней: даже Мадам была замешана; но мой сын об этом лучше осведомлен и сказал мне, что сообщит подробности Вашему Величеству.
Г-н Фуке окажется на скамье подсудимых на предстоящей неделе: он сообщил Королю, что к нынешнему времени рассказал все, что должен был, ради своего удовлетворения и чтобы показать свою невиновность; что он мог бы еще затягивать свой процесс при помощи крючкотворства, но, боясь недовольства Короля, он этого делать не будет; так что, полагаю, это дело закончится до Рождества, и, думаю, после этого Палата правосудия закончит работу; никто не знает, куда может повернуть обвинение: настолько судьи скрытны; но что до меня, то я думаю, это дело плохо обернется для г-на Фуке, если Король его не помилует, к чему до сих пор не заметно было склонности. Г-жа принцесса Пфальцская страдает от небольшой трехдневной лихорадки, но она почти выздоровела. Моя дочь тоже немного приболела, но чувствует себя гораздо лучше.
Болезнь Королевы мешает любым развлечениям: в Пале-Рояле должно было состояться много балов, но из-за этой болезни они отложены.
Император прислал сюда графа Дитрихштeйна(1), чтобы поблагодарить Короля за помощь и признать его заслуги в заключении мира с турками.
В Авиньоне бунтуют против вице-легата, в Конта (1) приняли сторону папы против города. Нунций (2) попросил у Короля протекции от имени Папы. Король очень хорошо его принял; он вчера приходил ко мне поговорить об этом; думаю, что дело будет улажено к удовлетворению Папы, и мне кажется, что дела в Риме принимают для нас благоприятный оборот. О других важных вещах, которые мне стали известны, я даю отчет г-ну Денуайеру. Смиренно умоляю Ваше Величество верить, что я всю жизнь стану поступать так, чтобы по мере своего разумения угодить Вашему Величеству, и что я предан Вам и Вашим интересам, как никто в мире.
Примечания
(1) Вроде бы камергер Леопольда I, но это не точно.
(2) Конта-Венессен, папская область до 1791 г. На ее территории находился Авиньон, но он считался самостоятельным городом-государством.
(3) Карло Роберти де’Виттори (8 декабря 1606 – 14 февраля 1673), титулярный архиепископ Тарсский, был нунцием в Савойе (1659-1664), затем во Франции (1664-1667).
Отредактировано (2025-01-28 08:30:37)
У меня появилась теория заговора.
У Варда, судя по всему, был такой приемчик: наболтать каких-нибудь гадостей про ближнего, а потом утверждать, что его не так поняли. Буквально как в анекдоте про Штирлица. И до поры это работало, особенно с графом де Гишем.
Мадам де Лафайет писала, что когда Вард подбирался к Мадам, он и архиепископу Санса дал понять, что его в том же самом подозревают, чтобы архиепископ убрался с дороги. А еще Вард дружил с госпожой де Шатийон.
И вот, значит, в декабре 1664 шевалье де Лоррен сдает Варда, и на этот раз все верят "невинному принцу", а не Варду. А потом идет слух, что показания шевалье о словах де Варда неуловимо связаны с герцогом де Люксембургом, который дружит с архепископом Санса, а Варда терпеть не может. Потом Вард отправляется в Бастилию, а Люксембургу делают предложение вступить в заговор и погубить графиню де Суассон. Чуть позже, в марте 1665 г., всплывает "испанское письмо", Варда второй раз арестовывают и среди его бумаг находят скандальные письма г-жи де Шатийон, где она ужасно отзывалась о брате и архиепископе, которые с ней сначала порвали, а потом поехали лично разбираться.
Я готов допустить, что, 1) Вард мог быть причиной ссоры брата и сестры; 2) пожалуй, герцог де Люксембург мог приложить руку к эпизоду с показаниями шевалье, потому что интрига получилась внезапная и с убийственным эффектом, а он такое умел.
Может, было иначе, но кино такое я бы посмотрел, а лучше бы сразу сериал. Надеюсь, в небесной канцелярии записывают мои заявки, их там уже десяток должен быть )))
Отредактировано (2025-01-29 12:59:43)
От принца де Конде (краткое содержание письма)
R. VII, f. 381
Париж, 21 ноября 1664
Поскольку его сын посылает Ее Величеству новости о болезни Королевы и о Жижери, он ничего особенного не напишет.
#Мария_Луиза_де_Гонзага
#письма_Конде
От герцога Энгиенского
R. VII, f. 374
S.L.N.D. [21 ноября 1664] (1)
За прошедшие восемь дней произошло два или три достаточно важных события. Первое – это болезнь Королевы: думаю, Вашему Величеству уже сообщили, что у нее трехдневная лихорадка, но не думали, что она возымеет такие последствия, какие произошли, и считали, что это пустяки: и в самом деле, на третьем приступе она сильно уменьшилась, но на следующем возросла с такой силой, что стала вызывать больше опасений, а материя лихорадки устремилась ей в голени и бедра, и причиняла Королеве такую боль, что она целый день кричала, словно рожала, и говорила, что страдает даже сильнее; боли, однако, прошли, и при следующем приступе лихорадки их совсем не было; но на шестом <приступе> у нее была лихорадка гораздо более жестокая, и я был удивлен сильнее всех на свете, когда в шесть утра меня разбудили от имени Короля, который велел за мной послать, чтобы я присутствовал при родах Королевы. В спешке я встал и отправился туда так быстро, как только мог, но, приехав, узнал, что Королева уже родила. Те же гуморы, что вызывали у нее боли в ногах, без сомнения, стали причиной начала родов: это оказалась девочка (2), и роды для восьмого месяца беременности прошли самым счастливым образом. Королева родила за очень короткое время, и ребенок подает все признаки жизни, какие только может; у нее очень хорошая голова, много сил, и не заметно никаких признаков недомоганий; но, поскольку она родилась на таком скверном месяце, как восьмой, пока не осмеливаются надеяться, что она выживет. После того как Королева родила, ее лихорадка немедленно спала, и врачи думают, что самая серьезная ее болезнь прошла; но следующий приступ у нее возобновился так сильно, с испарениями и бредом, что думали, будто она вот-вот умрет. Король и Королева-мать провели в ее комнате всю ночь в ужасном страхе, и все очень встревожились; на следующий день у неё ещё продолжалась лихорадка и её причастили с большим страхом, что если эти испарения вновь начнутся, следующий приступ она не перенесет; ей пустили кровь на ноге, чтобы помешать давно застоявшейся там крови подняться к голове; от этого кровопускания ей произошло всевозможное благо, потому что следующий приступ у неё прошел без всяких неприятностей, и врачи теперь думают, что за ее жизнь можно больше не опасаться; но следует опасаться, как бы ее болезнь не оказалась затяжной; все её жалеют, и Король выказывал большую любовь к ней. Почти все ночи он о ней заботился и сильно плакал в день, когда ей было очень плохо, хотя сдерживался изо всех сил, и Королева этим должна быть чрезвычайно удовлетворена. Другое дело заключается в том, что королевские войска оставили Жижери, и, без приказа и не будучи атакованными, погрузились на корабли, чтобы вернуться во Францию. Пока ничего неизвестно о том, как это произошло, пусть и известны все подробности: их так по-разному рассказывают, что неизвестно, чему именно верить. В Жижери было много недовольных г-ном де Бофором и двое его хороших друзей. Я расскажу Вашему Величеству, что говорят эти последние. Они рассказывают, что мавры собрались примерно в числе трех тысяч, пришли и укрепились на высоте с двумя артиллерийскими орудиями и оттуда обстреливали два редута, построенных для обороны другой высоты, господствовавшей над всем нашим лагерем. Г-н де Бофор собрал совет, чтобы предложить выйти за линии укреплений и атаковать мавров; он предвидел, что, поскольку те два редута уязвимы для пушек, их нетрудно будет уничтожить, а когда захватят высоту, нельзя уже будет оставаться в лагере. Это мнение сразу все поддержали, но некто по имени Кастелан, офицер гвардейского полка (3), присланный Королем в Жижери всего пару дней назад, стал говорить, что намерение Короля заключается в обороне позиций и вовсе не следует рисковать войсками, поскольку он отправил подкрепление, которое вскоре прибудет. Многие люди из-за этого переменили решение, и г-н де Бофор, видя, что все против него, не пожелал брать на себя ответственность за успех предприятия и решил, что вылазки не будет, хотя его мнение об атаке на врага осталось прежним. 2/3
Некоторое время назад он получил приказ Короля выйти в море и направиться в Бужи (4): тогда, сильно огорченный тем, что не атаковал врага, он должен был отплыть из Жижери и оставить там всех в решимости скорее погибнуть, чем сдать позиции. Итак, г-н де Бофор взошел на корабль и направился прямо в Бужи, где обнаружил два турецких корабля, которые входили в гавань, двинулся им вслед и прямо в порту, под огнем местной пушки, один из этих кораблей захватил, а второй пустил ко дну. Оттуда он вернулся на Йерские острова между Францией и Берберией, но был удивлен как никогда в жизни, прибыв туда и обнаружив там все войска, оставленные им у Жижери, теперь покинутого: турки, уничтожив редуты пушечным огнем, поставили пушку на высоту, господствовавшую над нашим лагерем; бывшие там военачальники посчитали, что оставаться больше невозможно, и уплыли; но вот что самое поразительное: уплывая по доброй воле и не будучи атакованными, они там оставили шестьдесят орудий. Король был очень этим рассержен и весьма доволен г-ном де Бофором. Его недруги говорят, что его первое предложение напасть на мавров было невыполнимо, потому что их было больше пятнадцати тысяч и на пути лежало ущелье (друзья говорят, что его не было), что все несчастье произошло от того, что траншеи были недостаточно хороши и не было редутов, способных выдержать пушечные выстрелы, а г-н де Бофор вечно насмехался, когда ему об этом говорили; но друзья его настаивают, что невозможно было дальше рыть траншеи, так как пришлось бы долбить скалу, а им не хватало инструментов и всего остального; насчет последнего сражения, в котором были захвачены два корабля, те, кто хотят его принизить, говорят, что корабли захватили не в порту, а на рейде, вне досягаемости пушечных выстрелов с берега. Ваше Величество видит, сколько здесь противоречий. Король послал за сведениями и хочет знать правду: думаю, он накажет тех, на кого ляжет вина за это дело. Один из кораблей, отвозивших войска в Жижери и на котором были десять отрядов Пикардийского полка, погиб по дороге, и спасся всего один человек. Вот что здесь случилось важного. Сегодня утром во Дворце (5) случилось небольшое происшествие, немало повеселившее публику. Я не знаю, известно ли Вашему Величеству, что между г-жой де Шатийон и г-жой де Ла Сюз (6) давно идет большая тяжба из-за наследства. Я не знаю, в чем суть их дел. Г-н маршал д’Альбре (7) вмешался в этот процесс в пользу г-жи де Ла Сюз, но что ни делали, примирить их не удалось. Г-н де Ла Сюз (8) всегда был во Фландрии с г-ном моим отцом, и по сей день ещё среди его хороших друзей. Во время его отсутствия поведение г-жи де Ла Сюз было таково, что не должно было сильно ему понравиться, и я думаю, что Ваше Величество могли слышать разговоры об этом, поскольку шума было достаточно; это она написала столько красивых стихов, и невозможно, чтобы Ваше Величество об этом ничего не слышали. Г-н де Ла Сюз, вернувшись из Фландрии, был весьма недоволен женой, и по ее согласию сделал все возможное для расторжения брака, но не сумел достичь успеха в Парламенте, и его брак был подтвержден судебным постановлением; он отнюдь не оставил эту мысль и, поскольку не мог расторгнуть брак через Парламент, отправился к официалу (9) и попросил его расторгнуть брак под тем предлогом, что у них с женой всегда было такое отвращение друг к другу, что они всю жизнь жили как неженатые: он добился успеха, и постановлением официала брак был объявлен недействительным. После этого он женился на другой женщине (10), а покинутая им называет себя не г-жой де Ла Сюз, а г-жой д’Атинтон: она вдова некоего д’Атинтона, за которым была замужем в первый раз. Два дня назад адвокат г-жи де Шатийон, выступая в ее пользу, захотел признать недействительным какой-то акт, подписанный г-жой д’Атинтон, и для этого сказал, что он ничтожен, поскольку г-жа д’Атинтон не разведена и всё ещё под властью мужа, и не могла без согласия мужа составить этот документ, и потребовал вызывать г-на де Ла Сюза в Парламент, чтобы он дал ответ о своем разводе и новом браке.3/3
На следующий день г-н де Ла Сюз потребовал вызвать г-жу де Шатийон, чтобы она дала отчет о своем браке с г-ном де Мекленбургом, и утверждал, что этот брак ничего не стоит и жениться на ней тот не мог, поскольку женат на другой женщине. Вчера выступал адвокат маршала д’Альбре: он высказал все доводы в пользу первого брака г-на де Мекленбурга и называл г-жу де Мекленбург исключительно г-жой де Шатийон. Это дело привлекает немало публики и сильно смущает всех, кто в него замешан. Я думаю, обе стороны хотели бы ничего не знать об этой распре.
Примечания
(1) Начало письма: он удивляется, что Ее Величество не получала его писем и поздравляет себя с тем, что состояние ее здоровья улучшилось.
(2) Мария Анна Французская (16 ноября – 26 декабря 1664).
(3) Возможно, капитан полка Французской гвардии.
(4) Беджая, город-порт на севере Алжира.
(5) Дворец правосудия на острове Сите.
(6) Генриетта де Колиньи (1618 – 9 марта 1673), дочь маршала де Шатийона, золовка г-жи де Шатийон. 9 августа 1643 г. вышла замуж за Томаса Гамильтона, графа Хадингтона, уехала с ним в Шотландию, но в 1644 г. овдовела и вернулась во Францию. 26 июня 1647 г. по настоянию родственников вышла замуж за Гаспара де Шампаня, графа де Ла Сюза. В 1653 г. перешла в католичество. Как поэтесса известна своими элегиями.
(7) Сезар Феб д’Альбре, барон де Понс и де Миоссанс (1614 – 13 сентября 1676), губернатор Гиени, маршал Франции с 1653 г. Вмешался в процесс мадам де Шатийон против г-жи де Ла Сюз, потому что г-жа де Ла Сюз пообещала сделать своей наследницей дочь маршала.
(8) Граф де Ла Сюз последовал за Конде во время его восстания и был одним из его самых преданных офицеров.
(9) Духовное лицо, судья первой инстанции в епархии.
(10) Луиза де Клермон-Галлеран.
От герцога Энгиенского
R. VII, f. 401.
Париж, 23 ноября 1664 г.
И двух дней не прошло с тех пор, как я имел честь писать Вашему Величеству, и не произошло ничего важного, о чем можно было бы сообщить. Королева теперь намного лучше себя чувствует: длящаяся лихорадка у нее так уменьшилась, что, можно сказать, почти исчезла, а трехдневная, которая тоже у неё была, стала слабее, приступы гораздо короче, и врачи думают, что вскоре она совсем выздоровеет. Здесь пока еще неизвестна правда о Жижери; когда её узнают, я не премину взять на себя почетную обязанность сообщить об этом Вашему Величеству. Через два-три дня здесь ждут г-на де Бофора, который просил у Короля разрешения приехать и обо всем отчитаться: он здесь пробудет не более двадцати четырех часов, а потом вернется назад в море. Думаю, у Короля есть еще какой-то план, и он там не останется. Нам так понравилось жить всем вместе за городом, что мы туда хотим вернуться на семь-восемь дней. Г-жа принцесса Пфальцская везет нас в Рэнси, и хотя погода сейчас не слишком хороша и начинается холодное время года, мы надеемся там не скучать.
Окончание письма: он желает видеть Ее Величество в кругу своей семьи. Он ждет новостей о Сейме.
От герцога Энгиенского
R. VII, f. 411
S.L. [Шантийи], 28 ноября 1664 г. (1)
С этой почтой я не сообщу Вашему Величеству ничего важного, ведь уже четыре или пять дней нахожусь за городом. Я приехал сюда с двумя-тремя придворными и ездил с ними на охоту. Это такой вид охоты, которым во Франции редко занимаются, и я не знаю, есть ли он в Польше: его суть заключается в том, чтобы ловить оленей живьем; я поймал сорок два; эта охота достаточно приятная. Я завтра вернусь ко Двору, где долго не пробуду, поскольку отправлюсь ночевать в Рэнси, куда, как я уже сообщил Вашему Величеству, нас везет г-жа принцесса Пфальцская. Я подумал, что происходит тысяча вещей, о которых я иногда не могу написать Вашему Величеству, но я мог бы известить о них через отца Журдана; для этого я подумал об одном человеке, который это выполнит очень хорошо и должен ему написать с этой почтой. Если Вашему Величеству будет угодно поговорить с ним, он об этом доложит. Все поляки, которые сейчас в Париже, часто меня навещают, и я им оказываю всевозможные любезности и все услуги, какие могу. Всего пару дней назад был один из них, имевший желание стать королевским мушкетером: во Франции среди молодых дворян модно туда поступать; он для этого обратился ко мне и умолял попросить Короля об этой милости. Я немедленно так и сделал, и Король мне эту милость оказал самым учтивым образом; этот поляк приходил меня благодарить три или четыре раза. Я думаю, что они все будут мною вполне довольны. Здесь говорят, что первая жена г-на де Мекленбурга умерла: г-жа де Шатийон по этому поводу очень радуется: если так и есть, думаю, её дела пойдут гораздо лучше. Но есть у меня подозрение, что она этот слух и пустила: ведь, чтобы не пришлось выносить всё то, что могут сказать адвокаты, она предложила мировое соглашение в разбирательстве с г-ном де Ла Сюз, и достаточно послушна, хотя и говорит, что ей больше нечего бояться. Отвечая Вашему Величеству по делу г-на де Денонвиля (2), я думаю, что в первую очередь надо ему сказать, каково положение вещей, и о том, каково отношение к нему г-на моего отца (а оно самое скверное в мире). Ничего невозможно добавить к его недовольству, поскольку мало того, что <Денонвиль > в первый раз навлек на себя неудовольствие, и того, как он затем повел себя (о чем Вашему Величеству должен был сообщить г-н Де Нуайер, которому г-н мой отец рассказал всё подробно и который должен был доложить об этом Вашему Величеству), – помимо этого, некоторое время назад возникло еще новое дело, которое снова рассердило [отца], и он теперь к нему расположен меньше чем когда-либо. Дело в том, что г-н Денонвиль с крайней горячностью, несколько подозрительной, добивался одного поручения: он хотел отправиться в края г-на де Мекленбурга, чтобы там вести переговоры с его родственниками и действовать в его интересах и в интересах г-жи де Шатийон, и даже находиться там именем Короля. Он так хорошо повел дело, что договорился с г-ном и г-жой де Мекленбург, и даже Король дал согласие; но, поскольку назначение не таково, чтобы его столь усердно добиваться, г-н мой отец заподозрил, что желанно оно было не столько само по себе, сколько ради соседства с Польшей, чтобы вести там интриги и заниматься прочими подобными вещами, поскольку у <Денонвиля> сохранились опасные переписки и связи. И, честно сказать Вашему Величеству, г-н мой отец, конечно, был огорчен, видя, что все люди, покинувшие его, получают назначения. Г-ну де Колиньи оно досталось сразу же, а если ещё и этот его получит, в обществе будет ужасно много разговоров, и подумают, будто порвать с ним [принцем де Конде] связи — это хороший способ устроиться на службу. Поэтому он попросил короля не давать этого поручения Денонвилю, и король дал его другому. Из-за всего этого г-н мой отец им сильно недоволен.
Примечания
(1) Он счастлив узнать, что Ее Величество получила письма сразу от двух курьеров. Были ли они вскрыты? В этом случае следовало бы узнать, кем именно.
(2) Пьер Кайе-Денонвиль, в 1661-1663 гг. занимался польскими делами и оказался в опале у принца де Конде. На службе у Конде состояли семеро членов семьи Кайе, родственников первого секретаря принца, Жака Кайе де Шамло: его дядя, братья и кузены.
От принца де Конде
R. VII, f. 418
Париж, 28 ноября 1664 г.
Г-н Кайе (1) уехал только вчера утром, и с этой почтой я мало что могу сообщить Вашему Величеству такого, о чем он бы не смог хорошо доложить. Здоровье Королевы стало лучше, но она долго будет восстанавливать силы. Г-жа де Мекленбург была беременна и случайно пострадала. Говорят, что Месье влюблен в г-жу де Мазарини. Здесь ходили самые наглые слухи в мире о моей сестре и о г-же принцессе Пфальцской, но, будучи чрезвычайно ложными и безумными, они сами по себе рассеиваются и не производят никакого вредного действия; обе не избежали большого огорчения из-за этого, но, думаю, со временем они утешатся, поскольку [слухи] сами по себе рассеиваются. Сегодня мы отправляемся в Рэнси всей семьей на пять или шесть дней, чтобы составить компанию г-же принцессе Пфальцской: ей предписано сейчас отправиться дышать свежим воздухом, чтобы оправиться после трехдневной лихорадки, от которой она совершенно выздоровела.
Развлечения здешнего двора этой зимой сильно напоминают варшавские: по причине болезни Королевы их нет вовсе. Мадам, однако, готовит балет, чтобы танцевать его, когда Королева поправится; но еще не ясно, станут ли его танцевать, потому что болезнь Королевы будет долгой, а после выздоровления она и Король должны отправиться в Нотр-Дам-дез-Ардильер(2), где они приносили обет, и есть опасения, что случиться это может не раньше Великого поста, так что наши дамы подвергаются риску сильно заскучать во время нынешнего карнавала. Брак герцога Савойского с мадемуазель де Немур еще не решен, поскольку принц Карл Лотарингский пока не хочет соглашаться на расторжение своего. Но с ним ведут переговоры и думают, что цель будет достигнута; переговоры ведет граф де Фюрстенберг (3).
Г-н де Бофор вернулся в море, не заезжая сюда: думаю, это для того, чтобы переплыть море и показать там, в Алжире, что неудача при Жижери нас не сломила.
Я не сомневаюсь, что война между англичанами и голландцами будет скоро объявлена и, думаю, за этим объявлением последует большое сражение, поскольку обе армии весьма могучи и для отплытия ждут разве что ветра, который до сих пор был оставался встречным. Это дело может иметь большие последствия в Европе. Король Испании нездоров, но это не скоротечная болезнь, хотя она все же не перестает быть неприятной и опасной при затяжном течении.
Примечания
(1) Брат опального Пьера Кайе-Денонвиля по прозвищу «Капитан».
(2) Нотр-Дам-дез-Ардильер – королевская часовня в Сомюре, примерно 320 км от Парижа.
(3) Э. Мань пишет, что двое князей с этой фамилией «были преданы, а точнее, продались Людовику XIV». Было два брата: Франц Эгон фон Фюрстенберг (10 апреля 1626 — 1 апреля 1682), епископ Страсбурга, и Вильгельм Эгон фон Фюрстенберг (2 декабря 1629 — 10 апреля 1704), кардинал, князь-епископ Меца, затем Страсбурга. Вероятно, здесь речь идет о младшем, которого Людовик XIV использовал для переговоров с немецкими князьями. По мнению Сен-Симона, он был грубиян, но при этом замечательный дипломат.
В мемуарах Марии де Немур (падчерицы г-жи де Лонгвиль) есть байка о том, как в начале Фронды принц де Конде хотел было вести переговоры с парламентом, но отвлекся на глумление над неким Кулоном, который на заседании сказал, что городу на помощь идет войско. Потешаясь над этой новостью, принц "удвоил свое обычное высокомерие". Парламент ответил симметрично. Принц в нетерпении сделал жест, который некий советник воспринял как угрозу и стал требовать справедливости. Тогда приближенные принца вступились за него и сказали, что это у принца привычный жест такой, а никакая не угроза. А тот советник сказал, что жест очень так себе и надо бы принцу от него избавляться, "чем господин принц был так оскорблен, что у него с парламентом вышла собственнная ссора".
Мысленно перебираю известные мне оскорбительные жесты, но они же все в нашей среде, в нашем времени. Но что было оскорбительным жестом тогда во Франции?
Портрет Великого Конти. Копия портрета работы Гиацинта Риго. Прадо.
https://www.museodelprado.es/coleccion/ … 059dcdbce5
Не то чтобы прям Аполлон, но невероятно обаятельный.
Очень харизматичный мужчина, и красивый, и уверенный в себе
Ах, дорогой анон, я прогулял день рождения твоего блога! Многая лета! Я бы хотел книгу из этого блога, тобою составленной. Я бы хотел, чтобы небольшой отрывок (про глупую госпожу же Лонгвиль и ее шуструю соперницу) был рвзжеван до нескольких глав! И так - массу других отрывков превратить в главы захватывающего романа. Увидел упоминание ж
де Варда! Кто был этот товарищ, почему все Варды бретеры?