Холиварофорум

Анон

Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Ещё один китаеанон, который решил, наконец, принести пользу обществу. Ко мне можно обращаться за прояснением спорных моментов в переводах БЛ-новелл, я могу сверить с китайским оригиналом.

Самое главное правило: запрещается спойлерить анону что-либо, что он ещё не читал. Список прочитанного - ниже. Просьба сверяться, прежде чем задавать вопросы или комментировать в данном блоге. То есть, если в списке значится "книжка N, по 255 главу включительно", то ни единого слова из глав с 256 по последнюю спойлерить нельзя. Под катом, без ката - не важно. Никаким образом.

▼список прочитанного⬍

Принимаются вопросы только по следующему контенту.

Мосян
Магистр- основной текст, без экстр.
Небожители - основной текст, без экстр.
Система - можно с экстрами.

Прист
Гардиан - основной текст, без экстр.
ДС - можно с экстрами.
МоДу - основной текст, без экстр.

Митбан
Эрха до 288 главы включительно.

Правила поведения

Что можно:
1. Задавать конкретные вопросы по переводу контента, указанного выше. Лучше всего, если вы при этом найдёте и принесёте мне соответствующий кусок китайского оригинала (в контексте - то есть, если интересует реплика, являющаяся частью диалога, приносить нужно весь диалог, и т.п.; короче, чтобы мне было понятно, что происходит).
2. Задавать общие вопросы, связанные с китайским языком.
3. Мирно дискутировать на темы, связанные с переводом.
4. Мирно оффтопить в разумных пределах.

Что нельзя:
1. Сраться. Прошу отнестить серьёзно, потому что я очень не люблю срач, и если буду натыкаться на него здесь, мне расхочется сюда заходить и отвечать на ваши вопросы.
2. Спойлерить то, что анон не читал (повторяю снова, на всякий случай). Прошу отнестись ещё более серьёзно, потому что от этого я убегу ещё быстрее.

Мои переводы

▼Сцена из 188 главы Эрхи, 18+, нонкон/дабкон, спойлеры⬍

(большое спасибо анону из этого треда за помощь в редактировании текста)

***

Когда он высек искру и уже собирался зажечь фитиль, Чу Ваньнин вдруг сказал:

– Не зажигай.

Рука Мо Жаня повисла в воздухе. Он обернулся и спросил:

– Что?..

Чу Ваньнин не знал, как сказать по-другому, поэтому просто неуклюже повторил:

– Свечу не зажигай.

Эти слова привели Мо Жаня в некоторое замешательство, но, поглядев на Чу Ваньнина, застывшего как изваяние посреди комнаты, он вскоре догадался.

Оказывается, даже Юйхэн Ночного Неба мог чего-то бояться. Оказывается, кое-что в этом мире было ему вовсе неведомо.

Все любовники Попирающего Бессмертных, будь то мужчины или женщины, хотели, чтобы он видел их лицо, когда делил с ними ложе - чем больше им удавалось показать, тем лучше. Никто не требовал темноты – наоборот, в свете красных свечей, горящих ночь напролёт, каждый надеялся пустить в ход всё своё мастерство, чтобы назойливой лаской и бесконечным кокетством хоть ненадолго задержаться в сердце императора.

Но они там не задерживались.

Странное дело: так было и с Жун Цзю в начале, и, позже, с Сун Цютун. Упрямая мысль об их внешнем сходстве с Ши Мэем - единственная причина его расположения к ним, и держа их при себе, он будто разыгрывал из себя одержимого.

Но смотреть на их лица в постели он не любил.

Он всегда брал их сзади, никогда не целовал и не ласкал, и, двигаясь скупо и машинально, всегда сохранял при этом ясную голову.

До такой степени, что иногда даже мог подумать: как скучно.

В самом деле, ужасно скучно.

Он не запоминал лиц этих людей, очаровательно улыбающихся, заискивающих, достигающих пика, заливающихся краской в пламени свечей.

Сейчас он понимал, что тот поиск удовольствия в любви не имел отношения ни к любви, ни к удовольствию – напротив. Тогда он полностью утонул в хаосе и желал погрузиться в болото ещё глубже, испачкаться ещё больше, ни на что не надеясь, стремясь пропитаться чернотой до костей – так, чтобы в кромешной тьме уже не жаждать света, не мечтать о спасении, не сметь даже помыслить о том, как хочется сжать в объятиях последний на свете огонь.

И всё это было замечательно.

Только оно не действовало.

Как бы он ни запрещал себе хотеть, тянуться сердцем, сколько бы ни говорил себе, что жизнь безнадёжна, а мир полон тьмы, но под крышей поливаемого дождём и обдуваемого ветром дворца Ушань, потерянный и страдающий, он протягивал свои когтистые лапы и стискивал шею Чу Ваньнина, вжимая его в ледяные золочёные плиты зала, распластывая на каменном помосте во дворике, на смятых покрывалах в постели, на снегу, в горячих источниках, даже на императорском троне, в храмах и в павильонах предков, в самых торжественных и неприкосновенных, требующих почтения местах…

Осквернял.

Глядя ему в лицо, покрывая поцелуями шею, щёки, губы, называя его по имени...

Раздирал его на части.

Наверняка тогда Чу Ваньнин тоже хотел темноты, тоже желал бы задуть свечи.

Не оставить ни единого проблеска света.

Но тогда он молчал, не желал говорить ни слова, ни о чём не хотел просить.

Если подумать, за все восемь лет своего заточения Чу Ваньнин просил всего дважды: в самом начале – и в самом конце.

В первый раз – когда только попал во дворец Ушань – просил пощадить Сюэ Мэна.

Во второй раз – перед тем, как покинуть этот мир навсегда – просил Мо Жаня пощадить самого себя.

И разве пошёл бы он на такое, если бы не был доведён до полного отчаяния?..

Мо Жань отложил в сторону кресало и кремень и долго молчал.

Так долго, что Чу Ваньнин успел немного  расслабиться и спросил:

– Что?

– Ничего…

Голос прозвучал мягко, влажно и немного горько.

В кромешной темноте Мо Жань подошёл к застывшему посреди комнаты Чу Ваньнину, обнял – они оба ещё были мокрыми после дождя – и сказал:

– Ваньнин…

В какой-то момент ему вдруг нестерпимо захотелось взять и рассказать Чу Ваньнину всё о прошлом, но горло сдавило, словно кость поперёк встала – и он не смог.

Правда не смог произнести ни слова.

Нынешняя взаимная теплота досталась им обоим нелегко, очень нелегко. Он мог сожалеть и бесконечно раскаиваться в содеянном, но рассказать - не мог, не был готов.

Он не хотел просыпаться, хотел и дальше смотреть этот прекрасный сон…

До тех пор, пока рассвет ножом не пронзит горло.

Без свечей, без огня, в темноте, Мо Жань сжимал его в объятиях и целовал – сосредоточенно, медленно и нежно.

В комнате было очень тихо, и в этой тишине, которую не нарушал даже стук дождя за окном, они ясно слышали дыхание друг друга, биение сердец; слышали, как соприкасаются и скользят их губы при лёгкой смене положения.

Чу Ваньнин очень старался дышать ровно, как обычно - но без толку: под поцелуями Мо Жаня, под его прикосновениями грудь вздымалась всё сильнее и чаще. Он был высок и хорошо сложен, но Мо Жань мог без труда обхватить его стройную фигуру, возвышался над ним как гора, прижимал к горячей груди и целовал – сперва легко, потом всё глубже и ненасытнее.

Мо Жань раздвинул губами его губы, жарким шершавым языком принялся исследовать его рот, тереться и обвиваться – так человек, изнемогающий от жажды, пьёт сладкий нектар; так человек, снедаемый пламенем, окунается в воду, чтобы его потушить. Вот только дыхание Чу Ваньнина было не водой, а маслом: добавь его в огонь – и огонь превратится в костёр, безграничный и бесконечный.

Неизвестно, кто первым начал стаскивать с другого одежду. Два дыхания смешивались в темноте. Временами кто-то сглатывал, у кого-то перехватывало горло. Иногда в комнате слышались тихие, невольные стоны – возможно, кто-то слишком резко дёрнул за пояс, избавляясь от слоёв; возможно, дело было в пульсирующем возбуждении, в долгожданной сладости, проливающейся на засушливую землю. Но в основном комнату заполняли тяжёлые, прерывистые вздохи сгорающих от желания мужчин.

Не успел Чу Ваньнин привыкнуть к лёгкому ощущению прохлады в вороте распахнутого нижнего халата, как почувствовал губы Мо Жаня на своей шее, потом – на ключицах, потом – на груди; влажные и горячие, они засасывали...

Чу Ваньнин судорожно вздохнул и запрокинул голову. Стыд смешивался с возбуждением. Лицо его горело, но по счастью, в комнате было темно. Он думал, что Мо Жань вряд ли заметит этот румянец, но всё же тихо проговорил:

– Окно…

– Что? – не понял Мо Жань и, подняв голову, натолкнулся взглядом на полуприкрытые, влажные глаза.

Он в самом деле собирался узнать, что Чу Ваньнин хочет ему сказать, но от одного этого взгляда затылок у него онемел, мозг взорвался кровавыми фейерверками, и, поддавшись порыву страсти, он снова принялся целовать, обнимать и гладить, и прошло довольно много времени, прежде чем он смог перевести дыхание, слегка оторваться (хотя пришлось тут же снова быстро поцеловать) и хрипло повторить:

– Что?

– …Окно… – Сердце Чу Ваньнина билось очень быстро, голова кружилась, потому что он не понимал, как дышать во время долгого поцелуя. – Ты ещё окно не закрыл.

Мо Жань пошёл и закрыл окно.

Во мраке спальни, лишившейся последних проблесков света, желание вырвалось наружу и разбушевалось пуще прежнего; Мо Жаню казалось, что по жилам его течёт жидкий огонь.

Толкаясь и спотыкаясь, они добрались до кровати и опрокинулись на неё – старая, видавшая виды кровать громко заскрипела. Чтобы отвлечь Чу Ваньнина от этого, Мо Жань быстро придавил его собой и принялся распутывать белоснежный нижний халат, и так уже неприлично распахнутый на груди.

Мо Жань чувствовал, как Чу Ваньнин мелко дрожит под ним – точь-в-точь как в прошлой жизни, когда они занимались любовью в первый раз. Явно пытаясь сдерживаться – но дрожь накатывала волнами; он никак не мог её обуздать.

Нежность и горечь смешались в сердце Мо Жаня. Он обхватил руками лицо Чу Ваньнина, целуя глаза, губы, подбородок, и хрипло прошептал ему в ухо:

– Не бойся…

– Я не… не боюсь…

Мо Жань нащупал его дрожащую руку, переплёлся пальцами, обжёг ухо горячим дыханием.

– Доверься мне, – сказал он успокаивающе. – Вот так… Всё будет хорошо.

Чу Ваньнин очень хотел что-нибудь решительно ответить – хотя бы пару слов – но в голове было пусто. Он лишь чувствовал на себе крупное, тяжёлое тело, слегка мозолистая ладонь разминала его поясницу и спину. Это было так возбуждающе, что он невольно выгнулся – и тут же врезался грудью в голую грудь Мо Жаня; тот уже тоже успел избавиться от одежды, обнажив мускулистый торс, сильный и горячий – горячий настолько, что Чу Ваньнин едва не расплавился.

Их тела, влажные от дождя и пота, скользили и переплетались, кожа горела огнём. Дыхание учащалось, тяжелело, наполнялось страстью и безграничной жаждой, уже неутолимой одними лишь поцелуями, сколь бы жаркими и глубокими они ни были.

В этот момент в голове Чу Ваньнина ни с того ни с сего вновь замелькали смутные обрывочные образы: его сотрясаемое тело, беспомощно задранные ноги, красный занавес, красная постель…

То, что он раньше уже видел во сне.

Во сне Мо Жань, обхватив его за поясницу, двигался внутри него яростно, входя глубоко и резко - при столкновении раздавались характерные шлепки. То ли от удовольствия, то ли по какой-то другой причине красивое лицо Мо Жаня, казалось, искажено злобой, во взгляде проскальзывало что-то животное.

Чу Ваньнин не усмотрел в этом ничего странного – он ведь не знал, в чём было дело. Он просто подумал: должно быть, такова природа человека – видеть под наплывом желания сны, столь похожие на явь.

Мо Жань, между тем, не подозревал, что творится у Чу Ваньнина в голове. Он думал, что тот не имеет представления ни о происходящем между мужчиной и женщиной, ни уж тем более о том, что происходит в постели между мужчиной и мужчиной. Он боялся напугать, боялся в первый раз сделать больно, поэтому ласкал и возбуждал очень тщательно – чтобы в этой жизни Чу Ваньнину не пришлось терпеть боль.

Под градом поцелуев и дразнящих прикосновений, перед которыми Чу Ваньнин оказался совершенно беззащитен, его желание вскоре достигло опасной точки. Одной рукой по-прежнему сжимая руку Мо Жаня, другой он вцепился в постель – на самом деле ему хотелось опустить руку, обхватить себя и разрядиться, но позволить себе нечто настолько постыдное на глазах у любимого человека - нет, ни за что; ему оставалось лишь заливаться краской и терпеть.

В паху у него, тем не менее, всё горело, и восставший орган, твёрдый и раздувшийся, яростно выпирал из исподнего. Чу Ваньнин чувствовал, что теряет последние крохи достоинства, но терпеть уже было больно.

Ему нужна, нужна была разрядка – но он не хотел, он стискивал зубы и терпел, пока чуть прикрытые раскосые глаза не начали затуманиваться, терять фокус…

Пока он не перестал вообще что-либо соображать.

Нутром своим он понимал, как нужно действовать – что именно двое мужчин должны делать друг с другом в постели. Его сердце переполнялось желанием и нежностью, он действительно любил этого человека и хотел погрузиться с ним в пучину удовольствия, утонуть в океане страсти.

Перед глазами вновь замелькали картинки, разноцветные и невероятные.

Так странно… Почему Пик Сышэн… Зал Даньсинь…

А затем эту мимолётную мысль вытеснило видение.

Мо Жань сидел на троне в Зале Даньсинь – том самом торжественном зале, где принимали почётных гостей. Мо Жань восседал на троне, а Чу Ваньнин восседал на нём самом, неприлично голый. Они сидели лицом к лицу – Мо Жань стискивал его в объятьях, полностью одетый – только штаны немного сдвинуты, но за свисающими ногами Чу Ваньнина этого не было видно.

Мо Жань вдалбливался в него, целуя и не отрывая взгляда от его лица.

– Нравится? – спрашивал он.

Чу Ваньнин смотрел на себя в этом видении, качающего головой, словно превозмогая боль.

Мо Жань протянул руку и сунул пальцы ему в рот, раздвигая челюсти, как будто хотел вытащить из него стоны.

– Не слышу. Не слышу!

Чу Ваньнин не желал поддаваться – лишь обрывочные всхлипы вырывались из его горла.

Мо Жань глубоко вошёл в него и замер, обхватил за талию, притянул к себе, потом скользнул рукой вниз и крепко сжал ягодицу – так, что кожа покраснела.

– Не слышу… – хрипло повторил он.

– Нет…

Какое-то время Мо Жань просто держал его так – одной рукой за талию, другой за зад – лишь слегка смещая, чтобы Чу Ваньнин тёрся промежностью о его пах, будучи заполненным до отказа… И наблюдал за ним влажными глазами. Чу Ваньнин терпел, дрожал, но по-прежнему не произносил ни звука – заметив это, Мо Жань перехватил его поудобнее и начал двигаться вверх-вниз мелкими, короткими и потому более быстрыми толчками. У Чу Ваньнина волосы встали дыбом от этого сводящего с ума трения; его будто пронзали насквозь, ещё чуть-чуть - и разорвут на части...

– Не могу… Не надо…

– Никто не спрашивает, что тебе надо, а что нет, – усмехнулся сидящий на троне. Мо Жань перестал двигаться, но его толстый горячий орган, всё ещё погружённый глубоко и полностью готовый к действию, ритмично пульсировал внутри. – И потом, тебе же нравится. Смотри, какой твёрдый.

Слова и образы были нечёткими, обрывочными – будто иллюзия, рождённая его перегревшимся от страсти мозгом.

Чу Ваньнин, возбуждённый до боли, в оцепенении лежал на гостиничной кровати и дрожал.

Да что же это такое?.. И что же делать…

Образ перед глазами померк, но Чу Ваньнину всё ещё удавалось смутно различить, как Мо Жань на троне внезапно усилил размах, выходя практически полностью и засаживая на всю длину.

Это ощущение оказалось слишком острым.

В конце концов Чу Ваньнин – тот, который сидел верхом – не выдержал и сломался. Прерывисто задышав, он застонал в голос:

– А… А…

Мо Жань, чьё дыхание тоже было неровным, трахал его яростно и глубоко.

– Так непристойно стонешь – не боишься, что люди услышат?

– Проклятье… Ты что, хочешь, чтобы я затрахал тебя до смерти?..

Картинка продолжала тускнеть, пока не погасла совсем.

Иллюзия… Порождение больного воображения… Отголосок сна, не имеющий места в реальности; эхо не рассеявшегося кошмара.

Почему же это ощущение насильственного, противоестественного вторжения было таким чётким?

Наверное… так оно и делается?..

Чуть прикрыв раскосые глаза и глядя перед собой затуманенным, почти расфокусированным взглядом, Чу Ваньнин еле слышно сказал:

– Войди в меня…

Мо Жань ошеломлённо замер. Чу Ваньнин знает, что нужно делать?

Откуда?

Каким образом этот чистый невинный человек, в жизни не видевший ни одной эротической картинки, мог знать о подобном?

– Оно же так… происходит?.. – пробормотал Чу Ваньнин, красный как рак.

– Откуда… Откуда ты знаешь?

Чу Ваньнин, конечно же, не хотел признаваться в том, что видел это во сне, как какой-то бесстыжий распутник, поэтому уклончиво сказал:

– Случайно наткнулся в библиотеке… – И тут же торопливо добавил: – Кто-то книгу не туда положил.

Мо Жань, ни на секунду не усомнившийся в его словах, слегка расслабился, но сердце его затрепетало.

Он склонился к Чу Ваньнину, тронул губами уголок его рта, кончик носа, и сказал:

– Ты слишком торопишься.

Что?! Это он – торопится?!

Чу Ваньнин зашёлся от негодования – продолжая при этом сгорать от стыда – но Мо Жань обнял его, прижался грудью, провёл рукой по волосам и мягко добавил:

– Может быть больно.

– Ну тогда не надо, – решительно ответил Чу Ваньнин, пытаясь хоть немного сохранить лицо.

Мо Жань чуть усмехнулся – низким хрипловатым смешком, ласкающим слух.

– Не думай обо мне, – сказал он, уронив голос. – Сегодня…

Чу Ваньнин моргнул. Что – сегодня?

Мо Жань приподнялся на руках – у него были такие сильные, мускулистые руки – внимательно посмотрел на него, сел на постели, а потом переместился вниз.

Такого во сне никогда раньше не было. Что он собирается делать?

– Сегодня я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Потом Мо Жань наклонился, быстро распустил завязки на его исподнем, высвобождая восставший орган, окинул Чу Ваньнина жарким, полным любви взглядом и, не дав ему опомниться, взял его в рот.

– А!..

Дрожь прошила позвоночник – Чу Ваньнин вскрикнул и задохнулся, не понимая, что с ним произошло.

Как это… Как можно… Это же грязно…

Но как же, оказывается, приятно, когда любовник обхватывает тебя горячим ртом и всасывает – осторожно, стараясь не задеть зубами раздувшийся ствол. Мо Жань заглатывал и сосал, слушая частое, сбивающееся дыхание Чу Ваньнина, иногда приподнимая глаза и окидывая его ласковым, дразнящим взглядом.

Попирающий Бессмертных… Никогда он ни с кем такого не делал – и не хотел.

Но сегодня он хотел, жаждал, получал от этого удовольствие.

– Не надо… Зачем ты… Не бери… в рот…

Чу Ваньнин залился такой яркой краской, что ярче уже было некуда. Он кусал губы, мотал головой; в глазах, обычно суровых, плескалось сейчас лишь желание – и испуг.

Как очаровательно.

Мо Жань взял его глубоко в глотку – удовольствие было таким острым, что Чу Ваньнин потерял над собой контроль: его глаза закатились, голова запрокинулась, дыхание полностью сбилось.

Проделав это несколько раз, Мо Жань отстранился. Его глаза влажно поблёскивали, уголки губ приподнялись в чувственной улыбке, и он спросил:

– Нравится, радость моя?

Фейерверки всех цветов радуги распускались в мозгу Чу Ваньнина. Сознание отдалялось, но он по-прежнему ощущал на себе дыхание Мо Жаня, и это было так невероятно стыдно, и так невероятно сладко, что он чуть не растёкся по постели, охваченный ноющей слабостью. Как можно…

Он – учитель. Он старше на чёртову уйму лет. Он – Бессмертный Бэйдоу, он…

– А!..

Хриплые низкие стоны один за другим вырывались из его груди в тишине спальни.

Мо Жань лизал набухшую, правильной формы головку, его ловкий шершавый язык хозяйничал там, где Чу Ваньнин сам почти никогда к себе не прикасался, доводя того чуть ли не до слёз. В отличие от прошлой жизни, где он отвергал, отталкивал и противился, сейчас Чу Ваньнин, хоть и пытался сдерживать себя, но всё же делил с ним ложе по доброй воле. В нём не было прежнего протеста, он не пытался душить стоны, и звуки его хриплого дыхания свободно разливались по комнате.

Чу Ваньнин закрыл подёрнутые дымкой глаза и, когда Мо Жань снова взял его в рот и начал ритмично ублажать, имитируя соитие – беспомощно вскинул руку, зарылся пальцами ему в волосы и попытался оттолкнуть.

– Не надо… это… грязно…

Мо Жань поднял влажные, полные желания глаза и сказал:

– Я люблю тебя и хочу, чтобы тебе было хорошо. Как это может быть грязно? – Он легонько поцеловал раздувшийся ствол с отчётливым рисунком вен. – В тебе всё идеально.

Потом он опустил голову и снова принялся лизать, сосать и заглатывать. Чу Ваньнин, полностью неискушённый в вопросах любви, не мог долго продержаться под таким натиском в свой самый первый раз. Очень скоро он дошёл до края, и, рефлекторно задёргавшись на пике желания, излился глубоко Мо Жаню в глотку.

Только и успев подумать: наверное… это очень неприятно для него?

Окружающий мир словно потерял границы, расширился и распался на части, оставив одно лишь удовольствие в момент разрядки – такое острое, такое всепоглощающее, какого он никогда в жизни не испытывал, и не думал, что оно вообще возможно.

Но даже купаясь в волнах наслаждения, Чу Ваньнин всё же смутно отдавал себе отчёт в том, что именно произошло. Он хотел дотянуться до Мо Жаня и вытереть ему уголки рта, приласкать, поцеловать, показать ему, как он благодарен.

Но тело обмякло, руки и ноги не слушались его – он не мог пошевелиться.

Когда он, приподняв дрожащие ресницы, посмотрел на Мо Жаня, то увидел, что тот уже проглотил мутную жидкость, испачкавшую его рот. Как только Чу Ваньнин осознал это, в голове его стало совершенно пусто, затылок и шея онемели, по коже побежали мурашки.

В конце концов Мо Жань сам потянулся к нему, накрыл его, ещё плавающего в остаточных волнах, своим разгорячённым телом, погладил по лицу. Его твёрдая, ничуть не остывшая плоть упиралась Чу Ваньнину в живот, глаза – возможно, по причине не снятого напряжения – покраснели и казались слегка дикими, но по-прежнему были полны глубокого, тёплого чувства.

– Я люблю тебя.

В самом деле. Очень сильно. По-настоящему.

Как волк в овечьей шкуре, как блудный сын, вернувшийся домой, сгибаясь под грузом вины и сожалений – и всё же не в силах отказаться, своевольно, отчаянно, жарко, страстно…

Я тебя люблю.

▼Сцена из 189 главы Эрхи, 18+, дабкон⬍

В тишине комнаты отчётливо слышались звуки их дыхания и биение сердец, воздух был пропитан характерным ароматом любви, солоноватым и сладковатым одновременно.

Мо Жань повернулся на кровати и обнял Чу Ваньнина сзади, легонько целуя его глаза и шею.

Они оба были мокрыми от пота, их разгорячённые тела скользили и влажно тёрлись друг о друга. Голова у Чу Ваньнина всё ещё слегка кружилась, он не осмеливался возвращаться мыслями к тому, что только что между ними произошло – настолько это было неслыханно.

Но в груди разливался океан нежности и страсти, чьи тёплые воды омывали его изнутри и грозили вырваться наружу.

Внезапно Мо Жань услышал, как Чу Ваньнин в его объятиях тихонько произнёс:

– А как же ты?

– Что? – не понял он.

Чу Ваньнин смущённо прокашлялся.

– Ты…

Не договорив, он повернулся к Мо Жаню лицом, и тому показалось, что он видит не только поблёскивающие в темноте глаза, но и проступившую на лице краску.

– Ты ещё не… – Чу Ваньнин поколебался, но так и не смог произнести нужное слово. В конце концов он опустил ресницы и просто сказал: – Я тебе помогу.

Мо Жань наконец понял; печаль и радость смешались в его сердце.

– Глупый, – сказал он, сжимая Чу Ваньнина в объятиях. – Это не важно, это всё потом.

– Я не глупый. – Голос Чу Ваньнина, несогласного с таким определением, прозвучал немного деревянно. – Это кто тут вообще глупый? Тебе так… не тяжело?

– Кхм… Ну, я подожду, пока ты заснёшь, потом пойду ополоснусь и…

– Я тебе помогу.

Чу Ваньнин был настроен решительно, но Мо Жань быстро его остановил.

– Не надо!

Чу Ваньнин замолчал. Наверное, подумалось ему, он настолько неуклюж и неумел в постели, что в самом деле не способен доставить Мо Жаню никакого удовольствия. «Пойду ополоснусь» - это всего лишь снисходительная отговорка, а на самом деле Мо Жань предпочитает прибегнуть к помощи собственной руки, чем к помощи Чу Ваньнина с его жалкими навыками.

Чем дольше он об этом думал, тем холоднее становилось выражение его лица. В конце концов он сказал:

– Ладно, не хочешь, как хочешь.

Мо Жань немного опешил. От недавно пережитых острых чувств голос Чу Ваньнина утратил свою обычную железную непроницаемость, и сейчас в нём были отчётливо различимы недовольство и протест.

Вот дурак, в самом деле.

Это он-то, Мо Жань, не хочет? Да он готов молиться, чтобы дождь никогда не кончился, чтобы рассвет никогда не наступил, чтобы они навечно остались в этой гостинице, опьянённые друг другом, и он мог бы поглотить этого человека целиком, слиться с ним и телом и душой.

Он хотел своими ласками довести Чу Ваньнина до рыданий, хотел пропитать его своим запахом, оставить внутри него свой след…

Но для Чу Ваньнина это было бы тяжело.

Всё это они делали в прошлой жизни, и Мо Жань знал, как долго Чу Ваньнин потом сгорал в лихорадке – его бледное лицо с потрескавшимися губами невозможно было забыть.

Поэтому сейчас он хотел действовать постепенно, шаг за шагом, сдерживая себя столько, сколько будет нужно. Он хотел, чтобы в первый раз Чу Ваньнину было хорошо, чтобы потом каждый раз он возбуждался и получал удовольствие, и вошёл во вкус, и не смог бы уже без этого обходиться.

Но Чу Ваньнин, кажется, всё не так понял. Мо Жань поцеловал его в лоб и хрипло сказал:

– Как я могу не хотеть? Что ты себе придумываешь?

– …

– Ты что, не видишь, в каком я состоянии? – Его голос сочился желанием, тяжёлое дыхание обжигало Чу Ваньнину висок. – Не видишь, насколько я возбуждён? Как ты можешь думать, что я тебя не хочу? Глупый.

Чу Ваньнин гневно вскинулся:

– Ещё раз скажешь, что я глупый – я тебе голову оторву! Ты… а!..

Он захлебнулся словами, и бравада его на этом закончилась, потому что Мо Жань вдруг схватил его руку и прижал к определённой части своего тела – так, что Чу Ваньнина обдало жаром с головы до ног.

– Чувствуешь? Это всё из-за тебя.

Во мраке ночи Мо Жань коснулся лёгким поцелуем его век, потом склонился ниже и принялся целовать с хмельной одержимостью, засасывая и терзая его губы.

Они целовались какое-то время, всё больше распаляясь, так, что воздух в комнате потяжелел от страсти. Вверху соединялись языки, внизу переплетались ноги; они вжимались друг в друга сладострастно, с осязаемым, безудержным вожделением. В пылу и хаосе происходящего Мо Жань как сквозь дымку услышал тихий голос Чу Ваньнина – с ноткой упрямства, с ноткой смущения, но по-прежнему решительный:

– Я тоже хочу… чтобы тебе было хорошо…

Под конец голос дрогнул – Чу Ваньнина всё-таки накрыл стыд.

Мо Жаню почудилось, что сердце его сейчас растает. Его желание раздулось до пугающих размеров; рука Чу Ваньнина, накрытая его рукой, всё ещё сжимала его пах. Чу Ваньнину казалось, что ощущение от ладони поступает прямиком в позвоночник; он мог в полной мере оценить грозную мощь орудия, возглавлявшего мировой список – тем более сейчас, когда это орудие находилось в совершенной боевой готовности и было таким толстым, твёрдым и обжигающим даже сквозь одежду. Нет, ни за что и никогда это не поместится у него во рту…

Заниматься любовью с этим человеком означало рисковать жизнью.

Чу Ваньнин наконец понял, что имел в виду Мо Жань, когда говорил «может быть больно». Это не были пустые слова, и одним «больно» тут не отделаешься – его порвёт на части и вывернет наизнанку.

Но потом Чу Ваньнин вспомнил, на что Мо Жань пошёл ради него, и в порыве внезапной смелости (а может, дело было в привычке терпеть и превозмогать) хотел сползти вниз и всё-таки попробовать.

Мо Жань запаниковал. Его рассудок и так держался на волоске. Стоит Чу Ваньнину коснуться его ртом – как последние остатки нежности вмиг улетучатся, и на смену им придёт жаркая похоть.

А во власти похоти он превращался в зверя – бездумного, не различающего границ, в погоне за удовольствием способного лишь яростно овладевать; Мо Жань хорошо знал за собой это.

Он схватил Чу Ваньнина и хрипло проговорил:

– Не надо… Ваньнин, ты… ты…

– Ничего, я просто буду делать, как ты делал…

– Нет. – Он сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло, и уклончиво сказал: – Я могу не сдержаться.

Чу Ваньнин не понял.

– Не сдержаться?..

Мо Жань безмолвно выругался. Держать себя в руках становилось всё сложнее. Запах Чу Ваньнина, его голос, его тело – всё это жгло его изнутри, изнашивало наложенные им самим на себя оковы.

Он втянул воздух в лёгкие, резко приподнялся и перевернул Чу Ваньнина лицом вниз – тот не успел понять, что происходит, только почувствовал, как жаркое крепкое тело придавливает его сверху, накрывает целиком, вжимает в постель с невероятной силой, без какой-либо возможности освободиться.

А в следующий миг тот гигантский, ужасающих размеров инструмент, отделённый лишь тонким слоем одежды, со всего размаха врезался между его ягодиц.

Застигнутый врасплох, Чу Ваньнин коротко вскрикнул – беспомощно и так непристойно, что сам не поверил своим ушам и мгновенно вспыхнул, вцепился в постель и прикусил губу, чтобы больше такого не повторилось.

Он уже и сам начал догадываться, в чём именно Мо Жань может не сдержаться, когда тот, продолжая тереться об него через одежду, сдавленно произнёс:

– Я могу не сдержаться и войти в тебя, взять тебя, ну как ты не понимаешь…

Жарко дыша ему в ухо, Мо Жань одной мускулистой рукой упирался в постель, другой – сжимал его поясницу. Бёдра мужчины безостановочно двигались – вперёд-назад – воздух шумно и торопливо вырывался из его груди. Несколько томительных толчков спустя Мо Жань шлёпнул Чу Ваньнина по заду и хриплым голосом сказал:

– Сдвинь ноги.

Отрешённо повиновавшись, Чу Ваньнин хотел обернуться и посмотреть, что Мо Жань собирается делать, как вдруг что-то горячее и твёрдое, большое и толстое протиснулось между его бёдрами и ягодицами. Чу Ваньнин задохнулся от возбуждения, перед глазами у него поплыло, по затылку побежали мурашки.

Мо Жань скинул штаны; освобождённый орган встрепенулся, на округлой головке, венчавшей тёмный, налитый кровью ствол, выступили капли прозрачной жидкости. Когда он погрузился в мягкую теплоту между ног Чу Ваньнина, сжимаемый его гладкими бёдрами, с губ Мо Жаня сорвался вздох удовольствия; обхватив Чу Ваньнина за талию, он начал ритмично двигаться, как если бы по-настоящему входил и выходил.

– А…

Чу Ваньнин никогда не думал, что так тоже можно. Массивный ствол скользил по внутренней стороне его бёдер, тёрся, распалял. Тело будто лишилось костей, глаза подёрнулись влажной дымкой, мысли спутались, и все ощущения свелись к одному: острому, яркому возбуждению под прикосновениями любимого человека. Он лежал, повернув голову набок и только неровно дышал; волосы в беспорядке разметались по подушке.

Несколько раз Мо Жань задевал своим концом его отверстие; одно нажатие – и он мог бы ворваться внутрь, полностью овладеть своим учителем, покорно распростёртым на постели. Чу Ваньнин осознавал, что его могут взять в любой момент; страх смешивался с предвкушением, и желание, однажды уже излитое этой ночью, начало снова нарастать, всё быстрее и быстрее.

Бёдра Мо Жаня ударялись о его ягодицы – жарко, яростно, жадно. Жёсткие волосы в паху щекотали кожу при каждом ударе; комнату заполнили звуки торопливых шлепков, с каждой секундой всё более неистовых.

– Учитель, сожми сильнее… А…

Этому требованию, высказанному низким, сладострастным голосом, невозможно было не подчиниться.

– Да… Вот так… Сильнее… твою ж мать!..

Желание нарастало, ум затуманивался, животные инстинкты начинали брать верх над рассудком. Мо Жань слегка запрокинул голову; его кадык чувственно перекатывался каждый раз, когда он сглатывал.

– Учитель… Радость моя… у тебя внутри так горячо… а…

Мо Жань имел в виду, наверное, бёдра, но прозвучало это очень двусмысленно. И, странное дело: его тихие, нечленораздельные возгласы, непристойности, произносимые словно в забытьи, не казались Чу Ваньнину грязными. Должно быть, он сошёл с ума, но чем дольше он слушал их вперемешку с тяжёлым дыханием, тем жарче становилось в груди, тем больше он сам терял контроль.

– Нравится? – проронил он тихонько.

– Да… – выдохнул Мо Жань; в его приоткрытых, сияющих глазах плескался хаос.

Мо Жань наклонился, прижался к нему широкой грудью, заключил в объятия целиком, продолжая яростно двигать бёдрами и наращивая темп.

Одной рукой он взял Чу Ваньнина за подбородок, нашёл его губы и жадно присосался, влажно переплёлся языком.

Кровать тряслась. Мо Жань отчаянно долбил, словно хотел с каждым толчком зарыться глубже, дальше, упираясь в матрас так, что пальцы ног побелели от напряжения. Чу Ваньнину в какой-то момент показалось, что Мо Жань действительно у него внутри.

Повернув голову, он пылко отвечал на поцелуи. Поза возбуждала его; сердце было полно чувств. Во мраке ночи он лишился стыда, словно вернулся к состоянию животного, и он вообще больше ни о чём не думал.

От жарких поцелуев пульс Чу Ваньнина участился, и стало трудно дышать – наверное, поэтому в какой-то момент перед его затуманенным взором вновь промелькнула череда обрывочных образов.

Широкая кровать, на кровати – красный матрас; больше он ничего не мог сказать о месте.

Переплетающиеся ноги, прерывистое дыхание, воздух пропитан горячим потом и похотью.

Они сливались в той же позе: Мо Жань придавливал его сзади, одновременно целуя, но на этот раз его раздувшийся орган уже хозяйничал внутри, толкаясь с остервенением. Неизвестно, как долго они этим занимались; Мо Жань чем-то смазал его, боли почти не было – он чувствовал только жар и влагу, и пронизывающее возбуждение, когда Мо Жань задевал какое-то место там внутри.

– А… а…

Прерывистые вздохи вперемежку со стонами, слабыми и такими бесстыжими… Чей это голос?

Неужели его?

Мо Жань буравил его без устали, в каком-то яростном исступлении, пронзая чуть ли не насквозь, растягивая и заполняя до предела. Но почему-то это было очень приятно – он словно пристрастился к дурману, его как будто выдрессировали; в ногах не было силы, но он смутно осознавал, как на каждом толчке невольно подаётся назад, вжимается и трётся, пытаясь вобрать Мо Жаня поглубже в себя.

Это было невыносимо. В его теле словно поселился какой-то ненасытный зверь, умилостивить которого можно было лишь совокупляясь.

Самый несгибаемый на свете человек, он будто оказался во власти сильнейшего любовного зелья и был побеждён, низведён – до подмахивания и сладострастных стонов.

Кто это…

Странное видение… Странный сон… Иллюзия?.. Реальность?.. Что же это?..

– Чу Ваньнин… Хорошо тебе подо мной?

– Смотри, во что ты превратился от удовольствия…

– Расслабься немного, не сжимай так сильно…

– Сейчас кончу в тебя… всё в тебя спущу… А-а…

Картинки были обрывочными и нечёткими, сложно было различить, что происходит – но, похоже, всё происходило именно так.
Голос Мо Жаня, знакомый и незнакомый одновременно. Никогда раньше он не разговаривал таким тоном, никогда…

Плохо слышно… Всё-таки иллюзия…

Ничего не понятно.

Сзади Мо Жань двигался в быстром, грубом темпе, зарывшись пальцами ног в гостиничную постель, которая к этому моменту была уже в полном беспорядке. Он долбил и долбил, крепко стискивая Чу Ваньнина в объятиях – они жадно целовались и так же жадно тёрлись друг о друга там внизу, как два зверя в момент случки.

– Ваньнин… Учитель… – повторял Мо Жань задыхаясь, теряя голову от вожделения. – Радость моя…

Его налитые ягодицы ритмично сокращались, кадык перекатывался, пальцы впивались Чу Ваньнину в бок. Мо Жань близился к разрядке, его взгляд сделался диким. После череды особенно яростных толчков, он стиснул Чу Ваньнина ещё крепче и прикусил – сначала мочку уха, потом шею.

Вздымающаяся грудь прижалась к влажной спине Чу Ваньнина. Рассудок почти полностью покинул Мо Жаня, он схватил свой твёрдый раздувшийся ствол и, приглушённо охнув от нестерпимого возбуждения, приставил к отверстию между его ягодиц.

Чу Ваньнин, которому довелось сегодня познакомиться ближе с этим демоническим инструментом, слегка запаниковал. Чувствуя, как холодок ползёт по спине, он попытался вырваться.

– Ты же сказал, что не будешь входить… ты… погоди…

Судорожно дыша, Мо Жань поцеловал его в шею, сглотнул, потом прижался губами к щеке.

– Не бойся, я не буду входить. Но я хочу кончить… вот сюда…

Мо Жань почти не контролировал себя, его толстая головка толкалась в слегка пульсирующее отверстие. Он еле слышно выругался, потом замолчал и снова несколько раз быстро втёрся между бёдер Чу Ваньнина, наращивая напряжение. В конце концов, двигая рукой по стволу, Мо Жань вжался концом в его проход и, низко зарычав, выстрелил – семя выплёскивалось частями, заливая дырку, стекая вниз между ног, пропитывая сбитый матрас, наполняя комнату характерным запахом.

Чу Ваньнин конвульсивно дёргался, мелкая неконтролируемая дрожь прошивала его с головы до ног. Мо Жань, недолго думая, просунул под него руку, сжал его орган и начал энергично ублажать.

Сгорая от нестерпимого стыда, Чу Ваньнин тихо произнёс:

– Не надо… Не трогай… Я же уже только что…

Мо Жань, с сияющим взором, страстно выдохнул:

– Да, ты только что кончил.

Чу Ваньнин был готов провалиться сквозь землю. Глаза его влажно поблёскивали, но голос прозвучал упрямо:

– Не… не говори это слово…

– Какое?

– …

– А-а… – До Мо Жаня дошло с запозданием. – Хорошо, – сказал он с низким смешком.

Мо Жань поцеловал его, но рука внизу продолжала двигаться всё так же бесцеремонно.

– Но знаешь, учитель… Я всё равно хочу ещё раз увидеть, как ты достигаешь пика.

– М-м…

Этот полный сил молодой человек хорошо знал своё дело; Чу Ваньнину нечем было защититься от распаляющих прикосновений, и довольно скоро он излился во второй раз. Он чувствовал себя выжатым и опустошённым – вдобавок, голова по-прежнему кружилась, перед глазами мелькали обрывки образов, в ушах звучали неясные звуки… Он устал и ему хотелось спать.

– Ваньнин…

Голос Мо Жаня у него за спиной – мягкий, нежный, полный преданности и любви.

Утолив страсть, они переводили дыхание, успокаивались. Мо Жань поглаживал его и целовал, показывая, как он благодарен, и держал в кольце рук, словно охранял сокровище.

Какое-то время Чу Ваньнин плавал в мутных волнах, чувствуя, как уплывает сознание, прижимаясь голой спиной к широкой горячей груди – а потом веки его сомкнулись, и он провалился в сон.

▼Сцена из 196 главы Эрхи, 18+⬍

Он собирался уже вернуться в комнату, как в ворота павильона опять постучали. Решив, что это Наньгун Сы что-то забыл, Чу Ваньнин быстро сказал:

– Входи.

Ворота открылись, но показался в них не Наньгун, а Мо Жань, с деревянной бадьёй в руках. Он чуть поколебался, словно не желая выглядеть слишком бесцеремонным, чуть прокашлялся и позвал:

– Учитель.

– Ты что-то хотел? – спросил Чу Ваньнин удивлённо.

– Да ничего особенного, просто зашёл спросить, не хочешь ли вместе искупаться.

Чу Ваньнин слегка поперхнулся, распахнул глаза, а потом, после долгого молчания, прочистил горло и сказал: – Где?

– В купальне Мяоинь… – неуверенно предложил Мо Жань.

– …

В купальне Мяоинь, полной укромных уголков и закоулков, сложно различить собственные пять пальцев на вытянутой руке. Там вполне можно куда-нибудь забиться и заниматься чем угодно без риска быть обнаруженными.

Услышав такое предложение, Чу Ваньнин напрягся и про себя подумал: ни стыда у него, всё-таки, ни совести.

Бесстыжий и бессовестный Мо Жань между тем продолжал: – Сюэ Мэн только что оттуда, говорит, в купальне почти никого не осталось…

Лицо его чуть порозовело – ему самому казалось, что он выражается слишком прямолинейно, поэтому он быстро добавил: – Сегодня так холодно – если учитель будет купаться здесь в пруду, он может простудиться…

Чу Ваньнин, разумеется, не мог простудиться – ему ничего не стоило поставить в воде согревающий барьер, и Мо Жань прекрасно об этом знал.

Мо Жань знал, но всё равно звал Чу Ваньнина в купальню. Ясно было, какие он строит планы на его счёт. И при этом ещё смеет прикрываться заботой о его здоровье – в самом деле, ни стыда, ни совести.

Бесстыжий и бессовестный Мо Жань посмотрел на него своими чернющими глазами и сказал: – Учитель, пойдёшь?

– …

Чу Ваньнин понимал, что даже просто кивнуть головой означало признаться Мо Жаню, что он не только видит эти волчьи замыслы, но и готов добровольно отправиться к волку в пасть.

В пасть…

Подумав об этом, он вдруг вспомнил ту безумную ночь в гостинице, когда Мо Жань без малейших колебаний склонился над ним и заставил утонуть в наслаждении, которого он ни разу до того не испытывал.

Сейчас, когда эти затуманенные любовью и желанием глаза смотрели на него так нежно, и вместе с тем так страстно, сердце Чу Ваньнина совершенно растаяло.

– Ну, сходи со мной вместе.

– …Тебе что, пять лет?

Задумавший недоброе Мо Жань мягко рассмеялся и с готовностью сказал: – Ага, и там скоро стемнеет, а я боюсь привидений. Ваньнин-гэгэ должен меня проводить, одному мне страшно ходить в темноте.

Пф! Совершенно никакой совести.

Но Чу Ваньнин, тем не менее, пошёл.

Большинство учеников Пика Сышэн мылись после вечерних занятий – а в это время в купальне Мяоинь в самом деле почти никого не было.

Мо Жань отодвинул рукой тонкий занавес и ступил босыми, красиво вылепленными ногами на дорожку из разноцветной гальки. Склонив голову и улыбнувшись Чу Ваньнину в клубах пара, он показал пальцем вглубь купальни и ушёл вперёд.

Чу Ваньнин язвительно усмехнулся про себя: кто-то, кажется, боялся привидений? а теперь вон бежит впереди всех.

В купальне Мяоинь имелись две большие секции – пруд с лотосами и пруд со сливами, – засаженные медицинскими травами и переполненные духовной энергией, где и проводили время большинство учеников. Но также было много безымянных маленьких прудов, простых и ничем не примечательных; никто их не любил, поэтому люди там появлялись, только когда в ванны одновременно набивалось слишком много народу.

В одиночестве шагая по маленькой дорожке с отстранённым и аскетичным видом, старейшина Юйхэн скосил взгляд в сторону большой ванны и видневшихся там размытых силуэтов; лиц видно не было, слышались только голоса учеников, о чём-то сплетничавших между собой.

Дальше, ближе к пруду со сливами, пар сделался ещё гуще – так, что сложно было различить пальцы на собственной руке.

Вдруг большая рука протянулась и обхватила его сзади; Чу Ваньнин оказался прижат спиной к горячей крепкой груди – прижат так плотно (а одежды на них обоих было так мало), что сразу же почувствовал желание Мо Жаня и его полную готовность к действиям.

– Ты что? – сказал Чу Ваньнин, вздрогнув от неожиданности. – Перестань!

Мо Жань усмехнулся ему в ухо:

– Ваньнин-гэгэ, не ходи дальше, там привидение.

Чу Ваньнин поколебался, выбирая между «какое к чёрту привидение» и «какой я тебе к чёрту гэгэ», и в конце концов сказал, тихо, но резко: – Руки убери.

Вместо того, чтобы послушаться, Мо Жань лишь мягко рассмеялся.

– Руки не убираются. Никак. Совсем не могу.

– Ты что, больной?

– Да, очень. Не веришь – можешь сам посмотреть.

– Не буду, – отрезал Чу Ваньнин, хотя уши у него были уже красные.

– Ну ладно, – тихий смеющийся голос Мо Жаня сделался немного хриплым. – Всё, как ты захочешь.

На словах Мо Жань был – само очарование, но руки его при этом жили своей жизнью. Шершавыми подушечками пальцев он ласкал горло Чу Ваньнина, медленно скользя вверх, пока не обхватил его за подбородок.

– Пере… перестань!..

Пар скрывал видимость, обостряя при этом другие чувства. Мо Жань склонил голову, влажное горячее дыхание опалило шею, и Чу Ваньнин от возбуждения невольно задрожал.

– Ваньнин-гэгэ, почему ты дрожишь? Привидения боишься?

– Не называй меня так!

Мо Жань усмехнулся ещё мягче, поцеловал его в шею, крепко сжимая в объятиях, и очень почтительно сказал: – Как скажешь. Больше не называю. Тогда… Учитель, ты позволишь этому ученику обслужить тебя при омовении?

– ….

Кажется, вышло ещё хуже.

Всё это становилось невыносимо. Пар от горячего источника поднимался вверх, обжигая тело и душу. Чу Ваньнин безо всякой на то причины почувствовал себя обиженным, даже униженным. Уголки его глаз покраснели, и он внезапно сказал: – Не буду мыться. Всё, я пошёл.

Чувствительность Чу Ваньнина не была для Мо Жаня секретом, но такая вот попытка скрыться с поля боя до начала сражения показалась ему одновременно ужасно милой – и смешной.

– Учитель, – сказал он, – а ничего, что ты прямо так пойдёшь? Вдруг тебя кто-нибудь увидит?

– Увидит – значит, увидит, – ответил Чу Ваньнин недовольно. – Пусть лучше меня собака покусает, чем с тобой тут дурака валять.

– Собака покусает?

– А что?

Глаза Мо Жаня, потемневшие от возбуждения, лишились части обычной теплоты. Он улыбнулся, обнажив белые зубы, и склонился очень близко к уху Чу Ваньнина.

Тот было подумал, что Мо Жань опять собирается сказать что-то непристойное, и уже приготовился дать гневный отпор, когда услышал тихое, и какое-то очень опасное: – А-ууу.

– Это ещё что? – сказал Чу Ваньнин.

– А что, непохоже? – Мо Жань откровенно расстроился. – У меня однажды был щенок с голубыми глазами и тремя белыми пятнами на лбу – вот он выл точно так же.

– Ну надо же. – Чу Ваньнин не знал, как ещё на это ответить. – И зачем, скажи на милость, ты воешь, как собака?

Мо Жань снова оскалился.

– А ты как думаешь?

– …

Чу Ваньнин не понял. Мо Жань поцеловал его за ухом, зарылся лицом в шею и начал лизать, одновременно приговаривая: – Я уже повыл, всё как положено. Учитель, ты же сам сказал – лучше пусть собака покусает.

Чу Ваньнин застыл – кровь вскипела в жилах, обжигая его изнутри.

А Мо Жань ещё взял и добавил: – Ну что… сейчас уже можно кусать?

И, не дожидаясь ответа, быстро и с силой поцеловал в губы.

Вжимаясь друг в друга, они принялись истово целоваться. Мо Жань вообще-то собирался действовать постепенно, но по ошибке хлебнул яда вместо вина. Чу Ваньнин был его отравой – отнимавшей разум, разжигавшей в груди пожар желания.

«Постепенно» превратилось в «недостаточно», «недостаточно» превратилось в «невозможно остановиться».

«Невозможно остановиться» превратилось в горячее, сбивающееся дыхание.

Когда они оторвались друг от друга, раскосые глаза Чу Ваньнина были слегка расфокусированы, но он всё ещё помнил о деле.

– Я сюда мыться пришёл. Сначала – мыться…

Мо Жань что-то тихо промычал в ответ – то ли «м-м», то ли «хм-м»; до того Чу Ваньнин ещё как-то держался, но этот хрипловатый чувственный звук, прозвучавший так близко, молнией прошил позвоночник и зажёг жаркое пламя в его глазах.

Мо Жань обхватил его за запястье и затащил в воду, где шум водопада перекрыл звуки их тяжёлого дыхания.

Чу Ваньнин всё ещё не мог полностью расслабиться. Когда Мо Жань снова обнял его и попытался поцеловать, он, сделав над собой усилие, оттолкнул его и тихо спросил: – Здесь точно никого нет?

– Точно, я всё проверил. – Низкий голос Мо Жаня был жарче обволакивавшей ноги воды и пробирал до печёнок. – Учитель, потрогай. Может, я и вправду болен? Вот тут так горячо и так… твёрдо…

– …

Чу Ваньнин залился краской стыда, но Мо Жань сжимал его руку так сильно, что сложно было освободиться. Его ладонь коснулась зловещего отростка – в мозгу всё вспыхнуло и онемело, он хотел вырваться, но Мо Жань стискивал его до боли, чуть ли не до треска костей.

Мо Жань дышал тяжело, горячо и прерывисто – было в этом что-то очаровательное. В густой дымке, скрадывавшей очертания окрестностей, отчётливо проступало одно лишь его низко склонённое красивое лицо с чёрными, затуманенными страстью зрачками.

Не отрывая глаз от Чу Ваньнина, Мо Жань сглотнул и тихо проговорил: – Учитель, помоги мне…

А потом снова прижался губами к его чуть приоткрытым губам.

Стоит подлить масла в костёр желания – его и водой не потушить; горячая волна прокатится по земле, испепеляя лес из тысячи деревьев.

Губы скользили, языки переплетались; они пытались напиться дыханием друг друга, но безуспешно – всего этого было мало, они лишь распалялись ещё больше.

Мо Жань увлёк Чу Ваньнина в глубь ванны – вода там не поднималась выше пояса – прижал к влажному скользкому камню ограждения и, не переставая жадно, упоённо целовать, начал стаскивать с него последний тонкий халат, который до того был забыт в спешке.

Быстротечная вода билась о камни, поднимая в воздух облако тонких брызг. В ушах стоял грохот водопада – все прочие звуки терялись в нём.

Под градом поцелуев Чу Ваньнин оказался прижат к скале с наполовину стянутым халатом – спущенный до локтей, халат опутал его руки и сковал движения.

– Не… не надо…

Но это ощущение скованности, стыдное и волнующее, ещё больше обострило его чувства. Он задыхался под ласками Мо Жаня – а когда ощутил прикосновение шершавого языка к соску, резко сдвинул брови; его лицо, обычно полное достоинства, под наплывом желания с каждой секундой делалось всё более растерянным. Наблюдая за сменой выражений, за этой борьбой между похотью и разумом на его лице, можно было сойти с ума.

– П-полегче… – хрипло пробормотал Чу Ваньнин и рефлекторно запрокинул голову, прикрыв раскосые глаза и хватая ртом воздух.

Клубы пара скрывали всё вокруг.

Мо Жань развернул его спиной – Чу Ваньнин почувствовал, как массивные крепкие ноги переплетаются под водой с его ногами. Он вжимался щекой в скалу; по контрасту с прохладной поверхностью камня жар внизу казался ещё более ошеломительным. Чу Ваньнин прикрыл глаза. Он и помыслить раньше не мог, что будет заниматься таким непотребством с собственным учеником, и что непотребство достигнет подобной степени: предаваться плотским утехам в купальне Мяоинь, где в любой момент могли появиться люди.

Стыд и растерянность, жажда и возбуждение – под наплывом всех этих чувств его взгляд полностью потерял фокус.

Вдруг он почувствовал, как что-то толстое и длинное, горячее и твёрдое упёрлось ему между ног и втиснулось между ягодиц. Застигнутый врасплох, Чу Ваньнин невольно выдохнул: – А…

Мужчина за его спиной на мгновение замер, а потом, словно подстёгнутый этим низким хриплым выдохом, покрепче обхватил его за талию и начал с силой толкаться в него под водой.

Хоть он и не входил по-настоящему, а всего лишь тёрся между ног, Мо Жаня охватило невероятное возбуждение. Ведь это Чу Ваньнин был сейчас под ним – самое сильное в его жизни любовное зелье.

Над водой виднелась лишь его склонённая фигура да брызги и плеск на поверхности, но под водой его толстый длинный орган вжимался в Чу Ваньнина, жарко скользил по внутренней стороне его бёдер, то и дело задевая вход в прячущееся там пространство любви. В голове у Мо Жаня плыло, ему хотелось наплевать на всё, задрать Чу Ваньнину ноги и засадить, вонзиться туда, где он бывал в прошлой жизни так много раз, чтобы это место поглотило его, обволокло и засосало; ему хотелось, сжимая Чу Ваньнина в объятиях, овладеть им полностью и безраздельно, чувствуя обвивающиеся вокруг талии ноги, и затрахать до слёз, и увидеть, как он кончает под ним.

– Ваньнин…

Голос прозвучал хрипло, жарко и торопливо.

Зрачки Мо Жаня потемнели. Плеск воды был так похож на звуки их соития в прошлой жизни, в источнике было тепло, между ног Чу Ваньнина было тепло – ощущения накладывались друг на друга, и Мо Жань понимал, что скоро окончательно потеряет голову.

Не дожидаясь, пока разум полностью покинет его, Мо Жань с силой втянул в себя воздух и резко развернул Чу Ваньнина к себе. Бушующее внутри пламя застилало им глаза, горячие брызги падали на искажённые страстью лица. Мо Жань снова кинулся целовать Чу Ваньнина, в спешке промахнулся, мазнул по подбородку, но тут же быстро нашёл губы и впился в них, как голодный зверь, жадно и немного грубо.

Другой рукой он провёл вниз по телу Чу Ваньнина, нашёл корень его желания, такой же болезненно раздувшийся, и сжал два их органа вместе.

Чу Ваньнин не думал, что так тоже можно. Распалённый донельзя этим прямым соприкосновением двух источников страсти, он зажмурился, запрокинул голову и тихо простонал: – Мо Жань…

Он успел выговорить только имя – всё остальное потерялось, когда Мо Жань запечатал его рот своим. Плотно обхватив пальцами два ствола, он начал быстро двигать рукой, тереть и возбуждать, прижимая своего учителя к груди и чувствуя, как тот мелко дрожит в его объятиях; эта дрожь сводила Мо Жаня с ума, переполняла нежностью и обожанием.

Их губы с влажным звуком разомкнулись. Охваченный животным возбуждением, Чу Ваньнин, не думая, бросил взгляд вниз, туда, где их тела соприкасались – и волосы встали дыбом у него на голове.

Он впервые со всей ясностью разглядел внушительный орган Мо Жаня, это смертельное орудие из плоти и крови – толстое, твёрдое и полное сил. На набухшем стволе отчётливо проступали вены, головка сочилась жидкостью, при каждом ритмичном движении размазывавшейся у Чу Ваньнина по животу.

Чу Ваньнин вздрогнул и зажмурился, потонув в водовороте хаотичных мыслей.

Как он может быть таким большим… Как он может поместиться внутри – его же и в рот-то толком не возьмёшь, сразу вывернет… Как это возможно…

Чу Ваньнина затопил стыд, уголки глаз обожгло огнём.

Если в него войдёт эта штуковина, останется ли он вообще в живых?

Вот поэтому, думал Чу Ваньнин с пылающими щеками, все его сны, всё, что он раньше в них видел – есть ни что иное, как иллюзия, не имеющая никакого отношения к реальности. Потому что, как иначе…

Как так может быть, чтобы он, скорчившись на кровати, выдерживал это яростное вторжение, принимал в себя этот гигантский инструмент и задыхался, и стонал бесстыдно, как течная сука, и умолял: ещё, ещё.

Как так может быть, чтобы он испытывал от этого удовольствие, и кончал, пока его имели?

Как так может быть…

Чем больше он об этом думал, тем больше разгорались в нём возмущение, обида и стыд. Он даже почувствовал какое-то отвращение к себе, но, по счастью, Мо Жань не позволил ему предаваться раздумьям слишком долго.

Обхватывавшая их обоих большая ладонь поднималась и опускалась в хорошо отработанном ритме.

Напряжение нарастало, от удовольствия на шее проступили жилы. Чу Ваньнин, теряя над собой контроль, едва не застонал, но Мо Жань быстро сказал: – Тихо. Здесь пар и ничего не видно, но может быть слышно.

И свободной рукой зажал ему рот и нос.

Зажал слишком сильно – в густом горячем пару ощущение нехватки воздуха отозвалось в теле Чу Ваньнина пугающим удовольствием. До сих пор опутанный собственной одеждой, теперь он вдобавок не мог произнести ни звука; это чувство скованности, чувство насильственного захвата было очень болезненным – и вместе с тем невероятно возбуждало.

– М-м…

Он был доведён до такого состояния, что в уголках глаз невольно выступили слёзы.

Как цапля в предсмертных конвульсиях, Чу Ваньнин запрокинул голову, вытянул шею и замотал головой, словно говоря: не могу, не могу так больше. Мо Жань не только не убрал руку, но ещё и, наклонившись, прихватил зубами его выступающий кадык, потом снова оторвался, поднял взгляд и стал вбирать в себя стоическое выражение лица и сведённые брови, и весь его страдальческий, умирающий вид.

– Учитель…

В конце концов Мо Жань сам не выдержал, убрал руку и впился в него поцелуем.

Под звуки бегущей воды, под шум водопада Мо Жань целовал Чу Ваньнина, пока у того не распухли губы, пока он не начал задыхаться, пока взгляд его не поплыл.

Мо Жань крепче прижал его к себе, зарылся лицом в шею. В глубине горячего источника ещё долго раздавалось их прерывистое дыхание; скрытые от посторонних глаз, они долго утоляли страсть, пока, наконец, не приблизились к развязке, оба с ног до головы мокрые – от пота и от воды. Безумно, как дикие звери, они вжимались друг в друга, жаждали и требовали друг друга, жалея лишь о том, что не могут стать ещё ближе, не могут слиться плотью, просочиться друг другу в кровь.

– Хватит… Я правда больше не могу… – Чу Ваньнин, содрогаясь от болезненного удовольствия, уже был готов отбиваться. – Не трогай больше, я больше не хочу…

Стоило Мо Жаню услышать это тихое бормотание, и зрачки его ещё больше потемнели. Осыпав лицо Чу Ваньнина поцелуями, он низко выдохнул: – Радость моя, подожди ещё немного. Давай вместе…

Он задвигал рукой быстрее, и бёдра его тоже рефлекторно задвигались. Постепенно у них обоих не осталось никаких мыслей в голове, всё перестало существовать – кроме человека рядом, кроме желания, кроме любви.

– А… А...

Момент разрядки был таким сладостным (эти ласки тайком в купальне придавали чувствам особую остроту), что Чу Ваньнин совершенно забылся и не сдержал хриплого стона, даже не вспомнил, что нужно приглушить голос.

Потом они долго пытались отдышаться, и были в этих вздохах и грубость и нежность, и низменность и чистота. Каждый видел перед глазами лицо другого на пике наслаждения – то самое единственное лицо… Они снова нашли друг друга влажными губами, купаясь в остаточных волнах удовольствия.

– Ты так обильно кончил… – пробормотал Мо Жань приглушённым, смазанным голосом.

Его рука была мокрой от излившихся в неё соков любви. С тёмным блеском в глазах он придвинулся ближе и хозяйским жестом размазал семя по животу Чу Ваньнина, по красивому рельефу мышц – и потом вверх, до груди.

Чу Ваньнин в кольце его рук беспрестанно дрожал; эта мелкая дрожь – результат наслаждения и возбуждения – никаким образом не поддавалась контролю его разума. Лаская его и сжимая в объятиях, Мо Жань тихо проговорил у него над ухом: – Значит, тебе было хорошо?

– …

– В следующий раз… если ты уже готов… – Мо Жань прижался к нему мокрым от пота телом, поцеловал, – …давай по-настоящему, ладно?

Чу Ваньнин уже давно ожидал это услышать, но сейчас, когда слова действительно прозвучали, он вдруг вспомнил то пугающее зрелище, только что открывшееся его глазам; по спине побежал холодок, и Чу Ваньнин напрягся.

Почувствовав это едва уловимое напряжение мыщц, Мо Жань поцеловал его ещё нежнее.

– Сильно больно не будет, я сделаю, чтобы было хорошо…

Страсть ещё не до конца отпустила их; они стояли в глубине источника за водопадом, прижимаясь друг к другу.

– Тебе понравится, правда… – В голосе Мо Жаня слышалась животная похоть – и одновременно любовь. – Когда вставляешь, может быть, совсем чуть-чуть… Но я буду сдерживаться…

Чу Ваньнин готов был провалиться сквозь землю от стыда, он хотел развернуться и уйти, но онемевшие ноги не слушались его.

– Замолчи…

Не почувствовав в этих словах настоящего отпора, Мо Жань проявил редкое для него непослушание. Склонившись к Чу Ваньнину, почти прижимаясь влажными губами к его уху, он искушающе прошептал: – Я всё сделаю хорошо… Учитель, если ты боишься боли – есть лекарство, я могу купить… Поверь мне, как только ты привыкнешь, тебе будет очень, очень приятно…

Потому что в прошлой жизни я это видел. Я знаю, что тебя можно затрахать до потери чувств.

Просто тогда я это делал из ненависти, чтобы тебя проучить.

В этой жизни я просто хочу ощутить, как ты обволакиваешь меня, слиться с тобой душой и телом, чтобы ничто не могло нас разлучить. Хочу доставить тебе радость и наслаждение, чтобы ты никогда, никогда не смог меня забыть.

Мо Жань поцеловал его и сказал одну фразу: с лукавством – и теплотой; грязно – и искренне; нежно – и жёстко. В глазах его при этом плескался жидкий огонь.

– Мой добрый учитель, – первая половина фразы была почтительной, вторая – переходила все границы, – позволь мне войти и кончить в тебя.

Отредактировано (2022-02-04 20:09:11)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Китаеанон, а наспойлери, пожалуйста.

▼Скрытый текст⬍

ЧВН же вроде как ничего помнить про ту жизнь не должен, если с ним в этом таймлайне ничего подобного не происходило. Что за флэшбеки у него, где его трахают?

*анон с правками*

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Китаеанон, а наспойлери, пожалуйста.

▼Скрытый текст⬍

ЧВН же вроде как ничего помнить про ту жизнь не должен, если с ним в этом таймлайне ничего подобного не происходило. Что за флэшбеки у него, где его трахают?

*анон с правками*

Это

▼Скрытый текст⬍

ОГРОМНЫЙ спойлер

Дранон

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

ОГРОМНЫЙ спойлер

Ну я нормально к спойлерам отношусь. Если объяснение даётся в главах дальше 189, можешь в треде Эрхи написать?
Ссылку сюда кидать не надо, просто отпишись, что отписался)

Отредактировано (2021-11-06 15:49:15)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

ОГРОМНЫЙ спойлер

Ну я нормально к спойлерам отношусь. Если объяснение даётся в главах дальше 189, можешь в треде Эрхи написать?
Ссылку сюда кидать не надо, просто отпишись, что отписался)

Написал

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Спасибо, анон)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Молодцы аноны, так и надо делать: со всеми спойлерами _для меня_ - отходите в соответствующий тред.

Анон с правками, будешь ещё доносить исправления по этому отрывку? Не может же быть, чтоб всё остальное было вообще хорошо :)

Отредактировано (2021-11-06 19:48:41)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Анон с правками, будешь ещё доносить исправления по этому отрывку? Не может же быть, чтоб всё остальное было вообще хорошо

Да, я ещё не дочитал. Ну, в смысле, редакторским глазом не дочитал. Но там по первому ещё остались неровности, может стоит потом главу целиком выложить в отдельный пост, я бы пробежался ещё раз.

Отредактировано (2021-11-06 20:00:31)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Анон с правками, будешь ещё доносить исправления по этому отрывку? Не может же быть, чтоб всё остальное было вообще хорошо :)

Да, я ещё не дочитал. Ну, в смысле, редакторским глазом не дочитал. Но там по первому ещё остались неровности, может стоит потом главу целиком выложить в отдельный пост, я бы пробежался ещё раз.

Не главу, а сцену (глава больше), но да, потом выложу в отдельный пост. После третьего отрывка :)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

А ты только эту главу будешь переводить, больше ничего?

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

А ты только эту главу будешь переводить, больше ничего?

Не знаю, в самом деле. Как я говорила - я развлекаюсь. Нца в Эрхе меня... вдохновляет :) Скорее всего, там и дальше будут сцены, на которые мне захочется подрочить на двух языках - китайском и родном. Ещё меня (как и всех) вдохновляет, когда кому-то нравятся мои переводы.
Но я ничего не могу заранее обещать.

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

А затем эту мимолётную мысль вытеснило видение.

Мо Жань восседал на троне, а Чу Ваньнин восседал на нём самом, "самым недостойным образом абсолютно голый" - что тут в оригинале? хочется заменить на "неприлично голый".

Они сидели лицом к лицу - Мо Жань стискивал его в объятиях - полностью одетый, только штаны немного сдвинуты, но за свисающими ногами Чу Ваньнина этого не было видно. С пунктуацией у меня неважно, так что тут мог намудрить.

Мо Жань вдалбливался в него, целуя и не отрывая взгляда от его лица.

Чу Ваньнин смотрел на себя в этом видении, качающего головой, словно превозмогая боль. Тут в оригинале "он увидел, как сам в видении покачал головой", правильно? Дефисы пока убрал, потому что не нужны.

Чу Ваньнин упрямо молчал – лишь обрывочные всхлипы вырывались из его горла. Задушенные? Полувсхлипы? Он себя прерывает или как? Не оч понятно.

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Всё окей, дальше по двум вопросам подробнее.

Мо Жань восседал на троне, а Чу Ваньнин восседал на нём самом, "самым недостойным образом абсолютно голый" - что тут в оригинале? хочется заменить на "неприлично голый".

В оригинале много слов :)

Для начала фраза целиком:
他看到墨燃坐在丹心殿的华座之上，那本该是迎接贵客的庄严地方，墨燃坐在那里，他自己却在墨燃身上，面对面被墨燃抱着，他一丝不挂，赤裸而羞耻，可墨燃的衣衫都穿得好好的，唯有亵裤除了一些，但也已被自己垂落的双腿遮掩住。

Заодно хочу снова обратить внимание всех читающих, что в оригинале это – вообще весь этот абзац – одно предложение. Митбан так пишет.

Интересующую нас часть я подчеркнула, далее по словам.

一丝不挂 – устойчивое выражение, «на нём не было ни клочка» (одежды)

赤裸而羞耻 (тут снова наше любимое 而, которое соединяет два слова и показывает, в данном случае, как одно вытекает из другого). Первое, 赤裸 – нагота. Второе, 羞耻 – стыд.

То есть, если брать по смыслам, то тут их, собственно, эти два: нагота и стыд. Просто первый смысл повторяется дважды, сначала идиомой, а потом просто отдельным словом.

Если попытаться в подстрочник, то будет примерно: "на нём не было ни клочка, он был абсолютно голый и это было стыдно"

Да, можно заменить на «неприлично голый». Пускай будет лучше, чем оно есть :)

Чу Ваньнин упрямо молчал – лишь обрывочные всхлипы вырывались из его горла. Задушенные? Полувсхлипы? Он себя прерывает или как? Не оч понятно.

В оригинале 细碎 - фрагментарный, раздробленный. Не знаю, как он это делает, но так написано :) Это слово постоянно повторяется в тексте. Я часто как "прерывистый" перевожу.

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Если попытаться в подстрочник, то будет примерно: "на нём не было ни клочка, он был абсолютно голый и это было стыдно"

Блин, пояснение только порождает больше вопросов. Стыдно кому? ЧВН, который сидит на МЖ? Или ЧВН, который за этим наблюдает?
По идее ЧВН наблюдает со стороны, так что должно быть стыдно ему? Но при этом ЧВН же вроде как всё это чувствует?

Не знаю, как он это делает, но так написано

Кстати, тогда имхо "упрямо молчал" не подходит, потому что он всё же не молчит.
Чу Ваньнин упрямо не отвечал, лишь прерывистые всхлипы вырывались из его горла.
Чу Ваньнин упрямо не отвечал, только прерывисто всхлипывал.

Отредактировано (2021-11-08 00:43:01)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Чу Ваньнин упрямо не отвечал, лишь прерывистые всхлипы вырывались из его горла.

Чу Ваньнин упрямо не отвечал, его горло издавало только прерывистые всхлипы.

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

▼длинная переводческая простыня⬍

Если попытаться в подстрочник, то будет примерно: "на нём не было ни клочка, он был абсолютно голый и это было стыдно"

Блин, пояснение только порождает больше вопросов. Стыдно кому? ЧВН, который сидит на МЖ? Или ЧВН, который за этим наблюдает?
По идее ЧВН наблюдает со стороны, так что должно быть стыдно ему? Но при этом ЧВН же вроде как всё это чувствует?

Да, потому что это китайский :) По китайски таких вопросов не возникает. Там "стыдно" не кому-то конкретно, там "стыдно" - это некоторое состояние вещей, некоторое описание реальности. Но по-русски это слово так не работает, поэтому я и не перевожу как "стыдно". По-русски можно сказать "неприлично", "непристойно", чтобы выразить примерно то же состояние вещей.
Но поскольку вещи описываются с точки зрения Чу Ваньнина - то это, конечно же, его стыд, это ему всё кажется "неприлично" и "непристойно". Просто какому конкретно Чу Ваньнину - тому, который наблюдает, или тому, который сидит на МЖ - из китайского текста не ясно. Но из логики этого текста следует, что скорее всего обоим :)

Не знаю, как он это делает, но так написано :)

Кстати, тогда имхо "упрямо молчал" не подходит, потому что он всё же не молчит.
Чу Ваньнин упрямо не отвечал, лишь прерывистые всхлипы вырывались из его горла.
Чу Ваньнин упрямо не отвечал, только прерывисто всхлипывал.

Да, есть такая логическая нестыковка... Эта нестыковка вообще-то изначально авторская, но по-русски дело осложняется тем, как я решила перевести одно конкретное слово. Попробую объяснить - скорее всего, это внесёт ещё больше путаницы, но ладно, раз уж мы заговорили об этом.

То, что я перевела как «не слышу», а Фениксы – как «кричи». И то и другое – не стопроцентно соответствует оригиналу, но я всё же считаю, что мой вариант лучше.

В оригинале используется слово 叫. У него множество оттенков – «звать» в выражении «как тебя зовут», обращаться (к кому-то), называться (как что называется), кричать (в определённых словосочетаниях). И куча всяких промежуточных нюансов в зависимости от контекста. Вот здесь у нас есть контекст, в котором очень чётко понятно, что МЖ хочет от ЧВН: он хочет стонов, вот этого вот «а…а…а…». И это тоже называется словом 叫. Как это переводить? Это не «звать» и не «кричать» - это «голос» в выражении «я хочу услышать твой голос» или «я хочу услышать, как ты стонешь». Вот весь этот смысл, заключённый в один иероглиф. Поэтому я взяла ту часть смысла, которая хорошо ложится на русский: хочу услышать или «не слышу». И, мне кажется, это отлично работает здесь.

Но дальше начинаются нестыковки – и у автора, которая спокойно пишет, что ЧВН «не произносил ни звука», когда в предыдущей фразе он у неё «прерывисто дышал» или «всхлипывал», и у меня, когда мне приходится заменять слова в определённых фразах, чтобы по-русски лучше звучало (например, в исходной фразе, где у меня «упрямо молчал», в оригинале на самом деле «был не согласен» или «отказывался»). Но я о чём хочу сказать – о том, что переводить как «не отвечал» нельзя, потому что дело не в ответе. Если перевести «не отвечал», то читатель может подумать, будто МЖ хочет услышать что-то вроде «да, мне нравится», а он хочет услышать голос, звук – «а…а…а…».
Короче, мне кажется, тут ничего не поделаешь, придётся так и оставить.

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Короче, мне кажется, тут ничего не поделаешь, придётся так и оставить.

Дай подстрочник, пожалуйста.

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Короче, мне кажется, тут ничего не поделаешь, придётся так и оставить.

Дай подстрочник, пожалуйста.

他不肯，喉咙里只有细碎的呜咽。
Он был не согласен (сделать то, что от него требуют), в горле раздавались фрагментарные всхлипы.

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Тогда получается, что ЧВН не упрямо молчал, а просто не желал поддаваться, но телопредало это было сильнее его? МЖ же добился от него того, чего хотел - голос услышал?

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Тогда получается, что ЧВН не упрямо молчал, а просто не желал поддаваться, но телопредало это было сильнее его? МЖ же добился от него того, чего хотел - голос услышал?

В том-то и дело, что нет. Этот конкретный звук (всхлипы) - не считается. Это не то, что МЖ хочет услышать.
Телопредало уже в самом конце (где "а!" - а потом МЖ начинает его энергично трахать), а до этого у нас процесс сопротивления на многоабзацев.

Но кстати. "Не желал поддаваться" - это очень хороший вариант конкретно для этой фразы. Беру :)

Отредактировано (2021-11-08 02:15:06)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

"Скули" - будет очень грубо?

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

"Скули" - будет очень грубо?

Очень :) Можаневское 叫 - оно такое, очень мягкое, почти вежливое в оригинале.

Отредактировано (2021-11-08 02:18:54)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Можаневское 叫 - оно такое, очень мягкое, почти вежливое в оригинале.

Ясно) Мне он просто казался грубым очень, да и к ЧВН вроде относится с какой-то ненавистью, унижает и всё такое, я подумал, может, прокатило бы)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Можаневское 叫 - оно такое, очень мягкое, почти вежливое в оригинале.

Ясно) Мне он просто казался грубым очень, да и к ЧВН вроде относится с какой-то ненавистью, унижает и всё такое, я подумал, может, прокатило бы)

Нет. Мне кажется, грубость МЖ в восприятии русского читателя - это во многом из-за погрешностей перевода. По-китайски он вообще не производит такого впечатления. Ну, более неотёсанный, мысли свои выражать не умеет, но какой-то бросающейся в глаза грубости в нём нет (пару фраз я припоминаю, но это пара фраз на 189 глав). С ЧВН даже в таймлайне 0.5 он довольно вежлив (даже когда говорит непристойности). Это сложно объяснить, но мата там точно нет.

Отредактировано (2021-11-08 02:36:20)

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Ну, более неотёсанный, мысли свои выражать не умеет, но какой-то бросающейся в глаза грубости в нём нет

Ну я перевода Фениксов так-то не читал. Просто раньше на этой странице тебя спросили, правда ли МЖ резко ругается. И ты сказал, что вот есть у него такие-то матерные выражения, но лучше не переводить их в лоб, потому что сянься. То есть он таки груб, ну или неотёсан. Имхо, мат и вежливость - вещи несочетающиеся)
Хотя у меня, возможно, грубость в сексе наложилась на грубость в речи ещё. То, что он ЧВН грубо трахает как минимум в этой сцене, довольно-таки очевидно.

Анон

Re: Принимаются вопросы по переводу китайского контента [Фандомное]

Ну, более неотёсанный, мысли свои выражать не умеет, но какой-то бросающейся в глаза грубости в нём нет

Ну я перевода Фениксов так-то не читал. Просто раньше на этой странице тебя спросили, правда ли МЖ резко ругается. И ты сказал, что вот есть у него такие-то матерные выражения, но лучше не переводить их в лоб, потому что сянься. То есть он таки груб, ну или неотёсан. Имхо, мат и вежливость - вещи несочетающиеся)
Хотя у меня, возможно, грубость в сексе наложилась на грубость в речи ещё. То, что он ЧВН грубо трахает как минимум в этой сцене, довольно-таки очевидно.

Не знаю... Мне вообще кажется что мат существует только в русском языке. Я на нескольких языках говорю, но почему-то никакие ругательства на других языках не воспринимаю как мат. Может это моё личное.
Грубость в сексе и грубость в речи это тоже разные вещи, да. Особенно в этой сцене. Тут речь мягче, чем секс, за исключением самой последней фразы (хотя и секс-то не особо грубый, там бывало грубее).