Холиварофорум

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Просто по драбблам трудно писать подробные отзывы. Но, на мой взгляд, все три драббла вполне достойные.

Никто не мешает написать буквально предложение.

Вот честно, я бы на месте авторов послал всё нах и точно бы сюда не писал. Отсутствие фидбека на хороший текст - лучший способ отвратить авторов от написания.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Все дома

Какая милота 

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Просто по драбблам трудно писать подробные отзывы.

Но всегда можно неподробные. Просто чтобы авторы видели отзывы.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Муж и жена...,
или Два сапога пара

Здорово! Действительно, два сапога  :newyearfuck:

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Здорово! Действительно, два сапога

Спасибо, анончик )))

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Но старшему брату пришла идея хуже. Он эту идею воплотил немедленно, презрев, по своему обыкновению, любые разумные аргументы.

Фингон каквсегда 
Корабли сжег Курво чтобы отдохнуть от Хуана, инфа сотка

Спасибо, автор 

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Аноны, будем после НГ продолжать?

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Написано по заявке

Вроде бы зимой Туор пришел в Гондолин. Можно написать про его первое знакомство с Гондолином и его жителями (Тургоном, Идрилью, Маэглином, может быть - с другими лордами и обычными горожанами).

Уточнение: не первое знакомство, нарезка ситуаций; настоящее время. В большей степени использован ранний вариант "Сказания о падении Гондолина", именно там много мелочей вроде межвежьей шкуры, названий Гондолина, да и образ Туора там менее пафосный, чем в более поздних вариантах, где сквозь него проглядывает Ульмо.

Уйду я отсюда

▼Скрытый текст⬍

«Уйду я отсюда», - с болью думает Туор, шагая по заснеженным улицам Гондолина.
- Почему? За что?! – растерянно спрашивает он Воронвэ и дергает друга за рукав. – Ты – понятно, ты – отсюда, ты свой. А меня-то за что?! Я же чужак! Человек!
Их встретили еще за городскими стенами.
Белый Город в белых снегах – господин широкой равнины. Мощные стены, коронующие Амон Гварет, бастионы с «птичьими хвостами».
Разошлись высокие ворота, и пёстрая толпа хлынула на дорогу. Приветствия, смех, радостные крики. Кто-то снял с плеч задубевшую медвежью шкуру, накинул теплый плащ - шерсть мягкая. Кто-то подставил Воронвэ плечо и идти стало легче. Куда делось тяжелое копьё с наконечником из рыбьей кости, Туор так и не понял – его оглушило, закружило, и вот уже вместо копья в одной руке кубок с горячим пряным вином, а в другой – яблоко.
Яблоко как чудо.
Оно добило Туора – после месяцев поисков, острых скал, предательского щебня под ногами, голода, холода, страха, ночевок, когда единственное, что закрывает от бездонных ущелий и черного небытия – спина друга, после отчаяния, когда ползешь по зимним горам только потому, что лучше сгинуть в пути, чем остановиться или повернуть…
Яблоко пахнет летом и сладкое как мед.
- Почему?! Они меня даже не знают!
Воронвэ вырывается из круга объятий – его обнимают сразу пятеро – и хватает Туора за руку:
- Не знают. И пусть! Они рады, что еще двое спаслись от Врага. Еще двое здесь, в безопасности! Дома!
Толпа всё прибывает, ширится, за ней мельком видны белоснежный башенки, стрельчатые окна и колоннады, причудливые крыши и галереи, засыпанные снегом. Дома, в окружении уснувших до весны сады… На деревьях под белыми шапками сверкают и искрятся драгоценные камни и голубоватые кристаллы светильников. Не для охраны. Для красоты и радости.
Руки у Туора дрожат и теплое вино льется на пальцы.
«Уйду я отсюда», - думает Туор, шагая по заснеженным улицам Гондолина. Сын Хуора и Риан, никогда не видевший отца и не помнящий матери, трижды терявший дом.
Сын народа, которого больше нет.

***

«Уйду я отсюда», - в отчаянии думает Туор, склоняясь перед королем Тургоном.
- Нет.
- Это слова Владыки Ульмо, и я не лгу, о король Гондолина!
- Я знаю, о Туор, достойный сын храброго Хуора.
Тургон кладет руку ему на плечо и Туор чувствует, как она горяча. Хотя это невозможно, немыслимо – как ощутить жар сквозь толстые слои одежды и доспех? Чудесный доспех, найденный в заброшенных чертогах Виньямара, в заходящих лучах закатного солнца. Вот он наконец и встретил того, кто приказал его сковать. Тогда Тургон верил Ульмо…
Доспех так похож на рыбью чешую, он тонок, как вторая кожа, и надежен, как скалы, о которые бессильно разбиваются морские волны. Он легок и удобен, он красив – как всё, что делают эльфы. Он – причина того, что его, чужака, пустили в Потаённый город. Он – и настойчивость Воронвэ.
Воронвэ стоит поодаль, но даже так Туор видит, как сверкают глаза у того, кто стал ему другом. Воронвэ поверил Туору сразу же. Может, оттого, что познал не только доброту Ульмо, как гондолиндрим, хранимые Владыкой вод от врагов столетие за столетием?
Туор никогда не спрашивал у друга, каково тому было – выжить единственному из всей своей команды.
- Тогда отчего ты не веришь мне, о король Каменного города?
Зала королевского дворца отделана мрамором, таким же белым, как снег за высокими окнами. В окнах – прозрачное стекло. Никогда Туор, смертный, выросший в пещерах и убежищах эльфов-митрим, не встречал ничего подобного.
В отполированном мраморе, лучше, чем в зеркале, видно, что ростом Туор равен Тургону. Нищий беглец, пришедший с пустыми руками, в чужом доспехе, всё, что он принес – свою вера в Ульмо и бьющее – даже сейчас, даже здесь! – дыхание морской волны. Беглец – и владыка последнего несломленного королевства эльфов, Верховный король нолдор Средиземья, в белых одеждах с золотым чеканным поясом, в гранатовом венце на челе.
Гранаты под зимним солнцем смотрятся каплями крови - по белому высокому лбу.
- Я верю тебе, Туор, - Тургон говорит негромко, а в голосе его – камень и отзываются ему мраморные стены. – Год за годом искали мы путь за пределы луны и солнца, просили о помощи, надеялись и верили. Но сложен курган из тех, кто надеялся, и затерялись в морской глубине кости тех, кто искал. Любой вере положен предел. И отныне верить мы будем лишь себе и сотворенному своими руками, и не бросим то, что создали. Я говорю – нет.
«Уйду я отсюда», - в отчаянии думает Туор, склоняясь перед королем Гондолина. Вера того, кому терять нечего, - иная, чем у того, кому есть, что терять.
Сквозь журчание фонтана слышно, как мерно накатывает морская волна – шууух… шууух…

***

«Уйду я отсюда», - в гневе думает Туор, удерживая руку на рукояти меча.
Сесть ему не предложили.
- Чего же ты хочешь, смертный? – у Маэглина, главы Дома Крота, племянника и советника короля Тургона, лучшего рудознатца Гондолина, очень яркие алые губы. Они кривятся изгибом охотничьего лука. Такие луки, короткие, с костяными жесткими вставками, Туор встречал у вастаков. Ему хочется думать, что в этом случайном подобии кроется причина его неприязни к племяннику короля. Он уже понял, что ошибается. – Научить тебя, говоришь? Быстро учишься, говоришь? Ты смертен! Или ты забыл об этом с того дня, как государь даровал тебе право ходить по мостовым нашего Города? Всей твоей жизни не хватит, чтобы познать и десятой доли нашего искусства. Кто тебя надоумил обратиться ко мне?!
- Глорфиндель и Эгалмот любезно… - Туор пытается говорить вежливо, но поздно. Уже давно поздно, наверное, как только он родился человеком.
- Лорд Глорфиндель! Лорд Эгалмот! – гремит под высокими сводами. – Они слишком добры к вам, Пришедшим вторыми, Опоздавшим. «Туор научился обтесывать камень!» «Туор научился строить из камня!» «Туор поет, вплетая в песни свои звон говорливых фонтанов!» Неужто ты сам не видишь? Если тебя и хвалят мастера-квенди, то делают это из жалости. Прости, что открываю тебе глаза! Истина часто горька, как лекарство …которое тоже нужно лишь вам, смертным, и без надобности нам, квенди.
Надо развернуться и уйти, но горячий нрав – не каждый может похвастать, что в его жилах течет та же кровь, что у Хурина Талиона! – заставляет спорить:
- Что же с того, что время мое коротко? Чему смогу – научусь. Создам. Сотворю. Не только вы – дети Эру, одарены желанием знаний, но и мы, пришедшие после вас. А ты, лорд Маэглин, лучший из рудознатцев. Ты единственный, кто ходит за пределы долины Тумладен, кто выходит за кольцо Окружных Гор…
- Нет. Никогда.
Слова холодны как холоден галворн, черная сталь. Туор уже знает, что секрет его принес в Гондолин Маэглин. Обычно на этом гондолиндрим замолкали и печально качали головой. Нехорошая, видно, вышла история…
- Никогда я не возьму тебя за пределы долины, пусть сам государь мне прикажет. Или ты забыл? – Маэглин шагнул к Туору и на миг во взгляде его мелькнуло что-то тяжелое, темное. Что-то, к чему Туор давно привык, но не здесь, не в Городе… - Там, за пределами гор, рыщут морготовы орки, и не дай тебе Эру попасть к ним в руки. Ты ведь… Скажи мне, Туор, на многое ли ты соглашался, обретаясь рабом у вастаков? За что покупал свою жизнь? Что за приказы выполнял? На что пошел, спасая свою жизнь? Живя на коленях?..
«Уйду я отсюда», - в гневе думает Туор, удерживая руку на рукояти меча и бегом сбегая по лестнице. Никогда он, два года носивший рабский ошейник, а потом им же перерезавший горло хозяину, не был так близок к убийству эльда.
Ненависть, понимает Туор. Ненависть – вот что глянуло на него из темных глаз лучшего рудознатца Гондолина.

***

«… я отсюда», -  в восторге думает Туор.
- Берегись!
И снежок разбивается рядом, осыпая его холодной пылью. Туор ныряет вниз и влево, уходя из-под обстрела.
За потешной снеговой стеной раздается разочарованный многоголосый вопль.
Снег лепится легко, покрасневшие руки не замечают холода.
- Бей по левому краю!
- А ты по правому!
У двух последних защитников снежной крепости есть все шансы продержаться до подхода подкрепления. Только надо двигаться быстрее.
Искрится снег. Ликующие крики звенят на морозе – это «убитые» с обеих сторон поддерживают своих.
Туор вырос среди эльфов и знает лучше многих – лишь несколько мгновений смеха и радости отделяют храбрых лордов, искусных мастеров, чья жизнь исчисляется сотнями и сотнями лет, от вывалявшихся в снегу детей. И пусть Туор всего лишь человек – этой радости так много, она льется так щедро, что ей можно напиться.
Главное – позволить себе подставить ладони.
- Быстрей!
- Вниз!!
Снежок разлетается в воздухе. Снег везде – на носу, за воротом, на шапке у него и у нее – на волосах.
Потому что Идриль Среброногая, дочь короля Тургона и та самая, единственная, среди всех квенди, сколько бы их ни было на свете, даже в мороз ходит простоволосой.
Туор замирает на миг, протягивает руку и стряхивает с золотых волос снег.
У Идриль румянец во всю щеку, смеющиеся глаза и замерзшие пальцы.
«Хрен я вам отсюда уйду», - с восторгом думает Туор.
Вечером он скажет ей, что любит её, а Идриль признается ему в том же. Ещё когда он стоял на дороге у ворот, растерянный, в задубевшей медвежьей шкуре, а она дала ему яблоко.

Отредактировано (2024-01-02 11:27:34)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Уйду я отсюда

Несу тебе сердец, анон
Очень красивый текст, и не пафосный Туор просто прелесть.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Уйду я отсюда

Какая история, трогательная и добрая, и с тревогой, и с упрямством!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Уйду я отсюда

Великолепно, анончик! Так хорошо написано!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Уйду я отсюда

Анон, ты замечательный, и Туор твой замечательный, пиши ещё!!!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Спасибо, что участвуешь здесь! Очень хорошая история!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Спасибо, анончики! 

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Драббл. Келебримбор в гостях у людей:

▼Скрытый текст⬍

Келебримбор восседал на почетном месте, и вождь фир кесайр, Айлиль, то и дело подливал ему брагу, щедро сдобренную мёдом и тмином. Сегодняшний пир был устроен по поводу соглашения, равно выгодного и для Гвайт-и-Мирдайн, и народа фир кесайр. Айлиль уступал Келебримбору и его сотоварищам земли по соседству с Кхазад Дум, что облегчало им ведение дел с местными наугрим, а взамен нолдор дали его народу часть своего скота на расплод и самосевного зерна на год.
- Отец бы тобой гордился, - усмехнулся Нарви, узнав о заключенном им договоре, - Уж он-то умел вести дела!
Хотя сам Нарви и принадлежал к народу Дурина, его прадед родился в Белегосте – в Кхазад Дум он со своей семьёй перебрался уже после Войны Гнева, и в его семье хорошо помнили Куруфина Искусного, друга наугрим. Услышав эти слова, Келебримбор невольно помрачнел. Тогда, в Нарготронде, они с отцом расстались не лучшим образом, наговорив друг другу гадостей – и так больше и не свиделись, а потом Куруфин погиб в Дориате. От этих невесёлых воспоминаний его отвлек голос Айлиля:
- Дабы почтить владыку сидов, - фир кесайр звали эльдар сидами, - я призвал великого Энгуса.
Фир кесайр многим отличались от эльдар и эдайн – невысокие, со смугловатой кожей, они больше напоминали вастаков – однако певцы у них пользовались не меньшим, а то и большим почетом, чем у народов Запада. Энгус же считался величайшим из сказителей – и среди фир кесайр, и среди их родни, жившей к югу от Гландуина.
- Ему, наверное, сто лет, - говорил Келебримбору Айлиль, - Он посвящён в тайное знание, и нет ничего в прошлом и будущем, что было бы от него сокрыто.
А простые фир кесайр шептались:
- Какие сто! На самом деле ему тысяча лет, не меньше, и он застал ещё падение Железного Ада. А когда земли сидов на западе поглотили великие воды, он спасся, обернувшись лососем. Потом он взлетел в небеса орлом, и лишь затем опустился на землю и вновь принял человеческий облик.
Сам Энгус был глубокий старик, сгорбленный, с глубоко запавшими глазами и седыми космами до пояса, но его темные глаза смотрели проницательно, словно проникая в душу, а голос оказался неожиданно сильным, как будто принадлежавшим юноше. Играя на арфе, он пел о короле сидов, великом воине с волосами цвета пламени, чьего меча страшились все враги – Келебримбор сразу понял, что речь идёт о дядюшке Маэдросе – но этот Маэдрос имел к его дяде весьма отдалённое отношение. Фантазия певца превращала того в чуть ли не полубога, разящего балрогов и драконов одного за другим. Накануне решающей битвы богиня войны с кровавыми руками – похоже, имелась в виду Меассэ, одна из дев Тулкаса – в обличье вороны прилетела в стан короля и, преобразившись в прекрасную женщину в зеленых одеждах, провела с ним ночь и ниспослала ему неведомые дотоле силу и ярость, став неизменной его спутницей.
На какое-то мгновение Келебримбору захотелось встать и сказать, что всё это – сплошная неправда, но усилием воли он удержался, напомнив себе, что ни Энгус, ни фир кессайр не хотели его оскорбить – а вот их его слова точно оскорбят. Если и рассказывать фир кессайр правду, то, наверное, не в этот раз.
«Эндорэ увядает, и рано или поздно нам суждено уйти, а людям – прийти нам на смену, - подумал Келебримбор, - Сохранит ли кто-нибудь из них, кроме нуменорцев, память о истинной нашей истории?».
А Энгус меж тем продолжал петь. Король сидов, рассказывал он, победил и в решающей битве – но утратил в ней руку, а увечный не может носить корону. И тогда брат короля, великий искусник, сделал увечному королю руку из серебра, что приросла к телу короля и стала как живая. Когда искусник работал над серебряной рукой, помогал в этом деле его сын - когда отец ковал мускулы, сын ковал жилы, а когда отец изготавливал пальцы – сын вытачивал ногти. Келебримбор был поражен. Откуда смертный певец мог узнать эту историю, случившуюся задолго до того, как эдайн пришли в Белерианд?
- Ну, теперь-то ты действительно заслужил свое имя, Тьелпинквар, - сказал ему Куруфин, глядя на сработанную ими серебряную руку, и легонько похлопал сына по плечу. Спустя более чем тысячу лет, Келебримбор всё так же хорошо помнил тот день – возможно, лучший день своей жизни.
Неожиданно он приободрился – и даже песня Энгуса перестала казаться ему вздорной и нелепой. Быть может, эти люди почти всё переврали – но они запомнили не только то, что его дядя был великим воином, но и то, что его отец когда-то мог исправить искалеченное, возродить то, что потеряно.
«Если когда-то мы с отцом исправили искалеченную руку, - мелькнула в его голове озорная мысль, - почему бы мне не попробовать исправить искалеченный мир?».

Отредактировано (2024-01-04 17:13:52)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Драббл. Келебримбор в гостях у людей:

Какой шикарный кроссовер с мифологией 
Интересно, если бы Келебримбор решил все же объяснить людям, в чем они ошибаются, ему бы поверили?

«Если когда-то мы с отцом исправили искалеченную руку, - мелькнула в его голове озорная мысль, - почему бы мне не попробовать исправить искалеченный мир?».

Если бы еще его хорошие идеи хорошо заканчивались((

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Какой шикарный кроссовер с мифологией 

Спасибо за добрые слова, анон!!

Если бы еще его хорошие идеи хорошо заканчивались((

Зато какие приключения!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Ура, новый драббл! Да, я думаю, эпизод с девой войны был для эльфов очень странным)))  идея, что вдохновение на бой передается половым путем, должна быть плохо понятна!))) А людям в самый раз.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Келебримбор в гостях у людей

Спасибо, анончик! Прелестный драббл!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Спасибо вам, аноны, на добром слове!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Аноны, у меня заявка. Немного сумбурно.

▼Скрытый текст⬍

Тингол и Мелиан взаимно влюбились в первый визит Тингола в Валинор (Мелиан тогда там была), но в Валиноре им бы ничего не светило в том плане, что такой брак вряд ли прокатил на виду у всех Валар. Поэтому Мелиан уходит в Средиземье, а эльфы по канону топают на запад. Но в конце пути они с Тинголом решают "потеряться" в лесу потемнее и понепроходимее, чтобы Тингола сочли пропавшим, а потом и мертвым, и все дружным строем уплыли бы в Валинор. Но что-то идет не так, очень много синдар остаются дожидаться Тингола (можно добавить другие причины), и в конце концов Тингол и Мелиан к ним выходят, и образуется Дориат (конечно, тогда еще не Дориат, но вы поняли).
Опционально, Финвэ был в курсе и притормозил розыски со стороны нолдор, как и договорился с Тинголом. И поэтому спокойно уплыл на запад, зная, что друг устроил свою личную жизнь, и был рад за него.

Для канона перемен в итоге почти нет, но было бы интересно почитать саму историю, тайны-интриги-расследования, в таком духе.
Возможно, навеяно Добрым словом и пистолетом.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Накур по моей давней отпшечке. Келегорм/Арэдель, 18+, флафф, комфортинг:

▼Скрытый текст⬍

С первым лучом летнего солнца Арэдель проснулась, потягиваясь, как кошка, всем своим гибким сильным телом. Длинные тёмные волосы дочери Финголфина во сне перепутались, и она слегка встряхнула головой, позволяя им свободно струиться по её плечам и спине, по её совершенной белоснежной коже. Келегорм, уже проснувшийся, любовался своей супругой, однако от него всё же не ускользнула тень печали в её глазах.
- Что с тобой, Ириссэ? – спросил он, встревожившись. Сейчас, когда они наконец-то поженились после долгой разлуки, лорд Химлада не хотел, чтобы что-либо омрачало радость его любимой, которая и так оставила ради него свой город, брата и племянницу.
- Мне снился дурной сон, - призналась она после некоторых колебаний, - Я была не с тобой, почти не видела дневного света и даже не могла вволю поохотиться.
Он нежно провел ладонью по черному шелку её волос.
- Клянусь тебе, ничего с нами не случится, - сказал сын Феанора, придумывая, как лучше отвлечь жену от печальных мыслей, - Хочешь, поиграем сегодня в зверя и охотницу?
- Ты сказал «в охотницу»? – Ириссэ лукаво улыбнулась краешками губ, предвкушая будущие забавы, - Значит, копьё сегодня будет у меня?
Она взяла прислоненное к стене легкое деревянное копьецо с затупленным наконечником и начала поигрывать им. Неподалеку от крепости Келегорма располагался маленький лесок, бедный дичью. Когда он хотел поохотиться с братом, женой и Хуаном, он обходил его стороной. Но сейчас они с Арэдель направились именно туда.
Игра началась. Келегорм с деланным испугом на лице убегал от неё – но Ириссэ была не менее опытной бегуньей, и расстояние между ними чем дальше, тем больше сокращалось. Наконец, Арэдель уже почти вплотную подобралась к мужу и, смеясь, стала подгонять его легкими тычками копья то в спину, то в задницу. Вскоре они добрались до любимого места своих игрищ - поляны, покрытой мхом, в эту пору сухим и мягким. Арэдель повалила Келегорм на мох, и тот, опустившись на спину, шутливо воскликнул:
- Ах, не убивай меня, прекрасная дева!
- Ну разве я могу убить такого красавчика? – подыграла ему возлюбленная.
Они торопливо раздевались, и вскоре Ириссэ оседлала Келегорма, наслаждаясь одержанной победой. Она была опытной наездницей, а её муж пустил в ход своё собственное копьё – ещё более короткое, чем то, которым сегодня орудовала Арэдель, но ничуть не менее проворное. Сегодня они зачали дитя, и Арэдель уже не терпелось узнать, родится у неё мальчик или девочка. После этого они какое-то время просто лежали обнявшись, слушая стук сердец друг друга, но потом феаноринг обратился к жене:
- Знаешь, Морьо рассказывал мне, что у эдайн, которые поселились в Таргелионе – кажется, они называют себя «халадин» - жених в день свадьбы должен победить невесту в борьбе.
- Какой интересный обычай! – хихикнула дочь Финголфина, - А сильны ли их девы?
- Видел их разок. До тебя им, конечно, далеко, - заверил Келегорм, лаская её грудь, - Но они крепкие и кряжистые. Подозреваю, женихам они просто поддаются.
- Конечно, только подходящим женихам? – осведомилась Ириссэ, а затем добавила, - Может, тогда и нам стоило бы поучиться у аданов?
Хохоча, они боролись понарошку, даже не одеваясь. Какое-то время спустя удачно подставленной подножкой Келегорм уложил её на лопатки и, подминая Арэдель под себя, вошел в неё. Поляну огласили стоны наслаждения возлюбленных, ночные страхи были забыты, и Ириссэ молилась, чтобы эти беззаботные дни продлились как можно дольше.

Отредактировано (2024-01-29 18:36:40)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Спасибо, анон! И что оживил тред, спасибо!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Спасибо, анон! И что оживил тред, спасибо!

Благодарю!
Надеюсь в будущем ещё пару пейрингов затронуть.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Занесу заявку про крипи-Лютиэн, вдруг кто вдохновится)

▼Скрытый текст⬍

Мне вот нравится идея не-совсем-дарк!Лютиэн, которая вообще не намеренно, но околдовывает всех, кто не может ничего противопоставить её чарам. В Дориате народ предупрежден, что смотреть в темные очи лесной царевны опасно, но Берен не в курсе и западает. Тингол, хорошо понимающий опасность дочки, знает, что смертный обречён, но надеется, что заведомо невыполнимая миссия поможет развеять чары, ну или хоть помрёт бедняга не в объятиях Лютиэн, и отправляет его за сильмариллом. Чтобы такой фигни не повторилось, он запирает дочь в домике на дереве, но та находит способ оттуда сбежать. Следующей жертвой становится Келегорм - у Куруфина, к счастью, иммунитет. Но, подозревая, что с девой что-то не так, он убеждает брата её тоже закрыть во избежание, пока они разбираются с Тинголом. И все вроде идёт неплохо, но Хуан, наивный пёсель, тоже попадает под невольные чары лесной царевны, и всё в заверте...