ГГ – Максим помер да и хуй с ним стоит на балконе в пуховике на голую жопу и курит, созерцая депрессивный российский пейзаж и припоминая навязчивые сны, на которые дедушка Зигмунд поглядывает с вялым интересом.
Прокручивая в голове увиденное за ночь, он пытался восстановить видение, но оно раскалывалось на отдельные элементы — кожистые крылья, невиданные тропические фрукты — нежно-розовые, похожие на бычьи сердца; гигантские, необъятные холмы и выступы, бледные, покрытые прожилками вен валуны, поросшие черным мхом. И взгляд. Взгляд, преследовавший его отовсюду.
Холодный, вымороженный за три месяца зимы город и не думал оттаивать. Густой белый дым, изрыгаемый электростанцией клубился над горизонтом, розовея в лучах рассвета. Максим курил на балконе, дрожа, в пуховике на голое тело. На много метров вперед простиралась снежная пустошь, утыканная редкими бесцветными кустиками бурьяна и перечерченная полосой шоссе, а далеко впереди чернели циклопические трубы, отравляющие воздух своими извержениями.
Ну как бы, ничего особенного все прилично кроме извержений будто не Шендер писал, только какого-нибудь постпанковского музла для думеров фоном не хватает. Лирично.
НО, классик не был бы классиком. В текст стремительным домкратом врывается хуй.
Молодой человек поплотнее запахнул куртку — не хватало еще, чтобы соседи увидели его сейчас, с этой чудовищной, нездоровой эрекцией. Вот уже второй день подряд его мучил непрерывный приапизм. Член просыпался раньше своего хозяина — огромный, как никогда, лиловый до синевы, покрытый спутанными корнями вен, он болезненно стягивал кожу, прижимал мошонку до темноты в глазах. Казалось, что его детородный орган может в любой момент треснуть от напряжения, словно промерзший ствол дерева, и кровь хлынет во все стороны, орошая стены его утлой однушки.
Чудак-человек, как хером перед соседями махать, так стыдно, а как треники под пуховик натянуть, на балконе куря, не догадался. Короче, то ли хвалится, то ли жалуется.
Попутно выясняется, что Максимка стесняшка настолько, что и терапевту не может показать корень своих проблем. А корень меж ног тем не дремлет. И Шендер, уделивший в начале всего два неполных абзаца вялому описанию антуража, любовно приступает к описанию предмета своих извечных дум
Пока горький дым вперемешку с холодным воздухом жестяным ершиком царапал глотку, Максим не мог отделаться от навязчивых, грязных мыслей. Жуткая тварь между ног, которую он уже не воспринимал как часть своего тела, жила своей жизнью — меняла оттенки, пульсировала, конвульсивно подергивалась, напоминая какого-то экзотического обитателя рифов.
Тут рядом с дедушкой Фрейдов скромно присуседился Гигер.
А мы выясняем, что в Максимкиных бедах виноваты раскраски по точкам или нет
Черт его дернул соединить эти гребанные точки. Теперь он точно знал — все это из-за картины
.
Скромник Максимка трудится дизайнером рекламщиком и любит гулять по дому в чем мать родила. И также в чем мать родила любит смотреть телик. По телику обычно крутят контент про еблю. Его уж сам Босх велел смотреть голым.
Три дня назад Максим, дизайнер небольшого рекламного агентства вернулся с работы, скинул всю одежду на пол, привычно наполнил хайболл дешевеньким бурбоном и уселся перед телевизором нагишом. Он вообще уважал красоту человеческого тела и часто задерживался перед зеркалом, крутясь и рассматривая свои многочисленные татуировки, под которыми бугрились сильные, тренированные мышцы. Поигрывал грудными, искажая надпись "Motorhead", напрягал округлый, твердый, как сталь бицепс, выпучивая хоккейную маску Джейсона, выпячивал пресс, заставляя корчиться морду Альфа над словами "Мои девяностые". С удовольствием выбривал ровную бородку на лице, обрабатывал антисептиком многочисленные отверстия с пирсингом. Совершенно обычный вечер совершенно обычного рабочего дня.
Это все та чертова передача! Щелкая пультом, он выискивал что-нибудь, способное занять его оставшиеся пару часов до сна. Спаривающиеся гиены на канале "National Geographic", брачные традиции племен Папуа на «Discovery”, "Секс с Анфисой Чеховой"…
Судьба занесла работника дизайнерского фронта на канал «Культура». Казалось бы, хоть там будет не про еблю
Наконец, Максим неожиданно для себя остановился на канале "Культура", поймав краем глаза знакомое изображение. Экран в деталях демонстрировал правую створку "Сада земных наслаждений" Иеронима Босха, постер с которым висел прямо сейчас у него за спиной — легендарный триптих будто в зеркале отражался в экране телевизора, пока диктор монотонно что-то вещал про алхимические загадки и тайные подсмыслы.
Действительно, про еблю не будет, будет про коитусы и прелюбодеяния, «Культура», хуле.
"Главной задачей художника было показать тлетворные последствия чувственных удовольствий, их эфемерность и иллюзорность. В башне Прелюбодеяния с ее оранжево-желтыми стенами среди рогов спят обманутые мужья, находящиеся в блаженном неведении..." — нудно неслось из динамиков.
"Глупость какая!" — подумал в тот момент Максим, — "Наверняка, старикашка Иероним и сам был не дурак повеселиться как следует. Такие картинки возникают в голове не от чтения Священного Писания!" — размышлял он, бросая взгляд на глянцевую реплику триптиха за своей спиной. Блик от телевизора необычным образом отразился на ламинированной поверхности, соединив тонкой белой линией какие-то фантастические ягоды в руках розовых крошечных человечков.
"До сих пор знатоки живописи бьются над загадками, которые оставил нам талантливый голландец из шестнадцатого века. Сотни религиозных аллегорий и алхимических формул зашиты в его творения, и тайна их значений навсегда останется скрытой для умов..."
Ну вы понимаете, что щас буит. Сто веков культурологи бились-бились, не добились, искусствоведы бились-бились не добились, а пьяненький Маскимка бежал, хуйцом махнул, яичко упало и разбилось, и тайна перед ним открылась.
— Скрытой? Ну-ну! — усмехнулся Максим, вглядываясь в невероятно удачно растянувшийся блик. Не до конца осознавая, что делает, молодой человек протянул руку к рабочему столу и взял с него розовый маркер. Осторожно, стараясь не размазать чернила, он прочертил линию, повторяющую синеватое отражение от телевизора. Блик совместился с чертой, придавая той влажный мясной блеск, словно превращая плоский рисунок в объемный мокрый рубец. Зачарованный зрелищем, Максим провел еще одну линию — от огромной клубники, собравшей вокруг себя толпу голых людей до пустой яичной скорлупы, куда, толкаясь, пытались заползти многочисленные сластолюбцы — и та тоже ожила, расцвела маслянистой розовой губой, пульсировавшей в неровном свете экрана…
…Рука самостоятельно соединяла один кругляш за другим, словно на точечной картинке в детском журнале. Перед глазами, прямо на копии бессмертного полотна рисовалась некая скругленная, стремящаяся к центру сложная геометрическая фигура, похожая на угловатый, ромбообразный бублик или спираль. Углы казались болезненно неправильными и резали глаз — хотелось их заштриховать или стереть. Уродливое, плотское колесо будто бы вращалось, поглощая собой взгляд Максима. Заглядывая туда, внутрь, он видел бездонный влажный тоннель, в глубине которого его поджидало что-то бесконечно желанное.
Телевизор уже давно умолк и потух, за окнами уже свистела голодная ночная вьюга, а Максим продолжал ворочаться в кровати, и пульсирующее вязкое видение не отпускало его ни во сне, ни наяву. Именно в ту ночь в его мозг прокрались эти беспокойные, манящие и одновременно отталкивающие картины.
Короче, и он увидел на беду на том полотнище пизду. И возжелал всякого. Возжелав же, вызвонил домой коллегу Марину, и, угрожая ей властным хуем, склонил ее ко греху.
девушка, похоже, попала под ледяной дождь — шубка топорщилась иголочками меха, словно морской еж, рыжие локоны потемнели, слиплись на лице, румяные полные щечки горели вожделением и смущением.
— Ой, Максимка, привет, а я уже волновалась, думала, что с тобой… Ах!
Девушка от неожиданности оступилась, когда Максим впился губами ей в холодную, влажную шею, сдернув одним движением мокрый шарф.
— Макс, ты с ума сошел, что ты… Ого!
В живот Марине больно уперся горячий, твердый как камень, член, выскользнувший из халата. Головкой он доставал почти до полных, мягких округлостей груди. Ткань свитера, словно наждачка терлась о нежную плоть, причиняя Максиму странную, сладостную боль. Он прижался к гостье изо всех сил, словно пытаясь проникнуть внутрь нее, проткнув живот.
— Ох, Макс! — простонала Марина, когда его покрытая вытатуированными "перстнями" рука грубо рванула вниз молнию на джинсах и зарылась в коротких жестких волосах в поисках влажной мягкой щели.
Сильные руки подняли девушку в воздух — Максим почти не почувствовал ее веса — нетерпение наполняло мускулы тяжелой и густой, будто ртуть, кровью. Небрежно, даже грубо, он бросил Марину на диван, и та, раскрасневшаяся то ли после мороза, то ли от возбуждения, принялась стягивать с себя одежду. Макс помогал ей, еле унимая дрожь в трясущихся, как у алкоголика, руках. Член казался почти синим от наполняющей его крови. Край головки покрылся микроскопической кровавой росой, истекающей из надорванной безумным возбуждением кожи. Голубой кружевной лифчик просвечивал, открывая взору кровавые крупные соски на по-северному бледной коже. Джинсы наконец-то спустились до колен, освобождая путь к видимому через полупрозрачные трусики скоплению плоти.
Скопление плоти . Наверное, надо здесь что-то сказать, но я могу только фейспалмнуть.
Солоноватый терпкий запах, идущий снизу сводил с ума — перед глазами молодого человека танцевали красные круги, в ушах стучало, он угрожающе надвигался на девушку, пока та, наконец, разглядев его чудовищных размеров детородный орган, находилась в странной смеси возбуждения и опаски.
Вот тут либо я не понял, либо Марина тормоз. Думаю, если у двери она с Максимкой стояли друг напротив друга и евонный йух почти доставал ей до грудей и упирался в живот, можно было по ощущениям догадаться, что что-то не так. Но она поняла, только разглядев. Это как в «Викинге», что ли, ты должен увидеть, чтобы поверить?
Впрочем, это еще цветочки. Максимке суждено было в этот деликатный момент столкнуться со злом лицом к лицу.
— Заткнись! — неразборчиво, животно прорычал парень, переворачивая Марину на живот. Жестко дернув ее за ноги, он стащил ее колени с края матраса. Зрелище завораживало. Полупрозрачные стринги глубоко впивались в округлый белый зад, почти не оставляя пространства для фантазии. Грубо, до синяков вцепившись в ягодицы, он рывком стянул белье к коленям, и под ее полным, массивным задом обнаружилось… лицо.
Это было красивое женское лицо с черными маслянистыми глазами и рыжей бородкой. Рот, расположенный вертикально, влажно блестел розовыми пухлыми губами, нос озорно выглядывал из-под капюшона набрякшей плоти. Макс помотал головой, ожидая, что галлюцинация исчезнет, но она не пропала. Лицо казалось доброжелательным, томным. Длинные рыжие ресницы ласкали воздух, когда видение моргало.
Есть подозрение, что Шендер таки слегка подупоролся средневековыми хоррорами про Сцотону с лицом на жопе. Чсх, у него в роли сцотоны – опять хтоническая бяба с хтонической пиздой. Как жить(((
Максим не мог оторвать взгляда от хрупких кукольных черт миниатюрного личика: губы разомкнулись, демонстрируя темный влажный тоннель, и красавица заговорила:
— То, что ты ищешь, находится на самой глубине…
— Замолчи! — выдохнул парень. Неужели он сходит с ума? Интересно, может ли слишком много крови отлить от головы в член? Какая глупость!
— Ты это мне? — слегка обиженно спросила Марина.
— Ты должен попасть внутрь, должен найти меня... — пока лицо говорило, из его рта тянулись блестящие ниточки вязкой слюны с сильным животным запахом — точно кто-то привел в квартиру козла. К аромату примешивались тончайшие нотки какого-то экзотического фрукта, не имеющие ничего общего с безвкусным «Донна Карен Нью Йорк» с примитивным яблочным запахом, которым пользовалась Марина. Такие фрукты снились Максиму по ночам.
— Где мне искать? — прошептал Макс одними губами, так, чтобы Марина не услышала.
— Ищи меня внутри! Оплодотвори меня... — откуда-то из влажной полости вынырнул длинный, похожий на хоботок бабочки язык и лизнул Максима в головку члена. Того мгновенно пронзила странная смесь ощущений — одновременно омерзения и экстаза. Не отдавая себе отчета в том, что делает, парень резко заткнул рот рыжебородому лицу собственным детородным органом, вогнал его мгновенно на всю глубину, загородив гладко выбритым лобком эти странные, чарующие глаза цвета нефти.
Дальше следует немного среднестатистического прона с русским колоритом
— О, Максимушка! — шептала она в экстазе
Этот уебищный "Максимушка" потом будет появляться к месту и не к месту, чтоб мы не забывали, отчего так в россии березы шумят.
Максимка же тем временем погружается не только в пизду, но и в дивный мир асмр. Причем увлекается настолько, что не только чуть не травмирует партнершу, но и научается слушать членом. Как перестать думать про анекдот, где ежик научился дышать жопой и сел на пенек?
Максим уже ничего не соображал. Перед его глазами над диваном кружилась, словно мясная снежинка, нарисованная им печать, над которой синим фаллосом вздымался изображенный Босхом Источник Жизни, вокруг которого в слепом раболепном обожании сновали маленькие кривые человечки. Безумная спираль раскручивалась перед глазами, затягивая сознание Максима в еще одно — воображаемое — влагалище. Застоявшаяся кровь казалась засохшим клеем, забившим вены, головка по ощущениям напоминала горящий уголь, и этот пожар нужно было затушить где-то в глубине чужого тела. Черные глаза благодарно кивали при каждой фрикции, рыжая борода щекотала мошонку, а беспрестанный шепот теперь лился парню прямо в мозг, точно он мог слушать членом…
Под ритм этих безумных напевов дизайнер с силой вколачивался в ёрзающую под ним девушку, которую он крепко прижимал к кровати, заглушая ее крики, заткнув лицо подушкой.
Однако, завершить начатое гг было не суждено, ибо Марина таки врезала ему серпом ногтями по яйцам и свалила от греха подальше.
Меж тем настал третий день Максимкиных строданий. И , в довершение всех злоключений, единственная ебля, которая ему доступна – ебля непосредственно в мозг непосредсвенно начальством, требующим срочно придумать логотип для фирмы с говорящим названием «Лабиринт». Ничтоже сумяншеся наш гений в качестве логотипа выбирает что? Правильно, дети, криповую загогулину, после рисования которой он и попал в крайне затруднительную ситуацию. Сказочный, сказочный, кхм титан мысли.
Однакож, Максимке не до размышлений. Ведь ему принесли покушать и благую весть.
— Здравствуйте, доставка, — монотонно забормотала девчушка, заглядывая в чек, — Четыре большие с салями и ананасами, с вас семя, кровь и бесконечное вожделение.
— Что, простите? — Макс помотал головой, прогоняя из ушей вязкие, возбуждающие и пугающе-неправильные слова.
Курьерша раздраженно цокнула языком.
— Я говорю, с вас тысяча девятьсот сорок рублей. Ах да! — воскликнула она, запуская руку куда-то в сумку, — При заказе от тысячи рублей — подарок — возможность прильнуть к сосцам нашей госпожи навечно! Вам нехорошо?
Макс отступил в темноту коридора. Голова наполнялась тягучей тяжелой жижей. Мысли слипались, словно переваренные макароны, а сверху на них густеющим горячим потоком лились слова доставщицы.
— Извините, у меня еще заказы есть, не вы один желаете раствориться во всепрощающем лоне...
Лицо девушки — веснушчатое, бледное, некрасивое — оставалось безразлично-удивленным, пока кроваво-красный огромный язык вульгарно облизывал брекеты на крупных зубах.
— Я, наверное, пойду, — девушка отступила назад, в промерзший подъезд, глядя на набухшее продолговатое нечто, оттопыривающее халат, — Если ты не готов принять благословение Богоматери, найдутся и другие...
— Я готов! Готов! — Максим рванулся к девушке, схватил ее за руки, сжал, не рассчитав силы.
— Мне больно! Отпустите! На помощь! — заголосила девчонка. Хозяину квартиры пришлось втащить упирающуюся доставщицу в коридор и захлопнуть тяжелую железную дверь, отсекая крик от спасительной подъездной акустики.
А дальше будет гуро. Бессмысленное и беспощадное шендеровское гуро.
Уберу под кат на всякий.
▼Скрытый текст⬍
член, будто направляемый чьей-то своенравной рукой, чьей-то злой волей как и в прошлый раз выскользнул из халата, устремившись девушке под пуховик. Ее мягкий плоский живот был приятно-прохладным после уличного мороза, унимал жжение язв и трещин, лаская охлаждающим прикосновением натянутую до предела кожу. Организм сделал выбор за Максима. Он с силой ткнул головой девушки об угол, и та обмякла, повиснув на сильных руках.
У хозяина квартиры хватило терпения лишь на то, чтобы донести ее до комнаты. Халат, словно старая змеиная шкура был сброшен там, в коридоре, вместе с остатками человечности.
Сильные испещренные татуировками пальцы с непривычной дикой легкостью надорвали тугую ткань леггинсов.
"Вот дура! Все женское себе отморозит!" — подумалось Максу невпопад.
Белые хлопковые трусики он снимать не стал — отодвинул, не рукой, а новым, могучим и безжалостным инструментом, что слепым питоном тыкался девушке между бедер.
Горячая мягкая теснота обняла молодого человека со всех сторон. Казалось, он весь провалился в узкое розовое отверстие и теперь потерявшимся спелеологом мечется во все стороны, ища выход. Цыплячий пуховик вместе со свитером задрались, из-под фиолетовой шапки рассыпались бесцветные, мышиные волосы. Капелька пирсинга на бледном животе беспокойно подпрыгивала, когда Максим упирался в живот доставщицы с внутренней стороны. Не веря своим глазам, он наблюдал как с каждой фрикцией посередине живота надувается небольшая выпуклость размером с кулак, точно что-то или кто-то пытается вырваться наружу.
Поначалу было сухо, но с каждым толчком смазки появлялось все больше. Красными струями она стекала по бедрам девчонки и Макса, размазываясь по паркету, пуховику и животу. В ушах парня звенели чьи-то бессмысленные пассажи, произносимые сладострастным шепотом:
— Я — сеятель, что дарит жизнь, я — жнец, что отнимает ее, я — яйцо куропатки, что вынашивает цыпленка, и я же — скорлупа, что останется после, я — свет, что рассекает мрак, я — тьма, что поглощает свет, я — свиноматка, что дает жизнь подсвинкам, и ее голодная пасть, что пожрет своих детей, я — лоно, что дает жизнь и я же — щипцы, что ее разлагают...
Девчонка очнулась и захныкала. Макс самозабвенно тыкался ей куда-то в желудок, не в силах противиться бесконечному зову плоти. Совершенно машинально он засунул дурацкую фиолетовую шапку в рот своей невольной партнерше на манер кляпа и продолжил движение. Огромная лужа крови растекалась по паркету, проникая в щели, делая узор доски более отчетливым и глубоким. Большие серые глаза смотрели в потолок, ужас и боль плескалась в сузившихся до размеров игольного ушка зрачках. По вискам девчонки градом катились слезы, к ним липли тонкие прядки волос. Не в силах смотреть на страдания девчонки, Макс зажмурился.
В какой-то момент теснота девчачьего тела спала, казалось, будто она как-то расширилась, словно выросла в размерах. Макс даже приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что перед ним все еще та нескладная девочка из доставки, а не пустая скорлупа. Его глазам открылась трещина, что ползла от влагалища вверх. С каждым толчком разрыв ширился, полз до пупа, пока плоть не лопнула, и окровавленный член не выскочил прямо из горячего переплетения кишок, словно придуманный Гигером ксеноморф — покрытый какими-то пленками и слизью, он казался довольным содеянным.
Гсбди бже, я ж пошутил про Гигера. С другой стороны, что поделать, у старины Босха ксеноморфов не водилось. Можно, наверное, одолжить у другого художника. Кто-там из читателей разбираться будет, Босх, Гигер, один хрен.
Теперь, когда девчонка — уже явно мертвая — разверстой красной бездной предстала его глазам, Максим ощутил медленно подступающий ужас осознания того, что же он натворил. Сколько ей было — восемнадцать, девятнадцать? Или даже меньше? Раскатанная колея пересекала изорванные внутренности, будто печать его преступления. Треугольная красная пропасть укоризненно смотрела на Макса, как гаденькая вертикальная улыбка — сродни той, что он видел у Марины под круглой задницей.
Молодой человек упал на спину и закрыл глаза, обхватив голову руками. Волосы тут же слиплись, перемазанные кровью, несколько капель попали в глаза и склеили ресницы.
Что же теперь делать? Он убийца. Монстр. Чудовище. Маньяк, заманивший ни в чем не повинную девочку в свое логово, где он изнасиловал и убил несчастную. Сквозь окровавленные ресницы он видел чужеродный, вздымающийся, словно какая-то инопланетная башня, орган.
Даже как-то добавить нечего. Зато взамен можно прибухнуть под шендер-бинго. Говно – чек, кровища – чек, кишки – чек, изнасилование – чек. Странно, что дохлой крысой никто не подрочил. Хотя, еще не вечер. Максимка отрубается на несколько суток. В квартире подгнивает труп. У Маскимки – подгнивает член. Ну хоть приапизм прошел, так что, хоть чему-то гг может порадоваться. А мы пока насладимся эпичнейшим сравнением
вместо уродливой сизой дубины величиной в руку у него между ног свисал совершенно обыкновенный мужской половой орган, даже слишком маленький в окружении непривычно отросших лобковых волос. Испещренный гноящимися язвами и трещинами, он походил на девочку из фильма ужасов, пережившую обряд экзорцизма.
Черт с ней, с убитой и изнасилованной девушкой, все равно она уже похожа не на человека, а на груду гниющего мяса. Давайте пожалеем настрадавшийся член.
Из ступора Максимку выводит звонок в дверь. Он совестится, чая увидеть полицию и сдаться. Но на пороге объявляется Максимкин начальник, в нетривиальном виде. И желает выебать подчиненного в жопу. Не метафорически.
дверь отворилась, но никаких полицейских на лестничной клетке не оказалось. Сознание отказывалось принимать картинку целиком, деля ее на составные части — торчащие клыки, розовый подвижный пятачок, светлая шерсть на плечах, бугрящиеся мышцы, набедренная повязка из человеческого лица. Не для того, чтобы прикрыть срам — огромный, скрученный в спираль член торчал изо рта чьего-то скальпированного образа. Не без труда в чертах омерзительного, фантасмагорического чудища молодой человек узнал Сергея Михайловича, теперь похожего на прямоходящего кабана.
— Ну здравствуй, Максимушка! — плотоядно прохрюкало существо, брызгая розоватой слюной, — Я же говорил тебе, что лично жопу порву?
Тяжело переступая по-горильи длинными руками, начальник двинулся на своего подчиненного, перегородив собой проход. Почему-то вдруг отчаянно захотелось жить. Спиралеобразный член развернулся в длинный тонкий хоботок, на конце которого поблескивала капля, как на игле шприца.
— Иди ко мне, Максимушка! — проревел боров, целясь членом, словно копьем в уязвимый живот парня. С трудом уклонившись от уродливой туши, Макс уже было проскочил за спину Сергею Михайловичу, как тут же растянулся на скользкой розовой жиже, натекшей с пасти твари.
— Ух, я тебе сейчас штраф-то за просрочку макета! — довольно взвизгнул свиномордый уродец, наваливаясь на Максима. Неожиданно острый твердый конец уперся ему под ребро и медленно вошел в легкое. Во рту мгновенно скопилась горячая железистая жижа.
Я видел порно, начинавшееся точно так же. Наверное, если содрать с начальника силиконовую свиную маску можно на ней рассмотреть штампик «собственность компании Браззерс» или типа того. Вообще как-то уныло с еблей в рассказе про еблю. Но это стоило прочитать ради второго пришествия Марины.
Полная грудь, казалось, набухла до предела, сосцы сочились какой-то прозрачной жидкостью, по-рубенсовски округлый живот влажно блестел, перетекая в массивные гениталии, не имеюшие ничего общего с женской вагиной.
— Марина, что...
— Этот боров не мог себя контролировать. Нам, женщинам, проще, — в унисон говорили два ее рта — один со смазавшейся помадой наверху, и второй, вертикальный, внизу, меж ее мощных, испорченных растяжками бедрах, — Ты чуть было все не испортил, Максимушка.
Лицо, обрамленное рыжей бородой казалось раздосадованным, черные маслянистые глазки с мягким укором поглядывали на измельчавшее, сочащееся сукровицей хозяйство молодого человека.
— Зачем же ты так с собой? — когда нижнее лицо говорило, длинные свисающие складки плоти колыхались, словно портьеры, скользя по полу. Женские соки стекали по нежным мембранам, капали с зубов, скапливались на внутренней стороне бедер. Запах ее смазки заглушал смрадные миазмы из соседней комнаты, возбуждая Максима до предела. Эрекцию у себя он заметил, лишь когда начавшие заживать ранки вновь болезненно разошлись.
… все это меркло перед неизмеримым великолепием ее переваливающихся от спуска по грязной лестнице ягодиц. Увидев, как гипертрофированные половые губы подметают подъездные ступеньки, цепляют брошенные окурки и стекла, Максим подхватил их и понес на манер подола свадебного платья. Плоть была влажной и мягкой на ощупь, словно живой шелк, и молодой человек попеременно то прикладывался к ней лицом, зарываясь в мягкие складки носом, то восхищенно пялился на еще более рыжую на фоне бледной кожи шевелюру.
Есть подозрение, что ради этого феерического камбека все и писалось.
Марина же, со своим шлейфоносцем таки вышил из подъезда прямо в апокалипсис.
Дрочки крысой я так и не дождалась, а вот детей таки традиционно выебали.
— И дети тоже? — в ужасе спросил Максим.
— Они быстро рвутся, — отрезала Марина, махнув рукой в сторону какой-то мясной груды.
"И дети тоже?". И половцы, и печенеги, блять. Ладно хоть не написал "они так прикольно лопаются" как в анекдоте про лягушек, господи.
Крч, как вы поняли или нет, Максимко, выслав начальнику логотип для «Лабиринта» стартанул всеобщий пиздец в прямом смысле слова
Ворота ТЭЦ распахнулись перед Максимом, и он увидел сам. Переплетения плоти сладострастно вздыхали, многочисленные клиторы лениво шевелились на манер щупалец. Огромная молчаливая дыра жадно всасывала воздух, вытягиваясь в сторону Максима. Исходивший от нее аромат мускуса и сырой рыбы снова вышиб любые страхи и сомнения из сознания молодого человека. Сосцы по краям отверстия мироточили какой-то густой белесой жижей. Гигантское нечто раскинулось насколько хватало глаз, растапливая снег вокруг себя нестерпимым тропическим жаром, а из-под трескающегося асфальта пробивались наружу стебли незнакомых Максиму растений. Вот она уже совсем близко, густые горячие капли шлепаются на плечи, реснички по краям отверстия ласкают его лицо...
Выражение «накрыться пиздой» заиграло новыми красками. А я вот сижу и думаю, насколько надо видеть женщин рептилоидами, чтобы такое напейсать. Травму некую вангую у Шендера я.