— Командир, у ворот крепости собрались атани. Просят твоего суда. Пустить их?
Маэдрос и Маглор оторвались от своих подсчетов и обернулись к дружиннику. Он занес в комнату запах снега, и его зеркальная кольчуга помутнела в тепле.
— Проводи их во двор, Айрион, я сейчас, — ответил Маэдрос, затем потянулся и обратился к брату. — Пойдем со мной, Кано. Ты лучше понимаешь их язык.
— Сюда бы Куруфина, — усмехнулся Маглор. — Он бы через месяц и словарь составил, и грамматику. Гномы сами его благодарили за описание кхуздула. Или Финрода — он всегда чувствует, что хочет сказать собеседник, даже когда тот не находит слов. Но их здесь нет, а я к твоим услугам, — он подхватил плащ и последовал за старшим братом.
На промерзлой земле крепостного двора толпились десятка три вастаков. Этот народ перебрался через горы в конце осени и мало походил на тот, что ушел за Финродом. Они были невысокие, темноглазые, охотились с маленькими луками и длинными кривыми ножами. Защиту и покровительство эльдар приняли сразу. Вастаки гнали с собой стада овец, умело выделывали шкуры и с радостью меняли их на нолдорскую сталь. Почти каждый вастак был в теплой одежде из овчины. Аданет замотались платками по глаза — день был морозный. На смуглых лицах — робость и волнение. Возглавлял толпу осанистый человек в потрепанной лисьей шубе. Это был Бардах, старейшина племени, который уже не раз встречался с лордом Химринга и даже немного понимал квенья.
Для лордов посреди двора поставили кресла. Дежурная стража встала по бокам. К ним то и дело присоединялись любопытные и не занятые работой эльфы, пока за спинами лордов не собралась добрая треть населения крепости. Наконец, Маэдрос жестом подозвал вождя людей и старательно выговорил на их языке.
— Приветствую тебя и твой народ, Бардах. Какая беда привела тебя на Химринг?
Бардах сделал несколько шагов вперед, затем стянул шапку. Волосы его уже начали белеть — по меркам людей он прожил немало. Он пощупал бронзовый с золотом знак вождя на груди, а потом вдруг вскинул руки и зычным голосом возгласил:
— Не милости твоей прошу, князь, но справедливости! Великую обиду нанес мне кузнец Уланг. Злодеяние учинил над моей дочкой, избил ее до полусмерти.
Седой вастак вывел из толпы соплеменников аданет и размотал плат. Женщина была молода, с густой блестящей косой, но лицо ее покрывали синяки и кровоподтеки. Правый глаз почти закрылся, опухшие губы мешали ей говорить и стояла она как-то странно, клонясь набок.
— Вчера… вчера набросился, изверг. Насилу вырвалась от него.
Лицо Маэдроса ожесточилось.
— Кто из вас Уланг? — спросил он, глядя на людей.
Толпа вытолкнула вперед широкоплечего мужчину с черной бородой. От него пахло дымом и овчиной. Он держался невозмутимо, но в глаза лордам не смотрел.
— Я Уланг, — пробасил бородатый. — А Маруф, дочь Бардаха, моя жена. Я в своем доме хозяин, могу наказывать. Нечего тут разбирать.
Несмотря на крепкое телосложение, вастак говорил как-то глухо и бесцветно. Маэдрос не разобрал ни слова и попросил Маглора перевести.
— Муж он этой несчастной. Говорит, за проступок наказал, — сказал Маглор с плохо скрываемым отвращением.
— Скажи мне, Уланг, какое преступление совершила твоя жена? Кара была жестокой. Что она сотворила?
— Да ничего не сотворила. Потаскуха она. Спуталась с Рыжим, — тем же безразличным тоном ответил Уланг.
— Па…суха? — повторил Маэдрос. — Кано, что это?
— Не знаю, — пожал плечами тот. — Говорит, аданет запуталась. Я тоже запутался. Уланг, объясни.
— С Рыжим гуляла, говорю. Все знают уж.
— Где гуляла?
— Да не гуляла я, врут твои все! — вдруг ринулась вперед побитая женщина. — А Рыжий Рахх меня силой взял! Подстерег за двором да юбку задрал, долго ли... — тут вастачка начала плакать, и отец шикнул на нее.
Маглор сдвинул брови.
— Нельо, я понял, что произошло. Эта женщина стала женой другого человека. Точнее, он насильно ее… покрыл.
Маглор использовал глагол, обозначавший случку животных, потому что подходящего слова для эрухини ни в квенья, ни в синдарине не было. Маэдрос промолчал. Эльфы за его спиной пораженно зароптали, но тоже утихли.
Словно пытаясь воспользоваться заминкой, из группы вастаков вырвался еще один. На этот раз соплеменники не подталкивали его, а пытались удержать, но не смогли. Тулуп на нем был худой, а волосы отливали медью.
— Да люблю я ее, князь! Отдай мне Маруф! Я к ней сватался, но старик не отдал, мол, беден ты, Рахх, выкуп не соберешь, — он так тараторил, что Маглор едва успевал переводить. — И она меня любит. Любишь меня, скажи? — рыжий вастак хотел схватил женщину за руку, но та шарахнулась в сторону. Стражник-нолдо шагнул вперед и опустил копье, отгораживая Рахха от Маруф. Рахх понимающе поднял руки и отступил.
— Да мне дела нет, силой или сама к нему бегала. Я ведь ей вреда-то и не хотел, — пробубнил бородатый Уланг.
— Так зачем же руку поднял? — сурово спросил его Маэдрос.
— Понесла она от Рыжего, видно. Мается по утрам, от еды нос воротит. Ну я и прибил, чтобы выкинула. Больно мне надо ублюдка нагулянного кормить.
Маэдрос опять непонимающе повернулся к брату, но Маглор беззвучно открывал рот, как будто ему не хватало воздуха. Его серые глаза потемнели, пальцы стиснули подлокотник кресла. Тишина стала невыносимой. Наконец, брат овладел собой и четко произнес на квенья:
— Он избил свою жену, чтобы убить нерожденного ребенка.
Среди эльдар пронесся вздох ужаса.
Вастаки загалдели все сразу, даже те, что стояли сзади. Какая-то женщина указывала на Рахха и кричала. Вождь размахивал руками и призывал к порядку. Угомонил всех гневный голос Маэдроса:
— Хватит! Я услышал достаточно.
Лорд Химринга поднялся и оглядел толпу сверху.
— Вы пришли на земли эльдар в поисках дружбы и защиты. Все это я обещаю тем, кто готов жить по законам эльдар. А кто хочет жить по орочьим законам, пусть убирается к оркам. Ты, Уланг, должен покинуть мои земли завтра на рассвете. Можешь взять коня и охотничье оружие. Мои воины проследят, чтобы ты не появлялся южнее Маглоровых врат.
И снова загудели вастаки, и нолдор не сдерживали более возмущения. Уланг вдруг потерял самообладание и полез драться со стражей. Среди шума Маэдрос почувствовал легкое касание чужой мысли.
«Нельо, оставь аданет в крепости. Ей целитель нужен».
«Я распоряжусь. Что-то ты бледен очень, брат, иди в тепло и выпей вина».
* * * * *
Пока выпроводили вастаков и обсудили виденное, короткий зимний день скатился в сумерки. Хозяин крепости обошел караулы, затем проверил, как устроили женщину. Старшая целительница Лайквэн подтвердила, что плод в утробе погиб.
— Первый раз такое вижу, — добавила она, качая головой. — И первый раз слышу, чтобы Макалаурэ Златокователь не мог подобрать слов.
— И я тоже. Где он?
— Наверху.
Маэдрос поднялся в покои, где работал днем. Комнату затопил стылый полумрак. Маглор сидел у стола, но почему-то не зажигал огня. Очевидно было, что он последовал совету: запах вина Маэдрос почуял с порога.
— Нельо, Нельо, что же это? И это Вторые дети Эру? У тебя собаки на псарне живут лучше.
— Враг добрался до них давно, — сказал Маэдрос, затапливая камин. — Его умысел здесь. Всякое искажение — его умысел.
— А нам-то что делать, выпалывать семена зла? «Научить всему, что знаем сами. Раскрыть красоту неограненных самоцветов…» Или как там кузен Финдарато говорил?
— Именно так. Дело врага нолдор рядом с собой терпеть не будут, или я не знаю нолдор. Мы перевоспитаем этих атани.
— Или они – нас, — задумчиво произнес Маглор. — Может, и мы детей изводить начнем.
Он перевернул пустой кубок над картой Белерианда. Красные капли упали на надпись «Менегрот» и чернила в букве «М» поплыли. Затем повалился на лавку со стоном.
— Я не могу поверить, Майтимо! Мои руки по локоть в крови, я сам преступник, я убивал сородичей, но это… Ты можешь представить, чтобы эльда ударил свою возлюбенную? Убил дитя в ее чреве? Только орки так поступают! Искажение проникло в самую суть. Перевоспитать орка невозможно. Можно лишь подарить ему милосердную смерть.
Маглор пошарил под рубашкой и вытянул два кольца на длинной цепочке, золотое и серебряное. Покрутил их перед глазами, ловя отблески каминного пламени. И этот жест, и обращение по материнскому имени были признаком глубокой меланхолии.
— Не знаю, как прочно сидит в них искажение, но на своей земле я его не потерплю, — твердо сказал Маэдрос. — Атани могут стать нашими союзниками в борьбе против Моргота. В том числе против Моргота в их душах.
— Ты не переделаешь их в один день, Майтимо. Если будешь слишком круто насаждать законы эльдар, они возмутятся и уйдут подальше от твоей опеки. А позволить им жить по своим обычаям ради военного союза — это сделка с совестью. Что бы ты ни выбрал, все на руку Тьме.
Голос Маглора стал ниже и печальнее, и он продолжал, не ожидая ответа.
— Так вот для кого валар уготовили Арду. Сманили эльфов в Аман, чтобы мы не мешали Вторым детям совокупляться, как звери, и как звери же пожирать собственное потомство. А ведь мы знали, что валар поощряют повторный брак. Не женись дед на Индис, нас бы здесь сейчас не было…
— Ты чьи слова повторяешь, а? — подскочил Маэдрос. Он навис над братом и заглянул в глаза.
— Отцовы.
— Нет, не отцовы, — скзвозь зубы прошипел старший. — Вражьи это слова! И не женись дед на Индис, висеть бы мне поныне на Тангородриме!
Маэдрос схватил брата левой рукой за челюсть и сжал. Брат в отчаянии смотрел на него, но не сопротивлялся. Внезапно за стеной что-то лязгнуло и послышались голоса. Словно опомнившись, Маэдрос отдернул руку. Маглор выдохнул и указал глазами на дверь. Старший выглянул в коридор: там дружинник Айрион преграждал путь вастачьему вождю.
— Опять к тебе рвется, командир. Вот неуёмный! Говорю, занят лорд, завтра приходи, а он одно твердит: «князя подававай».
— Пусти, — со вздохом сказал Маэдрос.
— Пощади, пощади, добрый князь! — едва переступив порог, Бардах повалился в ноги лорду. — Суд твой суров! Ежели так судить, у нас в племени и мужиков не останется! Кто жену не проучит порой, нешто всех изгонять? Ну да, Уланг норовом крут, зато кузнец он умелый, даже и ваши его хвалили. Зима впереди, каждая пара рук на счету…
— Чего же ты хотел, когда ко мне шел за правосудием, а? — теряя терпение, перебил Маэдрос. — Что по вашему закону за такое полагается?
— А хоть бы виру назначил, добрый князь. И ему урок, и племени не ущерб. За убитого мужа родне сорок соболей дают, за бабу двадцать. Так не насмерть убил ведь, хоть бы двадцать белок…
Маэдрос схватил старика за шиворот шубы и встряхнул так, что тот задохнулся и умолк. Затем наклонился к самому лицу, и отчетливо проговорил:
— Скажи своим, что лорд Маэдрос решений не меняет. Прямо так на квенья и скажи, пусть привыкают. И еще передай, чтобы завтра всех детей от 6 до 12 лет в крепость привели. Учить их будем нашему языку. А то мучение одно с вами объясняться.
Когда железная хватка лорда ослабла, седой вастак часто закивал и, не разгибаясь, попятился к выходу. Маглор снова сел и беззвучно рассмеялся.