Начинается с того, что пейринг воссоединяется:
Еще издали я увидел высокую, гибкую Лёнькину фигуру в белом костюме, возле чугунной ограды. Он уже ждал меня.
Мы узнаём, что Лёньке снился сон, по содержанию аналогичный сну ГГ в предыдущей главе:
Ты знаешь, мне сегодня приснился странный сон, — задумчиво сказал Леонид. — Будто я просыпаюсь, и уже одиннадцать часов. Я вскакиваю, вылетаю за дверь, одеваюсь на бегу, и вижу издалека — ты стоишь на углу, ждешь меня, держишь ракетки в руке. Я только успевал добежать до угла, а тебя уже нет… Странно, да? Я кивнул, пораженный, но ничего не сказал.
Ну вы поняли. Это судьба. Они соулмейты, хотя тогда этого слова в русскоязычной терминологии ещё не было.
Соулмейты идут играть в бадминтон, по пути поплевав в русский менталитет и трудовую этику:
Трубы так и не проложили, а канава осталась, чисто по-русски. Для футбола это поле теперь, понятно, не годилось, но зато для бадминтона была в самый раз.
Кто-то скажет, что я ебу мышей, и эта фразочка ничего не значит, а я считаю, что наряду с дрочем на илитку и словечками типа «прислуга» это симптоматично. Соулмейты начинают переодеваться, ГГ любуется Лёнькой, смущается, краснеет, боится, что у него встанет, и тогда он будет смущаться ещё больше. Внезапный кроссовер с «Титаником»:
мы столько раз купались вместе, и даже рисовали друг друга у бассейна — и ничего, а теперь он так волнует меня, теперь — все по-другому…
Чтобы разрядить атмосферу, ГГ начинает распаковывать инвентарь и флексить им. И опять непонятно – вот этот дроч на американские ракетки (напоминаю, заявлено, что на дворе начало 90-х) – он типа ироничен или всерьёз?
Я раскрыл футляр, где в углублениях покоились две прекрасные американские ракетки. Надо, надо немедленно переключиться. Лёнька тоже, словно по команде, живо занялся этим аристократическим спортивным инвентарем.
Лёнька рассматривает и трогает воланы. ГГ жалеет, что он не пёрышко волана. Как сломанные часы два раза в сутки показывают правильное время, так и в этом тексте иногда внезапно находится содержательная мысль и фраза:
— Такими воланами, наверное, играют короли?
Я засмеялся.
— Нет, такими воланами играют юные принцы. Короли в основном сидят за компьютером в накуренном кабинете и пьют пиво. Но без них ничего этого бы не было.
Но это ненадолго.
Соулмейты играют в бадминтон, и это, в принципе, не очень интересно и лулзово. Лёнька красив, ГГ влюблён, у ГГ сладко щемит внутри, он испытывает потное и прыгучее блаженство.
Вы играли когда-нибудь сильно утяжеленными воланами в том состоянии, когда ты смертельно влюблен, когда внутри у тебя все горит, когда волнение и трепет достигли такого градуса, что уже не знают, как излиться наружу; когда от переполнивших тебя чувств уже начинает кружиться голова, и ты ходишь, как пьяный? Если да, то вы меня поймете: это нечто, ни на что не похожее, ни с чем не сравнимое — потное, прыгучее блаженство.
Нет, автор, мы никогда не играли сильно утяжеленными воланами в том состоянии, когда ты смертельно влюблён, когда внутри у тебя все горит, когда волнение и трепет достигли такого градуса, что уже не знают, как излиться наружу; когда от переполнивших тебя чувств уже начинает кружиться голова, и ты ходишь, как пьяный.
Устав играть, герои падают в траву:
Сейчас, кроме нас двоих, никого и ничего под этим солнцем, в этом саду не было. (Это в действительности было так).
По-моему, это новое слово в метафористике. Обычно в таких случаях говорят «кажется, во всём мире нет никого, кроме нас», но автор поскромничала и решила сделать менее поэтично, но более реалистично. «Его глаза были такими голубыми, какими бывают голубые глаза». Зато не поспоришь.
Герои договариваются на будущее, кто будет играть какой ракеткой:
— Давай, — продолжал я, — твоя будет, которая в футляре лежит сверху, а моя — та, которая снизу… — Он опять кивнул.
Кто-то увидит в этом намёк на будущую раскладку. И – спойлер - будет абсолютно прав.
Герои эротично едят апельсины:
Я опустил глаза. Задумчиво положил в рот дольку своего апельсина, стал медленно сосать, проглотил, поднял взгляд на Лёньку. Он смотрел на меня. Я улыбнулся. Он тоже улыбнулся и опустил глаза…
А потом ГГ замечает на теле Лёньки следы от розог, выглядывающие из-под плавок, и начинается та самая всратость:
Внутри у меня пробежал холодок волнения и любопытства — и я почему-то сразу влюбился в Лёньку еще больше.
Выясняется, что Лёньку выпорол отец за то, что тот пришёл домой поздно – в полвторого ночи. У отца строгие методы воспитания, потому что он –
еще сравнительно молодой человек, военный
.
На рассказ Лёньки о том, как отец заставил его раздеться догола и всыпал пятьдесят ударов розгами, наш герой реагирует, как любой нормальный человек – возбуждается. То есть, простите, волнуется:
Я был взволновал, живо представляя себе Лёньку, обнаженного, на скамье, под розгами, при каждом ударе оставляющими на его теле ярко — красные полосы, представил, как он послушно и как мужественно молча переносит наказание — и я почувствовал, что немножко виноват перед ним.
Если вам на секунду показалось, что ГГ – приличный человек и ему жалко Лёньку, вам показалось. Просто ГГ нашёл свой кинк и теперь хочет, чтобы взрослый мужик ему тоже всыпал. Он говорит, что сам виноват, ведь это из-за него Лёнька задержался допоздна:
В действительности, нас двоих надо было высечь, меня даже больше, а так вышло, что ты пострадал за меня. Это же нечестно. Меня надо было первого…
— Ну что ты, — Лёнька искренне удивился. — Кто же посмеет прикоснуться к тебе, к твоему телу? Ты же это… наследник, и все такое…
Без комментариев.
Фантазии о том, как его соулмейта жестоко порют розгами, придают уставшему ГГ энергии – (примерно так и сказано):
От нашего разговора усталость как рукой сняло. Наоборот, я ощущал прилив новой энергии.
- он вскакивает на ноги, и герои бегут купаться. По дороге они проходят мимо яблонь с незрелыми яблоками, и у них завязывается следующий глубокомысленный разговор:
— Знаешь, я всегда думал: кто вообще определяет, какие плоды предназначены для еды, а какие — нет? А если нам больше нравятся другие плоды? Зеленые иногда намного лучше красных, как-то свежее… Так нет, нельзя, не принято, будут ругаться. А кто-нибудь обязательно соберет и съест… А другие просто упадут и сгниют… — так, болтая, он протянул руку, сорвал яблоко у себя над головой и с хрустом откусил кусочек. — Знаешь, как вкусно! Попробуй!
«И мы станем, как боги», — подумал я, беря запретное яблоко из его руки.
Я как бы понимаю, что здесь содержится ненавязчивый намёк на то, что однополые отношения не хуже разнополых, но вообще-то, у запретов на употребление определённой пищи – незрелых яблок, сырого мяса или яиц, непроваренных летучих мышей – есть вполне определённые и разумные причины. В отличие от гомофобии.
Я также понимаю, что это была очень тонкая библейская аллюзия, но, когда наряду с эротическим бадминтоном появились яблоки, недавно посмотревший Десуното анон мог думать только о Лайт/Л. И да, я помню, что в Десуното был теннис.
Покупавшись, герои идут обратно одеваться:
Сняв мокрые плавки, мы надели наши костюмы прямо на голое тело (так приятно и легко!)
Что-то я сомневаюсь, но ладно. Они идут обедать в «небольшое, но вполне солидное и дорогое кафе в мексиканском стиле, куда мы часто ходили с отцом». Не знаю, насколько распространены были тогда в Москве кафе в мексиканском стиле (что бы это не значило), так что буду рад, если меня кто-нибудь просветит.
Соулмейты заказывают две порции фруктового салата и две порции шоколадного мороженого. Лёнька проявляет чудеса маскулинности:
Стараясь, чтобы его голос звучал как можно более внушительно, он добавил: — И
проследите, чтобы взбитых сливок в салат положили больше.
И тут официант делает им внезапное предложение:
— Молодой человек, — обратился он к Лёньке почти торжественно. — По случаю начала учебного года у нас для студентов и старшеклассников — особое обслуживание. Может быть, желаете купить цветы для вашей барышни? — он слегка поклонился в мою сторону.
Он принимает ГГ за девушку. ГГ вроде и не против:
— Желаем, — неожиданно ответил я своим звонким голосом: — Принесите нам, пожалуйста, букет белых хризантем, или, что там у вас есть.
Лёнька, закрыв лицо руками, сотрясался в беззвучном смехе.
— Я как-то не понял его сначала. А ведь, правда, Женя, ты такой… как бы это сказать… Тоненький, нежный. Твои волосы, твои ресницы, румянец на щеках…
Я, если честно, хз, как это работает, тем более, что ГГ, как и его соулмейту, по условиям задачи шестнадцать лет, а чем ты старше, тем труднее тебя принять за противоположный пол, как известно; но с этого момента ГГ будут принимать за девушку все, по крайней мере, до конца пятой главы. Одет он совершенно обычно для парня, не накрашен, ничего такого, за девушку выдать себя никак не пытается. Нигде не говорится, что до сих пор его часто принимали за девушку; более того, прямо перед этой сценой героям встречался сторож в парке, и он тоже не принял ГГ за девушку.
Такое чувство, что Лёнька обладает какой-то особой маскулинной аурой, излучение которой заставляет окружающих принимать ГГ за девушку, когда ГГ рядом с ним. Потому что вокруг наших голубков, как известно, сплошные гетеронормативные вражины:
Вообще-то получилось удачно, насчет барышни. Иначе они, чего доброго, могли бы нас и выгнать.
За что выгнать-то? Ладно бы, вы сосались прилюдно, а так – просто двое мажоров зашли в кафе. Вас не выгнали, даже когда вы заказывали бухло, более того – вам его предложили.
Соулмейты едят, пьют и веселятся, главгеру хорошо, он тратит батины бабосы на Лёньку, Лёньке неловко, он предлагает заплатить за белые хризантемы.
— Что ты, Лёня, — я улыбнулся, — я же их тоже не заработал. Это как бы и не мои деньги, а просто счастливый случай! Значит, ты имеешь на него такое же право, как и я! — Я рассмеялся, он — тоже, вместе со мной.
Мне кажется, это не так работает.
У главного героя начинается надрывный внутренний монолог:
О, муки! Почему я должен молчать?! Почему некоторые наши ровесники — вульгарные, грубые мальчишки с бутылками пива — уже сейчас гуляют с девчонками, нашими же сверстницами, и открыто, не таясь, почти напоказ, целуются с ними прямо на улице — и ничего, все вокруг только улыбаются и радуются за них? Почему же мы, тихие,
нежные, довольно милые создания, главное, совершенно безобидные для общества, послушные дети своих родителей, юные спортсмены и художники, боимся не то что вымолвить слово, но даже и взглянуть друг на друга неосторожно, опасаясь насмешек и позора со стороны, и главное — стыдясь друг друга и самих себя?
1) Учитывая, кто твой папа, я бы поспорил насчёт «безобидных для общества»;
2) За весь текст ГГ ни разу не встретится с насмешками и позором, и всё, что ему нужно, окажется у него само собой, как у нормальной сьюхи.
Посетители ресторана начинают танцевать, и тут с рестораном происходит странная трансформация: если вначале он был заявлен как «кафе с уютной и спокойной обстановкой», где «никакого шума, ничего непристойного не было», то сейчас к ГГ внезапно начинает приставать какой-то кавказец. Разумеется, тоже принявший его за девушку.
Лёньке это не по нраву, он защищает ГГ, и герой внезапно заявляет, что танцует с Лёнькой. Выволакивая Лёньку на танцпол, он рекомендует ему вспомнить занятия бальными танцами, и они вдвоём начинают кружиться под «Бесаме мучо» в исполнении Фрэнка Синатры.
Там ничего "так" не работает. Анон-чтец, можно, я буду на тебя ссылаться в своих чтениях? Я чтец с 6 и до конца.
отец молодой, сдюжит