Я задержалась в гостях у подруги. В общем-то, мы должны были готовиться к экзамену по физике, но вместо этого весь вечер придумывали и рисовали новый комикс. Большей частью споря и дурачась, мы со Светкой так увлеклись, что забыли о времени.
Теперь я спешила домой и решила сократить дорогу через парк. В спешке и в наступающих сумерках белой ночи я не заметила, как тополя и клены вдруг сменились вековыми елями и дубами. Тропинка круто повернула, между деревьями забрезжил свет, и я едва успела затормозить, выскочив на обрыв.
Я инстинктивно шарахнулась от края и не удержалась на ногах. Где я?! Завертела головой осматриваясь — на месте парка вековой лес. Я стою на относительно ровной каменистой площадке. А вокруг, насколько хватает взгляда, высятся горы. Их седые вершины тонут в клубящихся, как дым облаках. Красиво… Ой, мамочки, как же страшно! Я боюсь высоты, а путь вниз тут кажется один. Жаль, но я не умею летать. Порыв ветра швырнул мне в лицо горсть снежинок — холодно! В ушах тоненько звенит, сердце глухо бухает где-то у горла. Некоторое время я сижу, зажмурившись, — ноги предательски не держат. Наконец сквозь звон в ушах начинают прорезаться другие звуки — шум ветра, шум воды — далекий и глухой. Так… Если вспомнить уроки ОБЖ, то я должна успокоиться и попробовать найти человеческое жилье. Только вот где его здесь искать? В горах поселения встречаются редко. Надеюсь, мне повезет и внизу, в долине окажется какая-нибудь деревушка.
В этот раз подойдя к краю, я сразу ложусь на живот. Внизу раскинулась нетронутая цивилизацией долина, на краю которой виднеется Город. С высоты — как же здесь высоко! — его домики кажутся совсем игрушечными, а разбросанные между ними разноцветные пятна — наверное кроны деревьев. Тоненькая серебряная ниточка реки и серебристые пятнышки водопадов. Мне повезло — люди здесь есть. Но добираться до них придется долго и с трудом.
Спуск мне удалось найти не сразу. Слева за скалой оказалась тропа. Узкая извилистая тропа, по одну сторону которой была гора, а по другую — пропасть. Я от души пожалела, что не умею летать и даже не имею при себе парашюта. Ветер услужливо толкает в спину, и я почти ползу, судорожно цепляясь за скалу.
Только не смотреть по сторонам и вниз. Не смотреть… — твердила я про себя.
Глаз я почти не открывала, двигаясь ощупью. Иногда я останавливалась отдышаться. Чем ниже, тем теплее — я уже сняла свитер и расстегнула рубашку. Горы сменились плоскогорьями, поросшими вереском.
— Уже лучше, — порадовалась я, открыв глаза.
Последний поворот и я наконец ступила на твердую землю, то есть на мост. На том берегу Город. Мне нужно идти к нему, а я стояла и не могла сделать ни шагу. До меня вдруг с ошеломляющей ясностью дошло, что пути назад не будет. Впрочем куда назад-то — в горы? Ни за что! Я решительно шагнула вперед. Над головой сомкнулись кроны деревьев, закрывая небо, и мне стало слегка неуютно. В прохладном сумраке слышно только глухой рев вод, и в этом шуме я не слышу своих шагов. Я оглядываюсь — никого. Чтобы успокоиться начинаю негромко напевать:
— Если долго-долго по дорожке…
Песенка настолько соответствует ситуации, что мне становится почти смешно.
Мост ложится под ноги узкой, но ровной лентой, однако местные архитекторы, увы, не предусмотрели перила. Под ним бушует горная река — вода перекатывается через пороги, бурлит и вихрится маленькими водоворотами. Наверняка вода холодна, как лед — я передернулась, стараясь держаться посередине моста — проверять не хочется. Снизу веет прохладой, и я, поежившись, застегнула рубашку.
Слева, совсем близко шумел водопад, и мелкие брызги, долетая до меня, оседали на губах.
Пить-то как охота… — я облизала пересохшие губы. И есть, — ворчливо отзывается желудок.
Поскорее бы уже выйти к людям. Справа скалы, покрытые мхом и зеленью, образуют два крутых берега. На одном из них стоит Город. Наконец-то! Люди, цивилизация! Последние несколько шагов я преодолела бегом. Передо мной вход в Город, вырубленный прямо в скале. Его резные колонны в сумраке сливаются с камнем, образуя арку. На мгновение я застыла и, набрав воздуха, нырнула в эту арку. По ту сторону вход охраняют два мраморных воина — величественных и строгих. Дневной свет после сумерек неожиданно ярок. Проморгавшись, я подняла голову — над Городом восходит солнце. Это что ж я всю ночь что ли шла? Я стояла на белой мраморной площадке и растерянно озиралась. Прямо передо мной высилось необычное строение — причудливая смесь архитектурных стилей. Было в нем что-то от готических средневековых соборов и от китайских пагод, и венчают его по-римски круглые купола. Кажется, это называется эклектикой. Засмотревшись на шедевр местных архитекторов, я не заметила подошедшего хозяина дома.
«Ни ала суила ле Имладрис.» — услышала я.
Хозяин спускается по высоким мраморным ступеням, и пока он подходит, я успеваю рассмотреть его: Высокий, с величественной осанкой, в длинных темных одеждах, он держится с поистине королевским достоинством. Длинные, ниже плеч волосы цвета воронова крыла схвачены тонким серебряным обручем, лицо у него не молодое и не старое, и на нем ярко горят глаза — серебристо-серые, удлиненные. В этих глазах мудрость прожитых веков и такая же вековая усталость. Таких глаз не может быть у человека… Кто же он? Что это за замок?
— Добрый день, — вежливо говорю я. — Извините, я заблудилась и случайно вышла к Вам. Я не знаю, как мне вернуться домой…
Незнакомец слегка хмурится, он явно не понимает мою речь. Происходящее все больше напоминает мне странный и страшный сон. А проснуться почему-то не получается. Хочется сесть прямо на каменные плиты и разреветься. Местный… э-э-э… Король смотрит сочувственно и разве что только не разводит руками. Затянувшуюся паузу прерывает еще один незнакомец. Он подходит к нам откуда-то со стороны, легким поклоном приветствует Короля и о чем-то говорит с ним. Король кивает на меня, и незнакомец, улыбнувшись, жестом просит следовать за ним. Он провожает меня в южное — гостевое крыло и препоручает служанке из местных. Служанка косится на меня сочувственно, но ничего не спрашивает, жестом приглашая идти за собой. Я стараюсь не отставать, попутно запоминая все повороты. Уф, ну архитектура тут — без карты заблудиться можно. В свои покои я ввалилась совершенно без сил и не раздеваясь рухнула на кровать. Сколько я спала не знаю. Солнце за окном село. Значит скоро или уже — ужин. Я встала и прошлась по комнате, прогоняя остатки сна. Распахнула окна, и в комнату ворвался поток свежего воздуха, а вместе с ним рев водопадов и мелкие брызги воды. Но комаров как ни странно не было. Может они здесь и не водятся вовсе? Везет же местным… Я немного полюбовалась видом и отправилась искать ванную — умыться с дороги. Тут меня ждал сюрприз. Ванной оказалась небольшая комнатка с умывальником и хм… дыркой в полу под остальные нужды. Однако здесь было на удивление чисто.
Над умывальником висело небольшое зеркало, и в нем отражалось встрепанное, пропыленное чучело. Я не сразу поняла, что это я. Аж завидно стало выдержке короля… На правой щеке алеет длинная царапина — только сейчас я ощутила запоздалую саднящую боль, не сильную, но неприятную. Ну и видок! Что-то мне подсказывает, что здесь не в моде потерявшая из-за пыли цвет рубашка и порванные джинсы, тоже пропыленные до неузнаваемости. А переодеться — то мне и не во что… Вариант постирать отметается. В чем я буду ходить пока одежда сохнет? Хоть в простыню заворачивайся по примеру древних греков. Мои размышления прервал стук в дверь. На пороге стояла уже знакомая мне служанка. Она пришла проводить меня в местную «столовую». Я жестами объяснила ей что мне нечего одеть. Добрая женщина отнеслась с пониманием к моей проблеме: она принесла мне платье. Платье было не новым, но аккуратным и чистым.
— Дочки моей, — на чистом русском пояснила служанка.
Я обрадованно встрепенулась: хоть кто-то может ответить на мои вопросы! Добрую женщину звали Уной, а в прошлой жизни — Ульяной. Она из Подмосковья. Здесь оказалась так же случайно, как и я. Вот только мне повезло оказаться в Имладрисе, а она очутилась в одном из человеческих поселений. Уна — сирота и возвращаться ей было не к кому, новый мир стал ей домом. Тут она и мужа своего встретила — обычного человека, да только любил он ее и берег… Трое деток у них было. Старшего убили орки, а потом в одной из приграничных стычек погиб и муж ее. Сама она, спасаясь от войны бежала в Имладрис с двумя дочками. Владыка Элронд — здешний правитель очень гостеприимен и никому не отказывает в помощи. В нынешние лихие времена Ривенделл принимает всех беженцев. Здесь и осталась. Прислуживает гостям, а эльфы — хорошие хозяева, не обижают, да платят исправно. Дочки подрастают, старшая невестится уже… А платье ее младшей дочери. Примеряя его, я впервые порадовалась, что к своим шестнадцати не обладаю пышными формами. Платье принадлежало худенькой девочке лет двенадцати-тринадцати, ростом чуть повыше меня. К счастью оно было самого простого кроя, без корсета, всяких крючочков и прочих заморочек. Оделась я самостоятельно, одернула подол, прикрывая пыльные кроссовки. Меня критически осмотрели, одобрили и попытались соорудить прическу, подобающую юной леди. Уна ни в какую не хотела оставлять мои волосы неприбранными, но в конце концов ей пришлось смириться. Мое густое пепельное каре не поддавалось укладке и было слишком коротким для прически. Она удовлетворилась тем, что тщательно до блеска расчесала мои вихры и украсила их скромным голубым гребешком. Под ее одобрительным, почти любующимся взглядом я почувствовала себя фарфоровой принцессой.
Чувство неловкости усилилась, когда пройдя многочисленные коридоры с арками и переходами, мы оказались в трапезной. Здесь Уна оставила меня, присоединившись к своим знакомым. А я растерялась, стоя посреди огромного зала, полного незнакомцев. Но есть хотелось все сильнее и сильнее. В конце концов я решилась и пошла в самый дальний угол. Я старалась стать как можно незаметнее, опустив глаза и сутулясь, мне казалось, что все взгляды прикованы ко мне. Но присутствующие здесь люди и нелюди спокойно продолжали есть, им не было до меня никакого дела. Я понемногу успокоилась и любопытство пересилило неловкость. Здесь очень красиво: стены бело-голубые, украшенные причудливыми узорами, высокие такие же узорчатые потолки, а светильники похожи на кристаллы. Их мягкий серебристый свет создает атмосферу уюта и фантастичности. За узкими столами сидят обитатели замка. Они живо переговариваются, смеются, поглощая свою пищу. Я иду по проходу, уже открыто осматриваясь: вон там молодая семья. Совсем еще юные муж с женой. Парень ухаживает за своей супругой, кормит с ложечки. Та смеется, отбивается, поглаживая круглый живот. Видно у них скоро будет ребенок. Мимо пробежали двое мальчишек лет пяти с воинственным кличем. Один из них, притормозил у стола, сгреб в подол медовые пряники и помчался дальше. Вот группа молодых людей живо обсуждает что-то. Откуда-то слева доносится тихая музыка. Еще одна семья — ребенок нетерпеливо подпрыгивает на коленях у матери, пока та дует на ложку с едой. Отец отошел к сладкому столу, видимо обещал ребенку вкусненькое. Я иду дальше. Замечаю, как из-под стола тянется детская ручонка, целенаправленно тянется к большому красному яблоку. Суровый воин на чьей тарелке лежит яблоко, вдруг улыбается и делает вид что не замечает похищения. Кто-то уже поел, кто-то еще только начал. Дети носятся по «столовой» и шалят, а взрослые спокойно продолжают есть. Ни тебе крика ни попреков. Только иногда окликают по имени, и тогда названный ненадолго притихает. В углу шушукаются и хихикают о чем-то девушки. Они бросают из-под ресниц лукавые взгляды на сидящего неподалеку парня. Парень невозмутимо продолжает есть. Удивительное самообладание!
В рыцарских романах пишут о пирах в замке. Здесь, очевидно, романов не читали, потому ужин был скромным — каша, соки и фрукты. Был и отдельный — для детей — сладкий стол. Хотя сладостями не брезговали и подростки, и взрослые. Особенно девушки и женщины. Мальчишки-подростки на ходу хватали что-нибудь съедобное и убегали по своим делам. А еще здесь самообслуживание и шведский стол. Пожав плечами, я беру себе кашу и сок. Прохожу в самый дальний угол и торопливо съедаю ее.
После ужина Уна провожает меня обратно в мои покои и обещает разбудить завтра на рассвете. Я ошарашенно смотрю ей вслед: как на рассвете?! Я же не встану так рано! Но сил спорить не осталось — сегодня был долгий и насыщенный событиями день — я засыпаю, едва коснувшись подушки.
Мне снится, что я дома. Дома пахнет сдобными булочками и мама хлопочет у плиты, а папа творит свой очередной шедевр. Он у меня художник. Я заглядываю через плечо и вздрагиваю: на холсте тянутся ввысь белые шпили башенок Ривенделла. Папа вдруг оборачивается и улыбается мне:
— Похоже, дочь?
Я снова вздрагиваю и просыпаюсь. Некоторое время лежу с закрытыми глазами в отчаянной надежде на чудо. Но чуда не происходит. Я нехотя встаю, через силу умываюсь и одеваюсь. Завтракать мне не хочется. Уна понимающе вздыхает и уходит. Мне хочется побыть одной. Вчера я слишком устала, и новые впечатления захватили меня, не давая осознать свое одиночество. Здесь ведь все чужие и все чужое. Мне не место тут — в почти королевском дворце. Я хочу домой. Я бегу из просторных светлых покоев, петляю по запутанным коридорам, на ходу глотая злые слезы. Не хочу, не хочу, не хочу здесь оставаться! За следующим поворотом я в кого-то врезаюсь. Поднимаю глаза, чтобы извинится. Передо мной высокий старик в серебристо-серых одеждах. Из-под серой остроконечной шляпы выбиваются пряди седых волос. Он мягко усмехается в бороду:
— Куда ты спешишь, дитя?
Потом явно замечает мои слезы и хмурится:
— Что за беда случилась или кто обидел тебя? Я всхлипываю и мотаю головой:
— Хочу домой!
Старик кладет мне на голову широкую мозолистую ладонь и говорит:
— Пойдем.
Я послушно плетусь за ним, сквозь слезы почти не видя дороги. Он выводит меня на террасу и оборачивается:
— Рассказывай.
— Где я? Что это за место, и как я здесь оказалась? Я шла домой, меня ждут родители. Почему я здесь?! Они меня убьют…
— Тише, тише, дитя. Ты в безопасности. Здесь в Ривендэлле, нет места злу. Не бойся.
— Вы не поняли… Я хочу домой.
— Это невозможно дитя, за стенами Имладриса сейчас слишком опасно. Откуда ты?
— Я…Я не знаю. Не понимаю, где я…
— Ты в Средиземье, дитя.
— Но… Как? А как же. Как же мой город, парк по которому я шла?
Старик ответил не сразу, он некоторое время внимательно всматривался мне в лицо, потом спокойно констатировал:
— Ты — дитя иного мира. Расскажи, как ты попала сюда.
Старик задумчиво попыхивал трубкой, пока я подробно излагала, как шла от Светки через парк, потом очутилась в горах и добиралась до города. Осознание того, что он меня понимает зарождало в душе надежду. Пока до меня с оглушающей ясностью не дошло: другой мир. Другой. Последнее что я вижу перед тем как провалиться в темноту, встревоженные глаза старика.
Первое что, я вижу, очнувшись белый-белый потолок. Вокруг все ослепительно белое. В лучах света ко мне склоняется давешний старик:
— Как ты себя чувствуешь, дитя?
Я промаргиваюсь и замечаю за его спиной край окна, откуда и льется дневной свет.
— Кто Вы?
— Гэндальф. Гэндальф Серый. Я помогу тебе дитя. Сейчас отдыхай.
Я послушно проглатываю какое-то сладковатое снадобье и закрываю глаза. В этот раз мне ничего не снится.
Меня будит солнечный свет пробивающийся даже сквозь закрытые веки. Не знаю, что это было вчера за снадобье, но я абсолютно спокойна. Спасибо, Гэндальф. Кем бы Вы ни были, спасибо. Местные врачи, после небольшого осмотра позволяет мне вернуться к себе. С порога на меня налетает обеспокоенная Уна. Вьется вокруг, причитая что-то про «бедную» деточку. Потом вдруг замирает, охает:
— Чуть не забыла!
И достает из кармана толстенькую такую тетрадь. Точнее сшитые вместе листы, исписанные от и до мелким убористым почерком.
— Когда я попала сюда, — говорит Уна, — мне было очень трудно. Я ведь совсем не знала языка. Потом, чтобы было удобнее его учить я сделала себе словарик. Думаю сейчас он тебе нужнее.
Я благодарно улыбаюсь ей:
— Уна - Вы моя спасительница.
Уна понимающе кивает.
После завтрака служанка провожает меня в библиотеку. Гэндальф хочет поговорить со мной. Он сообщает мне, что послал некоей леди Галадриэль весть с птицей и теперь ждет ответа. Гэндальф уверен, что леди Галадриэль не откажет в помощи. А пока я могу осмотреться и освоиться в доме Элронда. Я показываю ему словарик Уны, и Гэндальф всецело одобряет мою идею, учить язык по нему. Когда я освою азы, я могу прийти в библиотеку продолжить учиться по местным книгам.
На изучение словарика у меня уходит несколько дней. А потом я с утра до вечера пропадаю в библиотеке. Чужой язык читается и запоминается до странности легко. Наверное, в этих книгах какая-то эльфийская магия. Я стараюсь как можно больше узнать про этот мир. Мне в нем жить и, к сожалению, неизвестно как долго. Уна с трудом отрывает меня от книг, чтобы вытащить на обед или ужин.
Но как бы старательно я не зубрила теорию, мне нужна практика. Языковая практика. Желательно с носителями языка. Поэтому мне приходится выбираться из уютной библиотеки и искать собеседников из местных.
Так я потихоньку осваиваюсь в Ривенделле. Благодаря отсутствию карты я получаю отличную возможность исследовать каждый уголок замка, пока блуждаю по многочисленным запутанным коридорам.
Замок, в котором я теперь живу, называется Дом Элронда. Снаружи он кажется меньше, чем внутри. В нем так много коридоров, лестниц и поворотов. Большинство переходов выходят на террасы, с которых открывается сказочный вид. Замок окружен садами, и повсюду шумят водопады. Поскольку сейчас осень, сады ало-золотые. А от водопадов веет прохладой. Должно быть здесь очень хорошо летом.
Сам замок не похож на типичное средневековое строение с толстыми стенами и маленькими узкими окнами. Нет, этот замок словно соткан из кружева каменной резьбы, света и воздуха. Невысокий, изящный он сияет на солнце снежной белизной от башенок до мраморных полов.
И в этом прекрасном замке находится место всем. Здесь трудятся и поют, рассказывают истории, прогуливаются по мраморным дорожкам представители самых разных народов Средиземья. В основном конечно эльфы, но есть и люди — другие люди, кроме меня. Даже гномы встречаются — из делегации, приехавшей на Совет. И этот замок становится для всех них Домом. В Доме ежедневно звучат музыка, смех и разговоры. Он живет и дышит уютным теплом.
Теплая, почти семейная атмосфера Ривенделла затягивает. Местное население, с которым я регулярно сталкиваюсь в обеденной зале оказалось совсем не страшным и нелюбопытным. Мне ни словом, ни жестом не давали понять, что я здесь чужая. Со мной обращались равно, как со всеми — здоровались, просили передать соль и заговаривали о погоде. Они были на удивление дружелюбны. Это казалось странным — в моём мире редко встретишь подобное гостеприимство — это смущало и радовало.
Первые дни я плохо ориентируюсь в замке без карты. О помощи просить как-то неловко — у всех свои дела, а я буду их отвлекать. Поэтому я часто выходила не туда. Однако, я продолжала самостоятельно изучать замок. Отчасти мною двигало любопытство, отчасти скука. За неделю я тщательно изучила все, что мне нужно было знать об этом мире, и теперь ожидание вестей тяготило еще больше.
Исследуя замок, я попутно знакомлюсь с его населением. Чаще всего случайно. Так я познакомилась с кухаркой. А ведь шла в столовую — попала на кухню. Кухарка оказалась пухленькой человеческой женщиной с ямочками на щеках и локтях, веснушками и круглыми голубыми глазами. Мы уставились друг на друга с одинаковым удивлением. От вкусного запаха вдруг проснулся мой желудок и потребовал свое. Я покраснела и попятилась. Кухарка всплеснула руками и, неожиданно цепко ухватив меня пухлыми пальчиками за локоть, потащила куда-то. Пока я судорожно пыталась сообразить, как объясниться и надо ли извиняться, меня протащили вглубь кухни. Не успела я опомниться, как оказалась усажена за стол. В следующее мгновение передо мной исходила теплым паром кружка молока и булочки… булочки с корицей. Святая женщина! «Святая женщина» явно машинально, жалостливо гладила меня по голове, глядя, с какой скоростью я поглощаю поздний ужин.
Понемногу я привыкала к местной жизни. С трудом, но все же я начала понимать язык этого мира. Сначала мое ухо выделяло знакомые слова, потом слова складывались во фразы. Наконец я неуклюже попыталась их повторить. Я мешала вестерон и квенья, помогая себе жестами. Как ни странно меня понимали и помогали, подсказывая как называется то или иное.
Общаться с местными было легко. И понемногу я забыла о своей застенчивости, поддаваясь здоровому любопытству и нормальной для любого человека потребности в общении. К концу недели в числе моих знакомств были прачки, мастерицы-вышивальщицы и суровый местный кузнец. Мою одежду — рубашку и джинсы наконец выстирали, а мне доверили погладить уже сухое белье. Н-да, быт здесь мало чем отличается от средневекового. Все вручную, то ли дело в моем мире закинул вещи в стиральную машинку — она тебе постирает и прополощет, и отожмет… Однако, прачки на свою жизнь не жаловались. За работой они переговаривались, чему-то смеялись, пели. Я невольно прониклась к ним уважением. Вот только поучаствовать в общем труде мне не дали
— «Что Вы, что Вы, госпожа… Не надо. Мы сами, мы — привычные».
Я попыталась объяснить им, что я — не госпожа, но мне не поверили, только добродушно посмеялись. «Что ж, раз помочь не могу, хоть мешать не буду», — подумала я, покидая прачечную. Следующий коридор привел меня в швейные мастерские. Ух, ты-ы-ы… Какие узоры! Ручная работа. Увидев в моих глазах понимание и восхищение, мне даже позволили их зарисовать. Заодно обсудили технику — спасибо мама — на языке схем, все в том же блокноте. Расстались довольные друг другом.
К кузнецу я попала в последнюю очередь. Он в общем-то и не был кузнецом. Он был мастером на все руки, в том числе и ювелиром. А еще местный мастер любил всевозможные новинки. Когда я склонилась над его столом, рассматривая изделия застежка свитера качнулась и блеснула на свету. Мастер заинтересованно прищурился, глядя на незнакомую застежку. Дело в том, что замок-молния был еще и с крошечными стразами. С трудом, используя весь свой небогатый запас слов, блокнот и свитер, в качестве наглядного примера, я объяснила ему принцип действия замка-молнии.
В благодарность я получила заколку-бабочку — маленькую, легкую, изящную. Видимо мастер заметил мою отросшую, лезущую в глаза челку. После чего меня вежливо выпроводили за дверь. Мастеру не терпелось использовать полученные знания.
Примерно через две недели моего пребывания в Имладрисе пришел ответ от леди Галадриэль. Она согласилась помочь и ждет нас в Лориэне. Мне и радостно, и страшно. Я успела полюбить Ривенделл и его жителей, но как бы здесь ни было хорошо, я все еще хочу домой. До Лориэна я иду с Братством кольца. На дорогах нынче не спокойно и путешествовать в одиночку, тем более неподготовленному человеку — Гэндальф сказал «слабому человеческому ребенку» — крайне опасно. Когда я спросила его почему он помогает мне, он ответил:
— В Имладрисе никому и никогда не отказывают в помощи.
За оставшиеся два месяца мне предстоит многому научится, кроме языка. Чтобы не быть Братству обузой я должна научится выживать в походных условиях, стать сильнее и выносливее. И в этом мне помогут физические упражнения и постоянные тренировки. Опять физкультура?! А еще я должна освоить основы целительства в походных условиях. Ой, мамочка…
Вопреки ожиданиям меня не стали сразу учить владению оружием. Нет, мои тренировки состояли из бега, отжиманий и прочих упражнений, призванных сделать меня сильнее. Мой учитель оказался суровее нашего физрука. А по виду и не скажешь, что он — такой страшный чело… эльф. Выглядел учитель молодо, как и все эльдар — на самом деле ему могло оказаться столько же лет, сколько было бы моему прадедушке, доживи он до наших дней. Тонкокостный, длинноногий, изящный, он красив холодной красотой мраморной статуи. Светлокожий, со светло-голубыми глазами и золотом волос, струящимся по плечам до пояса, учитель не похож на местных жителей — в большинстве своем темноволосых и сероглазых. Несмотря на красивую внешность, у него военная выправка и военное прошлое. О чем свидетельствовали уверенно лежащие на мече руки — загорелые, обветренные, покрытые шрамами и шрамиками. Одет он просто — в штаны и тунику, самого обычного кроя без вышивки и украшений, а еще почему-то бос. На мой осторожный вопрос Гэндальф ответил, что ему так нравится. Ну нравится, нравится, мало ли какие вкусы у лю… эээ. нелюдей. Учитель едва взглянул на меня. Интересно он хотя бы запомнил как меня зовут? Вряд ли… Обращаться к нему полагается по имени, с приставкой лорд — лорд Глорфинделл. А он оказывается еще и благородных кровей…
Для первого занятия я оделась в свои родные рубашку и джинсы. В своей родной, привычной одежде я чувствую себя спокойнее. Глорфинделл смотрит на меня сверху вниз, даже не с презрением, отстраненно как-то… Под его ледяным взглядом мне становится неуютно. Гэндальф оставляет нас и обреченно посмотрев ему вслед, я приступаю к первому занятию. Один круг, второй, пятый, мне уже нечем дышать — сейчас упаду. Ох, зачем я только прогуливала физру? Пот застилает глаза, ноги подкашиваются, нет до похода я так не доживу — помру раньше… Заметив мои мучения, Глорфинделл позволяет мне отдохнуть — в качестве отдыха я отжимаюсь, потом приседаю. Имени моего учитель точно не запомнил. Он вообще не обращается ко мне, только коротко отрывисто командует. Чувствую себя новобранцем в армии. В израильской армии.
Первое время я держусь на чистом упрямстве и в покои приползаю едва живая. Болит все, как будто меня били. Я поминаю тихим незлым словом тот день, когда я сюда попала, Гэндальфа и Глорфинделла. Наверное им сильно икается… Однако в глубине души я понимаю необходимость этих тренировок. Неизвестно, как сложится моя жизнь в этом мире. Смогу ли я спокойно добраться с Братством до Лориэна? Они ведь хоть и воины, но увы неуязвимостью и бессмертием похвастаться не могут. Да и не до меня им будет, ведь для них главное защитить хоббитов, в частности Хранителя Кольца. Я понимаю… Именно поэтому я должна научиться защищать себя сама.
Целительству кстати меня обучать все тот же лорд Глорфинделл. И судя по всему отрабатывать навыки оказания первой помощи мы будем на мне. Особенно если ему вздумается поучить меня владеть оружием.
Хорошо бы познакомиться с Братством кольца, но думаю им сейчас не до меня. Они готовятся к походу. Я расспрашивала о нём Гэндальфа и узнала о Совете и Кольце Всевластия, которое таит в себе страшную угрозу. И которое Братству — так вот оно что… — поручено уничтожить. В Братстве состояли как люди, так и эльдар, наугрим и сам Гэндальф. Но интереснее, что самое опасное — уничтожение Кольца поручили хоббиту — миролюбивому существу, размером с ребенка. Хотя Гэндальф говорит, что это дело добровольное, и он вызвался сам. Хорошо, что его не оставили одного…
Ох, не напрасно говорят: Меньше знаешь — крепче спишь…
Что-то подсказывает мне, что у Братства и у меня тоже — за компанию — есть все шансы стать героями. Посмертно. Ох, мамочка-а-а… Куда я попала?! А вдруг у Братства не получится уничтожить Кольцо?! И тогда нам всем конец… Я не хочу-у умира-ать!
После разговора с Гэндальфом я часто думаю о незнакомом Братстве. Какие они? Воображение почему-то рисовало небритые и хмурые физиономии будущих спутников. Физиономии кривились от «радостной новости», что я буду их попутчицей… А может они выглядят, как и положено выглядеть средневековым рыцарям, то есть с ног до головы закованные в броню? Думаю, они защитят меня, в случае необходимости. Надеюсь… Но как же не хочется быть обузой людям (и не людям), которым и без того хватает проблем! Эх, это только в любимых, Светкиных книжках героиня берет лук, меч или какое-нибудь другое оружие и всех уделывает. Причем до этого оружия она не то, что в руках не держала, не видела даже. Прям как я. Я например меч не подниму. А если и подниму, то уроню — себе на ногу, не то что, махать им… Враги умрут от смеха. Хотя это вариант, на самый крайний случай. К тому же меня явно не собираются учить владеть оружием. Что ж хотя бы быстро бегать научусь, тоже пригодится. Чему вообще можно научиться за два месяца?! Вернусь — расскажу Светке, что ее книжки врут! Ни тебе супер, ну или хотя бы не супер способностей, ни понимания языка и даже артефактов в помощь не имеется… Если я вернусь, я прощу Светке все.
Впрочем чего гадать. Надо познакомиться с ними через Гэндальфа. Кстати, как здесь относятся к женщинам? Что-то подсказывает мне, что слова «эмансипация» здесь никому не знакомо… И равноправия соответственно нет. А так ли уж мне надо знакомиться с Братством сейчас? Может как-нибудь потом, попозже…
Но более-менее лайтовая. Попытка в юмор.
И Нимродель, которая в чужом голосе и чужих струнах услышала море. И море ее позовет однажды...