Понравилась эта честность "мы просто никому больше не нужны"
Александр Леонтьев:
Когда стало понятно, что мы – концертирующая команда, нам стало жизненно необходимо ездить и играть. А для этого нужны прокатчики. Скажем так, особой очереди в тот момент не было. Из людей, которые могли бы стать нашими концертными директорами, мы оказались по большому счету никому не нужны. Чуть ли не единственным человеком, вышедшим на нас, стал глава «Полигона» Паша Клинов, с которым шапочно мы давно были знакомы. Он собаку съел именно на региональных гастролях. Это контора, которая твердо умеет работать: забивает концерты, делает рекламу в интернете. Звезд с неба не хватает, но контора крепкая. А мы поняли, что нам особая раскрутка не нужна – надо просто делать добротные песни. Нужны были люди, у которых есть промоутеры по городам, а «Полигон» как раз возил в дальние туры Amatory, П.Т.В.П. и иже с ними.
Яков Цвиркунов:
«Полигон» на нас вышел сам еще в 2013 году и предложил сотрудничество. Так как в тот момент в нас никто особенно не верил, других предложений валом не наблюдалось, а старое управление было уже для нас больше недоступно, мы приняли решение работать с «Полигоном».
Александр Леонтьев:
У людей к Клинову в Питере отношение двоякое. Кто-то считает, что «Полигон» – это плохо, кто-то, что хорошо, но мы по этому поводу не запариваемся. Люди работают ответственно. Да, может быть, это не уровень менеджмента «Ленинграда» и Земфиры. Ну, так и мы не Земфира и не «Ленинград». Хотя в плане менеджмента у нас в группе Яшка Цвиркунов делает не меньше «Полигона».
Славные традиции заложенные еще в КиШ
Обязанности у нас разделены. Яшка занимается контактами с «Полигоном» и выполняет роль администратора на гастролях, поскольку с нами в туры из «Полигона» никто не ездит. Я в основном занимаюсь творческой работой. Паша Сажинов отвечает за студию и хранение архива, всевозможных демо. Саша Куликов занимается аппаратом на репетиционной точке – починка, ремонт, отслеживание. Поручик курирует мерчандайзинг, но мы особо его не нагружаем, потому что ему много приходится таскать на себе – плюс тарелки постоянно бьются и летают. После концерта мы отмокаем в гримерке, техники собирают наши гитары. Поручик свои барабаны никому не доверяет. Поэтому после концерта у него час-полтора уходит на сборы. В этом плане у нас социализм: каждый, помимо основных обязанностей, выполняет какую-то определенную работу, делая ее без выпендрежа.
Про первый концерт. Интересно в сравнении с Куликовым, который вышел, отыграл как привык и никаких психологических барьеров.
Когда вижу обсуждения, что какие-то они вялые и пассивные на концертах думаю о том, что по сути вся группа это люди, которые привыкли быть на вторых-третьих ролях. Сами вперед не рвались, в свободное плавание не хотели и им было комфортно за это стеной из вокалистов, которые внимание на себя перетягивают. А тут внезапно, надо всё менять. Понятно, что за 10 лет чему-то научились, освоились, но чего нет изначально, того в себя уже не вложишь.
Александр Леонтьев:
Было бы странно, если бы мы смотрелись совсем блекло. Все-таки концертный опыт у нас имелся, но я тогда делал первые шаги как основной вокалист, да и все мы, если честно, сильно нервничали. Было тяжело, но приняли вроде хорошо. Публика оказалась благодарной. Правильно выбрали фестиваль – не просто абы что, а люди пришли целенаправленно слушать тяжелую музыку. Так что первый шаг был сделан в верном направлении.
Яков Цвиркунов:
Была жуткая жарища. Бетонная коробка, где температура под сорок. У меня сквозь кеды сцена обжигала ноги, поэтому приходилось подпрыгивать. Ну и мы во всем черном вышли дерганые, потому что еще не было привычки выступать в новом качестве. За Горшка не спрячешься. Он бы вытянул в любом случае, а здесь надо было вытягивать самим. В первую очередь это касалось Реника, потому что он фронтмен, на нем больше всего ответственности. Если сдастся он, группа за его спиной изменит ситуацию не сильно. Поэтому, конечно, нервничали.
Александр Куликов:
На самом деле я на первом концерте просто ничего не понял. Поскольку это фестивальный сет, все прошло очень уж быстро. Вышли, жахнули, уже все закончилось, а я не успел распробовать и вкусить этой атмосферы. Времени не хватило.
Александр Щиголев:
Волнение, конечно, было. Думали, как народ воспримет выступление новой группы с новым вокалистом. На первой песне было, конечно, очень волнительно. Потом уже неосознанно себя контролируешь.
Павел Сажинов:
Волнение – это, естественно, первое слово. А ощущения от публики у меня начали меняться еще в туре «Прощание». Потому что, когда был «Король и Шут», всегда по центру сцены было солнышко в облике Горшка, и уж потом все остальные. Поэтому я, как музыкант, стоящий на второй линии, иногда позволял себе разными способами отвлекаться. А тут начало формироваться такое отношение, что мы, грубо говоря, все как на ладони. Поэтому ответственность сразу возросла в 10 раз – и перед собой, и перед слушателями. В материале мы были уверены, поэтому нам было важно, чтобы все прозвучало и чтобы публика отнеслась к нам без предубеждения. Песню «Красные реки» мы разобрали чуть ли не за месяц до нашего выступления, поэтому она выглядела сыроватой.
Не свисти
Уже с самого первого концерта у Леонтьева стала вырабатываться покровительственная манера общения со зрителями. Некоторая небрежность в речах сочетается у него с полной уверенностью, что его в итоге послушают и за ним все равно пойдут.
Александр Леонтьев:
Такие вещи нащупываются методом проб и ошибок. По большому счету с людьми я чаще всего общаюсь до или после концерта. Как правило, они же все прилично младше меня. А я уже довольно давно – отец. Это не назидательность и не покровительство. Просто, когда старший персонаж попадает в чужую компанию, он входит и начинает шутить с позиций более опытного дядьки, но делает это аккуратно, не затрагивая жесткие темы. Вполне нормальная линия поведения, которая себя оправдывает с новыми людьми. Возможно, я ее перенял из фильмов или из книг. К тому же я терпеть не могу высокопарности, когда приходится что-то объяснять в возвышенных тонах.На концертах проще попробовать разрядить атмосферу, тем более людям это нравится. Попробовал раз – это работает. Могу пошутить над собой или над Яковом. Это получается само по себе, а не из желания себя как-то поставить. Именно по этой причине на фестивалях я стараюсь так не делать. Как правило, там я ограничиваюсь приветствием, ну и если происходит заминка, могу себе позволить какой-то дурацкий комментарий или шутку. Но если все идет как идет, то, как правило, на фестивалях между песнями я не общаюсь, потому что прекрасно понимаю, что там далеко не все люди пришли целенаправленно на нас. Некоторые могут настороженно к тебе отнестись или подумать, что шутка у тебя неостроумная. А люди, которые купили билеты на твой концерт, априори к тебе относятся с позитивом.
Александр Леонтьев:
Фронтменские навыки вырабатываются до сих пор. Это же вечный процесс. Единственный человек, который у меня всегда был перед глазами – это Мишка. Но как он я быть не могу, и это вообще мало кто может, потому что никто не Горшок, кроме Горшка. Так я начал искать что-то свое. Мы группа довольно статичная, но мы стали работать над другим – над светом, над видеоконтентом. Должно же быть какое-то шоу! Есть же группы, где люди стоят неподвижно и, не отрывая глаз от пола, играют весь концерт, но все равно собирают полный зал. Необязательно скакать, как кенгуру, хотя кто-то делает и так. Каждому свое. Просто работаешь-работаешь, потихоньку что-то ищешь. Монументальность – тоже неплохо.
Яков Цвиркунов:
В течение года мы нарабатывали концертный жирок как новый коллектив. Потому что раньше мы были динамическим коллективом, где Горшок все время выплясывал, и происходило какое-то шоу. Сейчас мы гораздо более статичны, основной упор на музыке и видеоконтенте.
На самом деле Яков держит всю группу в заложниках и заставляет их петь киш и тодд. шутка нет
Павел Сажинов:
Когда мы только создали «Северный Флот», я сразу был противником того, чтобы играть на концертах слишком много песен «Короля и Шута». Как-никак, новый коллектив, новая эпоха. Foo Fighters не исполняет по полконцерта песен Nirvana… А Яков, в частности, говорил, что, поскольку народ, который будет приходить на концерты, в большинстве своем будет нас воспринимать как «Король и Шут», будет, соответственно, ждать и этих песен. Все это я понимаю. Но все равно новому коллективу приходится проходить путь, на котором он отстаивает свою самобытность, и на это неизбежно уйдет какое-то время.
Реник и дедлайны
Александр Куликов:
Мы приехали в вологодскую гостиницу, а у Реника еще не был готов припев на «Надвигается Северный Флот». За нами приезжает машина, чтобы везти нас на площадку, он выходит и говорит: «Сидел до последнего, но придумалось. Как бы теперь это запомнить еще!» Концерт был настолько теплый и насыщенный по энергетике, что лично мне это дало такой толчок ехать дальше и понимать, что все вроде складывается неплохо. Конечно, перед концертом было много мыслей и опасений: мы же новая группа, кому мы нужны и т. п.
Местами плохо состарилось 
Александр Леонтьев:
На тот момент мы плотно контачили с вдовой Михаила Горшенева Ольгой Шаботовой. Я от нее никогда не скрывал, что для меня, как человека творческого, было важным и правильным постепенно писать свои песни и дополнять ими программу. А у Ольги, насколько я понимаю, были на тот момент мысли, чтобы мы на законных основаниях играли песни «Короля и Шута», тем самым поддерживая ее и материально.
Так уж получилось, что наши с ней пути разошлись – и не в последнюю очередь из-за того, что с самого начала я ей твердил, что «Северный Флот» – не «Король и Шут» и что играть мы это постоянно не будем. В конце концов, она нашла в этом вопросе у Андрея Князева больше понимания и помирилась с ним. Теперь он катается с песнями «Короля и Шута», видимо, засылая ей какие-то деньги. А для нас дело было не в деньгах. Просто мы не планировали всю жизнь этим заниматься и без запретов Князя.
Представляю это письмо таким же как простыни Андрея в вк
Александр Леонтьев:
Яшка заслал ему список песен из десяти с пометкой, что в рамках одного концерта за раз мы собираемся использовать из них 5–6, но нам необходима ротация, чтобы не эксплуатировать постоянно один и тот же материал. В ответ мы получили от него довольно высокопарное письмо, что он нам запрещает это делать. С одной стороны, мы были удивлены. С другой – понимали, что он просто начал транслировать на нас весь тот негатив, который у него накопился в отношениях с Мишкой Горшеневым. Возможно, сам он трактует ситуацию по-иному, но я других причин не вижу.
Поначалу в концертную программу добавляли еще старые песни кукров.
В какой-то момент своей жизни Поручик видимо решил, что должен взять ответственность за эту группу
Александр Леонтьев:
«Невезучий» было прикольно играть, мы ее немного изменили, слегка осовременив и добавив длинное вступление. Плюс по музыке там основная идея была Димона Гусева из «Кукрыниксов». Мне его песни всегда приятно играть – они такие U2-образные, простые, но в то же время мелодичные. Каких-то особых ощущений при игре «Долгой дорогой» не было. У Поручика же и Яши из того периода любимой была «На окраине земли», но в программу она не вписывалась, поэтому мы ее и не сыграли. Для Поручика это было не в новинку, ведь он неоднократно нам помогал с «Кукрыниксами». Даже наш самый первый и довольно дешевенький клип «Не беда» был снят в ДК «Ленсовета» на фестивале памяти Майка Науменко, а с нами тогда как раз играл Поручик. Кадры с барабанщиком «Кукрыниксов» Максимом Войтовым вставили в видео уже потом. Он там просто махал палками.
Александр Леонтьев:
Термин «мизантропии» мы использовали в альбоме ненамеренно. Так уж получилась, что подготовка диска совпала у меня с кризисом среднего возраста, 40-летием. Начинаешь как-то критически смотреть вокруг. Появляется странное ощущение: когда тебе еще не 40, ты не можешь осознать истинного значения слов «кажется, мир вокруг сошел с ума – я перестал понимать, что происходит». Когда об этом слышишь от других, они кажутся безнадежными дураками или стариками. Потом анализ показывает, что ты просто повзрослел, у тебя начинает работать башка, и ты начинаешь понимать, что мир, конечно, полон светлых моментов.
Но человек – существо высшего порядка, обладающее сознанием и совестью, тем не менее век за веком и тысячелетие за тысячелетием постоянно творит какую-то херню. Круглосуточно. То ли он так устроен, то ли еще что, но тем не менее мизантропия – это простая нормальная человеческая реакция на все это. А уж особенно если ты начинаешь читать Шопенгауэра или Ницше… Любой философ, особенно немецкой школы, – это тяжелое испытание для неподготовленного сознания.
Понятно, что в мире, возможно, все не так плохо. Я всегда ищу золотую середину. Но давай сопоставим в уме несколько фактов. Сейчас 2018 год. Куча технологий, народ живет реально хорошо. Много жратвы, о которой 100–200 лет назад и помыслить не могли. Вокруг гаджеты, почти у каждого второго машина – живи и кайфуй. Нет, где-то война, там воровство, здесь убийство. Плюс информационное пространство тебя настолько поглощает со всех сторон, с утра до вечера на тебя льются новости! А поскольку большинство из них – негативные, на тебя это просто начинает давить, и тебе реально кажется, что мир сходит с ума.
Но мир существовал сам по себе миллионы лет до человека. И будет существовать после нас. Получается, что единственная причина всего этого негатива и барахла – наша жалкая персона. В одном фильме мне понравилось такое сравнение: если представить всю историю планеты как Эмпайр-стейт-билдинг, то вся история человечества займет пару миллиметров на кончике шпиля. Тем не менее столько пафоса и понтов: все для меня, я – пуп Земли. Еще мне нравится такое образное сравнение: человечество – это вирус планеты, который ее планомерно сжирает, но рано или поздно она с нами справится. Либо наше собственное сознание нас убьет (какой-нибудь дебил нажмет на ядерную кнопку – и до свидания). У планеты, в отличие от нас, много времени – за несколько десятков тысяч лет она все эти ошибки исправит. А человечества уже не будет.
Про песню "презирать и ненавидеть"
Это он еще фандомных заруб не видел на тему кто прав, кто виноват 
Александр Леонтьев:
Тут я попытался хоть как-то объяснить людям, что они прожигают подобным образом свою жизнь. Копаясь в чужом белье и не зная подробностей, ты очень быстро становишься никчемным. Вместо этого ты мог бы заниматься собой: самообразованием, полезными делами – да хотя бы на велике кататься! С моей стороны это даже смешно: какой-то пятнадцатилетний школьник Вася из Нового Уренгоя, который ничего в жизни не видел и не знает. По большому счету, он – никто. (Я сейчас не свысока говорю, а просто сам в свое время был таким.) Для того чтобы что-то нажить, надо много испытать, прочитать, понять, передумать и увидеть. А интернет – этот такая помойка, которая позволяет вываливать ему свои нелепые суждения на какую угодно тему. Он занимается этим барахлом, и мне смешно думать, что он меня презирает.
Одно дело, когда тебе уже за 70: старики могут впадать в детство. Но есть, например, взрослый зрелый мужик, типа меня или Князя, находящийся как раз в расцвете ментальных возможностей. За что-то отвечающий и что-то делающий. Пускай хреново, но человек чем-то увлечен. А тут какой-то пэтэушник находит возможным относиться к нему как бы свысока. Муравей, ползающий по слону, пытается на него гадить. А зачем?
Каждый из нас может оказаться в такой ситуации. Я, правда, не пишу гнилостных комментариев в интернете, но, бывает, что-то прочитаю у поп-звезды, которую я не уважаю – и первая мысль: ну, вот же ты идиот! Но потом думаешь: а чего, я, собственно, взбеленился? Да, мне не нравится, но надо это отпустить. Он, конечно, козел, но поет-то он хорошо, дело-то свое знает, бабло рубит, бабам нравится. Молодец, красава! Чего на него злиться-то? А тут люди еще и пишут это все…
А вот тут правда. Я прям помню комментарии под интервью в духе "вот для фанатов Мишина смерть это потеря, а им то что". Сдается мне у половины хейта на посткишовском пространстве в целом и хейта Андрея в частности отсюда же ноги растут.
Первое время не то чтобы было обидно. Просто хотелось, чтобы люди себя поставили на наше место. В частности, это касалось полстраны панков, каждый из которых считал, что по Горшку они горюют больше, чем его друзья.
Про Танцуй, король вот это очень понравилось
И эта Тень, подпитывающая его темной энергией, странным образом осталась с нами, когда он ушел. Она больше не может причинить ему вреда. Поэтому просто осталась здесь танцевать
Вне контекста. Реник в душе немножечко кот
Много вечеров я провел на кухне один, глядя в окно
Нравится как они рассказывают про работу с Ансси Киппо "нас пытали, но нам понравилось"
Александр Леонтьев:
Было физически тяжело и непривычно. Как выяснилось, западная методика дает лучший результат не потому, что лучше студия или режиссер более классный. Нет, все то же самое. Просто они более ответственно и правильно подходят к процессу. Не буду лукавить, я на нескольких песнях просто стирал себе пальцы в кровь. Надо понимать, что на гитаре я играю 28 лет, и у меня теперь при взятии крови из пальца просто не входит в подушечки игла из-за трудовых мозолей. Но в Финляндии мне приходилось сидеть на этом стуле, который у Ансси называется «троном страданий». Нас он об этом сразу честно предупредил в начале записи с ласковой ухмылкой. Мы потом поняли, в чем дело.
Ну и вообще с таким удовольствием рассказывают о процессе записи и чему научились, даже читать приятно.
Александр Леонтьев:
Все мы в чем-то эгоисты и эгоцентристы. Я этого не стесняюсь и это признаю. Я эгоист не в том плане, что мне лично должно быть хорошо, и не в плане себялюбия, что я, дескать, круче других. Я просто придерживаюсь антропоцентрической модели, причем «антропо» – это один-единственный человек, ты сам. Потому что мир и все вокруг, что ты видишь и чувствуешь, есть всего лишь совокупность твоих ощущений и пониманий. Закрылись твои глаза – мира больше нет. Он существует где-то в параллельной реальности дальше, но без тебя он отсутствует, потому что ты не видишь, не осязаешь, не понимаешь. Ты умер – и мир кончился.
Поэтому я и говорю, что жизнь человеческая – это самое ценное, а каждая смерть – смерть огромного мира. Нашего мира глазами какого-то человека. Поэтому иногда, когда я пишу, я стараюсь проникнуть более наглядно, вкрадчиво, в самую душу. Соответственно, я не могу без местоимений «твое», «ты», «я», «мое». Все должно быть максимально лично. В этом плане меня просто бытописание или истории от третьего лица не привлекают, потому что это не дает эффекта присутствия в какой-то ситуации.
Когда это изложено от первого лица, проявляется лучшее человеческое качество – способность к сопереживанию. Его в себе нужно культивировать, поливать этот росточек, помогать ему пробиваться. Способность к сопереживанию поднимает тебя над собой. Она открывает в тебе такие категории, как человечность, доброта, сочувствие. Невозможно сочувствовать человеку, не поняв, насколько ему плохо и больно, пока ты его глазами не взглянул на мир. Этот как раз то, что у Depeche Mode выражено словами Try walking in my shoes – попробуй погулять в моей обувке.
Павел Сажинов:
Когда стало понятно, что мы будем работать над воплощением легенды о Суини Тодде, мне в руки попал роман «Жемчужная нить». Еще со времен «Короля и Шута» одна знакомая ездила за нами на концерты, потом она выросла и стала работать преподавателем английского языка. А поскольку «Жемчужная нить» официально у нас не переводилась, эта девушка нашла первоисточник и сделала перевод на русский. Я с удовольствием прочитал и понял, что наш Суини Тодд совсем не такой. У нас он похож на Монте Кристо, а в романе это совсем уж подонок. Не забываем, что это роман XVIII века. Если персонаж плохой, то в книгах той поры он ходит в черной одежде, небритый, волосатый и противный, а если хороший – то в белом и напомаженный. Забавно, конечно, что к такому товарищу, как романный Тодд, много людей ходило подстригаться, несмотря на то, какой он был мерзкий…
Не знаю был ли это официальный перевод и издавался ли когда-нибудь, думаю, что нет. Но быстрый гугл поиск привел на сайт с любительским переводом Жемчужной нити http://samlib.ru/k/kac_jurgen_alekseewi … .shtml#gr1
До этого момента в моей голове не сопоставлялось, что Флит стрит это Флотская улица, забавная мелочь. Всё переплетено
Александр Леонтьев:
История Суини Тодда меня цепляет постольку, поскольку я сам отец. Понятно, что легенда затасканная, ее много раз интерпретировали, но, когда ты находишься внутри процесса и поешь эти песни, ты вникаешь в сюжет и пытаешься поставить себя на место героя. Заявляю однозначно, что драматический момент очень правдив. Если бы с моей женой и ребенком что-то подобное случилось, я бы тоже взорвал полпланеты. Из-под тебя не просто выбивают почву – из тебя вынимают сердце. Ты абсолютно никто, никакой, и умирать не страшно. Думаю, что я бы, на месте Тодда, натворил чего-нибудь и похуже.
Яков Цвиркунов:
Влад вышел в первую очередь на Миху и заразил его этой идеей. Горшок сразу же в нее вцепился. Тем более создать панк-театр он планировал давно. Признаться, я сначала не поверил, потому что слишком все было масштабно. Надо понимать, что у нас была успешная группа, но не без проблем. Иногда были и финансовые сложности, поэтому я примерно понимаю экономику концертов. И вдруг мне рассказывают, что будет такой фантастический проект, годы репетиций, куча народу, актеры, балет. Поначалу я отнесся к этому как-то скептично. Но когда Миха уже начал писать к «ТОДДу» музыку, я понял, что дело серьезное и уже пошел процесс. Но все равно было удивительно, как все срастается.
Александр Щиголев:
Миха просто пришел и сказал, что мы начинаем работать над спектаклем «TODD». Сначала они с Пашей Сажиновым делали дома музыкальные зарисовки. Мы подключились к этой работе позже. А потом, когда от продюсеров поступило уже четкое предложение, что мы будем делать постановку, было решено сначала записать пластинку, за ней – вторую, а потом уже представлять и сам спектакль. Сначала Миха репетирует на сцене под записанную музыку, затем группа приезжает в Москву и пытается делать все это вместе.
Алексей то же самое говорил про Тодда продлившего Мише жизнь.
С уходом Михаила Горшенева появилось много спекуляций на тему, что именно роль в постановке «TODD» приблизила его кончину. Саша решительно развенчивает этот миф.
Александр Леонтьев:
Это полная чушь! Не надо путать причину и следствие. Мишка много лет был на сцене. Ему все приелось и надоело. Он уже сделал и видел все. Первый раз его накрыло, когда еще в конце 90-х «Король и Шут» собрал свой первый «Юбилейный» в Питере. Он не понимал, куда дальше ему двигаться – в Уэмбли? А он был парень, которому было нужно каждый день одерживать какие-то победы. Как Мюнхгаузен, у которого в 9 утра подвиг.
Потом мы стали, пожалуй, самой гастролирующей рок-группой в стране, у нас были туры по 40 городов. Тоже достижение, все тянулось, но к моменту замысла «TODD» Михе вновь понадобилось что-то новое. Я думаю, ему просто все надоело. А здоровье было хреновое. Это парадоксально, но, я думаю, что, может быть, ему «TODD», наоборот, даже чуть продлил жизнь. Потому что Мишка был фитильком, ему надо было гореть. Постановка стала той ситуацией, которая его опять зажгла. У него появился блеск в глазах, ему вновь стало интересно. Люди, которые видели его в тот период и думали, что во время репетиций в Москве он возьмет и нажрется в гостинице, просто понятия не имеют, что он делал раньше в Питере. Если бы не было «ТОДДа», поверь мне, он бы ушел раньше.
Не надо забывать, что он неоднократно говорил: «Москва – это моя жизнь, а Питер – моя смерть». Вот в Питере он и умер. Москва ему жизнь продлевала. Здесь на момент, когда делался «TODD», он чувствовал себя живым. И не случайно, когда «TODD» уже шел почти год, он начал заговаривать о том, что ему все надоело и он хочет отдать роль своему брату Лешке, а сам плотно заняться проектом с братьями Запашными. Хотя с ними ничего бы не получилось по одной простой причине: там нужно было работать со зверьем, у которого нюх на алкоголь, которого бы Мишка не смог год не брать в рот. А у тигра и льва легчайший запах спиртного может вызвать психоз, который способен обернуться чем угодно
Да, я часто слышал мнения, что «Горшок загнался». Но Горшок в принципе загонялся. Человек, который считает, что Миха загнался творчеством, а не наркотиками и алкоголем, просто глуп. Сбросьте шоры и посмотрите на вещи реально. Загнался он совершенно другими вещами, которые никак с «ТОДДом» не связаны. А то, что он в роль так входил, – ну так Мишка был парнем интересующимся. Он понимал, что актер он не суперпрофессиональный, хотя яркий и крутой. Сыграть он мог.
Было/стало
Александр Щиголев:
Когда мы начинали с Михой, у него не было такого большого количества наработок, которые сейчас воплощены в «ТОДДе». В стадии восхождения спектакль нравился по-особенному, в нем присутствовало больше веселья и авантюризма. Сейчас нравится не меньше, просто оцениваешь его как нечто выросшее, состоявшееся из той безумной идеи, которую мы может и сами толком не понимали…
Яков Цвиркунов:
Мишку и Роберта сравнивать нельзя. Я бы не сказал, что один заменил другого. Горшок играл Суини Тодда, но все равно публика видела в нем, в первую очередь, Горшка с его неуемной энергией. Он все равно был на сцене и фигачил, как мог и как умел. Роберт же гораздо ближе к актерской игре, нежели к рок-музыкальной составляющей. Он дал зрителям больше возможности сосредоточиться на самом повествовании, не отвлекаясь на харизму исполнителя. Наверное, это важно, потому что Роберт, притом что он поет хуже Горшка, имеет другую задачу – играть. И играет он хорошо. Весь трагизм фигуры Тодда он раскрывает в полный рост.
Павел Сажинов:
Роль Тодда была написана специально под Мишку. По большому счету ему даже играть-то не приходилось. Роберт немножечко сменил вектор. С Мишкой это был концерт-спектакль, а при Роберте, наоборот, спектакль с элементами концерта. Сейчас, поскольку постановка идет уже много лет, несмотря на всякие технические сложности, спектакль выглядит более стабильным. В первом сезоне, поскольку спектакль был новым, когда Мишка что-то забывал, он выходил из этих ситуаций по-концертному – злился и импровизировал. Иногда приходилось корректировать звучание группы прямо по ходу действия, потому что Мишка или, например, Судья сбивались в своей арии на целую четверть. Такое мог подхватить только живой коллектив, с фонограммой это невозможно в принципе. Так что первый сезон был самым нервным.
По тонкому льду ходит Александр
Александр Леонтьев:
Мы намеренно не хотели брать человека, который будет копировать Миху или исполнять эти песни в эстрадном ключе. Наоборот, хорошо, что Роберт не поет, а пролаивает эти песни, но в чем-то он превосходит Мишку, который играл сам себя, как Фрэнк Синатра в фильмах, где снимался. Ему не надо было особо напрягаться, он и так крутой, красивый, и публика будет в восторге в любом случае. А Роберт действительно больше похож на Тодда, в моем понимании. Он реально удачнее вписался в образ. Ты видишь перед собой не Роберта Остролуцкого в образе Тодда, а настоящего Тодда. Это очень важно для спектакля.
В плане драматургии Роберт Мишку превосходит. И ничего в этом такого удивительного нет. Предвосхищая возмущение фанатов, могу сказать: не надо думать, что твой кумир делает все лучше всех. Наверняка найдется каменщик, который лучше Горшка кладет камни, электрик, который лучше Горшка разбирается в электрощитах, и актер, который лучше Горшка играет. Единственное, я не знаю никого, кто лучше Горшка бы пел и был фронтменом. Здесь я его до сих пор считаю номером 1 – и в отечественном, и, наверное, в европейском роке.
Название то какое
По просьбе Михаила Горшенева, на котором и так была огромная нагрузка, к ним добавилась еще и восьмая – «Неупокоенный».
Александр Леонтьев:
Получается, здесь я выступаю в качестве альтер эго Тодда и пою ему, пока он в темноте пытается нащупать этот голос. У нас это называется «сонные дуэты».
Обожаю
Мишка был в своих заблуждениях твердым человеком. Если он один раз назвал собеседника как-то неправильно, его потом невозможно было исправить до конца жизни. Например, саундпродюсера Андрея Алякринского он по запарке назвал Аклярским. С тех пор тот стал для него Аклярским навсегда. И поправлять его было бессмысленно. То же самое случилось и с «Добрыми людьми». Получилось, что я ее пою в начале первого акта, а Мишка ее исполняет в начале второго в том же виде, потому что именно ее он исполнял на альбоме и на концертах.
С годами отношение к замыслу мюзикла у меня не изменилось. Для меня это по-прежнему животрепещущая и крутая история. А к мюзиклу отношение поменялось. Последние пару лет я перед каждым выходом на сцену обещаю себе, что этот раз – последний. Я очень нервничаю всегда – это не мое. Я не театральный актер, мне не хватает гитары. Моя сценическая жизнь – это я с гитарой и микрофоном. Здесь же слишком большая ответственность. Столько народу, все исполняют свои партии, кто-то танцует, пляшет, паркурщики прыгают, мои музыканты играют. Поскольку гитары у меня в руках нет и мозг ничем не занят, постоянно испытываю панические атаки. Представляешь, если я забуду там слова?
Вспомнилось как Пор в документалке жаловался, что медленно играть тяжело
Александр Щиголев:
Репетиции медленные. Очень медленные. В рок-н-ролле ты быстро отчекался и сидишь. А здесь постоянные прогоны, потом у тебя час, чтобы отдохнуть, а затем спектакль. Ты играешь песню, после которой идет монолог, и эта песня должна быть как маленький концерт. Поначалу режиссер делал замечания за то, что мы отвлекаемся от действия. Нельзя ковыряться в носу. Нельзя пить воду. Вообще много чего нельзя, потому что ты сидишь по центру и тебя прекрасно видно из зала. Мы – тоже актеры и тоже играем определенные роли. И как бы тебе ни хотелось поболтать с басистом, будь добр, четыре часа держи себя в руках.
Коротко про гастроли с Sidilarsen
Общение между ними шло далеко не только в рамках рабочих отношений, потому что обе группы крепко сдружились уже после первого же концерта в Париже. Даже те участники «Северного Флота», у которых, как у басиста Александра Куликова, английский оставлял желать лучшего, выпив с ними пару бутылок вина, начинали свободно контактировать, брататься и обсуждать мировые проблемы. И это притом, что сносно владеют в Sidilarsen английским всего 2–3 человека.
А вообще им там целая глава посвящена.
Научился у Реника мужиков на руках носить
Барабанное соло Sidilarsen помог сыграть «флотский» басист Александр Куликов. Наш пострел везде поспел, поэтому перфоманс увенчался тем, что исполин Куликов с видимой легкостью поднял их драммера на руки.
Александр Леонтьев:
У «Северного Флота» крайне мало в песнях таких мест, где я могу проорать что-нибудь залу, чтобы чуть-чуть дать отдохнуть глотке и диафрагме. А тут все так срослось, что в этом месте надо заорать что-нибудь бодрое. Как-то раз я заорал на «Старом крысолове»: «Кричите – Яков!» Причем бывают города, где никто не кричит, я один это делаю. Просто такая фишка. Плюс идущая еще с «Короля и Шута» традиция немножко подкалывать Яшу. Давай с самого начала зайдем: что за имя такое – Яков? Вокруг одни Шурики, Димоны, Мишки – и тут вдруг Яков. Он всегда немножко подспудно жалел, что его наградили таким именем. Был бы он Сергий – какая могла бы быть жизнь! А так в нашей абсолютно юдофобской стране быть Яковом, но при этом не евреем, очень тяжело.
Вот это кстати и правда еще одна традиция со времен КиШ. Миша перед соло ЕММ любил покричать Яша или Яшенька 
Ну и шутейки Миши про Яшу-еврея тоже сразу вспомнились
Зануда
Александр Леонтьев:
Мне в принципе не нравится слово «дивиди». К тому же многие говорят «концертнОЕ DVD», а это неправильно. Все эти сокращения типа DVD и ГКЧП я вообще не очень приветствую. Фильм-концерт – а почему бы и нет?
Но не такой зануда как Ступников, конечно. Про концертный двд на целую главу растянуть это еще суметь надо.
Но самую жесть и мясо прячут под кат. Всем хой!
Я надеялась на ренеэвейкенинг на и после концерта СФ, но этого у меня тоже не произошло.