Я не в силах сдержать ликование. Мое подсознание смотрит на меня с изумлением и молчит. Я улыбаюсь от уха до уха и жадно вглядываюсь в измученное лицо любимого человека.
Его нежное, сладкое признание отзывается в глубинах моей души. Три коротеньких слова для меня словно манна небесная. У меня снова наворачиваются на глаза слезы. «Да, ты любишь. Я знаю, любишь».
Аня прыгает от радости: её шикарный миллардер мало того, что её любит, так и вывалил все свои больные места.
Этот порочный красавец, которого я прежде считала своим романтическим героем — сильный, одинокий, таинственный, — обладает всеми этими чертами, но одновременно он одинок, раним и полон ненависти к себе. В моем сердце смешались радость и сочувствие к его страданиям. И в этот момент я понимаю, что мое сердце вместит нас обоих.
И... ничего. Косой объявляет, что хочет трахнуть Аню, но не в душе. Сначала он няшит Аню, заворачивает её в халат и полотенца, потом Аня няшит Грея.
— Давно никто не вытирал мне голову. Очень давно, — бормочет он, но потом хмурится. — Вообще-то, кажется, никто никогда не вытирал.
— Но уж Грейс-то наверняка ухаживала за тобой, когда ты был маленьким?
Он качает головой и опережает мой вопрос.
— Нет. Она с самого первого дня уважала мои границы, как ни трудно ей это было. Я был весьма самодостаточным ребенком, — спокойно поясняет он.
У меня снова заныло сердце: я думаю о медноволосом малыше, который заботится о себе сам, потому что больше никому нет до него дела. Мысль ужасно печальная.
Прикосновения Ани настолько приятны, что Косой разрешает ей потереть себе спинку.
— Давно никто не вытирал мне голову. Очень давно, — бормочет он, но потом хмурится. — Вообще-то, кажется, никто никогда не вытирал.
— Но уж Грейс-то наверняка ухаживала за тобой, когда ты был маленьким?
Он качает головой и опережает мой вопрос.
— Нет. Она с самого первого дня уважала мои границы, как ни трудно ей это было. Я был весьма самодостаточным ребенком, — спокойно поясняет он.
У меня снова заныло сердце: я думаю о медноволосом малыше, который заботится о себе сам, потому что больше никому нет до него дела. Мысль ужасно печальная.
Дальше они бесконечно и бессмысленно няшат друг друга. Простите, аноны, сил нет это всё цитировать и выбирать имеющее смысл.
— Ты не был таким, когда мы… э-э-э… делали это в первый раз.
— Не был? — ухмыляется он. — Когда я похитил твою девственность?
— Ты ничего у меня не похищал, — высокомерно заявляю я («Ведь я не беспомощная игрушка»). — По-моему, моя девственность была отдана тебе добровольно и без принуждения. Я тоже хотела тебя, и, если правильно помню, получила удовольствие. — Я лукаво улыбаюсь, прикусив губу.
— Я тоже получил удовольствие, помнится. Мы стремимся радовать друг друга, — заключает он, и его лицо светлеет. — Это значит, что ты моя, целиком и полностью. — Весь его юмор куда-то исчез, он смотрит на меня серьезно.
— Да, твоя, — подтверждаю я. — Мне хотелось бы спросить тебя вот о чем.
— Валяй.
— Твой биологический отец… тебе известно, кто он? — Эта мысль давно не дает мне покоя.
Сначала он морщит лоб, потом трясет головой.
— Нет, я не имею ни малейшего представления. Только он не был таким дикарем, как ее сутенер, и это уже хорошо.
— Ты так жаждешь информации? — вздыхает он и качает головой. — Сутенер обнаружил труп проститутки и сообщил в полицию. На это открытие он потратил четыре дня. Уходя, он закрыл дверь… оставил меня с ней… с ее телом. — При этом воспоминании в его глазах появилась печаль.
Я всхлипываю. Бедный малыш — ужас слишком велик, чтобы его можно было понять.
В итоге она доводит Косого своими распросами до прямого посыла. Аня хлопает глазами и меняет тему. Мол, а что милый ей подарил? Да, по её мнению это отличный способ разрядить атмосферу после "отъебись, дура, и не спрашивай меня об этом!" И по мнению Грея, судя по его реакции, тоже. Косой велит ей одеваться и идти за ним.
— Подсуши волосы, — приказывает Кристиан, когда мы оделись.
— Доминируешь, как всегда, — усмехаюсь я, а он наклоняется и целует меня в макушку.
— По-другому никогда и не будет, малышка. Еще не хватает, чтобы ты заболела.
Кристиан вытаскивает из сумки большой кремовый свитер из толстой пряжи и элегантно набрасывает его на плечи. В белой майке и джинсах, с живописной шевелюрой и с накинутым свитером он выглядит так, словно сошел с обложки гламурного журнала.
Он красив до безобразия. И я не знаю, то ли причиной безупречный вид, то ли уверенность в его любви, но угроза больше не наполняет меня ужасом. Таков уж мой любимый мужчина с его пятьюдесятью оттенками.
Когда я беру в руки фен, в моей душе появляется луч надежды. Мы найдем средний путь. Нам только нужно признать потребности друг друга и приспособиться к ним. Я наверняка смогу это сделать.
Идут наружу, загружаются в шикарную машину, едут. Куда бы, вы думали?
— Мы должны купить тебе новый автомобиль, — сообщает он. Я разеваю рот.
Прямо сейчас? В воскресенье? С какой стати? К тому же это дилер «Сааб».
— Не «Ауди»? — глупо спрашиваю я единственное, что приходит мне в голову.
Кристиан смущен, он покраснел. Вот так номер!
— Я подумал, что ты захочешь что-то другое, — оправдывается он.
О господи! Такая удобная возможность его подразнить.
— «Сааб»? — усмехаюсь я.
— Да. «А 9–3». Пойдем.
На минуточку: это в довесок к ещё одной Ауди, которую он уже заказал Ане.
Они входят в шикарный салон, Косой объявляет, что хочет немедленно шикарную новую машину. Аня канючит об ауди. Дилер стелется перед Греем ковром, лишь бы шикарный мистер грей купил у него машину.
— Может, вы хотите конвертибль? С откидным верхом, мэм? — спрашивает он, с энтузиазмом хлопая в ладоши.
Мое подсознание недовольно ежится от всей этой церемонии покупки машины, но моя внутренняя богиня кладет его на лопатки. «С откидным верхом?.. Круто!..»
Кристиан сдвигает брови и смотрит на меня.
— Конвертибль? — спрашивает он.
Я смущаюсь. Похоже, он общается с моей внутренней богиней. По прямой линии, которая явно протянута между ними. Иногда это страшно неудобно. Я гляжу на свои ногти.
Косой расплачивается на месте и без разговоров. Он же богатый! Едут в шикарный ресторан в яхтклубе пожрать, ведь они давно не ели, ведь едят вообще так мало, всего три раза в день! Вдруг мы забыли, что кушать надо!
Жрут, треплются. Через три месяца романа они наконец-то допёрли, чтобы поделиться друг с другом своими увлечениями, хобби и просто байками из детства.
Минутка интеллекта, у нас ведь интеллектуальное чтиво. И Пятое, вроде, упоминание бедной Тэсс.
Когда мы разговариваем, меня вдруг поражает мысль, что за такой короткий срок он превратился из соблазнителя Алека в добропорядочного Энджела, героев романа Гарди «Тэсс из рода д'Эрбервиллей».
Нет, Ана, вы по-прежнему два дурака.
После обеда шикарный мистер Грей ведёт свою даму на своё шикарный катамаран (раб-механик на борту прилагается) кататься.
Он ведет меня чуть дальше, и я вижу название: «Грейс». Я удивлена.
— Ты назвал ее в честь мамы?
— Да. — Он наклоняет голову набок. — Почему это кажется тебе странным?
Я неопределенно пожимаю плечами. Но я удивлена — ведь он всегда держится в ее присутствии отстраненно.
— Я обожаю маму, Анастейша. Так почему бы мне не назвать ее именем судно?
Я смущаюсь.
— Нет, я не то чтобы… просто… — Черт, как ему объяснить?
— Анастейша, Грейс Тревельян-Грей спасла мне жизнь. Я обязан ей всем, — тихо говорит он.
Я гляжу на него и постигаю благоговение, прозвучавшее в его признании. Впервые мне ясно, что он любит свою мать. Почему же тогда он держится с ней так напряженно?
Маленькая экскурсия и капля романтики.
Кристиан машет рукой на две двери, потом открывает маленькую дверь причудливой формы, что прямо перед нами. Мы оказываемся в шикарной спальне. Ух ты…
Тут стоит огромная капитанская койка из светлого дерева и с бледно-голубым бельем, как в спальне в «Эскале». Кристиан явно предпочитает держаться одного стиля.
— Это каюта хозяина. — Он смотрит на меня с высоты своего роста. — Ты здесь первая девушка, не считая членов моей семьи. Они не в счет.
Была бы это нормальная книга, можно было бы ехидно добавить "и н-ая по счёту, которой он пиздит, что она первая"
Вообще, в катамаране умудрились упихать кроме спальни шикарную каюту, две ванные, кабинет, в целом - комфорт на шесть рыл. После экскурсии эта яхта Абрамовича наконец-то выходит в море.
Там он не находит ничего лучше, чем поставить за руль рукожопа Ану (к тому же думающую о своей госпоже Кате). Аня, как не странно, судно всё-таки не топит, выводит в море, они там катаются, все в восторге, только Аня время от времени страдает.
«Да, тебе повезло, дуре, — ворчит мое подсознание. — Но тебе нужно порвать с ним. Ведь он не будет вечно терпеть эту ванильную дребедень… тебе придется идти на компромиссы». Я мысленно показываю язык этому сварливому, угрюмому существу и кладу голову на грудь Кристиана. Глубоко в душе я знаю, что подсознание право, но гоню от себя эти мысли. Мне не хочется портить такой день.
Заплыли в какую-то бухту, раба выкинули за борт оставили сторожить палубу, а сами пошли на капитанский траходром трахаться.
▼Скрытый текст⬍
Теперь он весь во мне… растягивает… наполняет меня… какое божественное ощущение… Из меня тоже вырывается стон. Кристиан крепко держится за мои бедра и помогает двигаться вверх-вниз, вверх-вниз, резко входит в меня еще глубже. Ох… восхитительно…
— О детка! — шепчет он и неожиданно садится, так что мы оказываемся нос к носу. Ощущение экстраординарное — невероятной полноты. Я ахаю, хватаю Кристиана за плечи, а он сжимает в ладонях мою голову и смотрит в глаза — пронзительно, горячо.
— Ох, Ана… Какие новые чувства ты пробуждаешь во мне, — бормочет он и целует меня, страстно и трепетно. Я целую его в ответ, у меня кружится голова от блаженства — как восхитительно, что мы сейчас слились с ним в единое целое.
— Ах, я люблю тебя, — нежно мурлычу я. Он стонет, словно ему больно слышать мое тихое признание, и перекатывается вместе со мной, не прерывая наш драгоценный контакт. Теперь я лежу под ним. Я обхватываю его ногами.
— Хорошо, детка… отдайся мне вся… Молодец… Ана, — повторяет он, и его слова открывают во мне лавину счастья.
— Кристиан! — кричу я, и наши стоны сливаются воедино, когда мы вместе приходим к цели.
Занавес.