Название: Откровение
Пейринг: Аларм/Энни
Рейтинг: ставлю PG-15, хотя кто его знает…
Категория: гет
Жанр: романтика, психология. Элементы AU и кроссовера, персонажи-то из разных канонов
Размер: ~ 6 700 слов. Я говорила, что не умею писать кратко.
Таймлайн: постканон, лет пять спустя после финала Сухинова. Только не те «лет пять», которые привели к канонному эпилогу.
Предупреждения: с точки зрения канонов тут возможен ООС.
Аннотация: «А наутро они проснулись».
Примечание: Будущая глава к фанфику «Тайны и хроники Жёлтого дворца» (полный текст находится на фикбуке).
Все персонажи, вовлечённые в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними. По факту уж точно.
Авторская вычитка.
Песня Fleur «Почти реально» подошла бы сюда в качестве эпиграфа вся, но, чтоб он не был слишком длинным, я взяла только куплет и припев.
Это будет почти реально,
Это будет совсем как наяву.
Ты почувствуешь, как исчезает страх,
Подчиняясь внезапному волшебству…
Нераспознанный всплеск волшебства
за пределами круга.
Две волны, что встретились
и поглотили друг друга.
Fleur
…Аларм не сразу открыл глаза. Ощущения были какие-то странные, и он никак не мог осознать полностью, что не так, почему пробуждение этим утром не похоже на вчерашнее, позавчерашнее и все остальные, что были раньше.
Наконец сон полностью испарился, сознание стало ясным, и Аларм открыл глаза… и тут с ужасом вспомнил то, что было. Сейчас он лежал рядом с Энни, близко, очень близко, и они держались за руки, и это было бы нормально – они ведь нередко оставались в этой комнате на ночь. И в этой постели. И часто они в путешествиях спали рядом. И они точно так же держались за руки, но сейчас… сейчас всё было не так, потому что раньше они, оставаясь на ночь вместе, всегда спали в одежде.
А сейчас – нет. И более того… Аларм с силой зажмурился. Хотелось, чтобы это было постыдным сном, а не реальностью. А что скажет Энни? Как он теперь сможет смотреть ей в глаза?
Аларм не успел отвести взгляд, когда ресницы Энни внезапно дрогнули, и через секунду она смотрела на него, сонно моргая. Она чуть улыбалась, была смущена, но приветлива, и ничуть не сердита. В её глазах отражалась какая-то беззащитность и наивность, и Аларм не знал, как теперь быть. Что ей сказать? Что она теперь скажет?..
…Вчера они стояли возле окна. Давно сгустилась темнота, в воздухе застыло напряжение перед грозой, ни единый лист на деревьях не трепетал. На небе не было ни звёзд, ни луны, и где-то вдали глухо ворчали еле слышные пока что громовые раскаты.
Почему и Аларма, и Энни так тянуло в эту комнату? Раньше, при Виллине, они сюда даже не заглядывали. Впрочем, и сама Виллина чаще засыпала в своём кресле в гостиной, чем на кровати в спальне. И всё же именно здесь хотелось чаще её вспоминать. В гостиной всё-таки было… в общем, туда многие могли прийти. Спальня же была именно комнатой Виллины, этаким святая святых, и здесь сильнее можно было прямо-таки почувствовать её присутствие.
Поэтому, при настроении воспоминаний, Аларм и Энни приходили сюда – иногда кто-то один, иногда случалось, что вдвоём, не договариваясь, оказывались вместе, и оставались здесь на всю ночь. Молчали, или тихо переговаривались, вспоминая о прошлом, строя планы на будущее, обмениваясь дневными впечатлениями. Всегда было о чём поговорить, и о чём помолчать – тоже. В такие вечера они чувствовали свою обособленность, и это ещё сильнее их сближало. Это касалось только их, и они всё чаще ощущали своё единение друг с другом. Здесь Энни впервые сама сказала Аларму «я тебя люблю», хотя он давно это знал. Но слова прозвучали впервые именно здесь. И он ответил ей тогда.
А вчера…
Они стояли у окна, ожидая налёта стихии. Где-то очень далеко время от времени озарялось небо вспышками. Иногда произносились какие-то малозначащие слова. Просто хотелось стоять рядом, чувствовать настроение, всю душу другого, чувствовать, не мешая себе словами.
Энни скромно прислонилась к Аларму, положила голову на плечо, он её обнял – ничего в этом не было необычного или провоцирующего. Жест доверия и поддержки. Так же как и лёгкий поцелуй в лоб от Аларма. Они так стояли долго, неподвижно, держась за руки, обнимая друг друга, лишь время от времени сплетая и расплетая пальцы. Гроза быстро приблизилась, ударила в окна косыми струями дождя, и Энни тогда вздрогнула от резкого трескучего грома одновременно с белым всполохом, а Аларм на секунду зажмурился и крепче обнял её.
- Хорошо, что мы не в горах, - сказала Энни. – Там это наверняка страшнее.
- Обвалы и паводки, - согласился Аларм, - эхо от грома, и вообще кажется, что мир переворачивается. В детстве, когда я здесь в первый раз увидел грозу, я подумал, что на нас нападает какой-то страшный и злой колдун.
Энни тихонько засмеялась.
- И ты был недалёк от истины, потому что колдун действительно существовал. Только напал чуть позже.
Стекло гудело от ударов тугих струй воды, казалось, ещё немного – и оно лопнет. Посыпался град. Энни невольно потянула Аларма прочь от окна.
- Бедный огород Логона. Теперь всё градом побьёт…
- Мы ничего не можем сделать, - ответил Аларм. – Управлять погодой не в нашей власти.
- Как-то холодно стало, - передёрнула плечами Энни. Аларм покосился на окно – не разбилось ли, не открылось, но нет. Энни тем временем отошла к кровати, скинула туфли и забралась на одеяло с ногами. Аларм решил последовать её примеру. Здесь было уютно. Но неудобно наблюдать за грозой.
Энни ещё раз зябко повела плечами и потянула одеяло, которым укуталась и сама с ног до головы, и Аларму уделила половину. В этом коконе было уютно и тепло. Создавалось полное ощущение маленького домика вдали от всех – защищённого гнёздышка среди бушующей стихии. Правда, в слове «гнёздышко» было что-то легкомысленное, приземлённое и простоватое. Аларм бы предпочёл назвать как-нибудь по-другому, но не знал, как.
- Останемся здесь? – коротко спросил он у Энни. Обычный вопрос, не содержащий никакого подтекста. Они много раз оставались здесь. Целомудренно уснув полностью одетыми, порой вообще на разных сторонах широкой кровати, ну или максимум – держась за руки. То есть, Энни порой засыпала в объятиях Аларма – непроизвольно. И эти объятия всегда были нежными, защищающими, но сдержанными. И без всяких порочных мыслей. Но спать, обнявшись, всю ночь было трудно просто физически. Неудобно. Поэтому – не более чем держась за руки.
- Давай останемся, - кивнула Энни и чуть сильнее закуталась в одеяло. Аларм не видел, улыбнулась она или нет. – Мне как-то в такую грозу в одиночку неуютно.
Аларм хмыкнул.
- Ты же не будешь пугаться простой грозы.
- Не буду, - согласилась Энни. – Но неуютно. Знаешь, в такие моменты чаще всего понимаешь, насколько ты мелкая пылинка во вселенной. Где-то электрический разряд на полнеба, и выливается огромная масса воды, и ветер деревья ломает, а ты тут, такая букашка, прячешься. А если не спрячешься, то все эти мощные силы природы тебя даже не заметят.
Аларм улыбнулся.
- Да уж.
Что произошло дальше? Они сидели, обнявшись, и Энни уже закрывала глаза, а потом он поцеловал её, и они, наверное, хотели просто лечь спать… Даже расправили обратно скомканное одеяло. Но Энни, сидя на краю кровати, почему-то попросила сонным голосом, устало и немного невнятно выговаривая слова:
- Помоги, пожалуйста, пояс развязать, а то там узел затянулся…
Аларм без возражений, спокойно опустил руки на её талию, повернув девочку к себе спиной, и действительно нашёл затянувшийся, запутанный узел. Видимо, Энни пыталась развязать сама, но у неё почему-то получилось только хуже. Несмотря на то, что Энни никогда не снимала платья, оставаясь на ночь вместе с Алармом, с завязанным тугим поясом спать неудобно, и Аларм это понимал. В темноте было трудно разобраться в перепутанном узле, действовать приходилось на ощупь, но Аларм справился и вскоре откинул широкие завязки вперёд:
- Всё.
Энни кивнула. Аларм же машинально положил руку ей на плечо, и она вздрогнула, чуть обернувшись. На фоне новой вспышки молнии Аларм успел разглядеть её профиль – полуоткрытые губы, опущенные ресницы, во взгляде – то ли недоумение, то ли ожидание, то ли… стремление к чему-то. А может, просто усталость и сонливость? Позже Аларм этого уже вспомнить и понять не мог. Просто ласково пробежал пальцами поперёк спины от одного плеча к другому, вдоль выреза платья. Нежный, но совершенно невинный жест.
Что же потом произошло? Наверное, они оба немного сошли с ума. Хотя, скорее, ум полностью отключился. Энни откинулась спиной на плечо Аларму, повернулась, коснулась ладонью его шеи – возле ворота, - и Аларм дёрнулся от этого прикосновения, как от ожога. Хотя, Господи, да сколько раз Энни до него дотрагивалась? И он до неё. По самым разным причинам, от дружеской ласки до помощи в лечении всяких ссадин. Но теперь прикосновение было другим. Не просто нежным. У Энни дрожали пальцы, словно она чего-то боялась и в то же время желала. И это передавалось Аларму. Страх – и в то же время любопытство перед непонятным. А чем именно? Он и сам не смог бы тогда объяснить, что же случилось. Что пошло не так.
Энни приподняла голову. Новая вспышка и грохот над крышей, и Аларму было видно ожидание в глазах подруги. Чуть улыбнувшись – вряд ли Энни заметила – он снова поцеловал её и хотел мягко отстраниться, но Энни не спешила его отпускать. Этот поцелуй стал внезапно совсем не таким, как все предыдущие. Более нервным, более волнующим. Нежным, как и всегда, но пугающе затягивающим – казалось, что с каждой секундой они всё больше сливаются воедино физически. Тесно сплетая руки, прижимаясь друг к другу так, как будто хотели раствориться каждый в другом. Нет, они много раз обнимались так, словно стремились приклеить другого к себе или вообще поглотить всем телом – но это были скорее дружеские объятия. В пылу эмоций, после каких-то опасностей, при встрече после разлуки, когда хочешь стиснуть другого в кольце своих рук и никогда-никогда не отпускать, лишь бы он всегда был с тобой рядом. Но сейчас что-то было не так.
Аларм протянул руку, чтобы обнять Энни за плечи спереди, но она перехватила его ладонь, остановив её и прижав к себе – чуть выше выреза платья, на ключицах. Не прекращая поцелуй. В этом уже было что-то опасное, и на Аларма накатил страх: что они делают? Чем это может кончиться? Пора прекращать, пока не поздно. Что на Энни нашло? Да и на него, раз уж он никак не может решительно встать и отойти в сторону, а продолжает её целовать, и обнимать, касаясь рукой то пушистых волос, то спины, то плеч, а другую руку удерживая над вырезом платья. Энни сидела, прижавшись к нему плечом, повернув голову, и одной рукой обнимала его за шею, а другой опиралась на его колено.
Аларму хотелось оттолкнуть её, с ужасом спросить «что мы делаем?», и в то же время не хотелось ничего спрашивать. Пусть всё идёт своим чередом. В голове мелькнула преступная мысль: а может, так и надо? В конце концов, они с Энни знакомы уже пять лет – сначала знакомство, потом сотрудничество, жизнь под одной крышей, дружба, влюблённость… Любовь, наконец. И до сих пор позволяли себе и прикосновения, и объятия, и поцелуи исключительно в рамках приличий. Аларму всегда казалось – что-то сверх этих приличий нарушило бы ту крепкую связь, что установилась между ними, связь скорее духовную и душевную, чем физическую. Может, и не нарушило бы, но она бы утратила ту хрустальную чистоту, которую они оба так ценили – хотя и не признавались друг другу, но это чувствовалось. Оба действительно не стремились переводить свои отношения на более физический уровень. Никто ни разу не нарушил душевный покой другого неделикатным замечанием или действием, и стеснялись друг друга они, пожалуй, почти так же, как и пять лет назад. Но может, рано или поздно барьеры всё равно рушатся, и не надо этому препятствовать?
Может, Аларм сам себя загнал в какие-то жёсткие рамки, которые на самом деле лишь приносят проблемы? Ведь когда-то он вообще не хотел дружить с Энни, потому что она девчонка, а романтические увлечения казались ему глупостями (правда, и тут он тонул в противоречиях). Теперь не кажутся. И может, можно подчиниться происходящему, а не убегать от него?
А собственно, кто инициатор того, что сейчас происходит? Ну не Энни же. Скорее, они оба в равной степени. Прикосновение в ответ на прикосновение. Поцелуй в ответ на поцелуй. Одновременное движение на встречу друг другу – и как тут определить, кто первым начал?
И как вообще понять, кто и что сделал, если ум уже совершенно затуманен, а действия стали машинальными? Аларм понял, что скинул куртку только после того, как это произошло. А вот почему у Энни рукав платья упал с одного плеча?
- Энни, - он хотел задать недоумённый вопрос, но Энни остановила его, коснувшись пальцами его губ.
Аларм усмехнулся – презрительная насмешка над собой, над ситуацией. Что ж, сходить с ума – так до конца.
…Тогда он подумал, что завтра, наверное, их в любом случае ждёт кошмар – они не смогут спокойно смотреть друг другу в глаза, даже если ничего больше не произойдёт, так лучше пройти до конца это сумасшествие. Лучше уж избавиться от всех этих пуговиц, крючков и узлов, которые постоянно мешают обниматься, мешают приблизиться друг к другу настолько, чтоб не осталось никаких, даже самых тонких преград. Хотя, почему постоянно – раньше ведь почему-то не мешали. Ну, нет, всё-таки всегда неудобно, когда пуговицей на своём рукаве цепляешься за чужую застёжку вместо того, чтобы ласково провести рукой по спине. Можно сдвинуть руку в сторону. А можно рискнуть и сделать то, что, наверное, завтра заставит прятаться от ужаса и стыда.
Тем более у Энни всё равно под платьем ещё что-то надето…
А может быть, даже если бы взяла верх привычная строгость и сдержанность, и даже если бы Аларм сейчас оттолкнул девочку, всё равно окончательно победила бы тяга к неизведанному, к тому, что столько времени было запретом (хотя он и сам себе поставил этот запрет). А каково это – обнимать Энни, когда на ней нет одежды? И на нём тоже. И пусть накатывает чувство неловкости, страха, и стыда, и хочется убежать, и не знаешь, как завтра посмотришь ей в глаза. А ещё хочется выбежать под дождь и стоять под открытым небом, рассекаемым молниями. Может, хоть так немного в голове прояснится.
Но не убежишь, и не скроешься. Как бы ни хотелось (а хотелось ли?..), но что-то останавливает здесь. А ведь, наверное, Энни завтра будет ещё более неловко.
- Энни, что мы творим? – в панике пробормотал он, пряча лицо в её волосах.
- Ничего не говори, - шепнула она в ответ.
Как будто погружаешься дюйм за дюймом в холодную воду, не решаясь – и не желая – сразу окунуться с головой. Аларм подумал об этом и услышал собственную мысль как-то отстранённо, словно бы она принадлежала не ему. Наверное, сейчас всё и должно быть так – неловкость, робость, чуткость и щемящее любопытство. Они ведь только-только открываются друг другу – впервые с той стороны, которую раньше ещё не знали. Страшновато – и тянет, притягивает друг к другу, и то отдёргиваешь руки и отстраняешься, отворачиваясь, то снова – неловкое касание, и хочется зайти чуть дальше. То смотришь прямо в глаза, едва различая лицо в темноте, то в смущении зажмуриваешься. Постепенно порывы «бежать и скрыться» исчезли и забылись. Хотелось понять всё до конца. Понять себя – и другого. Что ты хочешь? Чего хочет Энни? Почему тянется к тебе сейчас, заставляя обмирать от неожиданности ощущений? Почему ты тянешься к ней?
Почему так важно, чтобы ничто не мешало? Почему хочется стянуть все эти тряпки с её тела и со своего тоже? Постепенно, не решаясь кинуться сразу в омут с головой, и так долго, трепетно и осторожно. Аларму казалось, что Энни страшно.
В какой-то момент стало неловко обоим. Отстранились друг от друга, и сразу стало холодно. Энни обхватила себя руками и то ли чуть засмеялась, то ли всплакнула. И Аларм снова потянулся к ней. Развёл её руки в стороны, бережно обнял. Нет, она не плакала… Да и почему бы?
Странные ощущения. Одновременно и жарко, и холодно, и страшно, и приятно. Энни словно бы спряталась доверчиво у него на груди, и соприкосновение тел, которым теперь почти ничто не мешало, давало ощущение нереальности. То, что сейчас происходит – и произойдёт – невозможно. Но оно происходит. И Аларм каким-то краем сознания подумал – нет, всё-таки возможно. И наверняка оно могло бы случиться давно, естественно и само собой. Или нет. Всё случается в своё время.
А ведь это таинство… Непонятное, пугающее, заставляющее недоумевать – почему так происходит? А ведь в этом таинстве, если они пройдут его до конца, может родиться даже новая жизнь… Аларм подумал об этом, и снова сердце защемило. Это великое чудо тоже казалось невозможным – но было возможно. Каким образом два человека биологически могут создать нечто, что будет обладать совершенно не биологической душой, мыслями, чувствами? Почему от каких-то инстинктивных действий сотворится такое невероятное, совершенное существо – новый человек?..
Ну, может быть, когда-нибудь сотворится. Всё равно такое возможно. Пусть не сейчас, пусть они не будут об этом думать специально. Аларм решил не думать. Чудо волшебнее и прекраснее, когда оно приходит внезапно. Сейчас в мыслях был сумбур – вообще думать было трудно. Хотелось просто воспринимать, впитывать нечто новое. Хотелось чувствовать Энни так же, как себя. Понять, чего она ждёт, о чём думает и что чувствует. Откликнуться на эти ожидания…
Эта незащищённость, полное откровение, раскрытие себя перед другим. Казалось, сейчас они коснутся мыслей друг друга. Прикосновения, хоть и поверхностные, отзывались где-то в глубине, как никогда ещё не было – почему-то очень неловко стало, когда неожиданно соприкоснулись коленями, вроде ничего особенного, но личные ощущения… И ещё – Аларм ведь много раз брал Энни за руку, а теперь даже этот невинный жест обрёл какой-то тайный смысл и бросал в дрожь, в жар и холод.
Что уж говорить об иных прикосновениях…
И соприкосновениях. Самых странных, самых непривычных. И Аларму начало казаться, что всё происходит как-то само собой. Исчезло ощущение времени, стало неважным всё, что происходит вокруг – и гроза за окном, и дворец, и люди где-то далеко. Теперь был только он и Энни.
…Аларм смотрел на Энни, лежащую напротив него, и словно не мог пошевелиться. Накатила какая-то безнадёжность. То, что они допустили этой ночью, уже не исправить. Просить прощения? Но всё равно поступок необратим. Даже если Аларм больше никогда себе такого не позволит, всё уже случилось.
- Привет, - стеснительно улыбнулась Энни. Голос у неё чуть сорвался в конце.
Утренний свет – яркий свет солнца, словно ночью и не было грозы, - заливал комнату, и всё блестело, за окном слышался привычный щебет и шелест. И от этой радостной обыденности обстановки становилось ещё тяжелее на душе.
- Энни, что мы натворили? – горло сдавило, в хриплых словах прозвучало отчаяние. Аларм покосился на руку, которой он всё ещё держал руку Энни, и поспешно хотел убрать её, но Энни сжала его ладонь.
- Всё хорошо, - торопливо проговорила она. Но Аларма это только рассердило – сердился он не на Энни, на себя. Ну да, всё как всегда – он переживает из-за своей собственной ошибки, а она, хотя ей и плохо (ну наверняка же плохо!), пытается сделать вид, что всё в порядке. Ничего не «хорошо»! Они, должно быть, в самом деле сошли с ума ночью. Аларм корил себя нещадно, не жалея нелестных эпитетов: видите ли, ему хотелось понять, «каково это»! Испытать новое и неизведанное! Понять и познать! А что будет теперь? Всё рухнуло. Их отношения теперь уже никогда не станут настолько светлыми, как прежде. Любовь, которая была таким чистым и глубоким состоянием души, испачкана поверхностным и грязным физическим порывом. Энни будет его презирать за слабость и низменность желаний. Да он сам себя будет презирать. Уже презирает. Чему он поддался? Любопытству? Да конечно! Если называть вещи своими именами – это было просто плотское влечение. Низкое и отвратительное чувство.
Ну познал и испытал. А Энни? Каково ей при этом было?
- Аларм, - позвала Энни, но он уставился в потолок. Хотелось побить самого себя. Только сначала втиснуться в какой-нибудь тёмный и тесный уголок и не выходить оттуда… ну, в общем, долго.
- Прости, - глухо проговорил он. – Я знаю, что уже ничего не исправить, но я понимаю, что не должен был этого делать.
- Чего именно? – спокойно спросила Энни. Аларм в негодовании, даже с яростью (но не в её адрес) повернулся к ней:
- Ты ещё спрашиваешь? Я виноват, и я это знаю. Это больше не повторится.
- Глупости, - вздохнула Энни и строго посмотрела на Аларма. – В чём ты виноват? Ты не сделал ничего плохого. И ничего неприятного, - помедлив, добавила она. – Всё хорошо.
«Ничего неприятного». Ну, хоть это успокаивает. Нет, ночью она сама тянулась к нему. Она стремилась навстречу каждому его движению. Но сейчас Аларм почему-то отказывался это вспоминать. Странный выверт сознания – осознаваемый выверт, но принимаемый почему-то сейчас за истину. Наверное, от Энни же и набрался странностей и противоречий.
- Я соблазнил тебя, - с жёсткой прямотой сказал Аларм, - фактически, воспользовался твоим доверием и… Энни, я не знаю, что ты теперь обо мне думаешь, но если ты меня будешь ругать, я это заслужил.
- Вот только не надо банальных фраз! – Энни поморщилась и махнула рукой. Аларм поспешно отвёл глаза – одеяло обнажило её плечо. – Во-первых, с чего ты взял, что я тебя буду ругать? За что? Во-вторых, если уж на то пошло, то ещё большой вопрос, кто из нас кого соблазнил. Если тебя это так сильно беспокоит, - тихо продолжила она и начала запинаться в речи, - то это я должна просить прощения. Прости меня. Я… я думала… ну, в общем, мне казалось… Рано или поздно мы всё равно бы… когда-нибудь. И мне казалось, что ты…
- Вот именно, - мрачно признал Аларм. – Ты думала, что я этого хочу. Я именно так себя вчера и вёл… но это было неправильно. Я понимаю.
Почему-то сейчас, при свете дня, всё воспринималось совсем иначе. То, что ночью казалось таким притягательным, сейчас вспоминалось как порочное и ужасное. Нет, не неприятное. Не отвращающее. Но ужасное. Так было нельзя…
Энни тихонько вздохнула. Непонятно было, что она думает. Аларм осторожно покосился на неё. Энни же, не заметив его взгляда, села на кровати, прикрывшись одеялом, но Аларм всё равно едва успел отвернуться снова, зацепив взглядом её худую спину с торчащими лопатками. Вот это движение Энни, видимо, уже заметила и насмешливо проговорила – тоненько и смущённо:
- Я думала, что теперь тебе необязательно отворачиваться…
- Спасибо, что напомнила о том, какой я развращённый, - буркнул Аларм. Энни рассмеялась:
- Ну ничего себе развращённость! Ты прекрасно сам понимаешь, что это не такое уж порочное событие, - заявила она с вызовом. – Мы могли бы давно к этому прийти.
Аларм это тоже понимал. Но хотелось поспорить. Не с Энни, а скорее с самим собой. Доказать и убедиться, что всё произошедшее – нормально и правильно. Или наоборот, нехорошо и неправильно. Пока не доказывалось ни то, ни другое, но какой-то ведь один вывод надо сделать! Выбрать что-то одно. А оно что-то не выбиралось.
Странно, обычно противоречиями страдала Энни, а теперь она была так спокойна, а все терзания достались ему…
- И насколько давно мы могли бы прийти? – Аларм тоже сел на кровати, глядя на Энни. В душе росла тоска и ужас. Что теперь делать? Что делать, когда рушится всё? Всё в твоей душе…
- Нет смысла рассуждать, давно или не очень давно, - хладнокровно пожала плечами она. – Раз это всё-таки случилось, мы должны это принять как данность.
Чувствовалось её некоторое недоумение и растерянность. Она явно ожидала не той реакции.
- С этим согласен, - мрачно ответил Аларм. – Мы не бесплотные духи. Но я считал, что… что так не будет. Вроде как мы выше этого.
«Ну вот тебя и поставили на место, чтоб нос не задирал», - тут же подумал он о себе. Выше, не выше… Ага. А ночью думал, что это великое таинство, ещё и о чуде зарождения новой жизни… Новое удивительное и одухотворённое человеческое существо от таких низменных действий. А что, если… Аларм вспомнил, как Энни обращалась с маленькими детьми – с такой осторожностью, нежностью, трепетом – и великолепным воспитательным опытом, - и почему-то на душе стало и больно, и волнительно в ожидании чего-то хорошего. Но куда же девать это проклятое противоречие между воображением чуда новой жизни, воспоминаниями о тех волнующих тайнах, и осознанием собственного падения? Если оно так связано одно с другим!
Энни пожала плечами – Аларм снова опустил глаза, избегая смотреть на эти тонкие открытые плечи. У Энни были загорелые руки, но плечи – намного светлее.
- Теперь об этом говорить бессмысленно.
Некоторое время они так и сидели – в неловкой неподвижности, - потом Аларм всё-таки чуть улыбнулся – со смущением, тоской и просьбой о примирении:
- Прости, на меня что-то нашло, я всё делаю не так. Мне надо было начать с «доброе утро, Энни» и «как ты себя чувствуешь».
Энни слегка засмеялась – тоже смущённо.
- Доброе… Всё хорошо, - повторила она. И, помедлив, добавила осторожно: - Знаешь, я тоже слегка… сама себе не поверила, - с тонким неестественным смехом она склонила голову, так, что волосы скрыли лицо. И спросила тихонько: - Ты как?
Аларм чуть прикрыл глаза.
- Я рад, что ты на меня не злишься, и ещё… всё-таки что-то хорошее в этом было.
Энни снова издала лёгкий смешок, но не ответила.
Внезапно Аларм заметил её движение, предостерегающе вскрикнул, но Энни уже оказалась возле него и обняла – по-дружески, без страсти. Одеяло с неё сползло, и Аларм снова ощутил прикосновение её нежной и прохладной кожи. Ему стало страшно – страшно за себя, что снова поддастся слабости, потянется к ней – а потом снова станет неловко, и он поспешно отстранил Энни от себя, зажмурившись на минуту.
- Отвернись, - коротко попросил он, отворачиваясь и сам. Энни хмыкнула, но возражать не стала.
Энни сидела на крыльце дворца, прямо на ступеньках – обхватила одну коленку, другую ногу вытянула, склонила голову, и выглядела совсем девчонкой. Сейчас в саду никого не было, и никто не выходил из дворца – все были заняты своими делами. Где-то в парке кто-то перекрикивался, вдалеке тонко и заливисто смеялись дети – Ника, Бофаро – сын Инны и Клеро, Виленс – сын Логона и Мериссы. Энни смотрела, казалось, в никуда, машинально вертела колечко на пальце. Но, когда Аларм встал с ней рядом, дружелюбно произнесла:
- Куда отправляешься?
- Тебя искал, - Аларм тоже сел на ступеньки. Энни повернулась к нему. Приветливая спокойная улыбка – обычная её улыбка. Как будто ночью не было этого сумасшествия. Как будто ничего не изменилась. Аларм почувствовал горечь где-то в горле. Он пока сам не мог понять, чего же ему теперь хотелось: ещё утром он готов был всё отдать за то, чтобы всё осталось по-прежнему, а сейчас болезненно щемило сердце, потому что прежнего уже было недостаточно. Утром он с ужасом думал, что ничего не вернёшь, а сейчас он боялся, что происшедшее вычеркнулось из жизни и всё вернулось, как было раньше. Впечатление о произошедшем изменилось, и Аларм пока не мог понять, нравится ему это изменение или не очень.
Рука Энни лежала на ступеньке рядом, и Аларм коснулся её и сжал в своей. Интересно, что сейчас думает Энни? И что она чувствует? Энни ответила на его пожатие, вцепившись в его ладонь так, будто это спасательный круг. Наверное, была рада этому прикосновению. Сейчас оно снова стало… не опасным. Не таким волнующим. Просто крепким и дружеским, и это было именно то, что сейчас нужно было обоим.
Аларм признался честно сам себе: если бы всё, что было ночью, повторилось, он бы больше не стал ничего бояться, и не возникло бы мыслей о том, чтобы отстраниться и уйти. И потом он бы не испытывал такой отчаянной неловкости. И отказаться от этих воспоминаний больше не хотелось. Да, в них было много такого, что… хотелось бы скрыть от посторонних. Но это было той тайной, которая не забывается, тайной не только его, но и Энни. Все те прикосновения, все те неловкие, но доверчивые объятия, все неожиданные впечатления от близости, они были тайной, о которой никто никогда не говорит, но которую хранят в глубинах сердца. Ценнейшей тайной. Драгоценностью, которую нельзя растрачивать просто так, и нескоро ещё забудутся эти ощущения, и нескоро они будут искать их снова – во всяком случае, Аларму сейчас хотелось запомнить и сохранить это без изменений надолго, не перекрывая новыми похожими. Это было не просто физическое сближение – знак доверия, окончательного доверия друг другу. После нескольких лет дружбы – не просто дружбы, единения, когда плечом к плечу прошли огонь, воду и медные трубы, - после осознания любви, глубокой и сильной, в этом, наверное, всё-таки не было ничего преступного, и не было ничего удивительного. И одно другому – духовное физическому – действительно не противоречит. Они давно открыли друг другу свои души – открыли настолько, что, казалось, могли дотронуться до них, и одним неосторожным прикосновением оборвать другому жизнь. Сегодня открыли тела. Такими же благоговейными и трепетными касаниями, словно боясь оттолкнуть другого навсегда. Открыли – и стали единым целым. Наверное, это нормально. Для влюблённых.
Ну, для таких влюблённых, как они с Энни. Аларм вспомнил молодёжь из переселенцев – они такими вопросами не заморачивались. Для них физическое влечение было одной из составляющих любви и никого не смущало. К тому же из этого естественным образом следовало рождение детей. Это Аларм и Энни добавили себе сложностей. Ну, или один Аларм. Нет, сейчас он уже не с таким ужасом, как утром, вспоминал то, что было ночью. Со смущением, да, но без паники «что я наделал», тем более Энни, видимо, испытывала то же самое – смущение и желание сохранить тайну, но без страха.
И, как бы ни примитивно прозвучали эти слова, но воспоминания были приятными. Болезненно-приятными, из таких, которые хочешь переживать в одиночестве, потому что, услышь эти мысли хоть кто-нибудь – даже если это будет та же Энни, с которой он их получил, - всё равно что в душу с ногами влезут и потопчутся. У каждого человека есть что-то, куда он не пускает даже самых близких и не обсуждает абсолютно ни с кем. Теперь у Аларма к списку таких воспоминаний и чувств добавились воспоминания об этой ночи. Трепетные объятия Энни, соприкосновение её тела и его – наиболее полное соприкосновение, а не так, как раньше, взять за руку и обнять. Новые ощущения, когда преградой для этих объятий не встаёт одежда, и чувствуешь другого всем своим существом. Новые тайны их тел, которые теперь принадлежат им обоим, но никогда не будут обсуждаться вслух.
Хотя Аларм, конечно, знал анатомию. Воин должен её знать, потому что в походе и на войне надо уметь грамотно оказывать первую медицинскую помощь, останавливать кровь, перевязывать раны, и надо знать, как поступить при ранении того или иного органа или части тела, а для этого надо знать, что где внутри человека находится и каковы функции того или другого. Причём не только в собственном организме, но и в чужом. В том числе и у девочек. Но сухие медицинские знания – это не то, о чём думаешь, видя во вспышках молний тонкую обнажённую девичью фигуру на расстоянии вытянутой руки, и смущённо-растерянное лицо, и ожидание в глазах под опущенными ресницами. И не то, о чём думаешь, когда осторожно привлекаешь её к себе, вздрагивая от необычности ощущений. Когда никаких преград не остаётся…
Аларм не знал, что думает Энни, но улавливал, как будто неким шестым чувством, её состояние, и ему казалось, что сейчас у неё точно такое же настроение, как и у него. Да и ночью… Он не коснулся бы её, если бы она не позволяла, а она не позволила бы без его желания. Они шли одновременно друг другу навстречу, и трудно было даже сказать, кто первый начал и кто продолжил. И другой человек казался святыней, которую если целуешь, то нежнейшим и трепетнейшим, благодарным и восхищённым поцелуем. И касаешься так, словно она сейчас рассыплется или растает… И не можешь поверить, что она твоя, что она доверилась тебе. Но она доверилась, и это доверие неоценимо. И ты ловишь малейшее её движение и стремишься предугадать всё, чего она ждёт.
А теперь… Да, сначала хотелось, чтобы всё было как раньше. Но сейчас Аларм чувствовал, что должно что-то измениться в их общении. В лучшую сторону. Это не значит, что они будут больше общаться друг с другом и чаще сближаться. Но, возможно, они станут друг для друга более открытыми?
Да уж куда больше… Осталось только читать мысли.
Видимо, Аларм был в чём-то недалёк от истины, потому что Энни внезапно сказала с улыбкой:
- Ты так смотришь, как будто пытаешься мои мысли прочесть.
Аларм почувствовал, что краснеет.
- У меня это всё равно не получится, - ответил он. Энни чуть засмеялась и кивнула.
- Какие у тебя планы на сегодня? – спросила обыкновенным тоном. Так она спрашивала каждый день. – Мне надо съездить в посёлок, а в четыре часа обещала прилететь Логина, по вопросам расселения русалок и водяных.
- Понял, - кивнул Аларм. – Где встречаемся в четыре? Я сегодня весь день буду во дворце.
- В большом зале, конечно, - пожала плечами Энни и улыбнулась: - торжественность надо соблюдать, даже если Логина – наш друг. О, вот и Сильвия, - она кивнула в сторону парка. Единорожица вышла из-за деревьев, приветственно потряхивая серебряной гривой. Энни встала, расправляя платье. Аларм невольно следил за каждым её движением – эти тонкие руки, которые он мог бы обхватить двумя пальцами, легко ступающие ноги, коленки прикрыты платьем, волосы треплет ветерок, глаза и губы улыбаются как обычно. Или не совсем как обычно?
«Между нами есть тайна, и ты никому не говори», - словно бы просила эта слегка смущённая улыбка. Аларм кивнул, сам не зная чему. Ещё недавно ему хотелось скрыться от всех и побыть одному, а теперь ни за что не хотел разлучаться с Энни, даже если на короткое время, даже если это нужно, даже если это привычно. Без её присутствия рядом было как-то… неполноценно.
- Аларм, ты где витаешь? - с недоумением окликнула его Энни и помахала ладонью перед носом. Он засмеялся, перехватил её руку.
- Пытаюсь прочесть твои мысли, - честно заявил он. Энни бесхитростно улыбнулась:
- Ты все их знаешь. Сильвия, тебя это не касается! – возмущённо заявила она единорожице, которая как ни в чём не бывало стояла рядом. На восклицание Энни она только ногами переступила, мол, я тут вообще ни при чём и ничего не видела, ничего не слышала. Но Аларм улыбнулся, зная способности единорога слышать эмоции.
- Всё, я поехала, - Энни торопливо обняла Аларма, и он не смог удержаться – сердце сжалось, и он шепнул ей на ухо:
- Я люблю тебя.
- И я тебя, - Энни ткнулась лбом в его плечо, и тут же отвернулась и с невозмутимой улыбкой подошла к Сильвии. Аларм привычно помог Энни забраться на спину единорога, и она умчалась прочь.
Перед тем, как ехать в посёлок, Энни попросила Сильвию просто немного прогуляться по аллеям парка и съездить к ручью, к их с Алармом любимому месту. Там слезла наземь, бросилась к воде, умылась ледяными струями. Её грызло смущение, хотелось смеяться… и спрятаться. Или бежать куда-то…
- Сильвия, ты не могла бы немного погулять?
Энни совсем не хотела, чтобы единорожица сейчас слышала всё, о чём она думает. Сильвия поняла. Успокаивающе пофыркала, ткнула Энни носом и отошла вверх по ручью, а потом и вовсе скрылась между деревьями. Энни в любой момент могла её позвать.
Сняв серебряный обруч, Энни села прямо возле ручья, опустила в него руку и попыталась освободиться от эмоций. Для начала – от ощутимой глупой улыбки на лице. Глупой, смущённой и нелепой. На щеках ощущался жар, наверняка сейчас она вся покраснела, как маков цвет. Энни старалась охладить лицо водой, но получалось плохо.
Она пыталась честно дать себе ответ на вопрос, чего же ей хотелось ночью. Да и вообще, она ли это начала или всё же Аларм. О чём она думала? Хотела этого или не хотела? Ну… ладно, она будет честна с самой собой: она давно этого ждала. Ждала и смущалась от собственных мыслей. Ведь это рано или поздно произошло бы, ведь так?
Ну, не то чтобы ждала и хотела… Просто думала: а случилось бы оно или нет. И если да, то когда… и как?
Или всё-таки она действительно сама всё это спровоцировала? Нет. Наверное, нет. Если и да, то нечаянно. Энни пока сама себя не могла понять.
Или им действительно хватало того, что было? Ведь, чтобы любить, необязательна телесная близость. У них было полно таких моментов в общении, когда Энни казалось, что ближе уже быть невозможно – и это были абсолютно целомудренные эпизоды. Они были близки друг другу душой, не телом. И обоим казалось, что этого достаточно. Выходит, нет?
Энни по-дурацки хихикнула и тут же, ощутив ещё больший жар на щеках, огляделась с опаской. Хотя и знала, что сюда никто не придёт. Сидеть без движения было невыносимо, хотелось сбросить это душевное и физическое напряжение, длившееся со вчерашнего вечера. Хотя нет… был момент, когда напряжение исчезло полностью. Когда больше уже не нужно было бояться, стесняться, чего-то ждать. Исчезло – а утром пришло снова. Почему так?
И если вспоминать ощущения… В Большом мире Энни была замужем и родила троих детей. Теперь она редко об этом думала, потому что жизнь в Волшебной стране всё больше вытесняла её прошлое. И то, что она вчера ощутила вместе с Алармом, от его прикосновений… это действительно было новым и неизведанным. Она снова стала невинной девочкой, робкой, несмелой, ждущей чьей-то нежности и ласки, и ей действительно порой было страшно… Страшно переступать через ещё одну черту. Страшно, волнительно… но оно притягивало.
Да и кто из них первым переступил эту черту?..
«Наверное, если сейчас покажусь на люди, можно будет всё прочесть по моему лицу», - подумала Энни. А ей не хотелось, чтобы кто-то знал. Это их с Алармом личные взаимоотношения, их тайна. Наверное, Виллина знала, предвидела это. Ну, тут трудно не предвидеть. И наверное, никто их не осудит. Но не хотелось ни с кем делиться. Вообще не хотелось, до паники. Пусть никто не узнает!
Ну, а если Виллина из своей Невидимой земли их увидела или хотя бы почувствовала… Энни снова плеснула в лицо водой из такого прохладного ручья. Виллина больше всех переживала за совместную судьбу своих двух подопечных, она очень хотела, чтобы они были вместе. Даже зачаровала те кольца, которыми они обручились. И может быть, не зря всё произошло именно в той комнате, которая когда-то принадлежала ей. Энни даже предположила на секунду, что ночью подействовала какая-нибудь магия, чтобы подтолкнуть их друг к другу, но потом решительно отмела эту мысль: ерунда. Зачем? К тому же они много раз туда приходили, и ничего не было.
Энни вспомнила реакцию Аларма сегодня утром – и заодно свою. Поначалу, едва проснувшись и ещё не открывая глаза и не шевелясь, она вообще жутко смутилась, не зная, что сказать и как себя повести. А потом решила, что посмотрит по ситуации, по поведению Аларма – и вот какая ситуация получилась. Энни понимала его. Собственно, она тоже думала «ой, что ж мы натворили», но немного с иной интонацией, чем это звучало у Аларма. Без малейшей паники.
Наверное, это потому, что Аларму было труднее переступить на этот новый уровень отношений. Потому, что для него это впервые. Вообще, он больше задумывается над всякими тонкими материями, чем Энни, и чуть ли не каждому действию ищет какое-то философское, психологическое или ещё какое-нибудь возвышенное объяснение, для него ничего не бывает просто. А Энни легче воспринимает многие проблемы. Многие, но не все, потому что иногда и она способна накрутить себя, а он терпит и помогает разобраться… Ну, если только он не сам – причина этих переживаний. Энни улыбнулась. В их отношениях многое поменялось за всё время знакомства. Хотя, кое-что осталось и прежним: Энни и пять лет назад периодически ударялась в оптимизм и легкомыслие, а Аларм больше размышлял о вечном.
Но это тоже было объяснимо.
И потом, на крыльце… Вообще-то, если уж на то пошло, Энни тоже бы хотела прочесть его мысли. Но, с другой стороны, она ценила его право на скрытность – не всё можно поведать другому. Аларм и так с ней многим делился, больше, чем со всеми остальными, и это понятно. Энни же чувствовала себя перед ним открытой книгой, как на ладони. И дело было не в том, что она такая простая (о нет, сложностей она накрутить себе могла). Просто Аларм умел быть очень внимательным и проницательным, а она привыкла откровенничать, вываливая всё, что думает, без прикрас.
Ну, только не сейчас. И уж точно не перед всеми. Сейчас все мысли сначала должны как-то перейти из этого смешного сумбурно-смущённого состояния в более-менее спокойное русло. Энни повернулась и легла прямо на жёсткую траву возле воды, вытянув руку под головой и не заботясь о том, что испачкается (потом и отряхнуться можно). Глубоко вздохнула и с силой выдохнула. Собрать эмоции в кучу никак не получалось. И что будет дальше? Как будет вести себя Аларм? Он редко говорил о любви – только в приливе сильных эмоций, и его слова сегодня на прощание тронули Энни. Не всякому чувству нужно ежедневное словесное подтверждение – чтобы не утратить значение и не стать простыми, пустыми словами без смысла. Тем более такое, как любовь… Для Энни было важно, что Аларм говорит это лишь в самые трудные и нестандартные моменты. А во всех остальных, более простых ситуациях, она и так это знает… Сегодня это было важно.
Нет, никак не получается успокоиться. Энни встала, отряхнула платье. «Нервничаю, как будто девчонка перед первым свиданием», - почему-то пришла мысль, и Энни подавила порыв снова смущённо захихикать. И вдруг снова села на землю и заплакала с улыбкой на лице, сбрасывая нервное напряжение, с облегчением всё яснее осознавая наконец всё, что произошло ночью, и то, что Аларм её любит. Они не стали отчуждённее (с характером и взглядами Аларма это было бы возможно… но не произошло), и не изменились характерами, они просто… по-прежнему вместе.
Вообще-то после всего этого свадьба полагается – а если совсем по-хорошему, то ещё до этого. Но Энни подумала, что ей всё равно. Даже лучше, если всё останется по-прежнему, в смысле, их статус для окружающих, афишировать отношения ещё сильнее не хотелось. Да и к чему? Что, разве они друг от друга откажутся когда-нибудь? Хотя, вообще-то, это лучше Аларму решать. Если он первым об этом заговорит, Энни не будет возражать. В конце концов, идея обручения в своё время тоже принадлежала ему, а Энни только сказала «да». Представив на секунду свадьбу и венчание по местным традициям, Энни ещё сильнее расплакалась, сама не зная, почему. «От радости», - поддразнила она себя, вытирая слёзы и наклоняясь к ручью, чтобы снова умыться. Да нет, пока радость тут ни при чём. Просто нервное напряжение. И хорошо, что никто не видит. Даже Аларм.
Энни просидела на берегу ручья ещё где-то с полчаса, пока не заставила себя успокоиться окончательно. Перестать дёргаться, перестать плакать, перестать смеяться. Согнать жар со щёк. Жаль, не было у неё привычки таскать с собой маленькое зеркальце, но хорошо, предположим, что вид нормальный, и на лице благообразная невозмутимость…
Можно ехать дальше. Энни позвала Сильвию и, заставив себя подумать о чём-нибудь другом, поехала в посёлок. Что бы ни произошло между нею и Алармом, это обдумывается в тишине, в уединении и останется их тайной.
)
остросюжетную драму!
