Мы остановились на том, что Виола решает приютить несчастную, потерявшую память женщину, просто не может оставить ту на улице в ночи.
Выяснили, что зовут женщину Вера, заодно выяснили и краткую биографию самой Виолы.
Движемся дальше! 
Всё описанное выше произошло ночью, но это же донцоверс.
Там и утро добрым не бывает:
Звонок прозвучал в абсолютной тишине. Я распахнула глаза и поглядела на будильник – 6.40.
Звонят в дверь, причём настойчиво.
О, эта атмосфера девяностых-нулевых, когда реально кто-то мог явиться к тебе на порог без предупреждения, зато с простым и человечным «ну мы же уже приехали, ну неужели прогóните нас?!»
Многие вспомнят, а некоторые и флешбеки поймают.
С высоты прожитых лет да вместе с текущими реалиями 2022 года уже сама эта деталь начинает восприниматься как сюр, как ещё один штришок к безумию донцоверса, но было, было.
Однако хватит лирики, у нас тут #чувство_языка:
Чья‑то рука без тени сомнений жала на пупочку, человек, стоявший за дверью, явно хотел всех поскорей разбудить.
Чтец очень часто цепляется к лексике в книгах ДД, и останавливаться не собирается – в устах умной, острой на язык, получившей довольно приличное образование Виолы (спецшкола с углублённым изучением немецкого языка, и далее по лору были упоминания о том, что не знающие Виолу люди считали её выпускницей МГУшного то ли ин яза, то ли филфака) это вот словечко смотрится как-то инородно.
Это же пов персонажа, именно отталкиваясь от того, как персонаж описывает всё, с чем сталкивается, читателю и остаётся делать выводы и обо всём вокруг, и о личности персонажа.
Вот эта внутренняя речь не самого автора, а того, кого автор изображает, создаёт определённый образ.
В свою очередь, вскользь брошенные фразы выдают отношение этого изображённого автором человека (то есть, Виолы, а не самой Агриппины Аркадьевны) к происходящему.
Если уж подбирать заместительные синонимы в речи персонажа (а у нас тут всё от первого лица), то лучше в рамках этого образа, или образ не то чтобы сразу треснет по швам, но у читателей может так и остаться этакий лёгкий флёр втф.
Если совсем заметно и грубо показывать, что чтец имеет в виду – ну не будет же, скажем, человек, любящий собак, не только лично своего питомца, но и собаку вообще называть отчётливо пренебрежительными словами типа «шавка» или «кабысдох».
Ему в голову такое приходить даже не должно, поэтому такие слова резко шли бы вразрез с его образом.
У ДД, кажется, вообще полно таких вот еле заметных косяков с эмоциональной окраской того, о чем она пишет. (Зато не слова не повторяются, ага!)
Естественно, некоторых читателей такие вот мелкие несоответствия могут и будут цеплять.
Конечно, не так, как могла бы зацепить бессмертная полянка с углами, но всё же.
В общем, заместительные синонимы – наше всё. Что угодно, лишь бы только не произносить «кнопка звонка» более одного раза! 
...ну или это только чтец так видит, а ДД по-прежнему светило.
Давайте обратно в сюжет.
Поневоле посочувствуешь: мало Виоле стеснённого материального положения, так ещё и спать не дают. Восхитительно.
В связи с этим – немного #обыденности_чернухи в духе «не мы такие, жизнь такая»:
Я подошла к двери и без лишних расспросов распахнула ее. У нас нет «глазка», и, честно говоря, мы никого не боимся. Красть тут нечего, а для сексуально озабоченного мужика найдутся кадры помоложе.
Не хочется умножать тревогу зазря, но это Виола просто не представляет, как иногда переклинивает людей, правда.
С другой стороны, и так в жизни радости мало, а теперь ещё и недосып – конечно, цинизма наберёшься, потому что а где человеколюбие взять в такой обстановке?
Ну или это опять дерзкочиковость как её видит ДД.
Вот был бы у нас триллер – стопудово после этой фразы начался бы адский ад с участием того самого маньяка – как, знаете, в фильмах в трудной ситуации кто-то радуется вслух, что хотя бы нет дождя, и тут же ливень.
Но так как это детективная история, то на пороге совсем даже не маньяк.
Это просто незнакомая женщина.
Ну, хотя бы не настолько незнакомая, как Вера – с трудом, но Виоле удаётся кое-что вспомнить:
нежданная гостья – сестра тети Раи. Странное дело, мачеха никогда не говорила, что у нее есть родственники.
Вот тут, кстати, можно заметить, что есть обоснуй – персонаж появляется не просто во славу общего абсурда, у этого появления есть причина.
Встреча Зои – так зовут женщину – и Виолы тоже может напомнить некоторым читателям о той самой родне, с которой видишься раз в год. Тема заебавших родственников не даст соврать, редко у кого остаются положительные впечатления от такого вот вынужденного общения.
Виола тоже, мягко говоря, не обрадовалась, и сходу записала про себя женщину в неадекваты, назвала «кликушей».
С другой стороны, есть за что:
– Ну, – заявила тетка, – и где Райка?
От неожиданности я выпалила:
– Она умерла, давно, шестнадцать лет почти прошло.
– Да что ты говоришь! – всплеснула руками пришедшая и, рухнув на табуретку у входа, завыла в голос: – Ой, горе‑горькое, ужас приключился, несчастье черное, ох беда, беда, сестричка дорогая, единственная душа родная на всем белом свете…
А вот здесь можно увидеть, как Виола додумывает эту свою неприязненную мысль, и уже не кажется, что она просто плюнула пассивной агрессией в того, кто ей опять не понравился:
Такая скорбь показалась мне немного странной. Не видеть сестру целую вечность, не знать о ее смерти и теперь вдруг так убиваться…
Вот, уже другое впечатление от самой Виолы и её отношения ко всей этой ситуации.
Несмотря на местами откровенно насмешливо-чернушный сеттинг, который рисует ДД, этот момент тронул чтеца при первом прочтении, и, что уж там, трогает сейчас.
То есть да, Раиса имела пороки и не самый приятный характер, но у Виолы о ней остались какие-то тёплые воспоминания, при том, что уже взрослая Виола довольно спокойно смотрит на достоинства и недостатки своей мачехи:
Женщина неожиданно прекратила истерику и сказала:
– Все, Криська, дальше ехать некуда, добрались! Нам на улицу идти, а тут чужие люди живут? Вы Раисе ведь никто?
В моей голове разом возникла картина: стонущая тетя Рая шлепает на мою тарелку блинчики.
– Ешь, Виолка, тебе испекла, знаю, ты их любишь!
А вот она встречает меня из школы и, разглядывая дневник с отметками, вздыхает:
– Точно, академиком станешь, большим человеком. Иди‑ка в комнату да глянь на кровать.
Я бегу в спальню и нахожу на подушке уродливого косорыленького мишку, которого Раиса купила в «Детском мире», не пожалев ни пяти рублей, ни времени на поездку в магазин. Правда, тут же роились и другие воспоминания.
Вот она лупит меня почем зря кухонной тряпкой, а потом храпит прямо на полу в гостиной…
– Я ее дочь, – неожиданно произнес мой язык.
Вот и разобрались.
Зоя и правда приходится Раисе сестрой, но общение сошло на нет много лет назад, когда Зоя вышла замуж за Ивана, по профессии строителя, и уехала из Москвы.
На новом месте, в Грозном, Зоя устроилась вполне даже неплохо, местные приняли её довольно тепло – видимо, был жив в сознании людей образ советских республик как большой семьи.
Чтец не может прокомментировать этот момент более точно, потому что родился уже в девяностых, и все его источники информации о том времени ограничиваются только добрыми книгами и старыми фильмами, где человек человеку – друг, товарищ и брат.
Но! Вот и неочевидный плюс в историях ДД – так или иначе после встречи с её восприятием того времени у тогда ещё юного чтеца возникло желание хотя бы как-то прикоснуться к той эпохе.
Пользуясь случаем – #дд_образовательная.
И ведь Зоя пыталась писать сестре, в ответ получила коротенькое послание от Раисы: вышла замуж, сменила адрес. Всё.
Так их отношения и затихли.
Потом начался ужас – первая чеченская война. Но Зое необычайно повезло. Российские танки наступали с другой окраины Грозного, и их с мужем дом остался цел. Пережив этот кошмар, она успокоилась. Слава богу, все цело, жизнь продолжается. Но стало совсем плохо, перестали платить зарплату, и Зоя начала стричь постоянных клиентов бесплатно. «Ладно, – успокаивала она себя, – ладно, все живы, дом цел, огород есть, прокормимся».
Но затем случился еще больший ужас – вторая чеченская война. Ивана, супруга Зои, убили боевики, признав в мужике русского. Ее саму спрятали соседки‑чеченки; дом сожгли, а нехитрое имущество частично разворовали, а что не понравилось, уничтожили. Зоя осталась буквально на улице, хорошо хоть успела вытащить коробочку с документами. Начались хождения по мукам. Как она добиралась до Москвы, Зоя не могла вспоминать без слез. Путь растянулся почти на полгода. Они голодали, просили милостыню, питались на помойке. Да к тому же в голове постоянно билась простая мысль: «Что, если Раиса сменила адрес?»
– Значит, вам некуда идти? – уточнила я.
– Нет, – покачала головой Зоя и разрыдалась. Девочка, которую, очевидно, звали Кристина, безостановочно ела куски хлеба с маслом.
Небольшой спойлер: вот и первое появление той самой Кристины, дочери Тамары.
Но до того, как она станет собственно дочерью Тамары, ещё далеко, а сейчас, в начале истории, она просто голодный ребёнок, настолько голодный, что не может справиться с собой и набрасывается на хлеб с маслом – и то Зоя тут же срывается на ней.
Виола, что характерно, воспитанная такой же гневливой, скорой на расправу, не умеющей контролировать свои эмоции Раисой, абсолютно не удивляется.
А вот Тамара вступается за Кристину.
– А ну прекрати людей объедать, – неожиданно выкрикнула Зоя и с размаху отвесила Кристине оплеуху.
Девочка поперхнулась, закашлялась, но не заплакала, очевидно, побои были для нее привычным делом. А может, просто не обращала внимания на колотушки, я же в детстве сносила молча затрещины тети Раи.
– Вы не волнуйтесь, – залепетала Зоя, – она мало ест, сейчас чегой‑то прорвало, а так… Ну супчику полтарелочки или каши какой, без мяса! Один раз в день!
– Нас не пугают дети с хорошим аппетитом, – медленно проговорила Тамара, – не бейте ее.
Виола в полной прострации, решать что-то вроде как надо, и лучше побыстрее, но получается только мрачно охуеть от жизни такой:
Славная, однако, компания подбирается! Ненормальная девица и безработная беженка с девочкой. Ну зачем я назвалась Раисиной дочерью? Надо немедленно внести ясность и… Что? Выставить их на улицу? Усталую, измученную женщину и оголодавшую до последнего предела девочку?
И вот же она, поддержка от Тамары, которая, к сожалению, превратилась в тыкву в более поздних книгах серии.
Шокированной Виолы, кажется, хватает только на то, чтобы хоть охренеть не слишком заметно, но Тамара не теряет присутствия духа:
– Никто вас не гонит, – твердо сообщила Тамара, – ешьте, отдыхайте, а там решим. Сейчас позвоню Ольге Подкопаевой, у них в больнице санитарок берут, дают общежитие, а кушать можно в столовой, от больных много остается.
– У нас прописки нет, – напомнила Зоя.
– Ничего, – легкомысленно отмахнулась Томуся, – у нас приятель Юрка в милиции работает, поможет.
Тем временем тихий обыденный пиздец набирает обороты: перенесённый стресс оказывается слишком велик для Зои, и она умирает чуть ли не на руках у Виолы с Тамарой.
Сердечный приступ, вот так вот. Вроде бы. Ни Виола, ни Тамара не медики, чтобы сразу всё пронзить, милиционерам завораживающе похуй, поэтому пока такая версия.
Но прежде чем читатель это узнает, его ждёт ещё немного #обыденности_чернухи, в этот раз совсем уже с уклоном в безнадёгу:
Приехавшая «Скорая» тут же вызвала милицию: Зоя умерла. Началась томительная процедура. Сначала прибыли два парня, которые изъяснялись как индейцы, или глухонемые, в основном знаками с небольшой долей междометий.
– А‑а‑а, – пробормотал один, – ты, это, того, в общем.
– Да, – отреагировал другой, – оно, конечно, надо бы.
– Ну давай, – велел первый.
– А‑а‑а, – протянул второй, – надо, да?
– Да! – припечатал первый.
Следом появился мужик постарше, владевший все же словарным запасом людоедки Эллочки. Он быстро навел порядок. Записал наши с Тамарой паспортные данные, повертел в руках документы, найденные в сумочке у Зои, и раздраженно протянул:
– Ну ни фига себе, головная боль, прописка в городе Грозный и регистрации нет.
– Она наша дальняя родственница, – быстро сообщила Томуся, – только что прибыла.
– Сердце небось больное, – то ли спросил, то ли определил милиционер и сел писать какие‑то бесконечные бумаги.
Кристина и Вера как испарились. Я же решила уточнить ситуацию и поинтересовалась:
– Вот предположим, нашла на улице человека без памяти, что делать?
– Как это нашла, – буркнул мужик, – валялся в канаве?
– Нет, женщина в ночной рубашке стояла возле дома. Ничего не помнит – ни как зовут, ни фамилию…
– И где она? – заинтересовался мент.
Но мне отчего‑то не захотелось говорить правду, и я быстренько ответила:
– Ну это так, для общего образования.
– А раз так, – гавкнул мужлан, – то нечего мешать людям работать, итак из‑за вас столько времени зря потерял!
Я уставилась на него во все глаза. Интересное дело, можно подумать, что он играет в симфоническом оркестре, а тут его заставили ехать «на труп». Да ведь это и есть его работа! Ну погоди, грубиян, привык небось бабулек с укропом от метро гонять.
Все хороши, все заёбанные, все гавкают друг на друга только так.
Что милиционер со своим бронебойным похуем, что врущая ему в глаза Виола друг друга стóят.
И если вы думаете, что Виола дальше делает что-то дерзкочиковое, то нет.
Наоборот, слегка слив агрессию, они оба ощутимо успокаиваются.
Происходит вот что:
Сделав самое сладкое лицо, я защебетала:
– Понимаете, пишу детективные романы, придумала интересный поворот: главная героиня находит на улице женщину, потерявшую память. Как ей следует поступить?
– На такой случай, – принялся словоохотливо пояснять только что крайне нелюбезный сотрудник правоохранительных органов, – существуют приемники‑распределители, доставят туда.
В общем, по идее, Веру отправят сначала в такой вот распределитель, а потом – в соответствующее заведение. Ну вы поняли.
И так как в стране разруха, а за Веру точно будет некому заступиться, если что, то Виола с ужасом представляет себе верочкино будущее как-то так:
– В больницу свезут психиатрическую, лечить станут, она все и вспомнит.
Я тяжело вздохнула. Знаю, знаю, какие порядки в этих милых учреждениях. Целый месяц, польстившись на приличную зарплату, мыла полы в сумасшедшем доме. Выдержала только тридцать дней и с позором бежала. Ей‑богу, не знаю, кто там страшнее – несчастные больные или средний медицинский персонал. Невероятные вещи проделывали они с теми, кто пытался спорить с медиками. Пеленали мокрыми простынями, привязывали на сутки к кровати. Я уже не говорю об уколах аминазина. Никто не станет лечить несчастную Верочку, подержат несколько месяцев – и сдадут в приют, поселят возле никому не нужных стариков и олигофренов. Я невольно вздрогнула:
– И это все?
– А чего надо? – удивился мужик. – Государство заботится о таких людях.
Еще хуже. Спаси нас, господи, от необходимости просить у нашего государства помощи.
Будем считать, что это для того, чтобы отразить страх рядового читателя оказаться беспомощным перед равнодушием и так несовершенной системы. ДД, хоть и, кажется, вряд ли сталкивалась с совсем уж леденящими душу историями такого рода, всё равно легонько задевает этот страх.
Это же девяностые, людям сначала обещали светлое будущее, а потом не то что будущее не наступило, а даже обещания посыпались с особым цинизмом, не говоря уже о привычном укладе жизни многих людей – конечно, такое отношение нашло отклик у читателей, чтец в этом уверен.
Короче, никуда Веру никто от себя отпускать не собирается – в глазах Виолы это явно поступок, по своей отбитости сравнимый с тем, чтобы тупо бросить её на улице одну.
Но есть и другие проблемы: например, Зою надо как-то хоронить, а ещё позаботиться о Кристине – и при этом обычная жизнь тоже продолжается поверх вот этого трешака, сидеть и рефлексировать на берегу реки и некогда, и не принято.
В частности, к Виоле приходит заниматься ученик, Тёма, сын соседки Натальи.
В донцоверсе некоторые персонажи появляются лишь в какой-то одной книге какого-то одного цикла, а после исчезают, как будто их не было, и Тёма – один из таких персонажей.
Эта самая Наталья ещё будет фигурировать в книгах о Виоле, а вот Тёма – нет.
Учение дается ему с трудом: ну не лезет наука в детскую голову. В дневнике ровными рядами стоят двойки, но в четверти, да и в году волшебным образом выходят вожделенные тройки, и Темочка переползает в следующий класс. Впрочем, любым чудесам находятся вполне реальные объяснения. Во‑первых, Темка милый и абсолютно неконфликтный ребенок. Учителя частенько используют его в качестве тягловой силы: просят донести до дома неподъемную сумку с тетрадями или переставить парты. Артем никогда не отказывает, его любят, и учительская рука сама собой выводит «удовлетворительно». А во‑вторых, Наташа, его мать, постоянно таскает в школу всевозможные презенты. Сколько раз я говорила ей:
– Забери парня из этой школы. Не тянет он. Немецкий пять раз в неделю по два часа! Ну куда ему! Отдай после девятого класса учиться на повара или на парикмахера!
Но нет предела родительскому тщеславию. Наташа категорично заявляет:
– Никогда. Я всю жизнь копейки считаю, пусть хоть мой ребенок в люди выйдет, высшее образование получит. Ты его тресни, если лениться начнет, но немецкий он обязан знать.
Вот мы и продираемся сквозь дремучие заросли чужого языка, как кабан через терновник, оставляя повсюду капли крови, в основном моей, потому что Теме, честно говоря, все по фигу, и он только ждет вожделенного мига, когда за «репетиторшей» захлопнется дверь.
Несмотря на то, что Наталья останется в повествовании и дальше, о Тёме читатель за пределами этой книги больше не узнает ничего.
А жаль, всегда было интересно, нашёл ли Тёма дело по душе, простился ли он с этим немецким языком, как он отреагировал на будущие перемены в его семье (назовём это так, чтобы не спойлерить), но увы!
Это донцоверс, глубоко копать не выйдет.
Немного #дд_образовательной о немецком языке:
Наверное, в каждом языке есть свои грамматические примочки. Посудите сами. Например, глагол «класть». Я кладу, ты кладешь, он кладет… Вроде просто, но почему тогда сотни и сотни россиян произносят: «Я покладу»? А близкий ему по смыслу «положить»? Я положу… Ан нет. Во многих устах он звучит по‑другому: я ложу. Ложу, и точка! Парадоксальным образом иностранцы, хорошо знающие русский язык, никогда не совершают подобных ошибок. Им вдолбили в голову, что это неправильно. Впрочем, и у немцев полно своих «грамотеев», не знающих правил собственного языка. Трудности чаще всего возникают с глаголами сильного и неправильного спряжения. Три основные формы этих глаголов следует заучить наизусть, как молитву, иначе никогда не скажешь правильно фразу в прошедшем времени.
Тёма, конечно, нужные формы глаголов назвать не может, зато Кристина – может. Более того, оказывается, что она владеет немецким:
– Погоди, – перебила я ее, – ты знаешь немецкий?
– Немного, – ответила Крися, – в колледже пятерки ставили.
Мы поболтали чуть‑чуть, и я с восхищением признала, что девочка великолепно владеет языком, а произношение у нее безукоризненное.
Хорошие, однако, школы были в Грозном, если там давали такие знания.
– Летом папа обычно отправлял меня в Германию на три месяца, – как ни в чем не бывало продолжала Кристя.
Чем дальше, тем веселее. Третья глава заканчивается вот таким вот клиффхэнгером:
– Зоя мне не мать.
Я почувствовала легкое головокружение.
– А кто?
– Никто.
– Как же ты с ней познакомилась, где?
– Она меня на дороге подобрала, возле села Мартан.
а в экранизации так нравилась пара Виолы и Олега, такие они приятные вместе. От того ещё более обидно то, какими они представят вместе в первоисточнике
), должен с этим вот себя соотнести?