Холиварофорум

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Ох, сколько ж тут хедканона! На самом деле всё, включая имена, понадёргано при этом вполне себе из канонических черновиков - но сложилось вот так, как сложилось.
1. Финдуилас как расшифровываю как Финтуилассэ, где "Фин" - элемент старших детишков в семье, одолженный у Финвэ и наличный у Фингона и Финрода (Да, фин у них всех общее, и Финвэ значит "волосатый", лол; я иногда предпочитаю писать Фингона как Финвэкано и считаю его ровесником Маглора, а имя - папиной шуткой). Имя означать будет "Волосы, подобные весенней листве"
2. Мириль - имя жены Финрода, когда Финрод был отцом Гиль-Галада. Означает "роза". Её ваниарское происхождение - плод моей любви к ваниар того, что у Ородрета выходит аж четверо детей, а так мощно размножиться, кмк, он мог только дома, в Валиноре. А поскольку его хронически путают с Финродом, а Амариэ в мой хедканон не входит, почему бы не считать, что жена из ваниар - ещё одна путаница?
3. Хириндир и Артахир - это загадочные два ородретовых сына. У первого есть синдарское имя Халдир, которое я просто перевёл обратно; а вот у второго - только древнеанглийское имя. Так что ему было выдано запасное папино имя из поздних черновиков. Гибель обоих в Тол-Сирионе объясняет, почему о них ни слова дальше, т.к. сам Ородрет фактически и появляется в истории только после этой точки.
Вроде всё. Всех люблю!
З.Ы.: Надеюсь, мне удалось показать ситуацию и при этом не скатиться в пинание КиК.

▼Здесь, близко (Дети)⬍

Эльфы мало меняются с годами. Они не стареют, не тяжелеют, не пригибаются, оставаясь навеки в расцвете юности и одновременно на пике сил и зрелости. И всё же, можно легко отличить молодого эльфа. Он тоньше, быстрее, он движется иначе. Живой интерес к миру ещё не сменился у него тяжелой усталостью от груза памяти, и это видно не только по глазам — по тому, как он взмахивает руками при разговоре, вглядывается во всё вокруг, вертит головой.

Юность их длится долго — пять сотен человеческих лет пролетает незаметно, и даже первое тысячелетие порой приносит только некоторый жизненный опыт. И два эльфа, стоявших на балконе у резной двери, были ещё заметно молоды, очень красивы — и совершенно друг на друга не похожи.

Тот, что опирался локтями на ограждение, слегка ссутулив плечи, был явный нолдор. Длинные чёрные волосы, гладкие и блестящие, белая кожа, серые глаза, прямой нос и упрямая складка губ, по нескольку серёг в каждом ухе, ожерелье и золотой пояс. Каждый, кто его видел, говорил, что Тельперинквар в полной мере унаследовал внешность своих отца и великого деда. В мать он пошёл невысоким ростом и мягким нравом.

Второй же, Артанаро, стоявший у стены, хмуро сложив руки на груди, словно явился сюда прямиком из Валмара, так он походил на живущее там племя ваниар. Высокий, тонкий, он заплетал светлые волосы в длинную косу. Запястья его были унизаны браслетами, и браслеты звенели на лодыжках. Вот только вместо принятых у блаженного народа лёгких туник на нём была обычная рубашка и длинные штаны — походная одежда, простая и добротная.

— Она и сегодня не ела? — спросил Тельперинквар.

— И завтра не станет, — мрачно ответил Артанаро. — И послезавтра. Если бы мы были дома, я бы сказал, что ей нужно в Лориэн, но...

— Мы не дома.

Говорили они про госпожу Мириль. Теперь королеву Нарготронда, жену короля Ородрета.

Когда-то её называли равной Индис по красоте и грации, когда-то её смех часто звучал среди садов Валмара. Тогда её прозвали Мириль Улыбичивой, и многих забавляло, что самая весёлая из ваниарских дев выбрала себе в мужья серьёзного и строгого сына Ангарато. Сын ещё помнил её такой — бодрой, неунывающей, с улыбкой и шуткой на устах даже среди льдов Хэлкараксе.

Тельперинквар же впервые увидел её только теперь. Нет, конечно, видел и раньше — но издалека, и уж точно ни разу с ней не говорил. Но именно он вынес её из загоревшегося шатра, именно он помог ей взобраться на лошадь и именно ему пришлось сказать ей страшную весть о смерти двух её сыновей.

В Нарготронде её прозвали иначе — Мириль Скорбная. Она не улыбалась и не смеялась больше. Молча, как тень она скользила по подземным коридорам, молча садилась за прялку, молча поливала свои цветы и молча собирала плоды в своём подземном саду, в котором Тельперинквар налаживал кристаллы света так, чтобы всё могло свободно расти, как бы под ясным солнцем. Единственной её отрадой была музыка, и король Финрод часами играл для неё на своей арфе, стараясь облегчить душевную муку. Последний год она как будто стала оживать, и часто звала своего спасителя с ней пообедать или просто поговорить, живо интересовалась его работой в кузне, жаловалась, что муж совсем забросил свои скульптуры, погрузившись в бумаги и быт. Так он и подружился с Артанаро, тоже частым гостем в покоях своей матери.

Тельперинквар не знал, любовь ли чувствует к ней, жалость или просто то восхищение, которое каждый мастер испытывает при виде красоты, но робко надеялся, что тучи над госпожой Мириль развеются. Отец с сомнением качал на его надежды головой.

— Если бы ты умер, я бы не смог дышать спокойно, покуда не встретил бы тебя из Мандоса, — мрачно сказал он как-то. — Такова судьба родителей, сынок.

Тогда Куруфин ещё не знал, что лишится сына иначе.

— Здесь стало душно, — заметил он внезапно. — Раньше я этого не замечал. Такая духота, как будто перед грозой. Даже в кузнице не так паршиво.

— Стало, — Артанаро отлип от стенки, встал рядом. — Не хочешь уехать с нами?

— А «вы» — это кто? И куда вы собрались?

— А я забыл сказать? Прости, последние дни сплошное безумие, сам понимаешь. Иногда я не уверен: то ли я просто не выспался, то ли наоборот — так и не проснулся и смотрю какой-то чудовищный кошмар. Дядя казался таким... как свет Дерев. Вечным.

Он понял неудачность сравнения слишком поздно, хлестнул себя по щеке, как бывало, когда говорил чушь и за это на себя сердился.

— Да уж, что есть — то есть. Я сам уверен только в том, что распростился с отцом, — невесело ответил Тельперинквар. — И что он меня простил. Не знаю, как с этим жить.

Артанаро только покачал светлой головой. Он сам не представлял, как можно отречься от родной семьи — но его семья и не пыталась удерживать девицу силой, как тёмный эльф Эол, и не стояла за гибелью короля Фелагунда. Дяди Инголдо.

Знать, что король в плену — и не просто, а у того, кто убил юных Хириндира и Артахира, его внучатых племянников. Знать, что короля пытает тот, кто сам себя назвал Жестоким, тот, кто превратил его прекрасный Тол-Сирион в место скверны, страданий и гибели... знать всё это и не только не помочь — даже не сказать об этом ни слова. Ни словом не выдать, что знаешь о судьбе любимого народом государя. Любимого дяди. Верного утешителя. Друга и родича, который когда-то был ближе братьев.

И теперь Фелагунд мёртв, а королева Мириль рухнула в такие глубины отчаяния, каких даже и раньше не знала — рухнула от боли предательства и боли новой потери разом.

Артанаро сжал кулаки и медленно заставил себя успокоиться.

Что гневаться на тех, кто уже изгнан и оставил их навсегда? Это никак не могло помочь его другу. Другу, которому и без того так больно, что он еле дышит.

— Мама хочет уехать к морю, — объяснил он. — Если нельзя вернуться домой, то можно хотя бы смотреть в ту сторону. Так она сказала. Хотела взять с собой нас обоих, но сестра решила остаться с отцом. Сам понимаешь, она наследница, — он горько усмехнулся.

— Да уж, если она что-то решает, переупрямить её непросто. А ты уедешь с матерью?

— Конечно. Нарготронд — мирный город... теперь совсем уж мирный. А значит, ничто не помешает ей занять место наследницы. Да и в любом случае, она куда лучше моего понимает что в цифрах, что в судах — я всё-таки скорее воин и командир, чем правитель. Так что, ты с нами? У моря душно не будет.

Тельперинквар задумался. Уехать, оставить всё позади — что отца, что город, ради которого отец переступил через себя и стал чем-то, что нельзя назвать отцом... соблазн был велик.

Но уехать к морю?

Жить среди береговых синдар, терпеть косые взгляды, вечно оправдываться за то, что родился не в той семье?

Мысль поразила его неожиданно, яркая, как молния и простая, как два и два. Если так больно жить с позором своей семьи — то всего лишь нужно этот позор стереть. Стать героем. Помочь им всем! Говорили, что Берен ещё жил — что Лутиэн смогла его спасти. Они не могли быть слишком уж далеко, а помощь им пригодится любая, тем более помощь такого мастера и воина, как Тельперинквар.

— Прости, друг. Я уеду, но не с тобой, — сказал он. — Я всё исправлю!

Артанаро с сомнением покачал головой, но спорить не стал.

Спорить с потомками Мириэли вообще было бесполезно — даже валар это усвоили.

Отредактировано (2023-08-09 04:02:24)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Ааа! Это новый, отдельный фик про Тьелпэ? Или это вбоквел от истории Финрода и Волчонка, как с Рауко? Не могу понять 

▼Анон и в генеалогии запутался⬍

А Ородрет здесь племянник Финрода или его брат? Артанаро думает о нем "дядя Инголдо", но Хириндира и Артахира называет его внучатыми племянниками - а ведь все трое тут сыновья Ородрета?

Очень понравились твои фаноны! И ты отлично показал ситуацию. Очень интересно, что сделает Тьелпэ! Встретится с Сауроном на две тысячи лет раньше?

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Её ваниарское происхождение - плод моей любви к ваниар того, что у Ородрета выходит аж четверо детей, а так мощно размножиться, кмк, он мог только дома, в Валиноре.

Без наезда, анон, а это где?
А то я только Финдуилас помню, и почему-то фанонил, что жена у Ородрета из митрим.
Но я могу ошибаться и просто в версиях путаться, это не наезд и не обвинение!

Отредактировано (2023-08-09 07:54:19)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Или это вбоквел от истории Финрода и Волчонка, как с Рауко? Не могу понять

Это вбоквел-отступление, да. Просто какие-то события канона происходят параллельно действию фика и по-своему с ним связаны, вот и хочется их более-менее осветить.
Сначала я хотел Куруфина и Кэлегорма, но потом понял, что это будет глава "как я был неправ, но всё равно продолжу", а я такое не люблю, оно слишком похоже на пересказы фандомных споров. У Келебримбора хоть интересная моральная дилемма есть.

А Ородрет здесь племянник Финрода или его брат? Артанаро думает о нем "дядя Инголдо", но Хириндира и Артахира называет его внучатыми племянниками - а ведь все трое тут сыновья Ородрета?

Племяшка. Потому что ну ради бога, нормальный кусок генеалогии в бардаке Третьего Дома - не то, чем можно разбрасываться! Там даже мама известна, и аж с двумя версиями имени!
На самом деле я пытался показать, что так-то Финрода зовут дядей, потому что, ну, не дедом же. Но степень родства всё-таки помнят.

Очень интересно, что сделает Тьелпэ!

Попадёт в Гондолин.
У меня несколько вариантов, как именно, я выбираю сейчас, какой менее адский, но в итоге он попадёт в Гондолин! Потому что надо же увязать в логичную последовательность его (крайне всратую) биографию времён ПЭ...

Отредактировано (2023-08-09 07:55:38)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Это вбоквел-отступление, да. Просто какие-то события канона происходят параллельно действию фика и по-своему с ним связаны, вот и хочется их более-менее осветить.

Отлично! 
Авторы, подписывайте, а то в треде три онгоинга, я думал, четвертый завелся

У Келебримбора хоть интересная моральная дилемма есть.

Да, Келебримбор там в очень нетривиальном положении, и о нем мало пишут. Здорово, что ты взялся!

Попадёт в Гондолин.
У меня несколько вариантов, как именно, я выбираю сейчас, какой менее адский, но в итоге он попадёт в Гондолин! Потому что надо же увязать в логичную последовательность его (крайне всратую) биографию времён ПЭ...

      
Люблю версию Тьелпэ в Гондолине (хотя при ней он потом с большой вероятностью оказывается в Гаванях  ) Очень жду гондолинские главы!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

А то я только Финдуилас помню, и почему-то фанонил, что жена у Ородрета из митрим.

Жена Ородрета - странный предмет: логически есть, но фактически нет.
В плане, дети есть, а вот с женой не задалось, пришлось её у Финрода одалживать Финродова Мириль кстати как раз из митрим, если мне память не изменяет.

А с детьми там - как во всём, что касается генеалогии Третьего Дома, сраный пиздец. Хорошо Первому, у них всего-то Келебримбор Шрёдингера и неясное число безымянных жён...
1. Толкин, как известно, делал списки англо-саксонских имён своих персонажей. Например, Маэдрос там Daegred, Рассветный, и этому факту мы обязаны существованием мармеладной десадовщины. Так вот, в этом списке (найти который я никак не могу, а там много интересного!) у Ородрета-Ордреда два сына - Ордхельм и Ордлаф. Нормальных имён для них при этом не упомянуто. Финдуилас там тоже нет.
2. Вопреки тому, что Турин на всех навлекал проклятье, для Финдуилас он стал благословением: из всех возможных детей своего папы она единственная попала в Сильм. И только благодаря ему!
3. Зато туда не попала история про то, что когда-то перед историей Турина у Ородрета был сын Халдир, которого убили орки. Вот Хириндир - это и есть Халдир, только в переводе на квэнья. Потом это имя достанется одному из персонажей ВК. Не впервой, Румил не даст соврать.
4. А ещё в черновиках есть имя Артахир, оно же Аратир. То ли новый вариант имени для Ородрета, то ли ещё один сын. Кристофер решил не вникать и благородно забил.
5. И наконец, Артанаро, он же Роднор, он же Гиль-Галад.

Если попытаться всё это свести в более-менее непротиворечивую картину, она даже получится! Вот два англо-саксонских имени, вот два бесхозных эльфийских, вот дочка и ещё один сын. Можно даже предположить, что Артахир - это Ордхельм, а Хириндир-Халдир - Ордлаф.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Если попытаться всё это свести в более-менее непротиворечивую картину, она даже получится! Вот два англо-саксонских имени, вот два бесхозных эльфийских, вот дочка и ещё один сын. Можно даже предположить, что Артахир - это Ордхельм, а Хириндир-Халдир - Ордлаф.

Теперь мне нужен фик, где все пытаются разобраться в генеалогии Третьего Дома, подсчитать количество жен и детей и разобраться, чей же сын Гил-Галад и на ком женат Ородрет 
По пути нечаянно раскрывают тайны биографии Келебримбора.
Спасибо, анон!

Отредактировано (2023-08-09 08:22:49)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

чей же сын Гил-Галад и на ком женат Ородрет

Ещё вечно актуальные вопросы - сколько детей у Галадриэли, кто такой, вашу мать, этот Келеборн, нет ли у Ородрета братьев (или сестёр)...

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

"Все-таки организовать ЗАГС было бы хорошей идеей," - подумал Финрод, но было уже поздно...

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Мне в этом плане дичайше нравится примечание Бильбо к Лэйтиан: мол, я тут у эльфов спрашивал, они говорят, племянник был Финроду этот Ородрет, но людей переубеждать не хотят, бесполезно

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Мне в этом плане дичайше нравится примечание Бильбо к Лэйтиан: мол, я тут у эльфов спрашивал, они говорят, племянник был Финроду этот Ородрет, но людей переубеждать не хотят, бесполезно

Простите за оффтоп, а где такое примечание дают?

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Простите за оффтоп, а где такое примечание дают?

Я читаю вот этот текст: https://thainsbook.files.wordpress.com/ … ithian.pdf

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Я читаю вот этот текст: https://thainsbook.files.wordpress.com/ … ithian.pdf

Ничего себе, какая прелесть! А это сам ДжРРТ или Кристофер?

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

А это сам ДжРРТ или Кристофер?

Вот этого не знаю. Подозреваю, Кристофер - часть этих комментариев касается расхождений в черновиках, которые он обосновывает изнутри мира, и это тоже милотень. Но оно в любом случае совершенно очаровательное!

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Анон с дориатским фиком, спасибо тебе! Очень за сердце берет.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Путешествие на Восток продолжается...

▼9. Костиан⬍

— Эй, Шарки! Что-то ты не весел! — окликнул его один из волков.

Кажется, Быстрый, раз у него был хвост.

— А ты больно уж весёлый, видно, давно не получал, — в тон ему откликнулся Костиан.

С волками надо было по-волчьи, грубо и просто. Только Ном ухитрялся как-то иначе, так на то и Ном.

А веселиться Костиану было уж совсем не с чего: их странный отряд как раз дошёл до мест, где он когда-то вырос. И смотреть на исковерканную родину было и больно, и противно, и как-то стыдно. Особенно на лес, в котором столько гулял мальчишкой.

Серебряные липы стали чёрными и больше не цвели. Умерли сосны, в которых матушка проделывала дупла для своих пчёл, и сами пчёлы больше не жужжали, спеша по своим пчелиным делам. В исковерканные тени себя превратились молодые деревья, что он с братом и сёстрами сажал когда-то на отцовской просеке, платя Палуриэн(1) заботой за заботу.

А дом?

Сам Костиан не жил в нём давным-давно — как покинул родные стены, гонясь за новым знанием, так и не возвращался. Занятно свернулся его путь: отсюда до княжеских палат — и назад, сюда, где на печи ещё не стёрлись его попытки писать тенгвар, где не истлели ещё мамины дорожки на полу, где занавески на окнах вышиты руками сестёр.

Дом перешёл от родителей к брату. Простому лесорубу, каким был их отец. Не было у брата ни великих амбиций, ни сильного характера, одно смирение и добрый нрав. Такие как он не оставляют следа в истории. Ном бы возразил, конечно. Сказал бы, что оставляют — в сердцах людей, которых они обогрели своим теплом, что-нибудь такое вот божественно-нелепое.

Костиану важно было другое: не придётся ли и брата хоронить, как хоронили хозяев тех пяти домов, где останавливались до этого?

Хоронили сначала вопреки воле Волчонка, желавшего скормить тела своим волкам.

Потом тот передумал, после долгого спора с Номом, можно ли есть разумных и есть ли разница есть волку волка или есть волку человека. Разрешил копать могилы, даже отрядил на помощь своих детей.

Всё равно без Нома трупы остались бы несъедобными. Здесь ничего не портилось и ничего не годилось в пищу — такое на всём лежало колдовство. Оленьи туши висели свежими, как десять лет назад, и оставались свежими после того, как Ном над ними пел, расплетая чужие чары. Зерно и овощи, горох и солонина — если еда была в кладовке, она годилась под песни Нома.

Но охотиться на местных зверей или копаться на огородах...

Костиан поёжился.

Он помнил, как они впервые наткнулись на зверей. Сначала все почти обрадовались. Ном схватился за топор, Волчонок — за свой железный кнут, волки ощерились. Как же, такое развлечение для молодёжи — драка! Сам он для подобных развлечений был слишком уж стар и мудр, но не осуждал тех, кто не дорос ещё до его меры миропознания.

А потом...

Первым странность заметил Быстрый. Шатнулся назад: уж больно странно двигались чужие волки. Неровно, словно вслепую. Не бешеные ли? И вороны над ними — вороны-то всегда здесь были мёртвыми, их первых заколдовал Прихвостень, как научился костиановому искусству.

Ни от ворон, ни от волков не пахло тлением.

Здесь ничего не истлевало, как ничего не изменялось. Если яблоки навек остались спелыми — настолько, что если попытаться сорвать их, рассыпались в пыль, истратив все силы на эту спелость — отчего зверям не оставаться навеки только что умершими? Уже утратившими жизнь, но ещё не начавшими тлеть. Неуязвимыми для стрел и даже для топора в руках Нома — что раны тому, кто давно уже не жив?

Хорошая работа.

Костиан, тот всё маялся с вопросом разложения в своих войсках: даже зимой они годились на пару месяцев, а летом — хорошо, если держались неделю. Прихвостень, значит, преодолел то, что мешало его учителю. Хороший ученик, иной бы гордился...

После той встречи Волчонок стал с ним почтительнее. Звал по-прежнему "Шарки", но каким-то другим, менее дерзким тоном. Понял, видно, что Костиан — не пустое место, не жалкий беспомощный старик. Что он — хозяин жизни и смерти, способный одной своею волей уложить целую стаю мёртвых зверей обратно лежать, как им положено. Вернуть всё на круги своя.

Он не хотел увидеть тело брата таким же, как те, другие тела. Брошенным лежать в крови, с открытыми глазами, навсегда пустыми, с беспомощно открытым ртом. Не хотел думать о том, как тот умер — быстро или же нет. Не хотел найти его жену или племянников поблизости — со стрелами в спине, разорванных волками, изрубленных... в каждом доме была своя история. Кто-то сражался до последнего, а кто-то пытался бежать, но заканчивалось всё одинаково.

Поэтому-то Костиан и не пытался противиться Прихвостню.

Он хотел ещё пожить, он знал, что противиться нет смысла.

Но видеть тело брата... брата, с которым давно расстался, о котором почти не думал раньше, с которым давным-давно не осталось ничего общего, кроме крови — отчего-то казалось слишком страшным.

Как будто ходить по трупу Дортониона не так погано, как хоронить родного.

Он не хотел — и не увидел. Во дворе, где был бы огород, кто-то насыпал высокую могилу, поставил камень по обычаю Беорингов. Кто-то крупный, оставивший в земле следы, как от гигантских лап.

— Вот не хватало нам заботы... — только и буркнул он.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Я читаю вот этот текст: https://thainsbook.files.wordpress.com/ … ithian.pdf

Ничего себе, какая прелесть! А это сам ДжРРТ или Кристофер?

Насколько я знаю, не то и не другое. thainsbook - это фанатский проект, они в таком виде добавляют разную информацию из других мест. Я хоть поняла, откуда эти "примечания Бильбо" - а то все удивлялась в основном треде, что я Лэйтиан читала, а их не видела!;-)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

1. Толкин, как известно, делал списки англо-саксонских имён своих персонажей. Например, Маэдрос там Daegred, Рассветный, и этому факту мы обязаны существованием мармеладной десадовщины. Так вот, в этом списке (найти который я никак не могу, а там много интересного!) у Ородрета-Ордреда два сына - Ордхельм и Ордлаф. Нормальных имён для них при этом не упомянуто. Финдуилас там тоже нет.
2. Вопреки тому, что Турин на всех навлекал проклятье, для Финдуилас он стал благословением: из всех возможных детей своего папы она

Есть, есть! В очень заморочном месте, но я тут заморочилась, что было ж второе имя, и точно!
5 том, ПРИЛОЖЕНИЯ(!), описание эльфийских генеалогий этого периода.

"Orodreth, in addition to his son Halmir, has a younger son Orodlin. "

Может, пригодится?

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

"Orodreth, in addition to his son Halmir, has a younger son Orodlin.

О, красота какая! Спасибо, внес правки в чистовой текст главы!
Теперь там Хэрумир и Арталиндо

Отредактировано (2023-08-10 18:27:31)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Ещё одна проходная, но нужная глава - подготавливает к встрече с вотэтоповоротом.
И да, ящитаю, раз дома у Беорингов деревянные, без русской печки никак.

▼10. Волчонок⬍

— Что это такое, эльф? — Волчонок указал на странные следы. — Я такого раньше не видел. Думаешь, отец вывел себе новых тварей?

— Со всем почтением, молодой господин, едва ли твари вашего отца стали бы кого-либо хоронить, — осторожно заметил Шарки.

— Эльф, ответь ты!

Эльф опустился на колени, потрогал вывороченную землю, с корнем вырванную жёсткую траву. Потом вскрикнул, резко поднялся, сунул руку Волчонку под нос. Тот еле удержался, чтоб не укусить её — и правильно: в длинных бледных пальцах извивался розовый дождевой червяк.

Волчонок рухнул наземь сам, зачерпнул в ладони влажную землю... влажную!

— Что за чертовщина... — пробормотал Шарки.

— Отец, оно пахнет, — сказала Карнаухая. — Землёй. Все эти следы, они пахнут землёй. Только которые старые — те пахнут мёрзлой, а которые посвежее — такой, знаешь, на пике лета. Когда запах самый сытный... — она мечтательно притявкнула.

В самом деле, чертовщина какая-то.

В доме следов было не видно. Деревянные полы, оно, значит, попортить не могло...

— Наверху, — хрипло сказал Шарки. — Смотрите, на потолке!

На потолке когда-то хватало паутины. От двери до центра она теперь висела длинными серыми плетями, где ещё висела; кто-то сорвал её и расцарапал доски — на потемневшем дереве ярко виднелись частые серебристые царапины, как будто по нему прошлись жёсткой щёткой.

И конечно, мебель. Её, кажется, попытались даже поставить на место — но попытались как-то неумело, словно до конца не понимая, где место столу, где стульям, а где — длинной лавке. Даже Волчонок уже усвоил, что такие Беоринги ставили у стен. То, что копал могилу — не усвоило, поставило два стула за лавку, как за стол.

— Тут кровяка на полу была, — довольно доложился Быстрый. — Замыли.

Что логично, если уж наводить порядок. Трупы похоронить, кровь убрать, опрокинутую мебель — поставить, как стояла. Действия этого кого-то были Волчонку понятны. Непонятно было, что это было такое и зачем оно всем этим занялось.

И червяк, конечно.

Но сначала надо было расположиться на ночлег. Счистить с себя грязь, вычесать детей. Перебрать зимнюю одежду — хозяевам она уже без надобности, а первые заморозки прочно сменились настоящими холодами, и по ночам приходилось разводить огонь в гигантских печах, чтоб не замёрзнуть насмерть, а днём — всё время двигаться, даже в хорошей чистой одежде. Шарки утверждал, что на такой печи и спать можно, но Волчонок нравился себе как есть и не спешил зажариться.

Хотя хитрый старикашка поутру кряхтеть кряхтел, а слезал со своей лежанки довольный и даже на боль в пояснице не жаловался. Может, и было что-то в его словах...

А в чём ничего не было — так это в идее увести у отца его Дортонион и самому здесь устроиться со своими волками.

То есть сама-то идея ему и сейчас была очень по вкусу. Сам себе Хозяин, со своими владениями, своими войсками и своими правилами — кто же такого не хочет? Даже эльфы сбежали из Ненавистной Земли, потому что им там не давали ни воли, ни рабов. Ну, или как-то так — его-то эльф, конечно, был не согласен и блеял что-то там про месть за членов семьи.

Но кабы они мстили, так и громили бы Хозяина, а не разбегались по всем соседским краям и не примеряли короны.

Понятное дело, впрочем. Отец всегда говорил: «Дураки любят обманывать себя, приписывая себе благородство». Не дурак разве стал бы махаться с Хозяином, хоть за деда, хоть за камни, хоть за земли? Нет. Не дурак присягнул бы ему и получил бы свой честный кусок власти, сколько его ни будет. А если хочется больше — так на то соседи есть, можно у них отнять, Хозяин не обидится.

Кто сильный, тот и прав.

И если бы Волчонок увёл Дортонион, Хозяин бы ничего не сделал. Отца бы отругал, и только. Но отец сам виноват: не надо было проигрывать собаке и сдавать крепость огненной женщине, и не надо было оставлять Волчонка одного на растерзание эльфам. Что бы Хозяин не одобрил — так это уроки пения и эльфа как такового... но он далеко на Севере и если и есть ему дело до такого ничтожного слуги, то об этом он пока не сообщал.

Вот только увести Дортонион никак не получалось.

Можно было здесь поселиться — они и поселились, кочевали из дома в дом. Съедали, что было в кладовой — и дальше, и так помаленьку себе порядком продвинулись к востоку. Вот только количество домов не бесконечно, и не в каждом остались запасы. А когда они закончатся — то что?

Шарки говорит — идти дальше, отжать себе Аглон.

С тремя-то волками! Хотя... если освоить пение...

Если хорошенько освоить пение — то можно и на Восток.

Признавать свою ошибку и возвращаться Волчонок страшно не хотел.

А эльф пел над едой — сначала тихо, потом всё громче, громче... он как будто поздоровел за сегодня. Как будто та земля дала ему чего-то, чего всё это время недоставало. Что там — Волчонок и сам от её запаха был словно пьяный! То ли потому, что столько времени провёл здесь, где не пахло вовсе ничего, то ли сама она, эта земля, была какая-то такая этакая, с эльфийским колдовством.

И вдруг навстречу эльфийской песне раздался звук — как будто затрубили охотничьи рога, или запели трубы.

Такое он слышал один раз: когда Проклятые пришли разорять их прежний дом. Так пела женщина с тяжёлыми грудями и тонкой талией, когда она велела лесу расти и разорвать своими корнями неприступные стены Утумно. Эта песня не убивала, как песня Душителя, не заставляла прижаться к земле и дрожать от страха, как песня того, что на коне. Она как будто даже придавала сил — просто всем сразу: и ему, и волкам... и лесу.

Эльф вскочил на ноги, запел иначе — окликая, зовя неведомого музыканта — и музыка ответила.

От неё пахло теплом и летом, мокрым осенним лесом и весенней травой, щедрой землёй, палой листвой, грибами, спелыми яблоками...

От запахов немного кружилась голова.

— Эльф! Эльф, кто это?

— Не знаю, — ответил тот. — Но скоро узнаем. Он... нет, они — они идут сюда. Навстречу нам. На встречу с нами.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Ещё одна проходная, но нужная глава - подготавливает к встрече с вотэтоповоротом.

Анончик, спасибо за главу!

▼Вопрос автору. Кто не хочет знать спойлер про воэтоповорот, тот не смотрит!⬍

Это энты, да?
Я их люблю!)))

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Дорогой автор, большое спасибо за текст! 

▼Вопрос автору. Кто не хочет знать спойлер про воэтоповорот, тот не смотрит!⬍

Это энты, да?
Я их люблю!)))

Ответ анону.

▼Под спойлером продолжение размышлений о том же вотэтоповороте⬍

Анончик, классное предположение! Кстати, "спелые яблоки" из описания наводят на мысль, что это могут быть жёны энтов. Потому что за плодовые деревья отвечают они.

Отредактировано (2023-08-11 12:28:13)

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

▼ответ обоим анонам⬍

Это энты, да?

Обоего пола, да.
Мне в какой-то момент наглючилось, как энты и их жёны остаются в поехавшем Дортонионе и отчаянно не дают ему умереть... пока сами не гибнут. Потом я понял, что такой вариант меня не устраивает и я поправил его в более позитивный (и заодно обосновал для себя, зачем отвоёвывать этот пиздец), но энты таки остаются до последнего

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

▼ответ обоим анонам⬍

Обоего пола, да.
Мне в какой-то момент наглючилось, как энты и их жёны остаются в поехавшем Дортонионе и отчаянно не дают ему умереть... пока сами не гибнут. Потом я понял, что такой вариант меня не устраивает и я поправил его в более позитивный (и заодно обосновал для себя, зачем отвоёвывать этот пиздец), но энты таки остаются до последнего

Йее, мы правильно прочитали подсказки.

Анон

Re: Толкин fest [творчество]

Не знаю, насколько мне удалось описать энтов. Пока ничего интересного не происходит, но произойдёт обязательно. В следующих главах - общение с энтами, небольшой кусочек Валинора, ещё больше энтов и Лэйтиан.

▼11. Финрод⬍

Песня звучала и отражалась, и Инголдо почти потерялся в ней, не зная, с кем говорит и о чём. Его собеседники не спешили себя называть; они рассказывали о себе, да — о своих трудах, о своих заботах. О том, что утром не видно солнца, а ночью луна сама на себя не похожа, что зимние холода только убивают, но не приносят мягкого одеяла снега. Что там, где есть снег — деревья не сбрасывают листья, и ветки ломаются под его тяжестью.

Бесконечный, выматывающий всю душу плач об искалеченной земле.

Он не знал, что им ответить. Он пробовал обещать свою помощь, конечно — но собеседники не могли не услышать, насколько он в себе не уверен. Да, он мог сделать еду съедобной, а воду — пригодной для питья, но здесь речь шла о куда, куда большем. О том, чтобы снять заклятье со всего края, сделать снова живым всё неживое. Инголдо не был уверен, что такое было бы под силу даже его наставнице, а Элеммирэ искусством не уступала некоторым майарам.

Но главное — он никак не понимал, кто с ним разговаривает! Не люди, конечно — хотя среди них бывали единицы, способные к чародейству, способность эта проявлялась совсем иначе, вот как у Костиана. Не тёмные твари, потому что от пения тёмных тварей не может быть так легко на душе. Но и не эльфы — хотя сходство было немалым, язык и форма песни собеседников были совсем другими, непривычными.

— Они идут сюда, — сказал он.

— Кто?

— Не знаю. Они, — пожал плечами Инголдо. — Хотят поговорить с нами.

— О чём?

— О... о том, как спасти это место, — с некоторым трудом подобрал он слова. — Понимаешь, они не хотят уходить. Они здесь были всегда, ещё когда не было людей. И они любят этот край.

— Любят... как можно любить землю, эльф? — Волчонок покрутил у виска пальцем. Жест сомнения в умственных способностях, Инголдо его уже выучил. — Она же даже не живая. Ты хоть умри за неё, она даже «спасибо» не скажет, продолжит себе быть, как была, что ты с ней ни делай.

— Разве?

— Думаешь, мне не кажется, что она плачет? — усомнился тот. — Жалобно так, жалко. Как щенок с перебитой лапой.

— Думаю, не кажется. Да, земля не имеет разума, не наделены им ни звери, ни птицы, ни растения. Но это не значит, что у них вовсе нет души...

— Да нет её! — вмешался Бессмертный. — Поэтому и работать с ними просто, жизнь выбил — и работаешь. А со всякими одушевлёнными ещё помаяться приходится. И вообще, опасно. Простите, молодой господин, за вмешательство.

— Я... не про ту душу, с которой тебе доводилось сталкиваться, — сдержал неуместный смех Инголдо.

— А какая ещё может быть? — удивился Волчонок.

— Та, которая плачет. Которая радуется солнцу и теплу весной, которая тянется к небесам. Которая ёжится от холода и спешит укрыться тёплым снежным одеялом. Которую ты чувствуешь, когда гладишь свою собаку и она тычется тебе носом в ладонь. Эта душа.

Задумался. Потом спросил:

— Это то, что под руками, да? Иногда трогаешь рукой дерево, а под ладонью что-то бьётся. Как мелодия. Но не здесь, здесь только горе.

Инголдо кивнул.

— И как эту мелодию можно любить? Хотеть, чтобы она была весёлой?

— Да, пожалуй. Весёлой или хотя бы спокойной. Лишённой боли и печали, — кивнул Инголдо. — А ещё землю можно любить иначе, не за её песню, а за воспоминания, которые она подарила. Так любят люди. Они до последнего сражаются за свой очаг и за могилы близких, хотя им не дано слышать. Они любят память, заключённую в дереве и камне, в работе своих рук, в могилах своих близких.

— И умирают за память?

— Да. Или живут ради неё.

— Тупо как-то. Память же никуда не денется.

— Как же, не денется? Умрёт человек, уйдёт эльф — вот и памяти не стало. А дом стоит, свет горит — и пока он стоит, будет жить память о тех, кто его построил, даже если их имена забудутся. Поле помнит того, кто распахал его и засеял. Река — того, кто запер её плотиной и опоясал мостом. Камень помнит того, кто обтесал и приручил его, и дерево — того, кто дал ему новую жизнь после краткой смерти.

— А если раскопать могилу, можно, пожалуй, узнать, как одевались люди, чем работали и что считали ценным, люди же хоронят всякую утварь вместе с трупами, — согласился Волчонок. Мыслил он... в своём духе. — И тогда даже если пройдёт много веков, память вернётся. Ты прав, эльф.

Он, положим, имел в виду нечто иное, но пока что и этого хватало.

А собеседники были всё ближе и ближе — вот уже слышны стали их шаги: тяжёлые, неторопливые. Звучали они странно — словно целая роща скрипела под сильным ветром, гнулась, но не ломалась, словно гигантские камни падали с небес на землю. Даже по следам было понятно, что собеседники должны быть гигантами — но слышать их шаги, чувствовать, как дрожит под их ногами земля... совсем другое дело.

Наконец, показались.

Их было трое, схожих между собой и всё же различных, похожих... похожих на тот облик, в котором владыка Ульмо всегда корил Инголдо за торопливость. Не человек, не эльф, не дерево — а нечто среднее, почти уродливое, но гармонично-прекрасное. Одеты они были только корой, но не казались нагими; их волосы походили на множество тонких ветвей, но оставались волосами. Пальцев у них было много, куда больше, чем полагалось детям Единого — но и это не мешало их правильности и оставалось по-своему красивым. У мужчины на грудь спускалась серебряная борода, похожая на ленты лишайника; у женщины среди её волос-ветвей цвели цветы, огромные и яркие. А третьим был ребёнок — определённо ещё ребёнок, и ростом меньше, и тоньше, и волосы у него пока не отросли и стояли дыбом, жёсткие и непослушные.

Они подошли ближе, и Инголдо разглядел, как у них глаза. Огромные зелёные колодцы, в которых мерцали тысячи золотистых искр — мерцали и гасли в глубине, где за радостью скрывалась вековечная печаль. Такие глаза были у валиэ Йаванны. Не её ли это дети, о которых говорили неясные легенды времён Великого Похода?..

— Вы... пастыри лесов? — спросил он тихо.

— Эй, nadilar! — поприветствовал их низким голосом мужчина.

Забавно: Балан никогда здесь не бывал — а его любимое словечко вот оно, живёт. Конечно, это логично, талиска ведь, но всё равно забавно. И сердце щемит немного. И само словечко забавное: так можно обратиться к другу, любимому... а можно — к соседу, что проснулся за пару часов до рассвета и решил, что если уж он не спит, то никому не надо спать. Что-то подсказывало Инголдо, что они все подходили под третий вариант.

— И вам привет! — вперёд шагнул Волчонок. — Кто вы такие? Что вам от нас надо?