Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

Анон · 2015-03-20 22:40:00

▼Итак, представляю вашему вниманию писательницу руками Надежду Попову⬍

Пять лет назад или около того на Самиздате появилась повесть "Ловец человеков" из цикла "Конгрегация". Ничего так повесть, фэнтезюшный детективчик про крутого Ынквызитора в картонно-средневековом антураже. Читабельно, а на фоне расплодившихся попадунов к царю и Сталину вообще шыдевр.
Потом появилась вторая повесть, третья книга уже потянула на роман, и все это вполне годно, интрига есть, шликабельный герой есть, чего еще от жизни надо, писатель почитывает, читатель почитывает.
Дальше было смешно. Собрав кружок из полудесятка преданных читателей, Надя схватила звездульку раньше, чем пробилась не то что в звезды, а хотя бы в астероиды. Всерьез уверовала, что написала шедевр. На СИ быстренько сформировался клуб хомячков, в основу которого Надя положила принцип "Кто похвалит меня лучше всех, тот получит сладкую конфету". Еще она ходила сраться за свои книги на Флибусту. Когда Надю напечатали тиражом аж в 2000 экзов, моча слава окончательно ударила ей в голову. Правда, при этом она немножко поумнела и на Фантлаб уже не ходила сраться сама, а посылала верных хомячков. Надя знатный хомяковод, у нее есть небольшой, но преданный отряд, который по первому ее слову бросается в бой. А поскольку Надя старательно себя яндексит и на особо ранивших ее нежную душу критиков жалуется в уйутненькой, хомячки без дела не сидят.

Это была присказка. Теперь сказка. Широко известный в узких кругах Могултай в свей уйутненькой отозвался о Поповой и ее книге:

▼Скрытый текст⬍

http://wyradhe.livejournal.com/390668.html

Надя, как водится, отследила и попыталась, видимо, дать ответ, но не тут-то было: уйутненькая Могултая оказалась анально надежно огорожена режимом френдз-онли. Тогда Надя высказалась у себя.

http://congregatio.livejournal.com/1083793.html

Хомячий отряд тут же кинулся ее утешать - но самое интересное началось, когда туда потянулись гости с Могултайника, а потом и сам Могултай. Затем срач начал расползаться по журналам хомячков - лишенные возможности поддержать Надю в могултаевом логове, они начали кампанию в своих уйутненьких, а Могултай пришел и туда:

http://kettenkrad.livejournal.com/43403 … 8#t2605938
http://wolfschanze.livejournal.com/1720 … #t30443645
http://wolfschanze.livejournal.com/1720 … #t30443901

Надеюсь, что Надя выгуглит себя и здесь, и мы квидим если не саму солнцеликую, то хотя бы несколких хомячков. Надя, правда, бомбит не так задорно, как Цыпа, но на закуску сгодится.

▼Чтения⬍

Анон · 2015-03-31 21:56:16

Хороший совет для всех.

Анон · 2015-03-31 22:10:46

Глава 22
Куртец мается в ожидании дня Дэ, время от времени ходит в собор попыриться на князь-епископа: прикольно так смотреть на чувака, который скоро умрет и сам об этом не знает.
Чтобы скоротать ожидание, Куртец и Маня едут на пикничок. На обратном пути Курт встречает курьера, приехавшего от инквизиторского главначальства. Ура-ура, главначальство признало действия Куртеца правомерными и не будет его наказывать. Это Манин покровитель постарался.
Герман Фельсбау, приятель покойного Шлага, пытается начистить Куртецу рыло. Куртец сажает его в холодную.
Наконец день Дэ - точнее, ночь Нэ - наступил(а)

▼Скрытый текст⬍

Курт оружия не брал - об этом его не просили, однако он был убежден, что и оба кинжала, и, тем более, арбалет все равно отняли бы: кроме самой Маргарет, ему не верил никто; о том не упоминалось, однако таковое положение вещей подразумевалось само собою и было подтверждено немедленно.

- Я вижу, некоторое здравое зерно в вашем отношении к реальности имеется, - заметил фон Аусхазен и кивнул одному из своих сопровождающих. - Обыщи господина дознавателя; может статься, что я все же польстил его рассудительности.

Курт не ответил, лишь шагнув ближе и приподняв руки; Маргарет, встретившись с ним взглядом, улыбнулась чуть заметно - то ли их общей в эту минуту мысли, касающейся герцога, то ли попросту припомнив себя в комнате Друденхауса в том же положении...

- Майстер инквизитор, - мерзким, сальным голосом поприветствовал Курта и князь-епископ, сегодня пребывающий в мирском платье - довольно вычурном для хождения по катакомбам камзоле, натянувшемся на животе, точно набитый ветошью мешок. - Кто бы мог подумать.

Он снова промолчал; к святому отцу, невзирая на его близкую участь, Курт сострадания не испытывал, отмечая в душе с некоторой настороженностью почти злорадство, и потому сказать в ответ что-либо, не приправленное открытой дерзостью, сейчас попросту не мог.

- Ничего, - негромко сообщил телохранитель герцога, отступив на шаг от терпеливо ожидающего окончания обыска господина следователя, и фон Аусхазен удивленно хмыкнул.

- Действительно - кто бы мог подумать...

- Довольно, - оборвала его Маргарет. - Нам пора идти.

Сказано было тихо, почти неслышно и спокойно, однако на сей раз со стороны герцога не прозвучало ни единой колкости или хоть усмешки; сегодня хозяйкой положения была она, и под сомнение это не ставилось. Дабы напомнить о собственном статусе, Курт отстранил солдата плечом и прошагал вперед, взяв ее под руку; помимо прочего, это лишило его возможности нести светильник, каковыми вооружились все присутствующие. До сих пор ему было неведомо, насколько хорошо осведомлен о нем герцог и известно ли тому о его столь досадной слабости; даже объяснения с Маргарет на эту тему до сих пор удавалось избегать, и менять что-либо в этом отношении Курт пока был не намерен. Сейчас он вышагивал следом за одним из телохранителей с факелом, чувствуя время от времени, как тонкие пальцы, лежащие на его локте, сжимаются - то ли пытаясь ободрить его, то ли саму Маргарет, то ли для того, чтобы попросту ощутить его подле себя.

За дверью ризницы обнаружился проход, из непроглядной тьмы которого дохнуло склепом и холодом; в узких коридорах катакомб можно было двигаться, лишь ступая друг за другом, и ее руку пришлось отпустить. Более не говорилось ни слова, ни одного вопроса задано не было, ни одной реплики, касающейся происходящего, не было брошено - молчание шло вместе с ними, впереди, за спинами, витая над головами; молчание и сумрак...

Долго ли коротко ли, приходит наша гоп-компания на место будущего жертвоприношения.

▼Скрытый текст⬍

Пятно света впереди, приблизившись, разрослось, и взору открылось пространство самой настоящей комнаты - со скобами для факелов в стенах, с каменными нишами; у дальней стены высились несколько резных стульев. Аромат, который он ощутил еще на подходе, разносился из курильниц, установленных вдоль стен - их было с десяток, и в самой комнате запах стал просто одуряющим.

Центр комнаты занимала каменная плита с выбитыми в ней петлями, в которых весьма недвусмысленно укрепились четыре ремня.

- Subitum est[172], - ухмыльнулся князь-епископ, перехватив его взгляд, устремленный на жертвенник; Курт сжал пальцы Маргарет на своей руке, отступив чуть в сторону от слишком близко стоящего солдата. - Пес лающий; неплохая замена агнца кроткого.

Подумать о том, как повести себя, о том, что подобные подозрения до сего мгновения его, в сущности, и не покидали, Курт не успел - стоящий позади князь-епископа солдат коротко замахнулся и крепко, точно стукнул святого отца по макушке.

- Он знал, что на моем ритуале должна быть жертва, - услышал он голос Маргарет рядом - точно издалека, из тумана над ночной рекой; он стоял неподвижно, глядя на распростертое в беспамятстве брюзглое тело на каменном полу. - Если бы я не направила его внимание на кого-то другого, возникло бы множество ненужных препон.

- Понимаю.

Голос прозвучал несколько сухо, и Маргарет вздохнула, ничего, однако, не сказав, лишь снова сжала пальцы на его руке. Не проговорил ни слова, к удивлению, и герцог - просто метнул в их сторону ледяной взгляд и обернулся к телохранителям, деловито пристраивавшим бесчувственное тело на каменную плиту.

- Здесь не видно луны, - чтобы сменить тему и забить хоть чем-то не нужные сейчас мысли, заметил Курт, глядя, как солдаты в четыре руки полосуют одежду святого отца, раскрывая окружающему миру волосатый белый живот, похожий на заплесневевший студень. - Как ты узнаешь, что настало нужное время?

- Я узнаю, - уверенно и просто отозвалась Маргарет. - Я уже ощущаю ее, и минуту, когда все должно свершиться, я просто почувствую.

▼Скрытый текст⬍

- Неужто подбиваете на предательство? - криво усмехнулся Курт, тот пожал плечами:

- Впервой ли вам?

Он сжал кулак, вскинув голову, но в ответ ничего не сказал, лишь стиснув до боли зубы; герцог кивнул.

- Я вижу, кое-что вы уже осознали; хорошо, что сейчас у вас хватило ума не впасть в буйство, майстер инквизитор. Быть может, оттого, что понимаете мою правоту?

- Что вам нужно от меня? - спросил курт устало. - Вам-то я уж точно не смогу быть полезен.

- Как знать, - возразил фон Аусхазен убежденно, оглянувшись через плечо на темный ход, где исчезла Маргарет. - Вы неглупы, готовы к переменам и - занимаете кое-какое место в нашем мире; маленькое место, однако же, не ничтожное, которое с помощью покровителя малышки Гретхен можно весьма скоро повысить. Я вполне отдаю себе отчет в том, для чего я нужен здесь, для чего нужен ей, однако я не желаю всю жизнь быть лишь благотворителем. А мое разительное отличие от этого таинственного господина состоит в том, что я предпочитаю работать со всеми, кто склонен к сотрудничеству, не привередничая, не придираясь к мелочам и не ожидая слишком многого. По моему глубокому убеждению, пригодиться может всякий, и от самого незначительного из союзников подчас можно ожидать судьбоносных поступков... Это первое. И второе: мы с вами, как бы вам ни было неприятно с этим соглашаться, в одном положении - ad summam[173], каждый из нас обречен в будущем проститься с земным бытием не по своей воле и в самый неожиданный момент. Если вы не испугаетесь над этим задуматься, вы поймете все сами; собственно, уже начали понимать...

- Предлагаете прикрывать вам спину от коготков Маргарет? - сквозь болезненную улыбку выдавил Курт. - Lepide[174].

- Взгляните на нашего святого отца, - с такой же хмурой улыбкой посоветовал фон Аусхазен. - Он тоже полагал ситуацию забавной. Думаю, когда он очнется от удара Петера, он круто переменит свое мнение.

- Как знать, - снова бросив взгляд на неподвижного князь-епископа, возразил Курт, - быть может, мне повезет?

- Вы не игрок, майстер инквизитор; в ваших глазах нет азарта. В ваших глазах я вижу расчет. Что в самом деле забавно, так это то, что этого не видит наш тайный покровитель; может статься, слишком избалован дарованными ему судьбой способностями и слишком полагается именно на них... Я вижу, огонь в глазах несколько утих, майстер инквизитор? Это обнадеживает. Собственно, что нам с вами делить? Гретхен? Бросьте; это она делит любого, к кому прикоснется - делит между собою и окружающим миром, нарезая на ломти, пока не истечете кровью. Вам было бы лучше никогда не знать ее и никогда не делать того, что сделали; но коли уж вы так или иначе впутались в это, придется выживать. Выжить подле ее каблука невозможно... Сейчас я не надеюсь склонить вас на свою сторону, майстер инквизитор; если б это удалось столь легко, я допустил бы лишь две мысли: либо что вы прикидываетесь, либо - что вы глупее и слабее, нежели я полагал. Но вы сами, я уверен, после всего, что увидите здесь, после того, как увидите ее по окончании обряда - вы сами задумаетесь над моими словами. Я знаю также, что гордость не позволит вам завести об этом разговор самому, когда вы осознаете справедливость всего того, что услышали от меня сегодня, а посему я просто задам все те же вопросы сам - несколько позже, когда до вас дойдет смысл произошедших в вашей жизни перемен.

- Не утруждайте себя, - отозвался Курт, и герцог снисходительно улыбнулся.

- Не слышу твердой убежденности в вашем голосе, майстер инквизитор.

Он не ответил, увернувшись от ладони, попытавшейся покровительственно похлопать его по плечу, и отошел к дальней стене, усевшись на один из стульев. От того, на котором несколько минут назад восседал человек в капюшоне, словно тянуло холодом, неощутимым, неосязаемым, но чувствуемым всей кожей.

Анон · 2015-03-31 22:19:26

мы неоднократно сталкивались с трудными временами, блистательно преодолевая их

неправильное предложение

сталкиваться с ситуацией/проблемой/трудностями

правильная фраза

Попытка приебаться к "представляет из себя" - ёбаный стыд. Перед хомяками сабжа так опозориться, фу.

Анон · 2015-03-31 22:21:04

Читец, спасибо!

Анон · 2015-03-31 22:32:45

Глава 23
Священнодействие начинается. Маня в греческом хитоне выступает, словно пава, и ритуал начинается.

▼Скрытый текст⬍

Все, прочтенное им о подобных ритуалах когда-то в академии и после, в архиве Друденхауса, грешило неточностями, неполнотой или недостоверностями, и кроме прочих мыслей и чувств его одолевало и самое обыденное любопытство. Поднявшись, он приблизился к жертвеннику, остановленный движением руки безликого за несколько шагов до каменной плиты; герцог встал неподалеку, и оба его телохранителя замерли за спиной господина дознавателя. Судя по всему, в его должном поведении сомнения все же сохранялись немалые...

Тем временем на пол по обеим сторонам плиты встали две чаши, и Курт припомнил, что в камне выбиты два желобка, которые он при первом беглом взгляде счел фрагментами древней полустершейся резьбы и которые, похоже, предназначались для стока крови. Чуть погасшие курильницы были заполнены снова, и в воздух ринулись ароматы, кружащие голову; и с миром вокруг внезапно что-то произошло - вновь стали явственно различимы все детали окружающего, вновь все стало восприниматься отчетливо и полно, будто тело могло теперь не только видеть и слышать, не только внимать запахам и звукам, но и ощущать нечто, чего как будто не замечало до сей минуты, но что всегда пребывало здесь, рядом, окружало всегда, не видимое, но существующее. И вместе с тем все словно отдалилось - стены, пол, тяжелый темный потолок и даже бьющийся свет факелов и светильников; все стало будто нарисованным или вытканным на старом, потрепанном гобелене, словно не настоящим или попросту ненужным, и все, что осталось - два человека у жертвенника и каменная плита, и даже жертва проступала в этом новом мире просто аморфной грудой мяса и крови.

Безликая фигура замерла у изголовья, а неслышная похожая на кошку жрица встала слева; сейчас Курт видел лишь ее спину - прямую и неподвижную, и - в опущенной вдоль тела руке - короткий нож с серповидным лезвием, отблескивающим в свете огня алым трепещущим светом.

На прочих он не смотрел и сорвавшихся уже на задушенный визг стонов привязанного к жертвеннику человека не слушал и не слышал - он слушал тишину, слушал, как в этой тишине различаются звуки, на которые прежде не обратил бы внимания и которые, казалось, вовсе недоступны для человеческого уха - шорох шелковых складок одеяния неподвижной женщины в пяти шагах от него, потрескивание крупинок благовоний в курильницах, шелест пламени факелов и светильников и биение собственного сердца, поразительно ровное, спокойное и почти безмятежное. И когда в тишине разнесся голос, лишь краешком сознания он отметил, что голос этот чуть слышится, что он должен слышаться едва-едва, что слова произносятся почти одними губами, и в любое другое время, в ином месте и ином мире он попросту ничего не расслышал бы и не разобрал ни звука.

- Zi'dingir mul'dilbat

Ilu Ishtar beltum sha ilani

Ilu Ishtar sharrat ki'mul'an'el

Sharrat sharrati iltu ilati

Sharrat sha kishshati nishi

Ia cit'shupu Ia urru shami u ircitim

Ia dapintu sha cabi nakirtim

Labbatum sharrat tahazi

Shemuya.[175]

Маня читает свой аш назг дурбатулук на хорошем аккадском, от которого даже Могултай вздрочнул слегка, снимает с себя накидку и вскрывает князь-епископу вены. Ей-богу, у Поповой даже стиль улучшается, когда она о таких делах пишет.
И тут к Марусиному гимну начинает добавляться тарабарщина Палпатина. Куртец понимает, что настал момент, и, отобрав у Маньки кинжал, ебашит ее рукояткой по черепу.
Маруська падает у алтаря, Курт оглядывается вокруг и понимает, что подмога не пришла, подкрепленья не прислали. Дальше можно опять заценить неспешную боевку Поповой:

▼Скрытый текст⬍

Момент...

Один момент, миг, всего один только миг остался в его распоряжении, и лишь сейчас, наверное, стало ясно до боли, отчетливо и несомненно, как много времени вмещает в себя это понятие - 'мгновение ока'. Вот так - ресницы опускаются, на неуловимую бесконечность скрывая окружающий мир под веками, и поднимаются снова. Один миг. До этой ночи их было множество - мгновений, решающих судьбу, важных, нужных. Но лишь сейчас случилось это - мгновение, пронесшееся стремительно и вместе с тем вытянувшееся, словно подбросили клубок нитей, сжатый, плотный, и он покатился, разматываясь и превращаясь из самого себя в нечто бесконечное и безмерное.

Это мгновение протекло в неподвижности. Двое солдат все еще стояли на месте, не схватившись даже за оружие, двое у двери успели сделать шаг к нарушителю спокойствия и теперь занесли ногу для второго шага, герцог, бледный и оторопевший, застыл, как изваяние, и, что пугало более всего, такой же застывшей была фигура в капюшоне - в двух шагах напротив, отделенная лишь неровным углом каменной плиты, и тени скрывали лицо, так что неясно было, куда устремлены его глаза. За это мгновение успели придти и уйти мысли, которые прежде не впускались в разум. Дверь, отгородившая катакомбы от внешнего мира, заперта, и следящие за ним агенты вряд ли сумеют взломать эти замки. А если и смогли - то слишком поздно, не сумев потом отыскать его следа в запутанных коридорах. Значит, готовая к захвату зондергруппа так и осталась во дворе кельнского собора. Значит, здесь, в этом каменном склепе, он - один. Значит, столь рискованно спланированная операция все-таки споткнулась о непредвиденное препятствие, и помощи не будет. Значит, все, что происходит теперь - взгляд в лица людей напротив и по обе стороны от него, стук собственного сердца, холодный воздух, вливающийся в легкие, весь этот невероятно бесконечный миг - все это в последний раз. Значит, когда это мгновение, наконец, кончится, их останется еще не более десятка, мгновений, отделяющих его от смерти. И это - тоже было впервые: в любой, самой безвыходной, ситуации до сих пор оставалась надежда на избавление, пусть призрачная и отчаянная; теперь же, с ножом в руке против трех обладателей неведомой силой и троих вооруженных бойцов - теперь надежды не было. Последняя ночь в жизни. Последний час. Последний момент.

Momentum veri.

Время разогналось снова, и случилось это прозаично, просто, к яви возвратил не страх смерти - страха, к удивлению, не было вовсе, не что бы то ни было еще, приличествующее случаю, а - омерзительный, посторонний в этом облаке ароматов запах, который, бывало, преследовал в заброшенных или опустившихся кварталах, в дешевых больницах для неимущих - кислый, вязкий дух человеческих испражнений. Здесь, у самого жертвенника, его не могли забить запахи неведомых благовоний. Что касалось святого отца, его как раз перспектива неотвратимой гибели испугала весьма и весьма.

Именно эта мерзость вернула мозг в действительность, встряхнула рассудок, заставив вспомнить, что есть - кроме этих стен и этой исчезающей призрачной луны, этих оживающих теней, марева, кружащего воздух - есть реальный мир, с улицами и домами, с птицами на чердаке Друденхауса, с людьми на улицах, с ним самим, с теплой рукоятью в ладони и - с тем, что он должен был, обязан был успеть сделать до того, как упадет на этот каменный пол и больше не встанет...

Он успел нащупать под пряжкой ремня стальную полоску (Фридрих, долгих тебе лет!) и рвануть, вытянув одним движением тонкое стальное лезвие, гибкой острой плетью рассекшее воздух с мелодичным, тихим свистом, успел сделать шаг вперед, пытаясь обойти каменную плиту раньше, чем герцогские телохранители заступят ему дорогу, и вдруг услышал громкий, лязгающий щелчок. Этот звук Курт узнал бы из тысячи - звук спускаемой струны арбалета.

Ни у кого из присутствующих стрелкового оружия не было, и тело не успело напрячься в ожидании холодного, пронзающего удара - мозг уже понял, что летящая с неистовой скоростью смерть предназначена не ему; понял раньше, чем глаза увидели одного из спутников безликого, отлетевшего к стене, а потом - невысокого щуплого человека с двухзарядным арбалетом в руке, всадившего второй болт в живот другому сопровождающему.

Значит, агент слежки все же прошел - вскрыв ли замки той двери или сломав их, неважно, но - прошел. Значит, и группа тоже здесь? Значит или нет?..

Нет, понял он, увидев, как тот врывается в комнату, вытягивая короткий кинжал из ножен. Группы нет. Почему, что еще сорвалось, задержалась ли помощь или не явится вовсе - думать об этом сейчас времени не оставалось. Сейчас оставался лишь еще один миг на то, чтобы развернуться к герцогским телохранителям, за спины которых тот довольно резво отскочил. Было еще полмгновения порадоваться тому, что у обоих тоже короткое оружие...

То, что вырвалось из горла безликой фигуры, было не словом, не криком, не шипением даже, а будто беззвучным, бьющим по ушам ударом в воздух, и боковым зрением Курт уловил, как его 'хвост', словно наткнувшись на невидимую стену, содрогнулся, хватанув воздух ртом, и побелел, уставясь перед собою остекленевшими глазами. Он пробежал еще два шага, и было видно, ясно видно, четко до дрожи в каждой жилке, что эти два шага делал уже мертвец, просто по инерции ноги пронесли безжизненное тело вперед, пока, запнувшись, он не упало, откатившись в сторону, точно куль с мукой...

И это случилось снова - снова возникло это долгое, тягучее, как клей, мгновение, в которое опять уместилось бессчетное количество мыслей и весь мир, что был вокруг. Когда капюшон развернулся в его сторону, обратившись к нему тенью вместо лица, Курт понял, что не успеет - ничего не успеет. Даже попытаться. За это долгое мгновение он понял, что сделать не может ничего - ни отпрыгнуть в сторону, как от выстрела, ни закрыться, как от удара мечом, ни уклониться - ничего. Что может только ждать смерти - глупой, бессмысленной и напрасной; и ждать осталось недолго...

Удар голоса о воздух прозвучал снова, и в голове точно бы что-то взорвалось, словно вены в висках лопнули, а глазам вдруг стало горячо, как будто его окунули в поднимающийся над углями дым - прожигающий насквозь, но вместе с тем ледяной, как сугроб у порога в февральскую метель. Курт покачнулся, схватившись за камень жертвенника, ненавидя себя за слабость, за свое самомнение, из-за которого случилось все, что случилось, из-за которого сейчас погиб человек - так же, как погибнет теперь и он, бесполезно.

- Не может быть! - голос из-под капюшона вырвался со свистом, и сквозь соленый туман на ресницах он увидел, как фигура отступила назад, к стене.

А вот может! Потому что Куртец у нас - Буратино, а на Буратин колдунство не действует.
Впрочем, Куртеца вот-вот заборют тупо числом, как вдруг...

▼Скрытый текст⬍

- Стоять на месте, оружие на пол! Святая Инквизиция!

Это был голос из прошлого. Голос из жизни. Из мира - того, другого мира, оставшегося за толщей камня и земли.

Deus ex machina.

- На пол оружие, руки на виду! - повторил голос Гвидо Сфорца - громкий, уверенный, злой, разносясь под низкими сводами, словно грохот обвала, и Курт с готовностью сделал два поспешных шага назад и чуть в сторону от смотрящих в комнату арбалетных болтов, дыша тяжело, хрипло, сорванно, чувствуя облегчение, которого не испытывал уже давно, чувствуя, что жизнь возвращается, возвращается та реальность, в существовании которой он уже начал сомневаться здесь, в этих клубах дурманящих курений и холодного неощутимого ветра...

- Вот черт, - равнодушно проронил герцог.

Cinquedea полетела на пол, и от этого звука словно разбилось что-то, держащее в неподвижности темную фигуру у дальней стены, к которой осторожно, исподволь, подступали двое - не вооруженные, как и те, кто пришел с безликим...

Звон брошенного на пол клинка прозвучал, как голос колокола.

Звон словно остался в воздухе, в мгновение ока заполнив весь мир, проникнув в каждый нерв и вытянув его в струну, и прежде, чем Курт успел крикнуть предупреждение, вновь приподнялся капюшон без лица, вскинулась рука, изборожденная темными морщинами, и двое напротив безликого разлетелись в стороны, словно тряпичные куклы. Кардинал рванулся вперед, и рука с сухими, как ветки, пальцами качнулась к нему; Курт бросился к наставнику, не надеясь ни на что, понимая, что сделать не может ничего, снова - ничего...

Тот отшатнулся, закрыв лицо рукой с тяжелым баклером - движение было инстинктивным, безотчетным - и так же отлетел прочь, повалившись на руки ученика безвольно и тяжело. Оба опрокинулись на каменный пол; звон впился в мозг последним пронзающим переливом одновременно с уже пережитым сегодня биением пронзительного, но не слышного голоса о плотный, словно туман, воздух; и снова в глазах потемнело, и теперь исчез даже мир, поглотивший его этой ночью, мир призраков, мрака и теней...

На этот раз боль ушла не сразу, не сразу стали видеть глаза, не сразу вернулись звуки, доносящиеся до затуманенного рассудка из окружающего; Курт с усилием разлепил веки, как оказалось, плотно зажмуренные, и почти наощупь, почти ползком, добрался до тела кардинала, упираясь в пол ничего не чувствующими руками и поскальзываясь на сбегающей по ладоням крови.

- Ваше высо... - голос сорвался; язык не желал ворочаться, выговаривая сложные слова, и курт просто крикнул, слыша, что выходит шепот, и понимая, что обращается к мертвому, но не желая верить в это: - Сфорца!

- Мессир Сфорца, курсант, - чуть слышно возразил мертвец на своем ужасающем немецком; закашлялся, приподнявшись, и сипло выдохнул: - Verginita puttana Maria con dodices apostoles...

- А нас за такое пороли, - улыбнулся Курт с невероятным, немыслимым напряжением, тяжело проглотив облегченный вздох.

- И справедливо пороли, - шепотом отозвался кардинал, с усилием упершись в пол левой рукой и прислонясь к стене; глаза кардинала были закрыты, лицо - цвета тщательно отстиранной простыни, провисевшей под солнцем не один день.

Палпатин тем временем съебывается, ну а прочих вяжут. Куртец не упускает случа вдарить герцога по яйцам за поруганное детство Маруси.

▼Скрытый текст⬍

Кисть руки Сфорца напоминала лапу мертвой птицы - скрюченную, сухую; Райзе переглянулся с Керном, и тот предположил нерешительно:

- Быть может, просто онемение... после отпустит...

- Не отпустит, - равнодушно отмахнулся здоровой рукой кардинал. - Сердце сдюжило - и то утешает, но хорошим instructor'ом мне теперь уже не быть.

- Он пытался проделать то же самое и со мной, - тихо произнес Курт. - Почему у него не вышло?

- Потому что к твоему прикрытию привлекли едва не весь выпуск особого курса прошлого года, - откликнулся кардинал, прикрыв глаза и откинувшись к стене спиною. - И целиком абиссус[184].

- Целиком - что? - уточнил Ланц; Курт вздохнул, глядя в пол.

- Мы так называли монастырь, - пояснил он негромко, - куда переводят тех, кто отчислен из академии или тех, кто честно выучился, но работать по каким-то причинам не смог; мы наивно полагали, что наставники об этом прозвании не знают... Ходили слухи, что братия этого монастыря - вся сплошь праведники. Значит, не слухи? - уточнил он; кардинал, вновь предавшись созерцанию своей ладони, через силу улыбнулся.

- Не сплошь, разумеется, и не лишь только праведники, однако силы их молений за тебя хватило, как видишь. Подробности после, Гессе. Во-первых, стоило бы для начала покинуть сие премерзкое место, а во-вторых, многое из того, о чем ты спросишь, столь секретно, что даже для ушей майстера обер-инквизитора не назначено. В-третьих, - хмуро добавил он, вперив требовательный взгляд в Райзе, - кто-нибудь, наконец, забинтует моего курсанта?

Вот так, а мы-то думали, что Курт как-то силой ума и воли превозмог телепатию... А вот нет.

Анон · 2015-03-31 22:40:12

придти и уйти

трех обладателей неведомой силой

:really:

Анон · 2015-03-31 22:43:07

Не сплошь, разумеется, и не лишь только праведники, однако силы их молений за тебя хватило, как видишь.

Вот что крест животворящий делает!

Анон · 2015-03-31 22:48:30

Глава 24

Инквизиторам дождь не нравится: дрова мокнут

▼Скрытый текст⬍

- Ты гляди, он и не думает переставать, - тихо заметил Ланц, скосивши взгляд в окно; рамы были выставлены, и в рабочую комнату майстера обер-инквизитора проникал влажный, душный воздух, пропитанный моросью, висящей в воздухе вот уже вторые сутки.

Керн переглянулся с подчиненными, покривив губы, и вздохнул.

- Вот и я о том же, - согласился Дитрих все так же негромко. - А если это будет еще с неделю? Не навес же над ними сооружать...

- Полагаешь, - уточнил Курт с сомнением, - что приговор удастся вынести в ближайшие дни?

- А у нас выбор имеется? Абориген, ты прикинь, сколько времени может потребоваться, чтобы до папского слуха дошло все то, что затевается здесь; и еще не известно, какой именно из святейшеств вздумает обратить на все происходящее свое внимание. Положим, от Рима мы еще как-то сумеем отбрехаться - на то здесь мессир Сфорца; но если Авиньон... Хоть ты лопни, а суд должен пройти скоро, и когда в Кельн явится гневный курьер с указанием пересмотреть дело, мы должны уже смести пепел в совочек. И никакие улики, никакой арест на месте преступления нам уже не помогут; даже сейчас вполне может выясниться, что попросту одинокая вдовушка развлекалась с любовниками в катакомбах, за что ей не костер полагается, а покаяние с постом. Ну, может, князь-епископа с места снимут - и все... И я уверен, что люди герцога наверняка уже собрались в армию с намерением взять Кельн приступом. Два курфюрста, арестованные разом; вообрази только! такого никогда, ни разу за всю историю Империи, не бывало. Город обложат, как Трою, и дай Бог, чтоб не с теми же итогами. Дня три у нас есть, не более.

- Причем, все должно смотреться чинно и мирно.

Голос Сфорцы так и остался спустя уж сутки после пережитого им удара надтреснутым и сухим. По возвращении из катакомб сердце кардинала все же воспротивилось полученному насилию, и Райзе более четверти часа бился над умирающим, пока экстренно вызванный профессор Штейнбах спешил в лазарет Друденхауса. Откачать страдальца удалось лишь к вечеру, и сейчас Сфорца, держась за висящую на перевязи левую руку, сидел у стены, привалясь к ней затылком, и говорил мало, коротко и с явным усилием. Левый уголок бледных губ кривился в навсегда застывшей усмешке, отчего при взгляде на его лицо становилось не по себе.

- Если мы не станем дожидаться приличествующей событию погоды, - пояснил он едва слышно, - станут говорить, что дело завершено слишком спешно. И задумаются над его верностью.

- Или, - возразил Курт, глядя в окно, на мелкие капли, туманящие облик города, - скажут, что сам Господь осудил преступников, усугубляя вынесенный приговор.

Старшие товарищи охуевают от Курточкиного хладнокровия. Маня, конечно, убивца и когдунья, но все-таки женщина, которую он еб, неужели можно вот так-то?
А вот можно.

▼Скрытый текст⬍

Или - произошел этот внутренний щелчок еще раньше? В те минуты, когда, сидя у алтаря в пустой часовне Друденхауса, он привыкал к возникшей в нем мысли, когда он уже знал, что и как надо сделать, чтобы исполнить то, что должен? Когда в его мозгу появился план всей этой долгой, муторной и, вообще, авантюрной затеи с 'внедрением'. Когда, рассказывая о своих планах сослуживцам и Керну, видел их взгляды - ошарашенные, пристальные, удивленные, придирчивые; когда, встречая эти взгляды, понял вдруг, что в нем самом ни одного из этих чувств нет. Что их нет вовсе. Никаких. Потому что к тому моменту он уже понял, что важно. Свои приоритеты к тому времени он расставил. Потому что тогда уже знал: главное - не взгляды, не шепот за спиной, не открытая неприязнь или похвала. Facere debentia faci [186]. Остальное несущественно.

Сейчас он действовал все так же - расчетливо, спокойно и отстраненно, снова время от времени видя все те же обеспокоенные взгляды, понимая, что от него ждут срыва, ждут тоски, хотя бы хандры, по меньшей мере; Курт принимал эти взгляды молча, ничего теперь не объясняя, не возражая и уже не злясь, потому что понял - от него ожидают того, чего ждали бы от себя. Втолковать Ланцу или Керну, чем он так отличен от них, почему ничего подобного в его душе не зародилось, он едва ли смог бы, как не мог пока объяснить даже самому себе - просто принял свое безучастие как факт, а посему лишь молча исполнял все, что сейчас требовалось исполнить, не вдаваясь в споры и пререкания.

Когда Керн приказал 'не совать носа' в допросную, где проходила беседа с Маргарет, он лишь пожал плечами, все так же равнодушно откликнувшись 'слушаюсь'. Сказать, что он потерял прежний интерес к делу, утратил азарт, с которым ухватился за подвернувшееся ему дознание два месяца назад, было нельзя - Курту все так же не терпелось быть везде, где сейчас хоть что-то происходило. Он все так же жалел, что не может быть сразу в нескольких местах - в замке фон Шёнборн, где обыск теперь шел уже не силами всего двух усталых следователей, а немалой ордой специалистов; что не может оказаться при этом и в городском доме герцога тоже, где обнаружили подробнейшие планы подземных лабиринтов Кельна (один из ходов которых, к немалому изумлению даже Керна, оканчивался замурованной дверью в старую башню Друденхауса), в покоях князь-епископа, в соборе, в катакомбах, где прибывшие с кардиналом люди нашли комнату с книгами и рукописями, в том числе и тем злосчастным 'Трактатом', каковой, никому более не попадаясь на глаза, исчез в небытии. На любые вопросы о нем Сфорца хмурился и повелевал заниматься своим делом...

Расследование иет полным ходом, всех пытают как положено, князь-епископ повредился в уме, герцог колется понемногу, Маня молчит.
Имя Палпатина все еще неизвестно, и кто сука среди кураторов Инквизиции - тоже.
Бруно в ахуе, его разыграли втемную, чтобы перед студентами его колбасило всерьез, а студенты пустили слух, что Куртец ссучился окончательно.
Наконец Маня трубует свидани с Куртом: говорит, что сдаст Палпатина, если ей дадут побеседовать с изменщиком коварным.
Курточку подводт к этой идее так осторожно, будто это ему, а не ей, предстоит идти на костер.
Куртец идет на последнюю свиданку.

▼Скрытый текст⬍

Добиться, однако, оказалось сложнее, нежели он рассчитывал, и сейчас, идя по узкой лестнице вниз, Курт думал о том, что сегодня нет сомнений, нет колебаний, которые терзали душу, когда вот так же всего два месяца назад он спускался по этой же лестнице, чтобы говорить с Отто Рицлером в том же подвале. И когда из раскрывшейся двери допросной пахнуло все тем же, таким же знакомо-тошнотным запахом раскаленного воздуха, пота и крови - даже тогда ничто не шелохнулось ни в нервах, ни в сердце, ни в разуме. Ничто не дрогнуло, когда встретил взгляд фиалковых глаз, устремленных на него с ожиданием, с болью, с негодованием, с мольбой и ненавистью - со всей невообразимой смесью чувств, какие могли только зародиться в женщине, стоящей в пяти шагах напротив.

- Перерыв.

Голос Райзе, сидящего за тяжелым столом рядом с по-прежнему бледным Сфорца, прозвучал буднично, словно это был голос каменщика, объявившего своим товарищам о том, что пора бы заморить червячка и передохнуть; Маргарет вздрогнула, губы ее шевельнулись, но не вымолвили ни звука, лишь фиалковые глаза все так же неотрывно смотрели на вошедшего, пытаясь отыскать в его лице то, чего там не было...

- Вы хотели его видеть, - продолжил все такой же обыденный, немного усталый голос Райзе, и глаза цвета луговых озер на миг метнулись к нему, деловито перекладывающему на столе разрозненные кипы бумаг. - Вот он.

- Я вижу, - тихо донеслось, наконец, из опухших губ, и Курт шагнул еще ближе, остановившись в двух шагах - почти вплотную.

С Маргарет эти дни не только разговаривали - это было видно сразу. Курт не назвал бы свой взгляд наметанным, однако кое-что - следы, отметины, кровоподтеки - было знакомым, было, он бы сказал, академичным. То, чего не разглядишь из толпы, что не бросается в глаза. Иглы. Они использовались не раз, и даже можно было с уверенностью утверждать, что это дело рук Ланца. Magicus baculum[191] Дитриха. Его почерк. Бич; не плеть, не розга - эти следы не узнать нельзя. Это Райзе.

- Хорошо держишься, - заметил Курт, бросив через ее плечо взгляд на исполнителя. - Не ожидал.

- Это должно было мне польстить? - чуть слышно произнесла Маргарет; он пожал плечами.

- Учитывая твоих следователей - разумеется... Итак, ты хотела меня видеть. Зачем?

- Зачем?.. - проронила она растерянно, с усталой злостью. - После всего, что ты сделал - ты спрашиваешь 'зачем'?!

Курт не ответил, стоя все так же в двух шагах, глядя с выжиданием; она отерла лицо о плечо, стиснув в кулаки ладони поднятых над головой рук, и сжала зубы, пытаясь не дать себе заплакать.

- Я... - голос ее сорвался; Маргарет судорожно сглотнула, переведя дыхание, и договорила: - Я хочу знать, когда все, что между нами было, стало игрой.

- Всегда, - отозвался он просто и, перехватив ее взгляд, уточнил: - С того дня, когда я понял, что Филиппа убила ты. Ты это хотела узнать?

- Всегда?.. - повторила Маргарет потерянно. - Значит, все это... пьяная выходка в моем доме... наш день на Райне... все, что ты мне говорил... Все ложь?

- Не все. Я обещал, что герцог фон Аусхазен заплатит за совершенное, и ты это увидишь. Так и будет. По приговору ему предстоит умирать первым, после - князь-епископу и тебе, посему рассмотреть ты сможешь все в подробностях. И, как я и обещал, он умрет в муках: за покушение на инквизитора его участь - коптиться над углями, а это часа два-три.

Она засмеялась хриплым дергающимся смехом, опустив голову, и глаза подняла не сразу.

- Это что же, - спросила Маргарет надрывно, - такой особый инквизиторский юмор? Это должно быть, по твоему мнению, забавно?

- По-моему, да, - откликнулся Курт. - Но я не удивляюсь, что ты не оценила. Это все, что ты хотела услышать?

- Ты говорил, что...

Маргарет запнулась, боясь вымолвить хоть слово, боясь с первым же звуком выпустить на волю слезы; он вздохнул.

- Что люблю тебя? Говорил.

- И ты так просто... вот так просто... сменил любовь на ненависть?

- Ты хотела, чтобы я сказал тебе то, что ты и сама знаешь? Ты хочешь услышать это именно от меня? Хорошо. Слушай. Будем логичны, - предложил Курт по-прежнему спокойно. - Что есть такое - 'любовь'? Это удовлетворение от того, что находишь человека, соответствующего твоим представлениям об идеальном друге и - любовнике. Любовнице, в моем случае. Идеальной любовницей ты была. Мне будет сложно найти нечто похожее в будущем... Но у меня впереди еще много времени. Что такое идеальный друг? Это тот, кто разделяет твои представления о мире, о человеке, обо всем; мелкие несхождения во взглядах допустимы, но ограничены. И отсюда, милая, возникает вопрос: а по какой причине я должен продолжать любить человека, который в корне отличен от меня? До того дня, когда я узнал, что ты вот так просто, словно муху смахивая со стола, убиваешь человека - это было... Однако, люби я тебя хоть и до полусмерти, до исступления, сколь угодно глубоко и искренне, это ничего бы не изменило - ну, разве, сейчас, стоя перед тобой, я, быть может, давился бы слезами, как ты. Ситуация проста, Маргарет: я инквизитор, а ты - уж прости за vilitas verborum[192] - ведьма. Убивающая людей. Мой долг - остановить тебя любыми способами. Что тебя все еще удивляет?

- Долг? - переспросила она с болью. - Любыми способами? Стало быть, исполнение долга оправдывает подлость?

- Да, - кивнул Курт. - По отношению к противнику - вполне. Sycophantae sycophantari[193], Маргарет; я воспользовался твоим же оружием, всего лишь. Хочешь узнать, не терзаюсь ли я из-за этого? Вынужден тебя разочаровать. Нет. Что ты желаешь знать еще?

- Что с тобой случилось? - почти шепотом выговорила Маргарет. - Когда ты таким стал?

- Я таким был. Всегда. То, что ты этого не увидела, не поняла, не начала опасаться вовремя - это твоя ошибка. К чему ты потребовала этого разговора? Зачем? С целью пробудить во мне сожаление? Раскаяние? Чего ты хотела добиться?

- Может, чтобы ты сказал, что тебе жаль...

- Тебя? - уточнил Курт. - Мне жаль тебя и жаль, что все так сложилось. Все-таки, я тебя любил когда-то, и мне жаль потерять то, что мне нравилось; это primo. А secundo - я уже говорил, что сострадаю каждому, кто оказывается в твоем положении. К этому меня тоже обязывает мой долг инквизитора. А еще мне жаль четверых молодых парней, которые помешали тебе своим существованием, и их, Маргарет, мне жаль гораздо более - они виновны разве лишь в глупости, однако за такое обыкновенно не убивают. Ты все еще не поняла? Ты здесь не за то, что вздумала поклоняться кому-то, кому не поклоняюсь я. Мне все равно, кто и как проводит свое время, пока его вера не вступает в противоречие с Законом. И это не блажь Конгрегации, при любом государственном устройстве и любом правителе, в любой стране есть несколько непреложных правил, которые не должны меняться по первой прихоти. Одно из этих правил гласит: не отнимай жизнь.

Извините за длинную цитату, но мне кажется, что все мудачество Куртеца надо было явить в полной мере.
Вот в этом месте я могу только присоеиниться к Могултаю: Куртец изображает из себя охуенного поборника закона - но не он ли отпустил профессионального киллера по старой дружбе? Он рассказывает сказки, что ему безразлична Маруськина вера - но не он ли пытал и довел до самоубийства беднягу Рицлера за то, что тот не те книги читал?
Короче, пиздюк наш Куртец, пиздюк высшей пробы.
Маруся хочет обмена: имя на поцелуй. Она явно пытается мочкануть напоследок Курточку тем же способом, каким мочканула Шлага. Курт соглашается на поцелуй, но... на Буратино колдунство не действует!
А жаль.
Маня слово держит: Палпатин известен ей под именем Мельхиор.
Глава завершается аххуенно длинной и крючкотворской формулировкой приговора. Вот где канцеляризмы Поповой оказались куда как к месту.

Анон · 2015-03-31 22:54:39

Пардон, читец погорячился.

Глава 24, окончание
Студенты делают ставки: придет Куртец на сожжение любимой или не придет?

▼Скрытый текст⬍

Куртец внезапно достигает примерения с Бруно:

▼Скрытый текст⬍

- Это, - продолжил Курт уже серьезно, - не означает, что я жалею о сделанном. Твои приятели зря спорят, буду ли я на площади сегодня: буду. Ланц и Керн зря ждут от меня срыва. Райзе напрасно вздыхает мне вслед и боится произносить ее имя. Я сделал то, что считал и считаю нужным, я сделал бы это снова, и у меня нет сожалений - ни на йоту, ни миг. Я спокоен, потому что я прав. Как и ты думал тогда. Твой поступок нельзя назвать предательством, потому что предательство - измена своему. Тогда я не был своим. Ты исповедовал другие идеалы, я был чужим, я был противником и я - проиграл. Злобствовать я имею право лишь на это, на себя за то, что был невнимателен, неумен и слаб. На тебя - только в том случае, если бы ты оставался противником, каковым ты более не являешься; мало того - твои ошибки тобой осознаны и отринуты. Conclusio[200]. Мы на одной стороне, и все, совершенное нами как неприятелями, должно быть... не забыто (снова прав отец Бенедикт), ибо полезно все, что знаешь и помнишь, а - переосмыслено. У меня была возможность и понять это, и - уже совершить, посему у меня с этим проблем нет. А у тебя?

- Черт... - не сразу откликнулся Бруно, поднявшись и нервно оправив рукав. - После такой проповеди я и слова добавить боюсь.

- У тебя ко мне тоже должны быть претензии, - согласился Курт спокойно. - Накопилось за почти год; понимаю. На собственные согрешения я закрывать глаза тоже не намерен. Обсудим это, или тебе нужно время?

- Забыли, - просто отмахнулся подопечный. - Если мы начнем выставлять взаимные счеты - ты прав, добром это не кончится. Буду тешить себя грешной горделивой мыслью о том, что я сделал первый шаг.

- Мир?

Бруно посмотрел на протянутую руку и, не колеблясь, шагнул навстречу, сжав ладонь в скрипнувшей черной перчатке.

- Мир, - подтвердил он нарочито торжественно и опасливо отодвинулся. - Обниматься не будем, ладно?

- Я уже наобнимался за последний месяц, - отозвался Курт, и подопечный согнал с лица улыбку, отступив и снова скосив взгляд в окно.

Куртец, естественно, всю казнь превозмогал - но превозмогал не любовь, а пирофобию: мы же помним, что он до усрачки боится того, на что обрекает других:

▼Скрытый текст⬍

В стоячем влажном воздухе Кельна удушливый запах, пришедший с площади перед церковью святой Агнессы, вперемежку с дымом висел плотной пеленой, мешаясь с дождевыми каплями, оседая на лице, одежде, впиваясь в легкие. Глаза щипало, дым выжимал едкие, как кислота, слезы; в голове стоял туман, похожий на эту дымно-жаркую завесу, и тело услужливо подсказывало воспоминания - горящее нутро замка, дым, жар, неподвижность. Смерть. Вкус пепла на губах. Вкус крови на губах.

Рассудок отказывался разделять воспоминания годичной давности и то, что началось три с лишним часа назад и - все еще продолжалось за спиной, на площади. Курт ушел раньше - когда утихли крики и стало неузнаваемым то, что знал. На него больше не смотрели - и он ушел.

Бруно молча шел позади, но его шаги едва осознавались. В голове гудело пламя, все так же будя полузабытые воспоминания и так же переплетаясь с только что слышанным треском и свистом влажного дерева, заглушающим нечеловеческий непрекращающийся вопль. Пламя и смерть. Смерть, которой когда-то едва избежал сам. Пепел. В воздухе, в легких. На губах. Вкус пепла на губах. Вкус крови на ее губах; это было только вчера...

Споткнувшись, он едва не упал, ощутив, как рука поддержала под локоть; высвободившись, отмахнулся, не глядя.

- Я в порядке.

Своего голоса он не услышал, однако ладонь с локтя убралась, и он зашагал дальше, все явственнее ощущая привкус пепла и крови. Еще вчера. Словно только что. Словно - вот сейчас, те же губы...

Когда тошнота ударила в горло, Курт насилу удержался на ногах, упершись в стену какого-то дома ладонью и согнувшись пополам; его вырвало горькой, мерзкой слизью, и снова, и еще раз, а вкус пепла все оставался и, казалось, проникал сквозь кожу, в легкие...

Желудок уже опустел, и следующий приступ был просто спазмом, судорогой; ладонь соскользнула со стены, и под локоть снова подхватила рука, не давая упасть. На этот раз он не стал отталкивать эту руку и дальше шел, опираясь на нее, пошатываясь и слабо видя дорогу.

Анон · 2015-03-31 22:56:39

Зачел. Заплакал.
Длиннющий абзац про мгновение ока доставил особо. Слоу мооо, - голосом Бэд Комедиана.

Анон · 2015-03-31 23:07:16

ЭПИЛОГ

Куртец мается вопросом: хорошо это или плохо, что он Буратино? Отец Бенедикт говорит, что скорее хорошо.
Пото Куртец признается, что ему слегка икнулось Марусино предсмертное проклятие:

▼Скрытый текст⬍

- Не вернулись ли кошмары, хотите спросить... - отозвался он чуть слышно. - Да, поначалу... В первую ночь. Сначала снова снился замок фон Курценхальма, снова огонь... а потом...

- А потом - она, - договорил отец Бенедикт уверенно, когда он замолчал.

- Да. А потом она, - подтвердил Курт. - Когда я проснулся, очнувшись от кошмара с замком, я увидел... это. То, что от нее осталось. Рядом. В своей постели. И после этого проснулся снова. Это повторялось еще несколько раз, но сейчас, спустя почти две недели... Понимаете, сейчас - я сплю, как младенец. Потому я и хотел слышать именно ваши слова, именно от вас узнать, что я не чудовище. Я очень быстро все это забыл, понимаете? Когда разум привык разделять воспоминания о том, что было со мной, и о том, что я видел на площади Кельна, когда все это перестало переплетаться у меня в рассудке - я тут же все забыл. И успокоился. Но даже когда все это еще было, когда я вот так просыпался в холодном поту - я ведь и тогда знал, что она снится мне не потому, что я страдаю о ней. Я знал, понимал, что причины всего две: мои собственные переживания год назад и... - Курт помедлил; слово казалось неподходящим, излишне грубым даже по отношению к той, что больше не волновала душу, однако договорил: - и брезгливость. Стоило вспомнить, как мы с ней... и подкатывала тошнота. Я даже засомневался... - он осекся, удивляясь тому, что не разучился до сих пор краснеть, и чувствуя пристальный взгляд наставника. - Засомневался в том, что в будущем это не будет всплывать перед глазами, когда... гм...

- И как? Проверил? Не всплыло? - медовым голосом уточнил духовник, и теперь покраснели даже уши.

- Только ради эксперимента, - пробормотал он, не поднимая головы.

Понимаете, да, аноны? Он пошел и трахнул женщину - ту самую Беренику, племнницу квартирной хозяйки, - чтобы проверить, встанет ли у него хуец после сожжения.
Проверил и успокоился.
Под занавес мы узнаем, как подвиги Курта отразились на большой политике:

▼Скрытый текст⬍

Беседа с императорским комиссаром прошла в обстановке куда более спокойной, угрозы обсуждались вполне внятные, а главное - общие, ситуация оценивалась четко. Территория Кельнского архиепископства и владения герцога переходили под прямое императорское управление 'до выяснения всех обстоятельств', впереди была грызня наследников, посему прибывшие войска должны будут оставаться в ближайших окрестностях и самом городе еще не вполне определенное, но вполне протяженное время. В завершение прибывший заметил, что господин Император пока еще пребывает в неведении относительно итогов судебного процесса и наверняка не останется равнодушным, проведав о его результатах, на что Керн лишь тяжело усмехнулся: 'Узнав, что мой парень снял с него двух курфюрстов с голосами 'против'? Один из которых - прямой претендент на Германский трон? Еще бы. Какое уж тут равнодушие'. Тот дернул бровью, скосившись на безмолвного свидетеля их разговора, и в ответ промолчал. Так же, как лишь молча вздохнул последний высокий гость, навестивший Кельн - посланник Папы, который не смог обойти вниманием настолько громкие дела, начатые новой и de facto неподвластной ему Германской Инквизицией. К счастью, обещанных покойным герцогом эмиссаров из Авиньона так и не появилось, а с прибывшим из Рима собратом кардинал Сфорца столковался быстро, мирно и тихо, уединившись с оным для беседы в часовне Друденхауса.

То есть, этим расследованием и казнью Инквизиция так лизнула императору, что ой.
Куртец, который умеет считать до трех, соображает, что раз ему попались Каспар с Мельхиором, то где-то должен лазать и Бальтазар. И вообще отец Бенедикт подтверждает его подозрения: да, малефики кучкуются, объединяются и Конгрегация накануне большого шухера.
Завершается это куском из доклада о. Бенедикта кому-то, из которого ясно, что Инквизиция вовсе не верит в то, что проповедует людям. Например, книгу Эстер там толкуют так:

▼Скрытый текст⬍

К сему полагаю необходимым приложить упоминание и мое видение событий, описанных в Библии, а именно - разумею Esther[206], каковая повествует о вещах, для божественного предания странных и туманных, однако приобретающих свет и ясность, ежели взглянуть на них иначе. Как известно, в оной Книге поведано о том, как персияне, притесненные и ущемленные на собственной земле иудейскими дельцами, соблазнили царя своего Ксеркса дать им дозволение на избиение еврейских пришельцев, и известно также, что Эсфирь, царица, хитростью выманила у супруга своего благословение на обратное деяние. Известно, что иудеи, снабженные царским одобрением, перебили в те дни многие тысячи человек из величайших персидских родов. Однако не известно следующее, что становится вероятным при тщательном рассмотрении сей истории. Первое. Эсфирь, по-гречески, есть Эстер, что на языке иудеев, что римлян; и сие есть, как было мною уже упомянуто, произношение имени Иштар или Ашторет, или же Астарта. Второе. Брат же ее, способствующий и помогающий всему свершившемуся, звался Мардохей, что и есть инакое Мардук, супруг сей богини. (Думаю, верно будет вывести, что предание было лишь подведено к всеобще известному толкованию иудейскими хронистами - быть может, ради вселения в народы страха перед племенем, каковое долгие поколения пребывало в рабстве и позабыло уже само времена, каковые ознаменовывались победами оружия его и трепетом врагов. Тех, рассудили их мудрецы, кто избил безнаказанно стольких многих, станут трепетать и опасаться. Но сие не суть важно и в обсуждаемом случае неинтересно). Третье. Никакие правители, сколь угодно подвластные своим женам, не сумели и не возжелали бы дать свое благословение на убийство тысяч своих единоплеменников в угоду и защиту инородцев, как бы ни была велика известная зависимость от их деятельности, и в случае крайностей поступают с ними так, как французский король поступил с рыцарями Храма, да смилуется Господь над душами всех их. Итог сказанного таков. Первое: сестра и брат Эстер и Мардук есть не иначе как жрец и жрица культа сих божеств, состоящие явно в кровосмесительной связи, обычной для их культа, и сие не пробуждает удивление, ибо зачастую служители оставляли свои имена, обретенные при рождении, и нарекали себя именами своих кумиров. Второе. Ничего необыкновенного нет также и в том, что некто из персиянской знати внушил правителю мысль о избиении культистов, каковые могли вызывать нарекания у прочих подданных чем угодно, вплоть до излишнего рвения в жертвованиях, до каковых, кровавых и извращенных, боги сии весьма большие охотники, в особенности же собственно Ашторет. И третье. В таком свете нет и ничего невозможного в том, что жрица, будучи супругой правителя (наложницей, любовницей или кем еще, что не имеет значимости), сумела обратить его мысли вспять и заполучить от него противное прежнему распоряжение, ибо, как ведомо даже самому необученному хронисту и исследователю, жреческое сословие, явно или неявно, имело влияние на царей всегда, неизменно и крепко. И, как мы видим на примере нашего служителя и обвиненной, таковые жрицы имеют в особенности на мужчин воздействие и иного порядка, и Бог весть, что учинил бы оный служитель, ежели б совершённое над его душою не было пресечено вовремя и не оказался бы разум его в силах хоть вмале противиться сим чарам, на каковой факт рекомендую обратить внимание особо, как и на то, что упоминаемый выше 'Мельхиор' был обманут им, хотя и обладал властью видеть мысли и чувствования людские.

То есть, Библия - это так, для быдла. Хозяева-инквизиторы причастны тайненькому знаньицу.
Да, и Куртец - тоже:

▼Скрытый текст⬍

Анон · 2015-03-31 23:19:21

Анон пишет:

Вроде как правила, которые используют сейчас, 1953 года?

2006-го

Анон · 2015-03-31 23:23:43

Чото как-то да.
Куртец - молодец.

Анон · 2015-03-31 23:28:01

Извините за длинную цитату, но мне кажется, что все мудачество Куртеца надо было явить в полной мере.

У меня один вопрос - сколько он эту речь писал и репетировал? :lol:
Хуй с ней, с Марусей, но Курт в этом месте звучит как какой-то школоло-циник (школоло-читатели, наверное, олжны обдрочиться).

Анон · 2015-03-31 23:37:30

Анон пишет:

У меня один вопрос - сколько он эту речь писал и репетировал?

Поскольку у нас тут Идейное Противостояние, анон, автор постаралась, чтобы Куртец звучал Как Можно Убедительнее.
Вот только не учла почему-то, что в разговоре палача и жертвы трудно сохранить за палачом, как говорят англичане, upper hand. Разве что жертву сделать совсем мразотной, но тут вышел упс, борьба была равна, Маня стоит Куртеца, у них даже убийства с равным счетом идут.

Анон · 2015-03-31 23:40:15

Интересная у Поповой инквизиция: пока баба никого не убила, она вольна мутить привороты и закатывать оргии. Да в реальном средневековье жгли за одно подозрение в колдовстве, нет?

Анон · 2015-03-31 23:42:54

Анон пишет:

Интересная у Поповой инквизиция: пока баба никого не убила, она вольна мутить привороты и закатывать оргии. Да в реальном средневековье жгли за одно подозрение в колдовстве, нет?

Да и в этом тоже все падают в обморок, стоит инквизитору обронить "а ты часом не приколдовываешь ли?"
Врет Куртец, элементарно врет.

Анон · 2015-03-31 23:45:10

Тем более за попытку совратить инквизитора. :really: Никто ни слова не сказал о спасении души. А еще... разве инквизитор - не духовное лицо? Почему этой собаке не положен обет безбрачия? Почему Бруно примет сан, а Курт останется в штатском?

Анон · 2015-03-31 23:47:03

Анон пишет:

Почему Бруно примет сан

А как крепостной может принять сан?

Анон · 2015-03-31 23:51:29

Спросим у автора. Как духовное лицо будет в подчинении у светского? Или это постмодернизм такой?

Анон · 2015-03-31 23:58:47

Анон пишет:

Да и в этом тоже все падают в обморок, стоит инквизитору обронить "а ты часом не приколдовываешь ли?"
Врет Куртец, элементарно врет.

Ну что ты, Инквизиция это не сборище каких-то религиозных фанатиков, упоровшихся по ведьмам и чертям :trollface:
А Курт просто любит стращать быдло, потому что с быдлом иначе нельзя.

Анон · 2015-04-01 01:55:16

Ну и мудилко этот Куртец :facepalm:

Анон · 2015-04-01 05:43:51

http://russian.rt.com/article/82489
Прочел новость и сразу вспомнил эту тему.

Анон · 2015-04-01 08:14:42

Анон пишет:

...Маня стоит Куртеца, у них даже убийства с равным счетом идут.

Анон · 2015-04-01 08:25:50

Перед тем, как погрузиться в офисный адъ, интересуюсь: хочет ли публика продолжения читений? У нас еще 4,5 книги впереди.

Холиварофорум

Объявление

#1 2015-03-20 22:40:00

Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1876 2015-03-31 21:56:16

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1877 2015-03-31 22:10:46

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1878 2015-03-31 22:19:26

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1879 2015-03-31 22:21:04

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1880 2015-03-31 22:32:45

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1881 2015-03-31 22:40:12

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1882 2015-03-31 22:43:07

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1883 2015-03-31 22:48:30

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1884 2015-03-31 22:54:39

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1885 2015-03-31 22:56:39

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1886 2015-03-31 23:07:16

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1887 2015-03-31 23:19:21

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1888 2015-03-31 23:23:43

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1889 2015-03-31 23:28:01

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1890 2015-03-31 23:37:30

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1891 2015-03-31 23:40:15

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1892 2015-03-31 23:42:54

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1893 2015-03-31 23:45:10

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1894 2015-03-31 23:47:03

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1895 2015-03-31 23:51:29

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1896 2015-03-31 23:58:47

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1897 2015-04-01 01:55:16

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1898 2015-04-01 05:43:51

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1899 2015-04-01 08:14:42

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

#1900 2015-04-01 08:25:50

Re: Надежда Попова, инквизитор всея уйутненькой

Подвал форума