Первым делом они приехали в «Ритц», где им предстояло оставить свои вещи и переодеться, поскольку в Париже было намного теплее, чем в Эдинбурге, а потому Николас, когда вошел в их люкс, сразу же снял с себя пальто и сменил его на более легкое.
Что помешало человеку, который не час назад решил полететь в Париж, сразу одеться по погоде (учитывая, что по Эдинбургу он все равно разъезжает на своей машине или по крайней мере такси) - непонятно.
— Вам стоит чаще сниматься для журналов.
— Посмотрели мой инстаграм? — Николас обернулся и взглянул на Альберта, а затем поправил волосы и сменил очки на солнечные.
— Я все думал, почему же ваше лицо кажется мне таким знакомым, а потом я осознал, что видел вас на страницах «Vogue».
И швец, и жнец, и в Вог снимец
— Это было много лет назад, мистер Саттон. Достаточно, чтобы стать небылью.
— Скромность украшает невинных дев.
— Мне было семнадцать. Я и был невинным мальчиком. — Николас усмехнулся. — Возьмём кофе и пойдём гулять? У нас достаточно времени. Я бы хотел посмотреть старинные открытки.
А теперь заматерел, взялся за скрипку и шейкер...
— Я не могу себе представить красоты, не связанной с несчастьем¹, — будто себе под нос произнес Саттон. — Покажите мне ваши любимые места.
— Могу ли я показать вам весь Париж?
— Тогда нам придется здесь остаться, — засмеялся он.
— Может быть, иногда приехать и остаться — лучшая идея. Я покажу вам мой Париж. Если вы знаете о моей матери, значит, знаете и о том, что я жил здесь много лет?
— Да. А потом вы соскучились по холмам и озерам?
— Возможно, мое шотландское сердце захотело обратно. Когда все дороги ведут в никуда, настаёт пора возвращаться домой.
Я думаю, эта работа заслживает конкурса на самый пафосный диалог.
— Значит, ты учился здесь в университете? — Николас перешёл на французский, а затем забрал их стаканчики и протянул один Альберту.
— Я проходил курс в Академии изящных искусств, — ответил ему Альберт также на французском.
Николас отпил свой un crème и улыбнулся.
Что, даже сносок не будет? А уж какая религия помешала автору написать по русски не только речь героев, но и un crème - загадка дыры.
Вставлю полностью, чтобы каждый мог прочувствовать химию между героями:
— Вот оно что. И нравилось тебе жить здесь? Стал ли ты парижанином? Ведь парижанин не совсем француз.
— А как ты считаешь? — с улыбкой спросил его Саттон.
Клауд с интересом на него посмотрел, положил ладонь Альберту на грудь и погладил лацкан его пиджака.
— Изящный, статный. Возможно… Из Латинского квартала, живущий на последнем этаже в очень парижской квартире.
— Невозможно жить в Париже и не стать парижанином. В противном случае, это лишь пребывание.
— Некоторые, кто живёт в Париже, так и не познают «искусство жить».
— Согласен. Можно всю жизнь гостить в городе, но не стать его частью.
— Верно.
Николас снял очки и Саттон мог заметить, насколько необычны его серые глаза. На солнце в них словно играли золотые блики. Альберт сделал глоток café français с добавлением коньяка и внимательно посмотрел на своего спутника.
— Ты очень красив, Николас.
— Благодарю, Альберт.
Клауд наклонился и коротко поцеловал его губы. Саттон буквально на секунду замешкался, а потом ответил на поцелуй. Николас легко отпрянул и также легко улыбнулся, беря Альберта под руку.
Почувствовали? Вот и я не очень..
И тот самый "поцелуй на четверых" в конце. Да, типичная ошибка, когда начинающий использует все синонимы, чтобы обозначить персонажей, потому что иначе их не различить. Пока читаю очень сильно путаюсь в диалогах, ведь говорят они одинаково. Больше похоже на нарциссический самодроч автора.
— Пора приветствовать Париж.
— Откуда ты хочешь начать?
— С самого сердца этого города. С самого сердца для меня, — намекнул Николас.
Учебник по языку вновь врывается в чат
Вот тут просто максимально душно. Мне уже лень говорить, что люди так просто не говорят, вообще не говорят, тем более влюбленные.
— Я нашел ориентиры. У каждого есть свои демоны, Николас.
— Знаю. И у каждого свой храм в душе, который он возвел из огня и пепла.
— Под золотыми сводами дворца Гарнье?
...
— Точно. Нет ничего прекраснее, чем быть там, где царит искусство. — Николас взял его за руку вновь, когда Альберт сел. — Здесь моя пристань среди бушующих событий и чувств.
И да, я не хочу наслаждаться этим языком в одиночестве.
Николас посмотрел ему в глаза, а затем протянул руку и мягко коснулся щеки. Она была тёплой, словно согретой парижским солнцем.
Не словно, а согрета. Вы ж сами наслаждались солнцем пару абзацев назад.
До этого Саттон казался ему холодным, а на деле был живым человеком
Неужели он на самом деле не зомби и не болванчик, который просто говорит заученными фразами? Некрофилия явно добавила бы работе "живости"
Николас запустил пальцы в волосы на затылке Альберта, все также смотря ему в глаза. Клауду казалось, что он слышал музыку времени вкупе с бьющимся сердцем, с насыщенными пассажами, то стремительно рвущуюся, то нисходящую.
Он там не оглох за звуками времени и пассажами сердца?
— Carpe diem?
— Mea culpa, — ответил Николас, касаясь дыханием его щеки.
Да, это мы должны понять без сноски. Видимо, автор понял предъявы к сноскам неправильно и решил, что читатели сделают все за него. Ну что ж...
1 - Лови момент? (словацкий)
2 - Моя вина. (румынский)
Гугл так сказал, а что имелось ввиду - а ну хер его знает (с)
Запустив пальцы в волосы Клауда, Саттон продолжал ласку, доводя каждое движение до идеала. Так касаются мрамора, лаская застывший лунный свет в камне, ласкают лепестки нежного и хрупкого цветка, который может уничтожить любое слишком чувственное прикосновение.
Единственными прикосновениями к мрамору в работе было то, как Николас протирал мраморную стойку ссаной тряпкой в чайной/кофейной/баре/гдеонтамработает. А если он облапывает скульптуры в музее, то у меня для аристократа-искусствоведа плохие новости.
Николас тихо выдохнул, приоткрыв рот, касаясь губами кожи Альберта. Это было похоже на прелюдию и любовный акт одновременно.
Поцелуи вполне себе прелюдия, но любовный акт посреди Парижа - это прям иллюстрация к "Вы еще потрахайтесь прямо тут". Еще раз хочу уточнить, точно ли герои вышли из пубертата? Хотя исходя из предположения, что это ролочка автора и соавтора, то кажется, что нет.
Клауд посмотрел на него совершенно осознанно, несмотря на то, что было между ними мгновение назад.
А что, после поцелуя принято терять сознание? Он же вроде только в 17 был невинным мальчиком, чего теперь-то бубнить?
Затем на его губах появилась улыбка, чуть более довольная, чем прежде.
— Le baiser est la plus sure façon de se taire en disant tout².
К этому, к счастью, есть авторская сноска:
«S'envoyer en l'air» имеет переносные значения, а именно: заниматься сексом, ловить наркотический приход, кайфануть, полетать. Дословный перевод — отправиться в воздух. Николас играет значениями.
Хотя, погодите, снова самому переводить, к чему там Николас трипы и секс преплел. А еще интеллигенция называется. Вольный гуглоперевод:
Поцелуи - самый верный способ молчать, говоря все (французский)
Тема травки не раскрыта! Как и секса! Требую обратно свои деньги время
По пути Саттон рассказывал множество интересных историй из собственной жизни и из книг, которые когда-то читал. Он совсем не походил на того человека, которым был в университете. И Николас слушал его с удовольствием, периодически что-то спрашивая и улыбаясь-улыбаясь-улыбаясь.
По-моему, на парах что Саттон все так же рассказывал, что Николас все так же слушал, задавал вопросы и обсуждал. Никаких изменений, о которых пишет автор, не вижу.
Ему было очень хорошо и так легко в городе детства и юности, где дышалось полно и привольно.
Да и в Эдинбурге вроде никаких проблем не было. По крайней мере я не припомню никаких моментов, где он бы хаял свою работу, сам город или универ. Конечно, посещение города детства - это всегда ностальгия и легкость, но в этом предложении оно совсем не раскрыто, хотя потенциал был.
Когда они решили немного замедлиться, то вошли в старинную лавку. Лицо Саттона тут же преобразилось. Он осматривал вещи не как случайный посетитель, а как профессионал, точно знающий, что он хочет найти. Николас прошел в сторону стеллажа со старинными открытками и картами — он много лет коллекционировал редкие экземпляры, собирая и подшивая, и это собрание хранилось в его парижской квартире, о которой он пока ни словом не обмолвился.
Он еще и коллекционер, господи, остановись, человек-швейцврский нож!
Там же в лавке они заговорились у бюста Венеры
— Стоит быть очень осторожным с тем, каких Богов вы приглашаете к себе в дом, — шепнул ему на ухо Альберт.
— Жаль, не пригласишь лишь одного, — с притворной грустью ответил Николас.
— А кого бы вы хотели видеть вашим гостем? — он склонил голову на бок.
— Две трети года на Олимпе, треть в его царстве.
Отсылка понятна, но связи с предыдущей фразой нет совсем. Автору, который так любит просить "правильный вариант", подскажу: можно было бы начать с того, что не его Николас хочет видеть своим гостем, а сам бы стал гостем в его царстве. Да, перед этим он упоминает, что этого бога не пригласить, но смысла последней фразе диалога это не придает.
Николас обернулся к Альберту и взял его ладонь в свою, увлекая Саттона в сторону дальних стеллажей. Альберт шел за ним, бесшумно ступая.
Если лавка старинная, то бесшумно ступать по ней вряд ли возможно.
— Тьма может стать как союзником, так и врагом.
Саттон положил руку ему на талию и мягко притянул к себе. Николас провел языком по его губам.
— Только если не ты сам — тьма, — выдохнул Клауд.
— А как ты думаешь?
Саттон поцеловал его с чувством.
Каким чувством? Между ними нет чувств, это перетирание двух картонок, на которых накидали всех возможных увлечений автора, доведенных до абсолюта. Они не люди, они неживые кадавры. Уже сорок страниц два трупа труться друг об друга и все молчат.
И вместо автора, который против порно и пошлости, еще раз укоризненно скажу "Вы еще потрахайтесь прямо там в лавке".
Николас ему уже не ответил, запустив пальцы в его волосы. В поцелуе Клауд упивался мгновением сполна. В действиях Альберта не было похоти, лишь чувство в своей самой невинной и прекрасной форме.
Аааа, ну если не было похоти, то можно, простигосподи.
Николасу казалось, что он чувствовал Альберта всем телом, хотя они оба не были даже обнажены. В этот момент Клауд его обожал, приглашал, вожделел на уровне самых глубоких ощущений.
Самые глубокие ощущения в человеке - это желание поспать и пожрать. Ну и поебаться, естессна. Но написать "поебаться" религия мешает, так что пусть будут ощущения.
Он испытывал свою великую вину, первородный грех, искушаясь и поддаваясь этому соблазну. Каждым своим движением Саттон словно приоткрывал перед ним завесу величайшей тайны.
Так он же был невинным в 17, а сейчас уже вроде вырос, какой нахуй грех, какие нахуй тайны..
Николас отстранился, чтобы расстегнуть пуговицу на воротнике Саттона, а затем припал губами к его шее, чувствуя языком «Фаренгейт» и его кожу.
Духи на спирту "на язык" все горькие. Я бы так не радовалась илитным духам любовника, если ты определяешь их на вкус. Хотя такая диета немного объясняет отрешенность от мира героя.
Прикрыв глаза, Альберт наблюдал за ним из-под густых ресниц. В этот момент он впервые прочувствовал, что Николас пойдет за ним до конца. Клауд обвил его пояс руками, прижимая к себе так, как прижимают самых близких, самых желанных, с которыми хотят стать одним целым больше, чем в постели. Объятие Николаса было крепким, словно он хотел врасти в Альберта сквозь ткань костюма, кожу и собственные кости, сплестись с ним, как деревья сплетаются корнями. Надолго. Навсегда.
Какие-то цитатки из лыров поехали. Вот про густые ресницы максимальное клише. Неужели Лорка и Тарт тоже так пишут? Ну просто, обычно автор же хоть немного, но копирует то, что читает. И это не преступление, особенно когда начинашка и ищешь свой стиль. Но в данном случае такое ощущение, что и редакторские, и художественные книги прошли мимо автора и в голове осталось ровно ничего.
— Я видел здесь прекрасные гравюры, — произнес Альберт, лукаво подмигнув Николасу.
— Так покажи мне их.
Почему, почему он именно этими словами ответил? Почему не просто "Покажешь?". Это и то звучало бы не так всрато.
— Знаешь, чей бюст — единственный — я купил когда-то? — с улыбкой произнес Николас.
Альберт поднял брови и с интересом посмотрел на Клауда.
— Венеры Италийской.
— Хороший выбор.
— Только вот, — Николас тихо засмеялся, — у нее ушло пять лет на то, чтобы подсказать путь к тебе.
Господи, вы знаете друг друга от силы неделю, какой к чертям путь? Или это первая подростковая любовь, которая сразу великая и на всю жизнь? По-моему в их возрасте уже можно понять, что все их действия были пропитаны исключительно возбуждением. Потрахайте друг друга и перестаньте уже трахать мозг читателя, пытаясь убедить его, что между вами есть что-то большее.
— Но то, что было в Париже, остается в Париже? — Клауд взял его ладонь в свою, внимательно глядя Саттону в глаза.
— И почему люди так любят ставить рамки, — притворно вздохнул Альберт.
— Значит, мы расширим их настолько, что весь мир не будет ограничен. В рамках одной Вселенной.
— И создадим свои.
То есть в ответ на возмущение мужчины рамками ты предлагаешь:
1) расширить рамки
2) создать новые рамки
???
Николас кивнул, затем закрыл глаза, провел ладонями по лицу, а затем пустил пальцы в свои волосы, как если бы стоял под душем. Он открыл глаза и посмотрел на часы, что висели над входом. Без очков его глаза были большими, насыщенного серого цвета, как асфальт после дождя, и пронзительные. Смотрели в самую душу, под кожу, к ребрам и до сердца.
Он смотрит на часы. Неужели твою душу заключили там? Просто скажи, что да и что на самом деле ты нормальный. Моргни два раза!!
— Создадим свой мир, Альберт. Целый мир.
Ну и пафосная концовочка в духе "Добро пожаловать в мой мир, Анастейша" (с) Да, я тоже могу в отсылочки, сносок делать не буду, пусть гуглит, когда непочитает